Страница:
Нужно было возвращаться в тюрьму. Скроив печальную физиономию, я заговорил об унизительном обыске, ожидавшем меня при входе. Сгущая краски, я принялся рассказывать о жестокостях и грозных взглядах. Это несколько разжалобило собравшихся. Вере захотелось проводить меня до автобусной остановки. Кристина сетовала, что нам не по дороге, а то бы она меня подвезла. Селия предложила мне прийти назавтра в десять часов. Она пообещала мне выдать талоны на питание в университетской столовой.
Мое отступление было ничем иным, как военной хитростью. Я не нуждался в провожатых до автобусной остановки. Мне хотелось, чтобы они остались и поговорили обо мне. Эх, затаиться бы в комнате да послушать, что они говорят! Но я и так хорошо представлял себе это.
На другой день у меня завязались новые знакомства. Не прошло и недели, как я попал на политинформацию. Я тут же посрамил недобросовестных политинформаторов, задавая им каверзные вопросы и требуя от них более подробных сведений. Победа моя была полной.
В аудитории я подошел к одной женщине. Она казалась старше всех, но не намного старше меня. Ей тоже было неловко из-за того, что остальные младше ее. Знакомство завязалось незамедлительно. Мы понимали друг друга с полуслова. Я рассказал ей о своем житье-бытье. По счастливой случайности, она видела меня по телевизору, когда год назад мне вручали диплом. Она была замужем за адвокатом и тоже хотела получить диплом, чтобы помогать супругу. Мой пример вдохновлял ее. Наговорились мы вдосталь. Ее я тоже пытался покорить своими познаниями. Иной раз я, правда, чувствовал себя не вполне уверенно, но виду не подавал. Важно было, чтобы все захотели со мной подружиться.
Уже двенадцать лет длилось мое относительное половое воздержание, и меня тянуло ко всем девицам, которые хоть мало-мальски обращали на меня внимание. Меня ослепляла мысль, что с любой из них у меня мог бы быть отличный секс. Конечно, в этом случае, как и во многих других, внешность бывает обманчива. Иногда, разгуливая по улицам, я пялился на хорошеньких женщин и невольно начинал их преследовать. Теперь-то вместо мастурбации у меня будет взаимное наслаждение!
Когда я болтал с девчонками, мои глаза, как у блудливого кобеля, пожирали каждую часть их крепких, здоровых тел: ноги, бедра, трусики… Ах! Трусики!.. Вот бы стащить их зубами! Это так меня заводило! Когда я шел к университету по улице Мунте-Ал?гри, между старым домом и новым строением, мне открывалось райское зрелище. На ограде, соединявшей два эти строения, сидели девчонки. Их мини-юбки и трусики почти ничего не скрывали. А они и рады-радехоньки были принимать вызывающие позы. Я расхаживал взад-вперед, пялясь на их потаенные местечки. Голова у меня шла кругом. Член поднимался до самого пупа. А в аудитории-то что делалось? Царица Небесная! Девчонки закидывали ногу на ногу или раздвигали ноги, и я нервничал – где уж тут слушать профессоров! А иной раз они нагибались, чтобы спросить меня о чем-нибудь, и груди у них почти касались моего лица. Да это была просто пытка! Ну, погодите – будет вам!
Самая старшая из моих однокурсниц сидела впереди, окруженная молоденькими девчонками. Я тоже сидел впереди, рядом с Тетенькой, как девчонки успели ее прозвать. Мне нужно было быть внимательным. Я хотел не только учиться, но и разоблачать ошибки преподавателей. Подчас мне бывало стыдно за глупости, которые проскальзывали в их лекциях. Мне казалось, что у них не творческий подход, что они только и умеют, что рекомендовать литературу да читать нотации. Неужели на большее они не способны? А где же культура, ради которой я сюда прихожу? Я ведь все-таки студент юридического факультета! Когда преподавательница предложила нам объединиться в группы из пяти человек, меня аж пот прошиб. Всегда-то в жизни у меня находится покровитель. На сей раз это Тетенька. Она с тремя другими девушками сформировала группу и пригласила туда меня. Вот радость-то! Четыре девицы и я. С ума сойти! Я рассказал им о себе. Их смутил мой рассказ. Все они были папочкиными дочками. Одна все еще девственница.
«А ничего, – подумал я. – Вроде я им понравился. Для них я – самая важная новость, которую можно обсудить».
Студсовет факультета постановил избрать своего представителя в студсовет университета. Заседания студсовета устраивались по субботам. Вообще по субботам и воскресеньям меня не выпускали из тюрьмы, зато теперь у меня появился бы повод уходить в субботу. Это было бы замечательно во всех отношениях. У меня появился бы статус, способствующий самоуважению.
Девушки из моей группы подхватили идею с воодушевлением. Выдвинули мою кандидатуру. Нашелся и другой кандидат – парень, сидевший на задних рядах. Его поддержали товарищи, сидевшие рядом. Дело приобрело политическую окраску. Лично мне группа на задних рядах казалась чуждой и чуть ли не опасной. Там один парень был полицейским осведомителем, а одна девушка – дочерью участкового. Но поддержка, оказанная мне, была чистосердечной и сильной. Выбрали меня. Так что по субботам меня стали выпускать на волю, и это было замечательно! Правда, собрания были скучноваты – одни парни! И болтали не пойми о чем. Их рассуждения отдавали идеализмом и были далековаты от реальной жизни. Мои же убеждения были непоколебимы. Изложи я свои взгляды при них – не поверили бы, что они мои. Всё же я пытался заставить их спуститься с неба на землю.
Войдя в новое здание, я поднялся по лестнице, которую попирали стопы университетского руководства. На площадке между четвертым и пятым этажами стояли пять девчонок и курили травку. Хорошенькие… Как только они увидели меня, волосы у них встали дыбом. Я не скрывал, что чувствую подозрительный запах и что догадался, где они спрятали окурки. Сам-то я давно завязал с наркотой – под влиянием счастливой любви и любимой женщины. Наркоманов я гневно осуждал, черт их побери! Не в моем это вкусе. Меня привлекала ясность ума. Учиться, овладевая лучшими и светлейшими идеями, почерпнутыми из доступных мне книг – это для меня высшее наслаждение.
