Она кивнула, и Гарри улыбнулся.
– Я солгал. Конечно, имеет. Я вне себя от счастья быть первым и последним. Единственным. Не заблуждайся, я не распутник, который получает удовольствие и уходит, не оглянувшись. Я не уйду.
– Гарри, давай сделаем это сегодня. Мы подумаем о будущем позже.
– Но может появиться ребенок. Я должен быть уверен в том, что мой сын или дочь будут носить мое имя.
– Я, как и ты, не хочу произвести на свет незаконнорожденного ребенка. Да, если я забеременею, то выйду за тебя.
– Тогда я буду держать тебя в этой постели, пока мы не сделаем тройню! Но ты в любом случае выйдешь за меня. – На этот раз Парфе зарычал, когда рядом упала мягкая фланель. – Потому что ты больше не сможешь отказаться от удовольствия, которое мы разделим сегодня. Вот увидишь, после сегодняшней ночи ты захочешь, чтобы я остался в твоей постели навечно, – заключил Гарри с улыбкой распутника.
Куини улыбнулась в ответ:
– Какая самонадеянность! Ты настолько уверен, что я получу удовольствие?
Гарри нахмурился.
– Может, не в первый раз, но я очень постараюсь.
– Покажи, как ты это будешь делать.
И Гарри начал показывать свое обожание руками, языком, вздохами, теплым дыханием, словами любви, которые, казалось, были даже более возбуждающими, чем все остальное.
Только казалось. Вскоре Куини перестала различать свои ощущения, она была одним омутом страсти, одним жидким пламенем с головы до пят, особенно в одном сокровенном месте.
Гарри не спешил. Он начал любовное путешествие с бровей, покрывая поцелуями каждый дюйм ее лица, задержался возле уха и с радостью ощутил, что она дрожит.
– Тебе не мешает свет?
– Наоборот, мне нравится видеть твое лицо. – Куини почувствовала, что краснеет. – И все остальное. Я даже не представляла, что мужчины сложены иначе, у тебя такие твердые мускулы.
Она еще не видела его твердость, подумал он.
– А еще у тебя здесь волосы, а у меня нет.
Куини ласкала его обнаженную грудь и вдруг обнаружила, что и она может сделать его соски твердыми.
Но Гарри продолжал, нежно целуя и слегка покусывая, двигаться по шее вниз, чтобы насладиться ее прекрасными грудями. Несмотря на уже едва ли не мучительное наслаждение, Куини понимала, что это пока не то удовольствие, которое обещал Гарри. Ей хотелось большего, и немедленно.
– Гарри!
– Скоро, дорогая, скоро.
Он ласкал языком ее живот, чувствительную кожу вокруг пупка. Предвкушение от его путешествия на «юг» заставляло обоих стонать. Он позволил своим рукам слегка коснуться завитков между ее бедрами. Куини попыталась обхватить его ногами, притянуть ближе, но Гарри был еще не готов. Нет, он-то готов, только еще не закончил предварительную игру, ведущую к первым восторгам.
Она закричала, и ему пришлось заглушить ее крик долгим поцелуем, что лишь увеличило ее нетерпение.
– Я думала, ты хотел делать ребенка!
– Ожидание – лучшая часть. Ну может, и не лучшая. Но я должен быть уверен, что ты готова.
– Я готова. Я ждала тебя всю жизнь. Неужели ты думаешь, что сейчас я не готова?
Он засмеялся, вернувшись к поклонению алтарю ее тела. Он гладил внутреннюю поверхность бедер, потом поднялся чуть выше, и она всхлипнула.
Потом опустился для более интимных поцелуев. Сначала он должен восхититься блаженным раем. Таким совершенным. Таким мягким. Таким... светлым?
– Боже мой, ты блондинка?
Глава 27
Глава 28
– Я солгал. Конечно, имеет. Я вне себя от счастья быть первым и последним. Единственным. Не заблуждайся, я не распутник, который получает удовольствие и уходит, не оглянувшись. Я не уйду.
– Гарри, давай сделаем это сегодня. Мы подумаем о будущем позже.
– Но может появиться ребенок. Я должен быть уверен в том, что мой сын или дочь будут носить мое имя.
– Я, как и ты, не хочу произвести на свет незаконнорожденного ребенка. Да, если я забеременею, то выйду за тебя.
– Тогда я буду держать тебя в этой постели, пока мы не сделаем тройню! Но ты в любом случае выйдешь за меня. – На этот раз Парфе зарычал, когда рядом упала мягкая фланель. – Потому что ты больше не сможешь отказаться от удовольствия, которое мы разделим сегодня. Вот увидишь, после сегодняшней ночи ты захочешь, чтобы я остался в твоей постели навечно, – заключил Гарри с улыбкой распутника.
Куини улыбнулась в ответ:
– Какая самонадеянность! Ты настолько уверен, что я получу удовольствие?
Гарри нахмурился.
– Может, не в первый раз, но я очень постараюсь.
– Покажи, как ты это будешь делать.
И Гарри начал показывать свое обожание руками, языком, вздохами, теплым дыханием, словами любви, которые, казалось, были даже более возбуждающими, чем все остальное.
Только казалось. Вскоре Куини перестала различать свои ощущения, она была одним омутом страсти, одним жидким пламенем с головы до пят, особенно в одном сокровенном месте.
Гарри не спешил. Он начал любовное путешествие с бровей, покрывая поцелуями каждый дюйм ее лица, задержался возле уха и с радостью ощутил, что она дрожит.
– Тебе не мешает свет?
– Наоборот, мне нравится видеть твое лицо. – Куини почувствовала, что краснеет. – И все остальное. Я даже не представляла, что мужчины сложены иначе, у тебя такие твердые мускулы.
Она еще не видела его твердость, подумал он.
– А еще у тебя здесь волосы, а у меня нет.
Куини ласкала его обнаженную грудь и вдруг обнаружила, что и она может сделать его соски твердыми.
Но Гарри продолжал, нежно целуя и слегка покусывая, двигаться по шее вниз, чтобы насладиться ее прекрасными грудями. Несмотря на уже едва ли не мучительное наслаждение, Куини понимала, что это пока не то удовольствие, которое обещал Гарри. Ей хотелось большего, и немедленно.
– Гарри!
– Скоро, дорогая, скоро.
Он ласкал языком ее живот, чувствительную кожу вокруг пупка. Предвкушение от его путешествия на «юг» заставляло обоих стонать. Он позволил своим рукам слегка коснуться завитков между ее бедрами. Куини попыталась обхватить его ногами, притянуть ближе, но Гарри был еще не готов. Нет, он-то готов, только еще не закончил предварительную игру, ведущую к первым восторгам.
Она закричала, и ему пришлось заглушить ее крик долгим поцелуем, что лишь увеличило ее нетерпение.
– Я думала, ты хотел делать ребенка!
– Ожидание – лучшая часть. Ну может, и не лучшая. Но я должен быть уверен, что ты готова.
– Я готова. Я ждала тебя всю жизнь. Неужели ты думаешь, что сейчас я не готова?
Он засмеялся, вернувшись к поклонению алтарю ее тела. Он гладил внутреннюю поверхность бедер, потом поднялся чуть выше, и она всхлипнула.
Потом опустился для более интимных поцелуев. Сначала он должен восхититься блаженным раем. Таким совершенным. Таким мягким. Таким... светлым?
– Боже мой, ты блондинка?
Глава 27
Гарри стоял на полу в халате, с которого только что согнал Парфе.
