Не обращая внимания на ученика, мастер Синанджу затрусил по арене, низко опустив голову и внимательно разглядывая песок под ногами.
   — Что ты ищешь? — спросил Римо.
   — Т-с-с! — шикнул на него Чиун и продолжил поиски.
   Наконец он остановился и указал пальцем вниз:
   — Копай!
   — Зачем?
   — Копай! Потом узнаешь.
   Пожав плечами, ученик опустился на одно колено и стал ковырять грязную землю.
   Публика почему-то никак не реагировала.
   Сначала Римо пришлось рыть обеими руками, отбрасывая в сторону песок с землей, утрамбованный сотней ног и копытами животных. Достигнув более влажного и податливого нижнего слоя, он удвоил темп. Рядом выросла уже целая гора земли. Наконец он коснулся какого-то металлического предмета.
   — Нашел... — пробормотал Римо и вытащил из земли темный, облепленный грязью диск. И поднял его вверх, навстречу жарким лучам испанского солнца.
   — Теперь очисти, — приказал Чиун.
   Поднявшись, ученик тотчас придал находке вращательное движение. Диск завертелся на ладони, во все стороны полетела грязь. Затем Римо осторожно подул. Оказалось, на одной стороне диска был выбит мужской профиль. Вдоль ободка тянулась надпись.
   — Похоже на старинную римскую монету.
   — Денарий, — поправил Чиун. — Неужели ты никогда не имел дела с девственницами-весталками? Жаль. Они бы научили тебя латыни.
   Римо вгляделся в надпись: «J.CAES. AUG. PONT. MAX. P.P.»
   — Тут написано: «Юлий Цезарь Август, Великий Понтифик». Правда, не знаю, что означают эти буквы «P.P.».
   — "Pater Patriac". «Отец Отечества».
   — Прямо как Вашингтон, — хмыкнул Римо.
   — Некогда Римская империя простиралась до самых дальних уголков земли. Теперь от нее остались лишь руины, бесчисленные и ничего не стоящие монеты в земле, а также эти толпы бездельников и пожирателей пасты и пиццы.
   — И что все это значит?
   — Попробуй догадаться сам. Ибо пришло тебе время бежать.
   — Бежать? Но куда? Я думал, мы пришли смотреть бой быков.
   Учитель окинул Римо критическим взглядом.
   — Дай-ка поправлю тебе шарф. Он съехал набок.
   — Да нет, вроде бы все нормально, — пробормотал ученик, однако сопротивляться не стал.
   Шарф в мгновение ока оказался у него на лице.
   Он плотно обхватывал голову и закрывал глаза.
   — Но так я ничего не вижу, — пожаловался Римо.
   — А слышишь?
   — Конечно, слышу.
   Где-то вдалеке, примерно в миле отсюда, раздался хлопок, словно выстрелили из ракетницы.
   — Беги на звук, — скомандовал Чиун.
   — Это еще зачем?
   — Поймешь, когда доберешься до места. Я сейчас укажу тебе нужное направление. — Римо почувствовал, как его развернули. — Помнишь те открытые ворота?
   — Да.
   — Добежишь до них. Внутри дорожка, выложенная камнями. Сметай на своем пути все препятствия. С двух сторон деревянные барьеры, они помогут придерживаться нужного направления.
   Учитель легонько хлопнул Римо по спине:
   — Давай!
   Ученик побежал. Память не подвела его — он двигался прямиком к распахнутым деревянным воротам в дальнем конце арены. И когда почувствовал, что песок под ногами сменился сперва досками, а затем крупными, величиной с буханку хлеба, камнями, помчался вперед, легко и красиво, как подобает настоящему спринтеру.
   Путь ему подсказывали не только камни: он слышал приветственные возгласы. Все громче и громче. Ему что-то прокричали по-испански, но он не понял.
