Страница:
– Но я все равно прошу прощения за то, что не видела куда иду. Мысли были заняты другим.
– Чем, интересно знать? – спросил Найтли и, сложив руки на груди, прислонился к стенке и посмотрел на Аннабел сверху вниз.
И этого оказалось достаточно, чтобы мир покачнулся на своей оси. Прямо под ее ногами.
Потому что Найтли задал ей вопрос. О ней самой. О том, что у нее на уме.
И как она должна ответить?
– Да просто наслаждаюсь вечером. А вы? – спросила она, пытаясь сделать вид, будто постоянно разговаривает с неотразимыми джентльменами и при этом ничуть не нервничает. Хотя каждый нерв в ее теле приятно подрагивал. Подумать только, она, в темноте и уединении, беседует с самим Найтли! И к тому же вовсе не о газете!
– Вечер был… интересным, – заметил он.
– Чем именно? – осведомилась Аннабел. Она все еще задыхалась, хотя по другим причинам.
– Иногда жизнь делает странные повороты, не находите? – заметил Найтли. Она не совсем поняла, что он имеет в виду. Но фраза идеально подходила к моменту.
– О да, – ответила она.
Аннабел не знала, какие боги соизволили устроить это удивительное стечение обстоятельств. Но она была счастлива. И полна надежд. И горда тем, что попыталась. Это ее награда!
Ах, если бы только она могла продлить момент…
– Сегодня герцогиня превзошла себя, – продолжал Найтли. – Но нам лучше вернуться, прежде чем…
– Кто-то заметит наше отсутствие, – докончила Аннабел, возможно, слишком горячо. Впрочем, она не возражала против того, чтобы ее застали в компрометирующей ситуации. Вовсе не возражала.
– Или прежде чем кто-то, имеющий менее благородные намерения, нападет на вас в темном коридоре. Не желаю, чтобы какая-то опасность грозила моим Пишущим Девицам, – объявил он, осторожно сжав ее локоть и направляясь к бальному залу.
Аннабел только слабо улыбнулась, гадая, так ли уж грешно желать, чтобы намерения джентльмена были не такими уж благородными.
Глава 6
Кофейня «Галлоуэй» была полна мужчин всех сословий. Посетители пили кофе и просматривали разложенные на столиках газеты и журналы, посвященные спорту. Здесь велись беседы, серьезные и непристойные. В воздухе висел табачный дым, сильно пахло кофе и слышался шелест страниц.
У Найтли вошло в привычку каждую субботу посещать кофейню в компании Питера Драммонда, драматурга и владельца театра, бывшего его товарищем по несчастью еще в Кембридже, и их общего негодника-друга Джулиана Гейджа, актера, больше известного своими романтическими похождениями, чем драматическими талантами.
В конце концов, клуб «Уайтс» вовсе не спешил принимать друзей в свои ряды. Для того чтобы стать его членами, у них не было ни благородного происхождения, ни положения, ни богатства, ни связей, необходимых для доступа в подобный круг избранных. Вместо этого их клубом стал «Галлоуэй».
– Женщины, черт побери, никогда меня не слушают, – пожаловался Драммонд, не поднимая глаз от газеты, и в полном отчаянии схватился за седеющие волосы. – Клянусь, если я попрошу девушку выбираться из тонущей лодки, она скорее всего запротестует.
– Это относится к чему-то определенному, или остается давно известными сетованиями на то, что женщины не слушают советов человека, который зарабатывает на хлеб насущный сочинительством историй? – небрежно поинтересовался Найтли, перед которым лежал экземпляр «Кобботс политикал реджистер».
– Я пишу пьесы. И твоя матушка оторвала бы тебе голову, узнай она, как пренебрежительно ты отзываешься о театре! Если хочешь знать, я недоволен твоей Дорогой Аннабел! – ответил Драммонд, рассерженно потрясая газетой.
Найтли спокойно поднял бровь. Разговор принимал неожиданный и, возможно, непредсказуемый оборот.
– Она последовала моему совету! – торжествующе ухмыльнулся Джулиан, не обращая внимания на злобный взгляд Драммонда.
Найтли нахмурился. Обычно друзья читали театральные рецензии, колонку сплетен и почти ничего другого. Джулиан вообще читал только посвященные ему статьи.
И уж конечно, оба в жизни не читали колонку советов в самом конце рядом с рекламой шляпок, корсетов и чудесно исцеляющих снадобий всех видов и от всех болезней. Это чтиво предназначалось для женщин. А главным развлечением была колонка Дорогой Аннабел, в которой мисс Свифт, воплощение доброты и невинности, раздавала советы страдающим от несчастной любви, неуверенным в собственных силах и так далее, и тому подобное.
Найтли попытался припомнить тему ее последней колонки. Почему она нуждается в советах, да еще таких идиотов?!
– Ой! – вскрикнул Драммонд, когда Найтли вырвал у него газету. Нашел колонку на странице семнадцатой и стал читать с раздражением, поскольку что-то в газете ускользнуло от его внимания, и заинтригованно, ибо это была Аннабел. О чем она могла писать?
«Дорогая Аннабел.
Мое сердце согрето потоком советов от моих верных читателей, ответивших на просьбу дать столь необходимый совет, как мне привлечь внимание некоего джентльмена.
Поверьте, никогда я не получала столько писем. Один читатель пишет, что мне нужно прокрасться в постель джентльмена в полуночный час и устроить последнему весьма непристойный сюрприз! Боюсь, это слишком дерзко, но мы посмотрим, на какие отчаянные поступки я окажусь способна. Нэнси предложила «слегка надушить декольте», а джентльмен по имени Перегрин пообещал сочинить любовные сонеты. Их я должна буду декламировать в присутствии возлюбленного. Перегрин уверяет, что последний будет, несомненно, захвачен столь высокой поэзией.
В десятках писем мне советуют увеличить вырезы платьев. Мои друзья горячо рекомендовали мне так и сделать, и не успела я оглянуться, как оказалась у модистки.
Дорогие читатели! Не знаю, в чем причина: в самом ли платье, в том ли, что я выставила себя напоказ, или в уверенности, которую придало мне обладание столь изящным и модным платьем, однако осмелюсь сказать, что у меня получилось! И хотя мне не удалось заинтересовать объект моей страсти – что за болван! – все же я наслаждалась вниманием других достойных джентльменов! На этой неделе я обязательно переменю весь свой гардероб! Но не удовлетворюсь меньшим, чем истинная любовь! Подозреваю, что для этого понадобится воплотить в жизнь новые планы! Принимаю любые предложения и обещаю проверить каждое!»