– Вот. – Он бросил ей ночную рубашку. – Теперь рассказывай. И не говори, чтобы я подождал. Я умираю по тебе, женщина, неужели ты не видишь? – И слепой увидел бы доказательство под его халатом. – Я заработал право узнать наконец правду.
– Но я не знаю, правда ли это.
– Тогда расскажи что знаешь.
И она рассказала. О Молли, Куини, о том, что ничего из раннего детства не помнила, кроме того страшного человека, о котором нельзя было никому рассказывать, даже упоминать его имя, потому что он всех тогда убьет. Хотя он был братом Молли, его все боялись. Правда, с тех пор она его больше не видела.
Гарри снова лег рядом и сжал ее руку.
– Но ты ведь была совсем ребенком.
– Он постоянно угрожал мне, и я постаралась забыть его. Полагаю, мне самой необходимо было все забыть, иначе я не смогла бы пережить этот страх.
– Ты была малышкой, что ты могла сделать? А несчастный случай с каретой?
– Я не знаю. Может, это было на самом деле. Может, он рассказал мне, чтобы еще больше напугать. Или чтобы внушить мне, что я та пропавшая девочка, потому что собирался получить за меня выкуп с лорда Карда, прежнего графа. Тот умер вскоре после гибели жены. Я не могла вспомнить, так ли все было на самом деле, поэтому никогда ему не верила.
– Ты могла быть ранена. Я слышал, раненый человек нередко теряет память и не может вспомнить случившееся. Продолжай.
– Его план с выкупом не удался. Вероятно, из-за смерти графа и загноившейся раны самого Денниса Годфри. Прежде чем Годфри умер, они с Эзрой, кажется, придумали новый шантаж. Но все эти годы я ничего о нем не знала, поэтому могу только предполагать. Молли говорила, что моим отцом, ее мужем, был солдат, который погиб, и что мы живем на его ежегодную ренту. Как я могла не поверить собственной матери? Она мне больше ничего не рассказывала и не хотела, чтобы я спрашивала о ее прошлом или прошлом моего отца, и я этого не делала.
– Она держала тебя в полной изоляции, как говорилось в отчетах, поэтому у тебя не было возможности усомниться в ее словах или узнать какие-либо слухи. Да и зачем тебе было у кого-то что-то спрашивать? Дети ко всему привыкают. Они мирятся с обстоятельствами, игнорируя то, чего не могут понять.
Куини согласно кивнула.
– Эзра сказал, что Молли не отвела меня к Эндикоттам, как планировал ее брат, потому что те бы сразу поняли, что я самозванка. И потом, Молли любила меня. Это единственное, в чем я уверена.
– Конечно, любила. Никто бы не смог расстаться с тобой. – Гарри поцеловал ее в макушку. – Я, например, не расстанусь никогда. И все же другую девочку так и не нашли.
– Она же была совсем маленькой. – Куини пожала плечами. – Кто знает, возможно, ее просто бросили в канаву.
– Они выпустили там собак, обшарили все дно реки. Ее искали много дней, но не обнаружили и следа. Но продолжай. Как ты узнала, что Молли тебе не мать, если ты ничего не помнила?
– После смерти Молли явился Эзра. Он хотел получить свою долю, часть денег, приходивших на ее банковский счет. За то, что помогал Деннису Годфри в его преступлениях, а также прятал его, когда тот не мог бежать из страны из-за раны. Но брат Молли так и не сел на корабль, возможно, его убил сам Эзра. Этого мы теперь не узнаем.
– Но почему Эзра угрожал тебе?
– Не только мне. Хеллен и миссис Петтигру тоже, потому что мы с Молли останавливались у них. Он чуть не сжег игорный клуб Джека Эндикотта, чтобы помешать мне навести справки. Потом он рассказал мне правду о вымогательстве. По его словам, они взяли из приюта светловолосую, голубоглазую девочку, чтобы обмануть графа и получить с него выкуп. А потом обмануть Филана Слоуна, чтобы тот продолжал всю жизнь платить им за сокрытие своего преступления. Это было лучше, чем пытаться заставить молодых наследников графа платить за ребенка, которого они бы не признали. Так что пока Филан Слоун платил, им незачем было показывать девочку. Любая сирота, которую воспитывала бы Молли, сгодилась бы на эту роль. Локон волос, миниатюра, сделанная художником на сельской ярмарке... Слоун был согласен посылать деньги, если даже он крал их у людей, которым причинил страшную боль. Поэтому я так стремилась добиться успеха, чтобы вернуть им часть долга. Я хотела все рассказать двум братьям, но панически боялась мести Эзры.
– Знаешь, для умной женщины ты невероятно глупа, дорогая.
– Нет. Я стала первым модельером, успешной деловой женщиной и почти твоей любовницей.
– «Почти» мы обсудим позже. Но ты поверила Эзре.
– Он был там. Он должен был знать правду.
– Он сказал то, чему ты должна была поверить. Он был лжецом, а возможно, и убийцей. По крайней мере большего мошенника найти трудно, если не считать его приятеля Денниса Годфри. Одно его занятие – торговля крадеными вещами – говорит о многом. Если бы ты, дорогая, его опознала, ему грозила бы виселица. Вот почему они не пытались вернуть тебя семье. Ты слишком много знала, если даже и не помнила всего. Разумеется, он сочинил тебе сказку о приюте. И, разумеется, угрожал. Ему очень повезло, что он сейчас в могиле, иначе я бы за одно это разорвал его на части. Но ты? Почему ты верила каждому слову Эзры?
Куини опять заплакала.
– Я была так одинока, так испуганна. Он говорил, что меня тоже могут повесить, ведь я имела доход от тех преступлений.
– Но ты была совсем ребенком. Тебя держали взаперти, ты не знала жизни с ее пороками. Ты могла не помнить тех ужасов, которые с тобой произошли, что взять с ребенка? Ты даже сейчас не знаешь, реальность это или дурные сны. Никто не может тебя винить, chйrie. Клянусь. Ты поступила наилучшим образом, сбежав от него, приняла самое разумное и смелое решение для той ситуации, которая была. Ты ни в чем не виновата, преступники – те подлецы.
– Но я, уже зная, что братья никогда не найдут леди Шарлотту, молчала.
– Ты осталась в живых, чтобы рассказать им сейчас. Я буду рядом с тобой. Пусть братья теперь сами доискиваются правды, если это возможно после стольких лет, и тогда мы узнаем, как все было на самом деле. И тогда ты будешь вольна делать что захочешь и быть кем пожелаешь. Рассчитываю, что моей женой.
– Тебя действительно не волнует, кто я на самом деле?
– Меня волнует, что мои ноги опять замерзли.
Спустя какое-то время, когда свечи уже догорели, Гарри услышал покашливание и тихий стук в дверь.
– Мадам Лекарт?
Это был проклятый дворецкий леди Дженнифер, посвятивший себя заботам об удобстве отдыха для всей компании. Должно быть, он увидел под дверью свет или услышал скрип кровати, тайком возвращаясь от хозяйки.
– Все в порядке? – шепотом осведомился дворецкий.
Куини чуть не засмеялась.
– О да, теперь все замечательно.
Так оно и было.
Он впустил всех в дом, быстро оглядев поверх очков посетителей. Леди Дженнифер не подходила на роль его сестры, потому что была слишком великовозрастна. Миссис Петтигру определенно была слишком стара и вульгарна. Мисс Хеллен Петтигру слишком молода, а мадам Дениз Лекарт слишком темноволоса.
