В отделе кадров настоятельно прошу направить в свою часть, однако это не помогает. Кадровики хорошо знают пилотов, и никакими просьбами и уговорами их не прошибешь. К тому же в моей характеристике было написано: "Весьма чувствителен к холоду". Так я получаю новое назначение, на должность инструктора по самолетам У-2.
   И вот уже мои первые ученики: Бальховский, Капустин, Жаворонков, Смолюк, Перцев. Мне предстоит передать им свой опыт, приобретенный во время боев в Испании, а главным образом - здесь, в СССР.
   Во время работы в летной школе встречаюсь с другими испанскими летчиками, обороняющими небо Кавказа. Это были Хосе Сирухеда, Педро Муньос Бермехо, Хосе Гисбер, Хосе Руис, Амадео Трильо, Фернандо Вуенаньо. Они летали на Як-7. Их часть входила в состав 8-го авиационного корпуса.
   Когда я находился в госпитале, к нам поступил однажды еще один раненый. К моему удивлению и радости, им оказался испанец, летчик-истребитель, мой хороший знакомый Хосе Санчес Монтес. Мы вместе с ним воевали в Испании, и вот теперь оба стали участниками Великой Отечественной войны. Его ранило, как и меня, на Курской дуге, только немного позже.
   Хосе рассказал мне все, что прочитал в газетах о битве на Курской дуге, а также о тех событиях, очевидцем и участником которых он был.
   Хосе хорошо помнил свое детство, мир, в котором он жил, невысокие скалистые горы с округлыми или острыми вершинами. Горы изломанными цепочками тянулись с севера на юг. Лишь кое-где жалкая растительность взбиралась вверх по их склонам. Среди обвалившихся скал и каменного щебня изредка попадались небольшие зеленые лужайки, где Хосе пас своих четырех бодливых, вечно голодных и тощих коз. Он сам доил коз и, если удой был хорошим, продавал молоко, зарабатывая несколько жалких песет. Но это удавалось не каждый день: летом палящее солнце выжигало траву, и козам нечего было есть.
   Хосе в то время знал тетку Пепу, которая всю жизнь занималась стиркой чужого белья. Был знаком с Одноглазым - углежогом в юрах (никто не знал его настоящего имени). Был у него и друг по прозвищу Пинче, который жил со своей семьей в разваливающейся хижине на краю маленького грязного поселка у подножия гор, недалеко от южного побережья Испании на Средиземном море. Пинче погиб, когда недалеко от них проходила линия фронта. Однажды на их улицу залетел шальной артиллерийский снаряд: от его взрыва погиб не только Пннче, но еще и трое ребятишек, игравших вместе с ним.
   - Бедные мои друзья! - воскликнул тогда Хосе. - А они-то в чем виноваты? И что они знали об этой войне в Испании? Ничего. Ровным счетом ничего!
   Это были тяжелые дни в жизни Хосе. Уже два года, как в Испании шла война с фашистами. И хотя Хосе многого не понимал, он твердо знал, что фашисты - враги его народа. В скором времени его могли призвать на военную службу. Он мечтал стать военным летчиком. Однако сначала ему довелось жениться. Как и в других бедных испанских семьях, у них не было денег, чтобы сыграть свадьбу. Невеста его была слишком юной: в Испании тех времен законы разрешали девушкам выходить замуж в двенадцать лет. Что было делать? И они решили поступить так же, как это делали иногда бедняки, то есть симулировать побег из дому и таким образом избежать расходов на свадьбу.
   ...Луна своим светом озаряла темное небо. Сквозь разрывы в облаках она хорошо освещала дорогу. В эту ночь Хосе осторожно выбрался из окна своего дома на улицу. В руках у него был большой ломоть хлеба и несколько кусков свинины, завернутых в чистую тряпицу.
   Кармела, завернувшись в длинный теплый шерстяной платок, ждала его в кустах у излучины реки. Она гак дрожала от страха, что, когда Хосе ее обнял, не смогла произнести ни слова.