Мисс Свифт требует от всех лондонцев совета, как завоевать любовь мужчины?!
Такой Аннабел Найтли совсем не знал. Это не та застенчивая тихая девушка, которая никогда не повышала голоса! Девушка, которая обычно укладывала волосы в узел и одевалась в стиле Незамужней тетушки. Девушка, которая несла очаровательную чепуху, когда они столкнулись в коридоре, и во время всей сцены в полутьме ни разу не заставила его вспомнить о Незамужней тетушке. Совсем напротив. Аннабел, как оказалось, обладала самой соблазнительной фигурой, более подходящей женщине греховной. Открытие отнюдь не было неприятным, хотя ничего особенного не сулило.
Тогда он еще подумал, что в ней произошли некие странные перемены. И теперь его подозрения подтвердились. Немало перемен, причем внезапных, произошло с Аннабел.
Обычно она давала советы относительно приличных манер, способов ведения хозяйства или с присущей ей деликатностью рассуждала о проблемах любовной жизни читателей.
Та Аннабел не употребляла таких слов, как «болван».
Чертовски странно читать колонку милой, красивой невинной девушки и узнавать, что она публично признается в любви к мужчине и просит помощи незнакомых людей, которых совершенно не знает!
Например, таких, как Драммонд и Гейдж. Драммонд, за плечами которого три разорванных помолвки, и Гейдж, который завел бурный роман со знаменитой актрисой Джоселин Кембл, но никогда не отказывался от женской компании, особенно когда женщины так и вешались ему на шею. Причем часто.
Небо, помоги им всем. Особенно Аннабел.
– Думаю, ей стоит послать ему анонимное письмо. Надушенное. В романтическом стиле, – пояснил Драммонд. – Нет ничего лучше силы написанного слова, чтобы обольстить его ум, а за умом последует сердце.
Найтли фыркнул:
– Что за романтический вздор!
– Жалкий вздор! Мой совет был лучше. И именно поэтому она ему последовала, – ответил Гейдж с самодовольной улыбкой.
– Сделать вырез пониже? – презрительно хмыкнул Драммонд. – Очень оригинально!
– Аннабел не нужна оригинальность. Ей нужно то, что сработает, – возразил Гейдж, и Найтли нахмурился. Этот грубиян смеет так фамильярно говорить об одной из его Пишущих Девиц!
Но Гейдж, ничего не замечая, продолжал рассуждать:
– С незапамятных времен женщины выставляли напоказ достоинства своей фигуры, а мужчины являлись рабами низших инстинктов.
Ну, вот, уже и до этого дошло. Идиоты…
– И все же…
Что же иное появилось в Аннабел на балу? Он видел, как она болтала с Пишущими Девицами, а потом вальсировала с каким-то молодым джентльменом. Он и сам столкнулся с ней, всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы определить достоинства ее фигуры. Правда, он не слишком приглядывался к ее глубокому вырезу. Почему? Может, он болен? Нет, с ним все в порядке. Просто у него правило: не заглядываться на женщин-служащих. С самого начала он обращался с ними так же, как с мужчинами. Так гораздо легче.
А может, следовало заметить?
Наверное, следовало. Тем более что это касалось его бизнеса.
Значит, при следующей встрече необходимо хорошенько ее рассмотреть. Ради бизнеса. Ни по какой другой причине, вроде намечавшейся интриги…
– Мы даже не знаем, как выглядит Аннабел, – размышлял вслух Драммонд, поднося к губам чашку горячего кофе. – Ведь некоторые женщины совершенно напрасно следуют совету выставлять напоказ свои достоинства.
– Верно. Если груди слишком малы, или их обладательницы слишком стары, – вторил Гейдж, скорчив гримасу.
– Начинаешь невольно гадать насчет внешности Дорогой Аннабел. Мы ничего о ней не знаем, если не считать того, что она за столько лет не сумела привлечь внимание какого-то типа, – продолжал Драммонд анализировать ситуацию, в которой оказалась Аннабел, причем с той же серьезностью, словно разбирал «Гамлета».
– А вдруг она уже бабушка! – в ужасе пробормотал побледневший Гейдж. – Представить страшно, что я написал письмо чьей-то бабушке, советуя выставить напоказ ее… сами знаете что.
– О, ради бога, – отмахнулся Найтли. – Аннабел молода и красива.
– В таком случае почему этот болван ее не замечает? – фыркнул Гейдж.
– Будь я проклят, если знаю, – пожал плечами Найтли.
Он понятия не имел, кто этот тип, да и, собственно, какая разница, пока история Аннабел увеличивает тиражи. А тиражи и продажи продолжают расти, тем более что эти олухи-читатели совершенно поглощены устройством судьбы Аннабел.
– Молодая. Хорошенькая. Тихая. По-моему, я влюблен, – мечтательно протянул Драммонд.
– Ты даже ее не знаешь, – резонно заметил Найтли, внося давно требовавшуюся логическую нотку в эту безумную беседу. Никто не влюбляется в незнакомых людей. Хотя его отец влюбился в мать с первого взгляда… но такое бывает редко. И ни Драммонд, ни Гейдж в жизни не видели Аннабел.
– Я довольно наслушался. Моим следующим ей предложением будет забыть этого болвана и выйти за меня, – ухмыльнулся Драммонд.
Глава 7
Здание издательства «Лондон уикли»
Сердце Аннабел тревожно колотилось. В любую секунду может войти Найтли, и тогда в животе снова запорхают бабочки.
Он одарит всех бесовской улыбкой, и она невольно представит, что эта улыбка обращена к ней одной… перед тем как Найтли поцелует ее под звездным небом в лужице лунного света… И тогда щеки вновь зальются предательским румянцем.
Но тут Найтли объявит: «сначала леди», она вздохнет, и в этом вздохе выразится целый мир тоски и неудовлетворенного желания.
Все вышеописанное случалось, как по часам, каждую среду ровно в два, когда Найтли встречался с корреспондентами «Лондон уикли».
Однако на этой неделе все изменится. Она уверена. Потому что у нее появился план.
– Аннабел, твоя колонка на этой неделе имеет грандиозный успех во всех гостиных, – объявила Джулиана, вплывая в комнату и садясь рядом с Аннабел.