Я направился в воспитательный отдел университета. Спросил, нельзя ли, чтобы студенты давали уроки в местах лишения свободы. Об этом, мол, меня просили товарищи по несчастью. Приняли меня очень хорошо. Заведующая приняла во мне участие. Отвела к проректору. Тот был настолько вежлив и предупредителен, что производил впечатление святого. Планы мои расширялись по мере того как встречали одобрение. Мало-помалу мы разработали план для нескольких студентов педагогического и некоторых других факультетов, чтобы они могли давать уроки в тюрьме. Благодаря этим урокам они получили бы хорошие профессиональные навыки и опыт работы. Мы решили объявить об этом в аудиториях, чтобы желающие могли записаться. Добившись своего, я заговорил о нуждах заключенных, приводя в пример самого себя. Прежде я был вольнослушателем на первом курсе. Лекции посещал нерегулярно. Недостаток информации и знаний порождали насилие. Агрессивность была защитной реакцией невежд. Людей нужно обучать.
Вскоре мы устроили собрание кандидатов, в основном девушек. Их было человек тридцать. Мы намеревались создать особую программу, с учетом нужд каждого из заключенных и используя индивидуальный подход.
Я завязал знакомство с многими девушками. Одной из них, по имени Жизела, хотелось познакомиться со мой поближе. Родом она была из города С?нтус, где ее отец был преуспевающим врачом. Ее квартира располагалась рядом с университетом, и ей хотелось, чтобы я зашел к ней в гости.
«Вот это зд?рово! – подумал я. – С осточертевшим воздержанием будет покончено разом. Хотелось наверстать упущенное, а ведь она такая хорошенькая! Черт меня побери, если теперь я не перестану кончать в кулак!»
Квартира у нее была довольно уютной, но ей захотелось познакомить меня с родителями, которые, впрочем, состояли в разводе. Отец разъезжал по каким-то делам, о которых она предпочла умолчать. Нужно будет прогулять лекцию. Но как бы то ни было, а с воздержанием пора завязывать. Надо решаться. И я решился. Секс у нас был отличный и незабываемый. Жизела оказалась так же ненасытна, как и я. Я ее восхищал, она меня возбуждала. Мы бросились срывать друг с друга одежду, даже не думая расстегнуть пуговицы. Хоть я и изголодался по сексу, а тело у нее было поистине упоительным, она взяла инициативу на себя и не давала мне роздыху. Она села на мой член и громко стонала. Я в таких случаях тоже не стесняюсь кричать, но она меня перекрикивала. Она завела музыку и предложила мне воплотить все эротические фантазии. Я бы это и сам сделал. Но раз уж она попросила… Вернувшись вечером в тюрьму, я заснул как убитый.
Посещая собрания, связанные с подготовкой занятий в тюрьме, я подумал, что не выдержу такого блаженства. Девицы из университета, однокурсницы, женщины из воспитательного отдела, которые были от меня без ума, девушки из университетской многотиражки, где я сотрудничал… Слишком много! Некоторые всерьез влюбились в меня. Надоело! Пора смываться. Бывало, что мне назначали по нескольку свиданий одновременно. Нередко я путал имена девушек – вот до чего доходило!
Денег у меня никогда не водилось. Но девушек это не смущало. Они сами за всё платили – за такси, за обед, за комнату в мотеле… И всё потому, что я заключенный, а еще потому, что им нравилось, как я им рассказываю о своей сексуальной озабоченности. Никогда у меня не бывало, чтобы, познав женщину, я тут же ее бросил. Любовь, изведанная мною в двадцать два года, приносила плоды. Полноценный секс предполагал беседу, шутки, прогулки под ручку. Мне хотелось доказать это девушкам.
Пока я был в университете, мне всегда казалось, что женщины проявляют ко мне прежде всего любопытство. Мужчины, впрочем, тоже. Делали мне намеки. А подчас называли вещи своими именами. А женщины обсуждали мое долголетнее воздержание, неуемное сладострастие, которое всегда их поражало, и мою готовность беседовать, о чем они только пожелают. Некоторым мужчинам хотелось стать моими половыми партнерами. Но я ни разу не дал слабину. Мужчин мне хватало и в тюрьме. Я хотел женщину!
Спустя несколько месяцев девушки утратили ко мне интерес. Стали обзывать меня «телком». Ясно, что я никому ничего не обещал. Они тоже были близки со мной по своей охоте. Мне нужно было избыть долгие годы вынужденного воздержания. А девушкам хотелось моего возбуждения, твердого члена, новых ощущений и необычных фантазий. Так что наш интерес, на самом деле, был взаимным.
Я подружился почти со всеми девушками. Невозможно было их по-человечески не любить. Молодость прекрасна своим благородством, телесной красотой, чувствами и идеями. Потому-то я и хотел этих девушек. Но одно дело – дружба, а другое – секс. Мало-помалу я успокоился, ожидая новой любви. Я поднимался на новый уровень.
Глава 11
Глава 12
Мое отступление было ничем иным, как военной хитростью. Я не нуждался в провожатых до автобусной остановки. Мне хотелось, чтобы они остались и поговорили обо мне. Эх, затаиться бы в комнате да послушать, что они говорят! Но я и так хорошо представлял себе это.
На другой день у меня завязались новые знакомства. Не прошло и недели, как я попал на политинформацию. Я тут же посрамил недобросовестных политинформаторов, задавая им каверзные вопросы и требуя от них более подробных сведений. Победа моя была полной.
В аудитории я подошел к одной женщине. Она казалась старше всех, но не намного старше меня. Ей тоже было неловко из-за того, что остальные младше ее. Знакомство завязалось незамедлительно. Мы понимали друг друга с полуслова. Я рассказал ей о своем житье-бытье. По счастливой случайности, она видела меня по телевизору, когда год назад мне вручали диплом. Она была замужем за адвокатом и тоже хотела получить диплом, чтобы помогать супругу. Мой пример вдохновлял ее. Наговорились мы вдосталь. Ее я тоже пытался покорить своими познаниями. Иной раз я, правда, чувствовал себя не вполне уверенно, но виду не подавал. Важно было, чтобы все захотели со мной подружиться.
