божественное совершенство, противостоять пришельцам невозможно из-за приятия
их большинством населения страны, заключившей договор. К сотрудничеству с
пришельцами начинают стремиться остальные страны. Через девять лет с момента
их появления на Земле на всех континентах земли, во всех странах
стремительно внедряется новый образ жизни, по всем информационным каналам
пропагандируются все новые и новые достижения в технике и социальном
обустройстве. Большинством населения прославляются представители
космического Разума как более совершенные братья по разуму, как божества.
-- И не зря прославляются, -- заметил я Анастасии. -- нет
ничего плохого в том, что на земле не будет войн, преступности. У каждого
квартира, пища будет и работа.
-- Владимир, разве ты не понял, что человечество, приняв
инопланетные условия, откажется при этом от своего нематериального,
Божественного "я". Оно само убьет себя. Останутся лишь материальные тела.
-- И каждый человек, Владимир, на биоробота все больше станет
походить. И все земные дети биороботами будут нарождаться.
-- Но почему?
-- Все люди будут вынуждены каждодневно обслуживать те механизмы,
которые обслуживают внешне их. Все человечество в ловушку попадет, отдаст
свою свободу и детей своих за совершенство техники искусственной. Интуитивно
вскоре ощутят свою ошибку многие земляне, и тогда самоубийством жизнь свою
кончать они начнут.
-- Странно. Чего ж им будет не хватать?
-- Свободы, творчества и ощущений, что предоставить может лишь с
божественным твореньем сотворенье.
-- А если парламенты, правительства из разных стран на соглашения с
инопланетянами пойти не захотят, тогда что будет? Человечество они начнут
уничтожать?
-- Тогда пути иные начнут инопланетные умы искать, чтоб всех людей
в ловушку завести. Уничтожать им человечество нет смысла. Ведь цель у них
-- взаимосвязь познать творений всех земных, воспроизводство силою какой
творится. Без человека ничего подобного ведь не вершится. Сам человек --
главнейшее звено в цепи гармонии земного сотворенья. И лучи солнышка есть
часть энергии и чувств, что люди многие воспроизводят. С сегодняшним
сознаньем люди земли пришельцам не страшны. И многие земляне уже сейчас
стараются пришельцам помогать.
-- Как так? Кто это среди нас для них старается? Значит, есть
предатели среди людей? Они на них работают?
-- Работают, но не предатели те люди. Невольно получается
пособничество их, не злобно, не намеренно. Причина главная в неверии в себя
и в совершенство сотворении Бога.
-- Какая здесь взаимосвязь?
-- Простая. Когда мысль допускает человек, что он не совершенное
творенье, когда вдруг начинает представлять, что на других планетах существа
живут его по разуму сильнее, он сам, своею мыслью и подпитывает их. Сам
человек свою божественную силу принижает и не божественным созданьям силу
придает. Они энергию, производимую людскими мыслями и чувствами, уж
научились собирать в единый комплекс и гордятся тем. Смотри, вот перед
группой инопланетян стоит сосуд, в нем жидкость светится, то превращаясь в
газ, а то твердея. Сильнее нет оружия у них, чем то, что в небольшом
заключено сосуде. Потом они все содержимое его на множество разделят
маленьких и плоских сосудиков. Одна из стенок будет специальным отражателем.
Себе подобное устройство они на грудь повесят. Такие есть уже у всех, что
перед тобой сидят. Когда подобного устройства луч на человека направляют, то
в человеке чувство страха вызвать можно, чувство поклоненья или восхищенья.
И волю можно, и осознанность и тело человеческое парализовать. В луче том
мысли множества людей заключены. Мысли людей о том, что есть сильнее кто-то
во Вселенной, чем человек. Чем человек -- творенье Бога. И эти мысли
сконцентрированными против самих людей бороться могут.
-- Выходит, мы им сами силу придаем, когда их превозносим себя
умней?
-- Да, это так. Умней себя, а значит, и умнее Бога.
-- Причем здесь Бог?
-- Мы все Его творенья. Когда считаем, что есть совершеннее в
галактиках миры, тем самым подразумеваем себя несовершенными, несовершенными
творенья Бога.
-- Ну надо же, и много сейчас энергии такой накоплено в
инопланетном мире?
-- В сосуде, что стоит перед тобой, ее достаточно, чтоб покорить
три четверти примерно всех земных умов и чувствами людскими завладеть. Они
считают, этого достаточно с лихвой. Потом начнется поклонение и всей
цивилизации земной. И увеличится их мощь.
-- И что же, ничего поделать уже невозможно?
-- Возможно, если неожиданно для них рискнуть. Ведь полный комплекс
чувств людских, даже один всегда сильнее. И мысль возможно разогнать до
скорости неведомой для тех, кто чувствами не обладает. И всю энергию, что
собиралась в сосуде, можно нейтрализовать энергией мысли другой, что будет
ярче, и уверенней, и совершенней.
-- А ты, Анастасия, могла бы всю энергию, в сосуде содержащуюся,
нейтрализовать?
-- Могла бы попробовать, но тело мне свое для этого здесь нужно все
собрать.
-- Зачем?
-- Неполным будет комплекс чувств без тела. Материя -- один из
планов человеческого бытия. С ним человек сильнее сущностей вселенских.
-- Так собери, чтобы разбить сосуд.
-- Сейчас попробую не разбивая сделать что-нибудь. И вдруг перед собой
увидел я Анастасию во плоти. Все как в лесу было на ней, и кофточка, и юбка.
Ступнями ног босых она стояла на полу и вдруг пошла неспешно к тем, кто
восседал перед сосудом с жидкостью светящейся. Они увидели ее. На лицах
никаких эмоций бесчувственные инопланетяне не изобразили. Но только миг один
не шевелясь сидели. Через секунду все зашевелились. Вдруг, словно по команде
чьей-то, встали, и каждый медальон висящий на груди руками взял. Все
медальоны лучами вспыхнули. Лучи направлены все в сторону идущей к. ним
Анастасии были.
Она остановилась, пошатнулась, назад шаг сделала вдруг небольшой,
остановилась снова, улыбнулась, притопнула босой ногой и медленно, уверенно
пошла снова вперед.
Лучи, идущие от медальонов инопланетян, все ярче становились, сливаясь
в единое на Анастасии. Казалось, что через мгновенье они испепелят одежду
всю на ней. Но шла вперед Анастасия. Вперед ладони рук своих вдруг протянула
и, отразившись от ее ладоней, погасли несколько лучей, потом и остальные
стали гаснуть.
