Страница:
Молодой человек молчал во время последовавшего обсуждения. Ученый задавал вопросы, на большинство из которых Джекс отвечала лишь «не знаю». Она не знала, ни сколько человек насчитывается в войске генерала, ни временных рамок операции, ни техники, которую армия имела на вооружении.
– Об этом чуваке твердят уже несколько лет. Это все новости? – чуть насмешливо осведомился Змей.
Дэнни наблюдал за Джекс. Она стояла рядом с Ученым, отбрасывая непропорционально огромную тень на резную стену.
– Она думает, беда случится очень скоро.
– И ты ей веришь?
– Хотелось бы не верить. Но я верю.
– Меня она не убедила, – покачал головой Змей. Несколько человек предложили опередить генерала и выступить в поход. Другие говорили о возможности альянса – с Черными Драконами в Окленде, с фермерами в Марине. Дэнни-бой сидел, прикрыв глаза, и с улыбкой слушал, как артисты возбужденно выкрикивают, что надо предпринять против врага. Он знал, что ничего не будет решено этим вечером.
Мисс Мигсдэйл и Ученый уходили из Сити-Холл последними, разворошив тлеющие угли в костре и задув оплывающие свечи в канделябрах. Вдвоем они в молчании пересекли площадь, направляясь к библиотеке. Убывающая луна посеребрила листья деревьев; послышались нежные звуки воздушной арфы.
– Дэнни-бой какой-то странный сегодня, – начала мисс Мигсдэйл.
– И не говори, со мной едва перемолвился парой слов, – ворчливо пожаловался Ученый. – Чуть не волоком оттащил от меня эту юную леди – ей, видите ли, пора отдыхать.
– Что ты о ней думаешь?
– Приятная девушка. Я пригласил ее зайти ко мне в библиотеку. Мне кажется, ей очень интересна история нашего Города.
Мисс Мигсдэйл приподняла бровь.
– В общем, она мне понравилась, но никогда бы не назвала ее приятной. Ты видел, как она оскалилась, когда Затч предложил вступить с генералом в переговоры?
– Ну, не выдумывай. Она была немного напряжена, но это неудивительно. Бедняжка никогда еще не выступала перед таким сборищем.
– Да, и Дэнни нервничал. Ну, ничего, я думаю, это пройдет, когда он переспит с ней.
Ученый замер и возмущенно уставился на мисс Мигсдэйл, открыв рот от негодования.
– Эльвира! Ты… Ты просто шокируешь меня временами!
Женщина невозмутимо взяла его под руку.
– Брось, Эдгар, ты ведь тоже об этом подумал!
– Я? С чего ты это взяла?
– Ладно, ладно, что ты так разнервничался. Значит, ты просто отказываешься признавать очевидное – странно, как Ученый ты не должен игнорировать факты. Пойдем быстрее, я что-то замерзла.
Ученый послушно поплелся за своей подругой, недовольно бубня что-то. Подойдя к библиотеке, он не выдержал:
– А тебе не кажется, что не я игнорирую факты, а ты делаешь поспешные выводы? Ну с чего ты взяла, что девочка останется в Городе? Ты же сама сказала, она абсолютно дикая. Умчится куда-нибудь, только ее и видели.
– Не то чтобы она дикая, просто застенчивая, как будто выросла в лесу. Но Дэнни-бой отлично ладит с дикой природой. Вот увидишь, он ее приручит.
ГЛАВА 11
– Об этом чуваке твердят уже несколько лет. Это все новости? – чуть насмешливо осведомился Змей.
Дэнни наблюдал за Джекс. Она стояла рядом с Ученым, отбрасывая непропорционально огромную тень на резную стену.
– Она думает, беда случится очень скоро.
– И ты ей веришь?
– Хотелось бы не верить. Но я верю.
– Меня она не убедила, – покачал головой Змей. Несколько человек предложили опередить генерала и выступить в поход. Другие говорили о возможности альянса – с Черными Драконами в Окленде, с фермерами в Марине. Дэнни-бой сидел, прикрыв глаза, и с улыбкой слушал, как артисты возбужденно выкрикивают, что надо предпринять против врага. Он знал, что ничего не будет решено этим вечером.
* * *
Мисс Мигсдэйл и Ученый уходили из Сити-Холл последними, разворошив тлеющие угли в костре и задув оплывающие свечи в канделябрах. Вдвоем они в молчании пересекли площадь, направляясь к библиотеке. Убывающая луна посеребрила листья деревьев; послышались нежные звуки воздушной арфы.
– Дэнни-бой какой-то странный сегодня, – начала мисс Мигсдэйл.
– И не говори, со мной едва перемолвился парой слов, – ворчливо пожаловался Ученый. – Чуть не волоком оттащил от меня эту юную леди – ей, видите ли, пора отдыхать.
– Что ты о ней думаешь?
– Приятная девушка. Я пригласил ее зайти ко мне в библиотеку. Мне кажется, ей очень интересна история нашего Города.
Мисс Мигсдэйл приподняла бровь.
– В общем, она мне понравилась, но никогда бы не назвала ее приятной. Ты видел, как она оскалилась, когда Затч предложил вступить с генералом в переговоры?
– Ну, не выдумывай. Она была немного напряжена, но это неудивительно. Бедняжка никогда еще не выступала перед таким сборищем.
– Да, и Дэнни нервничал. Ну, ничего, я думаю, это пройдет, когда он переспит с ней.
Ученый замер и возмущенно уставился на мисс Мигсдэйл, открыв рот от негодования.
– Эльвира! Ты… Ты просто шокируешь меня временами!
Женщина невозмутимо взяла его под руку.
– Брось, Эдгар, ты ведь тоже об этом подумал!
– Я? С чего ты это взяла?
– Ладно, ладно, что ты так разнервничался. Значит, ты просто отказываешься признавать очевидное – странно, как Ученый ты не должен игнорировать факты. Пойдем быстрее, я что-то замерзла.
Ученый послушно поплелся за своей подругой, недовольно бубня что-то. Подойдя к библиотеке, он не выдержал:
– А тебе не кажется, что не я игнорирую факты, а ты делаешь поспешные выводы? Ну с чего ты взяла, что девочка останется в Городе? Ты же сама сказала, она абсолютно дикая. Умчится куда-нибудь, только ее и видели.
– Не то чтобы она дикая, просто застенчивая, как будто выросла в лесу. Но Дэнни-бой отлично ладит с дикой природой. Вот увидишь, он ее приручит.