   — Estiipido! No te das cuenta de que te estas squivocado?[9]
   Дорожка вилась и изгибалась, а Римо все бежал и бежал через целое море запахов. Пахло хлебом и кофе, спиртным, потными человеческими телами, разогретыми жарой и возбуждением.
   Впереди хлопнула и взметнулась вверх еще одна ракета. Послышалось какое-то глухое громыхание. Каменные плиты под ногами, скрепленные известковым раствором, дрожали и вибрировали все сильнее по мере того, как Римо приближался к источнику загадочного звука.
   Кто-то или что-то двигалось ему навстречу. Но Римо упрямо продолжал свой бег. Он пока не знал, что у него за цель, но так велел мастер Синанджу. А ученик был воспитан в послушании.
* * *
   Каждый год дон Анхель Мурилло с нетерпением ожидал праздника Сан Фермина.
   И каждый год радовался, когда праздник заканчивался. Эти иностранцы с их бесконечным пьянством, наркотиками и полным отсутствием понимания великого искусства корриды! Его от них просто тошнило.
   Лишь одно приносило дону истинное наслаждение — бег быков. Бег быков — о, это что-то!
   На доне Анхеле лежала огромная ответственность — проследить за тем, чтоб сей процесс прошел гладко и без эксцессов. Чтоб все эти глупцы, испанцы и иностранцы, не помешали великому событию.
   Правила были установлены давно и раз и навсегда. С крыши здания муниципалитета стреляли из ракетницы — давали сигнал бегунам. Им предоставлялась фора — время между первым и вторым выстрелом, после чего из загонов, расположенных вблизи улицы Санто-Доминго, выпускали быков. Ни один из людей, бегущих впереди стада, не имел права отвлекать на себя внимание зрителей или же каким-то образом провоцировать животных на схватку между собой.
   Если человек попадал под копыта разъяренной скотины, то была лишь его вина. Если бык поднимал его на рога, что ж, для этого, собственно, и существуют рога у быка, разве нет? Любой вам это подтвердит, даже пьяные студенты из Принстона.
   Бегунам строжайше воспрещалось сбивать быков с маршрута, означенного специально установленным по обе стороны улицы деревянным забором. В конце этого девятиминутного пробега все участники попадали на арену. Но не было случая, чтобы кто-либо из бегунов или зрителей не получил тяжелого ранения.
   Так вот Анхель Мурилло, стоя у деревянной ограды, тянущейся вдоль улицы Донья Бланко де Наварра, в очередной раз следил за строгим соблюдением всех правил.
   С первым выстрелом бегуны сорвались с места и под радостный рев толпы ринулись вперед. После того как в синее небо взлетела вторая ракета, земля содрогнулась от топота копыт, а зрители разом замерли в сладострастном предвкушении.
   Дон Анхель Мурилло смотрел в сторону муниципалитета. Из-за угла вот-вот должны были появиться первые бегуны с красными поясами на белых штанах, и сердце его тоже радостно забилось. И вдруг он увидел мужчину в серых брюках, который несся легким пружинистым бегом, но совсем не в том направлении.
   Он бежал в противоположном! Это было не только против всех правил, но и чертовски странно.
   И совсем уж странным показалось дону Анхелю то, что бежал он с завязанными красным шарфом глазами, совершенно вслепую.
   — Estupido! — воскликнул дон Анхель по-испански. — Ты бежишь совсем не туда!
   И тут из-за угла показались первые бегуны, а за ними — фыркая и сопя, черные быки Памплоны.
* * *
   Римо слышал топот бегущих ног и копыт. Он становился все громче и громче по мере того, как тугая масса разгоряченной плоти надвигалась на него.
   Тяжелое дыхание людей смешивалось с хрипом и сопением быков. Римо по звуку понял, что это были быки. К тому же дело происходило в Памплоне, городе, который некогда обессмертил Эрнест Хемингуэй.
   Прикинув, на каком примерно расстоянии от него находятся бегуны, Римо рванулся вперед, отыскав единственно правильное решение.
