Меньшов Виктор. Сокровища Чёрного Монаха

   - Ну что ты?! - возмутился Колька. - В книжке написано, что ничто так не меняет внешний облик, как смена прически. Это всем женщинам известно. Всех-то делов - окраситься, изменить прическу и стать совсем неузнаваемым и неприметными! Мы с тобой будем настоящими сыщиками!!!
   Он с энтузиазмом взялся за дело: забегал по квартире, доставая краску, расческу, ножницы...
   На следующее утро мы заявились во двор Зачатьевского монастыря, вспомнив, что монах Александр, по его словам, наблюдает за работами реставраторов.
   При нашем появлении реставраторы повели себя очень странно. Они почему-то роняли молотки, спотыкались, а один чуть не упал с крыши, хотя все они старались не смотреть в нашу сторону, но это им плохо удавалось. И я их понимал.
   - Какие невоспитанные люди эти реставраторы! - возмутился Маркиз, поправляя лиловый чуб.
   - Слышь, Колька, а ты уверен, что это была краска для волос? - я покосился на его фиолетово-лиловую прическу, и едва сдержал улыбку.
   - На себя посмотрел бы, - фыркнул Маркиз.
   На себя я насмотрелся дома, перед сном, а до этого проходил весь день в кепке. Дед Николай даже из-за стола меня чуть не выгнал, потому что я категорически отказался снять эту кепку. Знал бы дед, что под ней скрывалось! А под ней скрывалась шевелюра, горевшая ярче, чем стоп-сигнал у светофора. И где только Маркиз такую ядовито оранжевую краску нашел?!
   Вспомнив о своей прическе, я сделал вид, что поправляю ее, и стал часто-часто водить ладошкой по голове, надеясь хоть так прикрыть это безобразие.
   - Ты не скреби башку! - рассердился Маркиз. - Ты стой, и делай вид, что тебе все безразлично, что все так и должно быть, тогда на тебя перестанут обращать внимание.
   - С такой маскировкой на нас на улице даже собаки оглядывались, проворчал я. - Тоже мне - настоящие сыщики! А ты говорил, что нас никто не узнает, так мы изменились!
   - Конечно, настоящие! - невозмутимо возразил Маркиз. - Вот скажи честно - вчера на тебя хоть кто-то оглядывался?
   - Вчера не оглядывались, - с едва скрытым сожалением вспомнив вчера, ответил я.
   - Вот видишь! - радостно заорал Колька. - А сегодня оглядываются! Значит, не узнают!
   Я подумал, что с такой шевелюрой меня родной дед вряд ли узнает, и нехотя согласился, что в чем-то Маркиз прав. Может быть, в таком виде Черный Монах нас и вправду не узнает.
   В это время пришел бригадир, худой, мрачный человек с клокастой рыжей бородой и стриженной наголо головой под облупленной каской. Он резко отличался от веселых и крепких реставраторов фирмы "Лад", вышедших на работу, как на праздник: весело и в чистеньких, ярких комбинезонах. На бригадире даже фирменный комбинезон висел мешком. К тому же он сразу же разворчался на рабочих, что они медленно ведут кладку, и раздраженно заметил, что, слушая его, они постоянно заглядывают бригадиру через плечо.
   Он рассерженно обернулся, посмотреть, на что же засматриваются его рабочие, в ужасе пошатнулся, замахал в воздухе руками и свалился с узкого мостика.
   Хорошо, что мостик был низко, на уровне первого этажа. Плохо было то, что под самым мостиком стояло корыто с раствором. В него-то и угодил бригадир по самые колени.
   Бригадир наорал на реставраторов за то, что они расставили повсюду корыта, потом стал орать на нас, что ходят тут посторонние, непонятного окраса и мешают работам.
   Он направился в нашу сторону, явно не с дружескими намерениями, я ухватил Кольку за рукав и потянул со двора, но он вырвался и заорал бригадиру, который от неожиданности остановился:
   - Нас нельзя гнать! - орал вдохновенно Маркиз. - Мы члены союза юных журналистов! Мы пришли, чтобы написать о реставраторах фирмы "Лад"! Если вы нас прогоните, мы позвоним в вашу фирму, и вас уволят за то, что вы лишили их рекламы!