Она всегда приходила на добрых четверть часа раньше назначенного срока из опасения опоздать, прервать чью-то речь и оказаться в центре совершенно нежелательного внимания. Однако в последнее время Аннабел думала не об этом потенциальном унижении, а о потенциальной магии, которая может возникнуть, если они вдруг окажутся наедине с Найтли.
За Джулианой зашли Софи и Элайза и уселись на места. Остальные корреспонденты прибыли чуть позже, оживленно переговариваясь между собой.
– Лорду Марсдену тоже понравилось, – сообщила Аннабел, не в силах скрыть улыбку.
– Он такой обаятельный повеса, – улыбнулась Софи. – Даже слишком обаятельный.
– Обаятельный и внимательный повеса, который, как оказалось, читает мою колонку, – самодовольно поправила Аннабел. – В субботу днем он послал мне цветы, по тому случаю, что я безмерно обрадовала его, употребив в своей колонке слово «болван». Можете поверить, что я способна на такое? Я сама шокирована!..
– Значит, ты действительно безнравственна, – рассмеялась Джулиана.
– Не стоит забегать вперед, – остерегла Аннабел.
– И не стоит забывать, что джентльмен прислал тебе цветы, – вставила Элайза.
– Розовые розы. Бланш и ее кошмарная приятельница миссис Андервуд не удержались от язвительных замечаний. Бланш и представить не могла, что мужчина вздумает прислать мне цветы. Навоображала себе всякие гадости, на которые я решилась, чтобы заставить мужчину послать мне розы, а потом заявила, что цветы будут лучше всего смотреться в спальне Флер.
– Флер – такое причудливое имя. Я удивлена, как это они… – начала Софи.
– Да, особенно учитывая, что за люди мой брат и его жена, – согласилась Аннабел. – Они ужасно страдают от полного отсутствия воображения. Оригинальное имя племянницы – единственное, что дает мне надежду. Позже я выкрала розы из комнаты Флер и поставила в свою спальню. Хотя и уверена, что по возвращении найду их в спальне Бланш.
– Но ведь это ты получила цветы от джентльмена, – улыбнулась Джулиана. – Завидного и богатого холостяка.
Аннабел просияла. Она провела много часов с иглой в руках, пытаясь увеличить декольте своих унылых старых платьев. Бланш, заметив, чем она занимается, спросила, зачем ей понадобилось выглядеть портовой шлюхой.
«Затем, что портовые шлюхи способны привлечь внимание мужчины. Затем, чтобы я смогла выйти замуж и убраться из этого удушливого дома», – подумала Аннабел, но мудро промолчала. Если бы только Бланш знала о шелковом белье и отличном корсете, который был на ней сейчас для придания уверенности в себе. Аннабел надела его под прелестное голубое дневное платье. То самое, которое заказала во время визита к модистке в тот чудесный день, изменивший всю ее жизнь.
С того судьбоносного дня жизнь в доме Свифтов казалось ей все более невыносимой. А после того, как Аннабел надела на бал шелковое платье, вальсировала с маркизом, получила от него букет розовых роз, поговорила с Найтли с глазу на глаз, она все меньше вспоминала о Старой Аннабел, во всем угождавшей Бланш, и все чаще думала о Новой Аннабел, способной на все.
– Но что это означает сама знаешь для кого? – заговорщически прошептала Элайза.
– О, у меня в рукаве, благодаря любимым читателям, еще немало трюков, – так же тихо ответила Аннабел.
И благодаря наставлениям «Мейфэрской куртизанки», она часами просиживала перед зеркалом и училась хлопать ресницами и бросать страстные взгляды.
Сегодня Аннабел была вооружена и готова: изящное новое платье с бессовестно низким вырезом и пылкие взгляды в сторону мистера Найтли.
Часы пробили два. Сначала часто бьющееся сердце. Потом бабочки. И, наконец, вздох.
Найтли вошел в комнату, и совещание началось, как обычно, с улыбки и задорного кивка в сторону Пишущих Девиц.
Но его взгляд был прикован к Аннабел. Вернее, к определенным частям тела Аннабел. Он постоянно вспоминал о разговоре в кофейне. Низкие вырезы. Советы идиотов. Молодая. Хорошенькая. Тихая. Весьма соблазнительный вид, открытое декольте. Так и хочется протянуть руку. Прижаться губами. Женщина.
Найтли откашлялся.
– Сначала дамы, – провозгласил он, стараясь выглядеть не слишком… рассеянным.
Джулиана пустилась в рассказ о последнем скандале в обществе. Но Найтли не слышал ни слова. Поскольку все время поглядывал налево. Туда, где сидела Аннабел. Иногда ему удавалось оторвать взгляд от очень низкого выреза и поднять глаза на мечтательное лицо девушки. Голубые глаза смотрели куда-то вдаль. Полные розовые губки изогнулись в легчайшем подобии улыбки. Аннабел думала о чем-то другом.
На совещании.
Которое вел он.
Он не потерпит, чтобы его игнорировали.
– Мисс Свифт, вы и ваша колонка стали главной темой беседы в прошлую субботу, в кофейне, – деловито начал Найтли, стараясь сохранять бесстрастное выражение при воспоминании о раздражавшем его разговоре с Драммондом и Гейджем. Будь он проклят, если служащие заметят, насколько сильно Аннабел на него действует. Неприятно уже само упоминание о теме беседы в смешанной компании, да еще и на деловом совещании. Пусть о низких вырезах никто не сказал прямо, все равно это не слишком приятно…
Но он хотел смотреть. Не мог… не… смотреть.
– Вот как?
Вернувшись к действительности столь резким образом, Аннабел устремила на него большие голубые глаза, и сила ее взгляда поразила его. Правда, она немедленно опустила ресницы, но тут же снова подняла. И надула губки, словно сосала лимон. Может, она заболела?!
– Прошу вас быть поосторожнее с советами, которым собираетесь последовать. Не уверен, какое определение вернее для некоторых предложений: идиотские или всего лишь неделикатные, – наставлял он, гадая в душе, когда это успел стать ханжой.
Сегодня глаза Аннабел казались еще более голубыми. Почему он вдруг стал замечать ее глаза? Или всему причиной голубое платье? Разве она, как правило, не носит коричнево-серых платьев?
Он снова стал рассматривать платье Аннабел, вовсе не замечая цвета. Поскольку видел сливочно-белую кожу и соблазнительные холмики над чрезвычайно низким вырезом.
– При всем моем уважении к вам, мистер Найтли, позвольте заметить, что советы эти весьма действенны, – ответила она мягко, но с легкой ноткой вызова.