   Он уловил громкое сердцебиение лидера и бросился к нему.
   Мужчина попытался забрать в сторону, но Римо действовал с молниеносной быстротой. Оттолкнувшись от камней, он прыгнул на плечо бегуна, использовал его как катапульту, и приземлился на головы бегущих сзади.
   Потом одна его нога коснулась чьей-то спины, толчок — ив следующую долю секунды другая уже ступила на крестец взревевшего быка.
   Римо тут же перескочил на следующую спину. Бежал скот скученно, между головами почти не было свободного пространства. Не было отстающих, не было слабых и маленьких телят. К тому же мчались они с невероятной быстротой, особенно при виде удирающих от них людей. Впрочем, натренированному Римо с молниеносной реакцией, невиданным чутьем и чувством равновесия все было нипочем.
   Едва коснувшись одной черной спины, он тут же перелетал на другую — с такой грацией и легкостью, что зрители, со всех сторон обступившие дощатый забор, сопровождали его бурными аплодисментами. Наконец Римо спрыгнул на каменную мостовую и помчался прямиком к тому месту, откуда прозвучали выстрелы.
   Он, видимо, оказался на просторной площади, заполненной толпой, которая приветствовала его дружными криками:
   — Bravo! Bravo![10]
   — Magnifico![11]
   — Viva San Fermin![12]
   — Tienes duende! Se siente tu duende![13]
   Римо уже потянулся было к шарфу, чтобы снять его, как вдруг позади, там, откуда он примчался, грянул третий выстрел.
   — Черт возьми! — ругнулся Римо, не зная, что ему дальше делать — бежать обратно или срывать повязку.
   — Слышишь, — пискнул появившийся откуда ни возьмись мастер Синанджу, — тебя приветствуют как первого храбреца! Ты совершил свой первый атлой.
   Римо сорвал с головы шарф.
   Чиун с непроницаемым лицом стоял рядом.
   — Атлой... Это корейское слово?
   — Нет.
   Римо взглянул на улицу, по которой только что бежал.
   — Наверное, это означает, что я только что обвел вокруг пальца разъяренных быков? Но ведь человек должен бежать впереди стада, а не навстречу ему!
   — Мастер Синанджу устроил тебе небольшое испытание на быстроту, гибкость и изящество движений.
   — Мне показалось, на сообразительность.
   — Может быть. Поскольку никакой грации в твоих движениях не наблюдалось.
   — А что говорят они? — Римо указал на ревущую толпу.
   — Говорят, что ты — duende.
   — То есть?
   — Ну... грациозный, что ли.
   Ученик усмехнулся.
   — А знаешь, мне нравятся эти испанцы. Сразу понимают, кто чего стоит.
   Чиун даже не улыбнулся. Он отвернулся и взмахнул широким рукавом кимоно.
   — Идем! Здесь со всеми делами покончено.
   — Но ведь мы только что приехали...
   — А теперь уезжаем.
   — Но ведь мы не пробыли здесь и...
   — Было бы о чем жалеть! Лично мне остается лишь радоваться, что мои предки не дожили до сего дня и не увидели, во что превратился некогда славный город, основанный сыном Помпея. Эти стада одурманенных спиртным и наркотиками христиан! Какой позор, какой ужас!
   Мужчины свернули с площади в узкий проулок и двинулись в обход, время от времени натыкаясь на валяющихся под ногами пьяных туристов.
   — Что дальше?
   — Эллада.
   — Как, как?
   — Эллада.
   — Слава Богу, — вздохнул ученик. — Мне на секунду показалось, что ты сказал: «До ада».
   — Нет, в ад еще рановато, — заметил мастер Синанджу. — Впрочем, возможно, для тебя тут нет особой разницы.