   Бригадир мрачно посмотрел на быстро застывающий раствор, плюнул и пошел со двора. С каждым шагом ноги его сгибались все хуже, и вскоре он шел на абсолютно прямых ногах, не сгибая колен, напоминая статую Командора.
   Реставраторы вернулись к работе, на нас перестали обращать внимание, видимо привыкли. Мы с Маркизом забились в угол двора и сели на скамейку.
   - Может быть, Черный Монах не придет? - спросил я, мне как-то надоело быть настоящим сыщиком.
   - Как же! - воскликнул Маркиз. - Куда он денется? Вот он!
   Монах Александр входил в монастырский двор. На этот раз он был опять не в рясе, а в линялом джинсовом костюме, волосы были собраны на затылке в хвост, на ногах все те же громадные белые кроссовки. Он был явно чем-то озабочен. Рассеянно оглядел двор, даже не обратив на нас внимания, так же рассеянно поздоровался с реставраторами, и стал кого-то ждать, наверное, бригадира.
   Тот пришел в обычном костюме, успел переодеться. Черный Монах тут же подбежал к нему. Бригадир стоял на том же мостике, с которого свалился в раствор, а монах Александр рядом на земле. Даже стоя на мостике, низенький бригадир был почти одного роста с Черным Монахом.
   - Нужно послушать, о чем они говорят! - гаркнул Маркиз.
   - А как мы к ним подойдем?
   - Давай играть в салки! Только голову наклоняй пониже, чтобы монах Александр нас в лицо не узнал!- заорал Маркиз. - Будем бегать вокруг них и все услышим!
   Не дожидаясь согласия, он хлопнул меня по плечу с таким энтузиазмом, что я чуть с лавки не свалился, и заорав:
   - Чур, я не салка! - помчался к реставрируемому флигелю и стал носиться вокруг него.
   Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Маркиз, увидев, что я включился в игру, увеличил скорость. При этом так низко наклонял голову, что бежал почти на четвереньках, и обзор у него был сокращен до минимума. Пробегая в очередной раз мимо бригадира и монаха, Маркиз врезался в мостки, перелетел через них, а бригадир полетел опять в то же злосчастное корыто с раствором...
   Вы никогда не слышали, как кричит раненый носорог? Я, кажется, слышал. Это ужасно. Нас с Маркизом с монастырского двора как ветром сдуло.
   Остановились мы только возле моего дома.
   - Ну, и что ты услышал? - отдышавшись, спросил я.
   - Они договорились встретиться через час в летней кафешке на Пречистинке!
   - Ну, ты даешь! - восхитился я, удивляясь, как это он успел на такой скорости что-то услышать.
   - А то! - Маркиз гордо выпятил цыплячью грудь. - Давай быстро переоденемся и вперед!
   - Думаю, что нам нужно сменить не одежду, - возразил я.
   - А что?! - удивился Маркиз.
   - Прически!
   - Не успеем! Для этого надо мыть голову...
   - Не надо мыть голову, - вздохнул я. - Пошли...
   Через десять минут мы выходили из парикмахерской одинаково постриженные наголо.
   - Ну что это такое?! - возмущался Маркиз. - Голова голая, как коленка!
   - Это лучше, чем голова, похожая на клумбу, - твердо возразил я. Пойдем к кафешке, нужно место занять для наблюдения. Мы вот тут бегаем, суетимся, прическами страдаем, - я со вздохом сожаления погладил себя по непривычно гладкой макушке. - А картину эту, "Бобыля", совсем другие люди украли, а не бригадир с монахом Александром. И Александр этот самый обычный монах, а никакой не Черный. Навыдумывали мы с тобой...
   - Да?! - даже задохнулся от возмущения Маркиз. - А портрет Пугачева мы тоже выдумали? Или это мы с тобой его нарисовали и в тайник положили?
   - Он в этом тайнике, может, лет двести лежит, и его никто даже и не видел.
   - Да нет, кому-то его, наверное, показывали, хотя бы тайком, - не очень уверенно возразил Колька.
   - Кому же это, интересно, его показывали? - ехидно спросил я.
   - Кому, кому! - огрызнулся Маркиз. - Отстань! Кому надо, тому и показывали! Пушкину! Вот кому!...