Сейчас ее губы были сложены совсем как у ангела: шелковистые, сладостные, таинственные и лукавые.
Так и зовущие к поцелуям.
Подобные мысли говорили только об одном: нет, нельзя, чтобы женщины работали вместе с мужчинами. Чертовски отвлекает.
– Колонка Аннабел взяла общество штурмом, – заметила Софи.
К удивлению Найтли, после нее высказался Оуэнс, многообещающий молодой репортер с авантюрным характером, специализировавшийся на уголовных преступлениях.
– Моя мать и сестры больше ни о чем говорить не могут. Мисс Свифт, по их мнению, вам нужно сменить прическу. Я сказал, что мужчины подобных вещей не замечают. На самом деле замечают они…
– Довольно, Оуэнс, – резко перебил Найтли. Если этот негодник упомянет о тех частях тела, что находятся ниже шеи Аннабел…
Найтли снова метнул взгляд влево.
Черт!
Она встретилась с ним глазами, на секунду опустила ресницы и медленно подняла. Захлопала ими и вроде опять надула губки. Как странно. Воистину странно.
– Опять этот вздор насчет обольщения джентльмена? – проворчал Гренвилл. – В парламенте ходят слухи о начале расследования деятельности журналистов в свете ареста и последующего заключения репортера «Лондон таймс». Лично меня волнует, каким образом это отразится на нашем издании.
Найтли вознес благодарственную молитву Гренвиллу за то, что положил конец разговору об Аннабел. И за то, что, сидя на дальнем конце комнаты, он мог сосредоточиться на Гренвилле и повернуться спиной к прелестям Аннабел.
– Хотелось бы знать, коснется ли парламентское расследование только «Лондон таймс» или других изданий тоже? – спросил Оуэнс. – Говорят, каждое издание подвергнется парламентской цензуре перед выходом свет. Лорд Милфорд уволил лакея, заподозрив, что тот продавал его секреты репортерам.
– О, дело обстоит гораздо хуже, – мрачно добавила Джулиана. – Я слышала, лорд Милфорд задал бедному лакею хорошую трепку, прежде чем выкинуть на улицу. Как сказал лорд Марсден, «все возмущены продажей тайн аристократов ради получения прибылей и развлечения низших классов». Многие с ним согласны.
В комнате стало тихо. Корреспонденты выжидающе уставились на Найтли. Конечно, они полагают, что он уже выработал стратегию или план, чтобы обернуть публичное мнение в их пользу, или каким-то образом сделать так, чтобы «Лондон уикли» восторжествовала и чтобы их должности и репутация не пострадали.
История с «Лондон таймс» может вырасти в большую проблему для прессы, что приведет к ужасному скандалу и дальнейшему расследованию. Похоже, Марсден жаждет крови и намерен погубить не только одного репортера или одну газету.
Вопрос заключается в том, выживет ли «Лондон уикли» в этом крестовом походе.
Корреспонденты Найтли обычно рисковали всем и вся ради историй, прославивших «Лондон уикли». Элайза много раз подвергалась опасности, работая под прикрытием, и как-то раз даже пробралась в дом герцога под видом горничной. Подобные вещи особенно возмущали общество. Джулиана постоянно печатала сенсации о скандальных происшествиях в аристократических семьях. Оуэнс еще никогда не отказывался от задания, грозившего тюремным заключением, и ни одна важная персона не считалась запретной для его безжалостных расследований. Что станется с Алистером или Гренвиллом, если они не найдут выхода для своего едкого остроумия?
Найтли понимал, что хотя и владеет газетой, он ничего не стоит без своих сотрудников. А поэтому не допустит, чтобы скандал вырвался из-под контроля, и определенно не позволит, чтобы его верных и талантливых корреспондентов посадили в Ньюгейт за то, что они информировали и развлекали жителей Лондона.
Он не уделил предложению Марсдена особого внимания… до этого момента. Похоже, что Марсден был единственным, кто стоял между безопасностью и бедой для людей, которым Найтли был обязан всем.
Хотя маркиз помахал перед его носом тем, что жаждал Найтли: войти в высшее общество с помощью жены аристократки – это противоречило правилу номер три: «Никому не быть обязанным».
Но если это защитит газету и его корреспондентов, а заодно обеспечит вступление в высшие круги… черт, об этом стоит поразмыслить. Новый Граф не унизит человека, тесно связанного со столь значительным человеком, как маркиз. И расследование не будет слишком строгим к скандальной газете и «подвигам» ее журналистов.
Пожалуй, стоит согласиться на предложение. Найтли принимал решения быстро и никогда не отступал. И сейчас немедленно решил ухаживать за леди Лидией и, возможно, жениться на ней. Он поймает Марсдена на слове и заставит сдержать обещание защитить газету и корреспондентов.
– Будьте уверены, я сделаю все, что в моих силах, чтобы власти не обратили внимание на «Уикли», – уверенно заявил Найтли и тут же заметил, как все расслабились. Значит, он сделал верный выбор.
Кстати, о внимании…
Найтли нерешительно посмотрел на Аннабел. Она снова как-то странно хлопнула ресницами. Губы сложились в почти забавную и в то же время соблазнительную гримаску.
Гренвилл, к счастью, заговорил о других, более скучных правительственных делах, а затем Дэймиен Оуэнс развлек всех новостями этой недели о грабежах, пожарах, убийствах, дурацких пари и самых выдающихся судебных делах. Найтли спешил завершить совещание, чтобы самому разузнать о назревающем скандале с «Лондон таймс». И откровенно говоря, ему не терпелось скрыться с глаз Аннабел, неожиданно ставшей отвлекающим фактором.
Ему хотелось убить Гейджа за то, что предложил увеличить вырез на платьях. Но, похоже, чертов актер – не единственный, кто дал этот совет, который к тому же оказался весьма действенным. Господь видит, что он сработал!
Найтли не мог не смотреть. Аннабел и ее декольте… однажды увидев, невозможно забыть. И то, что он запретил себе это, делало зрелище еще более обольстительным.
Она снова поймала его взгляд, скромно опустила глаза, прошептала что-то, вскинула голову и быстро захлопала ресницами. И губы вытянула. Что это она вытворяет?
– Чем, интересно знать? – спросил Найтли и, сложив руки на груди, прислонился к стенке и посмотрел на Аннабел сверху вниз.
И этого оказалось достаточно, чтобы мир покачнулся на своей оси. Прямо под ее ногами.
Потому что Найтли задал ей вопрос. О ней самой. О том, что у нее на уме.