По-прежнему не шевелясь, стояли инопланетяне. Анастасия подошла к
сосуду, ладони рук на его стенки положила, погладила сосуд руками, ему
шептала что-то. В сосуде жидкость вдруг забушевала, потом свет ее стал
потихоньку угасать, и вскоре по виду чуть голубоватой жидкость в сосуде
стала. Как на земле обыкновенная вода.
Анастасия подошла к стоящей у стены и похожей на земной холодильник
машине. К ней свою ладонь прижала, что-то прошептала, и из машины посыпались
в приподнятую полу кофточки ее квадратные какие-то цветные таблетки.
Анастасия подошла к по-прежнему стоящим в онемении инопланетянам и
протянули крайнему из них таблетку, данную машиной. Инопланетянин
пошевелился, как будто руку протянул навстречу, но тут же замер, потом в
сторону стоящего пред всеми, наверное руководителя, стал пристально
смотреть. И так стояла перед ним Анастасия примерно с полминуты с протянутой
рукой. Потом к руководителю вплотную подошла и протянула для него таблетку.
Руководитель через паузу таблетку взял, в рот положил. Анастасия обходила
всех присутствовавших, и все теперь таблетки от нее спокойно принимали и ели
их или глотали. Потом она от них ко мне пошла, на полпути остановилась, к
группе сидящих повернулась инопланетян, рукой им помахала. И несколько
инопланетян со своих мест встали, ей в ответ руками помахали. Со мною
поравнялась Анастасия, усталым голосом сказала:
-- Нам нужно возвращаться. Они сейчас таблетки приняли, что
ускоряют мысль. Пусть попытаются осмыслить здесь произошедшее.
И все закончилось. Я на траве по-прежнему лежал в лесу, как будто от
глубокого проснувшись сна. Словно времени прошло совсем немного, а тело
отдохнувшим мне казалось, как после здорового глубокого сна. Но голова...
Внутри как будто бушевало все. Как будто мысли сразу по разным направлениям
текли. Картины, виденные на другой планете, все оставались полностью во мне.
Что это было -- сон? Гипноз? Или все сразу -- непонятно. В
реальность видеть явь другой планеты, не земли, поверить было невозможно, и
я спросил рядом сидящую Анастасию:
-- Что это было -- сон? Гипноз? Я все запомнил и сейчас
какой-то хаос в голове. Она в ответ:
-- Владимир, сам как хочешь, расцени, какою силою видение перед
тобой другой планеты представало. Коль беспокойным ощущаешь для себя вопрос,
согласным будь с тем, что будто видел сон. Значения все это не имеет.
Значенье в сути, выводах и ощущеньях от виденья. Над ними поразмысли, я
ненадолго отойду.
-- Да, ты иди, я поразмыслю сам.
Стал размышлять я об увиденном, один оставшись, конечно же, решил, что
видел сон гипнотический какой-то.
Анастасия, сделав несколько шагов, вдруг повернулась, снова подошла ко
мне, достала что-то из кармана кофточки своей, раскрытую ладонь мне
протянула. Увидел я, лежала на ладони... Лежала на ладони таблетка странная,
что видел на другой планете.
-- Возьми ее, Владимир, и без боязни можешь проглотить. Ее из трав
земных на той планете делают, где были мы. Она минут пятнадцать будет
помогать мысль ускорять, и ты быстрее сможешь все осмыслить.
Я взял с протянутой ладони таблетку маленькую, когда ушла Анастасия,
съел таблетку.
верните, люди, родину свою
В начале самом диалог о родине с Анастасией мне непонятен был. Ее
суждения вначале даже ненормальными казались. Но потом... Я и сейчас о них
невольно вспоминаю. Вспоминаю, как на вопрос, что делать надо, чтобы ни
межпланетных, ни земных войн не было у нас? Бандитов не было, и дети чтоб
здоровыми, счастливыми рождались? Она ответила:
-- Всем людям надо посоветовать, Владимир: "Верните, люди, родину
свою".
-- "Верните Родину" -- ты, может быть, ошиблась, так сказав,
Анастасия, есть родина у всех, просто не все на родине живут. Не родину
вернуть -- самим на родину приехать нужно -- ты так сказать хотела?
-- Владимир, не ошиблась я. Нет родины совсем у большинства людей
сейчас живущих на планете.
-- Ну, как же -- нет. У россиян -- Россия родина, у
англичан -- Англия. Все ж где-то родились, и, значит, родиною называться
будет та страна, где человек рожден.
-- Считаешь ты, что родину свою границей, кем-то обусловленною,
нужно мерять?
-- А чем еще? Так принято. У всех государств границы имеются.
-- Но если б не было границ, тогда чем свою родину ты обусловить
мог?
-- Тем местом, где родился, городом или селом, а может, вся земля
была б тогда Родиной для всех.
-- Могла б и вся Земля быть Родиной для каждого, живущего на ней, и
все вселенское ласкать могло бы человека, но для того соединить все планы
бытия в единую необходимо точку. Ту точку родиной назвать своей, в ней
сотворить собой любви пространство, все лучшее вселенское соприкасаться
будет с ним. С пространством Родины твоим. Собою через эту точку Вселенную
ты будешь ощущать. Непревзойденной силой обладать. В мирах других об этом
будут знать. Тебе служить все будет как Бог, создатель наш, того хотел.
-- Ты лучше по-простому говори, Анастасия, я ничего не понял про
планы бытия, как их соединить. Про точку, что я родиной своей могу назвать.
-- Тогда с рожденья разговор нам нужно начинать.
-- Ну, пусть с рожденья. Только ты не просто говори, а с толком для
сегодняшнего дня. Ну, например, как видишь ты, как себе представляешь
зарождение семьи, рождение и воспитание детей в условиях сегодняшнего дня. И
чтобы дети все счастливыми рождались. Такую можешь ты построить схему иль
нарисовать картину?
-- Смогу.
-- Так говори. Но только не про жизнь в лесу да про науку
образности непонятную. Никто о ней не знает, только ты...
Я не смог договорить фразу. В голове как будто не один, а множество
бурным потоком вопросов понеслись. И главные: "Почему мне стало интересно
знать, что скажет мне про нашу жизнь таежная отшельница? Откуда она знает не
только внешние детали нашей жизни, но и внутренние переживания многих людей?
Какие возможности у этой непонятной наук" образности?" Не мог сидеть. Встал,
начал взад-вперед ходить. Чтоб успокоиться и чтоб невероятность осознать,
понять, стал рассуждать:
"Вот сидит под кедром спокойная молодая женщина. То не спеша по траве
рукой проведет, то внимательно на букашку какую-то смотрит, по ее руке
ползущую, то заду мается ненадолго. Сидит в тайге, вдалеке от бурной жизни
городов и стран. От войн и перипетий всяческих цивилизованных миров. Но что,
если она в совершенстве знает эту науку образности? Что, если она с ее
помощью может влиять на людей? Оказывать более сильное влияние на общество,
чем правительства, парламенты и множество духовных конфессий? Невероятно!