ГЛАВА 11
Мерседес иногда казалось, что все свое детство она провела, сидя на заднем сиденье «шевроле» шестьдесят пятого года выпуска, наблюдая, как брат копается в двигателе. Его звали Антонио, и он был старше ее на семь лет. Когда Мерседес ходила в начальную школу, Антонио уже бросил учебу. Когда она перешла в средние классы, брат съехал из родительского дома и поселился в съемной квартире с двумя друзьями. Мать видела его только по выходным, когда юноша приходил поужинать с семьей.
Молодой человек устроился на соседнюю заправку мастером на все руки – он заливал бензин, чинил машины, выполнял мелкие поручения, а когда выпадала свободная минута – копался в собственном «шевроле». После школы Мерседес мчалась на заправку, где часами наблюдала за работой брата. Больше всего ей нравилось полировать его машину – размазывать белую пасту по блестящей поверхности, затем втирать ее, пока черная краска не начнет отражать ее собственное лицо.
Черное машинное масло навсегда въелось в кожу под ногтями Антонио. На правом запястье у него было вытатуировано имя Марианна – эту татуировку он сделал сам в средних классах при помощи иголки и чернил из шариковой ручки. Несмотря на это, девушка с таким именем, блондинка, мечтавшая попасть в группу поддержки школьной футбольной команды, все равно его бросила.
Отцу Мерседес совсем не нравилось, что дочь целыми дням торчит на заправке. Кроме этого, ему не нравились мальчики, которые приглашали ее на свидания (крутые парни с отвратительной репутацией), ее одежда (драные джинсы с бесформенными майками), музыка, которую она слушала, ее друзья, ее манера вставлять в речь крепкие словечки. Она начала врать родителям, что занимается по вечерам в библиотеке. Естественно, все это время она проводила рядом с Антонио.
Годами наблюдая за его работой, Мерседес многому научилась сама и начала помогать ему чинить машины. Ее способность распознавать поломку граничила со сверхъестественной: наклонив набок голову, девочка несколько секунд прислушивалась к шуму мотора и выдавала стоимость ремонта с точностью до цента. Мерседес точно распланировала свою жизнь после окончания школы: она будет работать на заправке с Антонио и копить деньги на собственный «шевроле». Но судьба распорядилась иначе.
Первой заболела мама. Потом отец. Мерседес ухаживала за родителями, приносила в дом еду и воду, протирала их горящие лица влажной прохладной губкой, покупала у спекулянтов лекарства, обещавшие спасение от Чумы. В больнице ей ничем не смогли помочь. Газеты писали только о Чуме. Отовсюду неслись предостережения и грозные пророчества. Надежды не было.
Мерседес никогда не была ревностной католичкой и не особо верила в Бога. В те дни, ухаживая за родителями, она начала молиться. Она просила у Девы Марии помощи и заклинала Иисуса облегчить страдания близких людей. Однажды, после бессонной ночи, она задремала в кресле. Открыв глаза, она увидела яркий дневной свет, проникающий через распахнутые окна и падающий на спокойные, почти торжественные лица отца и матери. Голова мамы лежала у отца на плече. Оба были мертвы.
Задыхаясь от слез и быстрого бега, она ворвалась на заправку, чтобы сообщить Антонио о смерти родителей, и нашла его на заднем сиденье машины. Его лоб был сухой, но очень горячий. Брат не узнал ее. Мерседес нашла ключи от машины и привезла его домой. Опять начались бессонные ночи, погоня за лекарствами, слезы и молитвы. Девушка не прекратила бороться за жизнь брата, даже когда заболела сама. Он все равно умер, как умерли тысячи и тысячи людей.
Мерседес долго стояла рядом с кроватью, глядя на заострившееся лицо юноши. На его бледных руках выделялись только темные полоски машинного масла под ногтями и имя девушки-блондинки. Схватив кожаную куртку Антонио, она выбежала из дома на пустую улицу.
Она металась по Городу, одержимая лихорадкой и бессильной яростью, хрипло выкрикивая невнятные угрозы. В руках Мерседес сжимала металлический прут, которым била стекла машин и витрины магазинов. Звук осыпающегося стекла заставлял ее демонически хохотать. Она мчалась, не зная куда, и не могла остановиться.
На углу улицы Валенсии и Девятнадцатой авеню ее заметила шайка мародеров. Они хотели схватить девушку, но Мерседес, размахивая прутом, горячечно закричала что-то о Деве Марии и Крови Христовой. Мародеры убежали, испугавшись скорее лихорадки, нежели прута, но Мерседес вряд ли даже заметила их.
Она не знала, сколько бродила так по улицам, круша и ломая все на своем пути. Когда силы иссякли, девушка зашла в мебельный магазин, двери которого были выломаны вандалами, легла на один из диванов и провалилась в бредовый сон.
Спала Мерседес очень долго и проснулась от жажды. Напившись воды в кабинете управляющего, вышла из магазина и побрела, сама не зная куда. Под ногами, как снег, хрустело битое стекло. Щурясь от яркого солнца, девушка шла между разбитыми машинами, обходя трупы: мужчина средних лет, прислонившийся к колесу, пожилая дама на крыльце дома, совсем юный парень – кто знает, может, один из тех мародеров, – в разбитой витрине ювелирного магазина, среди блестящих побрякушек.
Рядом с ней шел Антонио. Они разговаривали. Брат был очень бледен, и сквозь его тело Мерседес видела улицу и дома. Конечно, ведь он был мертв.
– Ты что, не хочешь разговаривать со мной? – упрекал он ее.
– Как я могу с тобой разговаривать, если ты умер? Из угла его рта свисала тлеющая сигарета, руки были засунуты глубоко в карманы.
– Ну да, наверное, ты права. Помолчав, она спросила:
– И как это – быть мертвым?
Антонио пожал плечами и глубоко затянулся.
– Теперь мне не надо заботиться о здоровье. Курю, сколько влезет.
– Я тоже хочу умереть, – пожаловалась она.
– Нет, девочка, ты не хочешь этого.
– Тони, я правда хочу. Мама умерла, папа, ты – все умерли. Что мне делать одной?
Мерседес попробовала обнять его, но руки ее схватили воздух. Антонио сердито сверкнул на нее глазами:
– Прекрати! Даже не хочу слышать эти глупости.
– Говоришь, совсем как папа! – Тони отвернулся, и Мерседес сразу же пожалела о своих словах, вспомнив его яростные стычки с отцом. – Тони, ну извини! Я не это хотела сказать, ну куда ты уходишь?
