- Вода в реке нынче рано уходит, - продолжил старик, - лето не дождливое нынче.
   - Не дождливое, - подтвердила Анастасия, - но пойдёт ещё дождик, прибавится река, в силу прежнюю свою войдёт.
   Пока они так говорили, из группы стариков вышла худенькая жёлто-бледная девочка лет шести. На девочке была старенькая курточка, перешитая из какой-то более взрослой одежонки, штопаные колготки на тоненьких ножках и старенькие ботиночки.
   Я потом узнал: девочку звали Анюта. Болезненную, с врождённым пороком сердца привезла её, полугодовалую, мать из города, оставила старикам, да так и не появилась ни разу, говорят, работает где-то маляром на стройке. Анюта подошла к Анастасии, стала дёргать её за подол юбки, приговаривая:
   - Наклонись, тётя Анастасия. Наклонись книзу.
   Анастасия посмотрела на девочку и присела перед ней на корточки. Девочка быстро сняла со своей головки старенький белый платочек. Послюнила край его и стала осторожно вытирать уже запёкшуюся кровь, струйкой вытекавшую из ранки на виске Анастасии. Девочка старалась, пыталась вытереть запёкшуюся кровь и говорила при этом:
   - Всё не приходишь ты, тёточка Анастасия, посидеть на своём брёвнышке на берегу. Дедушка говорил, раньше ты чаще приходила. На брёвнышке сидела, на реку смотрела. Теперь не приходишь. Дедушка показал мне брёвнышко, на котором ты, тёточка Анастасия, раньше сидела. Мне дедушка показал, и я к нему, к брёвнышку твоему, сама приходить стала. Сидела одна и ждала, когда придёшь ты, тёточка Анастасия. Очень хотела посмотреть я на тебя. У меня к тебе секрет один есть. А ты не идёшь к своему брёвнышку, чтобы посидеть на нём, на речку посмотреть. Может, потому что старое оно совсем? Я дедушку просила, просила, и дедушка новое притащил брёвнышко. Вон оно, рядом со старым лежит.
   Девочка взяла Анастасию за руку и стала тащить её к лежащему бревну.
   - Пойдём, пойдём, тёточка Анастасия, посидим на новом брёвнышке. Дедушка на нём два местечка топориком вытесал. Это я его упросила, чтобы, когда ты придёшь, рядом посидеть.
   Анастасия сразу выполнила просьбу девочки, и они сели на брёвнышко рядом.
   Некоторое время они сидели молча. Не обращая ни на кого внимания. Словно не было вокруг никого. И все стояли молча, не шевелясь. Потом девочка заговорила:
   - Мне бабушка про тебя много рассказывала, тёточка Анастасия. А когда бабушка умерла, я дедушку просить стала. Он про тебя тоже рассказывал. Когда дедушка рассказывает, я о своём секрете для тебя думаю. Дедушка рассказывал, что когда я маленькой была, то сердечко у меня никчёмное было. Тикало неровно. Один раз совсем неровно тикать стало. Тогда привезли на лодке тётю врача. Тётя врач сказала: "Ничего сделать нельзя с таким плохим сердечком, никого оно не послушается. И скоро совсем умрёт".
   Дедушка рассказывал мне, как ты, тёточка Анастасия, тогда тоже на своём старом брёвнышке сидела, на речку смотрела. Потом встала и в нашу избу вошла. Взяла меня на ручки, на травку у двора положила, а сама рядом легла и ручку свою на мою грудку положила. Вот тут положила, где сердечко слышно как тикает. Вот тут. - И девочка прижала свою ручку к левой части худенькой груди. - Дедушка говорил, ты тоже, тёточка Анастасия, стала лежать со мной, как бездыханная, потому что твоё сердечко тихо-тихо, как моё, тикать стало. Потом быстрее твоё стало тикать, и моё за собой зовёт. Послушалось моё сердечко твоего, и вместе они затикали, как надо. Мне дедушка так рассказывал. Он правильно всё рассказывал? Правильно, тёточка Анастасия?
   - Да, Анечка. Правильно говорил тебе дедушка. Твоё сердечко теперь всегда будет хорошим.
