Страница:
– Ты еще про радугу расскажи, на конце которой – котелок с золотом… – в его голосе ясно прозвучала издевка.
– А ты, мил человек, не ехидничай, – оборвал Севу Шихан. – Поживешь с мое – и с русалкой повидаешься, и леший по тайге поводит. Я тебе больше скажу: старших почитай, а то беды не оберешься. Знаешь присказку: «О кладах слухать ладно, а найдешь – накладно»?
– Сколько вы знаете! – покачал головой Замятин. – А сами копать не пробовали?
– Стар я для этого, – дед поднялся на ноги. – Заговорился тут с вами. Поспешать треба. Марья, – посмотрел он на меня. – Хошь, тебя захвачу? Эти молодцы когда еще машину вытащат! А тебя уже спрашивали. Начальник твой из райотдела. И Мордахин интересовался.
– Ну, дед, ты даешь! – Я мигом забыла о сне и усталости, а также о своих подозрениях. Час от часу не легче: начальство меня обыскалось, а старый как ни в чем не бывало баланду травит. Но это я решила высказать деду без свидетелей и ограничилась вопросом: – И как мы на одной лошади выбираться будем?
– Пошто на одной? – удивился Шихан. – Я на всякий случай вторую прихватил. Как знал, что пригодится.
– Моего Воронка? – удивилась я.
– У твово Воронка бабка распухла, – проворчал дед. – Гоняшь по тайге – под ноги не глядишь. Видно, поранился где. Я ему мази приложил, чтоб опухоль спала.
– Я б заметила, если б поранился, – обиделась я. – Ничего у него не было, когда к тебе в стойло ставила.
– Так у тебя мозги в одном направлении работают, – усмехнулся Шихан. – Где тут у лошади царапину заметить. Себя не видишь!
Я вспыхнула, открыла рот, чтобы осадить старика, но тут в нашу перепалку вмешался Замятин.
– Не ссорьтесь, – он смерил меня строгим взглядом и повернулся к Шихану. – Игнат Прохорович, надо подумать, во что Маше переодеться.
– Дак придумай, – дед смерил его насмешливым взглядом. – Не голяком же ей сквозь тайгу ехать. – И вышел из избушки.
Глава 8
Глава 9
– А ты, мил человек, не ехидничай, – оборвал Севу Шихан. – Поживешь с мое – и с русалкой повидаешься, и леший по тайге поводит. Я тебе больше скажу: старших почитай, а то беды не оберешься. Знаешь присказку: «О кладах слухать ладно, а найдешь – накладно»?
– Сколько вы знаете! – покачал головой Замятин. – А сами копать не пробовали?
– Стар я для этого, – дед поднялся на ноги. – Заговорился тут с вами. Поспешать треба. Марья, – посмотрел он на меня. – Хошь, тебя захвачу? Эти молодцы когда еще машину вытащат! А тебя уже спрашивали. Начальник твой из райотдела. И Мордахин интересовался.
– Ну, дед, ты даешь! – Я мигом забыла о сне и усталости, а также о своих подозрениях. Час от часу не легче: начальство меня обыскалось, а старый как ни в чем не бывало баланду травит. Но это я решила высказать деду без свидетелей и ограничилась вопросом: – И как мы на одной лошади выбираться будем?
– Пошто на одной? – удивился Шихан. – Я на всякий случай вторую прихватил. Как знал, что пригодится.
– Моего Воронка? – удивилась я.
– У твово Воронка бабка распухла, – проворчал дед. – Гоняшь по тайге – под ноги не глядишь. Видно, поранился где. Я ему мази приложил, чтоб опухоль спала.
– Я б заметила, если б поранился, – обиделась я. – Ничего у него не было, когда к тебе в стойло ставила.
– Так у тебя мозги в одном направлении работают, – усмехнулся Шихан. – Где тут у лошади царапину заметить. Себя не видишь!
Я вспыхнула, открыла рот, чтобы осадить старика, но тут в нашу перепалку вмешался Замятин.
– Не ссорьтесь, – он смерил меня строгим взглядом и повернулся к Шихану. – Игнат Прохорович, надо подумать, во что Маше переодеться.
– Дак придумай, – дед смерил его насмешливым взглядом. – Не голяком же ей сквозь тайгу ехать. – И вышел из избушки.
Глава 8
Обычно слово «клад» вызывает в воображении таинственные пещеры, кованые сундуки, старинные монеты, сверкающие драгоценности в золотых сосудах, вспоминаются волшебные цветы папоротника и страшные лесные разбойники. Тема скрытых сокровищ – одна из тех вечных тем, что волнуют человечество, и не просто волнуют, а частенько сводят с ума. Вон как загорелись глаза у Замятина, а вроде взрослый, солидный человек. И Сева, у которого по жизни все разложено по полочкам. А как возбудился! Как спорил с Шиханом, точно поставил себе цель: непременно нас разубедить, не дать поверить в стариковские басни.
Дед ехал впереди. Стоило нам покинуть избушку, разговорчивость его вмиг улетучилась. А меня так и подмывало расспросить его о некоторых странных событиях, свидетелем которых он оказался. Но для этого, по меньшей мере, требовалось ехать рядом, но было узко, на одну лошадь. Едва заметная среди камней и травы тропа вилась сначала по тайге среди гигантских деревьев и непролазного бурелома, затем вывела на дно ущелья.
Копыта лошадей скользили на камнях, на спусках они приседали на задние ноги, поэтому иногда приходилось покидать седло и вести животных в поводу.
Как только выдавался более-менее спокойный участок пути, я мысленно возвращалась к ночным событиям, стараясь понять, насколько они реальны. Почему-то не верилось ни в лунатизм, ни в прочие особенности моей психики, которые могли вызвать столь яркие видения. Я уже не сомневалась, что побывала на болоте. Изодранная в клочья юбка и грязная рубаха – лишь косвенные доказательства. Больше всего меня занимали кроссовки. К тому моменту, когда я пришла в себя, они уже были отмыты. Допустим, хозяин позаботился о своей обуви. Не это меня насторожило. В сенках, у самого порога, я заметила лист рогоза – болотного растения. Он был мокрым и весь в грязи, такое впечатление, что кто-то принес его на подошве. Судя по отпечатку – Шихан. Но если дед утверждает, что нашел меня недалеко от избушки, то откуда взялся рогоз в тайге? Выходит, Шихан побывал на болоте? И незадолго до того, как обнаружил меня? Правда, если он на самом деле нашел меня возле избушки…
Я незаметно подняла этот листик, надеясь, что он послужит вещественным доказательством того, что дед намеренно пытался ввести меня и мужчин в заблуждение. Если б знать, чем все закончится, я, скорее всего, сделала бы вид, что приняла дедовы россказни за чистую монету. Иногда стоит поверить в ложь, чтобы избежать нешуточных неприятностей, поберечь свои нервы и спасти душу от серьезных потрясений.
