Нарочно решился наскоро ехать в Москву любоваться потехой. А середь молодежи что смеху-то будет, шумного, беззаветного веселья!.. Для того одного стоит десяток посланников обвенчать!.. Главное дело, хохоту что будет, хохоту!..
   За два дня до Казанской Самоквасов поскакал во весь опор в Язвицы к ямщикам. День был воскресный, в праздничных красных рубахах ямщики играли в городки середь улицы. Подошел Петр Степаныч, поглядел на них и, заметив молодого парня, что казался всех удалей, заговорил с ним: - Лошадок бы надо.
   Ямщики побросали палки и мигом столпились вкруг Самоквасова.
   - Сколько требуется?
   - Куда везти?
   - В тарантасе, что ль? - в несколько голосов закричали они.
   - Со всеми, братцы, не сговоришь, а мешкать мне не доводится,- молвил им Самоквасов.- Дело со всеми, а толковать буду с одним. Как тебя звать? спросил он, обращаясь к тому, что показался ему всех удалей.
   - Зовут зовуткой, величают серой уткой, - с хохотом в несколько голосов закричали ямщики, не думая отходить от Самоквасова.
   - Кабак есть? - спросил Петр Степаныч.
   - Как не быть кабаку? Станция без кабака разве бывает? Эх ты, недогадливый!.- смеялись ямщики.
   Вынул Самоквасов целковый и молвил, отдавая его ямщикам:
   - Угощайтесь покуда. После дело до всех дойдет, а до того с ним потолкую.
   - Благодарим покорно,- во всю мочь закричали ямщики.- Смекаем, что требуется! Нам не впервой... Уважим, почтенный, как следует все обработаем! И пошли вдоль по улице.
   - Как же звать-то тебя? - спросил Самоквасов, отойдя с удалым ямщиком в сторонку.
   - Федор Афанасьев буду,- молвил тот, молодецки тряхнув светлорусыми кудрями.
   - Лошадок в середу треба мне, Федор Афанасьич,- молвил ему Петр Степаныч.Тройку в тарантасе, две не то три тройки в телегах.
   - Можно,- сказал удалой ямщик.
   - Да парней бы молодых, что поздоровей да поудалей, человек с десяток,продолжал Петр Степаныч.
   - И это можно,- молвил ямщик.- Крадено, значит, везти?- прибавил он, плутовски улыбаясь.
   - Есть немножко около того,- тоже усмехаясь, молвил Петр Степаныч.
   - Коли крадено живое - с великой радостью, а не живой товар, так милости просим от нас подальше,- сказал Федор Афанасьев.
   - Живое, живое,- подхватил Самоквасов.- Мы не воры, не разбойники, красных девушек полюбовники.
   - Девку, значит, надо выкрасть? - лукаво подмигнув, молвил Федор.
   - Есть тот грех,- усмехнувшись, сказал Петр Степаныч.
   - Никакого тут нет греха,- сказал ямщик.- Все едино, что из тюрьмы кого высвободить аль отбить от разбойников. Сам я после Макарья тоже хочу девку красть.
   - Так как же? - спросил Петр Степаныч.
   - Будь покоен, почтенный, все это в наших руках, завсегда это можем,отвечал Федор.- Восьэтто (Восьэтто, паи восейка - недавно, на днях, намедни.) мы одним днем две самокрутки спроворили... Четыре тройки, говоришь?.. Можно... Парней десяток?.. И это можно... Велику ль погоню-то ждешь?.. Кольев не припасти ли, аль одним кулаком расправимся?
   - Зачем колья,- сказал Самоквасов.- Коль и будет погоня, так не великая... Да и то разве бабы одни,- прибавил он, усмехаясь.
   - Стало быть, из скитов крадешь?.. Старочку?.. Молодец, паря! - хлопнув по плечу Самоквасова, весело молвил ямщик.- Я бы их всех перекрал - что им по кельям-то без мужьев сидеть?.. Поди, каждой замуж-от охота.
   - Вестимо,- сказал Самоквасов.- Так как же у нас насчет ряды-то будет?
   - По три целковых на брата даешь?- спросил Федор.
   - Дам,- ответил Петр Степаныч.
   - Ладно. Угощенье какое?
   - На ведро водки деньгами дам - угощайтесь сами, как знаете,- молвил Самоквасов.
