В это же время на нашем горизонте появилась мрачная фигура некоего Богачева, по происхождению крестьянина, по убеждениям крайнего реакционера, черносотенца, как их стали называть впоследствии, самоуверенного невежды, нажившего себе политический капитал изданием на средства своих реакционных покровителей безграмотных брошюрок с собранием собственных рассуждений и изречений монархического и ретроградного, т.н. "ура-патриотического" направления. В общем, я охарактеризовал бы Богачева, как одного из зачинателей крайне реакционного монархического движения, буйно разросшегося через несколько лет под прикрытием христианских и церковных лозунгов в виде организаций членов Союза русского народа, хоругвеносцев, громил охотнорядцев и т.п. Печальную известность получили более крупные "деятели" этого же типа - архиепископ Евлогий, Распутин и другие.
   В то время Богачев предполагал строить на Бутырках собственный дом и начал уговаривать отца построить дом по соседству с ним. Будучи увлечен мыслью о реализации своего изобретения и плохо разбираясь в людях, отец поддался уговорам Богачева и решил построить дом с квартирами, оборудованными "феерклозетами" для сжигания нечистот, чтобы доказать на деле пользу и преимущества этого способа. Богачев энергично взялся за постройку обоих домов - отцовского и своего, - причем проявил такую ловкость, что наш дом обошелся дороже каменного, а его дом был построен почти даром.
   Отцовских сбережений не хватило, после постройки остались неоплаченные расходы и долги". Я чувствовала, что у Августа сбились не только "лингвистические часы", ему каким-то образом удается раздвинуть целый век.
   С переселением на Бутырки прекратились выезды на дачу, а с ними и летние развлечения - купанье, уженье рыбы, катанье на лодках.
   На Бутырках велось большое, но нескладное хозяйство, и я помню, что число людей, обслуживающих нашу семью, доходило до десяти: дворник, прачка, кухарка, кормилица младшего ребенка, одна или две горничных, бонна-немка, англичанка, учитель музыки, конторщик отца, коровница, прислуга. Оплатить эту массу людей было дорого. Правда, наша мачеха не была модницей и франтихой, главной ее слабостью были хорошие конфекты и другие лакомства, но и это иногда отягощало наш бюджет и приводило к ссорам ее с отцом. Вторая слабость мачехи - доктора, лекарства и курорты.
   Тяжело было организовать труд всех наемных людей, тем более что мачеха часто хворала или считала себя больной, а отец нередко бывал в отъезде. Командование лежало на бонне-немке. Она была предана нашей семье, занималась с нами немецким языком, воспитывала и вела все хозяйство.
   Методы ее воспитания были основаны на палочной дисциплине. Она нещадно лупила нас за провинности камышовой выбивалкой от мебели. Ее взгляды выражались в виде твердых правил.
   Одно из них гласило: "виновен не зачинщик, а тот, кто дает сдачи", т.к.
   потерпевший должен не давать сдачи, а обратиться к законной власти, т.е. к бонне с жалобой на обидчика. Это шло вразрез с нашей школьной и бытовой моралью, не терпевшей жалобщиков, "ябедников" или "фискалов", и мы, конечно, руководствовались своими обычаями, а не предписаниями немки.
   Существовала шкала наказаний, например, за ругань один час, за драку два часа принудительных работ. Если наказанный начинал громко хныкать, то наказание усиливалось: за рев и плач еще час штрафных работ и т.д. возглашала бонна. Впоследствии часовые нормы были переведены на сдельные: один час работ приравнивался к двум-трем страницам списывания немецкого текста в зависимости от возраста виновного. Иногда к принудительным работам добавлялось сверх таксы физическое воздействие без нормы.
   Предположение отца о получении постоянного дохода от сдачи внаймы квартир не оправдались. При этом главным недостатком наших квартир были злосчастные "фейерклозеты", избегаемые не только съемщиками, но и нами, ребятами. Иногда в свободных квартирах временно жили какие-то деклассированные личности - приживальщики, неимущие клиенты отца с сомнительными и запутанными претензиями на чье-либо наследство и т.п.
   Бутырский период жизни нашей семьи оставил в нас тяжелый след, поэтому я хочу изложить вкратце историю Бутырок, тем более что она несколько своеобразна и почти не отражена в литературе.
