Войдя в класс, дед сразу сказал:
   - Пенсионер - всем ребятам пример!
   И начал рассказывать, как он воевал.
   - Значит, сплю я. И вдруг вваливаются в хату три немца. "Малшик, говорят, - млеко есть?" "Нэма, - говорю, - товарищи немцы!" Смело так им в глаза говорю. "Но есть, - говорю, - самогонка". Ну, они назюзюкались до самых бобиков - и под стол. Так я трех немцев уложил! Причем - одной бутылкой с горючей смесью.
   Дед расстегнул ворот рубахи и обратился к нашей учительнице:
   - У вас выпить ничего нет?
   - К сожалению, только - вода, - пролепетала учительница.
   - С паршивой овцы - хоть файв о'клок! - сказал дед. - Волоки.
   Учительница побежала за водой, а дед сказал:
   - Пока училка за водой бегает, я вам расскажу, как я с одной итальяночкой познакомился.
   - С итальяночкой?! - ахнула учительница, застыв в дверях. - Это что ж за война такая была?
   - Первая мирная война, - сказал дед.
   - Может, мировая? - уточнила учительница.
   - Точно, мировая! - хлопнул ее по лбу дед. - Эх, мировая была война!
   - А можно - что-нибудь не про войну? - сказала учительница.
   - Можно - и не про войну, - сказал дед. - Значит, попала в наш самолет ракета...
   - А как же вы жив остались?! - удивилась учительница.
   - А я тогда в отпуске был, - сказал дед.
   Когда прозвенел звонок, учительница радостно вскочила и сказала деду:
   - Большое спасибо, что вы к нам пришли! И большое спасибо, что вы от нас уходите!
   - Никто никуда не уходит, - сказал дед. - Успокойтесь!..
   Из школы мы с дедом шли через парк. Дед молчал, опустив голову, а я говорил:
   - Зачем же ты врешь, дед?! Какой ты пример детям показываешь? И меня на всю школу обосрамил!
   - Я как лучше хотел, - оправдывался дед. - Народ повеселить. А пример я показываю, как не надо себя вести.
   Позже я узнал, что инвалидом дед стал не на войне, а еще в детстве. Никаких трагических событий в его автобиографии не было, кроме разве потери ноги да женитьбы. Только одно ему оставалось - фантазия.
   И вообще, как скучно было бы жить, если бы все говорили только правду!
   Сорока - воровка
   "- Ей богу, Софья Ивановна, телятина совершенно лишнее... а вот, по-моему, купи лучше икорки, свежей, хорошей икорки... Это будет лучше да и дешевле".
   Д. Григорович. Лотерейный бал
   "Вынес достаточно русский народ,
   Вынес и эту дорогу железную
   Вынесет все, что господь ни пошлет!"
   Н. Некрасов. Железная дорога
   Моя тетя работала в ресторане. Иногда она звонила нам по телефону и сообщала, что у нее есть язык, печень, почки, вымя и свинячьи ножки.
   Иногда она говорила, что у нее будет селедка под шубой.
   После таких разговоров я представлял себе, как тетя на своих свинячьих ножках выносит под шубой селедку.
   Кроме того, тетя откладывала яйца. Причем нам - самые крупные.
   Иногда я слышал фразу: "Сосиски в тесте". И тогда представлял себе тестя, который съел все сосиски.
   Когда дома никого не было, тетя просила меня передать родителям информацию. Запомнить все точно я не мог и передавал примерно следующее: "Судак, пойманный в заливе. Военно-морской окунь. Спинка минта".
   Когда меня спрашивали: "Где водятся кильки?" - я отвечал: "В томате". А на вопрос: "Каких животных ты любишь?" - говорил: "Баранину".
   Иногда тетя жаловалась, какая невыносимая у нее работа.
   - Как же - невыносимая, - говорил я, - если вы с нее столько выносите?
   - Я-то выношу, - говорила тетя, - а директор вывозит.
   - А кто ж тогда ворует? - спрашивал я.
   Но вопрос повисал в воздухе, как летающая тарелка.