   - Ведра будет маловато, два поставь. Заслужим,- сказал ямщик.
   - Ну, два так два. Идет,- согласился Петр Степаныч.
   - А на закуску? - опять спросил Федор.
   - Тоже деньгами выдам,- сказал Петр Степаныч.- Трех целковых будет?
   - Положь пятишницу,- почесывая затылок, молвил ямщик.
   - Идет... А за коней что?
   - Езда-то куда? - спросил Федор.
   - Отсель к Ронжину выехать...- начал было Самоквасов.
   - Из Комарова, стало быть, крадешь,- усмехнулся ямщик.
   - Оттоль в Свиблово.
   - К попу Сушиле. Знатный поп, самый на эвти дела подходящий. Наши ребята с самокрутками все к нему. Денег только не жалей,- а то хоть с родной сестрой окрутит.
   - Из Свиблова в город,- продолжал Петр Степаныч.
   - Десять да десять - двадцать, да еще двадцать одна - сорок одна верста всей-то езды. Подставы будут нужны. Сорок верст по такой жаре не ускачешь,сказал Федор.
   - Подставы так подставы,- молвил Петр Степаныч.- Сколько ж за все?
   - Десять человек по три целковых - тридцать,- стал считать Федор,- два ведра - десять, на закуску пятишницу - значит, всего сорок пять, за коней пятьдесят. Клади сотенну кругом, тем и делу шабаш.
   - Пять-то целковых зачем присчитал? - молвил Петр Степаныч.
   - Наспех делается, почтенный, нельзя,- ответил ему Федор.- Платами не станешь поезжан оделять? Невестиных даров тоже не будет?.. Положь за дары-то пятишницу.
   - Ну, ладно. Получай задаток,- молвил Петр Степаныч Федору и подал ему четвертную.
   - Ты к тем не ходи,- сказал Федор.- Я уж сам тебе все обделаю. Будь спокоен... Когда выезжать-то?
   - Коль не пришлю повестку в отмену, в середу после полден часа через три быть вам у Ронжина,- отвечал Самоквасов.
   - Слушаем,- молвил ямщик.- Все в исправности будет. Нам не впервой.
   Самоквасов дальше поехал, а в Язвицком кабаке далеко за полночь ямщики пили и пели, гуляли, кричали на все голоса.
   * * *
   В городе Петр Степаныч не так легко и скоро управился, как в Язвицах. Здесь надо было ему приискать квартиру, где б молодые после венца прожили несколько дней до того, как ехать им в Осиповку за родительским прощеньем. В том захолустном городке гостиниц сроду не бывало, а постоялый двор всего-на-все один только был, наезд бывал туда только в базарные дни. На том дворе Петр Степаныч пристал, видит, молодых тут нельзя приютить - больно уж бойко и во всем несуразно: все одно что кабак... По домам пошел квартиры искать - нет ни единой.
   Проходил Самоквасов по городку вплоть до вечера и уж думал на другой день квартиры искать в деревнях подгородных, но ему и тут удалой ямщик пригодился. Только вышел он поутру на улицу, Федор Афанасьич тут как тут - усталых, взмыленных коней проваживает... Окликал его Петр Степаныч.
   - А, почтенный!.. Ты уж и здесь,- весело отозвался ямщик.- А меня, чтоб его пополам да в черепья, пес его знает, барин какой-то сюда потревожил... Казенна подорожная, да еще "из курьерских"... Вишь, коней-то загнал как, собака,- не отдышатся, сердечные... А мы только что разгулялись было, зачали про ваше здоровье пить, а его шайтан тут и принеси... Очередь-то моя - что станешь делать?.. Поехал.
   - Слушай-ка, парень, вечор сказывал ты, что эти самокрутки дело вам за обычай,- молвил ему Самоквасов.
   - Без нашего брата тут нельзя...- отвечал Федор.- Потому, ускакать надо. Мне вот у тебя на двадцатой свадьбе доведется быть... Завсегда удавалось, раз только не успели угнать. И колотили же нас тогда... ой-ой! Три недели валялся, насилу отдох. До сих пор знатко осталось,- промолвил он, показывая на широкий рубец на правой скуле...- Отбили, ареды!
   - А не случалось тебе после венца молодых сюда в город возить? - спросил Самоквасов.