   глава девятая
   Кому портрет Пугачева показывали?
   Никитка так и прижился в монастыре. Прожив там год, он скопил денег и отправился в свою родную деревню, но оказалось, что мать его умерла, а отец собрал детей и ушел на заработки. Ушел, да и не вернулся, сгинул, словно его и не было.
   Погоревал Никитка и отправился в Оренбург, там встретился с дядькой Кириллом, который ему очень обрадовался. Дядька за это время сильно сдал, как-то сразу постарел, постоянно кашлял и мерз. Отца он тоже не видел. Никитка оставил дядьке Кириллу немного денег, гостинцев от сестры и попросил, если встретит отца, передать, что Никитка служит в Москве, в Зачатьевском монастыре. Ему там хорошо, сытно, и работа по душе.
   Они посидели с дядькой Кириллом, повспоминали, да и распрощались, путь обратный по тем временам был ох какой не близкий. Дядька обещал в Москву наведаться, сестре приветы передавал, но сердцем чувствовал Никитка, что дядька Кирилл не соберется в Москву. А если и соберется, то сил дойти не хватит.
   С тяжелым сердцем и великой грустью покидал Никитка родные края, понимал, что вряд ли когда еще сюда вернется.
   Так и случилось. В тихих монастырских трудах текли годы. Никитка взрослел, а вечерами тешил собиравшихся к нему на огонек монахинь сказками, которых знал от бабки, сельской сказительницы, великое множество. Память у Никитки была чудесная, и почти все сказки он запомнил на слух. Кое-что пересказывал, а что-то и сам сочинял.
   Вскоре монахини разнесли по городу весть про сказочника Никиту. Стали к нему из любопытства знатные люди заглядывать. Иногда даже специально за ним коляску присылали, господа просили приехать вечером сказки порассказать.
   И повадился к дядьке Никите один грамотей в гости хаживать. Целыми днями у него просиживал. Наверное, воз бумаги извел, терпеливо записывая за Никитой. И просил все как есть рассказывать, с разными окончаниями, если такие были. Никиту это не тяготило. Наоборот, помогало долгие одинокие вечера коротать.
   Уж, казалось, все сказки переписал новый знакомец Никиты, сколько лет ходил к нему, как на службу. Это ж надо столько терпения иметь! А все не отставал грамотей от Никиты, который уже стариком стал. Все про жизнь расспрашивал, пословицы да поговорки, присказки всякие записывал, игры деревенские. Так вот незаметно рассказал ему дед Никита про тайну свою, которую много лет хранил.
   Рассказал он про то, как с самим Пугачевым виделся и как портрет его писал.
   Собеседник слушал его с жадностью, потом нетерпеливо спросил:
   - А что портрет, уничтожил ты его, дядя Никита?
   - Да нет, господин, - вздохнул, помявшись, Никита. - Рука не поднялась. И держать боязно, и спалить жалко. А показать кому - опасаюсь. Все ж поверх императрицы портрет написан.
   - Да, это, брат, и по нашим временам может неприятностями обернуться. А мне-то покажешь портрет?
   - Что ж не показать? - вздохнул Никита. - Раз уж рассказал, покажу.
   И он извлек из тайника давно не появлявшийся на свет божий портрет мужицкого царя.
   Долго смотрел на него Никитин знакомец. А потом сказал:
   - Ты, дядя Никита, портрет этот береги. Сейчас, может, ему и не время, а все ж цены он необычайной. Потомки тебе спасибо скажут.
   - Потомки ладно, - вздохнул Никита. - Лишь бы ныне батогами спину за него не расписали.
   - Это у нас запросто! - рассмеялся собеседник. - А ты не показывай кому ни попадя. Я тебе днями человека одного приведу, он как раз историю Пугачева пишет, ему этот портрет обязательно увидеть надобно.
   - Это кто ж такой смелый нашелся, историю Пугачева писать? - удивился Никита. - Чудные времена настают. В мои годы даже упоминать его лишний раз не следовало. А тут историю. Надо же...
   - Вот так вот, дядя Никита, - рассмеялся на его удивление собеседник. - Только ты портрет все же не очень показывай. Времена-то меняются, а нравы остаются.