   Я был еще маленьким и не знал, что в России вором считается только тот, кто ворует не со своей работы.
   Во время войны мой отец уцелел потому, что был на фронте. Мать уцелела потому, что работала в ленинградском военном госпитале. А почему уцелела тетя, я не знал. С одной стороны, она была толстой, но с другой ведь крупной мишенью.
   Все остальные мои родственники, которые жили в блокадном Ленинграде, умерли от голода. Неудивительно, что после войны мама все еще хотела есть.
   Удивительно, что есть хотела и тетя. Все-таки она была довольно толстой и вдобавок после войны устроилась в ресторан. Вероятно - с испугу. Прошла славный путь от посудомойки до калькулятора. И обратно.
   Как-то я спросил маму:
   - Толстые много едят, потому что у них большой желудок, или у них большой желудок, потому что они много едят?
   - Хорошо, что тетя нас не слышит! - сказала мама. - Толстые не любят, когда их называют толстыми. Они любят, когда их называют полными.
   Когда тетя в очередной раз пришла к нам на обед, я ей сказал:
   - Вы - совсем не толстая. И не жирная. И не полужирная. И не на три процента жирная. А вы - полная. До краев.
   Тетя, наверно, подумала, что я так сказал для того, чтобы она поменьше ела. Это было для нее тем более неприятно, что на обед она к нам приходила всегда со своей едой.
   Раз в месяц тетя ходила на танцевальные вечера под названием "Аэробика". От обычных танцев аэробика отличалась тем, что там надо было танцевать не с партнером, а с ленточкой на лбу.
   Женщины в нашей стране всегда были заняты двумя проблемами: как достать еду и как похудеть.
   С едой хорошо тем, кто работает в ресторане или гастрономе. А каково тому, кто работает, к примеру, на мясокомбинате? Там охрана - как на военном заводе.
   Вот, пожалуйста, на одном мясокомбинате работал не то таджик, не то туркмен. Так он решил колбасу в штанах вынести. Вдруг охранница его в проходной останавливает и - хвать за колбасу!
   А это - не колбаса.
   Охранница дико извинилась. А об этом таджикском туркмене легенды стали слагать. Дескать - мясной гигант.
   А он уже совсем распоясался. По несколько штук стал навешивать. Но охранницы и это ему с рук спускали. Все-таки, думают, восточный человек. Может, у него несколько жен?
   Колбаса в России всегда считалась символом благосостояния. Колбасой можно было награждать: вешать ее на грудь, надевать через плечо, возлагать на голову, делать из нее нимб. И это в то время, как сама колбаса оставляла жевать лучшего. Закусочная колбаса - это колбаса, после которой надо сразу закусывать. Столичная колбаса - это колбаса, которую надо сразу запивать "столичной". Докторская колбаса - это колбаса, после которой надо сразу вызывать доктора. Любительская колбаса - это колбаса, на которую трудно найти любителя. Молодежная колбаса - это колбаса, которая по зубам только молодежи. Отдельная колбаса - это колбаса, съев которую, чувствуешь, как в тебе что-то отделяется. Останкинская колбаса - это колбаса, сделанная из останков. Охотничья колбаса - это колбаса, сделанная из охотничьей собаки. И уж страшно подумать - из кого сделана крестьянская колбаса!
   Когда я спросил тетю, как пишется - КОЛбаса или КАЛбаса? - тетя ответила:
   - Смотря - из чего она сделана.
   Воруют у нас, конечно, не только еду и колбасу. Но и вообще - все, что можно. И что нельзя. И тем не менее воровство у нас имеет границы. Это - границы нашей родины. И может быть, воруя так друг у друга, мы постепенно станем богатыми.
   Тундра
   Сверху тундра похожа на десантника: пятнистая и цвета хаки. Хаки это трава. Пятна - это лужи. Дороги - только для самолетов и вертолетов. В тундре видишь себя богатырем. Деревья выше лба не растут. Если береза - то обязательно карликовая. Багульник - обязательно приземистый. Зато ягода - с яблоко. Глазное, конечно. Из растений еще почему-то врезалась в память пушица влагалищная. Из животных врезались туда же полевка-экономка, рогатый жаворонок и углозуб.