   - Значит, твоё сердечко позвало и моё послушалось? Послушалось, да?
   - Да, Анечка, послушалось твоё сердечко.
   - Сейчас я секрет расскажу тебе, тёточка Анастасия. Очень! Очень важный секрет.
   - Расскажи мне свой важный секрет, Анечка.
   Анюта поднялась с брёвнышка, стала напротив Анастасии, прижав худенькие ручки к груди. Потом она вдруг... Вдруг маленькая Анютка упала перед Анастасией на колени и, сдавленный волнением, её детский голос произнёс:
   - Тёточка Анастасия, миленькая тёточка Анастасия, попроси своё сердечко! Попроси! Пусть твоё сердечко позовёт сердечко моей мамочки. Пусть приедет моя мамочка ко мне. Хоть на денёчек один приедет мамочка. Ко мне. Вот секрет какой. Пусть твоё сердечко... мамино... сердечко... сер...
   Анюта поперхнулась от волнения, замолчала, неотрывно глядя на Анастасию.
   Сощуренный взгляд Анастасии устремился вдаль мимо маленькой, стоящей на коленях девочки. Потом она снова посмотрела на неё и спокойно ответила, констатируя этот ужасающий для ребёнка факт. Как взрослому человеку ответила:
   - Моё сердечко, Анечка, твою мамочку позвать не сможет. Твоя мамочка далеко в городе. Она пыталась найти счастье и не нашла его. Она не имеет своего дома, нет у неё и денег тебе на подарки. А без подарков она приезжать не хочет. Трудно ей в городе. Но если она когда-нибудь приедет к вам, ей станет ещё труднее. Горькой и мучительной пыткой станет для неё встреча с тобой. Труднее и страшнее ей станет жить оттого, что увидит она тебя болезненную, плохо одетую. Увидит, как рушатся дома в вашей деревне, как ветхо и грязно в доме, где ты живёшь. Ещё труднее станет твоей маме потому, что она уже не верит в возможность хоть что-нибудь сделать хорошее для тебя. Не верит. Считает, будто бы всё испытала и такая ей судьба предопределена. Она сдалась самой придуманной безысходности.
   Маленькая Анюта слушала страшную правду, худенькое тельце её дрожало.
   Казалось, неимоверно жестоко говорить такое ребёнку. Казалось, здесь уместнее и нужнее ложь. Погладить несчастную девочку по голове, пообещать скорый приезд её матери. Счастливую встречу.
   Но Анастасия действовала иначе. Она высказала беззащитному, беспомощному ребёнку всю горькую правду. Потом некоторое время смотрела, как вибрирует её тельце, и заговорила снова:
   - Я знаю, Анечка, ты любишь свою маму.
   - Лю... Люблю. Люблю и несчастную... свою мамочку, - ответил едва не срывающийся на рыдания детский голосок.
   - Так сделай счастливой свою мамочку. Только ты одна... одна на всей Земле сможешь сделать её счастливой. Это очень просто. Ты стань здоровой и сильной, учись петь. Ты будешь певицей. Твой великолепный и чистый голос будет петь вместе с твоей Душой. Твоя мама может встретиться с тобой через двадцать лет и станет счастливой, увидев тебя. Но твоя мама может приехать к тебе и будущим летом. Ты должна уже к этому времени быть здоровой и сильной. К её приезду. Приготовь сама своей мамочке подарки. Покажи ей свою силу и красоту, и ты сделаешь счастливой свою мамочку, счастливой будет ваша встреча.
   - Но я никогда не смогу быть здоровой. Быть сильной.
   - Почему?
   - Тётя врач. Она в белом халате. Тётя врач сказала бабушке. Я слышала, как она сказала: "Девочка всегда будет квёлой. Потому что девочка "искусственница". Я "искусственница". Меня мама не могла молочком из своей груди кормить. В мамочкиной груди не было молочка. А дети, когда маленькие, у своих мамочек всегда из груди молочко пьют. Я видела, когда в деревню одна тётя приезжала с ребёночком маленьким. Я ходила в дом, куда она приезжала. Мне сильно хотелось посмотреть, как из титечек мамочкиных маленькие дети молочко пьют. Я тихо, тихо старалась сидеть. Но меня всегда выгоняли. Тётя-мама говорила: "Чего смотрит она так и не моргает?" Я моргать глазками боялась, когда смотрела, чтобы ничего не пропустить.