И как она должна ответить?
– Да просто наслаждаюсь вечером. А вы? – спросила она, пытаясь сделать вид, будто постоянно разговаривает с неотразимыми джентльменами и при этом ничуть не нервничает. Хотя каждый нерв в ее теле приятно подрагивал. Подумать только, она, в темноте и уединении, беседует с самим Найтли! И к тому же вовсе не о газете!
– Вечер был… интересным, – заметил он.
– Чем именно? – осведомилась Аннабел. Она все еще задыхалась, хотя по другим причинам.
– Иногда жизнь делает странные повороты, не находите? – заметил Найтли. Она не совсем поняла, что он имеет в виду. Но фраза идеально подходила к моменту.
– О да, – ответила она.
Аннабел не знала, какие боги соизволили устроить это удивительное стечение обстоятельств. Но она была счастлива. И полна надежд. И горда тем, что попыталась. Это ее награда!
Ах, если бы только она могла продлить момент…
– Сегодня герцогиня превзошла себя, – продолжал Найтли. – Но нам лучше вернуться, прежде чем…
– Кто-то заметит наше отсутствие, – докончила Аннабел, возможно, слишком горячо. Впрочем, она не возражала против того, чтобы ее застали в компрометирующей ситуации. Вовсе не возражала.
– Или прежде чем кто-то, имеющий менее благородные намерения, нападет на вас в темном коридоре. Не желаю, чтобы какая-то опасность грозила моим Пишущим Девицам, – объявил он, осторожно сжав ее локоть и направляясь к бальному залу.
Аннабел только слабо улыбнулась, гадая, так ли уж грешно желать, чтобы намерения джентльмена были не такими уж благородными.
Глава 6
Лондонская кофейня
Место встреч «джентльменов»
«Светские новости» от леди Оригинальность
Мистер Найтли, владелец «Лондон уикли», был замечен вальсирующим с леди Лидией Марсден, чья элегантная манера танцевать вальс превосходит возможности всех остальных дам.
Остается только гадать, о чем они беседовали. Что, если он узнал секрет ее пропущенного сезона? (Последние две фразы зачеркнуты.)
«Лондон уикли».Отредактировано мистером Найтли
Кофейня «Галлоуэй» была полна мужчин всех сословий. Посетители пили кофе и просматривали разложенные на столиках газеты и журналы, посвященные спорту. Здесь велись беседы, серьезные и непристойные. В воздухе висел табачный дым, сильно пахло кофе и слышался шелест страниц.
У Найтли вошло в привычку каждую субботу посещать кофейню в компании Питера Драммонда, драматурга и владельца театра, бывшего его товарищем по несчастью еще в Кембридже, и их общего негодника-друга Джулиана Гейджа, актера, больше известного своими романтическими похождениями, чем драматическими талантами.
В конце концов, клуб «Уайтс» вовсе не спешил принимать друзей в свои ряды. Для того чтобы стать его членами, у них не было ни благородного происхождения, ни положения, ни богатства, ни связей, необходимых для доступа в подобный круг избранных. Вместо этого их клубом стал «Галлоуэй».
– Женщины, черт побери, никогда меня не слушают, – пожаловался Драммонд, не поднимая глаз от газеты, и в полном отчаянии схватился за седеющие волосы. – Клянусь, если я попрошу девушку выбираться из тонущей лодки, она скорее всего запротестует.
– Это относится к чему-то определенному, или остается давно известными сетованиями на то, что женщины не слушают советов человека, который зарабатывает на хлеб насущный сочинительством историй? – небрежно поинтересовался Найтли, перед которым лежал экземпляр «Кобботс политикал реджистер».
– Я пишу пьесы. И твоя матушка оторвала бы тебе голову, узнай она, как пренебрежительно ты отзываешься о театре! Если хочешь знать, я недоволен твоей Дорогой Аннабел! – ответил Драммонд, рассерженно потрясая газетой.
Найтли спокойно поднял бровь. Разговор принимал неожиданный и, возможно, непредсказуемый оборот.
– Она последовала моему совету! – торжествующе ухмыльнулся Джулиан, не обращая внимания на злобный взгляд Драммонда.
Найтли нахмурился. Обычно друзья читали театральные рецензии, колонку сплетен и почти ничего другого. Джулиан вообще читал только посвященные ему статьи.
И уж конечно, оба в жизни не читали колонку советов в самом конце рядом с рекламой шляпок, корсетов и чудесно исцеляющих снадобий всех видов и от всех болезней. Это чтиво предназначалось для женщин. А главным развлечением была колонка Дорогой Аннабел, в которой мисс Свифт, воплощение доброты и невинности, раздавала советы страдающим от несчастной любви, неуверенным в собственных силах и так далее, и тому подобное.
Найтли попытался припомнить тему ее последней колонки. Почему она нуждается в советах, да еще таких идиотов?!
– Ой! – вскрикнул Драммонд, когда Найтли вырвал у него газету. Нашел колонку на странице семнадцатой и стал читать с раздражением, поскольку что-то в газете ускользнуло от его внимания, и заинтригованно, ибо это была Аннабел. О чем она могла писать?
«Дорогая Аннабел.
Мое сердце согрето потоком советов от моих верных читателей, ответивших на просьбу дать столь необходимый совет, как мне привлечь внимание некоего джентльмена.
Поверьте, никогда я не получала столько писем. Один читатель пишет, что мне нужно прокрасться в постель джентльмена в полуночный час и устроить последнему весьма непристойный сюрприз! Боюсь, это слишком дерзко, но мы посмотрим, на какие отчаянные поступки я окажусь способна. Нэнси предложила «слегка надушить декольте», а джентльмен по имени Перегрин пообещал сочинить любовные сонеты. Их я должна буду декламировать в присутствии возлюбленного. Перегрин уверяет, что последний будет, несомненно, захвачен столь высокой поэзией.
В десятках писем мне советуют увеличить вырезы платьев. Мои друзья горячо рекомендовали мне так и сделать, и не успела я оглянуться, как оказалась у модистки.
Дорогие читатели! Не знаю, в чем причина: в самом ли платье, в том ли, что я выставила себя напоказ, или в уверенности, которую придало мне обладание столь изящным и модным платьем, однако осмелюсь сказать, что у меня получилось! И хотя мне не удалось заинтересовать объект моей страсти – что за болван! – все же я наслаждалась вниманием других достойных джентльменов! На этой неделе я обязательно переменю весь свой гардероб! Но не удовлетворюсь меньшим, чем истинная любовь! Подозреваю, что для этого понадобится воплотить в жизнь новые планы! Принимаю любые предложения и обещаю проверить каждое!»