Брат замедлил шаги, и они снова пошли рядом.
– Знаешь, папа иногда был прав. Ты так не думаешь? Мерседес становилось трудно улавливать выражение его лица, призрак становился все прозрачнее.
– Тони, зачем мне жить?
– Тебе нужны причины? – Он снова пожал плечами. – Теперь ты можешь делать все, что тебе по душе. Живи где хочешь. Ходи куда хочешь. Ты свободна.
– Я не хочу так!
На лице Антонио появилась хулиганская ухмылка – он никогда не умел долго на нее сердиться.
– Значит, тебе нужна причина, чтобы продолжать жить? О'кей, ухаживай за моей машиной. Дарю ее тебе. Ты теперь отвечаешь за нее.
– Тони, ну что за глупости! Зачем мне…
Она поняла, что разговаривает сама с собой. Оглянувшись, Мерседес узнала улицу, на которой стояла, – всего два квартала от дома родителей. Девушка дошла до дома, но заходить не стала. Она взяла машину и долго ездила по Городу, подыскивая себе место для жилья.
Это произошло очень давно. В тот день, когда Город дал Джекс имя, Мерседес возилась в своем огороде в Юнион-Гарден, собирая последние помидоры с грядок. Подняв голову, она увидела Антонио, стоявшего рядом. Мерседес улыбнулась ему. В годы сразу после Чумы он заходил поболтать к ней раз в несколько недель, а потом пропал. Сегодня она видела его впервые за несколько лет.
Брат курил и смотрел вдаль. На нем все еще была потертая джинсовая куртка и заляпанные машинным маслом джинсы.
– Привет, девочка!
– Я уже давно не девочка, Тони. Я теперь намного старше тебя, – со вздохом поправила его сестра.
– Ну, может быть, и так, но я все равно твой старший брат. – Он затянулся, выпустил облачко дыма и произнес уже серьезнее: – Я пришел предупредить тебя.
– О чем?
– Готовься. Сюда движется армия.
– Девушка, которая недавно пришла в Город, сказала то же самое.
– Не пренебрегай ее словами, девочка. Она знает, о чем говорит.
– Но как мне готовиться? – недоуменно спросила Мерседес.
Сжав сигарету в зубах, брат развел руки, как будто у него не было слов, чтобы описать необходимые приготовления.
– Решай сама. Я тебя предупредил. Теперь ты сама должна защитить себя.
Тони бросил окурок на землю и затушил его каблуком. Потом он исчез, оставив после себя запах сигаретного дыма и острую тоску по минувшим дням.
Дэнни-бой ухаживал за Джекс очень осторожно, как человек, который хочет поймать бабочку, не причинив вреда нежным крылышкам. Или, скорее, осу, которая может и ужалить, не прояви ты достаточно бдительности. Как бы то ни было, он не торопился.
Молодой человек приобрел привычку наблюдать за ее лицом, когда Джекс не видела. Когда девушка смотрела на него, в глазах ее всегда была настороженность, граничащая с враждебностью. Зато во сне ее лицо расслаблялось и становилось нежным, искренним и по-детски серьезным. Дэнни прокрадывался в ее спальню и любовался ею – она казалась такой маленькой и ранимой. Днем, охотясь, рыбача или роясь в подсобках в поисках синей краски, он все чаще начал ловить себя на мыслях о ней – о ее руках, глазах, голосе.
Вечером он готовил ужин и они ели на крыше, любуясь закатом. Джекс разговаривала мало, отвечала на вопросы односложно и редко сама о чем-либо спрашивала.
– Что ты делала сегодня?
– Гуляла.
– А где?
Она мотала головой в направлении западной части Города и снова замолкала.
Дэнни предложил ей показать Город, но она сразу же отказалась. На следующий день предложил снова, и она напряглась, в глазах появилось настороженное выражение, как у кошки, готовящейся ускользнуть в любой момент. Он вздохнул и отказался от попыток убедить ее.
Джекс нравилось молчание, а Дэнни чувствовал себя неловко и пытался заполнить паузы, рассказывая о себе, о своих планах и мечтах, об Эсмеральде и о своем детстве в пустынном Городе.
Он часто приносил ей подарки: букет экзотических цветов, собранных в парке, бумажный китайский зонтик, расписанный летящими цаплями, заводную обезьяну, разбрызгивающую при ходьбе яркие искры. Джекс принимала эти безделушки и вежливо благодарила его, но лицо ее сохраняло недоуменное выражение, как будто она не знала, что и думать.
Однажды пасмурным днем, несколько недель спустя после появления в Городе девушки, Дэнни-бой ждал возле Золотых Ворот Мерседес и Змея. На Город, словно огромное ватное одеяло, с запада надвигался туман. Вокруг перекладин моста уже начинали виться первые тоненькие завитки белой дымки. Внизу молодой человек видел Алькатрас и небоскребы, но знал, что через несколько часов туман полностью поглотит Город.
Дэнни прошелся вдоль моста, залюбовавшись уже проделанной работой. Он в который раз похвалил себя, что не стал навязывать артистам определенный стиль, а лишь распределил участки и выделил краску. Некоторые художники дали своей фантазии развернуться на огромных пространствах – основаниях башен или основных перекладинах. Другие предпочли ювелирную работу на тоненьких перилах.
Самому Дэнни больше всего нравилась фигура обнаженной женщины, изображенная на тонких столбах, поддерживающих перила. Увидеть ее можно было, только встав на определенное место справа; в противном случае зритель видел только синие линии, беспорядочно нанесенные на столбы. Кроме этого, его улыбку всегда вызывали темно-синие отпечатки ног на васильковых перилах – один из танцоров окунул ноги в краску и станцевал на выделенном для него отрезке.
Иногда, когда молодой человек смотрел на огромный мост, на величественные холмы Марина, он пугался грандиозности своей задачи, его мучила неуверенность. После почти года работы они смогли закончить только одну сторону, да и то большая часть башен и некоторые перекладины все еще выделялись оранжевой облупившейся краской на фоне синих работ художников Города. До появления Джекс Дэнни не знал этих сомнений, да и куда ему было торопиться? Но теперь на него временами накатывала тревога – а что, если армия Четырехзвездного появится на пороге Города до того, как работа будет завершена?
От грустных мыслей его отвлек шум мотора мотоцикла Змея. Дэнни поспешил вернуться к условленному месту встречи. Как обычно, художник устроил из своего появления небольшое представление, на полной скорости промчавшись сквозь ворота, резко затормозив прямо перед Дэнни и с бешеным визгом развернув мотоцикл на 360 градусов.