   - Кармела!.. Кармела!.. - повторял Хосе, обнимая и целуя невесту.
   Наконец она справилась со своим волнением и спросила:
   - Скажи мне... Что мы будем делать?.. Останемся здесь на всю ночь?
   - Нет, конечно! Уйдем отсюда подальше, чтобы нас никто не нашел. Завтра твой отец пойдет нас искать, особенно меня, чтобы отругать как следует.,. Но через несколько дней... все успокоятся, и мы вернемся домой.
   - А куда ты сейчас меня поведешь?
   - К родственникам... Идти придется далеко!
   Весь остаток ночи они шагали по каменистым пыльным дорогам и тропинкам и лишь к утру пришли к родственникам Хосе. Их встретили приветливо, накормили и предложили отдохнуть.
   Прошло несколько дней их первого счастья, и они вернулись домой. Однако через два месяца Хосе призвали в армию. Настал день их расставания.
   - Послушай меня, Кармела! Не надо плакать! - говорил Хосе своей молодой жене, обнимая ее в последний раз. - У тебя будет ребенок. Вот, возьми эти деньги. Я их выручил, продав наших коз. Истрать эти деньги на нашего первенца и на себя... Не думай ничего плохого... Я скоро вернусь, буду работать, и опять мы купим коз...
   В последний раз он видел Кармелу, когда она стояла посреди двора, прижимая черный платок к глазам. Она говорила:
   - Прощай, мой дорогой, береги себя!
   - Кармела!.. Береги себя и ребенка!..
   Когда солнце опустилось по другую сторону гор, Хосе уже был на станции. Он устроился на пустой тормозной площадке товарного состава, направлявшегося на север, в Мадрид. Волнение сжимало горло. Сквозь пелену слез Хосе смотрел в ту сторону, где осталась его Кармела. Перестукивали на стыках колеса, мелькали поля и железнодорожные станции. Все это понемногу отвлекло его от грустных мыслей.
   Кармела, вернувшись в опустевший дом, сначала очень плакала о своем Хосе, но потом заботы о родившемся ребенке понемногу развеяли ее тяжелые думы.
   Война часто давала о себе знать. То там то здесь, неподалеку от их поселка, вспыхивали перестрелки, раздавались взрывы снарядов. И тогда Кармела думала: "Бог мой! Война все продолжается... Какое несчастье для нашего народа! Как там мой Хосе?.."
   А Хосе, проявив настойчивость и упорство, поступил в летное училище и, успешно закончив его, успел еще до окончания войны сразиться в небе с фашистами.
   5 февраля 1939 года Хосе Санчес Монтес вместе с другими испанцами перешел границу Франции и попал в лагерь Сэнт-Сипрейн. В этом лагере Хосе насмотрелся на то, как умирают от голода, холода и болезней.
   Однажды один из его товарищей спросил:
   - Знаешь последнюю новость?
   - Нет! О чем речь?
   - Оказывается, можно написать письмо в Испанию... Его перешлют через Красный Крест!
   Хосе с трудом добыл огрызок карандаша и клочок чистой бумаги. Все мысли его были с Кармелой: "Дорогая Кармела! Я сейчас во Франции, нахожусь в лагере под стражей. Не знаю, получите ли вы мое письмо... Кармела! Береги нашего ребенка, которого я еще не видел, и даже не знаю, как его назвали. Хочу верить, что мы все-таки встретимся с тобой и сможем счастливо зажить вместе. Здесь у нас каждый день возникают все новые и новые слухи: одни говорят, будто нас вернут в Испанию, другие - будто нас согласилась принять Мексика. Говорят, что придется ехать в Китай, на Мадагаскар или даже в Индию. Однако что бы ни случилось, я всегда буду думать о своей родине, о вас, мои дорогие! О тебе, Кармела, и нашем ребенке! Никогда не смогу вас забыть! Уверен, что наши страдания рано или поздно кончатся и мы снова будем вместе.