   Претендентом на эту землю явился священник церкви Бутырского полка, храма Рождества Богородицы. Он действовал энергично и, вероятно, умел смазывать колесики неповоротливой бюрократической машины царской России. По его ходатайству в 1812 году Сенат утвердил эту землю за Бутырской церковью. Так причт Бутырской церкви оказался крупнейшим московским землевладельцем.
   Подлинно золотые денечки настали для попов Бутырской церкви в конце 90-х и начале 900-х годов, после проведения железно-дорожных линий. За занятые под сооружение железной дороги участки земли Бутырская церковь получила огромные суммы. Во всем районе повысился спрос на квартиры, усилилась застройка земельных участков, так как тысячи железнодорожников стремились поселиться ближе к месту работы, в районе Савеловского вокзала, товарной станции и деповских устройств. Так как причт предусмотрительно включал в арендные договоры запрещение устройства на церковной земле других церквей, то вся масса нового населения поневоле становилась прихожанами Бутырской церкви. А увеличение числа прихожан умножало и доходы церкви.
   Доходы были "петые", от выполнения обрядов, обычно сопровождающихся церковным пением, и "непетые", от эксплоатации земельных участков, от церковных капиталов и проч. Строгой отчетности не велось и по характеру "петых" доходов она была невозможна.
   Поэтому попы и другие члены Бутырского причта получали огромные доходы, превосходившие оклады не только большинства генералов и архиереев, но даже министров.
   Влияние бутырского духовенства на население его обширных владений было велико и обеспечивалось не только экономическим путем, властью земельного собственника, капиталиста и духовной властью над прихожанами, но также и административной властью - правом выдачи свидетельств о бедности, в которых нередко нуждались прихожане для получения различных льгот.
   Отношение причта к прихожанам хорошо характеризуется тем фактом, что старинную фреску в воротах Бутырской церкви с изображением Николая-угодника, по народному названию Николы-милостивого, попы распорядились закрасить и нарисовать взамен "Всевидящее око" - символ божественного всезнания и строгости.
   На почве политических расхождений у нашего отца произошел разрыв с бутырским духовенством. Как более культурная семья среди бутырского населения, мы были, видимо, предметом слежки духовенства и местной полиции. В 1904-05 годах, во время подъема демократических настроений, бутырские попы потребовали от отца, чтобы он не выписывал либеральной газеты "Русские ведомости", которые отец читал чуть ли не со времени студенчества, а подписывался на черносотенную газету "Московские ведомости". После отказа отца попы стали его преследовать и травить.
   Попы лишили отца доверенности на ведение дел церкви и резко увеличили арендную плату за землю, а после отказа отца начали против него процесс о возврате церкви арендованного участка, сносе дома и других отцовских построек. К счастью, большая опытность отца в ведении судебных дел и знание им всяких уверток и способов затягивания дела, видимо, при сочувствии судей, не одобрявших ростовщических устремлений бутырского причта, затянули решение этого дела.
   Попы занимались и психологической травлей нашей семьи. При каждом выносе покойника, если путь лежал мимо нашего дома, попы начали делать остановку и служить особую похоронную службу, литию, которая обычно происходила у домов, где жил и работал умерший. Можно себе представить, как тяжело это действовало на обитателей дома.
   Последние годы жизни отца были безрадостны. Дети разъехались, едва достигнув самостоятельности, сохранив о бутырском периоде жизни самые тяжелые воспоминания. Мачеха умерла. Отец сильно заболел и в 1916 году скончался.
   Рассмотрение дела было вновь отложено, а Февральская и Октябрьская революция 1917 года закончили все подобные процессы и дома, построенные на церковной земле, остались в распоряжении владельцев. Смерть избавила отца от преследований бутырского причта, а также от тяжелых моральных и материальных потрясений наступившей Революции. Приспособиться к новым условиям быта (холод, голод, продовольственные карточки и т.д.) нового строя и нового законодательства отцу, всю жизнь не знавшего службы по найму, было бы едва ли по силам. Для перехода к жизни натуральным хозяйством или к занятию каким-либо промыслом или ремеслом, как это сделали в первый период Революции многие люди умственного труда, отец был уже стар, не обладал здоровьем, профессиональными навыками и предприимчивостью. Похоронен отец был на ближайшем Лазаревском кладбище.