Мисс Свифт требует от всех лондонцев совета, как завоевать любовь мужчины?!
Такой Аннабел Найтли совсем не знал. Это не та застенчивая тихая девушка, которая никогда не повышала голоса! Девушка, которая обычно укладывала волосы в узел и одевалась в стиле Незамужней тетушки. Девушка, которая несла очаровательную чепуху, когда они столкнулись в коридоре, и во время всей сцены в полутьме ни разу не заставила его вспомнить о Незамужней тетушке. Совсем напротив. Аннабел, как оказалось, обладала самой соблазнительной фигурой, более подходящей женщине греховной. Открытие отнюдь не было неприятным, хотя ничего особенного не сулило.
Тогда он еще подумал, что в ней произошли некие странные перемены. И теперь его подозрения подтвердились. Немало перемен, причем внезапных, произошло с Аннабел.
Обычно она давала советы относительно приличных манер, способов ведения хозяйства или с присущей ей деликатностью рассуждала о проблемах любовной жизни читателей.
Та Аннабел не употребляла таких слов, как «болван».
Чертовски странно читать колонку милой, красивой невинной девушки и узнавать, что она публично признается в любви к мужчине и просит помощи незнакомых людей, которых совершенно не знает!
Например, таких, как Драммонд и Гейдж. Драммонд, за плечами которого три разорванных помолвки, и Гейдж, который завел бурный роман со знаменитой актрисой Джоселин Кембл, но никогда не отказывался от женской компании, особенно когда женщины так и вешались ему на шею. Причем часто.
Небо, помоги им всем. Особенно Аннабел.
– Думаю, ей стоит послать ему анонимное письмо. Надушенное. В романтическом стиле, – пояснил Драммонд. – Нет ничего лучше силы написанного слова, чтобы обольстить его ум, а за умом последует сердце.
Найтли фыркнул:
– Что за романтический вздор!
– Жалкий вздор! Мой совет был лучше. И именно поэтому она ему последовала, – ответил Гейдж с самодовольной улыбкой.
– Сделать вырез пониже? – презрительно хмыкнул Драммонд. – Очень оригинально!
– Аннабел не нужна оригинальность. Ей нужно то, что сработает, – возразил Гейдж, и Найтли нахмурился. Этот грубиян смеет так фамильярно говорить об одной из его Пишущих Девиц!
Но Гейдж, ничего не замечая, продолжал рассуждать:
– С незапамятных времен женщины выставляли напоказ достоинства своей фигуры, а мужчины являлись рабами низших инстинктов.
Ну, вот, уже и до этого дошло. Идиоты…
– И все же…
Что же иное появилось в Аннабел на балу? Он видел, как она болтала с Пишущими Девицами, а потом вальсировала с каким-то молодым джентльменом. Он и сам столкнулся с ней, всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы определить достоинства ее фигуры. Правда, он не слишком приглядывался к ее глубокому вырезу. Почему? Может, он болен? Нет, с ним все в порядке. Просто у него правило: не заглядываться на женщин-служащих. С самого начала он обращался с ними так же, как с мужчинами. Так гораздо легче.
А может, следовало заметить?
Наверное, следовало. Тем более что это касалось его бизнеса.
Значит, при следующей встрече необходимо хорошенько ее рассмотреть. Ради бизнеса. Ни по какой другой причине, вроде намечавшейся интриги…
– Мы даже не знаем, как выглядит Аннабел, – размышлял вслух Драммонд, поднося к губам чашку горячего кофе. – Ведь некоторые женщины совершенно напрасно следуют совету выставлять напоказ свои достоинства.
– Верно. Если груди слишком малы, или их обладательницы слишком стары, – вторил Гейдж, скорчив гримасу.
– Начинаешь невольно гадать насчет внешности Дорогой Аннабел. Мы ничего о ней не знаем, если не считать того, что она за столько лет не сумела привлечь внимание какого-то типа, – продолжал Драммонд анализировать ситуацию, в которой оказалась Аннабел, причем с той же серьезностью, словно разбирал «Гамлета».
– А вдруг она уже бабушка! – в ужасе пробормотал побледневший Гейдж. – Представить страшно, что я написал письмо чьей-то бабушке, советуя выставить напоказ ее… сами знаете что.
– О, ради бога, – отмахнулся Найтли. – Аннабел молода и красива.
– В таком случае почему этот болван ее не замечает? – фыркнул Гейдж.
– Будь я проклят, если знаю, – пожал плечами Найтли.
Он понятия не имел, кто этот тип, да и, собственно, какая разница, пока история Аннабел увеличивает тиражи. А тиражи и продажи продолжают расти, тем более что эти олухи-читатели совершенно поглощены устройством судьбы Аннабел.
– Молодая. Хорошенькая. Тихая. По-моему, я влюблен, – мечтательно протянул Драммонд.
– Ты даже ее не знаешь, – резонно заметил Найтли, внося давно требовавшуюся логическую нотку в эту безумную беседу. Никто не влюбляется в незнакомых людей. Хотя его отец влюбился в мать с первого взгляда… но такое бывает редко. И ни Драммонд, ни Гейдж в жизни не видели Аннабел.
– Я довольно наслушался. Моим следующим ей предложением будет забыть этого болвана и выйти за меня, – ухмыльнулся Драммонд.
Глава 7
Опасности, связанные с пылкими взглядами
«Светские новости» от леди Оригинальность
Последнее время на устах каждого лондонца два вопроса: кто этот Болван и что будет делать дальше Дорогая Аннабел?
«Лондон уикли»
Здание издательства «Лондон уикли»
Сердце Аннабел тревожно колотилось. В любую секунду может войти Найтли, и тогда в животе снова запорхают бабочки.
Он одарит всех бесовской улыбкой, и она невольно представит, что эта улыбка обращена к ней одной… перед тем как Найтли поцелует ее под звездным небом в лужице лунного света… И тогда щеки вновь зальются предательским румянцем.
Но тут Найтли объявит: «сначала леди», она вздохнет, и в этом вздохе выразится целый мир тоски и неудовлетворенного желания.
Все вышеописанное случалось, как по часам, каждую среду ровно в два, когда Найтли встречался с корреспондентами «Лондон уикли».
Однако на этой неделе все изменится. Она уверена. Потому что у нее появился план.