   - Как не случаться - случалось!.. Сколько раз...- отвечал Федор.
   - Видишь ли что, Федор Афанасьич,- сказал Самоквасов,-человек я заезжий, знакомцев у меня здесь нету... Вечор бился, бился, искал, искал квартиры, где бы пожить молодым. Весь город исходил - собачьей конуры и той не нашел.
   -У Феклиста Митрича нешто не был? - спросил у него ямщик.
   - У какого Феклиста Дмитрича?
   - Погребок у него, вином виноградным торгует,- сказал ямщик,- лавочка тоже есть, бела харчевня. К нему с девьем когда хошь, и в полночь и за полночь.
   - Ну нет, Федор Афанасьич, это, друг любезный, не годится. Не шатущие приедут, не в кабаке им жить,- сказал Петр Степаныч.
   - Зачем в кабаке?- возразил ямщик.- Только не жалей целкачей, так Феклист Митрич сам-от в подклет переберется, а верхни горницы тебе предоставит. А горницы у него важные!.. Во всех не бывал, хвастать не стану, а говорят, почище да приборной городнических будут.
   - Где ж его отыскать?- спросил Самоквасов.
   - А ты обожди здесь маленько, я только коням овсеца задам. Покаместь жуют, мы с тобой дело-то и обладим. Мне не впервой к нему молодых-то привозить,сказал Федор Афанасьич.
   - Постой, погоди,- молвил ему вслед Петр Степаныч,- какой он веры, Феклист-от Митрич? Какого, значит, согласу?
   - А тебе что? - обернувшись, спросил ямщик.
   - Да ведь если он по ихней, по скитской значит, так, пожалуй, не пустит,молвил Петр Степаныч.
   - Феклист-от Митрич не пустит?.. Эва!..- засмеялся ямщик.- Он, брат, у нас всякой веры... Когда котора выгоднее, такую на ту пору и держит. В одни святы денежки верует. Повесь на стенку сотенну бумажку -. больше чем Николе намолится ей.
   Убрав лошадей, ямщик повел Петра Степаныча к Феклисту Митричу. Тот сразу согласился уступить все верхнее жилье дома. Понравилось оно Петру Степанычу как есть купецкий дом середней руки. Ни горок с серебром и ценным фарфором, ни триповых диванов, как у Патап Максимыча, не было, а все-таки не зазорно было Прасковье Патаповне вступить в такой дом после венчанья. Зато уж и содрал же Феклист Митрич щетинку с Самоквасова. Что ни разъезжал по городам, нигде таких цен за постой он не плачивал. Однако ж не торговался, хоть и почесал в затылке, подумавши, что свадебка-то ему, пожалуй, за тысячу въедет. Да что тысяча, коль охота молодцу покуражиться. "Главное дело, матушка Пульхерия да батюшка Иван Матвеич!.. Рожи-то какие корчить зачнут!.."
   - Так вы уж, пожалуйста, Феклист Митрич, постарайтесь, чтобы все как следует было,- молвил Самоквасов ему на прощанье.
   - Не извольте, почтеннейший господин, напрасно беспокоиться. Слава богу, эти дела нам не впервые,- дробной скороговоркой зачастил Феклист Митрич.Летошний год Сущов, купец из нижнего Воскресенья,- рыжий такой, не изволите ли знать, да толстый,- тоже скитску девицу из Оленева крал, тоже у нас проживанье имели, всем остались довольны. Свечки будут стеариновые, по всем горницам зажжем; двуспальну постель кисейными пологами украсим, можно будет и коврики постлать. Чайна посуда и для обеда отменная; не понравится кушанье из нашей харчевни, можем из трактира повара взять; вина первый сорт - от Соболева. И все по самым сходным ценам будет предоставлено вашему почтению.
   Сладились. Отдал Феклисту Петр Степаныч задаток, простился с удалым ямщиком и рысцой покатил к попу в Свиблово.
