Страница:
Сердце Марли тут же зашлось дробью. Она сходила совсем не с той карты, с которой хотела…
— О! Беда идет! — вдруг крикнул кто-то.
Марля вздрогнула. И испуганно посмотрела на подругу.
— Васька Беда. Это его кликуха. Во-первых, фамилия у него Буде, а во-вторых, он постоянно с лошадей грохается. Он конмальчик, — пояснила Надя.
К столу подошел щуплый лохматый паренек и вызывающе посмотрел на остальных:
— Че лыбитесь? Снова я вышел из порядка. Пиночет закинулся да и на спину хлобыстнулся. А я под ним оказался. Но легко отделался: только ребро треснуло. Во! — Беда охотно задрал футболку и показал огромный синяк. — Мне-то пофиг, но эти придурки перепугались и депортировали меня с ипподрома. Так что вот он я, теперь с вами.
— Вот за шо я тебя люблю, Беда, так шо ты всегда прибегаешь туда, где весело. Со сверхзвуковой скоростью, — хохотнул Андрей.
— А знаете, что такое сверхзвуковая скорость? Это когда бежишь вокруг дома и видишь свой зад, мелькнувший за углом, — тут же среагировал Васька, лихо выхватывая у него стакан.
Одновременно он попытался присесть за стол, ударился локтем о столешницу, дернулся, хлопнулся на землю и разлил все содержимое.
Все довольно засмеялись.
— Беда… — расстроенно протянул Беда, глядя в пустой стакан.
— Не, ну шо ты за человек, Васька? Хворый на всю голову. Гриха, налей ему, я не можу, я ща сдохну от хохота, — не мог успокоиться Андрей. — Може, ты и не с коня звезданулся? А на сеновале да со второй ступеньки и навернулся?
— Он с кровати навернулся, когда пятку почесать пытался!
— В бане на мыло наступил!
— Сам себя мухобойкой убил, когда мух гонял!
Тут же стали соревноваться в остроумии Петька с Федькой.
— Ага, — вместе со всеми смеялся Беда и вяло оправдывался. — Я правда с коня, с Пиночета, правда.
Марля во все глаза смотрела на Ваську. Рассказы Нади про конмальчиков произвели на нее сильное впечатление. И теперь она в тихой панике смотрела, как Беда так же залпом пьет второй стакан. Смотрела и ожидала от него какой-нибудь ужасной выходки.
Беда же девчонок как будто не замечал — обращался исключительно к Андрею с Грихой да к студентам. Лениво подцепив колоду и начав тасовать, пустился рассказывать последние новости с московского ипподрома: кто что выиграл, кто с кем подрался, какая лошадь в какой форме и какие у нее шансы и так далее.
И только потом вдруг спросил:
— Че за девки?
— Ой, Беда, только не делай вид, что ты меня не знаешь, — обиженно протянула Надя.
— Да твой-то фейс мне знаком. А кто с тобой?
— Это моя подруга из Питера, Марлен, она же Марля.
— Марлен… Классное имя. — И Беда с интересом уставился на Марлю.
Марля покраснела и по привычке внутренне напряглась: «Вот сейчас он спросит…» Но Васька и не подумал задать ей вопрос о возрасте. Вместо этого он заметил себе под нос:
— Ниче так…
А потом быстро раздал карты:
— Погнали в подкидного?
Сыграли раз, оставив в дураках Петьку.
— Ну шо я-то снова? Совсем озверели! — громко возмутился тот.
— Не везет в карты… — начал Андрей.
— Повезет в любви, — мило промурлыкала Надя.
— А и правда, шо мне тут с вами сидеть? Злые вы, дураком оставляете… — И Петька шумно полез из-за стола.
Вместе с ним поднялась и Надя, и оба они, распрощавшись с оставшимися, двинулись прочь от компании.
Марля растерялась от неожиданности. Она осталась одна в компании малознакомых ей парней, да еще и рядом со страшным конмальчиком Васей Бедой. Она не могла понять, что ей делать. Бежать вслед за подругой? Но ведь Надя наверняка хочет побыть с Петькой наедине. Оставаться здесь? Но ей было страшно. А на Федьку Марля даже посмотреть почему-то боялась.
— Я не понял! А шо это они? — громко возмутился Гриха.
— Мал еще, — улыбнулся Андрей.
Федька неожиданно поднялся из-за стола:
— Пошли. — Он подошел к Марле и грубо дернул ее со скамьи.
На ватных ногах Марля послушно пошла за ним.
Когда ушли Надя с Петькой, она позавидовала подруге. Ей тоже захотелось куда-нибудь пойти с Федькой. Побыть вместе с ним. О чем-нибудь поговорить. Захотелось, чтобы он снова обнял ее… Но едва он потащил ее куда-то, как вместо того, чтобы обрадоваться, Марля почему-то испугалась еще больше.
Испугалась, но пошла за ним.
— Удачи! — вместе с хохотом донеслось вслед.
Глава 7
Глава 8
— О! Беда идет! — вдруг крикнул кто-то.
Марля вздрогнула. И испуганно посмотрела на подругу.
— Васька Беда. Это его кликуха. Во-первых, фамилия у него Буде, а во-вторых, он постоянно с лошадей грохается. Он конмальчик, — пояснила Надя.
К столу подошел щуплый лохматый паренек и вызывающе посмотрел на остальных:
— Че лыбитесь? Снова я вышел из порядка. Пиночет закинулся да и на спину хлобыстнулся. А я под ним оказался. Но легко отделался: только ребро треснуло. Во! — Беда охотно задрал футболку и показал огромный синяк. — Мне-то пофиг, но эти придурки перепугались и депортировали меня с ипподрома. Так что вот он я, теперь с вами.
— Вот за шо я тебя люблю, Беда, так шо ты всегда прибегаешь туда, где весело. Со сверхзвуковой скоростью, — хохотнул Андрей.
— А знаете, что такое сверхзвуковая скорость? Это когда бежишь вокруг дома и видишь свой зад, мелькнувший за углом, — тут же среагировал Васька, лихо выхватывая у него стакан.
Одновременно он попытался присесть за стол, ударился локтем о столешницу, дернулся, хлопнулся на землю и разлил все содержимое.
Все довольно засмеялись.
— Беда… — расстроенно протянул Беда, глядя в пустой стакан.
— Не, ну шо ты за человек, Васька? Хворый на всю голову. Гриха, налей ему, я не можу, я ща сдохну от хохота, — не мог успокоиться Андрей. — Може, ты и не с коня звезданулся? А на сеновале да со второй ступеньки и навернулся?
— Он с кровати навернулся, когда пятку почесать пытался!
— В бане на мыло наступил!
— Сам себя мухобойкой убил, когда мух гонял!
Тут же стали соревноваться в остроумии Петька с Федькой.