– Аннабел, твоя колонка на этой неделе имеет грандиозный успех во всех гостиных, – объявила Джулиана, вплывая в комнату и садясь рядом с Аннабел.
Она всегда приходила на добрых четверть часа раньше назначенного срока из опасения опоздать, прервать чью-то речь и оказаться в центре совершенно нежелательного внимания. Однако в последнее время Аннабел думала не об этом потенциальном унижении, а о потенциальной магии, которая может возникнуть, если они вдруг окажутся наедине с Найтли.
За Джулианой зашли Софи и Элайза и уселись на места. Остальные корреспонденты прибыли чуть позже, оживленно переговариваясь между собой.
– Лорду Марсдену тоже понравилось, – сообщила Аннабел, не в силах скрыть улыбку.
– Он такой обаятельный повеса, – улыбнулась Софи. – Даже слишком обаятельный.
– Обаятельный и внимательный повеса, который, как оказалось, читает мою колонку, – самодовольно поправила Аннабел. – В субботу днем он послал мне цветы, по тому случаю, что я безмерно обрадовала его, употребив в своей колонке слово «болван». Можете поверить, что я способна на такое? Я сама шокирована!..
– Значит, ты действительно безнравственна, – рассмеялась Джулиана.
– Не стоит забегать вперед, – остерегла Аннабел.
– И не стоит забывать, что джентльмен прислал тебе цветы, – вставила Элайза.
– Розовые розы. Бланш и ее кошмарная приятельница миссис Андервуд не удержались от язвительных замечаний. Бланш и представить не могла, что мужчина вздумает прислать мне цветы. Навоображала себе всякие гадости, на которые я решилась, чтобы заставить мужчину послать мне розы, а потом заявила, что цветы будут лучше всего смотреться в спальне Флер.
– Флер – такое причудливое имя. Я удивлена, как это они… – начала Софи.
– Да, особенно учитывая, что за люди мой брат и его жена, – согласилась Аннабел. – Они ужасно страдают от полного отсутствия воображения. Оригинальное имя племянницы – единственное, что дает мне надежду. Позже я выкрала розы из комнаты Флер и поставила в свою спальню. Хотя и уверена, что по возвращении найду их в спальне Бланш.
– Но ведь это ты получила цветы от джентльмена, – улыбнулась Джулиана. – Завидного и богатого холостяка.
Аннабел просияла. Она провела много часов с иглой в руках, пытаясь увеличить декольте своих унылых старых платьев. Бланш, заметив, чем она занимается, спросила, зачем ей понадобилось выглядеть портовой шлюхой.
«Затем, что портовые шлюхи способны привлечь внимание мужчины. Затем, чтобы я смогла выйти замуж и убраться из этого удушливого дома», – подумала Аннабел, но мудро промолчала. Если бы только Бланш знала о шелковом белье и отличном корсете, который был на ней сейчас для придания уверенности в себе. Аннабел надела его под прелестное голубое дневное платье. То самое, которое заказала во время визита к модистке в тот чудесный день, изменивший всю ее жизнь.
С того судьбоносного дня жизнь в доме Свифтов казалось ей все более невыносимой. А после того, как Аннабел надела на бал шелковое платье, вальсировала с маркизом, получила от него букет розовых роз, поговорила с Найтли с глазу на глаз, она все меньше вспоминала о Старой Аннабел, во всем угождавшей Бланш, и все чаще думала о Новой Аннабел, способной на все.
– Но что это означает сама знаешь для кого? – заговорщически прошептала Элайза.
– О, у меня в рукаве, благодаря любимым читателям, еще немало трюков, – так же тихо ответила Аннабел.
И благодаря наставлениям «Мейфэрской куртизанки», она часами просиживала перед зеркалом и училась хлопать ресницами и бросать страстные взгляды.
Сегодня Аннабел была вооружена и готова: изящное новое платье с бессовестно низким вырезом и пылкие взгляды в сторону мистера Найтли.
Часы пробили два. Сначала часто бьющееся сердце. Потом бабочки. И, наконец, вздох.
Найтли вошел в комнату, и совещание началось, как обычно, с улыбки и задорного кивка в сторону Пишущих Девиц.
Но его взгляд был прикован к Аннабел. Вернее, к определенным частям тела Аннабел. Он постоянно вспоминал о разговоре в кофейне. Низкие вырезы. Советы идиотов. Молодая. Хорошенькая. Тихая. Весьма соблазнительный вид, открытое декольте. Так и хочется протянуть руку. Прижаться губами. Женщина.
Найтли откашлялся.
– Сначала дамы, – провозгласил он, стараясь выглядеть не слишком… рассеянным.
Джулиана пустилась в рассказ о последнем скандале в обществе. Но Найтли не слышал ни слова. Поскольку все время поглядывал налево. Туда, где сидела Аннабел. Иногда ему удавалось оторвать взгляд от очень низкого выреза и поднять глаза на мечтательное лицо девушки. Голубые глаза смотрели куда-то вдаль. Полные розовые губки изогнулись в легчайшем подобии улыбки. Аннабел думала о чем-то другом.
На совещании.
Которое вел он.
Он не потерпит, чтобы его игнорировали.
– Мисс Свифт, вы и ваша колонка стали главной темой беседы в прошлую субботу, в кофейне, – деловито начал Найтли, стараясь сохранять бесстрастное выражение при воспоминании о раздражавшем его разговоре с Драммондом и Гейджем. Будь он проклят, если служащие заметят, насколько сильно Аннабел на него действует. Неприятно уже само упоминание о теме беседы в смешанной компании, да еще и на деловом совещании. Пусть о низких вырезах никто не сказал прямо, все равно это не слишком приятно…
Но он хотел смотреть. Не мог… не… смотреть.
– Вот как?
Вернувшись к действительности столь резким образом, Аннабел устремила на него большие голубые глаза, и сила ее взгляда поразила его. Правда, она немедленно опустила ресницы, но тут же снова подняла. И надула губки, словно сосала лимон. Может, она заболела?!
– Прошу вас быть поосторожнее с советами, которым собираетесь последовать. Не уверен, какое определение вернее для некоторых предложений: идиотские или всего лишь неделикатные, – наставлял он, гадая в душе, когда это успел стать ханжой.
Сегодня глаза Аннабел казались еще более голубыми. Почему он вдруг стал замечать ее глаза? Или всему причиной голубое платье? Разве она, как правило, не носит коричнево-серых платьев?