   Любящий вас Хосе".
   Кармела, получив письмо, восприняла его как счастливый луч надежды. Ей казалось, что теперь, когда кончилась война, вернется домой и ее Хосе. Все это время она с утра до вечера работала поденщицей на земле местного богатея. После уборки урожая Кармела вместе с соседкой собирала оставшиеся колоски на пшеничном поле, а после сбора винограда они ходили по пустым виноградникам в поисках забытых виноградных веток. И когда закончилась уборка олив, они прошли немало оливковых рощ, отыскивая отдельные, неснятые ягоды. Всего этого было так мало, но для нее с сыном и это служило подспорьем. Зимой, в период дождей, Кармела вила веревки. За десять метров ей платили одну песету: этого едва хватало на хлеб. Зимой приходилось собирать сучья в роще, чтобы растопить печь. Роща принадлежала частному лицу, и сельская жандармерия ловила тех, кто собирал там сучья.
   За "кражу" сучьев из частного леса ее жестоко били.
   - А-а... Это ты жена того "красного"! - приговаривали при этом сельские жандармы.
   Так прошла не одна зима. Но, несмотря на все трудности, Кармела ждала и надеялась. При этом она часто говорила:
   - Когда же кончатся наши несчастья? Что бы еще сделать, чтобы досыта накормить моего сына?
   Между тем маленький Хоселито подрос и начал понимать несправедливости жизни.
   - Мама! - спрашивал он Кармелу. - Где же мой папа? Почему у других есть папы, а у меня нет?
   - У тебя есть отец! - отвечала Кармела. - Но он находится далеко отсюда. Когда кончатся его дела, он обязательно вернется к нам...
   А в это время Хосе вместе с другими летчиками уже находился в Советском Союзе.
   - Какое счастье для нас, испанских летчиков, оказаться в СССР! говорил своим друзьям Хосе Монтес. Он глубоко прятал свои переживания и свою тоску по тем, кто остался в Испании.
   В СССР Хосе обрел новых друзей, но не забыл о своей семье в Испании. Когда началась Великая Отечественная война, Хосе заявил о своем желании поскорее попасть на фронт.
   ...Первые налеты фашистских самолетов на Москву Хосе, как и многие испанские летчики, пережил на крышах домов: гасил зажигательные бомбы, тушил пожары, помогал раненым. Затем, когда немцы находились на подступах к Москве, он с группой других испанцев охранял важные объекты столицы. Позже, когда фашисты начали отступать от Москвы. Хосе был заброшен в тыл врага и участвовал в партизанской борьбе. Через несколько месяцев Хосе ранило, и его переправили на Большую землю. И вот он снова в Москве... После выздоровления его направили в авиацию. Пройдя тренировки на одном из подмосковных аэродромов, он получил назначение в санитарную авиацию.
   У Хосе была типичная внешность испанца из Кастилии: высокий, смуглый, с черными волнистыми волосами и крупными черными глазами, прикрытыми густыми длинными ресницами.
   ...Время в госпитале тянулось медленно, но, когда есть хороший рассказчик, оно проходит быстрее. Таким рассказчиком был для нас Хосе Санчес Монтес.
   С подмосковного аэродрома он попал под Сталинград. Противник находился еще далеко от города, но у Хосе хватало работы. Ему приходилось вывозить из окружения раненых, пролетая над линией фронта в сложных боевых условиях. Сегодня - выходной, - каждый раз говорил сам себе Хосе, когда ему очень хотелось отдохнуть. Однако он хорошо знал, что на войне выходных не бывает, и потому каждый раз вместе с механиком тщательно проверял самолет. Хосе полюбил свой самолет. За последние несколько недель Хосе "слетался" с ним, и самолет стал для него верным другом, особенно после того, как они побывали в крупных передрягах, попадали под обстрел, не раз делали вынужденную посадку. Однажды фашистский истребитель, вынырнув из-за облаков, с короткой дистанции обстрелял его самолет. Хосе сделал все, чтобы перетянуть за линию фронта и посадить самолет на своей территории. Узнав, что от пуль фашистского стервятника погибло двое раненых, Хосе проклинал себя и очень переживал. "Лучше б меня самого убило..." - думал Хосе, но в то же время он сознавал, что если бы сбили самолет, тогда погибли бы все...