— Ага, — вместе со всеми смеялся Беда и вяло оправдывался. — Я правда с коня, с Пиночета, правда.
Марля во все глаза смотрела на Ваську. Рассказы Нади про конмальчиков произвели на нее сильное впечатление. И теперь она в тихой панике смотрела, как Беда так же залпом пьет второй стакан. Смотрела и ожидала от него какой-нибудь ужасной выходки.
Беда же девчонок как будто не замечал — обращался исключительно к Андрею с Грихой да к студентам. Лениво подцепив колоду и начав тасовать, пустился рассказывать последние новости с московского ипподрома: кто что выиграл, кто с кем подрался, какая лошадь в какой форме и какие у нее шансы и так далее.
И только потом вдруг спросил:
— Че за девки?
— Ой, Беда, только не делай вид, что ты меня не знаешь, — обиженно протянула Надя.
— Да твой-то фейс мне знаком. А кто с тобой?
— Это моя подруга из Питера, Марлен, она же Марля.
— Марлен… Классное имя. — И Беда с интересом уставился на Марлю.
Марля покраснела и по привычке внутренне напряглась: «Вот сейчас он спросит…» Но Васька и не подумал задать ей вопрос о возрасте. Вместо этого он заметил себе под нос:
— Ниче так…
А потом быстро раздал карты:
— Погнали в подкидного?
Сыграли раз, оставив в дураках Петьку.
— Ну шо я-то снова? Совсем озверели! — громко возмутился тот.
— Не везет в карты… — начал Андрей.
— Повезет в любви, — мило промурлыкала Надя.
— А и правда, шо мне тут с вами сидеть? Злые вы, дураком оставляете… — И Петька шумно полез из-за стола.
Вместе с ним поднялась и Надя, и оба они, распрощавшись с оставшимися, двинулись прочь от компании.
Марля растерялась от неожиданности. Она осталась одна в компании малознакомых ей парней, да еще и рядом со страшным конмальчиком Васей Бедой. Она не могла понять, что ей делать. Бежать вслед за подругой? Но ведь Надя наверняка хочет побыть с Петькой наедине. Оставаться здесь? Но ей было страшно. А на Федьку Марля даже посмотреть почему-то боялась.
— Я не понял! А шо это они? — громко возмутился Гриха.
— Мал еще, — улыбнулся Андрей.
Федька неожиданно поднялся из-за стола:
— Пошли. — Он подошел к Марле и грубо дернул ее со скамьи.
На ватных ногах Марля послушно пошла за ним.
Когда ушли Надя с Петькой, она позавидовала подруге. Ей тоже захотелось куда-нибудь пойти с Федькой. Побыть вместе с ним. О чем-нибудь поговорить. Захотелось, чтобы он снова обнял ее… Но едва он потащил ее куда-то, как вместо того, чтобы обрадоваться, Марля почему-то испугалась еще больше.
Испугалась, но пошла за ним.
— Удачи! — вместе с хохотом донеслось вслед.
Глава 7
Загадка
Пока Марля умирала от жары, а потом болела, вишня и черешня отошли — начались абрикосы. Надя за неделю обобрала два деревца у дома частью бабе Аглае на варенье, частью — себе в рот. И теперь, чтобы полакомиться вкусными оранжевыми плодиками, пришлось идти в посадки — разделительные полосы между полями, состоящие сплошь из абрикосовых деревьев.
Марля пришла туда с Надей первый раз, а потому ее удивлению не было предела. Огромные деревья стояли стеной — на такое не залезешь! Зато внизу, в траве, все было усыпано абрикосами. Разными-разными. Большие желто-оранжевые и маленькие целиком оранжевые, такого ровного цвета, будто их в оранжевую краску окунали. Оранжевые с черным и все в каких-то пупырышках, но сладкие-сладкие. Желтые и совсем белые. Абрикосы со вкусом абрикосов и абрикосы со вкусом, похожим на земляничный. Подружки медленно передвигались вдоль полосы, старательно выискивая свеженькие, еще не подгнившие и без муравьев.
— Все, больше не могу, ни абрикосинки! — в который раз вздыхала Марля, но тут же видела под ногами еще один аккуратненький оранжевый плодик, наклонялась и тянула его в рот.
— А местные сюда не ходят. Считают это моветоном, — улыбалась Надя. — А я думаю, это глупо. Они ведь такие вкусные! Ну и что, что полудикие.
Марля кивала, соглашаясь: «Конечно, глупо», и продолжала собирать. Хотя мысли ее были далеко-далеко.
Марля думала о вчерашнем вечере.
Федька, вытащив ее из-за стола, решительно направился разыскивать Петьку с Надей. Марле вроде бы и хотелось погулять с ним вдвоем, наедине, но она совсем не знала, о чем говорить с парнем, а потому совсем растерялась. Федька тоже, казалось, не знал, как себя вести, а потому только вслух и рассуждал, куда же они могли пойти. Пока не додумался позвонить Петьке и узнать.
Обе пары воссоединились и направились на пруды купаться. Шли гурьбой. Петька с Федькой хвастались, что уже закончили отчеты по практике, Надя рассказывала об учебе в школе. Все трое были возбуждены и веселы, сыпали шутками и анекдотами, толкали друг друга, устраивали догонялки, хлестались травой.
А Марля молчала. Шла и ждала, что Федька перестанет болтать с Петькой и Надей, что они с ним отстанут, и он снова обнимет ее, расскажет что-нибудь не всем вместе, а только ей. Расскажет что-нибудь про себя: как он живет, как учится, что любит и чего не любит, расскажет что-нибудь про своих друзей. А потом обязательно спросит про нее, про Марлен Нечаеву, чтобы узнать, какая она, что она любит и чего не любит.
Но Федька не перестал болтать с Петькой и с Надей, не отстал и не обнял ее. Уже в сумерках так, гурьбой, они и дошли до прудов. Парни быстро скинули джинсы и футболки и спустились к воде:
— Вы идете?
— Бежим! — ответила Надя, скидывая сарафанчик и в одном белье подбегая к ним.
Марля же просто села на берегу, обхватив коленки. Вот так вот легко раздеться при парнях она не могла. И плавать она толком не умела, а в сумерках ей и вовсе было страшно лезть в воду.
— Марля, догоняй! — позвал ее уже из воды Федька.
— Я не буду, — испуганно откликнулась она.
— Не умеешь — научим, не хочешь — заставим, — то ли со смехом, то ли с угрозой направился было к ней Петька, но Надя быстро дернула его назад:
— Отстань от человека. Не хочет — не надо!
И все трое лихо, как молодые дельфины, смеясь и фыркая, поплыли на тот берег пруда.
— О чем задумалась? — вывела Марлю из невеселых мыслей Надя.
Марля с удивлением обнаружила, что какое-то время уже сидит на земле под деревьями, задумавшись и вяло катая абрикос от себя к себе.
