Я предложил показать ей теплоход, она молча кивнула. Я провел ее по теплоходу, показал офис: ковровое покрытие пола, мягкая кожаная мебель, компьютеры, овальный кабинет. Потом пригласил к себе в каюту, состоящую из спальни-кабинета, приемной комнаты, устланной коврами и обставленной мебелью, с телевизором, видеомагнитофоном. Мне тогда доставляло удовольствие поражать деревенскую девушку достижениями цивилизованного быта. Я открыл коробку конфет, налил два бокала шампанского, и, думая поразить шиком. включил музыкальный клип, где Вика Цыганова пела "Любовь и смерть"... Она лишь слегка пригубила шампанское, внимательно посмотрела на меня и спросила: - Очень трудно, да? Я ждал чего угодно, только не такого вопроса. Рейс был действительно трудным. Сложная навигационная обстановка на реке, неопытная команда, мы часто сбивались с расписания. Груз этих и других забот часто не давал возможности просто выспаться. Я сказал ей что-то несуразное, отвернулся к окну и выпил шампанское. Мы говорили еще о чем-то, потом я проводил ее до трапа. Возвращаясь в каюту, про себя отмечал что-то странное и необычное в этой женщине, и какое-то легкое и светлое чувство осталось после общения с нею. В ту ночь я впервые за много дней хорошо выспался. - Так это была ты, Анастасия? - Да. - Как же ты попала на теплоход? - Мне было просто интересно, как вы живете. Теперь я много знаю о людях, которых вы называете предпринимателями. И тебя знаю теперь хорошо. Я очень, очень виновата перед тобой, я не знала, что так получится, что так сильно изменю твою судьбу. Только поделать ничего не могу, так как ОНИ уже приступили к исполнению этого плана, а ОНИ подвластны только Богу. Некоторое время у тебя будут трудности, но потом пройдет все. Еще не понимая, о чем конкретно говорит Анастасия, я интуитивно чувствовал, что сейчас откроется мне нечто выходящее за рамки обычных представлений о нашем бытии и это нечто будет касаться меня непосредственно. Попросил Анастасию объяснить, что она имела в виду. Слушая ее, я и предположить не мог, насколько точно начнет воплощаться в реальной жизни предсказанное. Своим рассказом Анастасия снова вернула меня к событиям годичной давности. - Тогда, на теплоходе, ты показал мне все, даже свою каюту. Конфетами угостил, шампанское предлагал, потом проводил до трапа, но я не ушла с берега, а стала на берегу около кустов и мне видно было через светящиеся окна бара, как танцует и веселится в нем местная молодежь. Ты показал мне все, но в бар не завел. Я догадалась почему - одета я неподходяще, платком замоталась, кофта немодная, юбка длинная. Но я могла бы снять платок, кофта на мне аккуратная, чистенькая, юбку я руками тщательно разгладила, когда шла к вам. Я действительно не завел в тот вечер Анастасию в бар из-за ее немножко странной одежды, под которой эта молодая девушка скрывала свою ослепительную красоту. - Анастасия, ну зачем тебе понадобился бар, ты что, танцевала бы там в калошах? - Я тогда была не в калошах. Туфли, правда, старенькие и тесные на мне были, но я их травой почистила, а танцевать... Мне только взглянуть разочек, и все. Еще как станцую. - Ты что, обиделась тогда на меня? - Нет, не обиделась. Только если бы ты пошел в бар вместе со мной, не знаю, плохо это или хорошо, но события по-другому смогли развиваться, и такого, наверное, не случилось бы. - А что произошло страшного? - Проводив меня, ты зашел к капитану, и вы вместе направились в бар. Когда вошли, сразу произвели впечатление на публику. Капитан был в своей форме, подтянутый, ты - респектабельный, известный многим на побережье знаменитый Мегре. И вы понимали, что производите на окружающих впечатление. Вы подсели за столик к трем молодым девушкам из деревни, им было всего по восемнадцать, они школу только что окончили. Вам за столик сразу же подали шампанское, конфеты и новые фужеры, лучше, красивее тех, что стояли раньше. Ты взял одну из них за руку, наклонился к ней и стал говорить ей что-то на ухо, я поняла: это называется "комплименты". Потом танцевал с ней несколько раз и все продолжал говорить. Глаза девушки блестели, она была словно в сказочном мире. Ты вывел ее на палубу, как и мне, показывал теплоход, завел ее в свою каюту, угостил тем же, что и меня, шампанским, конфетами и вел себя с ней немножко не так, как со мной, ты был веселым, я хорошо это видела через светящиеся окна твоей