– В чем мы обвиняемся? – спросил один из них. Его английский выговор был безупречен. В свете фар Римо сумел разглядеть его: это был здоровенный громила с крупными чертами лица. На голове у него была шляпа с мятыми полями. Так, ясно, это главарь, понял Римо. Ничего больше ему и не нужно было знать. На главаря он имел свои виды.
   – Так в чем мы обвиняемся? – повторил тот.
   – В нарушении правил смерти, – ответил Римо. Он перенес тяжесть тела на руки, потом оттолкнулся, и ноги его взлетели в воздух. Полированный носок правого ботинка ткнулся в адамово яблоко ближайшего человека справа. Ноги снова коснулись земли, а руки он и не отрывал от крышки багажника. Не останавливаясь, Римо развернулся налево и повторил упражнение – на этот раз адресовав носок левой ноги ближайшему человеку слева. Удар и на этот раз пришелся точно в кадык. Движения Римо были столь быстры, что оба нападавших упали на землю одновременно и вместе отправились в последний путь.
   Римо наконец отцепился от багажника такси и оказался между двумя цепочками людей – по трое в каждой. Все шестеро вскинули пистолеты. Один из них выстрелил, но Римо помог ему промахнуться и попасть в живот человека, целившегося с противоположной стороны. Тот закачался, потом рухнул как подкошенный.
   Пятеро оставшихся в живых завертелись в калейдоскопе рук, ног и тел. Они молотили воздух, пытаясь достать Римо. О том, чтобы воспользоваться оружием в такой свалке нечего было и думать, и они надеялись справиться голыми руками. Но руки их хватали воздух, а Римо проносился среди них, следуя технике, разработанной полторы тысячи лет тому назад. Он словно перемещался в другом измерении. В лучшем случае его противники хватали воздух, в худшем – натыкались друг на друга, но ни один из них даже и не дотронулся до Римо, а он вращался в этом круговороте тел, демонстрируя старинное искусство айкидо, искусство жизни, возведенное в ранг искусства смерти, когда за его исполнение берется идеальная машина для убийства.
   Тут он снес череп, там проткнул почки, ударом локтя в висок превратил чью-то голову в бесформенное месиво из костей и мозгов.
   Шесть человек валялись на земле. С ними все было кончено. Оставалось двое, включая главаря. Движения Римо стали более прямолинейными, и в то же время, более быстрыми – если они успеют прийти в себя, то вспомнят, что он представляет собой удобную мишень для их пистолетов. Он нанес каждому удар открытой ладонью в висок, и они вырубились.
   Но не окончательно. Он подтащил их к такси и окликнул доктора Смита.
   Сначала голова Смита показалась в окне, потом он сам вылез через дверь, которую Римо предусмотрительно оставил открытой.
   – Оглянитесь вокруг, – сказал ему Римо. – Узнаете кого-нибудь?
   Смит уставился на тех двоих, которых Римо прислонил к корпусу автомобиля, и отрицательно покачал головой. Затем обошел место действия, переворачивая тела носком ботинка, порой наклоняясь, чтобы в свете фар получше рассмотреть лицо. Потом он вернулся к Римо.
   – Я никогда никого из них не видел, – сообщил он.
   Римо поднял руки, большими пальцами нажал на виски двоим оставшимся в живых и сделал несколько вращательных движений. Со стоном оба пришли в себя.
   Римо дал возможность главарю осознать, что слева от него находится живой человек. Затем он взвился в воздух, и на обратном пути опустил свой локоть на макушку этому только что живому человеку. Главарь не успел моргнуть глазом, а Римо уже протягивал ему какую-то сероватую окровавленную массу.
   – Хочешь, с тобой будет то же самое?
   – Нет, – выдавил из себя главарь.
   – О'кей. Кто тебя послал?
   – Не знаю. Просто из Штатов перевели деньги и объяснили задание.
   – Спокойной ночи, – сказал Римо и отправил его в вечность, заехав коленом ему в правую почку.