Уже двенадцать лет длилось мое относительное половое воздержание, и меня тянуло ко всем девицам, которые хоть мало-мальски обращали на меня внимание. Меня ослепляла мысль, что с любой из них у меня мог бы быть отличный секс. Конечно, в этом случае, как и во многих других, внешность бывает обманчива. Иногда, разгуливая по улицам, я пялился на хорошеньких женщин и невольно начинал их преследовать. Теперь-то вместо мастурбации у меня будет взаимное наслаждение!
Когда я болтал с девчонками, мои глаза, как у блудливого кобеля, пожирали каждую часть их крепких, здоровых тел: ноги, бедра, трусики… Ах! Трусики!.. Вот бы стащить их зубами! Это так меня заводило! Когда я шел к университету по улице Мунте-Ал?гри, между старым домом и новым строением, мне открывалось райское зрелище. На ограде, соединявшей два эти строения, сидели девчонки. Их мини-юбки и трусики почти ничего не скрывали. А они и рады-радехоньки были принимать вызывающие позы. Я расхаживал взад-вперед, пялясь на их потаенные местечки. Голова у меня шла кругом. Член поднимался до самого пупа. А в аудитории-то что делалось? Царица Небесная! Девчонки закидывали ногу на ногу или раздвигали ноги, и я нервничал – где уж тут слушать профессоров! А иной раз они нагибались, чтобы спросить меня о чем-нибудь, и груди у них почти касались моего лица. Да это была просто пытка! Ну, погодите – будет вам!
Самая старшая из моих однокурсниц сидела впереди, окруженная молоденькими девчонками. Я тоже сидел впереди, рядом с Тетенькой, как девчонки успели ее прозвать. Мне нужно было быть внимательным. Я хотел не только учиться, но и разоблачать ошибки преподавателей. Подчас мне бывало стыдно за глупости, которые проскальзывали в их лекциях. Мне казалось, что у них не творческий подход, что они только и умеют, что рекомендовать литературу да читать нотации. Неужели на большее они не способны? А где же культура, ради которой я сюда прихожу? Я ведь все-таки студент юридического факультета! Когда преподавательница предложила нам объединиться в группы из пяти человек, меня аж пот прошиб. Всегда-то в жизни у меня находится покровитель. На сей раз это Тетенька. Она с тремя другими девушками сформировала группу и пригласила туда меня. Вот радость-то! Четыре девицы и я. С ума сойти! Я рассказал им о себе. Их смутил мой рассказ. Все они были папочкиными дочками. Одна все еще девственница.
«А ничего, – подумал я. – Вроде я им понравился. Для них я – самая важная новость, которую можно обсудить».
Студсовет факультета постановил избрать своего представителя в студсовет университета. Заседания студсовета устраивались по субботам. Вообще по субботам и воскресеньям меня не выпускали из тюрьмы, зато теперь у меня появился бы повод уходить в субботу. Это было бы замечательно во всех отношениях. У меня появился бы статус, способствующий самоуважению.
Девушки из моей группы подхватили идею с воодушевлением. Выдвинули мою кандидатуру. Нашелся и другой кандидат – парень, сидевший на задних рядах. Его поддержали товарищи, сидевшие рядом. Дело приобрело политическую окраску. Лично мне группа на задних рядах казалась чуждой и чуть ли не опасной. Там один парень был полицейским осведомителем, а одна девушка – дочерью участкового. Но поддержка, оказанная мне, была чистосердечной и сильной. Выбрали меня. Так что по субботам меня стали выпускать на волю, и это было замечательно! Правда, собрания были скучноваты – одни парни! И болтали не пойми о чем. Их рассуждения отдавали идеализмом и были далековаты от реальной жизни. Мои же убеждения были непоколебимы. Изложи я свои взгляды при них – не поверили бы, что они мои. Всё же я пытался заставить их спуститься с неба на землю.
Войдя в новое здание, я поднялся по лестнице, которую попирали стопы университетского руководства. На площадке между четвертым и пятым этажами стояли пять девчонок и курили травку. Хорошенькие… Как только они увидели меня, волосы у них встали дыбом. Я не скрывал, что чувствую подозрительный запах и что догадался, где они спрятали окурки. Сам-то я давно завязал с наркотой – под влиянием счастливой любви и любимой женщины. Наркоманов я гневно осуждал, черт их побери! Не в моем это вкусе. Меня привлекала ясность ума. Учиться, овладевая лучшими и светлейшими идеями, почерпнутыми из доступных мне книг – это для меня высшее наслаждение.
Я направился в воспитательный отдел университета. Спросил, нельзя ли, чтобы студенты давали уроки в местах лишения свободы. Об этом, мол, меня просили товарищи по несчастью. Приняли меня очень хорошо. Заведующая приняла во мне участие. Отвела к проректору. Тот был настолько вежлив и предупредителен, что производил впечатление святого. Планы мои расширялись по мере того как встречали одобрение. Мало-помалу мы разработали план для нескольких студентов педагогического и некоторых других факультетов, чтобы они могли давать уроки в тюрьме. Благодаря этим урокам они получили бы хорошие профессиональные навыки и опыт работы. Мы решили объявить об этом в аудиториях, чтобы желающие могли записаться. Добившись своего, я заговорил о нуждах заключенных, приводя в пример самого себя. Прежде я был вольнослушателем на первом курсе. Лекции посещал нерегулярно. Недостаток информации и знаний порождали насилие. Агрессивность была защитной реакцией невежд. Людей нужно обучать.
Вскоре мы устроили собрание кандидатов, в основном девушек. Их было человек тридцать. Мы намеревались создать особую программу, с учетом нужд каждого из заключенных и используя индивидуальный подход.
Я завязал знакомство с многими девушками. Одной из них, по имени Жизела, хотелось познакомиться со мой поближе. Родом она была из города С?нтус, где ее отец был преуспевающим врачом. Ее квартира располагалась рядом с университетом, и ей хотелось, чтобы я зашел к ней в гости.
«Вот это зд?рово! – подумал я. – С осточертевшим воздержанием будет покончено разом. Хотелось наверстать упущенное, а ведь она такая хорошенькая! Черт меня побери, если теперь я не перестану кончать в кулак!»