Глава 6

   Самолет авиакомпании «Олимпик эйрвэйс» приземлился в Афинах. По трапу в сопровождении целой стайки греческих стюардесс спустился Римо в футболке с надписью: «Участник бега быков в Памплоне» и красной бейсбольной кепке с изображением бычьих рогов. Среди девиц затесался и парень, стюард с печальными коровьими глазами, на протяжении всего полета безуспешно намекавший Римо на возможность сменить сексуальную ориентацию.
   Римо нырнул в ближайший туалет и избавился тем самым от назойливых девиц. Влюбленного паренька, шмыгнувшего следом за ним, он запер в одной из кабинок.
   Не успел Римо выйти из туалета, как девицы, словно греческий хор, принялись расхваливать его на разные голоса.
   — Ты такой мужественный! — ворковала одна.
   — Особенно для американца, — добавила вторая.
   — Тебе нравятся гречанки? — спросила третья.
   — Ни видеть, ни слышать их не хочу, — ответил Римо.
   Девушки с черными, словно спелые маслины, глазами недоуменно переглянулись.
   — Мне нравятся женщины, которых трудно добиться, — объяснил Римо.
   — А если вдруг... Если все мы, допустим, спрячемся, ты будешь нас искать и добиваться?
   — Обязательно, — кивнул Римо. — Непременно! А потому сгиньте с глаз долой.
   Девушки разбежались кто куда, и мастера Синанджу спокойно поймали такси.
   — Учишься прямо на ходу, — заметил Чиун, усаживаясь в машину.
   — Да, только непонятно чему. Зачем мы прилетели в Афины?
   — У тебя ведь есть римская монета?
   — Ну есть.
   — Теперь надо найти греческую.
   — А смысл?
   — Так ведь ты не разгадал значения римской.
   Римо пожал плечами и отвернулся к окну, рассматривая пролетавшие мимо дома и улицы. Водитель гнал как сумасшедший. Интересно, подумал Римо, отчего это во всех европейских столицах водители такси ездят как самоубийцы?
   — Куда вам, ребята? — обернувшись, спросил шофер. От него так и разило чесноком, луком, виноградными листьями, оливками, бараниной и овечьей брынзой — поистине убойным ароматом.
   — В Пирей, — бросил Чиун.
   Водитель, похоже, не был новичком. Он кивнул и прибавил скорость. Машина летела по узким улочкам, отскакивая от стен на поворотах, точно посланный карамболем бильярдный шар.
   Наконец они добрались до пристани, где сильно пахло креозотом и дегтем. Выброшенные волной на берег, здесь умирали медленной и мучительной смертью маленькие осьминоги. Чиун бегло заговорил с каким-то типом по-гречески. Этот грек с обветренным и морщинистым лицом оказался капитаном траулера. Золото перекочевало из рук в руки, и ученик с учителем поднялись на борт.
   — Куда мы теперь? — поинтересовался Римо.
   — Станешь нырять за губками.
   — А чем займешься ты?
   — Буду надеяться, что ты не подведешь. И сильно не затянешь дело, потому как к ночи нам надо быть на Крите.
   Траулер был совсем стареньким — борта и днище его обросли ракушками. Судно не спеша поплыло среди множества залитых солнцем островов Эгейского моря.
   Достигнув небольшого клочка земли, который выделялся полным отсутствием зелени и каких-либо признаков человеческого обитания, траулер остановился, бросил якорь.
   Чиун обернулся к Римо:
   — Там, под водой, полно губок. Отыщи две самые крупные и подними их на берег.
   — Зачем?
   — Затем, что так велит твой учитель.
   Секунду-другую Римо колебался. Затем скинул туфли и «солдатиком» прыгнул с кормы. Он вошел в воду без единого всплеска, словно дельфин.
   Движение Римо было столь стремительным, что капитан-грек, находящийся на средней палубе, никак не мог опомниться. На палубе в мгновение ока вместо пассажира остались только туфли. Приблизившись, капитан опустился на колени, убедился, что туфли еще хранят тепло человека, который стоял здесь всего секунду назад, и начал истово креститься.