Места, сквозь которые вела тропа, были мне абсолютно незнакомы. Таким способом мы сокращали путь километров на двадцать. И лучше уж воспользоваться звериной тропой, чем пилить по разбитой тяжелыми грузовиками дороге.
Со всех сторон нас окружали заснеженные вершины. В ущелье было сумрачно и холодно, хотя солнце уже часа три как взошло над горизонтом. Узкая полоска ярко-голубого неба без единого облачка подтверждала: сегодня будет жаркий день. И это радовало. Должна же, наконец, погода устояться!
– Смотри! – прервал мои мысли голос Шихана.
Я не заметила, что он остановился.
Оказывается, тропа вывела нас на каменистое, лишенное леса угорье. Горы отступили, образовав скалистый котел.
Дед спешился. Я последовала его примеру. Омытая ливнем тайга буйно зеленела, а свободные от зарослей склоны гор затянуло оранжевым маревом. То пламенели жарки – чудо сибирской природы и символ ее чистоты. Они распускаются весной и цветут почти все лето, поднимаясь все выше и выше в горы. В августе их можно найти даже у подножия снежников.
– Узнаешь? – Шихан вытянул руку с зажатым в ней кнутовищем в сторону причудливо изрезанной каменной гряды, края которой виднелись за скальными стенами. – Это ж Хан-Таштык, токо с обратной стороны.
И я вспомнила, как впервые увидела эти причудливые скалы. Издалека они походили на лежавшего на спине великана в старинном шлеме с шишаком. На шишаке виднелся камень. Снизу посмотреть – не поймешь, на чем только держится…
«Таштык – большая каменная глыба. Каменище необхватное. Их много на курумах, – пояснил мне тогда Шихан, – но Хан-Таштык – всем камням царь… А под ним озеро есть, говорят, дна не достать. Вот как камень тот с шишака свалится в озеро, вода плеснет на богатыря, тогда поднимется Хан-Таштык, и все золото да серебро, что в земле лежит, наружу покажется. Повезет тому, кто в тот час в тех местах объявится. Лопатой можно будет грести. Только чтоб сам Таштык не заметил. Мигом в каменюку превратит…»
Помню, я долго оставалась под действием рассказа. Впечатлили меня не сокровища. Материальные блага меня тогда мало волновали, а вот помечтать я любила всегда. По ночам долго не могла заснуть. Раз за разом вставали перед глазами резкие очертания скалистой гряды, какими я их увидела впервые – особенно четкие на фоне вечернего неба. Чеканный профиль окаменевшего богатыря напоминал индейского воина в каком-то фильме о Диком Западе. Он был отчаянно красив, этот индеец в исполнении Гойко Митича… И я мечтала, что меня когда-нибудь полюбит такой же красавец, чертовски смелый и благородный… Способный на подвиги и великие жертвы ради моей любви… Но прошло время, я повзрослела и одновременно приобрела стойкую аллергию даже на слово «любовь»…
– Не бывала тут небось? – снова подал голос Шихан.
– Не бывала, – призналась я. – Да и зачем? Дальше метеостанции вплоть до Хан-Таштыка жилья нет. Несколько заброшенных зимовий, и все!
Дед покосился на меня и вытащил из-за пазухи кисет.
– И то дело! Не бабье это занятие по горам и тайге шастать!
Шихан опустился на замшелый валун и принялся сворачивать «козью ножку».
– Перекурить треба! – он снизу вверх посмотрел на меня. – Чего мнешься? Садись! В ногах правды нет!
– Дед Игнат, – я пристроилась рядом с ним, но с подветренной стороны, чтобы не вдыхать ядреный запах самосада, – что-то я тебя не пойму. Сам меня по тайге таскал, уму-разуму учил, а тут вдруг: «Нечего шастать!» Я ведь и тогда бабой была!
– Не бабой, а пацанкой, – проворчал Шихан. – Это другое дело. Только не знал я, не ведал, что ты себя заживо в наших краях похоронишь. Бабе нужно семьей жить, детей рожать. А ты че? Мужик в юбке?
– Дед, – я с удивлением посмотрела на него, – в последнее время я тебя не узнаю. Тебе вроде нравилось, что я порядок на участке навела. Нахваливал даже. Признавайся, что тебя укусило? И с чего вдруг про клады заговорил? Прямо соловьем заливался!
– Заливался, – кивнул головой дед, – а иначе как мужиков отвлечь? Они ж тебя вопросами засыпали бы. А тебе хотелось отвечать?
– Не хотелось, – вздохнула я. – Но ты ведь меня на болоте нашел? Правда?
– Правда, – буркнул дед. – И какая нелегкая тебя туда занесла? Туда ж ни тропы, ни дороги… И смотри-ка, на теле ни царапины…
– А ты рассматривал, что ли? – возмутилась я.
– Нужна ты мне больно, – нахмурился дед. – Я и мужиков-то разбудил после того, как ты под куртку залезла. Спали они, как убитые! Самих бы унесли, не заметили.
– Выпили, видно, крепко, – заступилась я за своих товарищей. – А мне такое привиделось, хоть водки хлебнула всего три глотка, чтобы согреться.
И я быстро поведала деду о своих приключениях, упустив кое-какие, на мой взгляд, ненужные подробности.
– Самое печальное, что я посеяла пистолет. А потеря табельного оружия, сам понимаешь, ничего хорошего не сулит.
– Постой! – Дед с неподдельным изумлением уставился на меня. – Ты ж сама попросила его спрятать. Ты ведь, девка, чуть не грохнула меня. – Он оттянул полу дождевика. – Глянь, дырка какая, слава богу, не в боку!
– Я? Стреляла? – на мгновение я потеряла дар речи. – Но я точно помню, пистолета у меня в руках не было.
Дед, хмыкнув, смерил меня насмешливым взглядом и, не переставая дымить, поднялся с камня и направился к лошадям. Отвязав притороченный к седлу «сидор», он перебросил его мне.
– Глянь! – приказал он. – И патроны посчитай! Три пули выпустила!
Руки мои дрожали от волнения, когда я, наконец, запустила руку в мешок. Пальцы коснулись холодного металлического предмета. Я вытащила его на свет божий. Точно! «Макаров»! Я бы узнала его из тысячи, как близкого родственника, как друга. Я вытащила магазин. Трех патронов не хватало!