   - Ты думаешь, Анечка, тётя врач не ошиблась, сказав, что ты никогда не будешь здоровой и сильной?
   - Как же она может ошибаться? Она в белом халате. Её все слушаются - и дедушки, и бабушки. Она всё знает. И что я "искусственница" знает.
   - А для чего ты смотреть ходила, как ребёночка кормят из груди?
   - Я думала, посмотрю, как ребёночку хорошо, когда с мамочкиной титечки он кушает. Увижу, как ему хорошо, и мне лучше станет.
   - Тебе станет лучше, Анечка. Ты будешь здоровой и сильной, - спокойно и уверенно сказала Анастасия. И, сказав это, Анастасия стала медленно расстёгивать пуговицы своей кофточки и оголила грудь.
   Как заворожённая, словно онемевшая от неожиданности, смотрела Анюта на обнажённую грудь Анастасии. На кончиках сосков выступили маленькие капельки грудного молока.
   - Молочко... Мамино молочко! Тёточка Анастасия, ты тоже кормишь маленького ребёночка? Ты мама?
   - Я кормлю этим молочком своего маленького сыночка.
   Капельки грудного молока становились всё больше и больше. Одна капелька затрепетала на ветерке, и ветерок сорвал эту капельку с груди Анастасии...
   Худенькое тельце Анютки молниеносной стальной пружинкой рванулось вслед за этой капелькой грудного молока. И она... Представляешь, худенькая и болезненная Анютка ловко поймала эту капельку.
   Падая на землю, Анютка подставила свои ладошки - и поймала в выставленные ладошки маленькую капельку грудного молока.
   Падая, она поймала её у самой земли. Анютка встала на коленки, поднесла к своему лицу сжатые ладошки, раскрыла их, рассматривая мокрое пятнышко. Потом протянула руки к Анастасии.
   - Вот. Я поймала её. Вот она. Не упало молочко для вашего сыночка.
   - Ты спасла капельку, Анечка. Теперь она твоя.
   - Моя?!
   - Да. Только твоя.
   Анюта поднесла к губам свои ладошки и прикоснулась к мокрому пятнышку. Закрыв глаза, худенькая девочка долго держала ладошки, прижав к губам. Потом опустила руки, посмотрела на Анастасию и шёпотом, переполняемым благодарностью, произнесла:
   - Спасибо!
   - Подойди ко мне, Анечка.
   Анастасия взяла подошедшую к ней девочку за плечи. Погладила по волосам, потом, посадив к себе на колени, наклонила, как грудного младенца, к груди и тихо запела.
   Губы Анютки оказались близко от соска Анастасииной груди. Словно в полусне, Анютка медленно приближала свои губы, к груди Анастасии, коснулась ими влажного соска, слегка вздрогнула и стала жадно сосать переполненную молоком грудь Анастасии.
   Судя по диктофону, она проснулась через девять минут. Подняла голову и вскочила с колен Анастасии.
   - Я...Ой. Что же наделала я? Выпила молочко вашего сыночка.
   - Не беспокойся, Анечка. Ему хватит. Ты только из одной выпила груди, а в другой ещё осталось. Ему хватит. Мой сыночек может и пыльцу цветочков кушать. Если захочет. А ты теперь всё получила, чтобы не бояться быть сильной, красивой и счастливой. Теперь возьми своё счастье от жизни, от каждого дня её.
   - Я буду сильной и здоровой. Буду думать, как мамочку встретить, чтобы не переживала она, когда увидит меня, а радовалась сильно. Только петь не смогу. Раньше мы с бабушкой пели. Умерла бабушка. Я дедушку прошу, прошу, он не поёт. Только когда водки выпьет, споёт мне, и я ему подпеваю. Но трудно ему подпевать, хрипит его голос. С радиоприёмником тоже пробовала, но трещит приёмничек наш старенький словами непонятными.