— Я… — растерялась она от вопроса подруги, — я…
— Да ладно тебе переживать! Че случилось-то? Ниче не случилось. — Надя опустилась рядом. — Ну не стала ты купаться, и что? Мало ли. Может, ты крестиком вышивать умеешь так, как им и не снилось. А Петька — просто дурак, что поржал над тобой.
— Я не из-за этого… Я… — Марля вздохнула. — Знаешь, мне кажется, я Федьке не нравлюсь.
— Почему ты так решила? Он же тебя позвал гулять? Позвал. Не оставил же тебя за столом. Значит, ты ему нравишься.
— Но ведь, когда мы дошли до дома, Петька утащил тебя еще по улице туда обратно прогуляться, а Федька просто бросил мне «пока» и ушел…
— Да, Петька вчера мне такого наговорил, такого наговорил, когда мы от вас отдела… в смысле, когда мы одни остались. Что я клевая, красивая, умная, ва-аще козырная девчонка. И он видел меня с Грихой и приревновал. Так и сказала: больше к Грихе не подходи! Так что мой план сработал. Петька меня снова поцеловал. Мы с ним час целовались. Стояли за сараем бабки Мавры и целовались. Ва-аще круто. А еще… — И Надя по полной программе пустилась в воспоминания о вчерашнем вечере.
Марля сидела, слушала и… завидовала.
Это была именно зависть — чувство, с которым, казалось, она раньше не сталкивалась никогда.
Ей было завидно, что это не она вчера, не стесняясь, плавала в пруду с парнями, а потом целовалась с одним из них и не ей сказали, что она «клевая, красивая, умная, ва-аще козырная девчонка». Завидно было, что бывают такие девчонки, как Надя, которые родились высокими, красивыми, женственными, которые не робеют и не пугаются парней, а легко и запросто могут общаться с ними. И обидно было, что все всегда достается именно им.
А ведь ей так хотелось хоть на полчасика побыть такой, как Надя. Чтобы парни шли с ней рядом и веселили ее. Чтобы ее старались наперебой утащить в кусты и поцеловать. Чтобы восхищались ею…
«Завидовать — плохо», — сама себя одернула Марля.
И вздохнула. У нее от вчерашнего вечера осталось только одно ощущение: она была лишней.
— А ты сама во всем виновата, — вдруг заявила Надя. — Да-да. Думаешь, Петька дулся-дулся, а потом сам вдруг ни с того ни с сего меня потащил на пруд? А вот и нет! Это я его, пока за столом сидели, старательно окучивала. Ну да знаешь, как это делается, — хитро улыбнулась она.
— Не знаю.
— Оссьпидя, она не знает! Ладно, рассказываю. Если хочешь парня заинтересовать, то надо ему в глаза посмотреть, а потом взгляд отвести. Потом снова посмотреть и снова отвести. И еще надо ему надежду подать: то за локоть потрогать, то плечом прижаться. И показать себя немного дурочкой. Точнее, слабой. Слышала, как я вчера периодически вздыхала: «Ой, не знаю, с чего ходить»? Или: «Не могу дотянуться — Петька, подай мои карты». А потом под столом своей ногой его ноги коснулась. И вот и все: он — мой. И ему уже все равно с кем я там целовалась, кроме него.
— Да? — удивилась Марля. — А я думала, он сам тебя решил пригласить прогуляться…
— Сам, конечно, — снова хитро улыбнулась Надя, — я ведь его, ты же слышала, сама никуда не звала. А ты, вместо того чтобы Федьке глазки строить, сидела и старательно в карты играла, как будто мы именно за этим туда и приперлись.
Марля в который раз почувствовала себя дурой.
— Да, наверное, ты права, — вздохнула она, — я сама во всем виновата. Вот и не понял Федька, что он мне нравится. А потому и не решился поцеловать…
— Конечно. Будет он просто так к девчонке лезть целоваться, если она ему перед этим не подморгнула? Конечно, нет. Парни ведь ужасно боятся обломов. А ты ведешь себя так, как будто тебе на него наплевать.
— А как вести себя по-другому?
— Оссьпидя! Я уже три недели пытаюсь тебя научить кадрить парней, а ты все «а что делать?», «а как себя вести?»! Ты меня вообще слушаешь?! Сходи с Грихой погуляй, пусть приревнует.
— Я? С Грихой? — изумилась Марля.
— Оссьпидя! — схватилась за голову Надя.
До обеда баба Аглая попросила Марлю сходить в магазин за хлебом. Марля шла и думала о том, как бы ей научиться кадрить парней. И чем больше она об этом думала, тем грустнее ей становилось.
Ей казалось, что, как бы ни старалась Надя научить ее всем хитростям общения с парнями, у нее все равно ничего не выйдет. Она думала, что ее внешность заранее ставит крест на всех попытках кому-нибудь понравиться. Ведь все парни воспринимают ее как ребенка, а потому, как бы ни строила она глазки, как бы ни касалась чьего-нибудь локотка, все у нее будет выходить глупо и смешно.
Марля свернула на узенькую дорожку между двумя заборами, пытаясь сократить путь до магазина. «Федька просто не воспринимает меня как девушку, — грустно думала она, — ему даже мысли не приходит меня поцеловать. И на что я, дура, надеюсь?..»
В этих невеселых размышлениях Марля неожиданно обнаружила, что на узкой тропинке она не одна…
Навстречу ей шел Беда. Вспомнив все страшные рассказы Нади о конмальчиках, Марля испуганно замедлила шаг, но деваться было некуда.
— Привет, Марлен Дитрих! — громко поздоровался с ней Васька, останавливаясь и перегораживая ей путь.
У Марли, что называется, душа ушла в пятки.
— Привет, — пискнула она, пятясь.
— Верхом ездишь? — спросил Беда, заинтересованно разглядывая свою жертву.
У Марли от неожиданного вопроса пропал дар речи — она только и смогла что помотать головой из стороны в сторону.
— Пошли! — уверенно скомандовал Васька, взял ее за руку и решительно потащил за собой.
Потащил молча и в неизвестном ей направлении. Молчала и Марля. И только внутри у нее паника все нарастала и нарастала. В конце концов Марля вообще стала плохо соображать и мало что видеть вокруг — внутри себя она как будто сжалась в комок и перестала существовать.
Очнулась, только когда Беда втащил ее почти волоком в спортивную конюшню, в которой было полно народу.
— Андрюха! — тут же заголосил Васька. — Я тебе новую спортсменку привел.
Откуда-то из денника тут же показался и тренер:
— А, Малявка, то есть Марля, привет. А ты с лошадью-то справишься, задохлик?