   Его размышления прервал посыльный из штаба:
   - Срочный вылет!
   "Да, на войне выходных не бывает", - мысленно повторил Хосе излюбленную фразу и, забравшись в кабину самолета, вырулил на старт и взлетел.
   И снова полет за линию фронта: нужно было вывезти тяжелораненых бойцов. По маршруту его могут прикрыть в воздухе дежурные истребители из частей ПВО, если они не будут связаны боем. "Условия такие же, как всегда... - думал Хосе. - На войне выходных не бывает!.. Не бывает, не бывает, не бывает..." Он попытался даже подобрать к этим словам какой-нибудь знакомый мотив, но ничего не получалось, и он лишь твердил про себя: "Не бывает, не бывает..." Наконец показалась линия фронта. Хосе замолк и сосредоточился, предельно сконцентрировав все свои мысли и чувства на одной задаче - благополучно проскочить линию фронта.
   Линия фронта на этом участке была не сплошной, а прерывистой. Это благоприятствовало полету. На земле шли жаркие бои. В небе кружили штурмовики и истребители. Когда до места его приземления оставалось несколько километров, Хосе увидел, что выше его самолета разгорелся воздушный бой. Чтобы не быть сбитым каким-нибудь вражеским истребителем, он немного отклонился от курса, снизился и прошел той стороной, куда ветер относил дым от чадящих костров из нескольких сбитых самолетов, догоравших на земле. Под прикрытием дыма Хосе обогнул место боя и вышел на прежний курс.
   Вот и место приземления. На поляне импровизированное "Т". Солдаты размахивают руками.
   ...На вопрос: "Сколько загружать?" - он привычно отвечает:
   - Сколько войдет!
   В этот раз, когда грузили раненых, пошел крупный частый дождь. Бойцы, носившие раненых, шлепали по лужам. Промокшие до нитки, они старались прикрыть раненых шинелями или плащ-палатками.
   Через некоторое время тучи сгустились, сверкнул! молния.
   Стоя под крылом, Хосе думал: "Такой сильный ветер быстро разгонит тучи, даже может выглянуть луна. А взлететь нужно до ее появления. Главное - перелететь линию фронта, а там можно сесть где придется..."
   - Товарищ пилот! - услышал он звонкий девичий голос. - Дорога каждая минута!
   Обернувшись на голос, он увидел перед собой молодую девушку-санинструктора.
   - Что случилось?
   - У меня несколько тяжелораненых. Им срочно нужна операция.
   "Вот так-то! - отметил про себя Хосе. - Значит, кое-где не сядешь, нужно садиться дома..." Он внимательно посмотрел на девушку.
   - Сейчас лететь невозможно. Гроза! Она скоро кончится, и тогда полетим!
   Наконец дождь кончился, но ветер еще был сильным. Однако, видя обеспокоенное лицо санинструктора, Хосе решил взлететь.
   Он захлопнул санитарную кабину и, убедившись, что дверь ее хорошо закрыта, занял место пилота.
   Прогрев мотор, Хосе направил самолет в сторону поляны, с которой можно взлететь. Повинуясь умелой руке пилота, самолет, преодолев порывистый ветер, взлетел пошел по курсу.
   Около двадцати минут полета летчику приходилось бороться с сильными порывами ветра, которые бросали самолет то из стороны в сторону, то вверх и вниз. Хосе знал, что раненые ругают его сейчас на чем свет стоит, но сделать ничего не мог: свернуть в сторону означало попасть под сильный зенитный обстрел врага.