   Гор в тундре нет. Суслик, когда скачет по тундре, встает на задние лапки: посмотреть, туда ли он скачет. И что интересно - видит!
   Самая твердая валюта в тундре - водка. Батон колбасы - бутылка. Шкурка песца - полбутылки. Литр спирта - две бутылки.
   Там же за бутылку я узнал, как отучить мужика от пьянства.
   Берешь водку, тарелку и идешь в лес. Кладешь тарелку на муравейник и наливаешь в нее водки. Тех муравьев, которые ее пьют, не бери. А бери тех, которые бегут от нее. Вот этих-то трезвенников засуши и незаметно подсыпь в стакан своему мужику.
   Одна баба так и сделала. Не знаю, бросил ли тот мужик пить, но бабу свою бросил. А лицо у нее разнесло, как будто она головой на муравейнике спала.
   Эту историю мне один тундрюк рассказал. Толстый такой старик. Правда, потом выяснилось, что толстая у него только физиономия. Физиономия его тоже похожа на тундру. Растительность слабая. Жалуется:
   - У моей старухи на роже волос больше!
   Завидует ей.
   Как-то сказал:
   - Я - снайпер! Белку в глаз попадаю. Хотя не с первого раза. Иногда весь шкурка продырявишь, пока метко в глаз попадешь.
   Однажды спросил у меня:
   - Грибы кушать будешь?
   - Не откажусь, - говорю.
   - Тогда, - говорит, - в лес идти надо.
   Дал мне ведро. А себе кулечек из газеты свернул. Пошли в лес. А лес по колено. Старик впереди идет, а я сзади. Вдруг остановился. Задрал вверх подбородок. Понюхал небо.
   - Снег будет с дождем.
   - А как вы определили?
   - Радио сказала.
   Идем дальше. Я чуть отстал. Вдруг ручей впереди. Старик разбежался и прыгнул. Но не долетел. На том же берегу оказался. Второй раз прыгнул и прямо в воду приземлился! Вылез, отряхивает с себя ручей:
   - Эх, молодой был - орел был! А старый стал - дерьмо стал!
   Потом, видя, что я не слышу, тихо добавил:
   - Да и молодой был - дерьмо был!
   Вернувшись из леса, развели костер около дома. Старик нанизывал грибы, не чистя, на прут.
   - А чего не пожарить? - спросил я.
   - Масла жрут много, - объяснил старик.
   Я достал водку. Тут же возникла седая женщина.
   - От стерва! - беззлобно сказал старик. - Учуяла. Не даст нам теперь нормально выпить. Тоже сейчас захочет. Пьянь!
   - Жена? - спросил я.
   - Хуже, - ответил он. - Дочь.
   - А почему хуже-то?
   - Жену убить можно. А дочь - жалко. Она мне сапоги чинит.
   Дочь села рядом с костром. Раскурила трубку. Выпили.
   - А ты холостой? - спросил он меня вдруг.
   - Женат.
   - О! Возьми ее тогда замуж. Эту бля!
   - Зачем?
   - А я тебе в гости буду ездить. Водки у тебя попьем. В телевизор посмотрим.
   - У вас что, нет телевизора?
   - Есть. Но плохой. Ерунду всякую показывает. Сколько угля наковыряли. Зачем, спрашивается, цветной телевизор? Я по нему стрелял. Но промазал.
   К нам подходит еще одна женщина.
   - Тоже дочь?
   - Обижаешь, - сказал старик. - Жена.
   - Так она, вроде, моложе дочери!
   - Так жена - вторая. А дочь - первая.
   Когда поел, вынул у себя изо рта единственный зуб, почистил его об рукав пиджака и назад вставил. На прощание подарил мне костяной нож. Потом забрал.
   - Из кости моей жены бывшей.
   Впервые за все время пребывания в тундре мне стало холодно. Старик пояснил:
   - В палатке геологов нашла. Кость от мамонта. Мы с ней много чего в палатках геологов находили. Когда их не было.
   До сих пор понять не могу, правду он говорил или шутил так, этот тундрюк.