Фантастично, но... Есть реальные, конкретные факты, свидетельствующие об
этом. Невероятные факты! Но они существуют в реальности.
Она научила меня за короткий срок писать книги. На это ей потребовалось
всего три дня. Это она сыпет и сыпет непрерывным потоком информацию.
Невероятно, но факт. Книги без рекламы с легкостью пересекают границы
городов и стран. В книгах ее образ. Этот образ неведомо как влияет на людей,
вызывает в них творческий порыв. Тысячи поэтических строк, сотни песен
бардов посвящены ее образу. И она об этом прекрасно знала! Еще в первой
книге я приводил ее высказывания на этот счет. Тогда еще ничего не было.
Тогда ее слова казались невероятным бредом, фантастикой. Но все произошло
точно так, как она сказала. И сейчас, когда я пишу эти строки, произошли еще
невероятные события.
Издательством "Проф-Пресс" в июле 1999 года выпущен сборник в пятьсот
страниц с письмами и стихами читателей. Сборник выпущен в июле месяце,
считающемся для книготорговцев "мертвым сезоном". Происходит невероятное:
пятнадцатитысячный тираж раскупается за один месяц.
Выпускается еще пятнадцать тысяч, но и они тут же раскупаются. Это
событие не так зрелищно для сенсаций, преподносимых прессой, оно вообще
выходит за рамки представлений о сенсациях необычностью стоящих за ним
выводов. В эти выводы трудно поверить. Трудно поверить, что образ Анастасии
меняет сознание общества.
Читающие испытывают потребность к действию. Люди в России и за ее
пределами самостоятельно организовывают читательские клубы и центры, называя
их ее именем.
Новосибирский завод медицинских препаратов выпускает кедровое масло, о
котором она говорила. В небольшой деревеньке Новосибирской области местные
жители восстанавливают оборудование, стремятся получать целебное масло по ее
технологии, им помогают из города.
Но это она говорила, что возродятся сибирские села, что к родителям
начнут возвращаться дети.
Она перенаправляет поток паломников от заморских святынь к родным.
Только за два последних года дольмены в окрестностях Геленджика, о которых
она рассказала, посетило более пятидесяти тысяч ее читателей. Вокруг забытых
ранее святынь сейчас высаживают люди цветы и сады. В разных городах
высаживают кедры и другие растения по ее методу.
Постановлением главы администрации Томской области учреждено
предприятие "Сибирские дикоросы". Ими отправлено в Москву четыре тысячи
саженцев кедра.
О ней говорят ученые. Это ее образ живой самодовлеющей субстанцией уже
парит над Россией. Но только ли над Россией?
Женщины в Казахстане собирают деньги на съемку фильма об Анастасии;
Надо же, казахские женщины хотят, чтоб был фильм о сибирской отшельнице!
Это ее образ начинает куда-то вести людей. Куда? Какой силой? Кто ей
помогает? Возможно, она сама обладает какой-то невероятной, неведомой ранее
силой. Но почему она по-прежнему остается на своей полянке, по-прежнему
возится с какими-то букашками?
Пока умники рассуждают, существует она вообще или не существует, она
просто действует. Проявления ее действий можно видеть, трогать, пробовать на
вкус. Что означает эта наука образности?
Эти мысли тогда, в тайге, немного пугали. Хотелось быстрее опровергнуть
или утвердиться в них, но рядом только она, спросить можно только у нее.
Сейчас спрошу... Она не способна солгать... Сейчас спрошу.
-- Анастасия, скажи... Скажи, ты науку образности знаешь в
совершенстве? Ты обладаешь знаниями древних тех жрецов?
С волнением я ждал ее ответа, но без волнения спокойный голос отвечал:
-- Я знаю то, что праотец мой тем жрецам преподавал. И то, чего
сказать отцу жрецы не дали. И новое еще сама познать, почувствовать
стремилась.
-- Теперь я понял! Я предполагал! Науку образности лучше всех
познала ты. И ты перед людьми предстала, сама свой образ сотворив. Для
многих ты богиня, добрая лесная фея, мессия. Так в письмах пишут о тебе
читатели. Мне говорила, будто бы гордыня, самость -- грех большой, что
искренне я должен все писать. И я предстал пред всеми недоделком, но ты сама
при этом выше всех превознеслась, и то, что будет так, заранее сама об этом
знала.
-- Владимир, ничего перед тобой я не скрывала. Анастасия поднялась
с травы, напротив меня встала, руки опущены, в глаза глядит и продолжает:
-- Мой образ лишь сейчас не каждому понятен. Но образ тот, другой, когда
перед людьми предстанет, останется и мой. Похож мой образ будет на уборщицу,
которая лишь паутину с главного снимает.
-- Какую паутину? Скажи ясней, Анастасия, еще что хочешь сотворить?
-- Перед людьми хочу я образ Бога оживить. Его великую мечту для
каждого понятной сделать. Его стремления в любви каждый живущий сможет
чувствовать. Сегодня в этой жизни сможет стать счастливым человек. Дети
сегодняшних людей все будут жить в Его Раю. Я не одна. Ты не один. И рай
предстанет общим сотвореньем.
-- Постой, постой. Теперь я понимаю, твои слова переломают многие
ученья. Их авторы, последователи, набросятся не только на тебя, но и меня
обхают. А мне зачем эти проблемы? Не буду я писать все, что о Боге скажешь.
-- Владимир, испугался ты лишь предстоящей непонятно с кем борьбы.
-- Да, все понятно мне. Обрушатся все те, кто разные конфессии
возглавляют. Своих фанатов-последователей на меня будут натравливать.
-- Не их -- себя боишься ты, Владимир. Стыдишься сам предстать
пред Богом. Не веришь в новый образ жизни свой. Считаешь, что не сможешь
измениться.
-- Причем здесь я? Тебе твержу о священнослужителях. И так уже
многие из них на твои высказывания реагируют.
-- И что же говорят они тебе?
-- По-разному говорят. Некоторые нехорошо отзываются, некоторые
наоборот, один священник православный с Украины со своими прихожанами ко мне
приезжал, чтобы твои высказывания поддержать. Но он сельский священник.
-- И что же из того, что сельским был приехавший к тебе священник?
-- А то, что есть еще другие, высокопоставленные. Им все
подчиняются. Все от них зависит.
-- Но ведь и те, высокопоставленные, как о них ты говоришь,
когда-то тоже в маленьких церквях служили.
-- Неважно это. Все равно писать не буду, пока хоть кто-нибудь из
руководства серьезного храма... Да что я говорю, ты ведь сама все можешь
наперед сказать. Вот и скажи, кто будет противостоять, а кто тебе поможет.