* * *
   Воды Эгейского моря казались синими не только на поверхности. Римо, словно стрела, вошел в их хрустальную голубизну и почти сразу же увидел дно.
   Мимо, настороженно озираясь по сторонам, проплыл грязно-серый осьминог с распущенными, точно лепестки цветка, щупальцами.
   Своими сонными, как у человека, глазами, цвет которых плавно менялся и переливался от серого до ярко-зеленого, он вдруг заметил человека. Тут же поджал щупальца и решил на всякий случаи спрятаться в разбитом керамическом горшке.
   Римо проплыл дальше. Рыбы не слишком его пугались и стрелой проносились мимо.
   Едва Римо коснулся морского дна, как вокруг коричневым облачком заклубилась грязь.
   Он нашел целую «клумбу» губок всевозможных размеров и форм, но самые крупные не превосходили по величине двух его кулаков, сдвинутых вместе. Одна ему особенно приглянулась, и Римо провел целых пять минут, высматривая вторую такую же.
   Из плотно сомкнутого рта его каждые четверть минуты вырывались пузырьки углекислого газа. Похоже, недостаток кислорода никак не сказывался на ныряльщике. Путем долгих тренировок он так увеличил объем легких, что, наполнив их воздухом, мог продержаться под водой более часа. А потому Римо не спешил и, стараясь угодить Чиуну, тщательно искал подходящую губку в пару первой.
* * *
   — И это лучшие из всех, что тебе удалось найти? — спросил мастер Синанджу, когда голова ученика показалась на поверхности, а в руках его, взметнувшихся вверх, мелькнули две большие губки. — Да ты просто дурака валял!
   — Неправда! Все дно обшарил в поисках самых крупных, — возразил Римо. — И нашел.
   Чиун обернулся к капитану траулера и окинул его укоризненным взглядом.
   — Такие, как ты, жадины, уже успели выбрать самое лучшее!
   Капитан пожал плечами. Он до сих пор не мог понять, как этот здоровый парень оказался в воде.
   Учитель обернулся к Римо.
   — Теперь возьми свои жалкие находки и отправляйся на остров.
   — А дальше что?
   — Там поймешь.
   Ученик огляделся по сторонам. Островок походил на выступавшую из воды шишку и не превышал по площади средних размеров автостоянку. Над ним кружили чайки и другие морские птицы, но ни малейшей попытки отыскать на острове пищу не предпринимали. И неудивительно — земля здесь была напрочь лишена какой-либо растительности.
   Однако, подплыв к острову, Римо понял, что привлекало птиц. Вода у самого берега была серой и мутной, от нее исходил специфический запах.
   — Эй, не бросишь мне туфли? Без них тут, похоже, не обойтись!
   Туфли взлетели в воздух и тут же пошли на дно.
   — Черт! — ругнулся Римо и нырнул за ними.
   Он надел их прямо под водой и прошелся по дну, высматривая губки. Затем выбрался на каменистый берег; под ногами хлюпала серая липкая грязь.
   — Как называется это место? — крикнул он.
   — По-гречески все равно не разберешь, а по-английски — остров Гуано.
   — Кажется, я понял, для чего мне нужны губки.
   — Ну и для чего?
   — Не для еды, уж это точно.
   — Отлично. Тогда для чего?
   — Для чистки, — скривился Римо.
   — Что ж, приступай. Времени у тебя в обрез. До захода солнца надо сняться с якоря.
   И Римо, стоя в воде, принялся за работу. Птицы наблюдали за ним с явным неодобрением. Время от времени какая-нибудь из них картинно ныряла в воду.
   Вскоре Римо с головы до ног испачкался вонючей грязью.
   — Я прямо как Геркулес, совершающий свой двенадцатый подвиг! — буркнул он себе под нос.
   Мастер Синанджу вежливо зааплодировал ему с борта судна.
   — Ну и за что ты мне хлопаешь, интересно знать?