Квартира у нее была довольно уютной, но ей захотелось познакомить меня с родителями, которые, впрочем, состояли в разводе. Отец разъезжал по каким-то делам, о которых она предпочла умолчать. Нужно будет прогулять лекцию. Но как бы то ни было, а с воздержанием пора завязывать. Надо решаться. И я решился. Секс у нас был отличный и незабываемый. Жизела оказалась так же ненасытна, как и я. Я ее восхищал, она меня возбуждала. Мы бросились срывать друг с друга одежду, даже не думая расстегнуть пуговицы. Хоть я и изголодался по сексу, а тело у нее было поистине упоительным, она взяла инициативу на себя и не давала мне роздыху. Она села на мой член и громко стонала. Я в таких случаях тоже не стесняюсь кричать, но она меня перекрикивала. Она завела музыку и предложила мне воплотить все эротические фантазии. Я бы это и сам сделал. Но раз уж она попросила… Вернувшись вечером в тюрьму, я заснул как убитый.
Посещая собрания, связанные с подготовкой занятий в тюрьме, я подумал, что не выдержу такого блаженства. Девицы из университета, однокурсницы, женщины из воспитательного отдела, которые были от меня без ума, девушки из университетской многотиражки, где я сотрудничал… Слишком много! Некоторые всерьез влюбились в меня. Надоело! Пора смываться. Бывало, что мне назначали по нескольку свиданий одновременно. Нередко я путал имена девушек – вот до чего доходило!
Денег у меня никогда не водилось. Но девушек это не смущало. Они сами за всё платили – за такси, за обед, за комнату в мотеле… И всё потому, что я заключенный, а еще потому, что им нравилось, как я им рассказываю о своей сексуальной озабоченности. Никогда у меня не бывало, чтобы, познав женщину, я тут же ее бросил. Любовь, изведанная мною в двадцать два года, приносила плоды. Полноценный секс предполагал беседу, шутки, прогулки под ручку. Мне хотелось доказать это девушкам.
Пока я был в университете, мне всегда казалось, что женщины проявляют ко мне прежде всего любопытство. Мужчины, впрочем, тоже. Делали мне намеки. А подчас называли вещи своими именами. А женщины обсуждали мое долголетнее воздержание, неуемное сладострастие, которое всегда их поражало, и мою готовность беседовать, о чем они только пожелают. Некоторым мужчинам хотелось стать моими половыми партнерами. Но я ни разу не дал слабину. Мужчин мне хватало и в тюрьме. Я хотел женщину!
Спустя несколько месяцев девушки утратили ко мне интерес. Стали обзывать меня «телком». Ясно, что я никому ничего не обещал. Они тоже были близки со мной по своей охоте. Мне нужно было избыть долгие годы вынужденного воздержания. А девушкам хотелось моего возбуждения, твердого члена, новых ощущений и необычных фантазий. Так что наш интерес, на самом деле, был взаимным.
Я подружился почти со всеми девушками. Невозможно было их по-человечески не любить. Молодость прекрасна своим благородством, телесной красотой, чувствами и идеями. Потому-то я и хотел этих девушек. Но одно дело – дружба, а другое – секс. Мало-помалу я успокоился, ожидая новой любви. Я поднимался на новый уровень.
Глава 11
Метро
Однажды, вскоре после того, как меня стали выпускать из тюрьмы в университет, я воспользовался случаем, чтобы прогуляться. Вот уже десять лет я был оторван от людей и от любимого города. Мне хотелось вновь познать его, побродить по улицам. Я всегда страстно любил Сан-Паулу. Для меня это святыня.
Я слыхал, что многое изменилось на Соборной площади, а также на площади Кл?виса Бевил?ква. Снесли, дескать, целый квартал и на его месте построили метро. Еще рассказывали про фонтан и про сады. Уверяли, что город похорошел. Мне нужно было это всё увидеть, дабы убедиться, что это действительно так.
Ездить на метро – да это же просто чудо! Я никогда не видел, чтобы люди так прекрасно себя вели. Вот это воспитание! Воздух свежий, всё хорошо проветривается. Приятный голос объявляет станции. Всё сверкает чистотой, словно космический корабль. Как будто я возвратился в детство.
Станция «Соборная площадь» напоминали подземный город, где сновали разнообразные люди. Ах! Что за люди! Кто бы подумал, что простые, обычные люди могут показаться фантастическими существами тому, кто двенадцать лет видел лишь заключенных, решетки, тюремные стены да охранников.
Таких людей в тюрьме я, ясное дело, не видел. Красивые, хорошо одетые. Девушки в мини-юбках… Хорошенькие детишки, симпатичные женщины. Длинные ноги, крутые попки, налитые груди. Всё совсем другое. А может, не в людях дело, а во мне? А мужчины… Ладно, Бог с ними. На мужчин я в тюрьме насмотрелся.
Сияя от восторга, я поднялся по эскалатору, вновь ощущая себя полноправным гражданином. Никакой слежки, никаких зверств – гуляй себе да гуляй! До чего же прекрасно всё, что вокруг! Соборная площадь меня просто очаровала. На улице Святой Терезы вместо жилых домов и ресторана «Ж?ка П?ту» появились деревья, сады и фонтан.
Одно только омрачило мне радость. На бетонных скамейках сидели оборванные ребятишки, в основном чернокожие, с глазами затравленных зверьков. Я, впрочем, был к этому готов. Это было новое поколение беспризорников. Я ведь тоже через это прошел. Только мне тогда было лет двенадцать – тринадцать, а этим – по семь или восемь. Глаза у них было красные – наркотики? – и очень недобрые. Их вид внушал сострадание и вместе с тем опасение. Но нельзя было показывать, что их боишься. От них всего можно ожидать.
Сделав несколько шагов, я увидел толпу народу возле фонтана. Из любопытства я подошел посмотреть. Не сразу понял, что привлекло внимание собравшихся. Там толпились только мужчины и мальчишки – ни одной женщины. Подойдя поближе, я не поверил глазам. Девочки. Лет по семь, по восемь, по десять. Короткие ветхие платьица. Без трусиков. Долговязые подростки, вытаращив глаза, швыряли монетки в чашу фонтана. Девочки бросались их подбирать. Мокрые платьица плотно облегали девчоночьи тела, обрисовывая формы. Торчком стояли крохотные груди, из-под задирающихся платьиц виднелись попки и кое-что еще.