Да и найдется ли хоть кто-нибудь, кто станет помогать?
-- Какого же священник ранга тебя может убедить смелее быть,
Владимир?
-- Не ниже настоятеля или епископа ты можешь мне назвать
кого-нибудь?
Лишь на мгновение задумалась она, как будто вглядываясь и во время, и в
пространство сразу.
И прозвучал ответ невероятный:
-- Уже помог, по-новому сказав слова о Боге, римский папа Павел Иоанн,
-- ответила Анастасия, -- образ Христа и Мухамеда соединят в
пространстве энергии свои, в единое сольются с ними образы другие. Еще
земной найдется православный патриарх, и почитаемым в веках им сказанное
будет. Но будет главным среди всех, внешне простых людей порывы
вдохновенные. Тебе земной их статус важен, но ведь всего на свете истина
важней.
И замолчала, опустив глаза, Анастасия, как будто что-то вдруг обидело
ее. Как будто ком к горлу подкатил, его она сглотнула и вздохнула. Потом
добавила:
-- Прости, коль непонятно для твоей души я изъясняюсь. Пока не
получается, но постараюсь я понятней быть, только ты людям расскажи...
-- О чем?
-- О том, что закрывать от них тысячелетьями стремятся. О том, что
каждый в одно мгновенье может в первозданный сад Создателя войти и с ним
вершить совместные прекрасные творенья.
Я чувствовал, как нарастает в ней волненье. И сам стал почему-то
волноваться и сказал:
-- Ты не волнуйся, говори, Анастасия, я, может быть, смогу понять и
написать.
А в том, что дальше поведала она, была предельная конкретность,
простота. Уже потом, анализируя и вспоминая ее слова, стал понимать, --
какой-то есть, быть может, и немалый смысл в ее словах: "Верните, люди,
Родину свою". А тогда, в лесу, переспросил Анастасию:
-- Я понял, как все это будет происходить. Я понял, если ты с
легкостью способна производить картины из жизни тысячелетней давности, то,
значит, тебе известны все учения, трактаты и ты откроешь людям их?
-- Известны мне ученья, что в людях поклоненья вызывали.
-- Все?
-- Да, все.
-- И веды сможешь полностью перевести?
-- Могу. Только к чему на это тратить время?
-- Но разве ты не хочешь, чтобы человечество узнало древнейшие
учения? Ты мне о них расскажешь, я в книжке напишу.
-- И что потом? Что с человечеством в итоге будет, как считаешь?
-- Как что? Мудрее оно станет.
-- Владимир, вся как раз уловка темных в том, что множеством учений
они стремятся главное от человека скрыть. Часть истины, лишь для ума
преподнося в трактатах, от главного старательно уводят.
-- А почему ж тогда тех, кто ученья преподносит, люди называют
мудрецами?
-- Владимир, если позволишь мне, я притчу расскажу тебе. Ту притчу,
что еще тысячелетие назад в укромном месте шепотом друг другу передавали
мудрецы. Много веков никто ее не слышал.
-- Расскажи, если считаешь, что притча может что-то пояснить.
/притча/
В какие времена совсем неважно, супруги жили. Долго не было у них
детей. В преклонном возрасте жена рожала двух сыновей, двух близнецов, двух
братьев. Тяжелыми те роды были, и женщина, родив двух сыновей, в иной мир
вскоре отошла.
Отец кормилиц нанимал, старался выходить детей и выходил, и до
четырнадцати лет растил. Но умер сам, когда пятнадцатый годок пошел сынам.
Похоронив отца, два брата в скорби в горнице сидели. Два брата-близнеца. Их
три минуты разделяли в появлении на свет, и потому среди двоих один считался
старшим, другой -- младшим. После молчанья скорбного брат старший
произнес:
-- Отец наш, умирая, свою печаль поведал нам о том, что мудрость
жизни не успел нам передать. Как будем жить без мудрости с тобой, мой
младший брат? Несчастным род без мудрости наш будет продлеваться. Над нами
могут посмеяться те, кто успел мудрость от отцов принять.
-- Ты не печалься, -- младший старшему сказал, -- в
задумчивости часто ты бываешь, быть может, время так распорядится, что ты в
задумчивости мудрость и познаешь. Я буду делать все, что скажешь ты. Я без
задумчивости жить могу, и все равно мне жить приятно. Мне радостно, когда
день наступает, и когда закат. Я буду просто жить, трудиться по хозяйству,
ты -- мудрость познавать.
-- Согласен, -- старший младшему ответил, -- только нельзя,
оставшись в доме, мудрость отыскать. Здесь нет ее, никем здесь не оставлена
она, никто к нам сам не принесет ее. Но я решил, я старший брат и должен сам
для нас обоих, для рода, что в веках продлится, все мудрое, что в мире есть,
найти. Найти и принести в наш дом, и подарить потомкам рода нашего и нам.
Все, что есть ценного от нашего родителя, с собой возьму и обойду весь мир,
всех мудрецов из разных стран, познаю все науки их и в дом родной вернусь.
-- Твой долог будет путь, -- брат младший сочувственно сказал,
-- есть конь у нас, возьми коня, повозку, побольше нагрузи добра, чтоб
меньше бедствовать в дороге. Я дома остаюсь и буду ждать мудрейшего тебя.
Надолго братья расставались. Прошли года. От мудреца шел к мудрецу, от
храма в храм, ученья познавал востока, запада, на севере бывал и юге старший
брат. Великолепной память у него была, ум острый схватывал все быстро и
легко запоминал.
Лет шестьдесят по миру шел брат старший. Стали волосы и борода его
седыми. Пытливый ум все странствовал и мудрость познавал. И стал считаться
из людей мудрейшим седой странник. Гурьбою следовали за ним ученики. Он
проповедовал умам пытливым мудрость щедро. Ему внимали с восхищением и те,
кто молод был, и старики. И впереди его о нем великая шла слава, селения
оповещая на пути о мудреца пришествии великом.
И в ореоле славы, окружен толпой учеников подобострастных, к селению,
где в доме был рожден, из которого ушел он юношей в пятнадцать, где не был
шестьдесят он лет, все ближе подходил седой мудрец. Все люди из селения
встречать его пришли, и младший брат с похожей сединой навстречу выбежал
ликуя, и голову склонил пред братом-мудрецом. И в умиленьи радостном шептал:
-- Благослови меня, мой брат-мудрец. Войди в наш дом, омою ноги я
твои после дороги долгой. Войди в наш дом, мой мудрый брат, и отдохни.