каюты, и, может быть, тогда мне немножко захотелось быть на месте этой девушки. - Ты что же, ревновала, Анастасия? - Не знаю, чувство было какое-то не знакомое для меня... Я вспомнил этот вечер и этих молодых деревенских девушек, так стремившихся тогда выглядеть старше и современнее. Утром с капитаном теплохода Александром Ивановичем Сеньченко мы еще раз посмеялись их ночной выходке. Тогда в каюте я понимал, девушка была в таком состоянии, что готова на все... Но у меня и в мыслях не было овладеть ею. Об этом я сказал Анастасии. - Ты все же овладел ее сердцем. Вы вышли на палубу, шел мелкий дождик, и ты набросил ей на плечи свой пиджак, потом снова увел в бар. Когда пришло время окончания вечера и теплоход нужно было уводить, вы по просьбе девушек и, главное, по просьбе той девушки, которая была с тобой, задержали теплоход. Все было тогда в вашей власти, и вы упивались этой властью. Местная молодежь была благодарна девушкам, которые тоже ощущали себя одаренными властью через вас. Они совершенно забыли о тех молодых людях, которые были в том же баре и с которыми они дружили еще в школе. Вы с капитаном проводили их до трапа. Ты пошел к себе в каюту, капитан поднялся на мостик, и теплоход, дав гудок, медленно, очень медленно стал отчаливать от берега. Девушка, с которой ты танцевал, стояла на берегу среди подруг и провожающей теплоход местной молодежи. Ее сердечко билось так сильно, словно стремилось вырваться из груди и улететь, мысли и чувства смешались. За ее спиной чернели очертания деревенских домов с потушенными огнями, перед нею от берега навсегда уходил белый теплоход, горящий множеством огней, щедро разливающий по воде и ночному берегу музыку: на нем ты, сказавший ей так много прекрасных, не слышанных ею ранее слов, завораживающих и манящих. И все это медленно и навсегда удалялось от нее. Тогда и решилась она на виду у всех... Девушка сжала свои пальчики в кулачки и отчаянно закричала: "Я люблю тебя, Владимир!" Потом еще и еще раз. Ты слышал эти крики? - Да, - ответил я. - Их невозможно было не слышать, и люди из твоей команды их слышали. Некоторые из них вышли на палубу и смеялись над девушкой, потом они, словно поняв что-то, перестали смеяться. Но ты не вышел на палубу, и теплоход продолжал медленно удаляться. Она думала, ты не слышишь ее, и продолжала упорно кричать: "Я люблю тебя, Владимир!" Потом ей стали помогать ее подружки, и они кричали вместе. Мне было интересно узнать, что за чувство такое - любовь, из-за которого человек теряет контроль над собой, или, может быть, помочь захотелось той девушке, и я крикнула вместе с ними. Я словно забыла в тот момент, что не могу произносить слова так просто, за ними обязательно - чувства, осознанность или достоверность природной информации. Теперь я знаю, насколько сильно это чувство, оно и разуму не очень-то подвластно... Та деревенская девушка стала чахнуть и пить спиртное, я ей с трудом помогла. Теперь она вышла замуж и погружена в повседневные заботы.
   "Я существую для тех, для кого я существую"
   Своеобразное объяснение Анастасии в любви не произвело на меня никакого впечатления, так как, увидев ее образ жизни, узнав ее взгляды, я все же воспринимал ее какой-то нереальной. И если в начале нашей встречи меня влекло к ней, то теперь она уже не вызывала прежних эмоций. - Так, значит, ты считаешь странным появление в тебе этих новых чувств? - Нет, - ответила Анастасия, - они даже приятны, но мне захотелось, чтобы и ты меня любил. Я понимала, что, узнав меня, мой мир немного поближе, ты не сможешь воспринимать меня как обычного человека, может быть, даже будешь бояться иногда. Так и произошло. - При этих словах она чуть грустно улыбнулась. - Когда ушел теплоход, - продолжала Анастасия. - и местная молодежь направилась в деревню, я некоторое время постояла на берегу одна, и мне было хорошо. Потом я убежала в свой лес, день прошел как обычно, а вечером, уже когда появились звезды, легла на траву и стала мечтать - тогда и выстроила этот план. - Какой еще план? - Понимаешь, то, что я знаю, знают по частям разные люди вашего мира, а вместе они знают почти все, только не до конца понимают механизм. Вот я и размечталась, что ты приедешь в большой город и расскажешь обо мне многим людям. Ты сделаешь это теми способами, через которые вы обычно доводите многим всякую там информацию, и напишешь книгу. Ее