– Йо, Дэнни! Как дела?
– Порядок. Не передумал еще с мостом? Змей задрал голову, разглядывая башни.
– Без вопросов, мужик. Я набрал человек пятнадцать в помощники, есть даже бывший скалолаз. Мы нашли снаряжение и уже успели потренироваться. Кстати, я клево ползаю по стенам, чувак. Уже думал, не сменить ли Мне погоняло со Змея на Паука?
Дэнни усмехнулся.
– О'кей, вам что-нибудь еще надо для работы? Вместе они пошли к башне, где Дэнни сложил все имеющиеся приспособления. Змей работал исключительно с распылителями, что ограничивало его цветовую гамму. Поторговавшись, они все-таки остановили выбор на трех оттенках, имевшихся в избытке. И тут Змей задал вопрос, которого так боялся Дэнни:
– Кстати, а кто будет размалевывать вторую башню? Молодой человек осторожно спросил:
– А у кого еще хватит куража? Змей задумался.
– Ну, я не знаю, кто был бы так же крут… Если только… – Он осекся и уставился на Дэнни. – Ты что, собрался приглашать Мерседес и ее братков?
Молодой человек кивнул, сдерживая смех.
– Брат, ты сдурел? Они ж тебе здесь все разнесут! Нет, ты все-таки шутишь!
За годы между группой неомайянистов, которую возглавляла Мерседес, и другими артистами граффити произошел не один «территориальный» спор. Однажды она, руководствуясь религиозными побуждениями, нарисовала картину поверх одного из произведений Змея. Городской Совет призвал ее к ответу. Она публично принесла Змею свои извинения, но от позиции своей не отказалась, заявив, что по-другому действовать не могла. Стена, из-за которой разгорелся спор, находилась в самом центре Города, и картина представляла значительную религиозную ценность для художников ее группировки. Совет вынес Мерседес публичное порицание, но не предпринял никаких дисциплинарных мер. Змей затаил обиду.
– Я говорю абсолютно серьезно. Уверен, они отлично справятся.
Дэнни-бой прекрасно знал, что Змей будет возмущен, но отступать не собирался. Другого выхода у него не было.
– Все забыли об этом. Я с ними сотрудничать не буду.
– Очень жаль. Я-то думал, ты будешь рад поработать с этой башней. Представляешь, твои картины будут видны из каждого уголка Города. Они будут первым, что увидят торговцы, приезжающие к нам.
– Только не надо ко мне подлизываться. И потом, ты все равно не закончишь мост без меня!
– А вот на это я бы не рассчитывал. В конце концов, Мерседес будет рада раскрасить обе башни.
Змей молча зашагал к своему мотоциклу. Усаживаясь, он угрюмо буркнул:
– Ага, тебе хватит ума предложить ей!
Дэнни смотрел на волны, разбивающиеся о пирс. Вздохнув, он ответил:
– А что же мне остается делать?
Змей упрямо молчал, и Дэнни продолжил:
– Что, если Звездун захватит Город? Ты что, откажешься сражаться на одной стороне с Мерседес? Пожалуйста, подумай хорошенько.
– Ой, вот только не дави на сознательность. – Змей плюнул в воду и посмотрел собеседнику в лицо. – Посмотрю, может, удастся уговорить парней.
– Ну и славно.
Дэнни почувствовал облегчение. Парни, вне всякого сомнения, последуют примеру Змея.
– Но ты делаешь ошибку! Сам поймешь, но будет поздно! – не унимался артист, заводя мотоцикл.
– Там видно будет.
В этот момент показалась Мерседес верхом. Змей промчался мимо нее на огромной скорости, перепугав лошадь, и вскоре исчез из виду в облаке пыли.
– Придурок, – прокомментировала Мерседес, спешиваясь.
– Ну, есть немного, зато какой талантливый!
Мерседес с сомнением посмотрела на Дэнни, но ничего не ответила. Они направились ко второй башне. Художница оглядела мост и вздохнула:
– Да, красиво будет. Вопрос в том, успеем ли мы закончить до прихода генерала?
Дэнни удивленно посмотрел на нее:
– Откуда такая уверенность? На Совете ты не очень-то поверила Джекс.
– А я передумала. Наверное, девчонке можно доверять.
– Конечно, можно, – незамедлительно встал на защиту девушки Дэнни.
– Ах вот как? – широко улыбнулась Мерседес. – Что?
Молодой человек почувствовал, как кровь приливает к лицу, и поспешно отвернулся. Мерседес, все еще улыбаясь, нежно взяла его под руку.
– Так ты влюбился в эту маленькую дикарку?
Он не отвечал, отводя глаза.
– Дружок, уши выдают тебя. Красные, что твой помидор. Ну, что ты молчишь, все равно все уже ясно.
– Я не знаю.
– Мальчик мой, это так прекрасно – быть влюбленным! Только почему у тебя такое несчастное лицо? Ну же, расскажи мне.
Они дошли до основания башни и сели по-турецки на асфальт, прислонившись к каменной стене.
– Так в чем твоя проблема, Дэнни-бой? Удивляясь сам себе, молодой человек все рассказал ей: и что не знает, как к нему относится Джекс, и что она не радуется его обществу, и что он просыпается по ночам, чтобы проверить, не исчезла ли она. Мерседес терпеливо слушала.
– Значит, ты боишься, что она уйдет без предупреждения, не знаешь, как ее удержать, и хотел бы посадить под замок, чтобы быть до конца уверенным, – подытожила она.
– Нет, что ты, я понимаю, это глупо, – слабо запротестовал Дэнни. – Я просто боюсь, что ее кто-нибудь обидит. Она же бродит по Городу совсем одна. К тому же здесь так легко заблудиться.
Однако слова прозвучали малоубедительно. Как раз прошлой ночью Дэнни поймал себя на мысли, что хорошо бы она сломала не ключицу, а, положим, ногу. Тогда бы ей пришлось остаться. Мерседес, без сомнения, уловила фальшь.
– Ты боишься, что она уйдет и не вернется.
– Я этого не говорил.
– Но это тебя мучает. – Мерседес успокаивающе похлопала его по руке. – Посмотри в лицо своему страху, и ты сможешь его побороть. Если хочешь, чтобы она осталась с тобой, – не удерживай ее.
– Даже если бы я хотел ее удержать – кто я для нее?