Разочарованный граф проводил всех в Золотую гостиную, где в тревожном ожидании сидели его жена, брат и невестка.
Когда все были представлены друг другу, графиня извинилась за то, что не встает с кушетки, поскольку очень раздалась из-за беременности.
– Думаю, здесь слишком много народу для откровенной беседы, чему бы она ни была посвящена, – сказала леди Дженнифер. – С вашего позволения, милорд, мы с Кэмом прогуляемся, чтобы полюбоваться окрестностями. Полагаю, мой дворецкий уже успел проводить юного слугу и пуделя мадам Лекарт в бельведер, который мы заметили с подъездной дорожки.
Джек Эндикотт вежливо открыл перед ними дверь.
– Пудель? Только не позволяйте моей подопечной Харриет увидеть собаку, а то она захочет такую же.
Алекс поклонился, радуясь, что избавлен от некоторой неловкости, и пригласил гостей сесть.
Миссис Петтигру выбрала широкое мягкое кресло в непосредственной близости от стола с конфетами. Хеллен и Джон Джордж устроились на софе, довольно близко друг к другу, но все же соблюдая приличия. Мистер Рорк встал у окна, чтобы не мешать компании.
Леди Кард, урожденная Элеонора Слоун, не отрывавшая взгляда от Куини, особенно от ее глаз, извинилась за столь невежливый осмотр и пригласила ее сесть рядом. Гарри встал за спиной Куини, положив ей руку на плечо.
– Возможно, нам следует поговорить наедине? – предложила графиня.
– Нет, это мои друзья, – ответила Куини, стараясь, чтобы не дрожал голос. – И неотъемлемая часть того, о чем я хочу рассказать.
– В таком случае давайте за это выпьем по бокалу вина? – улыбнулся ей Джек Эндикотт.
Она поняла, за что бывший герой войны заслужил репутацию повесы и распутника. Но, проходя к стороне стола, где стояли вино и бокалы, он погладил свою красавицу жену по щеке.
– Благодарю вас, это было бы превосходно.
Пока все в напряженном ожидании пили вино, молчание становилось ужасающе неловким. Наконец Гарри сжал плечо Куини и спросил, не должен ли начать он.
Куини вскинула подбородок.
– Нет, я расскажу сама. – Она поставила бокал и сделала глубокий вдох. – Я Куини Деннис.
Миссис Петтигру всмотрелась в нее поверх бокала:
– Черт бы побрал меня за мою глупость, это же ты!
– Но по описанию Куини Деннис блондинка, как и наша сестра, – произнес лорд Кард.
– Она блондинка, – в один голос сказали Хеллен, ее мать и Гарри.
Он мгновенно покраснел, осознав, что выдал причину своей осведомленности. Джек неодобрительно взглянул на старого приятеля. Но прежде чем он успел что-либо спросить, Куини сняла с головы убор из черных кружев и лент. Потом наклонила голову, чтобы все могли увидеть светлые корни ее волос.
– Я блондинка. Я Куини Деннис и, может быть, ваша сестра. Я не знаю. Я не помню свое раннее детство, но надеялась, что Кард-Холл поможет мне что-то вспомнить. – Она пожала плечами. – Ваш дом прекрасен, милорд, миледи, но мне он незнаком.
Лорд Кард наклонился вперед.
– Но с чего вы взяли...
– Мне снятся кошмары о падении кареты и моем одиночестве.
Она говорила все быстрее, как будто хотела освободиться от тяжелого груза и покончить с этим делом. В ее рассказе смешались Эзра, бриллианты Гарри, Франция. Она знала, что позже они сумеют поставить все на свои места.
– Он сказал мне, что я сирота и виновна в преступлениях. Я очень боялась, не представляла, что делать. Клянусь, я не знала ни о вымогательстве, ни об участии в этом мистера Слоуна. – Она повернулась к леди Кард: – Прошу меня извинить, миледи. Я знаю, что он ваш брат, что он платил за мою жизнь, мой дом, мое образование, но я не могу его оправдать. Я поехала к нему в гостиницу семьи Браун, чтобы выяснить, узнаем ли мы друг друга... – Куини снова пожала плечами. – Нет. Он выглядел весьма довольным, и я полагаю, что даже рада за него.
– За это я вам благодарна, – сказала Элеонора, беря мужа за руку. – Но вы сами не уверены в том, что вы дочь моей кузины и сестра Алекса?
– Я не знаю правды. И не собиралась заявлять права на вознаграждение или что-то другое. Поверьте, я приехала не за этим. Я хотела вернуть свой долг и, если смогу, уменьшить вашу печаль.
– Я помню, вы приходили в «Красное и черное» – сказала жена Джека, бывшая гувернантка, Эллисон Силвер. – На вас была красивая шляпа и вуаль.
– Я приходила дважды, хотела взглянуть на портреты, задать вопросы. А потом случился пожар – как месть за мое любопытство. Я не могла причинить вашей семье еще больший вред и трусливо сбежала.
– Вы не трусиха, – возразил Гарри. – Просто молодая женщина, которой не к кому было обратиться.
Алекс снял очки, чтобы протереть их, словно почувствовал себя виноватым за то, что его там не было. Джек выругался, потому что это был его клуб, который он создал, чтобы собирать информацию.
– Я думала, что смогу начать новую жизнь с новым именем. Буду наконец в безопасности, найду способ заработать деньги, чтобы вернуть их вам.
Алекс обвел рукой гостиную с сокровищами в каждом углу и на каждой стене:
– Нам ваши деньги не нужны, дорогая. И вы ни в чем не виноваты. Я бы не взял ни фартинга.
– Видите? – спросил Гарри. – Я вам говорил, что Туз будет справедливым и вам не о чем беспокоиться.
Леди Кард наклонилась вперед, насколько позволял ей живот:
– Совершенно не о чем, за исключением того, кто она на самом деле.
– Для меня это не имеет значения, – ответил Гарри.
– Но для нас имеет, – заявила жена Джека и повернулась к мужу: – Ты должен задать ей вопросы. Ты же видел, сколько всяких самозванок приходило к тебе за вознаграждением.
Джек поклонился и спросил:
– Как звали вашего пони?
– У меня не было пони. Я никогда в жизни не ездила верхом и даже не имела желания садиться на этих огромных, ужасных животных.
– Полагаю, это естественно после несчастного случая, – ответил Джек. – Но у Лотти тоже не было пони. Он ждал ее здесь как подарок к ее возвращению из поездки на север.
Хеллен так сжала руку мистера Брауна, что тот охнул. Миссис Петтигру ела конфеты.
Следующий вопрос касался имени ее куклы. Она засмеялась:
– Конечно, Долли, как у большинства маленьких девочек. Я помню, она была такая красивая, настоящая королева, прежде чем ее одежда превратилась в лохмотья, а фарфоровое лицо раскололось. Я всегда думала, что именно ее должны были называть Куини, а не меня.
– Кукла была подарком самой королевы. Вас назвали Шарлоттой в ее честь.
Куини отрицательно покачала головой. Леди Кард заплакала. Последний вопрос Джек почти прошептал:
– Как звали ваших братьев?
– Всем известно, что вы Александр и Джонатан, или Туз и Джек. – Она повернулась к жене Джека: – Вы сами подсказали мне в игровом клубе, считая, что я хочу получить вознаграждение.
Валерия Петтигру, услышав слово «вознаграждение», тут же заинтересовалась разговором, но будущий зять подвинул к ней блюдо с засахаренными фруктами, чтобы она помолчала.