   Сохранив навсегда светлые воспоминания об университетских годах, отец в последние годы жизни завещал, чтобы на его могиле был поставлен камень с изображением университетского значка - белый ромб, диагонали которого образуют удлиненный крест синего цвета. Могила отца не сохранилась, территория кладбища была застроена новыми домами".
   Ни один современный писатель не смог бы написать столь правдоподобного исторического рассказа. Мало того, что Августу прекрасно удалось описание реалий XIX - начала XX веков, воспроизведение всех деталей ушедшего времени, его вымысел содержал великолепные психологические образы, а именно последнее характеризует успешность исторического произведения. Август либо имеет способности к подобного рода занятию, либо он из современного виртуального мира резко переместился в виртуальный мир прошлого, иначе этот феномен было трудно объяснить. Если второе предположение верно, то он по-прежнему механически усваивал все ту же виртуальную действительность, и мои труды над развитием его эмоциональной сферы были напрасными. Правда, любопытно, как ему удалось так здорово сымитировать чувства героя переломного времени двух веков, века XIX и века
   XX?
   Вот было бы здорово столкнуть его с живым представителем этой эпохи!
   А ведь у меня такая знакомая есть! Ангелина Васильевна. "Для кого же солнышко светит?"
   ***
   Я не стала больше терзать Августа, каким путем ему удалось написать столь странное сочинение, не стала домогаться, почему он идентифицирует себя с героем не нашего времени. Я просто попросила его сходить к Ангелине Васильевне и взять у нее интервью о ее бурной жизни. Сама старушка была бодрой и эмоциональной. До сих пор переодевалась к обеду и здорово пела арии из опер, романсы и казачьи песни, потому что отец ее был казачьего сословия. Правда, он оставил семью, и она воспитывалась с матерью-дантисткой, но, видимо, казачью культуру Ангелина впитала в себя с детства.
   Правда, Ангелина Васильевна была рождена в 1901 году и вряд ли помнила события 1905 года, не говоря о более ранних, но она часто вспоминала студенческие волнения более позднего периода, те, которые были перед семнадцатым годом.
   Она сама была тогда студенточкой и "бегала смотреть все эти сходки", как она выражалась, "было интересно, как стреляют". А ее дядюшка ругался и упрекал Ангелину в легкомыслии: ведь там могут убить.
   - Мы еще тогда не понимали, что все это значит, что это такое. Надевали на митинги нарядные платья. Уж о революции-то и вовсе ничего не знали, с чем ее едят.
   О попах Ангелина тоже рассказывала массу историй, по преимуществу забавных. Когда-то, так же, как и сейчас, была весна, светило солнышко. Весенние звуки волновали, манили куда-то вдаль, рождали предвкушение чего-то неизведанного - радостного и прекрасного, Ангелине же приходилось часами стоять со свечкой на богослужении. Ноги ее уставали страшно. Ангелина, как и все благородные девицы в Смольном, носила длинное, до самого пола платье, придающее своим обладательницам вид шестикрылых серафимов, которые двумя крылами прикрывали лицо, двумя - ноги, а еще двумя могли летать. Впрочем, последнее - то есть всякие вольности строгими классными дамами, особенно на "законе Божьем", нещадно пресекались. Жизнь Ангелины преобразилась, когда ее перевели петь в хор. Стой как хочешь, никто не заметит. И хористки, конечно, часто дурачились. Взбредет, например, кому в голову - а что у батюшки под рясой? Штаны? А может он босиком? Однажды батюшка забрался наверх поправить украшение под иконой, а благородные девицы, воровато оглянувшись, ти-хо-хонько так приподняли полу батюшкиной рясы и увидели...
   брюки с ботинками, какие обыкновенно носили в то время студенты... Залились девчонки краской - поп-то такой же, как они, со студенческой скамьи, а вовсе не порождение благорастворенных воздухов! Видимо, когда под рясой скрывается безверие, то это либо забавно, либо страшно, как в случае с бутырскими попами...