   Сушило встретил Петра Степаныча не по-прежнему. Когда Самоквасов подъезжал к погосту, поп, влекущий племя свое от литовских бояр, в белой холстинной рубахе, босиком, но в широкополой шляпе, косил по своему кладбищу сено. Ловко размахивал он косою, гораздо ловчее, чем работавший в другом углу кладбища Груздок. Услыхав грохот тележки на мостике, Сушило перестал косить, приставил правую руку зонтиком над глазами и пристально стал вглядываться в проезжего. Узнав с нетерпением ожидаемого гостя, швырнул он косу и крикнул сторожу:
   - Докашивай, Груздок, докашивай, да в оба гляди, от Игнатья аль от Ипатья ребятенки опять бы не стали корзинами наше сено таскать. Чуть что, первого за вихор да ко мне на расправу.
   И бегом побежал к дому отец Харисаменов, сверкая голыми пятками. Став в калитке, окликнул он лихо подкатившего Петра Степаныча.
   - Милости просим, гость дорогой, милости просим! В горницу пожалуйте, а я сейчас оболокусь.
   Поставив лошадок у поповских ворот, Самоквасов вошел в дом. Горница была пуста, но за перегородкой слышалась возня одевавшегося отца Родиона, припевавшего вполголоса: "Ангельские силы на гробе твоем и стрегущие омертвеша".
   Через несколько минут вышел из-за перегородки Сушило в желто-зеленой нанковой рясе и даже с распущенными из пучка и расчесанными власами. Хоть архиерею напоказ.
   Поклонился Самоквасов отцу Родиону, а тот, подавая ему руку запросто, с усмешкой промолвил:
   - Благословения не приемлете? Нет, батюшка, и мы тоже старинки держимся,улыбаясь, ответил Петр Степаныч.
   - Ну, как знаете... А нехорошо, нехорошо,- вдруг приняв на себя строгий вид, заговорил отец Харисаменов.- Без церкви спастися невозможно. Потому сказано: "Аще все достояние свое нищим расточишь, аще весь живот свой в посте и молитве пребудешь, церкви не чуждадися будешь - никако душу свою пользуешь".
   - Мы, батюшка, так уж сызмальства,- сказал Самоквасов.- Как родители жили, так и нас благословили.
   - Ну, ваше дело, ваше дело,- мягким голосом проговорил Сушило.- Я ведь так только... К слову... Так подобает мне, потому пастырский долг, обязанность благовременне и безвременне поучать и увещевать всяка человека, святей божией церкви чуждающегося. Садиться милости просим, гость дорогой... А я еще третьего дня вас поджидал... Афимья Саввишна!.. Матушка!.. Аль не слышите?.. Чайку скорей сберите да на закусочку кой-что сготовьте... Ну, как наши дела, почтеннейший Петр Степаныч?.. Когда венчать-то?.. Пора бы уж, пора - мои половинки по вашим соскучились,- со смехом прибавил отец Родион.
   - Да послезавтра бы, в середу, если можно, батюшка,- ответил Самоквасов.
   - Можно, все можно. Отчего ж нельзя? - ласково и нежно заговорил Сушило, поглаживая бородку.- Чем скорей, тем лучше: и для нас способнее и для вас приятнее. Отзвонил да с колокольни долой, как у нас говорится. Хе-хе-хе!
   - Так к которому же часу привезти их, батюшка? - спросил Петр Самоквасов.
   - Попозже-то лучше бы. Не столь видно,- сказал Сушило.
   - Хотя при нашем храме стороннего народа, опричь церковного клира, никого не живет, однако ж все-таки лучше, как попозднее-то приедете. В сумерки этак, в сумерки постарайтесь... Потому, ежели днем венчать, так, увидевши ваш поезд, из деревень налезут свадьбу глядеть. А в таком деле, как наше, чем меньше очевидцев, тем безопаснее и спокойнее. Погоню за собой чаете?
   - Нет, батюшка, вряд ли будет погоня,- отвечал Петр Степаныч.
   - А ежели Патапка проведает?- возразил Сушило.- Двадцать деревень может поднять, целу армию выставит. С ним связаться беда - медведь, как есть медведь.
   - В город, батюшка, уехал, дела там какие-то у него, с неделю, слышь, в отлучке пробудет,- сказал Самоквасов.- И матери дома нет - в Вихорево, коли знаете, к Заплатиным гостить поехала.
   - С дочерью, с нашей то есть невестой? - любопытствовал отец Родион.
   - Невеста-то у тетки в Комарове,- молвил Петр Степаныч.