   Господин вернулся с гостем через неделю. Гость был мал ростом, очень модно одет: в высоком цилиндре, в лакированных штиблетах, в накидке-пелерине и с тростью в руках. Пальцы его украшали перстни. А на мизинце был надет блестящий и длинный серебряный наперсток. Собой гость был некрасив: смуглое лицо, большие черные глаза навыкат, густые бакенбарды, вьющиеся кудри, уже заметно начавшие редеть, смуглое лицо, чуть вывернутые полные губы. ИЛИ ЗАМЕТНО ПОРЕДЕВШИЕ, ИЛИ УЖЕ НАЧАВШИЕ РЕДЕТЬ.
   Чем-то это лицо было смутно знакомо, но где Никита видел этого модного господина, вспомнить сразу не удалось, хотя он готов был поклясться, что где-то его видел.
   Гость стоял в дверях, вертя головой, отыскивая взглядом, куда бы положить цилиндр, в который он бросил перчатки и теперь держал в руках.
   - Позвольте, сударь, я ваши вещички положу, - Никита принял у гостя цилиндр, потянулся за тростью и чуть не выронил ее из рук: казавшаяся игрушечной трость оказалась невероятно тяжелой.
   - Ты, дядя Никита, аккуратнее, она из чистого железа, - засмеялся его постоянный собеседник. - Александр Сергеевич руку тренирует, он у нас известный дуэлянт и задира.
   - Ну уж будто меня больше и представить другим нечем, - рассмеялся модный господин, и лицо его сразу ожило, стало удивительно приятным.
   - Позволь, дядя Никита, представить тебе гостя, - улыбнулся собеседник. - Это поэт, писатель, Пушкин Александр Сергеевич... наперсток
   - А я смотрю, лицо мне ваше знакомо! - обрадовался Никита. - Все пытаюсь вспомнить, где же я вас видел, оказывается в книжке, там ваш портрет напечатан. Только я не сразу вспомнил, не думал такого гостя принимать.
   - Ты, значит, дядя Никита, книжки мои читал? - удивился Пушкин. - И что же именно?
   - Я много что ваше читал, - смутился Никита. - Но больше всего мне сказки понравились. Уж такие замечательные сказки! Жаль, бабушка моя не услыхала. Она их страсть как любила! Всю жизнь рассказывала. У нас это потомственное, УБРАТЬ? наши прабабки и прадеды сказки сказывали, а мне от бабушки перешли. Но так, как вы, я не мастер сказывать...
   - Значит, понравились тебе мои сказки? - улыбнулся Пушкин, и глаза его заблестели от удовольствия.
   - Уж так понравились, батюшка Александр Сергеевич! - искренне воскликнул Никита. - И про петушка, и про царя Салтана, а особенно про Балду. Чудо как хороши. Душевное наше спасибо за них.
   - Вот не думал, что столь известен в народе, - радостно улыбался Пушкин. - Для меня твои слова дорого стоят. А то наши критики ругают меня за простонародный язык ...
   - Каким же языком нужно сказки сказывать? - удивился Никита. - Уж так ладно вы все описали! И язык такой живой!
   - Вот ты, Володя, - обратился Пушкин к своему провожатому, - так и назови свой словарь: "Словарь живого русского языка".
   - Ну, до названия дело еще далеко, - улыбнулся собеседник. - Но я запомню. А ты, дядя Никита, расскажи нам, что помнишь, про Пугачева.
   - Что же вам, господа хорошие, рассказать? - задумался Никита.
   - Все, что помнишь, дядя Никита, - бросился к нему Пушкин. - Я историю Пугачева писать намерен, мне все интересно, все до мелочи.
   - Так там много всякого... разного было, - вздохнул Никита, вспомнив виселицы во дворе и плывущие по реке плоты с виселицами...
   - Вот ты мне все, как было, и расскажи, - настаивал Александр Сергеевич. - Мне важно все знать, как было. Я правду написать должен...
   - Так много рассказывать, - мялся Никита.
   - А ты рассказывай, дядя Никита, - уселся на лавку Пушкин. - Время у нас есть. Не успеешь сегодня закончить, я завтра приду...
   И он приходил три вечера подряд. Сидел и терпеливо, внимательно слушал. Вопросов не задавал, не перебивал. Вопросы посыпались, когда Никита закончил рассказ.