прочитают многомного людей, и приоткроется им истина. Они станут меньше болеть, переменят свое отношение к детям, выработают для них новый способ обучения. Люди станут больше любить, и Земля будет излучать больше светлой энергии, и за это они будут благодарить меня. Художники нарисуют мои портреты, и это будет лучшее из всего, что они рисовали, я старалась вдохновлять их. Обо мне сделают то, что вы называете фильмом, и он будет самым грандиозным. Ты будешь на все это смотреть и вспоминать меня. К тебе придут те ученые и люди, которые поймут и оценят то, о чем я тебе рассказывала, и они тебе многое пояснят, ты поверишь им больше, чем мне, и поймешь, что никакая я не ведьма, а человек, только информации у меня больше, чем у других. То, что ты напишешь, вызовет большой интерес, и ты станешь богат. И поедешь по святым местам и очистишься от всего темного, что есть в тебе. Ты будешь вспоминать меня и полюбишь, захочешь снова увидеть меня и своего сына. Моя мечта была очень яркой, но и, возможно, немножко просящей. Вот поэтому, наверное, все и произошло. ОНИ приняли ее как план к действию, ОНИ решились перенести людей через этот отрезок времени темных сил. Это допускается, если план в деталях рождается на Земле, в душе и мыслях земного человека. Наверное, ОНИ восприняли этот план грандиозным, а может быть, что-то сами в него добавили, потому-то темные силы и стали активными. Такого еще никогда не было. Я поняла это по звенящему кедру, его лучик стал намного толще, он и звенит теперь сильнее, спешит отдать свой свет, свою энергию. Я слушал Анастасию, и в тот момент во мне все больше утверждалась мысль, что она сумасшедшая. Может быть, сбежала давным-давно из какой-нибудь больницы и живет здесь, в лесу, а теперь вот у нее и ребенок от меня может родиться. Ну и история... Тем не менее, видя, с какой серьезностью и волнением она говорит, я постарался успокоить ее: - Ты не беспокойся, Анастасия, твой план заведомо неосуществим, а потому и бороться темным и светлым силам незачем. Ты все же плохо знаешь нашу обычную жизнь, ее законы и условности. Дело в том, что книг у нас сейчас издается великое множество, но даже произведения известных писателей не очень-то покупают. И нет у меня ни таланта, ни способностей, ни образования, чтобы чего-то там написать. - Да, раньше у тебя их не было, но теперь есть. - Хорошо, - продолжал я успокаивать ее, - даже если и попытаюсь, никто не будет этого печатать, не поверят в твое существование. - Но я существую. Я существую для тех, для кого существую. Они поверят и помогут тебе так же, как помогу им потом и я. Не сразу мне стал понятен смысл ее фразы, и снова я сделал попытку успокоить ее. - Не буду я ничего даже пытаться писать. Нет в этом никакого смысла, пойми ты это. - Будешь. ОНИ уже явно составили целую систему обстоятельств. которые заставят тебя это сделать. - Я что, по-твоему, винтик в чьих-то руках? - И от тебя многое зависит. Темные силы будут стремиться помешать тебе всеми доступными им способами, даже толкать на самоубийство, создавая иллюзию безысходности. - А ты, Анастасия, что же ты со своим интеллектом, информацией, энергией при этом будешь в стороне как наблюдатель? - При такой степени противостояния эффект от моих усилий ничтожно мал, нужна помощь и многих других из вашего мира. Я буду искать и найду их. Как тогда, когда ты делал в больнице, только и ты сам побори в себе дурное. - Да что во мне такого уж дурного, что плохого я в больнице делал и как это ты меня лечила, если тебя рядом не было? - Когда была на теплоходе, я принесла вам веточку звенящего кедра, которую еще мама сломала. Я оставила ее в твоей каюте, когда ты пригласил меня, ты был тогда уже болен. Ты помнишь это? - спросила Анастасия. - Да, - ответил я. - Веточка действительно долго висела в моей каюте, ее видели многие из команды, я привез ее в Новосибирск. Но не придавал ей никакого значения. - Ты просто выбросил ее. - Но я ведь не знал... - Потом ты лежал в больнице. Когда вернешься, внимательно посмотри историю своей болезни. В карточке ты увидишь, что, несмотря на самое лучшее лекарство, улучшение не наступило. Но потом тебе ввели масло кедрового ореха. Врач, строго соблюдающий предписанные правила, не должен был этого делать, но он сделал то, чего нет ни в одном вашем медицинском рецептурном справочнике и вообще никогда не делалось. Ты помнишь? - Да. - Тебя