   Погребальная сосна
   "Привыкли руки к топорам"
   Из песни
   Дядька мой был лесорубом. Лес он рубил в основном сосновый. Сосны были разные: кедровые, маньчжурские, погребальные.
   Особо замечу о последней. Погребальная сосна - это не шутка, а действительно такая сосна. Растет она медленно и печально. Потому, наверно, такая маленькая и с такой плотной древесиной. То есть настолько плотной, что корабль, построенный из этой сосны, сразу идет на дно. И там на дне с ним ничего не делается. Он веками лежит как новенький. Вот такое замечательное дерево!
   Но еще лучше из погребальной сосны строить гробы. Покойник в таком гробу очень хорошо себя чувствует. И очень хорошо сохраняется. Даже лучше, чем живой.
   Дядька говорил, что один покойник у них в таком гробу вообще ожил. Правда, потом выяснилось, что он был никакой не покойник, а просто мертвецки пьян. И которые его хоронили тоже были пьяные в доску. Но когда они увидели, что покойник в гробу сел, то враз протрезвели. И так испугались, что хотели гроб скорей заколачивать. Потому как, думают, покойнику эти похороны могут не понравиться и он начнет крушить направо-налево. И покойник на них действительно малость обиделся. А одного друга так крышкой гроба отоварил, что тот в ящик сыграл. Но сыграл уже четко. Как положено. Потому, наверно, что был человеком прямым, без извилин, и если уж брался за что-то, то доводил дело до конца.
   Но этот случай, конечно, исключительный. А порядки у лесорубов были такие.
   Полмесяца работаешь, а полмесяца пропиваешь то, что заработал.
   Если не можешь пить полмесяца, то пьешь весь месяц.
   А поскольку к концу месяца уже непонятно, на что пить, то пьешь уже непонятно, что.
   Когда лесорубу нужно было куда-нибудь съездить, он выходил на просеку и махал бутылкой водки пролетавшему в небесах вертолету. Вертолет прерывал государственный рейс и за бутылку летел туда, куда нужно было лесорубу.
   Ростом лесорубы уступали только дереву, кожа их напоминала его кору, правду они рубили с плеча, а речь их была - как сосновый деготь. Достаточно сказать, что слово "дерьмо" лесорубы не употребляли: оно считалось у них слишком мягким.
   Как-то, рассказывал дядька, японцы купили у нас разрешение на вырубку одного гектара уссурийского леса.
   Японский лесоруб - это такой крупный японский мужик, похожий на небольшого русского мальчика после желтухи. Японский лесоруб - весь в белом комбинезоне, в белых перчатках и, что самое смешное, в каске. Работает он, не вылезая из кабины, под звуки японского же джаза.
   Кстати, дядька рассказывал, у них там один друг залез к этому японцу в кабину и попросил у него политического убежища. В связи с тяжелым материальным положением.
   Японец тут же, не отходя от кабины, связался с японским консульством, и этот друг довольно быстро уехал в Страну восходящего солнца, отсидев предварительно солидный срок в одном из лагерей Страны заходящего солнца.
   В Японии его спросили, кем бы он хотел стать. А поскольку он был водителем первого класса и только на тракторе отпахал тридцать лет, причем, на одном и том же, то он сказал, что хотел бы стать трактористом.
   Ну, выдали ему трактор, он быстро нашел кабину, залез в нее, но не знает, с чего начать, как сдвинуться хотя бы одним колесом. Говорит: "Нет ли у вас, японский городовой, другого трактора? Чтоб без этой электронной чепухи". Ну, дали ему другой трактор, более старый, - он опять говорит: "А нет ли у вас совсем старого? Чтоб с ручным переключением скоростей и чтоб рычаги изоляцией были обмотаны. И чтоб без экранов и кнопок. Я, - говорит, - водитель первого класса. Руками все могу, а пальцами - нет". Они говорят: "Есь один сякой трактор. Доисторисеский. Но он музея. Потомуся много-много денег ситоит. Давайте, - говорят, - мы вам лусе дадим хоросий-хоросий пенсия и отправим на заслузеный одых".