   Наконец дождь и ветер остались позади: самолет полетел ровно. В разрывах облаков появилась луна. Летчик забрался еще выше, чтобы в случае опасности уйти совсем в облака.
   Подлетая к линии фронта, он увидел частые разрывы зенитных снарядов и лучи прожекторов. Хосе сразу понял, чем ему все это грозит. Началось все, очевидно, раньше, чем он сюда подлетел. Видимо, до него здесь прорывался еще один самолет. Хосе обычно применял два маневра в воздухе, когда перевозил раненых: или рисковать, даже очень сильно рисковать, но обязательно выйти победителем, или же совсем не рисковать, но доставить раненых на место.
   Этим правилам он намерен был следовать и сейчас. Неожиданно его тронул кто-то за плечо. Это была санинструктор. Она выбралась из санитарной кабины и теперь стояла за его спиной.
   - Что случилось?! - громко крикнул Хосе, чтобы его сразу услышали и не мешали, так как ему надо было срочно менять курс. Он уже решил обойти этот участок и пересечь линию фронта в более спокойном месте. Для этого ему нужно было набрать высоту, затем снизиться до предельных возможностей и проскочить. Это был риск, но если его даже и подобьют, у него тогда все же будет шанс сразу после перелета линии фронта посадить самолет у своих.
   - Товарищ пилот! Умер один раненый, и еще двое в очень тяжелом состоянии. Нужно как можно скорее доставить их в госпиталь!
   Мельком взглянув на нее, Хосе даже в эту напряженную минуту невольно отметил красоту девушки. Но как ей объяснить сейчас всю сложность положения? Сейчас дело решают секунды. И Хосе довольно резко бросил через плечо:
   - Не мешайте!
   Краем глаза он заметил, как вспыхнула девушка, но он мгновенно сосредоточился и приступил к задуманному маневру.
   Маневр удался. Запоздалые выстрелы врага по самолету не причинили вреда. Около восьми минут Хосе находился в предельном напряжении. Когда же опасность миновала, он оглянулся, думая, что девушка по-прежнему стоит за его спиной, однако никого не увидел. Ему стало очень неловко за свою грубость. "Все-таки хоть немного, а совесть-то у тебя есть, Хосе, - начал он ругать себя. - Неловко получилось... Извинись. Да, нужно извиниться", решил Хосе. Когда-то он дал себе слово никогда не подходить к девушкам, особенно таким, какие ему могли бы понравиться. Это слово он сдерживал: ведь в Испании у него остались жена и ребенок.
   "Но тут, - уговаривал себя Хосе, - случай исключительный: я должен извиниться... Что тут такого?.. Извинюсь и отойду..." А в глубине души ему очень хотелось поговорить со своей пассажиркой.
   Когда разгрузка раненых закончилась, Хосе подошел к санинструктору и тронул ее за плечо. Она с обидой взглянула на него.
   - Не мешайте! - сказала девушка и отвернулась.
   Однако в ее голосе чувствовалась не столько обида, сколько усталость человека, долгие часы отработавшего! без сна и отдыха.
   Глядя в спину девушке, Хосе как можно мягче сказал:
   - Простите меня, я погорячился, я виноват... - И, взяв обеими руками девушку за плечи, мягко повернул ее к себе.
   И снова поразила его красота санинструктора. Светлые волосы, стройная фигура, правильные черты лица, большие голубые глаза... Но больше всего ему на этом лице понравился чуть вздернутый нос, придававший лицу девушки какое-то по-детски беспомощное выражение, особенно сейчас, когда она так устала.
   - Что вы на меня так смотрите? - Санинструктор даже покраснела. Будто хотите меня съесть... Разве вы не поняли, что я сказала?
   - Я хочу извиниться еще раз... Тогда некогда было объяснять...
   - Могли бы не кричать так грубо! Ведь и я без дела не сидела в вашем самолете!
   - Ну ладно... Я еще раз говорю: виноват... А как вас зовут?
   - Екатерина Васильевна, - сухо ответила девушка.