– Та-а-ак! – Я посмотрела на деда. – Ты мне никогда не врал. Но я ничего, абсолютно ничего не понимаю! Отчего такое случилось? Откуда этот странный звук, огни, костры… Как я нашла Поганкину Марь, если сроду там не бывала? Но самое главное, что ты делал на болоте ночью?
Дед снова присел на свой валун и, закряхтев, вытянул ноги в сапогах.
– Что-то притомился я, – он зевнул и вопросительно посмотрел на меня. – Может, доберемся до метеостанции да передохнем пару часиков? Да и живот с голодухи подвело!
– С чего вдруг тебя на метеостанцию потянуло? – я с подозрением посмотрела на Шихана. – Туда же добрых километров десять. Я не могу терять время. Сам говорил, начальство меня обыскалось…
– Перебьется твое начальство, – дед спрятал кисет на груди и с кряхтением поднялся. – Не хочешь, и ладно! – Он из-под руки посмотрел на солнце. – Часа через три будем дома.
– Начальство не перебьется, – проворчала я и направилась к своей лошади. Проверила, не набило ли ей спину под седлом, подтянула ослабшую подпругу.
Дед, взгромоздившись на коня, молча наблюдал за мной.
– Мне голову открутят, – продолжала я сердито. – И за то, что стреляла, отвечать придется. Как ни крути, а я покушалась на твою жизнь. С перепугу, конечно, но теперь придется объяснять, при каких обстоятельствах… Думаешь, мне поверят?
– А ты не объясняй, – глаза деда сверкнули из-под капюшона, и, как мне показалось, совсем недружелюбно. – Я Севку и этого мужика, Замятина, кажись, предупредил, чтобы не болтали лишнего.
– Ну, ладно, про болото можно не рассказывать, но как объяснить, почему я стреляла?
– Дам я тебе патроны, – дед отвернулся и последние слова бросил уже через плечо. – Завалялись у меня как раз штуки три или четыре…
– Завалялись? – изумилась я. – С каких это щей у тебя завалялись боевые патроны?
– С таких! – буркнул Шихан, не поворачивая головы, и направил свою лошадь вверх по тропе. – Все тебе расскажи-доложи!
– А мне интересно, – я заставила свою лошадь прибавить шаг и нагнала деда. – Может, у тебя и пистолет завалялся?
Шихан резко натянул поводья и остановил лошадь.
– Марья, – усы его грозно шевельнулись, и он пробуравил меня взглядом, – ты хоть в тайге про протоколы свои забудь! Года два назад охотников я возил на гольцы. Так у одного из них пистолет был. С пластинкой на рукоятке. Именной, значитца. С приятелем он самогона моего надрался, по банкам стрелял. И рассыпал патроны. В коробке они у него хранились. Вот несколько штук между половиц в зимовье и закатились. Я их в прошлом годе случайно нашел. Половица сгнила, я ее начал менять, а там эти, патроны… Я их и подобрал. Или, скажешь, выбросить надо было!
– Их надо было сдать, – буркнула я.
Шихан хитро прищурился:
– И кто б тебя тогда выручил? Вишь, как пригодились!
– Вон как ловко вырулил, – я усмехнулась. – Мало того, что иду на должностное преступление, так еще и тебе по гроб жизни обязана!
– Ничего, сочтемся, – дед снова обвел меня взглядом. – По-суседски! Давление когда придешь смерить или лицензию на отстрел медведя подсобишь достать. В прошлом годе мне отказали…
– Да уж, – покачала я головой, – давление я тебе и так измеряю, а насчет лицензии – не жирно будет за три патрона-то?
– Три патрона? – усмехнулся дед. – Забирай выше, Марья. Я ведь и проговориться могу! Севка твой уже подкатывался…
– Так ты меня шантажируешь? – у меня даже перехватило голос от возмущения. – Что стряслось? Сколько раз я тебе помогала? И что? За ответные услуги?
– Ладно, закипела, как самовар! – Дед вновь направил свою лошадь по тропе. – Пошутить нельзя! Вон, как кошка, когти выставила.
– Дед Игнат, – покачала я головой, – все равно что-то не так. Раньше из тебя при посторонних слово клещами не вытянешь, а тут то шутишь, то сказки сказываешь! Что случилось?
– Езжай ужо, да помалкивай! – Дед махнул кнутовищем в сторону Таштыка. – Вишь, тучи в кучку сбиваются. Того и гляди снова ливанет.
Я посмотрела в том же направлении и ничего, кроме сизой дымки, не заметила, но если Шихан говорит, что скоро пойдет дождь, то непременно так и случится.
– Поспешай, – прикрикнул дед на меня, – а то перевал закроется! Придется в камнях ночевать…
Я решила не перечить. У меня еще будет время разобраться со странными отклонениями в повадках Шихана.
Дед ехал впереди. Стоило нам покинуть избушку, разговорчивость его вмиг улетучилась. А меня так и подмывало расспросить его о некоторых странных событиях, свидетелем которых он оказался. Но для этого, по меньшей мере, требовалось ехать рядом, но было узко, на одну лошадь. Едва заметная среди камней и травы тропа вилась сначала по тайге среди гигантских деревьев и непролазного бурелома, затем вывела на дно ущелья.
Копыта лошадей скользили на камнях, на спусках они приседали на задние ноги, поэтому иногда приходилось покидать седло и вести животных в поводу.
Как только выдавался более-менее спокойный участок пути, я мысленно возвращалась к ночным событиям, стараясь понять, насколько они реальны. Почему-то не верилось ни в лунатизм, ни в прочие особенности моей психики, которые могли вызвать столь яркие видения. Я уже не сомневалась, что побывала на болоте. Изодранная в клочья юбка и грязная рубаха – лишь косвенные доказательства. Больше всего меня занимали кроссовки. К тому моменту, когда я пришла в себя, они уже были отмыты. Допустим, хозяин позаботился о своей обуви. Не это меня насторожило. В сенках, у самого порога, я заметила лист рогоза – болотного растения. Он был мокрым и весь в грязи, такое впечатление, что кто-то принес его на подошве. Судя по отпечатку – Шихан. Но если дед утверждает, что нашел меня недалеко от избушки, то откуда взялся рогоз в тайге? Выходит, Шихан побывал на болоте? И незадолго до того, как обнаружил меня? Правда, если он на самом деле нашел меня возле избушки…
Я незаметно подняла этот листик, надеясь, что он послужит вещественным доказательством того, что дед намеренно пытался ввести меня и мужчин в заблуждение. Если б знать, чем все закончится, я, скорее всего, сделала бы вид, что приняла дедовы россказни за чистую монету. Иногда стоит поверить в ложь, чтобы избежать нешуточных неприятностей, поберечь свои нервы и спасти душу от серьезных потрясений.