   Ну, а тот японский лесоруб, рассказывал дядька, сидит в своей лесорубной машине весь в белом, как японский бог, и ни черта не делает, только на кнопки жмет.
   А машина его, значит, к нашему дереву подползает, и выдвигаются из нее две такие железные лапы: одна берет дерево у самого корня, а другая - у самой кроны. Потом выдвигается пила и - вжик! - дерево спилено. Но пока стоит и не падает, куда бог послал, разгоняя во все стороны лесорубов.
   И что еще смешно - в процессе пиления выдвигается из машины дополнительная хреновина с полиэтиленовым пакетом. Все опилки туда ссыпаются, а она пакет тут же заклеивает и этикеточку налепляет.
   Потом выдвигается другая хреновина и срезает все ветки. Причем за ней опять-таки идет пакет, но уже покрупней, все ветки туда ссыпаются, пакет заклеивается, этикетка присобачивается.
   Но самое смешное - это пень. Он получается такой низкий, что на него даже не присесть. Даже японскому лесорубу.
   Но и при всем при этом вылезают из машины такие руки-крюки - цап этот пень! - рубит корни и вместе с ними в пакет. И опять - этикеточку.
   Но и это не все. Этот многорукий дракон закапывает после себя, как воспитанная кошка, ямку и втыкает туда нежный саженец.
   Я спросил у дядьки:
   - А что, этот японец все делал в пакеты?
   - Все, - сказал дядька. - Все продукты своей жизнедеятельности - в пакет с бирочкой. Ничего после себя на нашей земле не оставил.
   Единственное, что он оставил - это машину в подарок. Ну, мужиков наших разобрало: "А все ли эта тварь распилить может?"
   Оказалось - не все. На первом же ржавом рельсе она себе зубы и обломала.
   То есть японская техника - ничто супротив русской смекалки!
   И потом мужики наши работу свою любят: на кой им из-за этой восточной змеюки лишаться труда и зарплаты! Что ж это за железный товарищ, который заменяет труд ста человек, а пьет только бензин?!
   А что поезд чуть не перевернулся, так это опять же из-за нее. Она же тот рельс все-таки прогрызла до половины!
   Все мы вышли из леса, говорил дядька.
   Умер он от давления. Его бревном придавило.
   Однокашники
   Мы не собираемся, не перезваниваемся, не переписываемся и не собираемся перезваниваться, переписываться и собираться. Но я слежу за жизнью моих однокашников, это совсем не трудно: главное - внимательно читать, слушать, смотреть.
   Читаю как-то в газете заметку "Опять двойня!": "Очередную двойню принесла Ольга Бороздина". Правда, потом мне сказали, что Бороздиных в России - до черта и более! Но я почему-то уверен, что это наша двойню принесла. Она и в школе-то была двоечницей!
   А то как-то читаю: "А. Кудрявцев, генерал авиации, посетил американский авианосец "Эйзенхауэр". А на авианосце, думаю, наверняка не знают, что генерал авиаци вылетел из школы в седьмом классе!
   Через год читаю в той же газете: "Грузчик Кудрявцев разбил голову кладовщику из-за ящика пива". Молодец, думаю! Высунулся из-за ящика и стукнул врага бутылкой по голове! Солдатская смекалка!
   А то вот такое читаю: "Отечественная наука понесла тяжелую утрату, ушел навсегда из жизни выдающийся ученый Борис Иванов". И вдруг буквально через неделю или через год - по телевизору: "В красном углу Иванов, мастер спорта по боксу". Ну, думаю, Борька поднялся! Правда, его по телевизору не узнать. Он худенький обычно был, в очках, мы его, собственно, за это и лупили, а тут морда раздутая, в пятнах. Может, думаю, с телевизором чего? Кнопки нажиимаю - еще хуже: кровоподтеки пошли, нос по щекам размазался!
   С Кирилловым - тоже интересно: в школе он отстающим был, а сейчас всех обогнал. Нашим сейчас всем по 30, а ему - 72.