– Значит, помоги ей уйти, если она этого хочет. Дай ей то, что ей нужно.
На следующий день Дэнни подарил Джекс велосипед.
Надежный горный велосипед с десятью скоростями он нашел в магазине на Хайт-стрит и привез его в отель, когда девушка гуляла где-то в Городе. Большая часть дня у него ушла на замену шин, проверку тормозов, корректировку переключения скоростей. Когда он заканчивал, вернулась Джекс, как обычно в сопровождении обезьянки. Изабель с лаем кинулась им навстречу, загнав животное на карниз отеля.
– Это тебе. На велосипеде легче будет осматривать Город, сможешь ездить, куда пожелаешь, – сказал Дэнни, не глядя на нее.
Сердце у него щемило. Джекс тоже выглядела обеспокоенной.
– Я и так хожу, куда хочу.
Он совсем расстроился, заметив, что она не рада. Как бы то ни было, Дэнни сдаваться не собирался.
– Как ты не понимаешь, на велосипеде можно доехать из одного конца Города в другой за какую-то пару часов.
Она посмотрела на него, облизнула губы, но ничего не ответила.
– Мне осталось только отрегулировать сиденье по твоему росту, и он готов. – Дэнни нервничал все сильнее, а девушка никак не хотела помочь ему, более того, похоже, начинала злиться. – Эй, в чем дело?
Нахмурившись, она отрывисто ответила:
– Я не умею ездить на этой штуке.
Дэнни расслабился. Ясно, ей не нравится, что приходится признавать свою беспомощность.
– Это совсем не сложно. Я могу научить тебя. Только сначала сядь, я поправлю сиденье.
Он показал ей, как держать руль, и помог докатить велосипед до улицы, где было поменьше выбоин и трещин на асфальте. Дорогу преграждала лишь древняя «тойота», но больше препятствий не наблюдалось. Обезьянка, сопровождавшая их от самого отеля, уселась на бордюре клумбы и принялась копошиться в траве в поисках съедобных трав.
Сначала Дэнни-бой продемонстрировал девушке собственное мастерство, прокатившись вниз по улице и круто развернувшись.
– Видишь, ничего невозможного. Садись, я помогу тебе.
Пока Джекс садилась, Дэнни держал велосипед и давал ей наставления.
– Я установлю для начала четвертую скорость. Переключатель пока не трогай. Ставь ноги на педали. Я держу тебя.
Джекс опасливо оторвала ноги от земли и поставила на педали.
– Держи равновесие. Попробуй покрутить педали, только плавно.
Он подтолкнул велосипед и побежал рядом, поддерживая его за багажник. Мартышка сзади пронзительно заверещала. Изабель, заливаясь лаем, помчалась за ними. Джекс крутанула педали несколько раз, и Дэнни от неожиданности отпустил багажник. Несколько метров девушке удавалось держать равновесие – она ехала прямо, ветер развевал ее волосы. Дэнни видел, что она широко улыбается. Еще никогда он не замечал на ее лице такого умиротворенного выражения. Затем переднее колесо заехало в выбоину, велосипед завилял и на всей скорости врезался в «тойоту».
Дэнни-бой подбежал к девушке.
– Ты как? Все в порядке? Может, на сегодня хватит? Может…
Из разбитого локтя текла кровь, но Джекс широко улыбнулась ему и вскочила на ноги.
– Это же как будто летать! Что же ты сразу не сказал? – Она не дожидалась ответа, слова полились из нее. – Я была как ястреб, я парила, ловила ветер и мчалась вперед!
Молодой человек устроился на соседнюю заправку мастером на все руки – он заливал бензин, чинил машины, выполнял мелкие поручения, а когда выпадала свободная минута – копался в собственном «шевроле». После школы Мерседес мчалась на заправку, где часами наблюдала за работой брата. Больше всего ей нравилось полировать его машину – размазывать белую пасту по блестящей поверхности, затем втирать ее, пока черная краска не начнет отражать ее собственное лицо.
Черное машинное масло навсегда въелось в кожу под ногтями Антонио. На правом запястье у него было вытатуировано имя Марианна – эту татуировку он сделал сам в средних классах при помощи иголки и чернил из шариковой ручки. Несмотря на это, девушка с таким именем, блондинка, мечтавшая попасть в группу поддержки школьной футбольной команды, все равно его бросила.
Отцу Мерседес совсем не нравилось, что дочь целыми дням торчит на заправке. Кроме этого, ему не нравились мальчики, которые приглашали ее на свидания (крутые парни с отвратительной репутацией), ее одежда (драные джинсы с бесформенными майками), музыка, которую она слушала, ее друзья, ее манера вставлять в речь крепкие словечки. Она начала врать родителям, что занимается по вечерам в библиотеке. Естественно, все это время она проводила рядом с Антонио.
Годами наблюдая за его работой, Мерседес многому научилась сама и начала помогать ему чинить машины. Ее способность распознавать поломку граничила со сверхъестественной: наклонив набок голову, девочка несколько секунд прислушивалась к шуму мотора и выдавала стоимость ремонта с точностью до цента. Мерседес точно распланировала свою жизнь после окончания школы: она будет работать на заправке с Антонио и копить деньги на собственный «шевроле». Но судьба распорядилась иначе.
Первой заболела мама. Потом отец. Мерседес ухаживала за родителями, приносила в дом еду и воду, протирала их горящие лица влажной прохладной губкой, покупала у спекулянтов лекарства, обещавшие спасение от Чумы. В больнице ей ничем не смогли помочь. Газеты писали только о Чуме. Отовсюду неслись предостережения и грозные пророчества. Надежды не было.
Мерседес никогда не была ревностной католичкой и не особо верила в Бога. В те дни, ухаживая за родителями, она начала молиться. Она просила у Девы Марии помощи и заклинала Иисуса облегчить страдания близких людей. Однажды, после бессонной ночи, она задремала в кресле. Открыв глаза, она увидела яркий дневной свет, проникающий через распахнутые окна и падающий на спокойные, почти торжественные лица отца и матери. Голова мамы лежала у отца на плече. Оба были мертвы.
Задыхаясь от слез и быстрого бега, она ворвалась на заправку, чтобы сообщить Антонио о смерти родителей, и нашла его на заднем сиденье машины. Его лоб был сухой, но очень горячий. Брат не узнал ее. Мерседес нашла ключи от машины и привезла его домой. Опять начались бессонные ночи, погоня за лекарствами, слезы и молитвы. Девушка не прекратила бороться за жизнь брата, даже когда заболела сама. Он все равно умер, как умерли тысячи и тысячи людей.