Зрители продолжали швырять монеты. Девочки ныряли, поддразнивая собравшихся, которые пожирали их глазами, и улыбались. Многие зрители совали руку в карман. Я не верил глазам. Как это всё печально! Банда придурков насыщает похоть. Не будь это в центре города, при всем честном народе, парни бросились бы в воду и изнасиловали девочек.
Это были безымянные, безликие люди, потерявшие человеческий облик в своем сексуальном атавизме. И никто не расходился. Толкались локтями, чтобы лучше было видно.
Девочки складывали монетки в мешочек. Заработок казался легким. Было холодно, они дрожали, вылезая из воды. Но не уходили. Для них это было золотое дно. Если бы такое шоу длилось ежедневно по нескольку часов, они наверняка зарабатывали бы не меньше, чем проститутки на панели.
Так и подмывало взять палку да отлупить как следует этих придурков. Но я просто повернулся и ушел. Сердце у меня щемило. К тому времени я успел стать противником насилия. Больно было глядеть на такой «спектакль». Если бы я мог взять этих девочек отсюда, приютить у себя дома, определить в школу, заботиться о них… Эти девочки-беспризорницы не знают, какой страшный вред причиняют сами себе.
Язвы родного города… У меня пропала охота гулять, и я решил вернуться в тюрьму. Там я хотя бы знал, что меня ожидает и как с этим бороться, если потребуется. И только ночью, засыпая, я вспомнил, что назначил свидание любовнице, а сам не пришел. Из-за печального зрелища у фонтана я забыл, что меня ожидает хороший секс. Быть может, это добрый знак?
Университет ничем новым не радовал. Некоторые лекции перестали меня интересовать. Один профессор настолько наскучил мне своими бесконечными повторами, что я встал и ушел с лекции. Я пребывал в какой-то апатии и вдруг вспомнил про метро.
Я не колебался ни секунды. Хотелось чего-нибудь хорошего, нового и упорядоченного. Умственного, я бы сказал. В университете я иногда выходил из терпения. Не все лекции устраивали меня по содержанию. Порой мне хотелось самому читать лекции. Некоторые вещи я знал досконально и был уверен, что смогу облечь их в интересную, занимательную форму.
Метро, как я уже знал – это многолюдье и безмолвие. Кто бы мне сказал раньше – я не поверил бы. Я свободно дышал, не чувствуя ни вины, ни раскаяния. Прогуливать лекции я не мог. Мои успехи должны были быть отличными. На этом настаивала тюремная администрация. Иначе меня лишат права посещать университет. Я вышел на Соборной площади. Меня тянуло к фонтану и к девочкам. Вечерело. Я решил съесть бутерброд и выпить лимонаду. На несколько мгновений я задумался, путаясь в воспоминаниях. Расплатившись, я отправился туда, где в прошлый раз видел девочек. Собирался дождь. Народу там не было.
Я покружил по площади, с возмущением вспоминая то, что видел в прошлый раз и собирался было уйти, как вдруг услышал жалобный девчоночий голосок: «Дяденька, купи мне конфетку». Я хотел было сунуть девочке денежку, чтобы отвязаться, да вспомнил собственное бесприютное детство. Я ведь частенько ночевал на улице, спасаясь от отцовских побоев, и на своей шкуре знал, что такое холод и дождь. Я терпеть не мог выпрашивать милостыню – ощущал себя ничтожеством. Когда я воровал, меня, по крайней мере, за человека считали.
«Попадусь – накажут», – думал я. И действительно наказали. Когда сажали несовершеннолетних, над ними особенно издевались. Орали, что так, мол, нам и надо. Раз уж родителей не заботит наше воспитание, они, дескать, сами им займутся. Как нас били! Невдомек им было, что дома именно так меня и «воспитывали».
Девочкин взгляд пробудил во мне воспоминания. Просила она робко, словно не желая докучать.
– Дяденька, дяденька!
– Пойдем. Куплю тебе чего-нибудь поесть.
– Не надо. Только конфетку.
Она, конечно, взяла всё, что я ей дал. Сказала, что отнесет матери и братьям. Своим промыслом она занималась около года. Родная мать привела ее к фонтану и велела делать так, как другие девочки. Приходила она не каждый день. Девочки объединялись в группки по пять или семь душ и соблюдали очередность. Они были «хозяйками» фонтана, но имели право приходить только три дня в неделю. Воскресенье – выходной. Ей шел тринадцатый год, но выглядела она младше своих лет. Всё, что она зарабатывала, шло на пропитание пятерым младшим братьям. Она еще кое-чем подрабатывала.
– Чем же? – спросил я, догадываясь, о чем может пойти речь.
– Мужчины платят деньги и кладут нам руку между ног. Лезут туда пальцами. Еще им нравится лизать. Всё за отдельную плату. Я разрешаю всё, поэтому хорошо зарабатываю.
Мне стало тошно. На ее личике в этот момент читалось блаженство. Лакомства ее заворожили. А мне так хотелось помочь ей! Я сказал, чтобы она пошла помыть руки. Она недоуменно поглядела на меня: зачем? Но все-таки побежала в туалет. Вернулась очень быстро. Глаза у нее блестели.
Она набросилась на бутерброд, запихав его в рот почти целиком. Я ждал, глядя на нее с состраданием. С едой было быстро покончено. Без обиняков, как будто речь шла о чем-то простом и естественном, она спросила:
– Дяденька, тебе чего-нибудь нужно? Я могу.
У меня в животе все перевернулось. Девочка с грустными глазами на улицах Сан-Паулу… И сколько их таких! У меня снова пропала охота гулять, и я возвратился в тюрьму.
В мое время по улицам бродила какая-нибудь сотня беспризорников. Теперь они исчислялись тысячами, и особенно безотрадную картину являли собой девочки. Никогда дорога до тюрьмы не казалась такой долгой. Чудилось, что у меня в груди дырка. Ни чистота в метро, ни красивые женщины, не в силах были заглушить во мне тоску. Тяжко быть очевидцем насилия в вечернем Сан-Паулу и не находить никакого выхода.