   — Ты уже наполовину выполнил свою благородную миссию.
   — Очень благородно — копаться в птичьем дерьме!
   — Зато птицам следующего поколения достанется чистое место для гнездования.
   — Ерунда какая-то... — проворчал ученик.
   — Нет, не ерунда, а чайки гуано.
   К вечеру Римо почти управился. Солнце уже садилось, на улицах и в домах Афин зажегся свет. Акрополь с колоннадой Пантеона вдруг затеплился желтоватым светом, отчего камень стал похожим на слоновую кость.
   Римо вскинул изодранные губки к ночному небу.
   — Аллилуйя! Я закончил!
   Комочек серого помета пролетевшей над головой чайки упал прямо на носок его разодранной туфли.
   Сохранив на лице невозмутимо-торжественное выражение, Римо прикрыл пятнышко ногой.
   — А я все видел! — крикнул ему Чиун.
   Римо нехотя нагнулся, стер пятно, затем погрозил кружившей вверху птице и швырнул губку в воду.
   Не успел он войти в воду, как налетели другие чайки.
   Римо попытался распугать их. Птицы отлетели, но тут же вернулись вновь.
   — Ты не уйдешь оттуда, пока останется хоть малейшее пятнышко! — крикнул ему Чиун.
   — Да стоит только отвернуться, как через минуту они все тут загадят!
   — Что поделаешь, таков твой атлой.
   — А я думал, мой атлой — это очистить остров.
   — Не совсем так. Сначала отдраишь остров до блеска, а уж потом начнется атлой.
   — Дурацкий атлой.
   — Да, — кивнул Чиун. — Дурацкий не дурацкий, но атлой.
   — Дьявол!
   Римо поднял голову. Белые чайки, раскинув крылья, парили в потоках воздуха.
   — Тогда придется проторчать тут всю ночь.
   — Всю ночь не получится. Надо еще отыскать монету.
   Ученик сложил ладони рупором.
   — А почему бы не начать искать ее прямо сейчас, раз уж она так важна для нас, эта монета?
   — Потому, что ты не вправе уйти, не выполнив атлой.
   — Только сегодня? Или вообще никогда?
   — Вообще никогда. Таковы правила.
   — И кто только их придумал!
   — Великий Ванг.
   — Да он ведь умер три тысячи лет тому назад!
   — Лодырь! — сплюнул в воду Чиун.
   Ворча себе под нос, ученик оглядел остров. Камни, камни... Возможно, он возник на месте окаменевшего кораллового рифа. Трудно сказать... Поры, присущие кораллам, могли образоваться за сотни и тысячи лет непрерывного воздействия ветров и воды.
   Пористая плита слегка качнулась под его весом, но Римо удержал равновесие. И тут в голову ему пришла блестящая идея.
   Он добежал до края островка и сильно топнул ногой. Действие возымело желаемый результат: чайки с пронзительными криками разлетелись в разные стороны, а в грязно-белую воду обрушился изрядный кусок породы.
   Усмехнувшись, Римо на шаг отступил и повторил маневр. Эгейское море поглотило еще один ком земли.
   — Что ты делаешь? — взвизгнул мастер Синанджу при виде того, как западная оконечность острова ушла под воду.
   — Выполняю свой дурацкий атлой! — крикнул в ответ Римо.
   — А что останется мастерам будущего?
   — Я просто облегчаю им задачу. Уверен, все они только спасибо мне скажут.
   — Но это не по правилам!
   — Остановлюсь только тогда, когда прикажет Великий Ванг, — заявил ученик и с удвоенной энергией продолжил занятие.
   — Ты упрям и непокорен! — завопил кореец.
   — Вероятно. Зато прекрасное море скоро избавится от этой дурацкой шишки!
   К полуночи островок уменьшился до размеров крышки от мусорного бачка. Стало ясно — еще один шаг, и Римо просто свалится в темную воду. А потому, набрав в грудь побольше воздуха, он высоко подпрыгнул и ударил по жалким останкам островка двумя ногами.