   - Да, - задумчиво сказал Пушкин, глядя в окно, словно высматривал за ним огненные сполохи восстания Пугачева. - Страшно самодержавие, но бунт русский еще более страшен. Насколько яснее все стало! Нужно ехать на Урал, по следам Пугачева, нужно искать живых свидетелей. Никакие бумаги не заменят живых людей. Спасибо тебе великое, дядя Никита. Господин, который меня привел, он мне по секрету сказывал, что у тебя портрет Пугачева до сих пор хранится. Дай посмотреть!
   Никита махнул рукой и полез в тайник.
   Пушкин долго и пристально всматривался в горящие глаза Пугачева.
   - Вот он каков, царь мужицкий, - уважительно протянул он. - Это не то что в клетке да в цепях. Ну и силища в глазах у него! Жуть! Мороз по коже! Молодец, Никита. Ты храни портрет этот, храни. Потомки спасибо скажут...
   - Вот и приятель ваш то же самое говорил, - кивнул Никита.
   - Ну вот видишь! - рассмеялся Пушкин. - Значит, не один я такой умный.
   Он с чувством расцеловал Никиту, горячо поблагодарил и ушел, оставив на столе червонец, большие по тому времени деньги...
   глава десятая
   С риском для жизни
   Мы с Маркизом успели прийти в летнюю кафешку на Пречистенке заранее. Ни монаха Андрея, ни бригадира еще не было. Мы выбрали себе столик за кустами, взяли по бутылке "Кока-колы" и цедили ее из высоких стаканчиков через соломинки.
   - Разве так пьют "Кока-колу?! - вскрикнул Колька, и к нам обернулись все, кто сидел неподалеку.
   - Ты можешь хотя бы здесь помолчать? - разозлился я, потому что всеобщее внимание меня уже стало утомлять. - Мы просто сидим, пьем воду, и если ты будешь молчать, или хотя бы разговаривать как нормальные люди, нас никто и не заметит.
   Колька что-то недовольно пробурчал, но все же притих, к тому же к стойке подошел бригадир, переодетый в белую рубашку, светлый серый костюм и бежевые сандалии. Как бы в подтверждение моих слов он оглядел кафе, взгляд его скользнул по нам и, не остановившись, проследовал дальше. Он взял два стакана томатного сока, два гамбургера, обильно политых кетчупом, и уселся к нам спиной.
   - Вот везуха! - восторженно потер я ладони. - Ты главное - не ори, и мы все услышим, они на нас внимания не обратят, мало ли мальчишек летом по городу болтается?
   Бригадир медленно жевал гамбургер, мелкими глотками отпивая сок, при этом вид у него был такой, словно пил он смертельный яд и знал об этом, но другого выхода у него не было.
   Черный Монах подошел с опозданием. Одет он был на этот раз по форме: то есть, в рясе и с шапочкой на голове, волосы распущены по плечам.
   - Ты чего вырядился? - недовольно проворчал бригадир, ловя любопытные взгляды посетителей на живописного монаха в полном одеянии, который как ни в чем не бывало потягивал "Фанту" прямо из горлышка.
   - На службу вызвали, - нехотя отозвался Александр. - Давай быстренько. Ты скажи, ты с покупателем встречался? Когда он картинки брать будет?
   - Встретился я с покупателем, - поморщился бригадир. - Все он берет. Только с деньгами жмотится. Торгуется, гад, капиталист проклятый...
   - Ты бы ему сказал, что я и так рискую, и классный товар мы ему почти за бесценок продаем. Он-то наверняка не себе берет, под заказ работает, для коллекционера. Стал бы он за так возить... Ты ему скажи...
   - Надоел он мне, - вздохнул бригадир, - Он на завтра встречу назначил, сам с ним и договаривайся, у меня уже сил нет. А так клиент готов купить товар.
   - Сам, сам, - заворчал монах. - Все сам. Ладно, когда и где завтра встреча?
   - Возле метро "Проспект мира", в кафе-мороженое "Белый медведь", в пятнадцать часов. И не опаздывай, он скоро уезжает. Я тоже приду, он тебя в лицо не знает, да и вместе уломать его легче будет.