Величественным жестом всем ученикам своим велел мудрец остаться на
пригорке, принять дары встречающих, беседы мудрые вести и в дом вошел за
их большинством населения страны, заключившей договор. К сотрудничеству с
пришельцами начинают стремиться остальные страны. Через девять лет с момента
их появления на Земле на всех континентах земли, во всех странах
стремительно внедряется новый образ жизни, по всем информационным каналам
пропагандируются все новые и новые достижения в технике и социальном
обустройстве. Большинством населения прославляются представители
космического Разума как более совершенные братья по разуму, как божества.
-- И не зря прославляются, -- заметил я Анастасии. -- нет
ничего плохого в том, что на земле не будет войн, преступности. У каждого
квартира, пища будет и работа.
-- Владимир, разве ты не понял, что человечество, приняв
инопланетные условия, откажется при этом от своего нематериального,
Божественного "я". Оно само убьет себя. Останутся лишь материальные тела.
-- И каждый человек, Владимир, на биоробота все больше станет
походить. И все земные дети биороботами будут нарождаться.
-- Но почему?
-- Все люди будут вынуждены каждодневно обслуживать те механизмы,
которые обслуживают внешне их. Все человечество в ловушку попадет, отдаст
свою свободу и детей своих за совершенство техники искусственной. Интуитивно
вскоре ощутят свою ошибку многие земляне, и тогда самоубийством жизнь свою
кончать они начнут.
-- Странно. Чего ж им будет не хватать?
-- Свободы, творчества и ощущений, что предоставить может лишь с
божественным твореньем сотворенье.
-- А если парламенты, правительства из разных стран на соглашения с
инопланетянами пойти не захотят, тогда что будет? Человечество они начнут
уничтожать?
-- Тогда пути иные начнут инопланетные умы искать, чтоб всех людей
в ловушку завести. Уничтожать им человечество нет смысла. Ведь цель у них
-- взаимосвязь познать творений всех земных, воспроизводство силою какой
творится. Без человека ничего подобного ведь не вершится. Сам человек --
главнейшее звено в цепи гармонии земного сотворенья. И лучи солнышка есть
часть энергии и чувств, что люди многие воспроизводят. С сегодняшним
сознаньем люди земли пришельцам не страшны. И многие земляне уже сейчас
стараются пришельцам помогать.
-- Как так? Кто это среди нас для них старается? Значит, есть
предатели среди людей? Они на них работают?
-- Работают, но не предатели те люди. Невольно получается
пособничество их, не злобно, не намеренно. Причина главная в неверии в себя
и в совершенство сотворении Бога.
-- Какая здесь взаимосвязь?
-- Простая. Когда мысль допускает человек, что он не совершенное
творенье, когда вдруг начинает представлять, что на других планетах существа
живут его по разуму сильнее, он сам, своею мыслью и подпитывает их. Сам
человек свою божественную силу принижает и не божественным созданьям силу
придает. Они энергию, производимую людскими мыслями и чувствами, уж
научились собирать в единый комплекс и гордятся тем. Смотри, вот перед
группой инопланетян стоит сосуд, в нем жидкость светится, то превращаясь в
газ, а то твердея. Сильнее нет оружия у них, чем то, что в небольшом
заключено сосуде. Потом они все содержимое его на множество разделят
маленьких и плоских сосудиков. Одна из стенок будет специальным отражателем.
Себе подобное устройство они на грудь повесят. Такие есть уже у всех, что
перед тобой сидят. Когда подобного устройства луч на человека направляют, то
в человеке чувство страха вызвать можно, чувство поклоненья или восхищенья.
И волю можно, и осознанность и тело человеческое парализовать. В луче том
мысли множества людей заключены. Мысли людей о том, что есть сильнее кто-то
во Вселенной, чем человек. Чем человек -- творенье Бога. И эти мысли
сконцентрированными против самих людей бороться могут.
-- Выходит, мы им сами силу придаем, когда их превозносим себя
умней?
-- Да, это так. Умней себя, а значит, и умнее Бога.
-- Причем здесь Бог?
-- Мы все Его творенья. Когда считаем, что есть совершеннее в
галактиках миры, тем самым подразумеваем себя несовершенными, несовершенными
творенья Бога.
-- Ну надо же, и много сейчас энергии такой накоплено в
инопланетном мире?
-- В сосуде, что стоит перед тобой, ее достаточно, чтоб покорить
три четверти примерно всех земных умов и чувствами людскими завладеть. Они
считают, этого достаточно с лихвой. Потом начнется поклонение и всей
цивилизации земной. И увеличится их мощь.
-- И что же, ничего поделать уже невозможно?
-- Возможно, если неожиданно для них рискнуть. Ведь полный комплекс
чувств людских, даже один всегда сильнее. И мысль возможно разогнать до
скорости неведомой для тех, кто чувствами не обладает. И всю энергию, что
собиралась в сосуде, можно нейтрализовать энергией мысли другой, что будет
ярче, и уверенней, и совершенней.
-- А ты, Анастасия, могла бы всю энергию, в сосуде содержащуюся,
нейтрализовать?
-- Могла бы попробовать, но тело мне свое для этого здесь нужно все
собрать.
-- Зачем?
-- Неполным будет комплекс чувств без тела. Материя -- один из
планов человеческого бытия. С ним человек сильнее сущностей вселенских.
-- Так собери, чтобы разбить сосуд.
-- Сейчас попробую не разбивая сделать что-нибудь. И вдруг перед собой
увидел я Анастасию во плоти. Все как в лесу было на ней, и кофточка, и юбка.
Ступнями ног босых она стояла на полу и вдруг пошла неспешно к тем, кто
восседал перед сосудом с жидкостью светящейся. Они увидели ее. На лицах
никаких эмоций бесчувственные инопланетяне не изобразили. Но только миг один
не шевелясь сидели. Через секунду все зашевелились. Вдруг, словно по команде
чьей-то, встали, и каждый медальон висящий на груди руками взял. Все
медальоны лучами вспыхнули. Лучи направлены все в сторону идущей к. ним
Анастасии были.
Она остановилась, пошатнулась, назад шаг сделала вдруг небольшой,
остановилась снова, улыбнулась, притопнула босой ногой и медленно, уверенно
пошла снова вперед.
Лучи, идущие от медальонов инопланетян, все ярче становились, сливаясь
в единое на Анастасии. Казалось, что через мгновенье они испепелят одежду
всю на ней. Но шла вперед Анастасия. Вперед ладони рук своих вдруг протянула
и, отразившись от ее ладоней, погасли несколько лучей, потом и остальные
стали гаснуть.
По-прежнему не шевелясь, стояли инопланетяне. Анастасия подошла к
сосуду, ладони рук на его стенки положила, погладила сосуд руками, ему
шептала что-то. В сосуде жидкость вдруг забушевала, потом свет ее стал
потихоньку угасать, и вскоре по виду чуть голубоватой жидкость в сосуде
стала. Как на земле обыкновенная вода.