– Но сами вы не помните ваших братьев? – спросил Алекс.
Она с грустью покачала головой. Эти два красавца были бы прекрасными братьями, с ними любая девочка чувствовала бы себя гордой и защищенной.
– Когда я услышала вопрос, то почему-то вспомнила имя Анди или Энди, из другого времени. Может, из приюта. Да и Джеков и Джонов там должно было быть множество.
– Но я был виконт Эндикотт, прежде чем унаследовал титул отца. Только брат и соученики называли меня Алекс или Туз. Няня предпочитала называть меня Энди.
– Няня Молнар тоже была в карете, – не задумываясь выпалила Куини.
– Проклятие, я почти забыл имя няни, – сказал Джек.
Тут впервые вмешался Рорк:
– Имя было в криминальных отчетах.
Все, за исключением Куини, посмотрели на него.
– Да, я читала старые газетные статьи, когда поняла, что имею к этому отношение. Я могла увидеть ее имя там.
– Но бедная сирота не могла иметь няню. Тем более находиться в разбившейся карете в то же время, что и наша Лотти.
– Иметь красивую куклу.
– И не иметь пони.
Опять полились слезы, Элеонора раскрыла объятия, чтобы принять в них Куини:
– Моя маленькая кузина.
– Я в этом не уверена.
– А я уверена, – настаивала Элеонора, и никто не желал спорить с женщиной, готовящейся стать матерью. – Алекс, Джек, покажите ей детскую, вдруг что-нибудь вспомнится. Там маленькая Лотти проводила большую часть своего времени, а здесь ей вряд ли может быть что-то знакомо.
Наверх пошли только Куини и братья Эндикотты. И, конечно, Гарри.
Они были представлены маленькой белой собачке и темноволосому малышу с графским носом. Куини надеялась, что, когда маленький виконт Эндикотт вырастет, его нос будет таким же орлиным, как у отца, и он будет носить его с таким же достоинством и величием. У Джека Эндикотта нос был другой, с горбинкой, очевидно, сломан. Куини дотронулась до своего маленького прямого носа и вздохнула. Потом оглядела комнату.
– Нет, мне все тут незнакомо.
Алекс покачал головой:
– У моей жены странные идеи. Детскую перекрасили, хрупкие игрушки девочки убрали в кладовую, подальше от моего буйного сына.
Кроме кукольного дома. Куини сразу подошла к стеклянному шкафчику с остроконечной крышей, без колебаний отодвинула задвижку, открыла дверцу и вынула обеденный стол величиной с ладонь.
– Ты сломал его, Джек, когда взял, чтобы построить форт для своих солдат. Но Энди сразу починил, еще до того, как я побежала жаловаться папе.
Одна из ножек стола была неумело склеена.
Алекс снова протер очки, а Джек сказал:
– Добро пожаловать домой, сестренка.
– Вот. – Он бросил ей ночную рубашку. – Теперь рассказывай. И не говори, чтобы я подождал. Я умираю по тебе, женщина, неужели ты не видишь? – И слепой увидел бы доказательство под его халатом. – Я заработал право узнать наконец правду.
– Но я не знаю, правда ли это.
– Тогда расскажи что знаешь.
И она рассказала. О Молли, Куини, о том, что ничего из раннего детства не помнила, кроме того страшного человека, о котором нельзя было никому рассказывать, даже упоминать его имя, потому что он всех тогда убьет. Хотя он был братом Молли, его все боялись. Правда, с тех пор она его больше не видела.
Гарри снова лег рядом и сжал ее руку.
– Но ты ведь была совсем ребенком.
– Он постоянно угрожал мне, и я постаралась забыть его. Полагаю, мне самой необходимо было все забыть, иначе я не смогла бы пережить этот страх.
– Ты была малышкой, что ты могла сделать? А несчастный случай с каретой?
– Я не знаю. Может, это было на самом деле. Может, он рассказал мне, чтобы еще больше напугать. Или чтобы внушить мне, что я та пропавшая девочка, потому что собирался получить за меня выкуп с лорда Карда, прежнего графа. Тот умер вскоре после гибели жены. Я не могла вспомнить, так ли все было на самом деле, поэтому никогда ему не верила.
– Ты могла быть ранена. Я слышал, раненый человек нередко теряет память и не может вспомнить случившееся. Продолжай.
– Его план с выкупом не удался. Вероятно, из-за смерти графа и загноившейся раны самого Денниса Годфри. Прежде чем Годфри умер, они с Эзрой, кажется, придумали новый шантаж. Но все эти годы я ничего о нем не знала, поэтому могу только предполагать. Молли говорила, что моим отцом, ее мужем, был солдат, который погиб, и что мы живем на его ежегодную ренту. Как я могла не поверить собственной матери? Она мне больше ничего не рассказывала и не хотела, чтобы я спрашивала о ее прошлом или прошлом моего отца, и я этого не делала.
– Она держала тебя в полной изоляции, как говорилось в отчетах, поэтому у тебя не было возможности усомниться в ее словах или узнать какие-либо слухи. Да и зачем тебе было у кого-то что-то спрашивать? Дети ко всему привыкают. Они мирятся с обстоятельствами, игнорируя то, чего не могут понять.
Куини согласно кивнула.
– Эзра сказал, что Молли не отвела меня к Эндикоттам, как планировал ее брат, потому что те бы сразу поняли, что я самозванка. И потом, Молли любила меня. Это единственное, в чем я уверена.
– Конечно, любила. Никто бы не смог расстаться с тобой. – Гарри поцеловал ее в макушку. – Я, например, не расстанусь никогда. И все же другую девочку так и не нашли.
– Она же была совсем маленькой. – Куини пожала плечами. – Кто знает, возможно, ее просто бросили в канаву.
– Они выпустили там собак, обшарили все дно реки. Ее искали много дней, но не обнаружили и следа. Но продолжай. Как ты узнала, что Молли тебе не мать, если ты ничего не помнила?
– После смерти Молли явился Эзра. Он хотел получить свою долю, часть денег, приходивших на ее банковский счет. За то, что помогал Деннису Годфри в его преступлениях, а также прятал его, когда тот не мог бежать из страны из-за раны. Но брат Молли так и не сел на корабль, возможно, его убил сам Эзра. Этого мы теперь не узнаем.
– Но почему Эзра угрожал тебе?
– Не только мне. Хеллен и миссис Петтигру тоже, потому что мы с Молли останавливались у них. Он чуть не сжег игорный клуб Джека Эндикотта, чтобы помешать мне навести справки. Потом он рассказал мне правду о вымогательстве. По его словам, они взяли из приюта светловолосую, голубоглазую девочку, чтобы обмануть графа и получить с него выкуп. А потом обмануть Филана Слоуна, чтобы тот продолжал всю жизнь платить им за сокрытие своего преступления. Это было лучше, чем пытаться заставить молодых наследников графа платить за ребенка, которого они бы не признали. Так что пока Филан Слоун платил, им незачем было показывать девочку. Любая сирота, которую воспитывала бы Молли, сгодилась бы на эту роль. Локон волос, миниатюра, сделанная художником на сельской ярмарке... Слоун был согласен посылать деньги, если даже он крал их у людей, которым причинил страшную боль. Поэтому я так стремилась добиться успеха, чтобы вернуть им часть долга. Я хотела все рассказать двум братьям, но панически боялась мести Эзры.
– Знаешь, для умной женщины ты невероятно глупа, дорогая.