   Они со Смитом подошли к передней дверце такси. Шофер застонал.
   – Его можно оставить в живых? – спросил Смит.
   – Только если мы возьмем его на службу.
   – Этого я сделать не могу, – сказал Смит.
   – Тогда придется его убить.
   – Я знал, что такие вещи приходится делать, но…
   – Какой вы чистюля, дорогой. А как вы думаете, что означают все те числа, которые я называл вам по телефону?
   – Знаю, знаю. Но это были просто числа.
   – Для меня это были не просто числа.
   – Ладно. Делайте то, что должны. Ради мира на земле.
   – Сказать всегда легко, – пробормотал Римо и заглянул в черные глаза шофера. – Прости, компаньеро.
   В затуманенном мозгу шофера никак не могла укорениться мысль о том, что гринго до сих пор жив.
   – Ты заслужил право жить, гринго, – наконец выговорил он. – Ты заслужил.
   – Спокойной ночи, компаньеро, – мягко произнес Римо.
   – Спокойной ночи. Может быть, как-нибудь в другой раз встретимся за стаканчиком.
   – Что ж, пусть будет другой раз, дружище, – сказал Римо и отдал шоферу прощальный салют.
   – Вы уверены, что он мертв? – спросил Смит.
   – Можете убедиться сами, – огрызнулся Римо, выволок тело шофера из салона автомобиля и сел за руль. – Залезайте, – резко бросил он Смиту.
   – Зачем же так грубо?
   Римо завел мотор. Чтобы объехать два припаркованных автомобиля, ему пришлось переехать через некоторые из валяющихся на земле тел. Вырулив на неосвещенную дорогу, он мало-помалу набрал скорость и добрался до шоссе, ведущего в аэропорт. Он вел машину совсем не так, как это делают другие – либо слишком быстро, либо ползком, по-черепашьи. Ход машины был ровный, словно бы он на компьютере рассчитал, насколько можно полагаться на двигатель, рессоры и прочие узлы автомобиля.
   В машине пахло смертью. Не запах мертвых тел, а такой запах, который Римо научился распознавать по опыту. Запах страха. Римо не знал, был ли это невыветрившийся запах страха шофера или он исходил от Смита, притулившегося на заднем сиденье.
   Когда они подъехали к зданию аэровокзала, Смит сказал:
   – От этой работы временами чувствуешь себя совсем больным.
   – Они бы сделали с нами то же самое. Вы чувствуете себя больным оттого, что наша жизнь зависит от чужой смерти. Увидимся. А может, и нет, – сказал Римо на прощанье.
   – Удачи, – попрощался с ним Смит. – Кажется, в том, как началось дело, для вас не было ничего неожиданного.
   – Интересно, с чего вы это взяли, – улыбнулся Римо. Смит взял багаж и ушел на посадку.
   Римо тронулся в обратный путь в отель «Насьональ».
   Ему еще предстояло встретиться лицом к лицу с Чиуном. И дело могло обернуться так, что легче бы ему было умереть на темной дороге.
   Но все же, как говорил сам папочка: «Умереть всегда легче. Жизнь требует мужества».
   Хватит ли у Римо мужества сообщить Чиуну, что он станет средством достижения мира с Китаем?


Глава седьмая


   Это была совсем юная хрупкая девушка в огромном сером кителе. Ее худенькие ручки едва выглядывали из необъятных манжет. В руках она сжимала маленькую красную книжечку.
   На ее овальном лице были круглые очки в толстой оправе, непомерно большие, отчего ее лицо казалось еще более миниатюрным и очаровательным. Черные волосы были аккуратно расчесаны на прямой пробор и стянуты в узел на затылке.
   На вид ей было не больше тринадцати лет, ее явно мутило, а возможно, она была чем-то напугана. Она сидела на переднем сиденье самолета авиакомпании «Бритиш эйруэйз» неподвижно, глядя прямо перед собой.