   К моему удивлению, Август от визита к Ангелине Васильевне не отказался, хотя я уже подготовила дежурное объяснение: "в психотерапевтических целях". В этот раз мой универсальный допинг пациенту даже не пригодился. Сама я не давала себе полного отчета в том, что делаю, ибо действовала на ощупь. Не скрою, что хотелось узнать и мнение Ангелины Васильевны об Августе. Несмотря на свой возраст, приближающийся к ста годам, она сохранила свежесть ума и удивительную проницательность.
   Август позвонил Ангелине Васильевне, чтобы договориться о встрече. Он должен был представиться корреспондентом.
   Трубку сняла женщина, как оказалось, племянница Ангелины, и сообщила, что Ангелина Васильевна умерла три дня назад. На каком кладбище похоронили Ангелину, - племяннице еще не было известно, потому что она только приехала из Томска и, видимо, культа умершей тети еще не создала, да и вряд ли создаст.
   - Умереть бы в мае, когда все будет цвести! - мечтала Ангелина во время нашей с ней последней встречи.
   - А не жалко умирать в такое время? Для кого же солнышко будет светить?
   Ангелина задумалась.
   - Нет, зимой умирать совсем уж печально. Да и тем, кто будет хоронить, хлопот-то сколько!
   Несмотря на романтичность, люди того поколения все-таки умели быть практичными. Так и не простилась я с Ангелом.
   Теперь ангелы окружают ее. Интересно, какие? Хорошо бы, не падшие.
   Я предложила Августу все-таки оставить на время свой серый ящик и прогуляться, иначе кончится май. Может, он очнется, как когда-то в студенчестве очнулась от своей науки я, ведь это тоже в мае было, когда все цвело.
   - Подумай о любви, Август! И о сексе не грех! Встряхнись! Очнись!
   Компьютерный Казанова
   Накануне мне позвонил предприниматель из фирмы "Все". Он прочитал мою книжку и решил, что именно я напишу подходящий текст рекламы нового диска, который они недавно выпустили. На нем были записаны песни, сочиненные моим земляком, которые посвящены людям всех двенадцати знаков Зодиака. Эти песни якобы оказывают благотворное психотерапевтическое воздействие, улучшают тонус и вообще кровь по жилам начинает быстрее бежать.
   А ночью мне приснился сон. Я на фирме "Все". Это полуподвальное помещение, освещенное искусственным светом.
   Кушетка, стулья, телефон, часы. Накануне у меня была бессонница несколько ночей подряд. (Бессонница как явление мне уже стала сниться!). Утомившись (во сне!), я прилегла на кушетку и заснула. Просыпаюсь, смотрю на часы - первый час ночи (и это все во сне!). Мне становится неловко перед фирмачом, который мне звонил, что я уснула во время деловой встречи. Я испугалась: уже столько времени! Что может подумать Саша, где я в столь поздний час? Растеряна. Позвонила Саше и солгала, что мы работали до сих пор, потому что если я скажу правду, - вдруг он подумает что-нибудь дурное?.. С тем и проснулась в Сашиных объятиях.
   ***
   Я подошла к телефону. Хотела позвонить Августу. Стала набирать номер и услышала какие-то странные сигналы в трубке. Черт! Кажется, я набираю его ICQ-адрес, а он начинается на восьмерку как междугородный номер, поэтому после первой цифры пошел зуммер.
   Завиртуализировалась! Нет, Августа нет дома или не берет трубку. Может, у него такая крутая система, что соединяет только с теми, с кем ему есть настроение разговаривать? Он что-то говорил о таком усовершенствованном компьютере, который облегчает человеку быт: открывает и закрывает двери, заказывает продукты в супермаркете и отвечает на телефонные звонки. Только вот я не помню, что он мне в прошлый раз сказал: то ли это уже в действии, то ли еще работают над этим изобретением...
   Помню только, что проект этот имел целью устранить клавиатуру как посредника между человеком и компьютером. Такая машина воспринимает язык, жесты и взгляды человека и даже пытается "понять" его. Это как бы второе "Я" человека. Нет, все-таки надо спасать Августа, а то совсем забудет, как выглядят натуральные люди.
   Звоню снова. Он берет трубку.
   Оказывается, был занят: смотрел футбольный матч. Может, начал избегать меня?