Я слыхал, что многое изменилось на Соборной площади, а также на площади Кл?виса Бевил?ква. Снесли, дескать, целый квартал и на его месте построили метро. Еще рассказывали про фонтан и про сады. Уверяли, что город похорошел. Мне нужно было это всё увидеть, дабы убедиться, что это действительно так.
Ездить на метро – да это же просто чудо! Я никогда не видел, чтобы люди так прекрасно себя вели. Вот это воспитание! Воздух свежий, всё хорошо проветривается. Приятный голос объявляет станции. Всё сверкает чистотой, словно космический корабль. Как будто я возвратился в детство.
Станция «Соборная площадь» напоминали подземный город, где сновали разнообразные люди. Ах! Что за люди! Кто бы подумал, что простые, обычные люди могут показаться фантастическими существами тому, кто двенадцать лет видел лишь заключенных, решетки, тюремные стены да охранников.
Таких людей в тюрьме я, ясное дело, не видел. Красивые, хорошо одетые. Девушки в мини-юбках… Хорошенькие детишки, симпатичные женщины. Длинные ноги, крутые попки, налитые груди. Всё совсем другое. А может, не в людях дело, а во мне? А мужчины… Ладно, Бог с ними. На мужчин я в тюрьме насмотрелся.
Сияя от восторга, я поднялся по эскалатору, вновь ощущая себя полноправным гражданином. Никакой слежки, никаких зверств – гуляй себе да гуляй! До чего же прекрасно всё, что вокруг! Соборная площадь меня просто очаровала. На улице Святой Терезы вместо жилых домов и ресторана «Ж?ка П?ту» появились деревья, сады и фонтан.
Одно только омрачило мне радость. На бетонных скамейках сидели оборванные ребятишки, в основном чернокожие, с глазами затравленных зверьков. Я, впрочем, был к этому готов. Это было новое поколение беспризорников. Я ведь тоже через это прошел. Только мне тогда было лет двенадцать – тринадцать, а этим – по семь или восемь. Глаза у них было красные – наркотики? – и очень недобрые. Их вид внушал сострадание и вместе с тем опасение. Но нельзя было показывать, что их боишься. От них всего можно ожидать.
Сделав несколько шагов, я увидел толпу народу возле фонтана. Из любопытства я подошел посмотреть. Не сразу понял, что привлекло внимание собравшихся. Там толпились только мужчины и мальчишки – ни одной женщины. Подойдя поближе, я не поверил глазам. Девочки. Лет по семь, по восемь, по десять. Короткие ветхие платьица. Без трусиков. Долговязые подростки, вытаращив глаза, швыряли монетки в чашу фонтана. Девочки бросались их подбирать. Мокрые платьица плотно облегали девчоночьи тела, обрисовывая формы. Торчком стояли крохотные груди, из-под задирающихся платьиц виднелись попки и кое-что еще.
Зрители продолжали швырять монеты. Девочки ныряли, поддразнивая собравшихся, которые пожирали их глазами, и улыбались. Многие зрители совали руку в карман. Я не верил глазам. Как это всё печально! Банда придурков насыщает похоть. Не будь это в центре города, при всем честном народе, парни бросились бы в воду и изнасиловали девочек.
Это были безымянные, безликие люди, потерявшие человеческий облик в своем сексуальном атавизме. И никто не расходился. Толкались локтями, чтобы лучше было видно.
Девочки складывали монетки в мешочек. Заработок казался легким. Было холодно, они дрожали, вылезая из воды. Но не уходили. Для них это было золотое дно. Если бы такое шоу длилось ежедневно по нескольку часов, они наверняка зарабатывали бы не меньше, чем проститутки на панели.
Так и подмывало взять палку да отлупить как следует этих придурков. Но я просто повернулся и ушел. Сердце у меня щемило. К тому времени я успел стать противником насилия. Больно было глядеть на такой «спектакль». Если бы я мог взять этих девочек отсюда, приютить у себя дома, определить в школу, заботиться о них… Эти девочки-беспризорницы не знают, какой страшный вред причиняют сами себе.
Язвы родного города… У меня пропала охота гулять, и я решил вернуться в тюрьму. Там я хотя бы знал, что меня ожидает и как с этим бороться, если потребуется. И только ночью, засыпая, я вспомнил, что назначил свидание любовнице, а сам не пришел. Из-за печального зрелища у фонтана я забыл, что меня ожидает хороший секс. Быть может, это добрый знак?
Университет ничем новым не радовал. Некоторые лекции перестали меня интересовать. Один профессор настолько наскучил мне своими бесконечными повторами, что я встал и ушел с лекции. Я пребывал в какой-то апатии и вдруг вспомнил про метро.
Я не колебался ни секунды. Хотелось чего-нибудь хорошего, нового и упорядоченного. Умственного, я бы сказал. В университете я иногда выходил из терпения. Не все лекции устраивали меня по содержанию. Порой мне хотелось самому читать лекции. Некоторые вещи я знал досконально и был уверен, что смогу облечь их в интересную, занимательную форму.
Метро, как я уже знал – это многолюдье и безмолвие. Кто бы мне сказал раньше – я не поверил бы. Я свободно дышал, не чувствуя ни вины, ни раскаяния. Прогуливать лекции я не мог. Мои успехи должны были быть отличными. На этом настаивала тюремная администрация. Иначе меня лишат права посещать университет. Я вышел на Соборной площади. Меня тянуло к фонтану и к девочкам. Вечерело. Я решил съесть бутерброд и выпить лимонаду. На несколько мгновений я задумался, путаясь в воспоминаниях. Расплатившись, я отправился туда, где в прошлый раз видел девочек. Собирался дождь. Народу там не было.
Я покружил по площади, с возмущением вспоминая то, что видел в прошлый раз и собирался было уйти, как вдруг услышал жалобный девчоночий голосок: «Дяденька, купи мне конфетку». Я хотел было сунуть девочке денежку, чтобы отвязаться, да вспомнил собственное бесприютное детство. Я ведь частенько ночевал на улице, спасаясь от отцовских побоев, и на своей шкуре знал, что такое холод и дождь. Я терпеть не мог выпрашивать милостыню – ощущал себя ничтожеством. Когда я воровал, меня, по крайней мере, за человека считали.