Места, сквозь которые вела тропа, были мне абсолютно незнакомы. Таким способом мы сокращали путь километров на двадцать. И лучше уж воспользоваться звериной тропой, чем пилить по разбитой тяжелыми грузовиками дороге.
Со всех сторон нас окружали заснеженные вершины. В ущелье было сумрачно и холодно, хотя солнце уже часа три как взошло над горизонтом. Узкая полоска ярко-голубого неба без единого облачка подтверждала: сегодня будет жаркий день. И это радовало. Должна же, наконец, погода устояться!
– Смотри! – прервал мои мысли голос Шихана.
Я не заметила, что он остановился.
Оказывается, тропа вывела нас на каменистое, лишенное леса угорье. Горы отступили, образовав скалистый котел.
Дед спешился. Я последовала его примеру. Омытая ливнем тайга буйно зеленела, а свободные от зарослей склоны гор затянуло оранжевым маревом. То пламенели жарки – чудо сибирской природы и символ ее чистоты. Они распускаются весной и цветут почти все лето, поднимаясь все выше и выше в горы. В августе их можно найти даже у подножия снежников.
– Узнаешь? – Шихан вытянул руку с зажатым в ней кнутовищем в сторону причудливо изрезанной каменной гряды, края которой виднелись за скальными стенами. – Это ж Хан-Таштык, токо с обратной стороны.
И я вспомнила, как впервые увидела эти причудливые скалы. Издалека они походили на лежавшего на спине великана в старинном шлеме с шишаком. На шишаке виднелся камень. Снизу посмотреть – не поймешь, на чем только держится…
«Таштык – большая каменная глыба. Каменище необхватное. Их много на курумах, – пояснил мне тогда Шихан, – но Хан-Таштык – всем камням царь… А под ним озеро есть, говорят, дна не достать. Вот как камень тот с шишака свалится в озеро, вода плеснет на богатыря, тогда поднимется Хан-Таштык, и все золото да серебро, что в земле лежит, наружу покажется. Повезет тому, кто в тот час в тех местах объявится. Лопатой можно будет грести. Только чтоб сам Таштык не заметил. Мигом в каменюку превратит…»
Помню, я долго оставалась под действием рассказа. Впечатлили меня не сокровища. Материальные блага меня тогда мало волновали, а вот помечтать я любила всегда. По ночам долго не могла заснуть. Раз за разом вставали перед глазами резкие очертания скалистой гряды, какими я их увидела впервые – особенно четкие на фоне вечернего неба. Чеканный профиль окаменевшего богатыря напоминал индейского воина в каком-то фильме о Диком Западе. Он был отчаянно красив, этот индеец в исполнении Гойко Митича… И я мечтала, что меня когда-нибудь полюбит такой же красавец, чертовски смелый и благородный… Способный на подвиги и великие жертвы ради моей любви… Но прошло время, я повзрослела и одновременно приобрела стойкую аллергию даже на слово «любовь»…
– Не бывала тут небось? – снова подал голос Шихан.
– Не бывала, – призналась я. – Да и зачем? Дальше метеостанции вплоть до Хан-Таштыка жилья нет. Несколько заброшенных зимовий, и все!
Дед покосился на меня и вытащил из-за пазухи кисет.
– И то дело! Не бабье это занятие по горам и тайге шастать!
Шихан опустился на замшелый валун и принялся сворачивать «козью ножку».
– Перекурить треба! – он снизу вверх посмотрел на меня. – Чего мнешься? Садись! В ногах правды нет!
– Дед Игнат, – я пристроилась рядом с ним, но с подветренной стороны, чтобы не вдыхать ядреный запах самосада, – что-то я тебя не пойму. Сам меня по тайге таскал, уму-разуму учил, а тут вдруг: «Нечего шастать!» Я ведь и тогда бабой была!
– Не бабой, а пацанкой, – проворчал Шихан. – Это другое дело. Только не знал я, не ведал, что ты себя заживо в наших краях похоронишь. Бабе нужно семьей жить, детей рожать. А ты че? Мужик в юбке?
– Дед, – я с удивлением посмотрела на него, – в последнее время я тебя не узнаю. Тебе вроде нравилось, что я порядок на участке навела. Нахваливал даже. Признавайся, что тебя укусило? И с чего вдруг про клады заговорил? Прямо соловьем заливался!
– Заливался, – кивнул головой дед, – а иначе как мужиков отвлечь? Они ж тебя вопросами засыпали бы. А тебе хотелось отвечать?
– Не хотелось, – вздохнула я. – Но ты ведь меня на болоте нашел? Правда?
– Правда, – буркнул дед. – И какая нелегкая тебя туда занесла? Туда ж ни тропы, ни дороги… И смотри-ка, на теле ни царапины…
– А ты рассматривал, что ли? – возмутилась я.
– Нужна ты мне больно, – нахмурился дед. – Я и мужиков-то разбудил после того, как ты под куртку залезла. Спали они, как убитые! Самих бы унесли, не заметили.
– Выпили, видно, крепко, – заступилась я за своих товарищей. – А мне такое привиделось, хоть водки хлебнула всего три глотка, чтобы согреться.
И я быстро поведала деду о своих приключениях, упустив кое-какие, на мой взгляд, ненужные подробности.
– Самое печальное, что я посеяла пистолет. А потеря табельного оружия, сам понимаешь, ничего хорошего не сулит.
– Постой! – Дед с неподдельным изумлением уставился на меня. – Ты ж сама попросила его спрятать. Ты ведь, девка, чуть не грохнула меня. – Он оттянул полу дождевика. – Глянь, дырка какая, слава богу, не в боку!
– Я? Стреляла? – на мгновение я потеряла дар речи. – Но я точно помню, пистолета у меня в руках не было.
Дед, хмыкнув, смерил меня насмешливым взглядом и, не переставая дымить, поднялся с камня и направился к лошадям. Отвязав притороченный к седлу «сидор», он перебросил его мне.
– Глянь! – приказал он. – И патроны посчитай! Три пули выпустила!
Руки мои дрожали от волнения, когда я, наконец, запустила руку в мешок. Пальцы коснулись холодного металлического предмета. Я вытащила его на свет божий. Точно! «Макаров»! Я бы узнала его из тысячи, как близкого родственника, как друга. Я вытащила магазин. Трех патронов не хватало!
– Та-а-ак! – Я посмотрела на деда. – Ты мне никогда не врал. Но я ничего, абсолютно ничего не понимаю! Отчего такое случилось? Откуда этот странный звук, огни, костры… Как я нашла Поганкину Марь, если сроду там не бывала? Но самое главное, что ты делал на болоте ночью?
Дед снова присел на свой валун и, закряхтев, вытянул ноги в сапогах.