   Надоела?
   - Представляешь, выбрал сначала неудобное место, и перспектива игры была неважная.
   - Я тебя не понимаю.
   Оказывается, речь шла о месте на виртуальной трибуне, а нужную перспективу создает компьютер.
   - Я с тобой о любви хотела поговорить, стихи почитать, поэтому без тети Аси решила обойтись, звоню вот, по старинке, по телефону. А ты о футболе!
   Разговор услышал Саша и почему-то надулся. Ну, конечно, я живу в своем контексте, можно сказать, в своем киберпространстве, а Саше неизвестно, о какой такой любви я собираюсь говорить с Августом, да еще стихами...
   ***
   В следующий раз я все-таки перевела разговор на старомодную тему о таких иррациональных и уже забытых чувствах, как дружба и любовь. Август чаще говорил о своих мыслях и оценках ситуаций, мне же хотелось, чтобы он пытался как можно полнее выразить свои чувства и эмоции, мог говорить о них с окружающими. Ведь именно любовь - наша истинная сущность. В ответ я получила продолжение жизнеописания некого лирического героя в духе все той же исторической аллегории. Может Август стесняется говорить об этих вещах, может, действительно детство его было трудным и проходило в каком-нибудь детдоме или он "вылупился" из пробирки и представления не имеет о том, что могут быть живые любящие родители... Да мало ли, почему человек прибегает к такому косвенному описанию своей жизни?
   Должно быть, не стоит сразу видеть в этом отрицательную сторону терапии и приписывать вред безобидной игре.
   Август конструирует свою индивидуальную реальность, переместившись в иное время, чтобы легче было говорить о щекотливых вещах, которые его тревожили и продолжают тревожить. В этом способе рефлексии можно даже усмотреть плюсы, ведь Августу, благодаря этой иносказательной истории, легче наблюдать себя со стороны. Одним словом, все, что мой пациент делает, для него, вероятно, имеет какой-то смысл. Буду работать с тем, что есть. В конце концов, даже любопытно.
   Не буду его прерывать, буду просто следовать за ним, перестану напрягаться, буду просто пассивно воспринимать то, что он предлагает.
   "На Бутырках продолжалось постепенное охлаждение к нам отца и расслоение семьи на две группы - нас, "мальчишек" (пасынков) и "детей" (трое детей мачехи были девочки). Постепенно переходили от еды в разное время, что было неизбежно, т.к. мальчишки рано отправлялись в гимназию и поздно возвращались, к питанию на разных половинах (на Бутырках мы жили и обедали обычно не в общей столовой, а в особой квартире, отделенной холодными сенями от квартиры, где жили отец, мачеха и младшие дети), а затем и к разному столу, что формулировалось так: "девочки еще маленькие, нежные существа, и не могут питаться такой же пищей, как "мальчишки", основной едой которых были "щи да каша - пища наша" или рубленые котлеты. Часто мачеха под предлогом болезни обедала с девочками не в общей столовой, а у себя в комнате.
   Вероятно, количество и качество нашей пищи было достаточно, но самый факт деления на "чистых" и "нечистых" и отнесение нас к низшей категории был глубоко унизителен и оскорбителен, особенно если прибавить к этому, что и в гимназии своим костюмом мы выделялись в худшую сторону. Наши куртки и брюки были из дешевого сукна, изготовлялись домашними дешевыми портными, головными уборами служили сшитые дома из того же сукна шапки "арестантского" образца. Наконец, в течение ряда лет в качестве зимней одежды нам покупались черные "романовские" полушубки, резко пахнувшие овчиной и составлявшие полную противоположность сшитым у хороших портных или купленным в дорогих магазинах зимним пальто наших гимназических товарищей".
   "Вся ласка и нежность постепенно переходили на младших детей, - мы были вредными и надоедливыми мальчишками не только в глазах мачехи, но и в глазах отца, который купил для расправы с нами нагайку, "университетское средство", как он ее называл, не знаю, потому ли, что она применялась полицией при студенческих беспорядках или просто по месту покупки (на Моховой, у здания Университета)". ("Наташку" купил!)