   Римо с Чиуном приехали в монреальский аэропорт Дорваль менее чем за полчаса до прибытия самолета. Чиун первым поднялся в самолет, он весь словно потерялся, запечатанный в строгий деловой костюм, на лацкане которого красовался значок агента службы безопасности. Как только они протиснулись в самолет, слегка подвинув стюардессу, Чиун ткнул пальцем в сторону явно больной девушки и сказал:
   – Вот оно, животное. Я по запаху чую.
   Он подошел к девушке и что-то сказал ей на непонятном языке, наверное, по-китайски. Девушка кивнула и ответила. Затем Чиун произнес еще что-то – явно ругательство – и показал ей свое удостоверение.
   – Она хочет посмотреть и твое, маленькая шлюха из свинарника. Может, она хочет его украсть. Уж это такой народ – одни воры и грабители.
   Римо показал свое удостоверение и улыбнулся. Девушка пристально посмотрела на фотографию, потом на Римо.
   Осторожность никогда не помешает, – сказала она на безупречном английском. – Прошу вас, проводите меня, пожалуйста, в дамскую комнату. Мне что-то нехорошо. Но я превозмогу свою слабость. Точно так же, как я превозмогла грубость и реакционные нападки вашего цепного пса.
   – Дерьмо вонючее! – отреагировал Чиун. Его карие глаза сверкали от ненависти.
   Девушка наконец нашла силы подняться. Римо помог ей спуститься по трапу – непомерных размеров китель явно мешал, ей. Чиун следовал сзади, чувствуя себя неловко в черных кожаных туфлях. Борода его была аккуратно подстрижена. Тогда, в отеле «Насьональ» в Сан-Хуане, он совершенно ошарашил Римо своей реакцией на предложение Смита. Впрочем, Римо пора было уже знать, что Чиун способен выкинуть и не такие штучки.
   – Я не только говорю, но и читаю по-английски, – сказала девушка. – Чтобы бороться с империализмом, надо знать его язык.
   – Хорошая мысль, – одобрил Римо.
   – На короткой дистанции вы – железный тигр, но на длинной – бумажный тигр. Народ – вот железный тигр на длинной дистанции.
   – С этим я спорить не могу, – откликнулся Римо. – Вот дамская комната, – остановил он девушку, когда она проскочила мимо таблички.
   – Спасибо, – поблагодарила девушка, и протянула Римо маленькую красную книжечку. – Берегите ее как свою собственную жизнь.
   – Разумеется, – пообещал Римо, принимая книжечку в твердой глянцевой обложке. Девушка развернулась, как по команде «кругом», и, по-прежнему путаясь в огромном кителе, торжественным маршем прошествовала в дамскую комнату. Римо мог поклясться, что, входя внутрь, она вынула из кармана рулон туалетной бумаги.
   – Ты уже начал читать пропаганду этой похотливой развратницы? – поинтересовался Чиун, поглядывая на книжечку с видом одновременно торжествующим и презрительным,
   – Это же просто ребенок, Чиун.
   – Детеныши тигра умеют убивать. Дети – самые злобные существа.
   Римо пожал плечами. Он по-прежнему был благодарен Чиуну, что тот согласился быть вместе с ним. И по-прежнему удивлен. Он слишком хорошо помнил, что случилось в Сан-Франциско.
   Тело и сознание Римо еще только-только возвращались к нормальному состоянию после неудачного исполнения тренировочного задания, которое едва не закончилось плачевно. И тут президент объявил о предстоящем визите китайского премьера.
   Чиун и так уже злился, что из-за речи президента был отменен «Волшебный мир Диснея». Римо в этот момент работал над глубоким дыханием, глядя в окно на мост «Золотые Ворота», пытаясь представить себе, как он бежит по одному из поддерживающих этот висячий мост тросов, соответственно регулируя дыхание.