«Попадусь – накажут», – думал я. И действительно наказали. Когда сажали несовершеннолетних, над ними особенно издевались. Орали, что так, мол, нам и надо. Раз уж родителей не заботит наше воспитание, они, дескать, сами им займутся. Как нас били! Невдомек им было, что дома именно так меня и «воспитывали».
Девочкин взгляд пробудил во мне воспоминания. Просила она робко, словно не желая докучать.
– Дяденька, дяденька!
– Пойдем. Куплю тебе чего-нибудь поесть.
– Не надо. Только конфетку.
Она, конечно, взяла всё, что я ей дал. Сказала, что отнесет матери и братьям. Своим промыслом она занималась около года. Родная мать привела ее к фонтану и велела делать так, как другие девочки. Приходила она не каждый день. Девочки объединялись в группки по пять или семь душ и соблюдали очередность. Они были «хозяйками» фонтана, но имели право приходить только три дня в неделю. Воскресенье – выходной. Ей шел тринадцатый год, но выглядела она младше своих лет. Всё, что она зарабатывала, шло на пропитание пятерым младшим братьям. Она еще кое-чем подрабатывала.
– Чем же? – спросил я, догадываясь, о чем может пойти речь.
– Мужчины платят деньги и кладут нам руку между ног. Лезут туда пальцами. Еще им нравится лизать. Всё за отдельную плату. Я разрешаю всё, поэтому хорошо зарабатываю.
Мне стало тошно. На ее личике в этот момент читалось блаженство. Лакомства ее заворожили. А мне так хотелось помочь ей! Я сказал, чтобы она пошла помыть руки. Она недоуменно поглядела на меня: зачем? Но все-таки побежала в туалет. Вернулась очень быстро. Глаза у нее блестели.
Она набросилась на бутерброд, запихав его в рот почти целиком. Я ждал, глядя на нее с состраданием. С едой было быстро покончено. Без обиняков, как будто речь шла о чем-то простом и естественном, она спросила:
– Дяденька, тебе чего-нибудь нужно? Я могу.
У меня в животе все перевернулось. Девочка с грустными глазами на улицах Сан-Паулу… И сколько их таких! У меня снова пропала охота гулять, и я возвратился в тюрьму.
В мое время по улицам бродила какая-нибудь сотня беспризорников. Теперь они исчислялись тысячами, и особенно безотрадную картину являли собой девочки. Никогда дорога до тюрьмы не казалась такой долгой. Чудилось, что у меня в груди дырка. Ни чистота в метро, ни красивые женщины, не в силах были заглушить во мне тоску. Тяжко быть очевидцем насилия в вечернем Сан-Паулу и не находить никакого выхода.
Глава 12
Виолета
Моя подруга Мария Л?сия сообщила мне ее адрес. Написала, что она высокая и красивая. У нее был сын, некоторое время назад она расторгла брак, нанесший ей серьезные душевные травмы. Я был одинок, и старые раны у меня готовы были раскрыться. Но вожделение не отпускало меня, и мне грезились раздвинутые ноги и хорошенькие попки. Казалось, что секс существует отдельно от чувства. Мне нужен был именно секс. Сердце обливалось кровью, да что толку! Сексуальные возможности – призрак мужского здоровья. Годы шли, сидеть мне оставалось еще долго, и женская близость скрасила бы мое одиночество. Мне всегда казалось, что я умру в тюрьме, не отбыв срок до конца. Шли дни за днями, а я старался не думать о будущем. Ждал, что должно что-то произойти. Женщины, которая служила бы только для насыщения похоти, мне не хотелось.
Я написал. Возможность успеха выбрасывала в кровь адреналин. Я описал свои достоинства и попытался оправдать недостатки. А как же иначе? Ответное письмо отличалось осмотрительностью. Она писал о себе, не вдаваясь в подробности. Была она почти на четверть выше меня, угловатая и красивой себя не считала. Работала в издательстве. Ее сына звали Л?сиу, а ее саму – Виолета.
Завязалась переписка. Расцветали чувства. Мало-помалу ей удалось занять место, хоть и скромное, у меня в сердце. Мне нравилась ее простота. Принцесса и – скажем прямо – Лия еще жили у меня в душе. Ей хотелось любить, быть любимой и чувствовать себя защищенной. Мы были нужны друг другу. Виолета настаивала на том, чтобы приехать и побеседовать с глазу на глаз. Наконец мы познакомились. Прежде чем продолжать отношения, она полагала, что важно встретиться. Я внес ее в список посетителей и стал ждать. Всё должно было начаться сызнова: очереди, свидания, долгие часы ожидания за тюремными стенами. Сначала ее шокировали тяжелые ворота, потом она к ним привыкла, словно их и не было.
Она была высокая, смуглая, с каштановыми волосами и карими глазами. Худощавая. Очаровательная улыбка. Я слегка обнял ее, чтобы не испугать, и нежно поцеловал. Ее историю я знал. Нужно было соблюдать осторожность. Ведь она вышла замуж совсем молоденькой и уже беременной, муж ее мало-помалу из принца превращался в жабу. Был груб и сильно пил. Напившись, требовал еды и секса. Работать не любил и не хотел. Он бы скорей удавился, чем устроился на работу. Жил за ее счет. Родился ребенок – хорошенький мальчик, и жизнь ее наполнилась смыслом, который она начала уже было терять. Мужу было на всё наплевать, он жил холостяком. В конце концов она бросила мужа, не приемля его притязаний. Когда он к ночи приходил домой, от него разило перегаром, и ему хотелось от нее секса в каких-то немыслимых позах. Он овладевал ею силой. Дошло до того, что он овладел ею, приставив к горлу нож! Причем неоднократно… Он был ее злейшим врагом. Но сора из избы она не выносила. Замуж-то она вышла против воли родных. Когда у сына начались проблемы с психикой, в ней проснулась мать. Она сообщила родным, попросила помощи и ушла от мужа. Привыкший общаться с женщинами легкого поведения, он исчез из ее жизни и ничего не хотел знать даже о сыне. Их недолгая совместная жизнь оставила глубокий след в ее душе. Сексуальное насилие стало для нее обыденным явлением. Поэтому даже невинные ласки вызывали у нее отторжение. Вот уже лет шесть как она жила одна. Она изголодалась по любви, жаждала наслаждения. Все-таки она была чувственной, и у нее было всё при всем.