Марля, напуганная до смерти, даже слова в ответ вымолвить не сумела. Не то чтобы она очень хотела научиться ездить верхом, но сейчас, когда ей сказали, что у нее ничего не выйдет, она почему-то жутко расстроилась, так, что слезы навернулись на глаза.
— Справится, — за нее уверенно ответил Беда. — Кого ей дашь? Вы уже выезжаете?
— Шо прямо сейчас? Да мы уже все поседлались… — От Васькиного напора Андрей даже несколько растерялся.
— Я ей соберу лошадь. Кого брать?
— Да ну вас на фиг! Загадку бери.
Беда, так и не отпустивший Марлину руку, решительно потащил ее к названной лошади. Сам же сходил за седлом и уздечкой и ловко принялся седлать.
— А шо, она так в шортиках и сандалях и будет ездить? — в денник заглянул Андрей, окинул Марлю оценивающим взглядом и ухмыльнулся.
— Найди ей какие-нибудь сапоги, если такой заботливый, — посоветовал Беда.
— Детских размеров немае.
Андрей ушел, но через минуту вернулся и вручил Марле старые кирзовые сапоги размеров на пять больше, чем нужно было, и ярко-оранжевый пластиковый шлем:
— Звезданешься, я не виноват.
Оседлав невысокую толстую гривастую кобылку Загадку, Беда вывел ее из конюшни. Марля в большом, сползавшем на глаза шлеме послушно вышла следом и подошла к лошади. Седло находилось где-то над ее головой, и она вдруг явно поняла, что ничто на свете не заставит ее залезть в него. Но Беда мрачно, не глядя на нее, скомандовал:
— Ногу согни в колене, — и ловко, не успела Марля и опомниться, закинул ее на лошадь.
— Я боюсь… — шепотом, едва не плача, протянула она.
— Все поначалу боятся. Ноги в стремена. Да не так! Чтобы пятка была ниже носка. Повод в руки. Вот так, пропусти между безымянным и мизинцем. Спину прямо. Чтобы тронулась с места, ногами дави на бока. Чтобы повернуть вправо — тяни правый повод, чтобы влево — левый.
— Я не смогу…
— Сможешь. Давай, вон уже все на плацу! — Беда махнул рукой в сторону, где через дорогу от конюшни на большой утоптанной площадке по кругу ездили шагом остальные.
— Ты шо, хочешь мне ее в смену пристроить? Так мы будем и рысь давать, и галоп. Не уж, решил заделаться тренером — бери корду и возись с ней сам, — из конюшни вышел Андрей и протянул Ваське длинный ремень с карабином на одном конце.
Тот молча пристегнул карабин к кольцу на трензеле Загадкиной уздечки.
— У лошади во рту удила. Трензель, если быть точным. Когда ты тянешь за повод, трензель давит ей на уголки рта, и она понимает, что ты от нее хочешь. Я прицепил корду к трензелю, чтобы избавить тебя от управления лошадью. Я буду стоять, а Загадка будет ходить и бегать по кругу. Тебе нужно будет только учиться держаться в седле. А управлять научишься потом. Усекла?
— Усекла, — кивнула Марля; этот вариант ей понравился гораздо больше, чем ехать куда-то на большом незнакомом животном одной.
— Пошла! — прикрикнул Беда на лошадь, и они двинулись к плацу.
Седло качнулось под Марлей. Она почувствовала, как дышит лошадь, почувствовала, как сильные мышцы заработали, как копыта спокойно и уверенно ступают на землю… Поерзав, Марля вдруг поняла, что в седле сидеть достаточно удобно, что ноги ее больше судорожно не сжимают лошадиные бока, а руки расслабленно держат повод. Ей вдруг показалось, что когда-то давно-давно, может быть, в другой жизни, она уже сидела верхом.
Марля вдруг увидела, какой с лошади открывается обзор. Увидела, что слева от плаца — дома: в канаве копошатся гуси, в траву осыпаются спелые абрикосы. А справа от плаца — огороды: кабачки, тыквы, картошка, и возвышается над этим всем роскошный подсолнух. А если подняться на стременах, за огородами видны еще огороды, потом поля, посадки, куда они утром ходили с Надей, потом снова поля и какие-то синие дали в дымке, от которых просто дух захватывает, потому что на севере таких не бывает. С восторгом Марля смотрела по сторонам, и ей уже не было страшно, а только радостно.
Марля пришла туда с Надей первый раз, а потому ее удивлению не было предела. Огромные деревья стояли стеной — на такое не залезешь! Зато внизу, в траве, все было усыпано абрикосами. Разными-разными. Большие желто-оранжевые и маленькие целиком оранжевые, такого ровного цвета, будто их в оранжевую краску окунали. Оранжевые с черным и все в каких-то пупырышках, но сладкие-сладкие. Желтые и совсем белые. Абрикосы со вкусом абрикосов и абрикосы со вкусом, похожим на земляничный. Подружки медленно передвигались вдоль полосы, старательно выискивая свеженькие, еще не подгнившие и без муравьев.
— Все, больше не могу, ни абрикосинки! — в который раз вздыхала Марля, но тут же видела под ногами еще один аккуратненький оранжевый плодик, наклонялась и тянула его в рот.
— А местные сюда не ходят. Считают это моветоном, — улыбалась Надя. — А я думаю, это глупо. Они ведь такие вкусные! Ну и что, что полудикие.
Марля кивала, соглашаясь: «Конечно, глупо», и продолжала собирать. Хотя мысли ее были далеко-далеко.
Марля думала о вчерашнем вечере.
Федька, вытащив ее из-за стола, решительно направился разыскивать Петьку с Надей. Марле вроде бы и хотелось погулять с ним вдвоем, наедине, но она совсем не знала, о чем говорить с парнем, а потому совсем растерялась. Федька тоже, казалось, не знал, как себя вести, а потому только вслух и рассуждал, куда же они могли пойти. Пока не додумался позвонить Петьке и узнать.
Обе пары воссоединились и направились на пруды купаться. Шли гурьбой. Петька с Федькой хвастались, что уже закончили отчеты по практике, Надя рассказывала об учебе в школе. Все трое были возбуждены и веселы, сыпали шутками и анекдотами, толкали друг друга, устраивали догонялки, хлестались травой.
А Марля молчала. Шла и ждала, что Федька перестанет болтать с Петькой и Надей, что они с ним отстанут, и он снова обнимет ее, расскажет что-нибудь не всем вместе, а только ей. Расскажет что-нибудь про себя: как он живет, как учится, что любит и чего не любит, расскажет что-нибудь про своих друзей. А потом обязательно спросит про нее, про Марлен Нечаеву, чтобы узнать, какая она, что она любит и чего не любит.
Но Федька не перестал болтать с Петькой и с Надей, не отстал и не обнял ее. Уже в сумерках так, гурьбой, они и дошли до прудов. Парни быстро скинули джинсы и футболки и спустились к воде:
— Вы идете?