   С Зониным еще интересней: утонул на рыбалке, стал тренером "Зенита", еще раз утонул, но уже на охоте, уволился из "Зенита", выплыл, стал членом общества "Память" и свалил в Израиль.
   А Аркаша Баршай, такое чувство, что заметает следы: он - то Бардшай, то Баркшай, то Барабаш, то вообще Бадхен. И имена меняет. Но профессия всегда одна и та же: музыкант.
   Ира Березина - толкательница ядра. И в это можно поверить: помню, как она пыталась мне толкнуть ломаный магнитофон.
   Но тут вдруг по радио демонстрируют балет "Лебединое озеро". Объявляют: "Одетта - Березина". Ну, в школе она всегда была одета. Один раз только ей в дневнике записали: "Пришла на физкультуру без одежды".
   Но самое интересное - дальше: "Танец маленьких лебедей - Васильева, Григорьева, Александрова, Дмитриева, Гельфер". Все - наши! Правда Ромка Гельфер у нас в школе вроде как парнем числился. Хотя как-то о нем на стене написали: "Рома - баба!"
   С Мишкой Мишеевым первые годы после школы все было нормально: инженер, старший инженер, начальник цеха, директор завода. Несколько раз, правда, угонял чужой автомобиль. Но это понятно: там было написано "нигде не работающий Мишеев". И тут вдруг читаю, это когда он уже министром стал, "в пьяной драке с отцом был убит некто Мишеев". А потом вспомнил, он в школе однажды сказал: "За "единицу" папаша меня убьет!" А пригнал бы папке "восьмерку" или "девятку", папка бы его по головке погладил!
   С Сурковым тоже все было нормально: он все сожительниц своих убивал. И тут вдруг - как обухом по голове: стихи для детей в газете "Мясной гигант". Автор - С. Сурков:
   "Раз из окошка Андрюша упал. Громко в полете он что-то кричал. Бабка к окошку метнулася ланью. Нет! Не задел он горшочек с геранью".
   У Людки Воробьевой такая судьба: мать-героиня, стриптизерка, настоятельница монастыря (не понмю, правда, мужского или женского). Зато помню, как она написала в сочинении: "Жанна д'Арк была единственной девственницей во Франции. За что и понесла наказание".
   Лена Мейлих. Ирландская подданная, польская писательница, негритянская певица, швейцарская кто-то еще, снялась в мексиканском фильме "Халат для Арчибальда". В роли халата.
   Н. Кривцун. Фотомодель, секретарь-машинистка, лесоруб, знатная доярка, футболист, стюардесса, начальник штаба в отряде батьки Махно, наконец-то вылечилась от алкоголизма: сейчас пьет столько же, но уже без всякого удовольствия.
   Осипов. Руководитель оркестра народных инструментов, убит при перестрелке с ОМОНом, погиб на дуэли, зарезан троими в масках - прямо на операционном столе, - взорвался в троллейбусе из-за какого-то пустяка, остатки тела найдены через неделю там же, похоронен на Волковском и Новодевичьем. В настоящее время работает полотером. Нет обеих ног.
   А один раз я о себе прочел: "Мелихан - лауреат Нобелевской премии, отважный голландский путешественник". Первая мысль: давно пора! И вторая: за что? Потому как путешествую я только по родному городу. Что, конечно, тоже требует отваги. Особенно - в ночное время.
   Я много знаю о своих однокашниках, даже больше, чем они сами о себе.
   Соленое мороженое
   В детстве я очень любил мороженое. Потому что моя тетя работала продавцом мороженого. И мы с мамой часто навещали ее, чтобы поесть мороженого.
   Но однажды я решил зайти к тете один. У моей мамы болело горло, и она не в состоянии была видеть мою тетю. И ее мороженое.
   - Только не набрасывайся сразу на мороженое, -предупредила меня мама. - А то тете взбредет в голову, что ты пришел только за тем, чтобы поесть мороженого.
   Я пришел в мороженицу, и тетя сразу спросила:
   - Ну что, пришел поесть мороженого?
   - Нет, - сказал я и жадно стал глядеть на тетю.
   Я помнил, что нельзя начинать прямо с мороженого, но с чего начинать, я не знал.