Анастасия подошла к стоящей у стены и похожей на земной холодильник
машине. К ней свою ладонь прижала, что-то прошептала, и из машины посыпались
в приподнятую полу кофточки ее квадратные какие-то цветные таблетки.
Анастасия подошла к по-прежнему стоящим в онемении инопланетянам и
протянули крайнему из них таблетку, данную машиной. Инопланетянин
пошевелился, как будто руку протянул навстречу, но тут же замер, потом в
сторону стоящего пред всеми, наверное руководителя, стал пристально
смотреть. И так стояла перед ним Анастасия примерно с полминуты с протянутой
рукой. Потом к руководителю вплотную подошла и протянула для него таблетку.
Руководитель через паузу таблетку взял, в рот положил. Анастасия обходила
всех присутствовавших, и все теперь таблетки от нее спокойно принимали и ели
их или глотали. Потом она от них ко мне пошла, на полпути остановилась, к
группе сидящих повернулась инопланетян, рукой им помахала. И несколько
инопланетян со своих мест встали, ей в ответ руками помахали. Со мною
поравнялась Анастасия, усталым голосом сказала:
-- Нам нужно возвращаться. Они сейчас таблетки приняли, что
ускоряют мысль. Пусть попытаются осмыслить здесь произошедшее.
И все закончилось. Я на траве по-прежнему лежал в лесу, как будто от
глубокого проснувшись сна. Словно времени прошло совсем немного, а тело
отдохнувшим мне казалось, как после здорового глубокого сна. Но голова...
Внутри как будто бушевало все. Как будто мысли сразу по разным направлениям
текли. Картины, виденные на другой планете, все оставались полностью во мне.
Что это было -- сон? Гипноз? Или все сразу -- непонятно. В
реальность видеть явь другой планеты, не земли, поверить было невозможно, и
я спросил рядом сидящую Анастасию:
-- Что это было -- сон? Гипноз? Я все запомнил и сейчас
какой-то хаос в голове. Она в ответ:
-- Владимир, сам как хочешь, расцени, какою силою видение перед
тобой другой планеты представало. Коль беспокойным ощущаешь для себя вопрос,
согласным будь с тем, что будто видел сон. Значения все это не имеет.
Значенье в сути, выводах и ощущеньях от виденья. Над ними поразмысли, я
ненадолго отойду.
-- Да, ты иди, я поразмыслю сам.
Стал размышлять я об увиденном, один оставшись, конечно же, решил, что
видел сон гипнотический какой-то.
Анастасия, сделав несколько шагов, вдруг повернулась, снова подошла ко
мне, достала что-то из кармана кофточки своей, раскрытую ладонь мне
протянула. Увидел я, лежала на ладони... Лежала на ладони таблетка странная,
что видел на другой планете.
-- Возьми ее, Владимир, и без боязни можешь проглотить. Ее из трав
земных на той планете делают, где были мы. Она минут пятнадцать будет
помогать мысль ускорять, и ты быстрее сможешь все осмыслить.
Я взял с протянутой ладони таблетку маленькую, когда ушла Анастасия,
съел таблетку.
верните, люди, родину свою
В начале самом диалог о родине с Анастасией мне непонятен был. Ее
суждения вначале даже ненормальными казались. Но потом... Я и сейчас о них
невольно вспоминаю. Вспоминаю, как на вопрос, что делать надо, чтобы ни
межпланетных, ни земных войн не было у нас? Бандитов не было, и дети чтоб
здоровыми, счастливыми рождались? Она ответила:
-- Всем людям надо посоветовать, Владимир: "Верните, люди, родину
свою".
-- "Верните Родину" -- ты, может быть, ошиблась, так сказав,
Анастасия, есть родина у всех, просто не все на родине живут. Не родину
вернуть -- самим на родину приехать нужно -- ты так сказать хотела?
-- Владимир, не ошиблась я. Нет родины совсем у большинства людей
сейчас живущих на планете.
-- Ну, как же -- нет. У россиян -- Россия родина, у
англичан -- Англия. Все ж где-то родились, и, значит, родиною называться
будет та страна, где человек рожден.
-- Считаешь ты, что родину свою границей, кем-то обусловленною,
нужно мерять?
-- А чем еще? Так принято. У всех государств границы имеются.
-- Но если б не было границ, тогда чем свою родину ты обусловить
мог?
-- Тем местом, где родился, городом или селом, а может, вся земля
была б тогда Родиной для всех.
-- Могла б и вся Земля быть Родиной для каждого, живущего на ней, и
все вселенское ласкать могло бы человека, но для того соединить все планы
бытия в единую необходимо точку. Ту точку родиной назвать своей, в ней
сотворить собой любви пространство, все лучшее вселенское соприкасаться
будет с ним. С пространством Родины твоим. Собою через эту точку Вселенную
ты будешь ощущать. Непревзойденной силой обладать. В мирах других об этом
будут знать. Тебе служить все будет как Бог, создатель наш, того хотел.
-- Ты лучше по-простому говори, Анастасия, я ничего не понял про
планы бытия, как их соединить. Про точку, что я родиной своей могу назвать.
-- Тогда с рожденья разговор нам нужно начинать.
-- Ну, пусть с рожденья. Только ты не просто говори, а с толком для
сегодняшнего дня. Ну, например, как видишь ты, как себе представляешь
зарождение семьи, рождение и воспитание детей в условиях сегодняшнего дня. И
чтобы дети все счастливыми рождались. Такую можешь ты построить схему иль
нарисовать картину?
-- Смогу.
-- Так говори. Но только не про жизнь в лесу да про науку
образности непонятную. Никто о ней не знает, только ты...
Я не смог договорить фразу. В голове как будто не один, а множество
бурным потоком вопросов понеслись. И главные: "Почему мне стало интересно
знать, что скажет мне про нашу жизнь таежная отшельница? Откуда она знает не
только внешние детали нашей жизни, но и внутренние переживания многих людей?
Какие возможности у этой непонятной наук" образности?" Не мог сидеть. Встал,
начал взад-вперед ходить. Чтоб успокоиться и чтоб невероятность осознать,
понять, стал рассуждать:
"Вот сидит под кедром спокойная молодая женщина. То не спеша по траве
рукой проведет, то внимательно на букашку какую-то смотрит, по ее руке
ползущую, то заду мается ненадолго. Сидит в тайге, вдалеке от бурной жизни
городов и стран. От войн и перипетий всяческих цивилизованных миров. Но что,
если она в совершенстве знает эту науку образности? Что, если она с ее
помощью может влиять на людей? Оказывать более сильное влияние на общество,
чем правительства, парламенты и множество духовных конфессий? Невероятно!