— Бежим! — ответила Надя, скидывая сарафанчик и в одном белье подбегая к ним.
Марля же просто села на берегу, обхватив коленки. Вот так вот легко раздеться при парнях она не могла. И плавать она толком не умела, а в сумерках ей и вовсе было страшно лезть в воду.
— Марля, догоняй! — позвал ее уже из воды Федька.
— Я не буду, — испуганно откликнулась она.
— Не умеешь — научим, не хочешь — заставим, — то ли со смехом, то ли с угрозой направился было к ней Петька, но Надя быстро дернула его назад:
— Отстань от человека. Не хочет — не надо!
И все трое лихо, как молодые дельфины, смеясь и фыркая, поплыли на тот берег пруда.
— О чем задумалась? — вывела Марлю из невеселых мыслей Надя.
Марля с удивлением обнаружила, что какое-то время уже сидит на земле под деревьями, задумавшись и вяло катая абрикос от себя к себе.
— Я… — растерялась она от вопроса подруги, — я…
— Да ладно тебе переживать! Че случилось-то? Ниче не случилось. — Надя опустилась рядом. — Ну не стала ты купаться, и что? Мало ли. Может, ты крестиком вышивать умеешь так, как им и не снилось. А Петька — просто дурак, что поржал над тобой.
— Я не из-за этого… Я… — Марля вздохнула. — Знаешь, мне кажется, я Федьке не нравлюсь.
— Почему ты так решила? Он же тебя позвал гулять? Позвал. Не оставил же тебя за столом. Значит, ты ему нравишься.
— Но ведь, когда мы дошли до дома, Петька утащил тебя еще по улице туда обратно прогуляться, а Федька просто бросил мне «пока» и ушел…
— Да, Петька вчера мне такого наговорил, такого наговорил, когда мы от вас отдела… в смысле, когда мы одни остались. Что я клевая, красивая, умная, ва-аще козырная девчонка. И он видел меня с Грихой и приревновал. Так и сказала: больше к Грихе не подходи! Так что мой план сработал. Петька меня снова поцеловал. Мы с ним час целовались. Стояли за сараем бабки Мавры и целовались. Ва-аще круто. А еще… — И Надя по полной программе пустилась в воспоминания о вчерашнем вечере.
Марля сидела, слушала и… завидовала.
Это была именно зависть — чувство, с которым, казалось, она раньше не сталкивалась никогда.
Ей было завидно, что это не она вчера, не стесняясь, плавала в пруду с парнями, а потом целовалась с одним из них и не ей сказали, что она «клевая, красивая, умная, ва-аще козырная девчонка». Завидно было, что бывают такие девчонки, как Надя, которые родились высокими, красивыми, женственными, которые не робеют и не пугаются парней, а легко и запросто могут общаться с ними. И обидно было, что все всегда достается именно им.
А ведь ей так хотелось хоть на полчасика побыть такой, как Надя. Чтобы парни шли с ней рядом и веселили ее. Чтобы ее старались наперебой утащить в кусты и поцеловать. Чтобы восхищались ею…
«Завидовать — плохо», — сама себя одернула Марля.
И вздохнула. У нее от вчерашнего вечера осталось только одно ощущение: она была лишней.
— А ты сама во всем виновата, — вдруг заявила Надя. — Да-да. Думаешь, Петька дулся-дулся, а потом сам вдруг ни с того ни с сего меня потащил на пруд? А вот и нет! Это я его, пока за столом сидели, старательно окучивала. Ну да знаешь, как это делается, — хитро улыбнулась она.
— Не знаю.
— Оссьпидя, она не знает! Ладно, рассказываю. Если хочешь парня заинтересовать, то надо ему в глаза посмотреть, а потом взгляд отвести. Потом снова посмотреть и снова отвести. И еще надо ему надежду подать: то за локоть потрогать, то плечом прижаться. И показать себя немного дурочкой. Точнее, слабой. Слышала, как я вчера периодически вздыхала: «Ой, не знаю, с чего ходить»? Или: «Не могу дотянуться — Петька, подай мои карты». А потом под столом своей ногой его ноги коснулась. И вот и все: он — мой. И ему уже все равно с кем я там целовалась, кроме него.
— Да? — удивилась Марля. — А я думала, он сам тебя решил пригласить прогуляться…
— Сам, конечно, — снова хитро улыбнулась Надя, — я ведь его, ты же слышала, сама никуда не звала. А ты, вместо того чтобы Федьке глазки строить, сидела и старательно в карты играла, как будто мы именно за этим туда и приперлись.
Марля в который раз почувствовала себя дурой.
— Да, наверное, ты права, — вздохнула она, — я сама во всем виновата. Вот и не понял Федька, что он мне нравится. А потому и не решился поцеловать…
— Конечно. Будет он просто так к девчонке лезть целоваться, если она ему перед этим не подморгнула? Конечно, нет. Парни ведь ужасно боятся обломов. А ты ведешь себя так, как будто тебе на него наплевать.
— А как вести себя по-другому?
— Оссьпидя! Я уже три недели пытаюсь тебя научить кадрить парней, а ты все «а что делать?», «а как себя вести?»! Ты меня вообще слушаешь?! Сходи с Грихой погуляй, пусть приревнует.
— Я? С Грихой? — изумилась Марля.
— Оссьпидя! — схватилась за голову Надя.
До обеда баба Аглая попросила Марлю сходить в магазин за хлебом. Марля шла и думала о том, как бы ей научиться кадрить парней. И чем больше она об этом думала, тем грустнее ей становилось.
Ей казалось, что, как бы ни старалась Надя научить ее всем хитростям общения с парнями, у нее все равно ничего не выйдет. Она думала, что ее внешность заранее ставит крест на всех попытках кому-нибудь понравиться. Ведь все парни воспринимают ее как ребенка, а потому, как бы ни строила она глазки, как бы ни касалась чьего-нибудь локотка, все у нее будет выходить глупо и смешно.
Марля свернула на узенькую дорожку между двумя заборами, пытаясь сократить путь до магазина. «Федька просто не воспринимает меня как девушку, — грустно думала она, — ему даже мысли не приходит меня поцеловать. И на что я, дура, надеюсь?..»
В этих невеселых размышлениях Марля неожиданно обнаружила, что на узкой тропинке она не одна…
Навстречу ей шел Беда. Вспомнив все страшные рассказы Нади о конмальчиках, Марля испуганно замедлила шаг, но деваться было некуда.
— Привет, Марлен Дитрих! — громко поздоровался с ней Васька, останавливаясь и перегораживая ей путь.
У Марли, что называется, душа ушла в пятки.
— Привет, — пискнула она, пятясь.
— Верхом ездишь? — спросил Беда, заинтересованно разглядывая свою жертву.