   Маркиз так напряженно слушал, так старательно вытягивал шею, что задел локтем стакан тонкого стекла и тот с веселым звоном разлетелся на мелкие кусочки у нас под ногами.
   Посетители разом обернулись на нас, а бригадир проворчал:
   - Где-то я этих мальчишек видел...
   Маркиз тут же вскочил из-за стола и стал протискиваться к выходу, но пройти нужно было рядом со столиком подозреваемых. Маркиз тщательно отворачивал лицо, но когда протискивался мимо бригадира, тот поймал его за рукав и, притянув к себе, сказал:
   - Это не вы случайно сегодня в монастыре бегали?
   - Нет! - хором, не сговариваясь, ответили мы. - Это другие мальчики!
   - А мы в "казаки-разбойники" играем! - заорал Маркиз и рванул в сторону, заорав мне:
   - Догоняй! Я - разбойник!
   При этом он зацепился за легкий столик, "Фанта" пролилась на рясу монаху, а томатный сок и гамбургер с кетчупом полетели на колени одетого в светлый костюм бригадира. Тот от ярости зарычал так, что прохожие на другой стороне улицы вздрогнули и остановились.
   Мы с Колькой отбежали и спрятались за кустами.
   - Ну, что делать будем? - толкнул я локтем Маркиза.
   - Они наверняка домой пойдут, костюмы менять, давай за ними проследим, надо же знать, где кто живет.
   - Ладно, - согласился я, но, вспомнив отчаянный вопль бригадира, добавил. - Только я за Черным Монахом пойду.
   - А мне все равно, - беспечно махнул Колька. - Давай. Встретимся у меня возле дома...
   Мне не повезло. Монах Александр, видимо, очень спешил, и домой переодеваться не пошел, а отправился прямиком в стоявшую в переулке возле Остоженки церковь. Я проводил его до дверей и ушел разочарованный.
   Маркиз пришел довольный, оказалось, что бригадир живет рядом, в одном из переулков, в старом доме. Маркиз не только подъезд запомнил, но и заметил, в какую квартиру зашел бригадир.
   - Завтра мы все про них узнаем! - орал он, заходя в квартиру.
   При звуке его голоса дремавший на диване Василий сорвался с места и бросился под кровать.
   - Совсем кот дикий стал! - орал Колька. - Вот вернем картину в музей, я займусь его воспитанием!
   - Ты лучше своим воспитанием займись, - посоветовал я. - А в "Белый медведь" нам с тобой завтра нельзя. Теперь они сразу нас узнают. Даже если мы в негров нарядимся.
   - И что же делать?!
   - Нужно послать кого-то другого.
   - Я знаю кого! - заорал Маркиз. - Мы Аленку пошлем. Она будет кушать мороженое и уж ее-то они ни в чем не заподозрят.
   - А если с ней что случится? - забеспокоился я.
   - Да что с ней может случиться?! - возмутился Маркиз. - Посидит, поест мороженое, послушает и уйдет!
   - В кафе, наверное, мороженое дорогое, - задумался я. - А у меня всего пять рублей осталось.
   - До завтра найдем денег! - заорал Маркиз.
   Но денег мы так и не нашли. Можно было попросить у деда, но тогда пришлось бы объяснить, зачем нам деньги. А как объяснить?
   Время шло, мы обзвонили всех знакомых, но никого из ребят как назло не было дома. Кто-то сидел на даче, кто-то гонял во дворе.
   - Давай возьмем у твоего деда! - воскликнул в отчаянии Маркиз. Потом отдадим! А когда картину вернем, все расскажем, и он нас простит и поймет.
   Я посмотрел на часы, было два, до встречи в кафе оставался час.
   - Давай возьмем! - махнул я в отчаянии рукой.
   Я понимал, что мы поступаем скверно, но другого выхода не было. Не могли же мы упустить картину!
   Найти деньги в квартире деда было проще простого. Он их никогда не прятал, деньги лежали в верхнем ящике письменного стола. Мы долго внушали Аленке, что она должна делать, вернее, что она ничего не должна делать. Просто кушать мороженое и внимательно слушать, что говорят дяди, которых мы ей покажем.
   - Я буду шпионом? - спросила догадливая Аленка.