– Нет. Я стала первым модельером, успешной деловой женщиной и почти твоей любовницей.
– «Почти» мы обсудим позже. Но ты поверила Эзре.
– Он был там. Он должен был знать правду.
– Он сказал то, чему ты должна была поверить. Он был лжецом, а возможно, и убийцей. По крайней мере большего мошенника найти трудно, если не считать его приятеля Денниса Годфри. Одно его занятие – торговля крадеными вещами – говорит о многом. Если бы ты, дорогая, его опознала, ему грозила бы виселица. Вот почему они не пытались вернуть тебя семье. Ты слишком много знала, если даже и не помнила всего. Разумеется, он сочинил тебе сказку о приюте. И, разумеется, угрожал. Ему очень повезло, что он сейчас в могиле, иначе я бы за одно это разорвал его на части. Но ты? Почему ты верила каждому слову Эзры?
Куини опять заплакала.
– Я была так одинока, так испуганна. Он говорил, что меня тоже могут повесить, ведь я имела доход от тех преступлений.
– Но ты была совсем ребенком. Тебя держали взаперти, ты не знала жизни с ее пороками. Ты могла не помнить тех ужасов, которые с тобой произошли, что взять с ребенка? Ты даже сейчас не знаешь, реальность это или дурные сны. Никто не может тебя винить, chйrie. Клянусь. Ты поступила наилучшим образом, сбежав от него, приняла самое разумное и смелое решение для той ситуации, которая была. Ты ни в чем не виновата, преступники – те подлецы.
– Но я, уже зная, что братья никогда не найдут леди Шарлотту, молчала.
– Ты осталась в живых, чтобы рассказать им сейчас. Я буду рядом с тобой. Пусть братья теперь сами доискиваются правды, если это возможно после стольких лет, и тогда мы узнаем, как все было на самом деле. И тогда ты будешь вольна делать что захочешь и быть кем пожелаешь. Рассчитываю, что моей женой.
– Тебя действительно не волнует, кто я на самом деле?
– Меня волнует, что мои ноги опять замерзли.
Спустя какое-то время, когда свечи уже догорели, Гарри услышал покашливание и тихий стук в дверь.
– Мадам Лекарт?
Это был проклятый дворецкий леди Дженнифер, посвятивший себя заботам об удобстве отдыха для всей компании. Должно быть, он увидел под дверью свет или услышал скрип кровати, тайком возвращаясь от хозяйки.
– Все в порядке? – шепотом осведомился дворецкий.
Куини чуть не засмеялась.
– О да, теперь все замечательно.
Так оно и было.
* * *
Если граф Кард и был удивлен, увидев толпу незнакомых людей на пороге, то виду не подал. Алекс был слишком заинтригован письмом, содержавшим просьбу о беседе, и сообщениями Рорка, своего человека с Боу-стрит.Он впустил всех в дом, быстро оглядев поверх очков посетителей. Леди Дженнифер не подходила на роль его сестры, потому что была слишком великовозрастна. Миссис Петтигру определенно была слишком стара и вульгарна. Мисс Хеллен Петтигру слишком молода, а мадам Дениз Лекарт слишком темноволоса.
Разочарованный граф проводил всех в Золотую гостиную, где в тревожном ожидании сидели его жена, брат и невестка.
Когда все были представлены друг другу, графиня извинилась за то, что не встает с кушетки, поскольку очень раздалась из-за беременности.
– Думаю, здесь слишком много народу для откровенной беседы, чему бы она ни была посвящена, – сказала леди Дженнифер. – С вашего позволения, милорд, мы с Кэмом прогуляемся, чтобы полюбоваться окрестностями. Полагаю, мой дворецкий уже успел проводить юного слугу и пуделя мадам Лекарт в бельведер, который мы заметили с подъездной дорожки.
Джек Эндикотт вежливо открыл перед ними дверь.
– Пудель? Только не позволяйте моей подопечной Харриет увидеть собаку, а то она захочет такую же.
Алекс поклонился, радуясь, что избавлен от некоторой неловкости, и пригласил гостей сесть.
Миссис Петтигру выбрала широкое мягкое кресло в непосредственной близости от стола с конфетами. Хеллен и Джон Джордж устроились на софе, довольно близко друг к другу, но все же соблюдая приличия. Мистер Рорк встал у окна, чтобы не мешать компании.
Леди Кард, урожденная Элеонора Слоун, не отрывавшая взгляда от Куини, особенно от ее глаз, извинилась за столь невежливый осмотр и пригласила ее сесть рядом. Гарри встал за спиной Куини, положив ей руку на плечо.
– Возможно, нам следует поговорить наедине? – предложила графиня.
– Нет, это мои друзья, – ответила Куини, стараясь, чтобы не дрожал голос. – И неотъемлемая часть того, о чем я хочу рассказать.
– В таком случае давайте за это выпьем по бокалу вина? – улыбнулся ей Джек Эндикотт.
Она поняла, за что бывший герой войны заслужил репутацию повесы и распутника. Но, проходя к стороне стола, где стояли вино и бокалы, он погладил свою красавицу жену по щеке.
– Благодарю вас, это было бы превосходно.
Пока все в напряженном ожидании пили вино, молчание становилось ужасающе неловким. Наконец Гарри сжал плечо Куини и спросил, не должен ли начать он.
Куини вскинула подбородок.
– Нет, я расскажу сама. – Она поставила бокал и сделала глубокий вдох. – Я Куини Деннис.
Миссис Петтигру всмотрелась в нее поверх бокала:
– Черт бы побрал меня за мою глупость, это же ты!
– Но по описанию Куини Деннис блондинка, как и наша сестра, – произнес лорд Кард.
– Она блондинка, – в один голос сказали Хеллен, ее мать и Гарри.
Он мгновенно покраснел, осознав, что выдал причину своей осведомленности. Джек неодобрительно взглянул на старого приятеля. Но прежде чем он успел что-либо спросить, Куини сняла с головы убор из черных кружев и лент. Потом наклонила голову, чтобы все могли увидеть светлые корни ее волос.
– Я блондинка. Я Куини Деннис и, может быть, ваша сестра. Я не знаю. Я не помню свое раннее детство, но надеялась, что Кард-Холл поможет мне что-то вспомнить. – Она пожала плечами. – Ваш дом прекрасен, милорд, миледи, но мне он незнаком.
Лорд Кард наклонился вперед.
– Но с чего вы взяли...
– Мне снятся кошмары о падении кареты и моем одиночестве.
Она говорила все быстрее, как будто хотела освободиться от тяжелого груза и покончить с этим делом. В ее рассказе смешались Эзра, бриллианты Гарри, Франция. Она знала, что позже они сумеют поставить все на свои места.
– Он сказал мне, что я сирота и виновна в преступлениях. Я очень боялась, не представляла, что делать. Клянусь, я не знала ни о вымогательстве, ни об участии в этом мистера Слоуна. – Она повернулась к леди Кард: – Прошу меня извинить, миледи. Я знаю, что он ваш брат, что он платил за мою жизнь, мой дом, мое образование, но я не могу его оправдать. Я поехала к нему в гостиницу семьи Браун, чтобы выяснить, узнаем ли мы друг друга... – Куини снова пожала плечами. – Нет. Он выглядел весьма довольным, и я полагаю, что даже рада за него.
– За это я вам благодарна, – сказала Элеонора, беря мужа за руку. – Но вы сами не уверены в том, что вы дочь моей кузины и сестра Алекса?