   - Погодка-то нынче разгулялась! - наконец сказала тетя.
   - Да, - поддержал я разговор и замолк.
   Тогда тетя предложила мне:
   - Может, все-таки поешь мороженого?
   - Нет, - нахально сказал я.
   - А для чего ж ты тогда пришел? - удивилась тетя.
   - Я пришел узнать, как ваша жизнь, - сказал я и посмотрел в окно.
   - Живем помаленьку, - сказала тетя и протянула мне полную вазочку мороженого. - Сегодня вот посудомойка на работу не вышла. Так что за двоих вкалываю. На-ка лучше поешь мороженого.
   - А дети как? - спросил я, стараясь не обращать внимания на мороженое.
   - Дети ничего, - сказала тетя. - Ничего дети. Хулиганят только и двойки носят.
   - Пороть надо, - сказал я. - Некоторые ведь русского языка не понимают. До них только ремнем доходит. А я вот, как двойку принесу, сразу штаны скидываю. Где прелесть такую брали?
   - Какую прелесть? - не поняла тетя.
   - Я про блузочку говорю, - сказал я. - Вам оранжевый очень идет. А желтый полнит.
   - Ах, это?! - тетя оглядела себя и улыбнулась. - Это я у портнихи шила.
   - И сколько она с вас содрала за такое удовольствие? - спросил я.
   - Тридцать рублей, - хлопая ресницами, сказала тетя.
   - Как одна копеечка! - сказал я. - Надо бы и моей такую справить.
   - Кому? - насторожилась тетя.
   - Да маме, говорю, моей. А то все в халате да в халате. Волосы у вас свои?
   - Почти, - прошептала тетя и покраснела.
   - Вам такая прическа очень к лицу, - сказал я. - Вы в ней моложе лет на пятьдесят!
   - Да мне всего сорок восемь! - засмеялась тетя, и прическа съехала ей на глаза. - Да ты ешь, ешь мороженое-то. Растает.
   - Очень холодное вредно есть, - строго сказал я. - Как здоровичко-то ваше?
   - И не спрашивай! - отмахнулась тетя. - Какое уж наше здоровье?
   - Что, печень опять пошаливает? - спросил я и посмотрел на мороженое.
   - И печень, и давление, - сказала тетя.
   "Пора!" - подумал я и, придвинув к себе вазочку с мороженым, спросил:
   - Аллохол пробовали?
   - Да разве в аллохоле дело, - вздохнула тетя, - когда дома устаешь как собака? Мусорное ведро - и то некому вынести!
   - А муж что? - спросил я и с любовью посмотрел на мороженое.
   Тетя почему-то отвернулась.
   - Муж-то что? - спросил я опять и зачерпнул первую ложечку мороженого. - Где сейчас?
   Тетя хлюпнула носом, и я уже хотел было есть мороженое, но она вдруг схватилась за грудь и судорожно стала ловить ртом воздух:
   - Пить... Пить...
   Я бросился за водой, помня, что медлить нельзя: мороженое уже таяло. А когда прибежал обратно, было уже поздно: тетя, утирая фартуком глаза, доедала мое мороженое. Слезы ее скатывались прямо в вазочку, и я не понимал только одного: как можно есть такое соленое мороженое?
   - Это я так... - говорила она. - Я на тебя не в обиде. Приходи еще, если опять захочешь мороженого.
   - Ну, спасибо! - сказал я. - Угостили!
   - Спасибом не отделаешься! - сказала тетя. - Помоги-ка лучше посуду помыть.
   Я добросовестно вымыл все, что велела тетя, но с тех пор почему-то не люблю мороженое.
   Тост Рассказ джентльмена
   Когда я был маленьким, я очень хотел стать джентльменом. Но я знал только одно правило поведения: "В какую сторону надо наклонять тарелку с последней ложкой супа. К себе - если хочешь пролить суп на себя. Или от себя - если хочешь пролить суп на скатерть".
   Как-то моя одноклассница Светка Орлеанская пригласила меня в гости.
   - Приходи сразу после школы, - сказала она. - Мне будет исполняться десять лет со дня рождения.