   - Да, - переглянувшись, подтвердили мы.
   Аленка с важностью согласилась, и мы отправились в кафе. Маркиз заглянул в кафе через окошко и показал Аленке сидевшего за столиком бригадира, на этот раз в черном, не по погоде, костюме.
   - Сядешь рядом с этим дядей, за соседний столик, - инструктировал я Аленку. - К нему подойдут еще двое или трое. Слушай и запоминай все, о чем они будут говорить. Уйдешь, когда уйдут все эти дяди. Ясно? Если тебя спросят, почему ты одна в кафе, скажи, что мама пошла в большой магазин напротив, а тебе велела ждать и есть мороженое.
   Аленка серьезно покивала и вошла внутрь.
   А мы остались томиться на улице. Вскоре в кафе быстрым шагом вошел Черный Монах, опять одетый в джинсовый костюм.
   Ждали мы долго. Очень нам хотелось взглянуть на заказчика, но мы боялись спугнуть заговорщиков и терпеливо дожидались в стороне, укрывшись за газетным киоском. ТЫ НАПИСАЛ - НЕ ЗАКАЗЧИКА, А ИНОСТРАНЦА. Но ПОКА НИГДЕ НЕ СКАЗАНО, ЧТО ПОКУПАТЕЛЬ - ИНОСТРАНЕЦ. ТОЛЬКО "КАПИТАЛИСТ ПРОКЛЯТЫЙ", А ЭТО МОЖНО И НЕ ПОНЯТЬ. ПУСТЬ, НАПРИМЕР, ОБСУДЯТ, ЧТО РАЗ КАПИТАЛИСТОМ ОБОЗВАЛИ, ЗНАЧИТ, ИНОСТРАНЕЦ. ЕСЛИ БУДЕШЬ ГОВОРИТЬ ОБ ЭТОМ, СКАЖИ, ЧТО В КАФЕ РЕБЯТА НЕ ЗАМЕТИЛИ ИЗ ВХОДИВШИХ НИКОГО ПОХОЖЕГО НА ИНОСТРАНЦА, и ВООБЩЕ, НЕ ВЕРИТСЯ, ЧТО ОНИ НЕ ПОДГЛЯДЕЛИ, КТО КЛИЕНТ.
   Бригадир и монах сидели в кафе целую вечность. Часа два. Мы с Маркизом извелись. Особенно я, очень волновался за Аленку.
   Бригадир и Черный Монах покинули кафе с небольшим интервалом, а Аленка все не шла. Я подождал еще немного и решительно зашагал к двери.
   Аленка сидела за столиком и лениво ковырялась в вазочке с подтаявшим мороженым. Я помахал ей рукой, она встала из-за столика и странной походкой пошла к выходу.
   Мы с Колькой тут же утащили ее за киоск.
   - Ну, что там? О чем они говорили? - забросали мы сестренку вопросами.
   - У меня голова болит, - почему-то шепотом сказала Аленка. - И горло.
   И тут же раскашлялась.
   - Побежали скорей домой, чай пить! - заорал Маркиз. - Она простудилась! Наверняка мороженым объелась!
   Мы заспешили в метро. Алена пыталась говорить шепотом, но голос у нее пропадал, мы только и разобрали, что завтра иностранец покупает картины у бригадира, фамилия которого Дорофеев. Неправильно. У монаха он покупал, значит, это монаха фамилия такая?
   Мы пытались выспросить еще хоть что-то, но каждая попытка Алены что-то сказать заканчивалась приступом кашля.
   Придя домой, мы тут же напоили Аленку горячим чаем с малиной, но это не помогло. У нее подскочила температура, лицо горело, горло было ужасно красным, она капризничала, и ничего не говорила.
   Мы бегали вокруг нее, пока не пришел дед. Он сунул Аленке градусник и вызвал врача, который сразу установил, что у нее сильная ангина, и отправил Аленку в больницу. Дед поехал с ней.
   Вернувшись из больницы, он посмотрел на наши виноватые физиономии и спросил в упор:
   - Ну, рассказывайте, что натворили?
   Мы с Маркизом переглянулись, вздохнули и выложили все, как есть...
   глава одиннадцатая
   "Обойдемся без милиции"