– Я не знаю правды. И не собиралась заявлять права на вознаграждение или что-то другое. Поверьте, я приехала не за этим. Я хотела вернуть свой долг и, если смогу, уменьшить вашу печаль.
– Я помню, вы приходили в «Красное и черное» – сказала жена Джека, бывшая гувернантка, Эллисон Силвер. – На вас была красивая шляпа и вуаль.
– Я приходила дважды, хотела взглянуть на портреты, задать вопросы. А потом случился пожар – как месть за мое любопытство. Я не могла причинить вашей семье еще больший вред и трусливо сбежала.
– Вы не трусиха, – возразил Гарри. – Просто молодая женщина, которой не к кому было обратиться.
Алекс снял очки, чтобы протереть их, словно почувствовал себя виноватым за то, что его там не было. Джек выругался, потому что это был его клуб, который он создал, чтобы собирать информацию.
– Я думала, что смогу начать новую жизнь с новым именем. Буду наконец в безопасности, найду способ заработать деньги, чтобы вернуть их вам.
Алекс обвел рукой гостиную с сокровищами в каждом углу и на каждой стене:
– Нам ваши деньги не нужны, дорогая. И вы ни в чем не виноваты. Я бы не взял ни фартинга.
– Видите? – спросил Гарри. – Я вам говорил, что Туз будет справедливым и вам не о чем беспокоиться.
Леди Кард наклонилась вперед, насколько позволял ей живот:
– Совершенно не о чем, за исключением того, кто она на самом деле.
– Для меня это не имеет значения, – ответил Гарри.
– Но для нас имеет, – заявила жена Джека и повернулась к мужу: – Ты должен задать ей вопросы. Ты же видел, сколько всяких самозванок приходило к тебе за вознаграждением.
Джек поклонился и спросил:
– Как звали вашего пони?
– У меня не было пони. Я никогда в жизни не ездила верхом и даже не имела желания садиться на этих огромных, ужасных животных.
– Полагаю, это естественно после несчастного случая, – ответил Джек. – Но у Лотти тоже не было пони. Он ждал ее здесь как подарок к ее возвращению из поездки на север.
Хеллен так сжала руку мистера Брауна, что тот охнул. Миссис Петтигру ела конфеты.
Следующий вопрос касался имени ее куклы. Она засмеялась:
– Конечно, Долли, как у большинства маленьких девочек. Я помню, она была такая красивая, настоящая королева, прежде чем ее одежда превратилась в лохмотья, а фарфоровое лицо раскололось. Я всегда думала, что именно ее должны были называть Куини, а не меня.
– Кукла была подарком самой королевы. Вас назвали Шарлоттой в ее честь.
Куини отрицательно покачала головой. Леди Кард заплакала. Последний вопрос Джек почти прошептал:
– Как звали ваших братьев?
– Всем известно, что вы Александр и Джонатан, или Туз и Джек. – Она повернулась к жене Джека: – Вы сами подсказали мне в игровом клубе, считая, что я хочу получить вознаграждение.
Валерия Петтигру, услышав слово «вознаграждение», тут же заинтересовалась разговором, но будущий зять подвинул к ней блюдо с засахаренными фруктами, чтобы она помолчала.
– Но сами вы не помните ваших братьев? – спросил Алекс.
Она с грустью покачала головой. Эти два красавца были бы прекрасными братьями, с ними любая девочка чувствовала бы себя гордой и защищенной.
– Когда я услышала вопрос, то почему-то вспомнила имя Анди или Энди, из другого времени. Может, из приюта. Да и Джеков и Джонов там должно было быть множество.
– Но я был виконт Эндикотт, прежде чем унаследовал титул отца. Только брат и соученики называли меня Алекс или Туз. Няня предпочитала называть меня Энди.
– Няня Молнар тоже была в карете, – не задумываясь выпалила Куини.
– Проклятие, я почти забыл имя няни, – сказал Джек.
Тут впервые вмешался Рорк:
– Имя было в криминальных отчетах.
Все, за исключением Куини, посмотрели на него.
– Да, я читала старые газетные статьи, когда поняла, что имею к этому отношение. Я могла увидеть ее имя там.
– Но бедная сирота не могла иметь няню. Тем более находиться в разбившейся карете в то же время, что и наша Лотти.
– Иметь красивую куклу.
– И не иметь пони.
Опять полились слезы, Элеонора раскрыла объятия, чтобы принять в них Куини:
– Моя маленькая кузина.
– Я в этом не уверена.
– А я уверена, – настаивала Элеонора, и никто не желал спорить с женщиной, готовящейся стать матерью. – Алекс, Джек, покажите ей детскую, вдруг что-нибудь вспомнится. Там маленькая Лотти проводила большую часть своего времени, а здесь ей вряд ли может быть что-то знакомо.
Наверх пошли только Куини и братья Эндикотты. И, конечно, Гарри.
Они были представлены маленькой белой собачке и темноволосому малышу с графским носом. Куини надеялась, что, когда маленький виконт Эндикотт вырастет, его нос будет таким же орлиным, как у отца, и он будет носить его с таким же достоинством и величием. У Джека Эндикотта нос был другой, с горбинкой, очевидно, сломан. Куини дотронулась до своего маленького прямого носа и вздохнула. Потом оглядела комнату.
– Нет, мне все тут незнакомо.
Алекс покачал головой:
– У моей жены странные идеи. Детскую перекрасили, хрупкие игрушки девочки убрали в кладовую, подальше от моего буйного сына.
Кроме кукольного дома. Куини сразу подошла к стеклянному шкафчику с остроконечной крышей, без колебаний отодвинула задвижку, открыла дверцу и вынула обеденный стол величиной с ладонь.
– Ты сломал его, Джек, когда взял, чтобы построить форт для своих солдат. Но Энди сразу починил, еще до того, как я побежала жаловаться папе.
Одна из ножек стола была неумело склеена.
Алекс снова протер очки, а Джек сказал:
– Добро пожаловать домой, сестренка.
Глава 28
Было море слез, расспросов, тостов и объятий и опять море слез, когда леди Дженнифер и Кэмден вернулись с прогулки и присоединились к торжеству. Даже юный Чарли и Парфе, теперь в одной из шляпок Харриет, получили по глотку шампанского. Однако пес, вместо того чтобы радоваться, с грустью смотрел на пустое блюдо для конфет.
Прежде чем окончательно отдаться веселью, Куини убедилась, что никто не собирается обвинять в сокрытии важных сведений Хеллен или, хуже того, мистера Брауна. Обоих немедленно простили. Джек заявил, что купит для молодоженов дом рядом со школой. От счастья они с Алексом готовы были подарить им целый замок: клятва отцу выполнена, сестра вернулась домой. Они теперь не спустят с нее глаз, поклялись братья, даже на свадьбе ее подруги, если их пригласят.
– А что с нашей свадьбой? – поинтересовался Гарри.
– Разумеется, она пройдет здесь, – твердо сказала Элеонора, – ведь я не могу путешествовать.
Алекс нахмурился:
– Не спешите. У меня никто еще не просил руки сестры.
А Джек прибавил:
– Я склонен омрачить твои надежды, Хэркинг. За вольности с моей маленькой сестрой.
Алекс вынул изо рта сына, которого держал на руках, часы, не дав малышу доиграть.