лечила женщина, заведующая отделением одной из лучших клиник вашего города. Но это отделение не связано с твоим заболеванием. Она оставила тебя, хотя этажом выше в этом же здании находилось отделение по профилю твоего заболевания. Так? - Да! - Она колола тебе иголки, включая при этом музыку в полутемной комнате. Анастасия говорила все то, что было со мной на самом деле. - Ты помнишь эту женщину? - Да. - А как вел себя ты? Продолжал курить, пил сколько хотел, ел и острое, и соленое, и это при такой сильной язве. Ты не отказывал себе ни в чем, ни в каких удовольствиях. Когда ты выздоровел, поздравить ее с праздником женщину, спасшую тебе жизнь,- послал свою сотрудницу, а сам даже не позвонил. Она так ждала этого, она полюбила тебя, как ребенка. - Она или ты, Анастасия? - Мы, если тебе угодно. Опять ты не понимаешь, как я это делаю, а догадаться об этом просто - с помощью воображения и точного анализа возможных ситуаций. Она замолчала, наклонив голову над своими коленями. Я отвел ниспадающие пряди ее волос. Из больших серо-голубых глаз Анастасии скатывались слезинки. Она улыбнулась и сказала не присущую ей фразу: - Баба она и есть баба, да? Сейчас ты поражен самим фактом моего существования и, как говорится на вашем языке, не веришь своим глазам. Ты совсем перестал воспринимать меня как нормального человека, а я, поверь, человек и никакая не ведьма. Почему не кажется удивительным и парадоксальным тебе то, что люди, признавая Землю космическим телом, каждый механизм которого есть величайшее творение Высшего Разума, терзают этот механизм и направляют столько усилий на его поломку. Вам кажется естественным рукотворный космический корабль или самолет, но вся эта механика сделана из поломанных и переплавленных частей величайшего механизма - Земли. Представь себе существо, которое ломает летящий самолет, чтобы сделать из его частей себе молоток или скребок, и гордится, если у него получается примитивное оружие. Оно не понимает, что нельзя ломать летящий самолет бесконечно. Компьютер считается достижением человеческого разума, но мало кто подозревает, что компьютер можно сравнить с протезом мозга. Ты можешь себе представить, что произойдет с человеком, если он при нормальных ногах будет ходить на костылях. Мышцы его ног, конечно же, атрофируются. Машина никогда не превзойдет человеческий мозг, если его постоянно тренировать... - Ничего, Анастасия, прорвемся. Я забрался в катер. Анастасия взялась за ручку на носу и столкнула его с берега, катер подхватило и понесло течением. Анастасия стояла почти по колено в воде, подол ее длинной юбки намок и колыхался на волнах. Я рванул заводной шнур, мотор взревел, раздирая ставшую привычной за три дня тишину, и катер резко пошел вперед, все набирая скорость. Вдруг Анастасия вышла из воды и побежала по берегу догонять катер. Развевающиеся от встречного ветра ее волосы были похожи на хвост кометы. Она старалась бежать очень быстро, наверное, используя при этом все свои силы, пытаясь сделать невозможное - догнать быстроходный катер. И все же очень медленно расстояние между нами увеличивалось. Желая быстрее прекратить тягостный момент расставания, я со всей силы вдавил до самого упора рычаг газа. Взревевший надрывно мотор заставил подняться над водой нос катера, еще быстрее устремившегося вперед, еще быстрее увеличивая расстояние между нами. Но Анастасия на ходу рванула мешавшую ей бежать мокрую юбку, отбросила разорванную одежду и произошло невероятное - расстояние между ней и катером стало медленно сокращаться. Впереди на ее пути виднелся почти отвесный косогор. Анастасия, не замедляя своего стремительного бега, взбежала на косогор, упала на колени и, подняв к небу руки, закричала. Я услышал ее голос сквозь дикий рев мотора и шум воды, услышал словно шепот: - Впереди-и-и ме-е-ль, мель, топляки. Быстро повернув голову, еще не успев до конца осознать происходящее, я так резко крутанул руль, что рванувшийся вбок катер чуть не зачерпнул наклонившимся бортом воды. Огромный топляк, упершийся одним концом в отмель, другим, едва торчавшим из воды, лишь слегка чиркнул о бок катера. При прямом ударе он должен был свободно пробить его тонкое алюминиевое Дно. Уже выйдя на речной фарватер, я оглянулся на косогор и прошептал в сторону стоящей на коленях одинокой фигурки, превращающейся во все уменьшающуюся точку: - Спасибо, Анастасия.