– Что-то притомился я, – он зевнул и вопросительно посмотрел на меня. – Может, доберемся до метеостанции да передохнем пару часиков? Да и живот с голодухи подвело!
– С чего вдруг тебя на метеостанцию потянуло? – я с подозрением посмотрела на Шихана. – Туда же добрых километров десять. Я не могу терять время. Сам говорил, начальство меня обыскалось…
– Перебьется твое начальство, – дед спрятал кисет на груди и с кряхтением поднялся. – Не хочешь, и ладно! – Он из-под руки посмотрел на солнце. – Часа через три будем дома.
– Начальство не перебьется, – проворчала я и направилась к своей лошади. Проверила, не набило ли ей спину под седлом, подтянула ослабшую подпругу.
Дед, взгромоздившись на коня, молча наблюдал за мной.
– Мне голову открутят, – продолжала я сердито. – И за то, что стреляла, отвечать придется. Как ни крути, а я покушалась на твою жизнь. С перепугу, конечно, но теперь придется объяснять, при каких обстоятельствах… Думаешь, мне поверят?
– А ты не объясняй, – глаза деда сверкнули из-под капюшона, и, как мне показалось, совсем недружелюбно. – Я Севку и этого мужика, Замятина, кажись, предупредил, чтобы не болтали лишнего.
– Ну, ладно, про болото можно не рассказывать, но как объяснить, почему я стреляла?
– Дам я тебе патроны, – дед отвернулся и последние слова бросил уже через плечо. – Завалялись у меня как раз штуки три или четыре…
– Завалялись? – изумилась я. – С каких это щей у тебя завалялись боевые патроны?
– С таких! – буркнул Шихан, не поворачивая головы, и направил свою лошадь вверх по тропе. – Все тебе расскажи-доложи!
– А мне интересно, – я заставила свою лошадь прибавить шаг и нагнала деда. – Может, у тебя и пистолет завалялся?
Шихан резко натянул поводья и остановил лошадь.
– Марья, – усы его грозно шевельнулись, и он пробуравил меня взглядом, – ты хоть в тайге про протоколы свои забудь! Года два назад охотников я возил на гольцы. Так у одного из них пистолет был. С пластинкой на рукоятке. Именной, значитца. С приятелем он самогона моего надрался, по банкам стрелял. И рассыпал патроны. В коробке они у него хранились. Вот несколько штук между половиц в зимовье и закатились. Я их в прошлом годе случайно нашел. Половица сгнила, я ее начал менять, а там эти, патроны… Я их и подобрал. Или, скажешь, выбросить надо было!
– Их надо было сдать, – буркнула я.
Шихан хитро прищурился:
– И кто б тебя тогда выручил? Вишь, как пригодились!
– Вон как ловко вырулил, – я усмехнулась. – Мало того, что иду на должностное преступление, так еще и тебе по гроб жизни обязана!
– Ничего, сочтемся, – дед снова обвел меня взглядом. – По-суседски! Давление когда придешь смерить или лицензию на отстрел медведя подсобишь достать. В прошлом годе мне отказали…
– Да уж, – покачала я головой, – давление я тебе и так измеряю, а насчет лицензии – не жирно будет за три патрона-то?
– Три патрона? – усмехнулся дед. – Забирай выше, Марья. Я ведь и проговориться могу! Севка твой уже подкатывался…
– Так ты меня шантажируешь? – у меня даже перехватило голос от возмущения. – Что стряслось? Сколько раз я тебе помогала? И что? За ответные услуги?
– Ладно, закипела, как самовар! – Дед вновь направил свою лошадь по тропе. – Пошутить нельзя! Вон, как кошка, когти выставила.
– Дед Игнат, – покачала я головой, – все равно что-то не так. Раньше из тебя при посторонних слово клещами не вытянешь, а тут то шутишь, то сказки сказываешь! Что случилось?
– Езжай ужо, да помалкивай! – Дед махнул кнутовищем в сторону Таштыка. – Вишь, тучи в кучку сбиваются. Того и гляди снова ливанет.
Я посмотрела в том же направлении и ничего, кроме сизой дымки, не заметила, но если Шихан говорит, что скоро пойдет дождь, то непременно так и случится.
– Поспешай, – прикрикнул дед на меня, – а то перевал закроется! Придется в камнях ночевать…
Я решила не перечить. У меня еще будет время разобраться со странными отклонениями в повадках Шихана.
Глава 9
К своему дому я, как тать в ночи, пробиралась огородами, чтобы не вызвать ненужных расспросов. Соседи у меня зоркие, сразу отметят, что я одета в чужую, не по размеру одежду. Через час это станет известно всему селу, известие обрастет такими подробностями, что только диву будешь даваться полету народной фантазии.
Я спешилась у околицы, передав Шихану поводья. Он понял меня без слов, лишь посоветовал вечером принять баню и хорошо попариться, чтобы изгнать простуду. Меня действительно лихорадило, да и могло ли быть иначе после того, как я почти голышом носилась в дождь по тайге.
Мне предстояло встретиться с Мордахиным и узнать, по какому поводу меня разыскивали.
Я благополучно перелезла через плетень, отделявший огород от леса. Кажется, никто меня не заметил. Пригнувшись, я миновала грядки с морковкой и первой зеленью, отметив по ходу, что их нужно срочно прополоть, и подошла к дому со стороны бани, двери которой были почему-то распахнуты настежь. Возможно, я забыла их плотно прикрыть, такое случалось, и не раз, и их просто отворило ветром. Но тут я бросила взгляд на окно дома, которое как раз выходило в огород, и даже запнулась от неожиданности. Оконную раму кто-то выставил, и теперь она валялась на земле. Сорванная занавеска втоптана в грязь. И кому она помешала?
Я осторожно приблизилась к окну. Несомненно, кто-то побывал здесь в мое отсутствие. Следов, и явно мужских, вокруг было множество, правда, дождь хорошо поработал над ними. Все же я разглядела: неизвестный злоумышленник, вернее – злоумышленники носили резиновые сапоги этак сорок третьего размера. В некоторых местах отчетливо просматривались оттиски рифленых подошв, но с разными узорами. Из чего я сделала вывод, что преступников как минимум двое. Сапоги были новенькими – рисунок просматривался довольно четко. Но в таких сапогах ходят почти все мои односельчане – первейшая обувь в сезон дождей.
Я с недоумением огляделась. С какой стати кому-то вздумалось проникать в мой дом? Чтобы ограбить? Но единственная ценность – казенный мотоцикл – стоял в гараже возле опорного пункта, а казенный конь Воронок в мое отсутствие находился в конюшне Шихана. Разумеется, вся округа знала, что у меня отродясь ничего не водилось, даже телевизор и тот еще с советских времен. И хотя я вполне могла купить новый, но не покупала, потому что с трудом выкраивала время на нехитрые домашние дела.