   Чиун привел Римо в норму очень удачно и очень быстро. Ничего удивительного в этом не было – ведь он посвятил этому делу всю свою жизнь, начав тренироваться с полутора лет. Коша Чиун впервые приступил к обучению Римо, он сказал, что Римо опоздал на двадцать шесть лет, но что он сделает все от него зависящее.
   Мысленно Римо спускался по тросу на дальнем конце моста, когда услышал визг.
   Сознание Римо моментально вернулось в гостиничный номер. Чиун издавал злобные боевые выкрики, адресуя их телевизору, с экрана которого вещал президент – как всегда, крайне нудно, тщательнейшим образом взвешивая каждое слово. Президент мог казаться даже искренним – для этого надо было только, чтобы в голосе не слышалось никаких проявлений радости или душевной теплоты.
   – Благодарю вас и спокойной ночи, – сказал президент, но Чиун не дал ему благополучно смыться с экрана. Он врезал по экрану ногой, и трубка кинескопа, еще несшая в себе облик президента, взорвалась, усыпав пол осколками.
   – Зачем ты это сделал?
   – Идиоты! – заорал Чиун. Его лохматая козлиная бородка тряслась от гнева. – Бледнолицые кретины! Дебилы! Ты и твой президент. Белый – цвет слабости. Все вы – слабые и больные. Все!
   – Да что случилось?
   – Что случилось? Глупость случилась. Вы все идиоты.
   – Да что я такого сделал?
   – Тебе и не надо ничего делать. Ты – белый. Этого больше чем достаточно.
   И Чиун вернулся к своему занятию. Левой рукой он ударил по телевизору сверху, одновременно правой – сбоку. Деревянный корпус развалился, лишь левая сторона возвышалась как колокольня. Ее он разбил вдребезги ударом локтя сверху.
   Чиун с видом победителя окинул взором груду проводов, щепок и осколков стекла, и торжествующе плюнул на эту кучу.
   – Китайский премьер собирается посетить вашу страну, – объявил он и снова плюнул.
   – Чиун! Где твое самообладание?
   – А где гордость твоей страны?
   – Ты хочешь сказать, что ты сторонник Чан Кайши?
   Чиун снова плюнул на то, что когда-то было телевизором.
   – Чан и Мао – близнецы-братья. Они оба китайцы. Китайцам доверять нельзя. Если человек хочет, чтобы у него остались штаны и рубаха, он не должен доверять китайцам. Кретины!
   – Ты что-то имеешь против китайцев?
   Чиун медленно разжал ладонь и досмотрел на свои пальцы,
   – Надо же, ты сегодня на редкость понятливый. Мои тренировки оказали на тебя благотворное воздействие. Ты улавливаешь малейшие колебания воздуха. Ты дорос до понимания высшего смысла.
   – Ладно, Чиун, успокойся. Все хорошо.
   Но все было отнюдь не ладно и не хорошо.
   Назавтра, проходя мимо третьего за день китайского ресторана, Чиун плюнул в третий раз.
   – Чиун, прекрати, – прошептал Римо, и в ответ подучил резкий удар локтем в солнечное сплетение, удар, от которого обыкновенный человек прямиком попал бы в больницу. Римо сдавленно зарычал. Его боль, похоже, немного успокоила Чиуна, и он начал мурлыкать что-то под нос, мелко семеня дальше, ожидая, когда покажется еще один китайский ресторан, чтобы можно было на него плюнуть.
   Тут все и случилось.
   Парни были здоровенные – Римо никогда не видел вблизи таких громил. Их плечи были где-то на уровне его макушки, а ширины они были такой, что казались не людьми, а тремя мускулистыми автоматами по продаже сигарет. Их головы размером с хозяйственную сумку соединялись с плечами чем-то, что со строго медицинской точки зрения можно было назвать шеями, но что на самом деле было скорее наростами из мышечной ткани.
   На них были синие спортивные пиджаки с эмблемой «Лос-анджелесских бизонов». У одного из них волосы были подстрижены по-военному, у другого – сальные космы свисали на плечи, у третьего – пышная шевелюра в стиле «афро». Вместе они весили не менее полутонны.