   - Ты попробуй, Анечка, пока петь без слов, повторяй голосом за птичками, как услышишь их, за водой, когда журчит она, за шелестом листвы и ветерком, когда сильный он и завывает в ветвях. И у травки звуков много. Много чистых звуков вокруг услышишь, если слышать захочешь. Им и попробуй своим голосом подражать. Они лучшими твоими учителями будут. А я пойду, Анечка, прощай. Пора мне.
   Анастасия встала с брёвнышка. Анютка осталась сидеть, прислушиваясь к окружающему её миру звуков. Анастасия подошла к стрелявшему в неё молодому охраннику. Охранник по-прежнему был бледен, с дрожащими руками. Пистолет его валялся рядом на земле. Анастасия сказала охраннику:
   - Не вините себя, не терзайте Душу свою. Она не участвовала в ваших действиях. Это инстинкт. Вы научились, не раздумывая над ситуацией, защищать то, что приказано. Вот и выработался инстинкт. Не хорошо, если инстинкт берёт верх над всем в человеке. Когда инстинкт главный, тогда человек не главный. Тогда не человек получается. Вы подумайте, может, лучше вернуться к себе - человеку.
   От спокойных интонаций голоса Анастасии у охранника перестали дрожать руки, исчезла бледность с лица. А когда она закончила говорить, лицо охранника до кончиков ушей пылало красным цветом.
   Потом Анастасия попрощалась с деревенскими стариками и пошла в сторону тайги. Мы молча долго смотрели вслед уходящей от нас Анастасии. И вдруг услышали необыкновенно чистый детский голос.
   Сидящая на брёвнышке Анюта пела какую-то старинную, наверное, услышанную от бабушки песню. И как пела! Чистый голос её брал невероятно высокие ноты, заполняя пространство, и завораживал Душу.
   Дождик поливает,
   Брат сестру качает.
   Брат сестру качает,
   Песню напевает.
   Анюта закончила песню и стала пристально смотреть на нашу всё ещё стоящую без движения группу. Потом Анютка встала, подняла с земли тоненький прутик и сказала:
   - Плохие вы дяди. Такие большие, а всё равно плохие. После этих слов она пошла на нас с маленьким прутиком в руке. За ней молча двинулась группа старушек и стариков. И тут мы все, все до единого стали отступать перед ними. Мы пятились до самого стоящего у берега теплохода, потом, толкаясь, быстро взбирались по трапу на теплоход. Когда уже собрались убирать трап, капитан вдруг увидел, что на борту теплохода оказались и два вертолётчика.
   - А вы куда забрались? Вертолёт на кого бросили? - крикнул из рубки капитан.
   Вертолётчики спрыгнули с теплохода и побежали к своей технике.
   Мы уходили, оставив на берегу бочки с горючим и палатки. Никто и не подумал их разбирать.
   СОТВОРИ СВОЁ СЧАСТЬЕ
   Когда Александр прервал свой рассказ, я не мог не высказать свою неприязнь к нему:
   - С вами мне всё ясно. Палатки они оставили. Бочки. Жалко только, что лишь сединой только отделались. Блаженная она - Анастасия. Сразу было ясно, любой нормальный человек с первых слов понял бы, увидев вас. Понял бы, кто перед ним и чего хочет. А она Душу перед вами изливать стала.
   - Она всё понимала. Зачем пришли и что хотели от неё. Понимала. Но говорила не с тёмной стороной человеческого "Я". Она игнорировала тёмную сторону, общаясь только с тем светлым, что было в душе у каждого. Тем и изменила нас всех. Я ведь учёный. Психологией увлекался.
   - Тоже мне учёный. Для чего твоя наука нужна, если задним числом мыслишь?
   - Оттого так случается, что жизнь зачастую быстрее и точнее свои события выстраивает. К тому же Анастасия оказалась... Нет, я остерегусь пока давать ей определения, как и другому явлению...
   - Какому?
   - Как бы это сказать?.. Ну, понимаешь?.. Те старики, старушки из таёжной заброшенной деревеньки, они и сейчас на нас идут. И девочка худенькая с тоненьким прутиком впереди...