Фантастично, но... Есть реальные, конкретные факты, свидетельствующие об
этом. Невероятные факты! Но они существуют в реальности.
Она научила меня за короткий срок писать книги. На это ей потребовалось
всего три дня. Это она сыпет и сыпет непрерывным потоком информацию.
Невероятно, но факт. Книги без рекламы с легкостью пересекают границы
городов и стран. В книгах ее образ. Этот образ неведомо как влияет на людей,
вызывает в них творческий порыв. Тысячи поэтических строк, сотни песен
бардов посвящены ее образу. И она об этом прекрасно знала! Еще в первой
книге я приводил ее высказывания на этот счет. Тогда еще ничего не было.
Тогда ее слова казались невероятным бредом, фантастикой. Но все произошло
точно так, как она сказала. И сейчас, когда я пишу эти строки, произошли еще
невероятные события.
Издательством "Проф-Пресс" в июле 1999 года выпущен сборник в пятьсот
страниц с письмами и стихами читателей. Сборник выпущен в июле месяце,
считающемся для книготорговцев "мертвым сезоном". Происходит невероятное:
пятнадцатитысячный тираж раскупается за один месяц.
Выпускается еще пятнадцать тысяч, но и они тут же раскупаются. Это
событие не так зрелищно для сенсаций, преподносимых прессой, оно вообще
выходит за рамки представлений о сенсациях необычностью стоящих за ним
выводов. В эти выводы трудно поверить. Трудно поверить, что образ Анастасии
меняет сознание общества.
Читающие испытывают потребность к действию. Люди в России и за ее
пределами самостоятельно организовывают читательские клубы и центры, называя
их ее именем.
Новосибирский завод медицинских препаратов выпускает кедровое масло, о
котором она говорила. В небольшой деревеньке Новосибирской области местные
жители восстанавливают оборудование, стремятся получать целебное масло по ее
технологии, им помогают из города.
Но это она говорила, что возродятся сибирские села, что к родителям
начнут возвращаться дети.
Она перенаправляет поток паломников от заморских святынь к родным.
Только за два последних года дольмены в окрестностях Геленджика, о которых
она рассказала, посетило более пятидесяти тысяч ее читателей. Вокруг забытых
ранее святынь сейчас высаживают люди цветы и сады. В разных городах
высаживают кедры и другие растения по ее методу.
Постановлением главы администрации Томской области учреждено
предприятие "Сибирские дикоросы". Ими отправлено в Москву четыре тысячи
саженцев кедра.
О ней говорят ученые. Это ее образ живой самодовлеющей субстанцией уже
парит над Россией. Но только ли над Россией?
Женщины в Казахстане собирают деньги на съемку фильма об Анастасии;
Надо же, казахские женщины хотят, чтоб был фильм о сибирской отшельнице!
Это ее образ начинает куда-то вести людей. Куда? Какой силой? Кто ей
помогает? Возможно, она сама обладает какой-то невероятной, неведомой ранее
силой. Но почему она по-прежнему остается на своей полянке, по-прежнему
возится с какими-то букашками?
Пока умники рассуждают, существует она вообще или не существует, она
просто действует. Проявления ее действий можно видеть, трогать, пробовать на
вкус. Что означает эта наука образности?
Эти мысли тогда, в тайге, немного пугали. Хотелось быстрее опровергнуть
или утвердиться в них, но рядом только она, спросить можно только у нее.
Сейчас спрошу... Она не способна солгать... Сейчас спрошу.
-- Анастасия, скажи... Скажи, ты науку образности знаешь в
совершенстве? Ты обладаешь знаниями древних тех жрецов?
С волнением я ждал ее ответа, но без волнения спокойный голос отвечал:
-- Я знаю то, что праотец мой тем жрецам преподавал. И то, чего
сказать отцу жрецы не дали. И новое еще сама познать, почувствовать
стремилась.
-- Теперь я понял! Я предполагал! Науку образности лучше всех
познала ты. И ты перед людьми предстала, сама свой образ сотворив. Для
многих ты богиня, добрая лесная фея, мессия. Так в письмах пишут о тебе
читатели. Мне говорила, будто бы гордыня, самость -- грех большой, что
искренне я должен все писать. И я предстал пред всеми недоделком, но ты сама
при этом выше всех превознеслась, и то, что будет так, заранее сама об этом
знала.
-- Владимир, ничего перед тобой я не скрывала. Анастасия поднялась
с травы, напротив меня встала, руки опущены, в глаза глядит и продолжает:
-- Мой образ лишь сейчас не каждому понятен. Но образ тот, другой, когда
перед людьми предстанет, останется и мой. Похож мой образ будет на уборщицу,
которая лишь паутину с главного снимает.
-- Какую паутину? Скажи ясней, Анастасия, еще что хочешь сотворить?
-- Перед людьми хочу я образ Бога оживить. Его великую мечту для
каждого понятной сделать. Его стремления в любви каждый живущий сможет
чувствовать. Сегодня в этой жизни сможет стать счастливым человек. Дети
сегодняшних людей все будут жить в Его Раю. Я не одна. Ты не один. И рай
предстанет общим сотвореньем.
-- Постой, постой. Теперь я понимаю, твои слова переломают многие
ученья. Их авторы, последователи, набросятся не только на тебя, но и меня
обхают. А мне зачем эти проблемы? Не буду я писать все, что о Боге скажешь.
-- Владимир, испугался ты лишь предстоящей непонятно с кем борьбы.
-- Да, все понятно мне. Обрушатся все те, кто разные конфессии
возглавляют. Своих фанатов-последователей на меня будут натравливать.
-- Не их -- себя боишься ты, Владимир. Стыдишься сам предстать
пред Богом. Не веришь в новый образ жизни свой. Считаешь, что не сможешь
измениться.
-- Причем здесь я? Тебе твержу о священнослужителях. И так уже
многие из них на твои высказывания реагируют.
-- И что же говорят они тебе?
-- По-разному говорят. Некоторые нехорошо отзываются, некоторые
наоборот, один священник православный с Украины со своими прихожанами ко мне
приезжал, чтобы твои высказывания поддержать. Но он сельский священник.
-- И что же из того, что сельским был приехавший к тебе священник?
-- А то, что есть еще другие, высокопоставленные. Им все
подчиняются. Все от них зависит.
-- Но ведь и те, высокопоставленные, как о них ты говоришь,
когда-то тоже в маленьких церквях служили.
-- Неважно это. Все равно писать не буду, пока хоть кто-нибудь из
руководства серьезного храма... Да что я говорю, ты ведь сама все можешь
наперед сказать. Вот и скажи, кто будет противостоять, а кто тебе поможет.