У Марли от неожиданного вопроса пропал дар речи — она только и смогла что помотать головой из стороны в сторону.
— Пошли! — уверенно скомандовал Васька, взял ее за руку и решительно потащил за собой.
Потащил молча и в неизвестном ей направлении. Молчала и Марля. И только внутри у нее паника все нарастала и нарастала. В конце концов Марля вообще стала плохо соображать и мало что видеть вокруг — внутри себя она как будто сжалась в комок и перестала существовать.
Очнулась, только когда Беда втащил ее почти волоком в спортивную конюшню, в которой было полно народу.
— Андрюха! — тут же заголосил Васька. — Я тебе новую спортсменку привел.
Откуда-то из денника тут же показался и тренер:
— А, Малявка, то есть Марля, привет. А ты с лошадью-то справишься, задохлик?
Марля, напуганная до смерти, даже слова в ответ вымолвить не сумела. Не то чтобы она очень хотела научиться ездить верхом, но сейчас, когда ей сказали, что у нее ничего не выйдет, она почему-то жутко расстроилась, так, что слезы навернулись на глаза.
— Справится, — за нее уверенно ответил Беда. — Кого ей дашь? Вы уже выезжаете?
— Шо прямо сейчас? Да мы уже все поседлались… — От Васькиного напора Андрей даже несколько растерялся.
— Я ей соберу лошадь. Кого брать?
— Да ну вас на фиг! Загадку бери.
Беда, так и не отпустивший Марлину руку, решительно потащил ее к названной лошади. Сам же сходил за седлом и уздечкой и ловко принялся седлать.
— А шо, она так в шортиках и сандалях и будет ездить? — в денник заглянул Андрей, окинул Марлю оценивающим взглядом и ухмыльнулся.
— Найди ей какие-нибудь сапоги, если такой заботливый, — посоветовал Беда.
— Детских размеров немае.
Андрей ушел, но через минуту вернулся и вручил Марле старые кирзовые сапоги размеров на пять больше, чем нужно было, и ярко-оранжевый пластиковый шлем:
— Звезданешься, я не виноват.
Оседлав невысокую толстую гривастую кобылку Загадку, Беда вывел ее из конюшни. Марля в большом, сползавшем на глаза шлеме послушно вышла следом и подошла к лошади. Седло находилось где-то над ее головой, и она вдруг явно поняла, что ничто на свете не заставит ее залезть в него. Но Беда мрачно, не глядя на нее, скомандовал:
— Ногу согни в колене, — и ловко, не успела Марля и опомниться, закинул ее на лошадь.
— Я боюсь… — шепотом, едва не плача, протянула она.
— Все поначалу боятся. Ноги в стремена. Да не так! Чтобы пятка была ниже носка. Повод в руки. Вот так, пропусти между безымянным и мизинцем. Спину прямо. Чтобы тронулась с места, ногами дави на бока. Чтобы повернуть вправо — тяни правый повод, чтобы влево — левый.
— Я не смогу…
— Сможешь. Давай, вон уже все на плацу! — Беда махнул рукой в сторону, где через дорогу от конюшни на большой утоптанной площадке по кругу ездили шагом остальные.
— Ты шо, хочешь мне ее в смену пристроить? Так мы будем и рысь давать, и галоп. Не уж, решил заделаться тренером — бери корду и возись с ней сам, — из конюшни вышел Андрей и протянул Ваське длинный ремень с карабином на одном конце.
Тот молча пристегнул карабин к кольцу на трензеле Загадкиной уздечки.
— У лошади во рту удила. Трензель, если быть точным. Когда ты тянешь за повод, трензель давит ей на уголки рта, и она понимает, что ты от нее хочешь. Я прицепил корду к трензелю, чтобы избавить тебя от управления лошадью. Я буду стоять, а Загадка будет ходить и бегать по кругу. Тебе нужно будет только учиться держаться в седле. А управлять научишься потом. Усекла?
— Усекла, — кивнула Марля; этот вариант ей понравился гораздо больше, чем ехать куда-то на большом незнакомом животном одной.
— Пошла! — прикрикнул Беда на лошадь, и они двинулись к плацу.
Седло качнулось под Марлей. Она почувствовала, как дышит лошадь, почувствовала, как сильные мышцы заработали, как копыта спокойно и уверенно ступают на землю… Поерзав, Марля вдруг поняла, что в седле сидеть достаточно удобно, что ноги ее больше судорожно не сжимают лошадиные бока, а руки расслабленно держат повод. Ей вдруг показалось, что когда-то давно-давно, может быть, в другой жизни, она уже сидела верхом.
Марля вдруг увидела, какой с лошади открывается обзор. Увидела, что слева от плаца — дома: в канаве копошатся гуси, в траву осыпаются спелые абрикосы. А справа от плаца — огороды: кабачки, тыквы, картошка, и возвышается над этим всем роскошный подсолнух. А если подняться на стременах, за огородами видны еще огороды, потом поля, посадки, куда они утром ходили с Надей, потом снова поля и какие-то синие дали в дымке, от которых просто дух захватывает, потому что на севере таких не бывает. С восторгом Марля смотрела по сторонам, и ей уже не было страшно, а только радостно.
Глава 8
Поцелуй
Теперь каждый день к двум часам дня Марля бежала «на спорт» — на спортивную конюшню к своей Загадке. Она старательно чистила лошадь, расчесывала гриву, скармливая Загадке попутно морковку и сухарики, которые всегда брала с собой. Кобыла очень быстро стала для нее самой замечательной, самой лучшей лошадью на свете, и Марля теперь даже представить себе не могла, как она жила тут, в конном заводе, без нее.
— Постой, пожалуйста, смирно. Мне надо тебя взнуздать, — просила она.
И кобыла послушно наклоняла голову, чтобы ей было удобнее надеть уздечку.
— А теперь седло, — напоминала Марля.
И Загадка снова послушно позволяла себя оседлать. А после они вместе со всеми выезжали на плац.
Второе занятие с Марлей тоже возился Беда, а потом тренер поставил ее в смену вместе со всеми. Первые десять минут все шагали друг за другом. Андрей разве что время от времени подавал команды. «Смена, вольт, марш!» — и тогда направляющий сходил с периметра плаца и выписывал на лошади круг диаметром шесть-семь метров, возвращаясь ровно в ту точку периметра, с которой отклонился к центру, и все повторяли этот маневр за ним. «Смена, перемена направления по диагонали, марш!» — и тогда все так же гуськом выворачивали с угла и пересекали плац по диагонали, в конечной точке поворачивая так, чтобы ехать затем в другую сторону. «Смена, змейкой, марш!» — и тогда все друг за другом, не меняя дистанции, начинали выписывать серпантин от одной стороны плаца до другой.