   - У Манефы,- полушепотом подхватил Сушило.- Ехидная старица, злочинная!.. На одну бы осину с братцем-то... А разве вы полагаете, почтеннейший Петр Степаныч, что ежели паче чаяния злочинная Манефа узнает, так не нарядит она погони?.. Какую еще нарядит-то!.. Денег жалеть не станет, все окольны деревни собьет... Поопасьтесь на всякий случай.
   - Будьте покойны, батюшка,- сказал Самоквасов.- Ни Манефы послезавтра в Комарове не будет, ни других начальных стариц - все в Шарпан уедут.
   - Да, ведь послезавтра восьмое число: явление Казанския чудотворныя иконы... Праздник у них в Шарпане-то, кормы народу,- злобно говорил отец Родион ,- Ох, куда сколь много вреда святей церкви теми кормами они чинят... И как это им дозволяется!.. Сколько этими кормами от церкви людей отлучили... Зловредные, изо всех скитниц самые зловредные эти шарпанские!.. И как это вы отлично хорошо устроили,- переменил свою речь Сушило.
   - Что такое? - спросил Петр Степаныч.
   - А как же? Отец в отлучке, мать в отлучке, тетка в отлучке, сама невеста не в своем дому, а призора нет за ней никакого,- говорил отец Родион.- Отменно хорошо дельце оборудовали, ей-богу, отменно... А на всякий случай ради отбоя погони, люди-то будут ли у вас?
   - Как же, батюшка, без того нельзя,- отвечал Самоквасов. - Десять молодцов здоровенных - не больно к ним подступятся...
   - Ну вот и прекрасно,- молвил Сушило.- Преотменно, я вам доложу, без отбойных людей в таких делах никак невозможно. Потому что тут погонщики бывают аки звери. Пьяны к тому ж завсегда. Такую иной раз свалку подымут, что того и гляди смертоубийства не было бы... А вы не беспокойтесь, только поспевайте скорее, дорогой бы только вас не угнали, а здесь уж все в порядке будет. Дверь в церковь у нас дубовая, толстая, опричь нутряного ключа, железной полосой замыкается, окна высоко, к тому ж с железными решетками да с болтами... Столь крепко запремся, что никакими силами нас не возьмут... Хе-хе-хе!.. Нарочно для таких случаев и сделано, опять же для опасности от воровских людей. Жителей-от у нас, как видите, опричь меня да причетников, нет никого, а кругом народ вор, как раз могут церковь подломать... На это взять их, мошенников!
   - Батюшка, уж вы, пожалуйста, жениха-то с невестой посолонь обведите,вкрадчивым голосом сказал попу Петр Степаныч.
   - Посолонь, посолонь!..- пощипывая бородку, думчиво говорил отец Родион.Не ладно будет, государь мой, не по чину.
   - Уж сделайте такое ваше одолжение... Не откажите... Да уж и теплоту-то в стеклянном стакане подайте... Уж сделайте милость.
   - Значит, по-вашему: стакан жениху в церкви о пол бить да ногой черепки топтать...- сказал Сушило.- Бесчинно и нелепо, государь мой!.. Вы этак, пожалуй, захотите, чтоб после венца невесте в церкви и косу расплетали и гребень в медовой сыте мочили, да тем гребнем волоса ей расчесывали.
   - Вот ведь, батюшка, вы все знаете, как у нас по-старинному делается,улыбнулся Самоквасов.
   - Еще бы не знать! Сколько годов с вашим братом вожусь, со здешними, значит, раскольщиками. Все ваши обычаи до тонкости знаю,- молвил отец Родион.
   - Так уж вы так и сделайте, батюшка, коли все знаете. Очень бы нас тем одолжили. А мы будем вам за то особенно благодарны.
   - Да не все ль для вас едино: так ли, этак ли их повенчаю. Тут главная причина, в обыскную книгу было бы вписано,- сказал Сушило.
   - Нет, уж вы сделайте такое ваше одолжение,- продолжал Петр Степаныч.- Я вам за это сейчас же четвертную, не надрываючи,- уговаривал его Петр Степаныч.
   - Ох, уж, право, какие вы! - с глубоким вздохом молвил отец Родион.- И не рад, что связался! Только уж как хотите, а одной четвертной будет маловато .. А будет с невестой какая молодица, голову-то бы ей в церкви расчесать да повойник вздеть?
   - Нет, батюшка, во всем поезде женскому полу, опричь невесты, не будет у нас,- сказал Самоквасов.