Да и найдется ли хоть кто-нибудь, кто станет помогать?
-- Какого же священник ранга тебя может убедить смелее быть,
Владимир?
-- Не ниже настоятеля или епископа ты можешь мне назвать
кого-нибудь?
Лишь на мгновение задумалась она, как будто вглядываясь и во время, и в
пространство сразу.
И прозвучал ответ невероятный:
-- Уже помог, по-новому сказав слова о Боге, римский папа Павел Иоанн,
-- ответила Анастасия, -- образ Христа и Мухамеда соединят в
пространстве энергии свои, в единое сольются с ними образы другие. Еще
земной найдется православный патриарх, и почитаемым в веках им сказанное
будет. Но будет главным среди всех, внешне простых людей порывы
вдохновенные. Тебе земной их статус важен, но ведь всего на свете истина
важней.
И замолчала, опустив глаза, Анастасия, как будто что-то вдруг обидело
ее. Как будто ком к горлу подкатил, его она сглотнула и вздохнула. Потом
добавила:
-- Прости, коль непонятно для твоей души я изъясняюсь. Пока не
получается, но постараюсь я понятней быть, только ты людям расскажи...
-- О чем?
-- О том, что закрывать от них тысячелетьями стремятся. О том, что
каждый в одно мгновенье может в первозданный сад Создателя войти и с ним
вершить совместные прекрасные творенья.
Я чувствовал, как нарастает в ней волненье. И сам стал почему-то
волноваться и сказал:
-- Ты не волнуйся, говори, Анастасия, я, может быть, смогу понять и
написать.
А в том, что дальше поведала она, была предельная конкретность,
простота. Уже потом, анализируя и вспоминая ее слова, стал понимать, --
какой-то есть, быть может, и немалый смысл в ее словах: "Верните, люди,
Родину свою". А тогда, в лесу, переспросил Анастасию:
-- Я понял, как все это будет происходить. Я понял, если ты с
легкостью способна производить картины из жизни тысячелетней давности, то,
значит, тебе известны все учения, трактаты и ты откроешь людям их?
-- Известны мне ученья, что в людях поклоненья вызывали.
-- Все?
-- Да, все.
-- И веды сможешь полностью перевести?
-- Могу. Только к чему на это тратить время?
-- Но разве ты не хочешь, чтобы человечество узнало древнейшие
учения? Ты мне о них расскажешь, я в книжке напишу.
-- И что потом? Что с человечеством в итоге будет, как считаешь?
-- Как что? Мудрее оно станет.
-- Владимир, вся как раз уловка темных в том, что множеством учений
они стремятся главное от человека скрыть. Часть истины, лишь для ума
преподнося в трактатах, от главного старательно уводят.
-- А почему ж тогда тех, кто ученья преподносит, люди называют
мудрецами?
-- Владимир, если позволишь мне, я притчу расскажу тебе. Ту притчу,
что еще тысячелетие назад в укромном месте шепотом друг другу передавали
мудрецы. Много веков никто ее не слышал.
-- Расскажи, если считаешь, что притча может что-то пояснить.
/притча/
В какие времена совсем неважно, супруги жили. Долго не было у них
детей. В преклонном возрасте жена рожала двух сыновей, двух близнецов, двух
братьев. Тяжелыми те роды были, и женщина, родив двух сыновей, в иной мир
вскоре отошла.
Отец кормилиц нанимал, старался выходить детей и выходил, и до
четырнадцати лет растил. Но умер сам, когда пятнадцатый годок пошел сынам.
Похоронив отца, два брата в скорби в горнице сидели. Два брата-близнеца. Их
три минуты разделяли в появлении на свет, и потому среди двоих один считался
старшим, другой -- младшим. После молчанья скорбного брат старший
произнес:
-- Отец наш, умирая, свою печаль поведал нам о том, что мудрость
жизни не успел нам передать. Как будем жить без мудрости с тобой, мой
младший брат? Несчастным род без мудрости наш будет продлеваться. Над нами
могут посмеяться те, кто успел мудрость от отцов принять.
-- Ты не печалься, -- младший старшему сказал, -- в
задумчивости часто ты бываешь, быть может, время так распорядится, что ты в
задумчивости мудрость и познаешь. Я буду делать все, что скажешь ты. Я без
задумчивости жить могу, и все равно мне жить приятно. Мне радостно, когда
день наступает, и когда закат. Я буду просто жить, трудиться по хозяйству,
ты -- мудрость познавать.
-- Согласен, -- старший младшему ответил, -- только нельзя,
оставшись в доме, мудрость отыскать. Здесь нет ее, никем здесь не оставлена
она, никто к нам сам не принесет ее. Но я решил, я старший брат и должен сам
для нас обоих, для рода, что в веках продлится, все мудрое, что в мире есть,
найти. Найти и принести в наш дом, и подарить потомкам рода нашего и нам.
Все, что есть ценного от нашего родителя, с собой возьму и обойду весь мир,
всех мудрецов из разных стран, познаю все науки их и в дом родной вернусь.
-- Твой долог будет путь, -- брат младший сочувственно сказал,
-- есть конь у нас, возьми коня, повозку, побольше нагрузи добра, чтоб
меньше бедствовать в дороге. Я дома остаюсь и буду ждать мудрейшего тебя.
Надолго братья расставались. Прошли года. От мудреца шел к мудрецу, от
храма в храм, ученья познавал востока, запада, на севере бывал и юге старший
брат. Великолепной память у него была, ум острый схватывал все быстро и
легко запоминал.
Лет шестьдесят по миру шел брат старший. Стали волосы и борода его
седыми. Пытливый ум все странствовал и мудрость познавал. И стал считаться
из людей мудрейшим седой странник. Гурьбою следовали за ним ученики. Он
проповедовал умам пытливым мудрость щедро. Ему внимали с восхищением и те,
кто молод был, и старики. И впереди его о нем великая шла слава, селения
оповещая на пути о мудреца пришествии великом.
И в ореоле славы, окружен толпой учеников подобострастных, к селению,
где в доме был рожден, из которого ушел он юношей в пятнадцать, где не был
шестьдесят он лет, все ближе подходил седой мудрец. Все люди из селения
встречать его пришли, и младший брат с похожей сединой навстречу выбежал
ликуя, и голову склонил пред братом-мудрецом. И в умиленьи радостном шептал:
-- Благослови меня, мой брат-мудрец. Войди в наш дом, омою ноги я
твои после дороги долгой. Войди в наш дом, мой мудрый брат, и отдохни.
Величественным жестом всем ученикам своим велел мудрец остаться на
пригорке, принять дары встречающих, беседы мудрые вести и в дом вошел за