Мерседес долго стояла рядом с кроватью, глядя на заострившееся лицо юноши. На его бледных руках выделялись только темные полоски машинного масла под ногтями и имя девушки-блондинки. Схватив кожаную куртку Антонио, она выбежала из дома на пустую улицу.
Она металась по Городу, одержимая лихорадкой и бессильной яростью, хрипло выкрикивая невнятные угрозы. В руках Мерседес сжимала металлический прут, которым била стекла машин и витрины магазинов. Звук осыпающегося стекла заставлял ее демонически хохотать. Она мчалась, не зная куда, и не могла остановиться.
На углу улицы Валенсии и Девятнадцатой авеню ее заметила шайка мародеров. Они хотели схватить девушку, но Мерседес, размахивая прутом, горячечно закричала что-то о Деве Марии и Крови Христовой. Мародеры убежали, испугавшись скорее лихорадки, нежели прута, но Мерседес вряд ли даже заметила их.
Она не знала, сколько бродила так по улицам, круша и ломая все на своем пути. Когда силы иссякли, девушка зашла в мебельный магазин, двери которого были выломаны вандалами, легла на один из диванов и провалилась в бредовый сон.
Спала Мерседес очень долго и проснулась от жажды. Напившись воды в кабинете управляющего, вышла из магазина и побрела, сама не зная куда. Под ногами, как снег, хрустело битое стекло. Щурясь от яркого солнца, девушка шла между разбитыми машинами, обходя трупы: мужчина средних лет, прислонившийся к колесу, пожилая дама на крыльце дома, совсем юный парень – кто знает, может, один из тех мародеров, – в разбитой витрине ювелирного магазина, среди блестящих побрякушек.
Рядом с ней шел Антонио. Они разговаривали. Брат был очень бледен, и сквозь его тело Мерседес видела улицу и дома. Конечно, ведь он был мертв.
– Ты что, не хочешь разговаривать со мной? – упрекал он ее.
– Как я могу с тобой разговаривать, если ты умер? Из угла его рта свисала тлеющая сигарета, руки были засунуты глубоко в карманы.
– Ну да, наверное, ты права. Помолчав, она спросила:
– И как это – быть мертвым?
Антонио пожал плечами и глубоко затянулся.
– Теперь мне не надо заботиться о здоровье. Курю, сколько влезет.
– Я тоже хочу умереть, – пожаловалась она.
– Нет, девочка, ты не хочешь этого.
– Тони, я правда хочу. Мама умерла, папа, ты – все умерли. Что мне делать одной?
Мерседес попробовала обнять его, но руки ее схватили воздух. Антонио сердито сверкнул на нее глазами:
– Прекрати! Даже не хочу слышать эти глупости.
– Говоришь, совсем как папа! – Тони отвернулся, и Мерседес сразу же пожалела о своих словах, вспомнив его яростные стычки с отцом. – Тони, ну извини! Я не это хотела сказать, ну куда ты уходишь?
Брат замедлил шаги, и они снова пошли рядом.
– Знаешь, папа иногда был прав. Ты так не думаешь? Мерседес становилось трудно улавливать выражение его лица, призрак становился все прозрачнее.
– Тони, зачем мне жить?
– Тебе нужны причины? – Он снова пожал плечами. – Теперь ты можешь делать все, что тебе по душе. Живи где хочешь. Ходи куда хочешь. Ты свободна.
– Я не хочу так!
На лице Антонио появилась хулиганская ухмылка – он никогда не умел долго на нее сердиться.
– Значит, тебе нужна причина, чтобы продолжать жить? О'кей, ухаживай за моей машиной. Дарю ее тебе. Ты теперь отвечаешь за нее.
– Тони, ну что за глупости! Зачем мне…
Она поняла, что разговаривает сама с собой. Оглянувшись, Мерседес узнала улицу, на которой стояла, – всего два квартала от дома родителей. Девушка дошла до дома, но заходить не стала. Она взяла машину и долго ездила по Городу, подыскивая себе место для жилья.
Это произошло очень давно. В тот день, когда Город дал Джекс имя, Мерседес возилась в своем огороде в Юнион-Гарден, собирая последние помидоры с грядок. Подняв голову, она увидела Антонио, стоявшего рядом. Мерседес улыбнулась ему. В годы сразу после Чумы он заходил поболтать к ней раз в несколько недель, а потом пропал. Сегодня она видела его впервые за несколько лет.
Брат курил и смотрел вдаль. На нем все еще была потертая джинсовая куртка и заляпанные машинным маслом джинсы.
– Привет, девочка!
– Я уже давно не девочка, Тони. Я теперь намного старше тебя, – со вздохом поправила его сестра.
– Ну, может быть, и так, но я все равно твой старший брат. – Он затянулся, выпустил облачко дыма и произнес уже серьезнее: – Я пришел предупредить тебя.
– О чем?
– Готовься. Сюда движется армия.
– Девушка, которая недавно пришла в Город, сказала то же самое.
– Не пренебрегай ее словами, девочка. Она знает, о чем говорит.
– Но как мне готовиться? – недоуменно спросила Мерседес.
Сжав сигарету в зубах, брат развел руки, как будто у него не было слов, чтобы описать необходимые приготовления.
– Решай сама. Я тебя предупредил. Теперь ты сама должна защитить себя.
Тони бросил окурок на землю и затушил его каблуком. Потом он исчез, оставив после себя запах сигаретного дыма и острую тоску по минувшим дням.
Дэнни-бой ухаживал за Джекс очень осторожно, как человек, который хочет поймать бабочку, не причинив вреда нежным крылышкам. Или, скорее, осу, которая может и ужалить, не прояви ты достаточно бдительности. Как бы то ни было, он не торопился.
Молодой человек приобрел привычку наблюдать за ее лицом, когда Джекс не видела. Когда девушка смотрела на него, в глазах ее всегда была настороженность, граничащая с враждебностью. Зато во сне ее лицо расслаблялось и становилось нежным, искренним и по-детски серьезным. Дэнни прокрадывался в ее спальню и любовался ею – она казалась такой маленькой и ранимой. Днем, охотясь, рыбача или роясь в подсобках в поисках синей краски, он все чаще начал ловить себя на мыслях о ней – о ее руках, глазах, голосе.
Вечером он готовил ужин и они ели на крыше, любуясь закатом. Джекс разговаривала мало, отвечала на вопросы односложно и редко сама о чем-либо спрашивала.