– При всем моем уважении, Хэркинг, я не совсем уверен, что ты подходишь для леди Шарлотты Эндикотт. Твои перспективы не так уж привлекательны, а репутация твоей семьи и того меньше. Хотя мы тебя знаем как серьезного, здравомыслящего парня, вести из Лондона и светская хроника свидетельствуют, что в последнее время ты ведешь себя довольно вызывающе. Наша сестра – завидная наследница. Я должен поговорить с адвокатами, чтобы уточнить размер состояния, оставленного ей матерью, поскольку оно было вложено в прибыльное дело и с тех пор многократно увеличилось. От бабушки с дедушкой Лотти унаследовала поместье Амбо, и я позаботился, чтобы оно приносило хороший доход. Кроме того, есть деньги, предназначенные для выплаты вознаграждения.
Рорк взял еще бокал, понимая, что ему, возможно, больше не придется никогда отведать столь дорогого вина, так как он не сделал ничего для возвращения пропавшей наследницы.
Хеллен и Браун слишком радовались обещанному дому, чтобы думать о деньгах, а миссис Петтигру – что рухнула надежда их получить.
– Может, ты думаешь, что имеешь право на вознаграждение, Хэркинг?
– Разумеется, нет. Куини, мадам Лекарт, приехала домой сама.
– Вы думаете, я приму от вас деньги после всего, что я рассказала? – ужаснулась Куини. – Передайте их новой школе или приюту, где в них так нуждаются дети. Я не возьму ни пенса.
Братья обменялись удовлетворенными взглядами. Их сестра не только умна и красива, но также горда и великодушна, истинная Эндикотт. Извинившись, Алекс передал сына Джеку, его дяде, и куда-то вышел.
Пока они ждали, леди Кард описывала Куини ее собственность, а Джек и Гарри пристально смотрели друг на друга поверх головы малыша.
Граф вернулся с маленькой шкатулкой и, открыв ее, высыпал содержимое на колени сестры. Кольца, ожерелья, броши, жемчуга, бриллианты и рубины сверкали на ее черной юбке.
– Драгоценности принадлежали Лизбет, твоей матери. Моя Элеонора взяла из них только то, что требовало починки, невеста Джека выбирала из личной коллекции нашей матери. Это тоже часть твоего наследства. Когда тебя представят ко двору, все завидные женихи Лондона будут у твоих ног. Из-за твоей красоты, а не только из-за богатства и связей. Поэтому тебе нет необходимости торопиться с замужеством. Более того, мы только что нашли тебя, и мне ненавистна мысль так быстро с тобой расставаться.
– Алекс, – вмешалась любимая жена графа, – перестань быть таким чопорным. По всему видно, что они любят друг друга.
Алекс вопросительно поднял брови и взглянул на сестру. Джек презрительно фыркнул.
Куини смотрела на братьев: на графа, такого уверенного в своей значимости и власти; на Джека, такого энергичного и смелого. Затем посмотрела на их жен: красивую, несмотря на беременность, кузину Элеонору, очаровательную Эллисон, бывшую учительницу, благодаря которой она чувствовала себя не такой чужой среди аристократов. Все они – ее родственники – хотели дать ей богатство, владения, свое прославленное имя, место в обществе, связи, о которых она даже не мечтала. Они действительно ее приняли.
Но она уже не ребенок, нуждающийся в помощи и опеке. Она независимая женщина и сама твердо знает, чего хочет.
– Простите меня, милорд, – сказала она. – Алекс, Джек, миледи, я ценю вашу щедрость и добрые намерения, но я не нуждаюсь в драгоценностях, загородных домах, счетах в банках. И я до смерти боюсь представления ко двору. Позвольте мне самой выбрать свою судьбу, слишком долго ее за меня определяли другие люди. Но теперь я хочу поступить, как подсказывает мое сердце.
– И что же оно подсказывает?
Она повернулась к своему верному Гарри. Тот покраснел от устремленных на него взглядов, но обошел ее кресло и, не обращая внимания на присутствующих, встал на колени.
– Дорогая, ваш брат прав. Я не достоин леди Шарлотты Эндикотт. Я не располагаю ни богатством, ни обширными владениями, ни положением в высшем обществе. И у меня запятнанная репутация. – Гарри достал из кармана и протянул ей кольцо с бриллиантом. – Это единственная драгоценность, которую я могу вам предложить со всей моей любовью, сейчас и навеки.
– Вы полюбили меня и поверили раньше всех.
– Сразу и всем сердцем.
Куини протянула руку, чтобы он мог надеть ей кольцо.
– И я люблю вас, Гарри Хэркинг. Всем сердцем. И попытаюсь стать идеальной женой. А если не получится идеальной, то буду просто самой лучшей.
Алекс предложил подождать со свадьбой три недели, чтобы сделать, как и подобает, оглашение в церкви и рассеять неизбежные слухи. Элеонора предложила дождаться рождения ребенка, чтобы она смогла пригласить всех соседей и половину Лондона по случаю бракосочетания и воссоединения семьи. Джек считал, что необходимо подождать год, чтобы влюбленные проверили свои чувства. Гарри мечтал использовать специальное разрешение завтра же утром, а для этого нанять вечером карету и сбежать в Гретна-Грин. Его дружно проигнорировали.
Куини остановилась на двух неделях. В конце концов, это ее свадьба, и она не позволит решать за нее, потому что не хочет быть всего лишь маленькой сестрой или безропотной женой, как ива склоняющейся перед любым желанием мужа. Кроме того, ей требовалось время, чтобы сшить необыкновенный свадебный наряд.
– Голубой, как твои глаза? – спросил Гарри. – Или розовый, как губы? Или кремовый, как кожа? Только не черный, хотя лично мне ты нравишься и в этом платье.
«Это платье» тут же попало в его объятия, и не только платье.
Исправившиеся братья-грешники отвели им комнаты в противоположных концах дома, но они встречались то в бельведере, то в гроте или в тенистых, уединенных местах, даже в пустом коттедже, чтобы эти две недели не пролетели зря. Ведь все уже оговорено.
Кроме одного.
– Я теперь не знаю, как обращаться к тебе, любовь моя, – пожаловался Гарри. – Твои старые друзья зовут тебя Куини. Твоя новая семья настаивает на Лотти, посторонние называют леди Шарлотта. Чарли отказывается звать тебя иначе, чем мадам Дениз. Твой надоедливый брат Джек клянется проткнуть меня шпагой, если я хоть раз назову тебя chйrie. Он говорит, это непочтительно и ниже твоего достоинства.
Поскольку в это время Куини лежала под ним, то могла только посмеяться над его заботами.
– Право, дорогая, что предпочитаешь ты?
– Леди Хэркинг, конечно.
И она стала его женой, поклявшись перед семьей, друзьями, перед самим Господом, что будет ею до своего последнего вздоха.
Но для Гарри она будет всем: утонченной мадам Лекарт, смелой chйrie, которая по любви отдалась ему, Лотти, которая могла наконец смеяться, и настоящей леди, какой она была сейчас. Но прежде всего она теперь навечно была Куини, королевой его сердца.
Прежде чем окончательно отдаться веселью, Куини убедилась, что никто не собирается обвинять в сокрытии важных сведений Хеллен или, хуже того, мистера Брауна. Обоих немедленно простили. Джек заявил, что купит для молодоженов дом рядом со школой. От счастья они с Алексом готовы были подарить им целый замок: клятва отцу выполнена, сестра вернулась домой. Они теперь не спустят с нее глаз, поклялись братья, даже на свадьбе ее подруги, если их пригласят.
– А что с нашей свадьбой? – поинтересовался Гарри.