   - Куда идут? Где?
   - На нас, на всех, кто был там и видел их. Я думал, только со мной такое творится, как глаза закрою, так сразу и вижу их, а иногда они возникают, как только совершаю какие-то действия, наверное, по их мнению, непотребные. Я думал, только со мной такое происходит, но я разговаривал с другими... С теми, кто побывал там, такое же происходит.
   - Ну, так это в мыслях ваших, в представлениях.
   - Какая разница? Отступать перед ними всё равно приходится.
   - Что же страшного может быть в немощных и безоружных стариках? Чего вы испугались?
   - Мне пока и самому не понятно, чего мы испугались? Может быть, собственной... может быть, мы переступили некую черту вседозволенности?..
   - Какую ещё черту? С ума сойти можно с такой философией, может, думать надо во время, когда дела ка- кие-то делаешь?
   - Может, думать во время... Всем нам надо задуматься...
   - А с чего это ты взял, что после разговора Анастасии с девочкой судьба у девочки поменялась и у матери её? Да ещё и у жителей деревенских?
   - Говорю же тебе, я психологией увлекался. Как учёный могу тебе сказать: Анастасия полностью поменяла жизненную программу Анютки.
   Брошенный на попечение стариков больной ребёнок, маленькая девочка сидела беспомощная в уголочке грязной избы и ждала приезда своей мамы. Её уверяли: "Приедет твоя мамочка. Играть будет с тобой, подарки привезёт". Уверяли, думая, что дело творят благое враньём. А мать её тем временем в городе спивалась от безысходности. Ложные уверения обрекли девочку на бесплодные ожидания.
   Так и мы в своей жизни зачастую ждём сошествия свыше. Кто-то должен прийти и сделать нас счастливыми, изменить судьбу.
   Не оттого ли действуем вяло или вообще бездействуем? Не задумываемся, что нам уже и так всего предостаточно дано и пришедшего к нам сами должны встретить с подарками.
   Анастасия поменяла судьбу, будущее, своей простотой и искренностью.
   Подумать только, самыми простыми человеческими словами можно изменить судьбу.
   Я много раз прослушивал запись диалога Анастасии с Анютой. Думаю, если кто-нибудь другой так же поговорил бы с девочкой, последовал бы тот же эффект. И нужно-то немногое, чтобы говорить так же, как она. Нужно не врать. Нужно просто искренне желать помочь человеку. Помочь, а не сочувствовать. Нужно быть свободным от кармических догм или, вернее, быть сильнее их. Можно порассуждать о карме, о безысходности, кармической предначертанности для маленькой больной девочки. Но Анастасия оказалась сильнее этой предначертанности. Она на неё попросту не обратила внимания. И другой так бы смог. Ведь словами всё делалось, обычными нашими словами. Только необходимо, чтобы прозвучали они в нужном месте и в нужное время, в определённой последовательности были сказаны. Сделать это умом трудно. Возможно, что та чистота помыслов, о которой говорит Анастасия, и расставляет эти слова автоматически в определённой последовательности, оттого и действенны они.
   - Ну, это всё твои теории, предположения. Надо ещё в жизни реальной посмотреть, в будущем, изменится судьба от каких-то слов или нет. Да что может измениться в жизни для этой девочки? Если только чудо какое-то произойдёт.
   - Чудо и произошло. Оказалось, все чудеса в нас.
   - Какое чудо произошло?
   - Маленькая Анютка перепрограммировалась. Сломала все кармы свои и окружающих.
   - Что значит сломала? Тебе это откуда известно?
   - Мне известно. Спустя некоторое время поехал я в эту деревушку. Решил отвезти Анютке свой приёмник, раз её хрипит, и антенну им на крыше поставить. Иду к дому Анютки по отремонтированным деревянным мосткам. Раньше они совсем прогнившие были, а тут все прогнившие доски на новые заменены. "Надо же, - думаю, - с чего бы это благоустройство такое?" Деда Анютки увидел сидящим на крыльце и сапоги в ведре моющим. Поздоровался с ним, рассказал о цели приезда.