– Что ты делала сегодня?
– Гуляла.
– А где?
Она мотала головой в направлении западной части Города и снова замолкала.
Дэнни предложил ей показать Город, но она сразу же отказалась. На следующий день предложил снова, и она напряглась, в глазах появилось настороженное выражение, как у кошки, готовящейся ускользнуть в любой момент. Он вздохнул и отказался от попыток убедить ее.
Джекс нравилось молчание, а Дэнни чувствовал себя неловко и пытался заполнить паузы, рассказывая о себе, о своих планах и мечтах, об Эсмеральде и о своем детстве в пустынном Городе.
Он часто приносил ей подарки: букет экзотических цветов, собранных в парке, бумажный китайский зонтик, расписанный летящими цаплями, заводную обезьяну, разбрызгивающую при ходьбе яркие искры. Джекс принимала эти безделушки и вежливо благодарила его, но лицо ее сохраняло недоуменное выражение, как будто она не знала, что и думать.
Однажды пасмурным днем, несколько недель спустя после появления в Городе девушки, Дэнни-бой ждал возле Золотых Ворот Мерседес и Змея. На Город, словно огромное ватное одеяло, с запада надвигался туман. Вокруг перекладин моста уже начинали виться первые тоненькие завитки белой дымки. Внизу молодой человек видел Алькатрас и небоскребы, но знал, что через несколько часов туман полностью поглотит Город.
Дэнни прошелся вдоль моста, залюбовавшись уже проделанной работой. Он в который раз похвалил себя, что не стал навязывать артистам определенный стиль, а лишь распределил участки и выделил краску. Некоторые художники дали своей фантазии развернуться на огромных пространствах – основаниях башен или основных перекладинах. Другие предпочли ювелирную работу на тоненьких перилах.
Самому Дэнни больше всего нравилась фигура обнаженной женщины, изображенная на тонких столбах, поддерживающих перила. Увидеть ее можно было, только встав на определенное место справа; в противном случае зритель видел только синие линии, беспорядочно нанесенные на столбы. Кроме этого, его улыбку всегда вызывали темно-синие отпечатки ног на васильковых перилах – один из танцоров окунул ноги в краску и станцевал на выделенном для него отрезке.
Иногда, когда молодой человек смотрел на огромный мост, на величественные холмы Марина, он пугался грандиозности своей задачи, его мучила неуверенность. После почти года работы они смогли закончить только одну сторону, да и то большая часть башен и некоторые перекладины все еще выделялись оранжевой облупившейся краской на фоне синих работ художников Города. До появления Джекс Дэнни не знал этих сомнений, да и куда ему было торопиться? Но теперь на него временами накатывала тревога – а что, если армия Четырехзвездного появится на пороге Города до того, как работа будет завершена?
От грустных мыслей его отвлек шум мотора мотоцикла Змея. Дэнни поспешил вернуться к условленному месту встречи. Как обычно, художник устроил из своего появления небольшое представление, на полной скорости промчавшись сквозь ворота, резко затормозив прямо перед Дэнни и с бешеным визгом развернув мотоцикл на 360 градусов.
– Йо, Дэнни! Как дела?
– Порядок. Не передумал еще с мостом? Змей задрал голову, разглядывая башни.
– Без вопросов, мужик. Я набрал человек пятнадцать в помощники, есть даже бывший скалолаз. Мы нашли снаряжение и уже успели потренироваться. Кстати, я клево ползаю по стенам, чувак. Уже думал, не сменить ли Мне погоняло со Змея на Паука?
Дэнни усмехнулся.
– О'кей, вам что-нибудь еще надо для работы? Вместе они пошли к башне, где Дэнни сложил все имеющиеся приспособления. Змей работал исключительно с распылителями, что ограничивало его цветовую гамму. Поторговавшись, они все-таки остановили выбор на трех оттенках, имевшихся в избытке. И тут Змей задал вопрос, которого так боялся Дэнни:
– Кстати, а кто будет размалевывать вторую башню? Молодой человек осторожно спросил:
– А у кого еще хватит куража? Змей задумался.
– Ну, я не знаю, кто был бы так же крут… Если только… – Он осекся и уставился на Дэнни. – Ты что, собрался приглашать Мерседес и ее братков?
Молодой человек кивнул, сдерживая смех.
– Брат, ты сдурел? Они ж тебе здесь все разнесут! Нет, ты все-таки шутишь!
За годы между группой неомайянистов, которую возглавляла Мерседес, и другими артистами граффити произошел не один «территориальный» спор. Однажды она, руководствуясь религиозными побуждениями, нарисовала картину поверх одного из произведений Змея. Городской Совет призвал ее к ответу. Она публично принесла Змею свои извинения, но от позиции своей не отказалась, заявив, что по-другому действовать не могла. Стена, из-за которой разгорелся спор, находилась в самом центре Города, и картина представляла значительную религиозную ценность для художников ее группировки. Совет вынес Мерседес публичное порицание, но не предпринял никаких дисциплинарных мер. Змей затаил обиду.
– Я говорю абсолютно серьезно. Уверен, они отлично справятся.
Дэнни-бой прекрасно знал, что Змей будет возмущен, но отступать не собирался. Другого выхода у него не было.
– Все забыли об этом. Я с ними сотрудничать не буду.
– Очень жаль. Я-то думал, ты будешь рад поработать с этой башней. Представляешь, твои картины будут видны из каждого уголка Города. Они будут первым, что увидят торговцы, приезжающие к нам.
– Только не надо ко мне подлизываться. И потом, ты все равно не закончишь мост без меня!
– А вот на это я бы не рассчитывал. В конце концов, Мерседес будет рада раскрасить обе башни.
Змей молча зашагал к своему мотоциклу. Усаживаясь, он угрюмо буркнул:
– Ага, тебе хватит ума предложить ей!
Дэнни смотрел на волны, разбивающиеся о пирс. Вздохнув, он ответил:
– А что же мне остается делать?
Змей упрямо молчал, и Дэнни продолжил:
– Что, если Звездун захватит Город? Ты что, откажешься сражаться на одной стороне с Мерседес? Пожалуйста, подумай хорошенько.
– Ой, вот только не дави на сознательность. – Змей плюнул в воду и посмотрел собеседнику в лицо. – Посмотрю, может, удастся уговорить парней.
– Ну и славно.
Дэнни почувствовал облегчение. Парни, вне всякого сомнения, последуют примеру Змея.