   Они стояли перед стеклянной витриной мебельного магазина и слаженно пели. Тренировочные сборы закончились, и им предстояла ночь приключений в славном городе Сан-Франциско. Они были в добродушном и приподнятом настроении, еще более приподнятом благодаря выпивке, и когда они увидели сморщенного старого азиата, ни у одного из них и в мыслях не было оставить карьеру профессионального футболиста.
   – Приветствую тебя, брат из третьего мира, – пропел великан с пышной шевелюрой,
   Чиун остановился, смиренно сложив руки, посмотрел на великана-негра и ничего не ответил.
   – Я приветствую решение президента пригласить вашего премьера, великого руководителя третьего мира. Китаец и негр – братья.
   Это был конец блестящей карьеры атакующего защитника «Бульдозера» Джонса. На следующий день газеты написали, что, по всей вероятности, он снова сможет ходить примерно через год. Двое его приятелей были дисквалифицированы на одну игру и оштрафованы на пятьсот долларов каждый. Оба они утверждали – и полиции, и газетчикам, – что маленький старый китаец поднял «Бульдозера» и швырнул его на них.
   По сообщениям газет, тренер Харрахан заявил, что его нельзя считать слишком строгим наставником, но подобные случаи безудержного пьянства катастрофически сказываются на всей команде. «Мы потеряли одного из самых выдающихся атакующих защитников в истории футбола. Это трагедия, и откровенная ложь только усугубляет ситуацию».
   Пока тренер разбирался со своими проблемами, Римо решал свои. Им с Чиуном необходимо было уносить ноги из Сан-Франциско и перебраться в Сан-Хуан, где однажды ночью ему пришлось попросить Чиуна об одолжении, причем на согласие старика он нисколько не рассчитывал.
   Чиун отдыхал в «люксе», который занимал под именем мистера Паркса, а Римо числился его камердинером. Смит только что благополучно улетел в Нью-Йорк. И Римо ничего не оставалось делать, как прямо сказать Чиуну:
   – Чиун, нам придется охранять одного китайца и попытаться спасти жизнь другого.
   Чиун молча кивнул.
   – Ты согласен?!
   – Да, конечно. Почему бы и нет?
   – Ну, я же знаю твое отношение к китайцам.
   – Отношение? Как можно относиться к насекомым? Если наши хозяева, которые платят нам деньги и кормят нас, хотят, чтобы мы присматривали и охраняли тараканов, мы будем делать то, что они нам прикажут. – Чиун улыбнулся, и, помолчав немного, произнес: – Только вот еще что.
   – Что? – спросил Римо.
   – Если вам положено получить какие-нибудь деньги от китайцев, требуй деньги вперед. Ничего не делай, пока тебе не заплатят. Недавно китайцы наняли несколько человек из моей деревни для исполнения крайне опасного задания. Они не только ничего не заплатали, но даже попытались избавиться от моих сограждан.
   – Я и не знал, что китайские коммунисты пользуются услугами Синанджу.
   – Не коммунисты. Император Чу-ди.
   – Чу-ди? Тот, который выстроил Запретный город?
   – Он самый.
   – Недавно? Это было пятьсот лет назад.
   – Для корейца это всего несколько дней. Так помни: пусть платят вперед.
   – Обязательно. – Римо снова удивился, когда Чиун с готовностью согласился подстричь бороду.
   – Когда имеешь дело с насекомыми, совершенно не важно как ты выглядишь, – пояснил он.
   И вот теперь они стояли у входа в дамскую комнату в аэропорту Дорваль и ждали. Сентябрьский дождь барабанил в окна, и им было прохладно в легких костюмах. Надо будет при первой возможности купить демисезонную одежду.
   – Она, наверное, крадет мыло, или полотенца, или туалетную бумагу, – сказал, улыбаясь, Чиун.
   – Она там уже десять минут. Пожалуй, пойду проверю, – отозвался Римо.