   - Ну ладно, - говорит дед. - Проходи в избу, коли так. Обувку только тебе снять придётся. Порядки, видишь ли, у нас новые заведены.
   На крылечке разулся я. Вошли мы с дедом в избу. Там по-простому всё, по-деревенски, только очень чистенько и уютно.
   - Внучка вот такой порядок у нас завела, - сообщил дед. - Долго она старалась. Пол драила, перемыла всё. Больше недели с утра до вечера как заведённая. Отдохнёт и снова за уборку. Стены побелить меня уговорила. А теперь, как в сапогах в избу войду, след на полу остаётся, она тут же тряпку берёт и начинает следы вытирать. Ну, так лучше их не делать, следы. Тапочек у нас нет. Вместо тапочек она калоши старые приспособила. Надень калоши. Присаживайся.
   Я присел за стол, покрытый старой, но чистенькой скатертью. В одном месте скатерть была потёртой и на часть потёртости, насколько могла сделать аккуратно детская рука, был пришит цветной лоскуток в форме зайчика. Посередине стола стоял гранёный стакан, в котором аккуратными лепестками торчали уголочки тетрадных листиков вместо салфеток.
   - Я смотрю, и деревеньку вашу благоустраивать начали. И на вас власти внимание обратили, раз тротуар деревянный отремонтировали, - сказал я деду.
   А он мне отвечает:
   - Да не власти у нас орудуют. Нет им дела до нас, властям. Это внучка, Анютка, непоседой стала.
   - Как - Анютка? Она же маленькая ещё, чтобы тротуар отремонтировать. Там же доски тяжёлые.
   - Тяжёлые доски. Да... На охоту я как-то собираюсь. За Анюткой попросил соседку приглядеть. А мне внучка и говорит: "Иди, деда, по делам своим. Не беспокойся, я сама со всем справлюсь. Только разреши мне доску, которая у сарая стоит, попилить."
   Удивился я, да, думаю, пускай играет ребёнок, раз нравится ей так играть. Положил ей доску на полено, дал пилу, ножовку и пошёл на охоту. Потом соседка рассказала.
   Анютка куски трухлявой доски из мостиков повытаскивала. Верёвочкой размер сняла и по этому размеру доску, что я ей дал, пилить стала. Полдня, говорит соседка, пилила Анютка доску, но справилась всё-таки. Потом и притащила доску к мосткам, приладила её на место, где была трухлявая.
   - Да как же она, такая худенькая, слабенькая, могла дотащить тяжёлую доску?
   - Помощник у неё обзавёлся. Ещё два месяца назад подружилась она с псиной осиротевшей, лайкой сибирской. Бабка одна умерла на другом краю деревни нашей. Здоровая псина осталась. Ещё на похоронах Анютка всё гладила её. Потом поесть ей носила. Лайка эта сначала от двора своего не уходила, хоть и не было никого в избе. Одна старуха жила. Анютка собаку несколько дней кормила. Она и пошла за Анюткой, так теперь и ходит за ней неотступно. Помогает псина старая во всех причудах внучкиных. Вот и доску помогла тащить. Верёвкой доску Анютка обмотала за один конец, сама взялась тащить, за другой - псина эта здоровенная зубами уцепилась, так и притащили они её к мосткам. А потом Анютка у соседки гвоздей попросила, молоток мой взяла. И давай пытаться доску приколачивать гвоздями к месту. Да не получалось у неё. Соседка увидела, как сидит Анютка на мостках, заколотить гвоздь пытается. Руку себе молотком в кровь сбила. Псина рядом сидит, смотрит и скулит.
   Соседка подошла, отобрала молоток и приколотила ту доску гвоздями. Назавтра, к вечеру, увидела соседка, как Анютка вместе со своей собакой снова доску тащит. Новую дырку на мостках латать.
   "Ты что же, Анютка, так и будешь ко всем дыркам доски новые прибивать? Другое занятие, девичье, не можешь для себя придумать?" - спрашивает соседка. Внучка ей и отвечает: "Очень надо, тёточка, так сделать, чтоб мостки вдоль всех домиков были новые, без дырок. А то гости вдруг приедут в какой-нибудь дом, пойдут по мосткам, а на них дырки, и испортится у гостей настроение весёлое. И мамочка моя, как приедет, может расстроиться мосткам непраздничным".