   Камни обрушились, Римо оказался в воде.
   И поплыл с закрытыми глазами к мягко покачивающемуся на волнах траулеру.
   Вынырнув на поверхность, он поймал на себе укоризненный взгляд учителя.
   — Какой ты грязный!
   — Зато чувствую себя победителем.
   — Ты осквернил священные законы Синанджу!
   — Давай сматываться отсюда. Я страшно устал.
   Чиун покачал седой головой.
   — Не вздумай подниматься на борт в таком виде. Поплывешь следом.
   И не успел Римо возразить, как загремела цепь: из грязной, белесой воды показался якорь. Траулер отчалил.
   Римо поплыл за ним, ругаясь на чем свет стоит.
   Спустя какое-то время стало ясно, что они плывут не на север к Афинам, а на юг — туда, где рассыпало свои бесчисленные острова Эгейское море.
   — Не нравится мне все это, — буркнул пловец себе под нос.
   В ответ с борта траулера донесся тоненький голосок мастера Синанджу:
   — Как ты можешь! Ведь тебе даже неизвестно, какова наша цель?!
   — Зато я хорошо знаю тебя.
   — Если бы!..
   Римо призадумался. Интересно, что этим хотел сказать его учитель?..

Глава 7

   Через четыре часа греческий траулер бросил якорь у большого острова.
   — О нет, нет! — запротестовал Римо, еле шевеля в воде руками. — Этот я чистить не буду! Ни под каким видом!
   — И не надо, — успокоил его мастер Синанджу. — Поднимайся, только не оскверняй палубу этого славного судна своими грязными ногами.
   Чиун затрусил к носу, и ученик быстро поплыл вокруг судна, пытаясь поспеть за ним.
   Мастер Синанджу указал на темнеющую впереди береговую линию:
   — Видишь там, на берегу, пещера...
   — Не полезу я ни в какую пещеру! И ты прекрасно знаешь почему.
   — Меня там не будет, так что бояться нечего.
   — И что я должен сделать?
   — Войдешь в пещеру, — ответил Чиун, — а выйдешь с другой стороны. — Он указал на южный берег. — А я буду ждать тебя.
   — Судя по твоим словам, все очень просто, — хмыкнул Римо.
   — И не надейся.
   — Кстати, как называется этот остров?
   — Узнаешь, когда попадешь в пещеру.
   Римо поплыл к острову и у самого берега услышал странный хлюпающий звук волн, напоминающий женский плач.
   Под ногами Римо почувствовал острые камни. Вроде бы тоже кораллы, однако, выбравшись на сушу, Римо понял, что весь остров состоит из сероватой вулканической породы.
   Он подошел к пещере и прислушался, но услышал только плеск волн. Римо зажмурился, затем быстро открыл глаза. Вход в пещеру по-прежнему зиял жутким темным провалом.
   — Что ж, смелее, — пробормотал Римо и решительно шагнул вперед.
   Широкая у входа, пещера постепенно сужалась и вскоре превратилась в туннель. Прикосновение к шероховатым холодным камням было малоприятным, однако вскоре Римо приспособился и уже не обращал на это внимания.
   Свод над головой становился все ниже. Римо пришлось пригнуться.
   Футов через тридцать туннель раздвоился. Интересно, по какому из ответвлений идти дальше? Спустя секунду-другую Римо сориентировался и, подавив усмешку, двинулся по одному из них на север.
   Поскольку идея испытания принадлежала Чиуну, то логичное и очевидное решение явно неверно.
   Однако чувство радости и превосходства тут же улетучилось, едва белый мастер Синанджу наткнулся на глухую стену. Перед ней плескалось крохотное озерцо. Было так темно, что он догадался о его существовании, лишь замочив ноги. Никаких признаков выхода или потайной дверцы не наблюдалось.