   "Свою мачеху все мы ненавидели, причем по мере подрастания наших младших сестер, ненависть усиливалась. Одним из самых любимых наших развлечений было "славить барыню", то есть дикими голосами погромче петь на мотив простонародной песни "Барыня" какие-то куплеты с обязательным припевом "барыня, барыня, ах ты сволочь барыня". Песня эта имела успех у нашей многочисленной домашней прислуги, также не любившей "барыню". Конечно, мы "славили барыню" в отсутствие отца".
   "Мы всегда враждовали с бутырскими мальчишками и не хотели иметь с ними ничего общего. Безнадзорность и гнетущая домашняя атмосфера, от которой все мы страдали, имела ту хорошую сторону, что сближала нас, создавая своего рода внутреннюю солидарность перед всем внешним миром, мы держались дружно, "один за всех и все за одного", не выдавая друг друга и не прибегая к жалобам и фискальству. Помню, например, что когда кто-то из наших буржуазных сотоварищей по играм обидел нас, назвав "босоногой командой", я тотчас скомандовал: "Босоногая команда, за мной!" - и вся игра была сорвана уходом большей части участников.
   В стенах гимназии был случай, когда один из старших учеников, немецкий барон, начал издеваться над моим братом. Не говоря ни слова, я подошел к нему и, хотя он был сильнее меня и на голову выше, в присутствии всех учеников в большом зале дал ему полновесную пощечину. Он настолько опешил, что растерялся, дал мне отойти, тем дело и кончилось. Только такая братская солидарность и создавала нам сносные условия жизни".
   Итак, какую же картину мы имеем?
   Дети формируют мнение о себе через свое ощущение того, как их воспринимают родители. Сначала ребенок растет в полноценной семье с любящими родителями. Вдруг умирает мать. Отец забывает о ней, забывается даже, где находится ее могила. У отца "нет культа" любимой женщины:
   в силу своего "демократизма", "он дамам к ручке не подходит"; в силу своей практичности, быстро находит замену умершей супруги, потому что необходимо, чтобы кто-то вел большое хозяйство и воспитывал детей, ибо сам глава семьи в частых командировках. На фоне душевной драмы, связанной у детей со смертью матери, строится новая семья с мачехой. Мачеху дети не любят, они проецируют и переносят многие свои опасения, тревоги и гнев на нее, они видят в мачехе человека, похитившего их отца. Они восстают против новых правил, установленных пришельцем. Их воспитывает бонна-немка, в детских душах возникает еще один негативный женский образ с чуждыми им установками и укладом жизни.
   У мачехи рождаются свои дети.
   Дети одной стороны имеют тесные эмоциональные контакты со своим биологическим родителем, а у детей другой стороны таких связей так и не возникает. Вполне естественно, что связи мачехи со своими собственными детьми, тем более с дочерьми, были глубже и прочнее тех, которые установились с детьми супруга.
   Детям необходимо было чаще находиться со своим кровным родителем, тем более мальчикам в определенном возрасте просто необходимо влияние именно отца, а отец в отъездах. За враждебностью детей их боль и неуверенность в себе не замечены даже отцом. Когда к ребенку нет внимания, любви, он чувствует себя незащищенным, у него развивается комплекс неполноценности, он начинает строить "защитную маску" из того, что ему подвернулось.
   Ребят унижает бедная одежда, полушубки, неприятно пахнущие овчиной, что сразу невыгодно выделяет их среди сверстников, "арестантские" шапки как символ палочного семейного воспитания. У них формируется психология жалкого, ничтожного человека. Как следствие могли сформироваться зависть, ненависть и страх. Возникают бунтарские, разрушительные чувства. В отношениях со сверстниками мальчики именно так себя и проявляют.
   Братья держатся в своей замкнутой от "чужаков" группе, никому не доверяют, ни с кем не общаются. Этот факт уже сам по себе мог плохо повлиять на развитие их эмоциональной сферы. И не только эмоциональной.
   Неудивительно, что с любовью и дружбой у Августа были осложнения. Осложнения могли затрагивать и его сексуальную сферу. Август так разоткровенничался, что разговор перешел и на эту интимную тему. Оказывается, отчий дом Август покинул до смерти отца, женившись на Платониде. Платонида чем-то напомнила Августу родную мать, она была таких же пышных форм, мягкая, теплая.