На крыльце у входной двери тоже виднелись следы, но их замели пучком травы, который валялся возле порога. Замок не взломан. Все-таки преступники поступили осмотрительно. Если бы они копошились возле двери, рано или поздно их мог кто-нибудь заметить. Наверняка соседские собаки подняли лай, и грабители убрались от греха подальше в огород, а там уже без опаски забрались в дом.
Я пошарила рукой за верхним косяком двери. Ключ оказался на месте. Я открыла дверь, вошла и замерла на пороге. В комнатах, начиная с прихожей и кухни, все перевернуто вверх дном. При одном взгляде на учиненный разгром мне стало понятно: сюда пришли не грабить, а искать.
Задние стенки книжного и платяного шкафов безжалостно оторваны; растерзанные книги валялись на полу вперемешку с одеждой и постельным бельем. Не пощадили и мою постель, вспоров подушки и бабушкину перину. Когда я вошла в спальню, пух и перья вновь поднялись в воздух. Увиденное потрясло меня настолько, что я даже не смогла выругаться. Везде были разбросаны фотографии, сами альбомы тоже вспороли ножом, и не просто вспороли, а искромсали в клочья. Сервант поставили на попа, не заботясь, что посуда вывалилась на пол и разбилась. Ящики тоже переломали, а половицы, все до одной, старательно отодрали, но хотя бы вернули на место… На кухне проверили все кастрюли, коробки, банки и миски, свалив их в кучу вместе с продуктами, которые, как назло, завелись в моем холодильнике. Залезли даже в берестяные туеса. В одном хранилась мука, а в другом – мед, который по весне Шихан привез мне в подарок со своей пасеки.
Словом, мой дом кто-то долго и тщательно обыскивал, нисколько не заботясь о том, что хозяйка может в любой момент вернуться. Не один час методично калечил и уничтожал мои вещи, большинство которых уже не подлежало восстановлению. Вряд ли здесь орудовали чужаки. Значит, свои? Но кто из моих односельчан оказался таким смелым и наглым? Откуда им было знать, что я не успею вернуться к вечеру? Почему рисковали? Но главное, что искали в моих скромных пожитках?
Конечно, человеку неискушенному могло показаться, что кто-то решил мне насолить. Обиженных в селе и ближних деревнях немало, но своих тайных и явных недоброжелателей я знала наперечет. Никто из них даже в припадке бреда не решился бы на столь дерзкий поступок.
Я не чувствовала страха, не испытывала злости, поэтому, несмотря на усталость, засучила рукава и принялась за уборку. Мордахин подождет, думала я. Сколько раз он заставлял меня маяться в приемной, сколько раз тянул с решением пустяковых вопросов, сколько раз открыто вставлял палки в колеса, словом, относился с очевидной неприязнью. Видно, чувствовал тайную угрозу своей сытой и пока ничем не омраченной жизни.
Я наполнила осколками и обломками два травяных мешка, но порядка в комнатах не прибавилось. Похоже, труды не закончатся до глубокой ночи. Я снова с безмерной тоской огляделась вокруг. Нет, пора сделать передышку и перекусить. Конечно, если что-то отыщется для перекуса. Я прошла на кухню. Продукты я еще раньше затолкала в холодильник, теперь принялась исследовать его содержимое. Это продолжалось пару минут.
– Привет! – внезапно раздалось за спиной.
От неожиданности я выронила банку рыбных консервов. По закону подлости она упала мне на ногу, но боли я не почувствовала, больше того, потеряла дар речи и какое-то время стояла, открыв рот, не веря своим глазам. А тот, кто поверг меня в ступор, спокойно подошел почти вплотную, поднял банку и вручил мне, а затем спросил как ни в чем не бывало:
– Что случилось? Ремонтом занялась?
Ремонтом? Я мгновенно пришла в себя. Только он мог задать такой нелепый вопрос. Борис! Но с какой стати он ко мне заявился?
– Что тебе нужно? – с вызовом произнесла я. И, отправив банку в холодильник, захлопнула дверцу.
Скрестив руки на груди, я оперлась спиной о холодильник, тем самым отрезав пути для отступления, впрочем, отступать все равно некуда. Борис по-хозяйски основательно устроился на уцелевшей табуретке и окинул меня насмешливым взглядом.
– Да уж не ради тебя пришел, – процедил он сквозь зубы и прищурился. – Тебе разве не передали, что я здесь с утра? Есть кое-какие вопросы по нашим общим делам.
– У нас нет общих дел, – парировала я. – Только служебные.
– А что, я выразился иначе? – Улыбка скривила его губы, а взгляд помрачнел. Он холодно поинтересовался: – Где тебя носило?
– Я должна отчитаться? – высокомерно спросила я, хотя понимала, что это чревато – если моя бывшая сердечная боль настроена официально.
– Отчитаешься где надо, – буркнул Борис и бросил взгляд по сторонам. – Мебель-то зачем переколотила? Стрессы, что ли, снимаешь?
– Не твоего ума дело! – отрезала я. – У себя дома, что хочу, то и ворочу! Зачем пожаловал? Выкладывай! Некогда мне лясы точить.
– А ты изменилась, – усмехнулся Борис, – говорили мне, что ты дама жесткая, только я не верил. Раньше, помнится, чуть что – и в слезы!
– Кончились слезы, – я усмехнулась. – Сам знаешь, слезами горю не поможешь…
– Я знаю, – снова помрачнел Борис, – и сочувствую… Я помню, как ты любила бабушку…
– Тебя не касается, – оборвала я его. – Давай ближе к делу!
Борис бросил быстрый взгляд по сторонам.
– Где бы нам пристроиться? Тут такой кавардак, что негде даже разложить документы.
Только теперь я заметила портфель возле его ног. Из дорогой кожи, с позолоченной пластинкой, выгравированными на ней словами. Наверняка подарок Верунчика. Она любила, имела возможность и умела делать дорогие подарки. Мне не хотелось думать, что именно это привлекло к ней Бориса.
Чтобы избавиться от мыслей о Веркиных талантах, я быстро занялась делом: освободила кухонный стол от хлама, протерла клеенку. Все это время я чувствовала взгляд Бориса, но старалась не подавать вида, что он меня тревожит. Я вообще не люблю, когда за мной наблюдают: у меня все валится из рук, я начинаю суетиться и совершать непростительные ошибки. А когда на меня кричат, вообще тупею. В последнее время как-то попривыкла, потому что в службе участковых всякая планерка начинается исключительно с дикой ругани.