– Разумеется, она пройдет здесь, – твердо сказала Элеонора, – ведь я не могу путешествовать.
Алекс нахмурился:
– Не спешите. У меня никто еще не просил руки сестры.
А Джек прибавил:
– Я склонен омрачить твои надежды, Хэркинг. За вольности с моей маленькой сестрой.
Алекс вынул изо рта сына, которого держал на руках, часы, не дав малышу доиграть.
– При всем моем уважении, Хэркинг, я не совсем уверен, что ты подходишь для леди Шарлотты Эндикотт. Твои перспективы не так уж привлекательны, а репутация твоей семьи и того меньше. Хотя мы тебя знаем как серьезного, здравомыслящего парня, вести из Лондона и светская хроника свидетельствуют, что в последнее время ты ведешь себя довольно вызывающе. Наша сестра – завидная наследница. Я должен поговорить с адвокатами, чтобы уточнить размер состояния, оставленного ей матерью, поскольку оно было вложено в прибыльное дело и с тех пор многократно увеличилось. От бабушки с дедушкой Лотти унаследовала поместье Амбо, и я позаботился, чтобы оно приносило хороший доход. Кроме того, есть деньги, предназначенные для выплаты вознаграждения.
Рорк взял еще бокал, понимая, что ему, возможно, больше не придется никогда отведать столь дорогого вина, так как он не сделал ничего для возвращения пропавшей наследницы.
Хеллен и Браун слишком радовались обещанному дому, чтобы думать о деньгах, а миссис Петтигру – что рухнула надежда их получить.
– Может, ты думаешь, что имеешь право на вознаграждение, Хэркинг?
– Разумеется, нет. Куини, мадам Лекарт, приехала домой сама.
– Вы думаете, я приму от вас деньги после всего, что я рассказала? – ужаснулась Куини. – Передайте их новой школе или приюту, где в них так нуждаются дети. Я не возьму ни пенса.
Братья обменялись удовлетворенными взглядами. Их сестра не только умна и красива, но также горда и великодушна, истинная Эндикотт. Извинившись, Алекс передал сына Джеку, его дяде, и куда-то вышел.
Пока они ждали, леди Кард описывала Куини ее собственность, а Джек и Гарри пристально смотрели друг на друга поверх головы малыша.
Граф вернулся с маленькой шкатулкой и, открыв ее, высыпал содержимое на колени сестры. Кольца, ожерелья, броши, жемчуга, бриллианты и рубины сверкали на ее черной юбке.
– Драгоценности принадлежали Лизбет, твоей матери. Моя Элеонора взяла из них только то, что требовало починки, невеста Джека выбирала из личной коллекции нашей матери. Это тоже часть твоего наследства. Когда тебя представят ко двору, все завидные женихи Лондона будут у твоих ног. Из-за твоей красоты, а не только из-за богатства и связей. Поэтому тебе нет необходимости торопиться с замужеством. Более того, мы только что нашли тебя, и мне ненавистна мысль так быстро с тобой расставаться.
– Алекс, – вмешалась любимая жена графа, – перестань быть таким чопорным. По всему видно, что они любят друг друга.
Алекс вопросительно поднял брови и взглянул на сестру. Джек презрительно фыркнул.
Куини смотрела на братьев: на графа, такого уверенного в своей значимости и власти; на Джека, такого энергичного и смелого. Затем посмотрела на их жен: красивую, несмотря на беременность, кузину Элеонору, очаровательную Эллисон, бывшую учительницу, благодаря которой она чувствовала себя не такой чужой среди аристократов. Все они – ее родственники – хотели дать ей богатство, владения, свое прославленное имя, место в обществе, связи, о которых она даже не мечтала. Они действительно ее приняли.
Но она уже не ребенок, нуждающийся в помощи и опеке. Она независимая женщина и сама твердо знает, чего хочет.
– Простите меня, милорд, – сказала она. – Алекс, Джек, миледи, я ценю вашу щедрость и добрые намерения, но я не нуждаюсь в драгоценностях, загородных домах, счетах в банках. И я до смерти боюсь представления ко двору. Позвольте мне самой выбрать свою судьбу, слишком долго ее за меня определяли другие люди. Но теперь я хочу поступить, как подсказывает мое сердце.
– И что же оно подсказывает?
Она повернулась к своему верному Гарри. Тот покраснел от устремленных на него взглядов, но обошел ее кресло и, не обращая внимания на присутствующих, встал на колени.
– Дорогая, ваш брат прав. Я не достоин леди Шарлотты Эндикотт. Я не располагаю ни богатством, ни обширными владениями, ни положением в высшем обществе. И у меня запятнанная репутация. – Гарри достал из кармана и протянул ей кольцо с бриллиантом. – Это единственная драгоценность, которую я могу вам предложить со всей моей любовью, сейчас и навеки.
– Вы полюбили меня и поверили раньше всех.
– Сразу и всем сердцем.
Куини протянула руку, чтобы он мог надеть ей кольцо.
– И я люблю вас, Гарри Хэркинг. Всем сердцем. И попытаюсь стать идеальной женой. А если не получится идеальной, то буду просто самой лучшей.
Алекс предложил подождать со свадьбой три недели, чтобы сделать, как и подобает, оглашение в церкви и рассеять неизбежные слухи. Элеонора предложила дождаться рождения ребенка, чтобы она смогла пригласить всех соседей и половину Лондона по случаю бракосочетания и воссоединения семьи. Джек считал, что необходимо подождать год, чтобы влюбленные проверили свои чувства. Гарри мечтал использовать специальное разрешение завтра же утром, а для этого нанять вечером карету и сбежать в Гретна-Грин. Его дружно проигнорировали.
Куини остановилась на двух неделях. В конце концов, это ее свадьба, и она не позволит решать за нее, потому что не хочет быть всего лишь маленькой сестрой или безропотной женой, как ива склоняющейся перед любым желанием мужа. Кроме того, ей требовалось время, чтобы сшить необыкновенный свадебный наряд.
– Голубой, как твои глаза? – спросил Гарри. – Или розовый, как губы? Или кремовый, как кожа? Только не черный, хотя лично мне ты нравишься и в этом платье.
«Это платье» тут же попало в его объятия, и не только платье.
Исправившиеся братья-грешники отвели им комнаты в противоположных концах дома, но они встречались то в бельведере, то в гроте или в тенистых, уединенных местах, даже в пустом коттедже, чтобы эти две недели не пролетели зря. Ведь все уже оговорено.
Кроме одного.
– Я теперь не знаю, как обращаться к тебе, любовь моя, – пожаловался Гарри. – Твои старые друзья зовут тебя Куини. Твоя новая семья настаивает на Лотти, посторонние называют леди Шарлотта. Чарли отказывается звать тебя иначе, чем мадам Дениз. Твой надоедливый брат Джек клянется проткнуть меня шпагой, если я хоть раз назову тебя chйrie. Он говорит, это непочтительно и ниже твоего достоинства.
Поскольку в это время Куини лежала под ним, то могла только посмеяться над его заботами.
– Право, дорогая, что предпочитаешь ты?
– Леди Хэркинг, конечно.
И она стала его женой, поклявшись перед семьей, друзьями, перед самим Господом, что будет ею до своего последнего вздоха.
Но для Гарри она будет всем: утонченной мадам Лекарт, смелой chйrie, которая по любви отдалась ему, Лотти, которая могла наконец смеяться, и настоящей леди, какой она была сейчас. Но прежде всего она теперь навечно была Куини, королевой его сердца.