   - Так как же это будет? - вскликнул Сушило.- Не мужчине ж волоса-то ей расчесывать. Впрочем, об этом не пекитесь. Тут неподалеку для таких делав есть у нас мастерица. Ее пригласим; это уж мое дело, насчет этого вам беспокоиться нечего.
   - Оченно будем вам благодарны, батюшка,- сказал Петр Степаныч.- Так какая же будет у нас ряда? - сказал он потом.
   - Сами сочтите,- ответил отец Родион.- За посолонь четвертная, за стакан другая, за расплетанье косы третья, молодице четвертая. Сотенная, значит.
   - Как же это, батюшка, за косу-то вдвойне вы кладете? - спросил Самоквасов.- За расплетанье косы четвертная, да молодице другая?
   - Одна, значит, мне за дозволение совершить во храме бесчинный обряд, церковными правилами не заповеданный, а другая молодице за труды,- спокойно и даже внушительно сказал поп Сушило.
   Как ни бился Петр Степаныч, копейки не мог выторговать. Уперся поп Сушило на сотне рублей, и ничем его нельзя было сдвинуть. Заплатил Самоквасов, напился у попа чаю, закусил маленько и Тихон рысцой покатил к Каменному Вражку.
   ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
   Спрыснув золотые галуны удельного головы и знаменитого перепелятника, веселый и вполне довольный собой и другими, Патап Максимыч заехал в деревню Вихореву, оставил там у Груни Аксинью Захаровну, а сам денька на два отправился в губернский город. Приехал туда под вечер, пристал у "крестника", у Сергея Андреича.
   Колышкин повел его в тенистый сад и там в тесовой беседке, поставленной на самом венце кручи (Круча - утес, обрыв, гора стеной. ), уселся с "крестным" за самовар. После обычных расспросов про домашних, после отданных от Аксиньи Захаровны поклонов, спросил Патап Максимыч Колышкина:
   - А что мой Алексеюшка? У тебя, что ли, он? Сергей Андреич только посвистал вместо ответа.
   - Чего свищешь? По-человечьи говори, не по-птичьи,- с досадой молвил Патап Максимыч.
   - Рукой не достанешь его... Куда нам такого внаймах держать!..- сказал Сергей Андреич.
   - Как так? - удивился Чапурин.
   - Маленько повыше меня, на Ильинке - Рыкаловский дом знаешь?
   - Как не знать? - молвил Патап Максимыч.
   - А вон на пристани, третий пароход от краю, бела труба с красным перехватом. Видишь?
   - Ну?
   - И дом Рыкаловский и пароход с белой трубой теперь Алексея Трифоныча Лохматова. И он теперь уж не Лохматый, а Лохматов прозывается. По первой гильдии... Вот как...- сказал Колышкин.
   Не нашел Чапурин слов на ответ. Озадачили его слова Сергея Андреича.
   - Да это на плохой конец сотня тысяч!- молвил он после короткого молчанья.
   - Девяносто,- сказал Сергей Андреич, закуривая сигару.- Маленько не угадал.
   - Откуда ж такие у него деньги? С неба свалились, с горы ли скатились? вскликнул в изумленье Патап Максимыч.
   - И с неба не валились и с горы не катились - жена принесла,- молвил Колышкин.
   - Как жена?.. Какая жена?..- вскликнул, вскочив со скамьи, Патап Максимыч.
   - Какие жены бывают... Вечор повенчались...- куря равнодушно сигару, ответил Колышкин.
   - На ком, на ком? - горя нетерпеньем, спрашивал Патап Максимыч.
   - Ну-ка, вот угадай!.. Из ваших местов, из-за Волги невесту брал, да еще из скитов... Разумеешь? - молвил Колышкин.
   - Знаю теперь, догадался! - вскликнул Патап Максимыч.- Дура баба, дура!.. На Петров день у сестры мы гостили, там узнали, что она тайком из скита с ним поехала... Неужели пошла за него?
   - Пошла,- ответил Сергей Андреич.
   - Дурища! - вполголоса промолвил Чапурин.