   - Катя!.. Катюша!.. В Испании мы так называли один из лучших советских бомбардировщиков.
   - Так вы - испанец?
   - Да.
   - Как интересно! А как вас зовут?
   - Хосе... Некоторые зовут меня просто "испанец", а друзья предпочитают называть Пене. Так звучит как-то по-дружески...
   - А мне как вас называть?
   - Как вам больше нравится...
   - Хорошо, я вас тоже буду звать Пепе. Пойдет?
   - Мне это только будет приятно!..
   - Тогда, Пепе, завтра снова придется лететь туда, откуда мы прилетели.
   ...Хосе еще долго рассказывал бы о Кате, но я прервал его:
   - Хватит о девушках, хватит о Кате! Расскажи, что ты делал на Курской дуге?
   Хосе все время мечтал пересесть на истребитель. И каждый раз ему отвечали, что нужно подождать: не хватает самолетов. Наконец его послали в тыл переучиваться для полетов на истребителе.
   В боях на Курской дуге Хосе Санчес Монтес сбил четыре фашистских самолета. Особенно он запомнил 13 июля 1943 года, когда войска противника на Воронежском фронте перешли к обороне. В этот солнечный и ясный день две пары самолетов, в том числе и самолет Хосе, вели бой над Прохоровкой. После только что закончившегося грандиозного танкового сражения дымилась опаленная взрывами, израненная земля, чернели остовы обгоревших танков, валялись обломки сбитых самолетов. Немцам не удалось здесь пройти, хотя они и бросили сюда, на узкий участок фронта, более 700 своих танков и самоходных установок. Больше половины их техники было уничтожено, и фашисты перешли к обороне.
   Чуть правее от группы Хосе шла эскадрилья истребителей соседнего полка. Перед группой Хосе стояла задача - не пропустить к линии фронта фашистские бомбардировщики. Выполнить эту задачу было не так-то просто: немцы посылали свои "юнкерсы" к линии фронта группами по двадцать самолетов под прикрытием "мессеров" и "фоккеров".
   На этот раз группе Хосе предстояло связать боем немецкие истребители, чтобы соседи смогли напасть на фашистские бомбардировщики. Однако немецкие истребители - сизо-грязноватые "мессеры" - сами напали на соседнюю эскадрилью, видимо считая, что она может нанести больший урон группе из двадцати Ю-88.
   Хосе со своим ведомым врезался в строй "юнкерсов" - снизу сзади. Вот точка перекрестья прицела его "яка" точно легла на быстро увеличивающийся в размерах бомбардировщик. Хосе нажал гашетку, и очереди из его пушки и крупнокалиберных пулеметов пронзили тушу "юнкерса". Он мгновенно вспыхнул. Хосе резко уклонился от падающих обломков самолета и только теперь заметил, что ведомого за ним нет. Это очень опасно: ведь пока он прицеливался и стрелял, его мог сбить незаметно подкравшийся "мессер". Хосе осмотрелся, однако прямой опасности не было. Немецкие истребители вели бой с другими нашими истребителями, а его ведомый, использовав удачный момент и пристроившись к фашистским бомбардировщикам, открыл огонь. Вот вспыхнул еще один "юнкерс". Строй немецких самолетов поломался. Фашистские летчики второпях начали сбрасывать бомбы. Хосе подозвал по радио своего ведомого, и они вновь бросились в атаку...
   Антонио Кано
   Находясь в госпитале в Москве, мы с Хосе получали письма от однополчан с Курской дуги. Они нам рассказали и о нашем общем друге Антонио Гарсиа Кано. Он воевал против фашистов еще в республиканской Испании и был неплохим летчиком-истребителем. До битвы на Курской дуге участвовал в боях под Москвой и Сталинградом.
   Из писем мы узнали много интересного об Антонио Кано и его боевых друзьях.