Затем наступало время первой рыси. Марля быстро выучила, что рысь бывает учебной и строевой, или облегченной. На первой всадник держится в седле с помощью силы ног, равновесия и умения входить в ритм движения лошади — следовать им, стараясь не отрываться от седла. А на второй он не сидит в седле, а приподнимается на стременах, пропуская один толчок и опускаясь на другой.
Первая рысь всегда была строевая. Ездили минут двадцать. Марля же поначалу могла выдержать только минут пять, а дальше выезжала в центр плаца и ездила шагом сама по себе. Потом у нее стало получаться выдерживать семь минут, потом десять. К концу недели она уже могла вместе со всеми выполнять и манежные фигуры: вольты, перемены направления и змейки.
После первой рыси шагали минут пять, а потом снова следовала команда: «Смена, повод!» Это значило, что надо собраться, подобрать повод и быть готовым к выполнению других команд. «Смена, рысью, марш!» — и после этого все лошади дружно поднимались в рысь.
Вторая рысь была учебная, и поначалу Марля всегда ожидала ее с ужасом. Загадка была маленькой, толстенькой, удобной, как диванчик. Рысь у нее была мелкая и совсем не тряская. Но Марле не с чем было сравнивать, а потому ей казалось, что кобыла не просто бежит себе спокойно вслед за остальными, а специально трясет Марлю, стараясь раз и навсегда окончательно вытряхнуть ее из седла.
— Марля, бестолочь, не горбься! Спину прямо! Равновесие держи! Пятки ниже, не подтягивай коленки к подбородку! Шлюссом держись! Шенкеля кобыле, шенкеля, а то заснет! — гремел на весь плац голос Андрея.
Марля уже знала, что шлюсс — это мышцы бедра всадника, обхватывая ими лошадь, он и держится в седле; что шенкель — это нога от колена до пятки, прижимая ее к боку лошади, всадник побуждает ее двигаться вперед. Но это ее не успокаивало. Ей всегда от этих криков хотелось уменьшиться раз в сто и потеряться. Чтобы ее никто не видел. Ведь, как ей казалось, она выглядела в седле смешно и нелепо. А все остальные так хорошо держатся на лошадаях, что, наверное, просто умирают со смеху, глядя на нее.
— Руки вниз, не держись за гриву! Лови ритм, работай поясницей!
Как же можно было не держаться за гриву, когда далеко внизу под копытами мелькала земля с камушками, упасть, удариться о которую наверняка было бы очень больно?
Марля изо всех сил пыталась понять, как это — «входить в ритм движения лошади» и что значит «работать поясницей», но пока все, что у нее получалось — это только хлопать попой по седлу и вцепляться в гриву. Хорошо хоть тренер не требовал от нее рысить все положенные пятнадцать минут вместе со всеми, а когда она уже начинала в изнеможении сползать с седла, замечал это и кричал:
— Загадка! Шагом! Выйти из смены.
После второй рыси и пяти минут шага «давали галоп», но этого Марля уже не видела: Андрей отсылал ее на конюшню. Но Марле и этого было достаточно, как говорится, и за глаза, и за уши: вечерами у нее мучительно ныло все тело, а ноги ни за что не хотели распрямляться.
Надя же прямо сказала ей, что не понимает и не разделяет ее радость от верховой езды и что это просто глупо — в жару трястись в седле, когда можно купаться, ходить в посадки за абрикосами и гулять с мальчиками.
После чего к бабе Аглае неожиданно заявилась Надина мама и силком утащила дочь на пару дней в Армавир, потому как они с папой затеяли ремонт в дочкиной комнате и та непременно должна была при этом присутствовать и помогать. Злой Наде ничего не оставалось, как покорно отправиться на некоторое время домой. И Марля осталась наедине с бабой Аглаей. По утрам кормила кур и порося, полола грядки, днем ездила верхом, а вечером ходила к первому номеру встречать табун.
— Без меня со студентами не гуляй! — на прощанье заявила Надя.
— Не буду, — послушно пообещала Марля.
Во-первых, она была уверена, что никто ее гулять и не позовет, а сама она ни за что не решится пойти в табун или к общежитию, где за столом под абрикосом Петька с Федькой с местными сидят. Во-вторых, потому что она приняла как факт, что Федьке она не нравится и все ее надежды и мечты останутся до конца лета только надеждами и мечтами и больше ничем. Ей, конечно, было грустно и больно, но новое занятие — верховая езда — захватило ее так сильно, что она думала теперь исключительно об этом. Разве что вечером, встречая табун, нет-нет да и кидала взгляды на Федьку, сноровисто собиравшего лошадей к конюшне, да вздыхала тайком.
А потом и вовсе к ней подошел бригадир Каскин:
— Шо валяешься у сене? Держи! — и подал ей разводку. — Лови вон ту, с белой проточиной во всю морду. Это Грация. И тащи ее в ейный денник.
Марля послушно взяла веревку, осторожно протолкалась среди кобыл, поймала Грацию и тихонько повела за собой.
Пара дней, обещанных Надиной мамой, растянулись на неделю. Но и неделя прошла, и Надя вернулась.
— Ну что, ну как? — засыпали подружки друг друга вопросами, закрывшись в своей комнате.
— А я три дня с Вовкой Лебедько гуляла. Он из моей школы, из 11 «Б». Крутой. У него предки при деньгах. Так он меня в кафе водил. Клево посидели! Только он с предками на море уехал. Договорились осенью созвониться.
— У меня стала получаться учебная рысь! Я подружилась с Загадкой. Она самая лучшая лошадь на свете!
— А студентов-то видела? Гуляла с ними без меня?
— Не-а.
— Ну и дура. Из-за меня, что ли? Потому что я тебе запретила? — удивилась Надя.
— Не… Просто… Не знаю, как-то у меня другие дела были… — пожала плечами Марля.
— Оссьпидя, какие дела? Парни — это самое главное. Сначала — они, все остальное — потом.
— Знаешь, я тут подумала… Вот ты говоришь: надо найти парня, надо поцеловаться… А я хочу не просто найти парня, я хочу влюбиться, — призналась Марля.
— Так ты же сама сказала, что ты влюбилась в Федьку! Или нет?
— Я не знаю… Я не знаю, правда. Он мне нравится. Он… красивый. И верхом хорошо ездит.
— Постой, пожалуйста, смирно. Мне надо тебя взнуздать, — просила она.
И кобыла послушно наклоняла голову, чтобы ей было удобнее надеть уздечку.
— А теперь седло, — напоминала Марля.
И Загадка снова послушно позволяла себя оседлать. А после они вместе со всеми выезжали на плац.