Он снова стал рассматривать платье Аннабел, вовсе не замечая цвета. Поскольку видел сливочно-белую кожу и соблазнительные холмики над чрезвычайно низким вырезом.
– При всем моем уважении к вам, мистер Найтли, позвольте заметить, что советы эти весьма действенны, – ответила она мягко, но с легкой ноткой вызова.
Сейчас ее губы были сложены совсем как у ангела: шелковистые, сладостные, таинственные и лукавые.
Так и зовущие к поцелуям.
Подобные мысли говорили только об одном: нет, нельзя, чтобы женщины работали вместе с мужчинами. Чертовски отвлекает.
– Колонка Аннабел взяла общество штурмом, – заметила Софи.
К удивлению Найтли, после нее высказался Оуэнс, многообещающий молодой репортер с авантюрным характером, специализировавшийся на уголовных преступлениях.
– Моя мать и сестры больше ни о чем говорить не могут. Мисс Свифт, по их мнению, вам нужно сменить прическу. Я сказал, что мужчины подобных вещей не замечают. На самом деле замечают они…
– Довольно, Оуэнс, – резко перебил Найтли. Если этот негодник упомянет о тех частях тела, что находятся ниже шеи Аннабел…
Найтли снова метнул взгляд влево.
Черт!
Она встретилась с ним глазами, на секунду опустила ресницы и медленно подняла. Захлопала ими и вроде опять надула губки. Как странно. Воистину странно.
– Опять этот вздор насчет обольщения джентльмена? – проворчал Гренвилл. – В парламенте ходят слухи о начале расследования деятельности журналистов в свете ареста и последующего заключения репортера «Лондон таймс». Лично меня волнует, каким образом это отразится на нашем издании.
Найтли вознес благодарственную молитву Гренвиллу за то, что положил конец разговору об Аннабел. И за то, что, сидя на дальнем конце комнаты, он мог сосредоточиться на Гренвилле и повернуться спиной к прелестям Аннабел.
– Хотелось бы знать, коснется ли парламентское расследование только «Лондон таймс» или других изданий тоже? – спросил Оуэнс. – Говорят, каждое издание подвергнется парламентской цензуре перед выходом свет. Лорд Милфорд уволил лакея, заподозрив, что тот продавал его секреты репортерам.
– О, дело обстоит гораздо хуже, – мрачно добавила Джулиана. – Я слышала, лорд Милфорд задал бедному лакею хорошую трепку, прежде чем выкинуть на улицу. Как сказал лорд Марсден, «все возмущены продажей тайн аристократов ради получения прибылей и развлечения низших классов». Многие с ним согласны.
В комнате стало тихо. Корреспонденты выжидающе уставились на Найтли. Конечно, они полагают, что он уже выработал стратегию или план, чтобы обернуть публичное мнение в их пользу, или каким-то образом сделать так, чтобы «Лондон уикли» восторжествовала и чтобы их должности и репутация не пострадали.
История с «Лондон таймс» может вырасти в большую проблему для прессы, что приведет к ужасному скандалу и дальнейшему расследованию. Похоже, Марсден жаждет крови и намерен погубить не только одного репортера или одну газету.
Вопрос заключается в том, выживет ли «Лондон уикли» в этом крестовом походе.
Корреспонденты Найтли обычно рисковали всем и вся ради историй, прославивших «Лондон уикли». Элайза много раз подвергалась опасности, работая под прикрытием, и как-то раз даже пробралась в дом герцога под видом горничной. Подобные вещи особенно возмущали общество. Джулиана постоянно печатала сенсации о скандальных происшествиях в аристократических семьях. Оуэнс еще никогда не отказывался от задания, грозившего тюремным заключением, и ни одна важная персона не считалась запретной для его безжалостных расследований. Что станется с Алистером или Гренвиллом, если они не найдут выхода для своего едкого остроумия?
Найтли понимал, что хотя и владеет газетой, он ничего не стоит без своих сотрудников. А поэтому не допустит, чтобы скандал вырвался из-под контроля, и определенно не позволит, чтобы его верных и талантливых корреспондентов посадили в Ньюгейт за то, что они информировали и развлекали жителей Лондона.
Он не уделил предложению Марсдена особого внимания… до этого момента. Похоже, что Марсден был единственным, кто стоял между безопасностью и бедой для людей, которым Найтли был обязан всем.
Хотя маркиз помахал перед его носом тем, что жаждал Найтли: войти в высшее общество с помощью жены аристократки – это противоречило правилу номер три: «Никому не быть обязанным».
Но если это защитит газету и его корреспондентов, а заодно обеспечит вступление в высшие круги… черт, об этом стоит поразмыслить. Новый Граф не унизит человека, тесно связанного со столь значительным человеком, как маркиз. И расследование не будет слишком строгим к скандальной газете и «подвигам» ее журналистов.
Пожалуй, стоит согласиться на предложение. Найтли принимал решения быстро и никогда не отступал. И сейчас немедленно решил ухаживать за леди Лидией и, возможно, жениться на ней. Он поймает Марсдена на слове и заставит сдержать обещание защитить газету и корреспондентов.
– Будьте уверены, я сделаю все, что в моих силах, чтобы власти не обратили внимание на «Уикли», – уверенно заявил Найтли и тут же заметил, как все расслабились. Значит, он сделал верный выбор.
Кстати, о внимании…
Найтли нерешительно посмотрел на Аннабел. Она снова как-то странно хлопнула ресницами. Губы сложились в почти забавную и в то же время соблазнительную гримаску.
Гренвилл, к счастью, заговорил о других, более скучных правительственных делах, а затем Дэймиен Оуэнс развлек всех новостями этой недели о грабежах, пожарах, убийствах, дурацких пари и самых выдающихся судебных делах. Найтли спешил завершить совещание, чтобы самому разузнать о назревающем скандале с «Лондон таймс». И откровенно говоря, ему не терпелось скрыться с глаз Аннабел, неожиданно ставшей отвлекающим фактором.
Ему хотелось убить Гейджа за то, что предложил увеличить вырез на платьях. Но, похоже, чертов актер – не единственный, кто дал этот совет, который к тому же оказался весьма действенным. Господь видит, что он сработал!
Найтли не мог не смотреть. Аннабел и ее декольте… однажды увидев, невозможно забыть. И то, что он запретил себе это, делало зрелище еще более обольстительным.
Она снова поймала его взгляд, скромно опустила глаза, прошептала что-то, вскинула голову и быстро захлопала ресницами. И губы вытянула. Что это она вытворяет?