   Вместе со своими советскими товарищами он служил в частях ПВО. Их истребители базировались недалеко от Курска на аэродроме Уразово. В их задачу входило прикрывать от воздушных атак железнодорожные узлы и перегоны: Касторное - Старый Оскол - Новый Оскол - Валуйки. Особенно тщательно они должны были прикрывать крупный узел Валуйки.
   За несколько месяцев до битвы на Курской дуге у Антонио Кано и его ведомого Виктора Чуприкова произошел не совсем обычный бой, в результате которого им досталась совсем уж необычная добыча. За этот бой они получили благодарность от Героя Советского Союза генерал-лейтенанта А. В. Евсеева.
   Утром 12 октября 1942 года Антонио Кано и его ведомый были дежурной парой на своем аэродроме в Уразово. По сигналу ракеты они взлетели.
   Над их аэродромом плыли редкие облака, поэтому немецкий самолет-разведчик Хе-211, попытавшись уйти в облака, не смог спрятаться и вынужден был принять бой.
   Несколько атак Антонио Кано и его ведомого Виктора Чуприкова не увенчались успехом. Немецкий самолет ожесточенно отстреливался. Как они узнали позже, это был специально оборудованный самолет-разведчик с бронированными моторами и бензобаками. Защитное стекло из плексигласа было настолько толстым, что очереди наших истребителей никак не могли его пробить. На самолете было несколько фотоаппаратов. Его экипаж состоял из четырех человек - старших офицеров немецкой разведки. Двое из них имели по два Железных креста, а штурман - крест за участие в боях в Испании в 1936-1939 годах.
   Немецкий самолет возвращался с маршрута глубокой разведки: Полтава Орел - Калуга - Москва - Владимир - Горький - Саранск - Пенза - Саратов Воронеж.
   Летчику, сидевшему за штурвалом Хе-211, никак не удавалось уйти от вертких советских истребителей. К этому времени двое из экипажа Хе-211 получили ранение в ноги: бронированное стекло прикрывало их только до пояса. Тогда пилот решил прорваться на свою сторону на бреющем полете.
   Кано вовремя разгадал маневр фашиста. Дав команду своему напарнику поддержать его огнем, маневрируя своим самолетом, Кано начал прижимать противника к земле, вынуждая его сделать посадку.
   Кано в этот момент страшно ругался про себя: ему казалось, что он ведет прицельный огонь с точным попаданием, а немецкий самолет, рыская, все шел вперед. Кано еще и еще раз выпускал по нему очереди, а затем, уступив место напарнику, стал вертеться над немцем, пытаясь понять, почему он не может его сбить.
   И все же советские истребители не дали фашистскому самолету прорваться через линию фронта, и он совершил вынужденную посадку. Кано сделал над ним круг, заметив место, и вернулся на свой аэродром. Отсюда он на У-2 с двумя бойцами полетел к месту посадки немецкого самолета.
   Подлетая, Кано чуть отклонился в сторону, чтобы не попасть под вероятный огонь турельного пулемета, но пулемет молчал.
   Кано посадил свой самолет в стороне и вместе с двумя бойцами побежал к немецкому самолету-разведчику. Однако там никого не оказалось, а на земле были видны следы крови.
   Пошли по следам, просматривая все складки местности. Следы вывели на бугор, затем спустились с него, и метров через двести привели к плетню, за которым находилась хата да полуразвалившаяся баня на отшибе.
   Из-за плетня неожиданно появился парнишка лет четырнадцати и шепотом, дрожащим голосом торопливо сказал:
   - Товарищи бойцы!.. Они там... Немцы там, в бане. Кровищи натекло страсть!
   - А ты что здесь делаешь?
   - Я хотел бежать к нашим...
   - Сколько немцев в бане?
   - Двое. Остальные утекли туда. - И мальчик показал рукой в сторону фронта. - Мне приказали молчать, а то, мол, постреляют. А я их не боюсь. У меня отец на фронте, а мамку немцы убили за картошку... Она мерзлую картошку собирала в поле. Живу я с бабкой...