   Соседка приколотила вторую доску. А потом скандалить со всеми стала соседка. Ходит по дворам, кричит баба на всех: "Ремонтируйте мостки у своих домов! Не могу смотреть, как ребёнок из-за вашего разгильдяйства мается. Руки в кровь избивает".
   Так, смотришь, и отремонтировали мостки, каждый у своего дома. Чтоб не слышать, как баба скандалит.
   - А где же сейчас ваша внучка? - спросил я у старика.
   - Краску она до крайней избы потащила, там, наверное, и заночует в крайней избе, у стариков Лосиных. Да... Там может и заночевать...
   - Какую краску, зачем?
   - Обыкновенную краску, масляную, ярко-оранжевую. У теплохода она краску за рыбу выменивает. Блажь теперь у внучки новая поселилась.
   - Какая блажь?
   - Решила она, чтоб все избы весёлыми выглядели. Радостными. Как теплоход подходит, ну, тот теплоход, что рыбу отловленную собирает, она им рыбу тащит, за краску всю отдаст. А потом банку эту в какую-нибудь избу тащит. Просит, чтоб наличники вокруг окон покрасили. Старики и красят. Скоро до меня очередь дойдёт. Ладно уж! Покрашу. Отчего же не покрасить. Может, и лучше, если покрасить, если избы веселее будут снаружи выглядеть.
   - А где она рыбу берёт?
   - Сама рыбу и ловит. Каждый день хоть три, хоть две белорыбицы да притащит утром, а бывает, и больше. Хоть бы раз не притащила, так нет же, цепляются рыбины на её крючки. А мне каждое утро с моим радикулитом: вставай, и всё тут. "Вставай, деда. Засоли рыбу, чтоб не пропала". Каждое утро так, - ворчал беззлобно дед.
   - Как же ей удаётся со снастями справиться? Одной?
   - Так говорю ж тебе, помощник у Анютки, лайка эта старая, сибирская. Псина старая, да умная, слушается её. Во всех причудах способствует. Закидушку мою с пятью крючками Анюта берёт, наживку на крючки приспособит и с лайкой к реке вечерком, место там у неё излюбленное. Один конец лески к штырю на берегу привяжет, потом на палку леску набросит, псина эту палку в зубы и плывёт. Плывёт, пока Анютка на берегу ей вслед непрерывно так приговаривает: "Плыви, Дружок, плыви, Дружок". Собака и затаскивает закидушку, пока Анютка ей с берега приговаривает. А как до места дотащит, Анютка по-другому приговаривать начинает: "Ко мне, Дружок, ко мне, Дружок". Собака палку из пасти выпускает и обратно к берегу. Ну ладно, давай спать.
   Старик полез на печь. А я прилёг на деревянный диван. Проснулся на рассвете, вышел во двор и увидел. Внизу у реки Анютка, взявшись за кольцо, тащила закидушку. Огромная сибирская лайка помогала ей. Лайка, вцепившись зубами в кольцо, упиралась, пятилась назад. Они вместе тащили закидушку с приличным уловом.
   Анютка была обута в явно размера на три больше, чем ей нужно, резиновые сапоги. Обута на босу ногу.
   Когда улов был подтащен к берегу, она схватила сачок и побежала вытаскивать рыбу. Лайка упиралась лапами, держала в зубах кольцо. Анютка зашла в воду больше, чем позволяли сапоги, и вода стала заливаться за голенища её сапог.
   Вытащив на берег, она сняла с крючков три приличные рыбины, положила их в мешок. Потом они с лайкой, взявшись за верёвку, тащили фанерку, на которой лежал этот мешок.
   В Анюткиных сапогах хлюпала вода, мешая ей идти. Анютка остановилась, сняла один сапог, потом второй и, стоя босыми ногами на холодной земле, выливала из них воду. Обувшись в мокрые сапоги, она продолжала своё дело.