Я принесла стул с пробитым сиденьем. Борис окинул его скептическим взглядом, я сделала вид, что ничего не заметила, но положила на сиденье подушку, чтобы не провалиться.
– Зачем же стулья ломать? – не сдержавшись, спросил Борис.
– Не лбы же разбивать, – ответила я не слишком учтиво, чтобы он не расслаблялся и сразу приступил к делу.
Борис хмыкнул и разложил на столе бумаги. Внушительную, скажу вам, стопку. Я поняла, что разговор предстоит долгий. Но о чем, пока не догадывалась. А нежданный гость рассортировал бумаги на три части и строго, как подобает начальнику, посмотрел на меня.
– Смотри сюда! – приказал он и, не меняя тона, спросил: – Ты в курсе, что на болотах периодически пропадают люди?
– Естественно, – ответила я. – Только это не мой участок, а самодеятельность – не мой профиль. Можно и по шапке схлопотать, чтобы не совала нос в чужие дела.
– Наслышан, наслышан, – усмехнулся Борис, – как ты не суешь свой нос! Но любопытство не порок, если на пользу дела. Ладно, не будем отвлекаться, – он прихлопнул стопку бумаг ладонью. – Здесь – копии протоколов осмотра мест происшествия, заключения экспертов, показания свидетелей, наших сотрудников и спасателей МЧС, фотографии… Куча документов, а как были эти дела «глухарями», так ими и остались. Правда, часть из них достались мне в наследство от Жукова, – назвал он своего предшественника. – При нем – случая два за год, от силы – три. Стоило мне вступить в должность, косяком повалили. Ежемесячно люди пропадают, а за последние две недели уже трое потерялись. Двоих нашли, одного с трудом опознали: зверье постаралось. Третий сгинул две недели назад. С собаками искали, вертолет МЧС запросили – никаких концов. Как корова языком слизнула. Да еще этот, последний случай, – он удрученно посмотрел на меня, – бывший полковник ФСБ, крупный чин в краевой администрации…
– Да-а? – только и могла сказать я, сразу представив последствия. Печальные, надо сказать, и для самого Бориса, и для нашего общего начальства. Милиция в таких случаях всегда крайняя.
– И с какого перепуга его в тайгу понесло? Сидел бы возле костра да водку жрал с приятелями. Нет, оказался трезвенником и фотолюбителем. На нашу голову! – Борис впервые при мне выругался, но, кажется, даже не заметил этого.
Я спешилась у околицы, передав Шихану поводья. Он понял меня без слов, лишь посоветовал вечером принять баню и хорошо попариться, чтобы изгнать простуду. Меня действительно лихорадило, да и могло ли быть иначе после того, как я почти голышом носилась в дождь по тайге.
Мне предстояло встретиться с Мордахиным и узнать, по какому поводу меня разыскивали.
Я благополучно перелезла через плетень, отделявший огород от леса. Кажется, никто меня не заметил. Пригнувшись, я миновала грядки с морковкой и первой зеленью, отметив по ходу, что их нужно срочно прополоть, и подошла к дому со стороны бани, двери которой были почему-то распахнуты настежь. Возможно, я забыла их плотно прикрыть, такое случалось, и не раз, и их просто отворило ветром. Но тут я бросила взгляд на окно дома, которое как раз выходило в огород, и даже запнулась от неожиданности. Оконную раму кто-то выставил, и теперь она валялась на земле. Сорванная занавеска втоптана в грязь. И кому она помешала?
Я осторожно приблизилась к окну. Несомненно, кто-то побывал здесь в мое отсутствие. Следов, и явно мужских, вокруг было множество, правда, дождь хорошо поработал над ними. Все же я разглядела: неизвестный злоумышленник, вернее – злоумышленники носили резиновые сапоги этак сорок третьего размера. В некоторых местах отчетливо просматривались оттиски рифленых подошв, но с разными узорами. Из чего я сделала вывод, что преступников как минимум двое. Сапоги были новенькими – рисунок просматривался довольно четко. Но в таких сапогах ходят почти все мои односельчане – первейшая обувь в сезон дождей.
Я с недоумением огляделась. С какой стати кому-то вздумалось проникать в мой дом? Чтобы ограбить? Но единственная ценность – казенный мотоцикл – стоял в гараже возле опорного пункта, а казенный конь Воронок в мое отсутствие находился в конюшне Шихана. Разумеется, вся округа знала, что у меня отродясь ничего не водилось, даже телевизор и тот еще с советских времен. И хотя я вполне могла купить новый, но не покупала, потому что с трудом выкраивала время на нехитрые домашние дела.
На крыльце у входной двери тоже виднелись следы, но их замели пучком травы, который валялся возле порога. Замок не взломан. Все-таки преступники поступили осмотрительно. Если бы они копошились возле двери, рано или поздно их мог кто-нибудь заметить. Наверняка соседские собаки подняли лай, и грабители убрались от греха подальше в огород, а там уже без опаски забрались в дом.
Я пошарила рукой за верхним косяком двери. Ключ оказался на месте. Я открыла дверь, вошла и замерла на пороге. В комнатах, начиная с прихожей и кухни, все перевернуто вверх дном. При одном взгляде на учиненный разгром мне стало понятно: сюда пришли не грабить, а искать.
Задние стенки книжного и платяного шкафов безжалостно оторваны; растерзанные книги валялись на полу вперемешку с одеждой и постельным бельем. Не пощадили и мою постель, вспоров подушки и бабушкину перину. Когда я вошла в спальню, пух и перья вновь поднялись в воздух. Увиденное потрясло меня настолько, что я даже не смогла выругаться. Везде были разбросаны фотографии, сами альбомы тоже вспороли ножом, и не просто вспороли, а искромсали в клочья. Сервант поставили на попа, не заботясь, что посуда вывалилась на пол и разбилась. Ящики тоже переломали, а половицы, все до одной, старательно отодрали, но хотя бы вернули на место… На кухне проверили все кастрюли, коробки, банки и миски, свалив их в кучу вместе с продуктами, которые, как назло, завелись в моем холодильнике. Залезли даже в берестяные туеса. В одном хранилась мука, а в другом – мед, который по весне Шихан привез мне в подарок со своей пасеки.
Словом, мой дом кто-то долго и тщательно обыскивал, нисколько не заботясь о том, что хозяйка может в любой момент вернуться. Не один час методично калечил и уничтожал мои вещи, большинство которых уже не подлежало восстановлению. Вряд ли здесь орудовали чужаки. Значит, свои? Но кто из моих односельчан оказался таким смелым и наглым? Откуда им было знать, что я не успею вернуться к вечеру? Почему рисковали? Но главное, что искали в моих скромных пожитках?