Второе занятие с Марлей тоже возился Беда, а потом тренер поставил ее в смену вместе со всеми. Первые десять минут все шагали друг за другом. Андрей разве что время от времени подавал команды. «Смена, вольт, марш!» — и тогда направляющий сходил с периметра плаца и выписывал на лошади круг диаметром шесть-семь метров, возвращаясь ровно в ту точку периметра, с которой отклонился к центру, и все повторяли этот маневр за ним. «Смена, перемена направления по диагонали, марш!» — и тогда все так же гуськом выворачивали с угла и пересекали плац по диагонали, в конечной точке поворачивая так, чтобы ехать затем в другую сторону. «Смена, змейкой, марш!» — и тогда все друг за другом, не меняя дистанции, начинали выписывать серпантин от одной стороны плаца до другой.
Затем наступало время первой рыси. Марля быстро выучила, что рысь бывает учебной и строевой, или облегченной. На первой всадник держится в седле с помощью силы ног, равновесия и умения входить в ритм движения лошади — следовать им, стараясь не отрываться от седла. А на второй он не сидит в седле, а приподнимается на стременах, пропуская один толчок и опускаясь на другой.
Первая рысь всегда была строевая. Ездили минут двадцать. Марля же поначалу могла выдержать только минут пять, а дальше выезжала в центр плаца и ездила шагом сама по себе. Потом у нее стало получаться выдерживать семь минут, потом десять. К концу недели она уже могла вместе со всеми выполнять и манежные фигуры: вольты, перемены направления и змейки.
После первой рыси шагали минут пять, а потом снова следовала команда: «Смена, повод!» Это значило, что надо собраться, подобрать повод и быть готовым к выполнению других команд. «Смена, рысью, марш!» — и после этого все лошади дружно поднимались в рысь.
Вторая рысь была учебная, и поначалу Марля всегда ожидала ее с ужасом. Загадка была маленькой, толстенькой, удобной, как диванчик. Рысь у нее была мелкая и совсем не тряская. Но Марле не с чем было сравнивать, а потому ей казалось, что кобыла не просто бежит себе спокойно вслед за остальными, а специально трясет Марлю, стараясь раз и навсегда окончательно вытряхнуть ее из седла.
— Марля, бестолочь, не горбься! Спину прямо! Равновесие держи! Пятки ниже, не подтягивай коленки к подбородку! Шлюссом держись! Шенкеля кобыле, шенкеля, а то заснет! — гремел на весь плац голос Андрея.
Марля уже знала, что шлюсс — это мышцы бедра всадника, обхватывая ими лошадь, он и держится в седле; что шенкель — это нога от колена до пятки, прижимая ее к боку лошади, всадник побуждает ее двигаться вперед. Но это ее не успокаивало. Ей всегда от этих криков хотелось уменьшиться раз в сто и потеряться. Чтобы ее никто не видел. Ведь, как ей казалось, она выглядела в седле смешно и нелепо. А все остальные так хорошо держатся на лошадаях, что, наверное, просто умирают со смеху, глядя на нее.
— Руки вниз, не держись за гриву! Лови ритм, работай поясницей!
Как же можно было не держаться за гриву, когда далеко внизу под копытами мелькала земля с камушками, упасть, удариться о которую наверняка было бы очень больно?
Марля изо всех сил пыталась понять, как это — «входить в ритм движения лошади» и что значит «работать поясницей», но пока все, что у нее получалось — это только хлопать попой по седлу и вцепляться в гриву. Хорошо хоть тренер не требовал от нее рысить все положенные пятнадцать минут вместе со всеми, а когда она уже начинала в изнеможении сползать с седла, замечал это и кричал:
— Загадка! Шагом! Выйти из смены.
После второй рыси и пяти минут шага «давали галоп», но этого Марля уже не видела: Андрей отсылал ее на конюшню. Но Марле и этого было достаточно, как говорится, и за глаза, и за уши: вечерами у нее мучительно ныло все тело, а ноги ни за что не хотели распрямляться.
Надя же прямо сказала ей, что не понимает и не разделяет ее радость от верховой езды и что это просто глупо — в жару трястись в седле, когда можно купаться, ходить в посадки за абрикосами и гулять с мальчиками.
После чего к бабе Аглае неожиданно заявилась Надина мама и силком утащила дочь на пару дней в Армавир, потому как они с папой затеяли ремонт в дочкиной комнате и та непременно должна была при этом присутствовать и помогать. Злой Наде ничего не оставалось, как покорно отправиться на некоторое время домой. И Марля осталась наедине с бабой Аглаей. По утрам кормила кур и порося, полола грядки, днем ездила верхом, а вечером ходила к первому номеру встречать табун.
— Без меня со студентами не гуляй! — на прощанье заявила Надя.
— Не буду, — послушно пообещала Марля.
Во-первых, она была уверена, что никто ее гулять и не позовет, а сама она ни за что не решится пойти в табун или к общежитию, где за столом под абрикосом Петька с Федькой с местными сидят. Во-вторых, потому что она приняла как факт, что Федьке она не нравится и все ее надежды и мечты останутся до конца лета только надеждами и мечтами и больше ничем. Ей, конечно, было грустно и больно, но новое занятие — верховая езда — захватило ее так сильно, что она думала теперь исключительно об этом. Разве что вечером, встречая табун, нет-нет да и кидала взгляды на Федьку, сноровисто собиравшего лошадей к конюшне, да вздыхала тайком.
А потом и вовсе к ней подошел бригадир Каскин:
— Шо валяешься у сене? Держи! — и подал ей разводку. — Лови вон ту, с белой проточиной во всю морду. Это Грация. И тащи ее в ейный денник.
Марля послушно взяла веревку, осторожно протолкалась среди кобыл, поймала Грацию и тихонько повела за собой.
Пара дней, обещанных Надиной мамой, растянулись на неделю. Но и неделя прошла, и Надя вернулась.
— Ну что, ну как? — засыпали подружки друг друга вопросами, закрывшись в своей комнате.
— А я три дня с Вовкой Лебедько гуляла. Он из моей школы, из 11 «Б». Крутой. У него предки при деньгах. Так он меня в кафе водил. Клево посидели! Только он с предками на море уехал. Договорились осенью созвониться.
— У меня стала получаться учебная рысь! Я подружилась с Загадкой. Она самая лучшая лошадь на свете!
— А студентов-то видела? Гуляла с ними без меня?
— Не-а.
— Ну и дура. Из-за меня, что ли? Потому что я тебе запретила? — удивилась Надя.
— Не… Просто… Не знаю, как-то у меня другие дела были… — пожала плечами Марля.
— Оссьпидя, какие дела? Парни — это самое главное. Сначала — они, все остальное — потом.
— Знаешь, я тут подумала… Вот ты говоришь: надо найти парня, надо поцеловаться… А я хочу не просто найти парня, я хочу влюбиться, — призналась Марля.
— Так ты же сама сказала, что ты влюбилась в Федьку! Или нет?
— Я не знаю… Я не знаю, правда. Он мне нравится. Он… красивый. И верхом хорошо ездит.