   Он достал значок, который получил от Смита вместе с удостоверениями для себя и Чиуна, и ворвался в дамскую комнату со словами: «Санитарный инспектор. Всего минутку, леди». Тон его был официальный, корректный и ровный, так что никто не стал протестовать и все скоренько вышли.
   Все, кроме нее. Она сворачивала бумажные полотенца и засовывала их себе под китель.
   – Что вы делаете? – изумился Римо.
   – Возможно, в вашей стране не будет ни полотенец, ни туалетной бумаги. А здесь полно. Полно. Бумага во всех кабинках,
   – В Соединенных Штатах повсюду полно туалетной бумаги во всех кабинках.
   – Во всех кабинках?
   – Ну да, конечно, если служащие не забыли пополнить ее запасы.
   – Ага. Ну, тогда возьмем немного. Я привезла с собой бумагу из Пекина.
   – Туалетную бумагу?
   – Должным образом подготовиться к заданию – значит выполнить задание. Тот, кто готовясь выполнить задание, не смотрит на дело со всех сторон, неизбежно споткнется с одной стороны. Будь готов!
   – Вы скаут?
   – Нет. Это высказывание Мао. А где книжка? – вдруг забеспокоилась она.
   – Она у моего помощника.
   – Вы ее еще не читали?
   – Она была у меня всего десять минут.
   – За десять минут можно выучить два самых ценных высказывания Председателя Мао. И это могло бы освободить вас от ваших империалистических эксплуататорских привычек. То же относится и к вашему цепному псу.
   Римо схватил девушка за оба плеча – мягко, но цепко.
   – Послушай, детка, – сказал он. – Меня не волнует, как ты называешь меня. Но выбирай выражения, когда имеешь дело с Чиуном. «Цепной пес» и «лакей империализма» – не самые подходящие наименования для человека, который старше тебя в три или четыре раза.
   – Если старый мир реакционен и гнил, он должен быть похоронен вместе со всеми анахронизмами, мешающими человечеству.
   – Он мой друг, – сказал Римо. – Я не хочу, чтобы его обижали.
   – Ваши единственные друзья – это партия и рабочая солидарность.
   Девушка произнесла эти слова, явно ожидая похвалы. Она вовсе не ожидала резкую боль подмышками. А Римо продолжал работать большими пальцами, круговыми движениями буквально ввинчивая мышцы в суставы. Ее чудесные миндалевидные глаза от боли стали почти круглыми. Она разинула рот, собираясь закричать, и Римо пришлось прикрыть ей рот ладонью.
   – Слушай, детка, и слушай внимательно. Я не хочу, чтобы ты оскорбляла того человека, который стоит за дверью. Он заслуживает уважения. Если не желаешь его уважать, то, по крайней мере, не груби. Я позволю себе высказать предположение, что он знает о мире больше тебя, и если ты заткнешься хоть на минутку, ты можешь многому от него научиться. Впрочем, научишься ты или нет – это меня не касается. Но вот твое плохое воспитание меня касается непосредственно. Так что если ты еще раз позволишь себе распустить язык, детка, мне придется перемолоть твои плечики и сделать из них фарш.
   Римо воткнул палец правой руки еще глубже и почувствовал, как напряглось все ее тело. Лицо исказилось от боли.
   – Ну что ж, вот и поговорили, – ласково сказал Римо, – и достигли революционного консенсуса. Верно?
   Он убрал руку, зажимавшую ей рот. Она кивнула и с трудом перевела дух.
   – Верно, – выдавила она из себя. – Я буду почтительна со стариком. Я сделаю шаг назад, чтобы впоследствии сделать два шага вперед. Но тебе я могу говорить правду? Не боясь агрессии с твоей стороны?
   – Конечно, детка.
   – Ты дерьмо, Римо – как там тебя?
   Она принялась застегивать свой китель, тратя массу сил на каждую пуговицу. Она, видимо, уловила это имя, когда Римо и Чиун размахивали у нее перед носом своими удостоверениями.