Конечно, человеку неискушенному могло показаться, что кто-то решил мне насолить. Обиженных в селе и ближних деревнях немало, но своих тайных и явных недоброжелателей я знала наперечет. Никто из них даже в припадке бреда не решился бы на столь дерзкий поступок.
Я не чувствовала страха, не испытывала злости, поэтому, несмотря на усталость, засучила рукава и принялась за уборку. Мордахин подождет, думала я. Сколько раз он заставлял меня маяться в приемной, сколько раз тянул с решением пустяковых вопросов, сколько раз открыто вставлял палки в колеса, словом, относился с очевидной неприязнью. Видно, чувствовал тайную угрозу своей сытой и пока ничем не омраченной жизни.
Я наполнила осколками и обломками два травяных мешка, но порядка в комнатах не прибавилось. Похоже, труды не закончатся до глубокой ночи. Я снова с безмерной тоской огляделась вокруг. Нет, пора сделать передышку и перекусить. Конечно, если что-то отыщется для перекуса. Я прошла на кухню. Продукты я еще раньше затолкала в холодильник, теперь принялась исследовать его содержимое. Это продолжалось пару минут.
– Привет! – внезапно раздалось за спиной.
От неожиданности я выронила банку рыбных консервов. По закону подлости она упала мне на ногу, но боли я не почувствовала, больше того, потеряла дар речи и какое-то время стояла, открыв рот, не веря своим глазам. А тот, кто поверг меня в ступор, спокойно подошел почти вплотную, поднял банку и вручил мне, а затем спросил как ни в чем не бывало:
– Что случилось? Ремонтом занялась?
Ремонтом? Я мгновенно пришла в себя. Только он мог задать такой нелепый вопрос. Борис! Но с какой стати он ко мне заявился?
– Что тебе нужно? – с вызовом произнесла я. И, отправив банку в холодильник, захлопнула дверцу.
Скрестив руки на груди, я оперлась спиной о холодильник, тем самым отрезав пути для отступления, впрочем, отступать все равно некуда. Борис по-хозяйски основательно устроился на уцелевшей табуретке и окинул меня насмешливым взглядом.
– Да уж не ради тебя пришел, – процедил он сквозь зубы и прищурился. – Тебе разве не передали, что я здесь с утра? Есть кое-какие вопросы по нашим общим делам.
– У нас нет общих дел, – парировала я. – Только служебные.
– А что, я выразился иначе? – Улыбка скривила его губы, а взгляд помрачнел. Он холодно поинтересовался: – Где тебя носило?
– Я должна отчитаться? – высокомерно спросила я, хотя понимала, что это чревато – если моя бывшая сердечная боль настроена официально.
– Отчитаешься где надо, – буркнул Борис и бросил взгляд по сторонам. – Мебель-то зачем переколотила? Стрессы, что ли, снимаешь?
– Не твоего ума дело! – отрезала я. – У себя дома, что хочу, то и ворочу! Зачем пожаловал? Выкладывай! Некогда мне лясы точить.
– А ты изменилась, – усмехнулся Борис, – говорили мне, что ты дама жесткая, только я не верил. Раньше, помнится, чуть что – и в слезы!
– Кончились слезы, – я усмехнулась. – Сам знаешь, слезами горю не поможешь…
– Я знаю, – снова помрачнел Борис, – и сочувствую… Я помню, как ты любила бабушку…
– Тебя не касается, – оборвала я его. – Давай ближе к делу!
Борис бросил быстрый взгляд по сторонам.
– Где бы нам пристроиться? Тут такой кавардак, что негде даже разложить документы.
Только теперь я заметила портфель возле его ног. Из дорогой кожи, с позолоченной пластинкой, выгравированными на ней словами. Наверняка подарок Верунчика. Она любила, имела возможность и умела делать дорогие подарки. Мне не хотелось думать, что именно это привлекло к ней Бориса.
Чтобы избавиться от мыслей о Веркиных талантах, я быстро занялась делом: освободила кухонный стол от хлама, протерла клеенку. Все это время я чувствовала взгляд Бориса, но старалась не подавать вида, что он меня тревожит. Я вообще не люблю, когда за мной наблюдают: у меня все валится из рук, я начинаю суетиться и совершать непростительные ошибки. А когда на меня кричат, вообще тупею. В последнее время как-то попривыкла, потому что в службе участковых всякая планерка начинается исключительно с дикой ругани.
Я принесла стул с пробитым сиденьем. Борис окинул его скептическим взглядом, я сделала вид, что ничего не заметила, но положила на сиденье подушку, чтобы не провалиться.
– Зачем же стулья ломать? – не сдержавшись, спросил Борис.
– Не лбы же разбивать, – ответила я не слишком учтиво, чтобы он не расслаблялся и сразу приступил к делу.
Борис хмыкнул и разложил на столе бумаги. Внушительную, скажу вам, стопку. Я поняла, что разговор предстоит долгий. Но о чем, пока не догадывалась. А нежданный гость рассортировал бумаги на три части и строго, как подобает начальнику, посмотрел на меня.
– Смотри сюда! – приказал он и, не меняя тона, спросил: – Ты в курсе, что на болотах периодически пропадают люди?
– Естественно, – ответила я. – Только это не мой участок, а самодеятельность – не мой профиль. Можно и по шапке схлопотать, чтобы не совала нос в чужие дела.
– Наслышан, наслышан, – усмехнулся Борис, – как ты не суешь свой нос! Но любопытство не порок, если на пользу дела. Ладно, не будем отвлекаться, – он прихлопнул стопку бумаг ладонью. – Здесь – копии протоколов осмотра мест происшествия, заключения экспертов, показания свидетелей, наших сотрудников и спасателей МЧС, фотографии… Куча документов, а как были эти дела «глухарями», так ими и остались. Правда, часть из них достались мне в наследство от Жукова, – назвал он своего предшественника. – При нем – случая два за год, от силы – три. Стоило мне вступить в должность, косяком повалили. Ежемесячно люди пропадают, а за последние две недели уже трое потерялись. Двоих нашли, одного с трудом опознали: зверье постаралось. Третий сгинул две недели назад. С собаками искали, вертолет МЧС запросили – никаких концов. Как корова языком слизнула. Да еще этот, последний случай, – он удрученно посмотрел на меня, – бывший полковник ФСБ, крупный чин в краевой администрации…
– Да-а? – только и могла сказать я, сразу представив последствия. Печальные, надо сказать, и для самого Бориса, и для нашего общего начальства. Милиция в таких случаях всегда крайняя.
– И с какого перепуга его в тайгу понесло? Сидел бы возле костра да водку жрал с приятелями. Нет, оказался трезвенником и фотолюбителем. На нашу голову! – Борис впервые при мне выругался, но, кажется, даже не заметил этого.