– Но ты делаешь ошибку! Сам поймешь, но будет поздно! – не унимался артист, заводя мотоцикл.
– Там видно будет.
В этот момент показалась Мерседес верхом. Змей промчался мимо нее на огромной скорости, перепугав лошадь, и вскоре исчез из виду в облаке пыли.
– Придурок, – прокомментировала Мерседес, спешиваясь.
– Ну, есть немного, зато какой талантливый!
Мерседес с сомнением посмотрела на Дэнни, но ничего не ответила. Они направились ко второй башне. Художница оглядела мост и вздохнула:
– Да, красиво будет. Вопрос в том, успеем ли мы закончить до прихода генерала?
Дэнни удивленно посмотрел на нее:
– Откуда такая уверенность? На Совете ты не очень-то поверила Джекс.
– А я передумала. Наверное, девчонке можно доверять.
– Конечно, можно, – незамедлительно встал на защиту девушки Дэнни.
– Ах вот как? – широко улыбнулась Мерседес. – Что?
Молодой человек почувствовал, как кровь приливает к лицу, и поспешно отвернулся. Мерседес, все еще улыбаясь, нежно взяла его под руку.
– Так ты влюбился в эту маленькую дикарку?
Он не отвечал, отводя глаза.
– Дружок, уши выдают тебя. Красные, что твой помидор. Ну, что ты молчишь, все равно все уже ясно.
– Я не знаю.
– Мальчик мой, это так прекрасно – быть влюбленным! Только почему у тебя такое несчастное лицо? Ну же, расскажи мне.
Они дошли до основания башни и сели по-турецки на асфальт, прислонившись к каменной стене.
– Так в чем твоя проблема, Дэнни-бой? Удивляясь сам себе, молодой человек все рассказал ей: и что не знает, как к нему относится Джекс, и что она не радуется его обществу, и что он просыпается по ночам, чтобы проверить, не исчезла ли она. Мерседес терпеливо слушала.
– Значит, ты боишься, что она уйдет без предупреждения, не знаешь, как ее удержать, и хотел бы посадить под замок, чтобы быть до конца уверенным, – подытожила она.
– Нет, что ты, я понимаю, это глупо, – слабо запротестовал Дэнни. – Я просто боюсь, что ее кто-нибудь обидит. Она же бродит по Городу совсем одна. К тому же здесь так легко заблудиться.
Однако слова прозвучали малоубедительно. Как раз прошлой ночью Дэнни поймал себя на мысли, что хорошо бы она сломала не ключицу, а, положим, ногу. Тогда бы ей пришлось остаться. Мерседес, без сомнения, уловила фальшь.
– Ты боишься, что она уйдет и не вернется.
– Я этого не говорил.
– Но это тебя мучает. – Мерседес успокаивающе похлопала его по руке. – Посмотри в лицо своему страху, и ты сможешь его побороть. Если хочешь, чтобы она осталась с тобой, – не удерживай ее.
– Даже если бы я хотел ее удержать – кто я для нее?
– Значит, помоги ей уйти, если она этого хочет. Дай ей то, что ей нужно.
На следующий день Дэнни подарил Джекс велосипед.
Надежный горный велосипед с десятью скоростями он нашел в магазине на Хайт-стрит и привез его в отель, когда девушка гуляла где-то в Городе. Большая часть дня у него ушла на замену шин, проверку тормозов, корректировку переключения скоростей. Когда он заканчивал, вернулась Джекс, как обычно в сопровождении обезьянки. Изабель с лаем кинулась им навстречу, загнав животное на карниз отеля.
– Это тебе. На велосипеде легче будет осматривать Город, сможешь ездить, куда пожелаешь, – сказал Дэнни, не глядя на нее.
Сердце у него щемило. Джекс тоже выглядела обеспокоенной.
– Я и так хожу, куда хочу.
Он совсем расстроился, заметив, что она не рада. Как бы то ни было, Дэнни сдаваться не собирался.
– Как ты не понимаешь, на велосипеде можно доехать из одного конца Города в другой за какую-то пару часов.
Она посмотрела на него, облизнула губы, но ничего не ответила.
– Мне осталось только отрегулировать сиденье по твоему росту, и он готов. – Дэнни нервничал все сильнее, а девушка никак не хотела помочь ему, более того, похоже, начинала злиться. – Эй, в чем дело?
Нахмурившись, она отрывисто ответила:
– Я не умею ездить на этой штуке.
Дэнни расслабился. Ясно, ей не нравится, что приходится признавать свою беспомощность.
– Это совсем не сложно. Я могу научить тебя. Только сначала сядь, я поправлю сиденье.
Он показал ей, как держать руль, и помог докатить велосипед до улицы, где было поменьше выбоин и трещин на асфальте. Дорогу преграждала лишь древняя «тойота», но больше препятствий не наблюдалось. Обезьянка, сопровождавшая их от самого отеля, уселась на бордюре клумбы и принялась копошиться в траве в поисках съедобных трав.
Сначала Дэнни-бой продемонстрировал девушке собственное мастерство, прокатившись вниз по улице и круто развернувшись.
– Видишь, ничего невозможного. Садись, я помогу тебе.
Пока Джекс садилась, Дэнни держал велосипед и давал ей наставления.
– Я установлю для начала четвертую скорость. Переключатель пока не трогай. Ставь ноги на педали. Я держу тебя.
Джекс опасливо оторвала ноги от земли и поставила на педали.
– Держи равновесие. Попробуй покрутить педали, только плавно.
Он подтолкнул велосипед и побежал рядом, поддерживая его за багажник. Мартышка сзади пронзительно заверещала. Изабель, заливаясь лаем, помчалась за ними. Джекс крутанула педали несколько раз, и Дэнни от неожиданности отпустил багажник. Несколько метров девушке удавалось держать равновесие – она ехала прямо, ветер развевал ее волосы. Дэнни видел, что она широко улыбается. Еще никогда он не замечал на ее лице такого умиротворенного выражения. Затем переднее колесо заехало в выбоину, велосипед завилял и на всей скорости врезался в «тойоту».
Дэнни-бой подбежал к девушке.
– Ты как? Все в порядке? Может, на сегодня хватит? Может…
Из разбитого локтя текла кровь, но Джекс широко улыбнулась ему и вскочила на ноги.
– Это же как будто летать! Что же ты сразу не сказал? – Она не дожидалась ответа, слова полились из нее. – Я была как ястреб, я парила, ловила ветер и мчалась вперед!