   – Но не империалистическое, эксплуататорское, реакционное, фашистское дерьмо?
   – Дерьмо есть дерьмо.
   – Прекрасно, мисс Лю.
   – Меня зовут миссис Лю.
   – Вы замужем за сыном генерала?
   – Я замужем за генералом Лю, и я ищу своего мужа.
   Римо вспомнил фотографию, которую видел, когда знакомился с деталями дела. У генерала Лю было суровое, обветренное лицо, изборожденное глубокими морщинами, – тяготы долгих переходов не прошли даром. Ему было шестьдесят два года,
   – Но ты же совсем ребенок.
   – Я не ребенок, черт тебя подери. Мне двадцать два года, а революционной сознательности у меня хватит на человека втрое меня старше.
   – У тебя тело ребенка.
   – На загнивающем Западе думают только об этом.
   – Генерал Лю взял тебя в жены не за твою революционную сознательность.
   – Между прочим, именно за это. Но тебе этого не понять. – Она с яростью застегнула верхнюю пуговицу кителя.
   – Ладно, пошли. Слушай, я не могу называть тебя миссис Лю – ты понимаешь, почему. И передвигаться по стране под этим именем ты тоже не можешь. Уже ясно, что наша система безопасности вся в дырках, как решето. Как мне тебя называть?
   – Цветок Лотоса, дерьмо, – голос ее был исполнен сарказма.
   – Ладно, не остри, – отмахнулся Римо и открыл дверь дамской комнаты, пропуская ее вперед. Прохожие смотрели на него ошарашенно.
   – Мэй Сун, – сказала она.
   Чиун ждал их, спрятав руки за спину, и мило улыбался.
   – Моя книжка, – потребовала Мэй Сун.
   – Ты ею дорожишь?
   – Это самое ценное, что у меня есть.
   Улыбка Чиуна стала еще шире – он вложил в нее всю силу своей радости. Он вытянул руки вперед – в ладонях лежали мелкие клочки бумаги и кусочки красного картона, все, что осталось от книжечки.
   – Ложь. Это все ложь, – сказал он. – Китайская ложь.
   Мэй Сун остолбенела.
   – Моя книжка, – тихо проговорила она. – Высказывания Председателя Мао.
   – Чиун, зачем ты это сделал? Ну, в самом-то деле! Это же ни в какие ворота не лезет. Какие у тебя были основания порвать книжку этой маленькой девочки?
   – Ха-ха-ха! – ликующе расхохотался Чиун и подбросил клочки бумаги в воздух, развеяв мысли Председателя Мао по полу возле входа в дамскую комнату в аэропорту Дорваль.
   Пухлые губы Мэй Сун скривились, а глаза увлажнились.
   Тем громче был хохот Чиуна.
   – Послушай, Мэй Сун, я куплю тебе новую красную книжечку. У нас в стране их завались.
   – Эту подарил мне мой муж в день свадьбы.
   – Ну ладно, мы отыщем его и достанем для тебя новую. О'кей? Мы достанем дюжину таких книжечек – на английском, русском, французском и китайском.
   – На русском их не бывает.
   – Ладно, какие есть. О'кей?
   Она прищурила глаза, пристально посмотрела на хохочущего Чиуна, и тихо сказала что-то по-китайски. Чиун захохотал еще громче. Затем он что-то ответил на том же языке. Мэй Сун торжествующе улыбнулась, и не осталась в долгу. Каждая новая реплика, которыми принялись обмениваться Чиун и Мэй Сун, была громче предыдущей, и наконец, все это стало походить на перестрелку двух банд внутри жестяной банки.
   Они бушевали – пожилой мужчина и молодая женщина – всю дорогу, пока пересекали зал аэропорта, а служащие, кассиры, носильщики и все, кто только там был, в изумлении глазели на эту орущую парочку. Римо отчаянно желал оказаться где-нибудь подальше и понуро плелся сзади, делая вид, что не знаком с ними.