Я не спешил. Она вздрагивала от моих прикосновений, но чувствовалось, что она тоже вожделеет и что ей хочется кричать. Она казалась мне хрупкой. Возбуждение прошло. В глазах у нее читалось страдание, но в ее словах ощущалось стремление соблазнить меня. Не знаю, почему, но ей хотелось довериться мне. Она нуждалась в помощи, чтобы побороть свои страхи. Я осознал свою громадную ответственность. Как быть с этой рослой женщиной, с ее желаниями и отказами? Мне слишком хотелось пользоваться успехом и чтобы люди меня любили. Возбуждение миновало. В конце концов, я понимал чужие страдания и способность любить. Принцесса научила меня понимать чужие чувства. Я знал, как гибельно неуважение. Она казалась мне привлекательной, но не более. Никакой страсти, никакого вожделения. Но я был один – значит, надо сделать усилие. Когда мы прощались, я ее обнял, и член у меня стоял. Она не отстранилась – наоборот, старались продлить объятие.
Потом посыпались письма. Страсть разгоралась. После многолетних страданий ей нужно было выплеснуть всё, что в ней накопилось и подавлялось. На следующее свидание она намеревалась прийти с сыном. Он хотел познакомиться со мной. Мальчику было девять лет, но выглядел он гораздо старше. Тело как у подростка, голова как у ребенка. Мы начали беседу. Он мне сразу понравился. Задавал кучу вопросов. Я отвечал, не таясь. Потом он подошел ко мне помериться силой. Мы так увлеклись игрой, что забыли про мать, которая глядела на нас и радовалась. Я полюбил мальчика Л?сиу. А он меня. Ему был нужен мужской авторитет, который он нашел в моем лице.
Я написал. Возможность успеха выбрасывала в кровь адреналин. Я описал свои достоинства и попытался оправдать недостатки. А как же иначе? Ответное письмо отличалось осмотрительностью. Она писал о себе, не вдаваясь в подробности. Была она почти на четверть выше меня, угловатая и красивой себя не считала. Работала в издательстве. Ее сына звали Л?сиу, а ее саму – Виолета.
Завязалась переписка. Расцветали чувства. Мало-помалу ей удалось занять место, хоть и скромное, у меня в сердце. Мне нравилась ее простота. Принцесса и – скажем прямо – Лия еще жили у меня в душе. Ей хотелось любить, быть любимой и чувствовать себя защищенной. Мы были нужны друг другу. Виолета настаивала на том, чтобы приехать и побеседовать с глазу на глаз. Наконец мы познакомились. Прежде чем продолжать отношения, она полагала, что важно встретиться. Я внес ее в список посетителей и стал ждать. Всё должно было начаться сызнова: очереди, свидания, долгие часы ожидания за тюремными стенами. Сначала ее шокировали тяжелые ворота, потом она к ним привыкла, словно их и не было.
Она была высокая, смуглая, с каштановыми волосами и карими глазами. Худощавая. Очаровательная улыбка. Я слегка обнял ее, чтобы не испугать, и нежно поцеловал. Ее историю я знал. Нужно было соблюдать осторожность. Ведь она вышла замуж совсем молоденькой и уже беременной, муж ее мало-помалу из принца превращался в жабу. Был груб и сильно пил. Напившись, требовал еды и секса. Работать не любил и не хотел. Он бы скорей удавился, чем устроился на работу. Жил за ее счет. Родился ребенок – хорошенький мальчик, и жизнь ее наполнилась смыслом, который она начала уже было терять. Мужу было на всё наплевать, он жил холостяком. В конце концов она бросила мужа, не приемля его притязаний. Когда он к ночи приходил домой, от него разило перегаром, и ему хотелось от нее секса в каких-то немыслимых позах. Он овладевал ею силой. Дошло до того, что он овладел ею, приставив к горлу нож! Причем неоднократно… Он был ее злейшим врагом. Но сора из избы она не выносила. Замуж-то она вышла против воли родных. Когда у сына начались проблемы с психикой, в ней проснулась мать. Она сообщила родным, попросила помощи и ушла от мужа. Привыкший общаться с женщинами легкого поведения, он исчез из ее жизни и ничего не хотел знать даже о сыне. Их недолгая совместная жизнь оставила глубокий след в ее душе. Сексуальное насилие стало для нее обыденным явлением. Поэтому даже невинные ласки вызывали у нее отторжение. Вот уже лет шесть как она жила одна. Она изголодалась по любви, жаждала наслаждения. Все-таки она была чувственной, и у нее было всё при всем.
Я не спешил. Она вздрагивала от моих прикосновений, но чувствовалось, что она тоже вожделеет и что ей хочется кричать. Она казалась мне хрупкой. Возбуждение прошло. В глазах у нее читалось страдание, но в ее словах ощущалось стремление соблазнить меня. Не знаю, почему, но ей хотелось довериться мне. Она нуждалась в помощи, чтобы побороть свои страхи. Я осознал свою громадную ответственность. Как быть с этой рослой женщиной, с ее желаниями и отказами? Мне слишком хотелось пользоваться успехом и чтобы люди меня любили. Возбуждение миновало. В конце концов, я понимал чужие страдания и способность любить. Принцесса научила меня понимать чужие чувства. Я знал, как гибельно неуважение. Она казалась мне привлекательной, но не более. Никакой страсти, никакого вожделения. Но я был один – значит, надо сделать усилие. Когда мы прощались, я ее обнял, и член у меня стоял. Она не отстранилась – наоборот, старались продлить объятие.
Потом посыпались письма. Страсть разгоралась. После многолетних страданий ей нужно было выплеснуть всё, что в ней накопилось и подавлялось. На следующее свидание она намеревалась прийти с сыном. Он хотел познакомиться со мной. Мальчику было девять лет, но выглядел он гораздо старше. Тело как у подростка, голова как у ребенка. Мы начали беседу. Он мне сразу понравился. Задавал кучу вопросов. Я отвечал, не таясь. Потом он подошел ко мне помериться силой. Мы так увлеклись игрой, что забыли про мать, которая глядела на нас и радовалась. Я полюбил мальчика Л?сиу. А он меня. Ему был нужен мужской авторитет, который он нашел в моем лице.