   - Верно твое слово,- подтвердил Колышкин.- Надивиться не могу, как это решилась она... Баба не в молодях, а ему немного за двадцать перевалило; лет через десять - она старуха, а он в полной поре... Видала от первого мужа цветочки, от другого ягодок не увидать ли... И увидит, беспременно увидит... Еще женихом какое он дельце обработал - чуть не половину ее капитала за собой закрепил... И дом и пароход - все на его имя. Завладеет и деньгами, что в ларце у жены покаместь остались... Всем по скорости завладеет... Тогда и свищи себе в кулак Марья Гавриловна, гляди из мужниных рук... Воли-то нет над ней, поучить-то некому, дурь-то выбить из пустой головы.
   - Как же это он таково скоро? - молвил Патап Максимыч, не глядя на Колышкина.
   - Такие дела всегда наспех делаются,- сказал Сергей Андреич.- Баба молодая, кровь-то, видно, еще горяча, а он из себя молодец... Полюбился... А тут бес... И пришлось скорей грех венцом покрывать... Не она первая, не она последняя... А ловок вскормленник твой... метил недолго, попал хорошо.
   - Да, ловок,- вздохнул Патап Максимыч, и яркая краска облила думное лицо его.
   - Билет на свадьбу присылал, да я не поехал,- молвил Сергей Андреич.- Ну его к богу. Не люблю таких.
   Не отвечал Патап Максимыч. Про Настю ему вспомнилось.
   - Шельмец! - порывисто с места вскочив, вскликнул он и стал ходить по беседке взад и вперед.
   - Раскусил-таки! - усмехнулся Колышкин.- Да, молодец!.. Из молодых, да ранний!.. Я, признаться, радехонек, что ты вовремя с ним распутался... Ненадежный парень - рано ли, поздно ли в шапку тебе наклал бы... И спит и видит скору наживу... Ради ее отца с матерью не помилует... Неладный человек!
   - Не в примету мне было то,- обмахиваясь платком, промолвил Патап Максимыч. Пот градом струился по раскрасневшемуся лицу его.
   - А я так приметил, даром что меньше твоего знаю пройдоху...- сказал на то Колышкин.- Намедни пожаловал... был у меня. Парой в коляске, в модной одеже, завит, раздушен, закорузлые руки в перчатках. Так и помер я со смеху... Важный, ровно вельможа! Руки в боки, глаза в потолоки - умора! И послушал бы ты, крестный, как теперь он разговаривает, как про родителей рассуждает... Мерзавец, одно слово - мерзавец!
   - Что ж про родителей-то? - спросил Патап Максимыч.
   - Спрашиваю его: будут ли на свадьбу, повестил ли их? "Некогда, говорит, мне за ними рассылать, оченно, дескать, много и без них хлопот".
   - Дела, дела! - глубоко вздохнул Патап Максимыч, садясь на стул перед Колышкиным.
   - Да, крестный, дела, что сажа бела,- молвил Сергей Андреич.
   - Повидаться мне с ней надо б, с Марьей-то Гавриловной,- подумав, сказал Патап Максимыч.- Дельце есть до нее... За тем больше и в Комаров к сестре ездил, чаял ее там увидать.
   - Что за дельце такое? - спросил Колышкин.
   - Торговое,- сухо ответил Чапурин.
   - Что ж?.. Сходи поздравь с законным браком. Законный как есть - в духовской венчались, в единоверческой,- сказал Сергей Андреич.
   - Да ведь они оба нашего согласу,- удивился Патап Максимыч.
   -Духовско-то венчанье, слышь, покрепче вашего,- улыбнулся Колышкин.Насчет наследства спокойнее, а то неравно помрет, так после нее все брату достанется. Так и сказал. Боится, видишь, чтоб Залетовы не вступились в имение, не заявили бы после ее смерти, что не было венчанья, как следует.
   - Не сделает этого Залетов,- молвил Патап Максимыч.- Знаю я Антипу Гаврилыча: до денег жаден, а на такое дело не пойдет. - Сам я знаю Залетова, сам то же думаю, а вот Алексей Трифоныч Лохматов не таких, видно, мыслей держится,- ответил Колышкин.
   - Не чаял от него таких делов, не чаял,- качая головой, говорил Патап Максимыч.
   После того приятели спокойно толковали про торговые дела, про пароходство, клади и поставки. И длилась у них беседа до ужина.
   - Где спать-то велишь? - спросил Патап Максимыч, выходя с хозяином после ужина из беседки.