Кэт осела под его тяжелой рукой. Гнев ее начал проходить.
   – Пустите меня к этой суке! – ревел Мэфис из кабинки. – Осрамить меня перед моими приятелями! Да я ее так проучу – век помнить будет!
   Прюдом встал между ними.
   – Нет, Саймон, здесь ты ее не тронешь. Извиняюсь за ее поведение, но я не потерплю драки в моем трактире. С этой минуты она уволена. Придется тебе довольствоваться этим.
   Но Мэфис не успокоился.
   – Значит, я не могу ее тронуть, а она может делать со мной все, что хочет, да? Это нечестно! – заявил он и шагнул вперед.
   – А на мой взгляд, все честно, Мэфис, – рявкнул Прюдом. – Я не позволю обижать женщин в моем заведении. Сядь, сейчас ты получишь свою бутылку рома. Эми, обслужи его!
   – Да, дорогой, садись. Эми все сделает, – вкрадчиво сказала Эми и, взяв Мэфиса за руку, потянула его обратно в кабинку.
   Прюдом уже уводил Кэт. Она спиной чувствовала убийственный взгляд Мэфиса, но теперь ее больше всего волновало другое: она потеряла работу!
   – Вы же не уволите меня, правда, мистер Прюдом? – спросила она с надеждой.
   – Вы не оставили мне выбора, мисс Карнахэн, – проворчал хозяин трактира. – Я не могу допустить, чтобы мои официантки обижали клиентов, иначе на Эри о моем заведении пойдет дурная слава.
   Кэт язвительно засмеялась.
   – Я его обидела? Обидела этого бегемота? Да он втрое больше меня! И потом, вы не знаете, что этот человек мне сделал. Я уверена, что именно он виновен в погроме нашей баржи и в том, что мой отец остался калекой.
   – Я знаю, что Саймон Мэфис – негодяй, можете мне не рассказывать. Возможно, вы правы насчет того, что он сделал, но это случилось не здесь, не в моем трактире, так что, пожалуйста, выясняйте отношения где-нибудь в другом месте. Прошу прощения, Кэтрин, но я должен вас уволить.
   Кэт знала, что вряд ли найдет другую работу, и хотела спросить, что ей теперь делать, но не стала унижаться мольбами. Высвободив руку и собрав все свое достоинство, она сказала:
   – И все же я думаю, что вы поступаете ужасно несправедливо, сэр, но раз вы хотите...
   – Простите, Кэтрин, мне очень жаль, что все так получилось.
   Когда Кэт вернулась в гостиничный номер, Мик удивленно спросил:
   – Ты почему так рано, Кэтрин?
   Она хотела держаться бодро, но не смогла и, к своей досаде, разревелась.
   – Меня уволили, Мик.
   – Да? Очень жаль!
   Вдвоем они занимали один маленький номер, Кэт спала на раскладушке. Мик уже вполне окреп и мог ходить, рука почти зажила. Он раскрыл объятия, и Кэт с рыданиями бросилась ему на плечо. Мик обнимал ее впервые после смерти мамы.
   Когда она успокоилась и села на кровать, он спросил:
   – Что случилось, дочка? Я не представляю, за что тебя могли уволить. Таких прилежных работников, как ты, еще поискать.
   – Дело не в том, как я работала.
   И Кэт все ему выложила. Какая разница? Пусть знает, все равно она уже больше не работает в трактире.
   – Опять этот проклятый Мэфис! – Мик хватил кулаком здоровой руки по стойке кровати. – Неужели этот грязный подонок будет преследовать нас до конца наших дней? – Тут до него дошел смысл остального, и он уставился на Кэт: – Так ты работала официанткой в портовом трактире? Ты, моя дочь? И ничего мне об этом не сказала? Мы что, так низко пали?
   – Нам надо было что-то есть и где-то спать, а эта работа давала мне средства. Больше я никуда не могла устроиться.
   – Господи, какой стыд!
   – Я не чувствовала никакого стыда, – солгала Кэт. – Во всяком случае, это был честный труд.
   – Нет, Кэтрин, нет. – Он покачал головой. – Я говорю про себя, это мне стыдно. Это я должен зарабатывать на хлеб, а не моя дочь. А я, старый пропойца, валялся здесь и бил баклуши.
   Кэт подозрительно взглянула на отца. Он что, притворяется? Она никогда еще не слышала от него такого признания. Но нет, он был совершенно серьезен. Почувствовав угрызения совести, она ласково дотронулась до его несчастного лица и сказала:
   – Мик, ты не виноват в том, что банда негодяев разгромила нашу баржу и спалила все наши деньги.
   – Будь я нормальным мужчиной, я бы их остановил.
   – Один против шестерых? Не смеши меня, Мик! – Она улыбнулась. – Тебе не кажется, что ты чуть-чуть «растягиваешь одеяло»?
   Оба невольно расхохотались. Мик обнял ее.
   – Я прихвастнул, да, Кэтрин? Куда мне одному справиться с шестерыми бандитами. – Вдруг посерьезнев, он похлопал ее по плечу. – Ладно, не волнуйся, я уже пошел на поправку, так что найду что-нибудь.
   Кэт знала, что даже если и есть свободные места, то никто не возьмет его на работу в таком состоянии. Но она не стала ничего говорить. Отец в самом деле изменился к лучшему, и она не хотела его огорчать...
   Резкий стук в дверь заставил обоих вздрогнуть. Кэт быстро обернулась, вспомнив про Саймона Мэфиса. Может, он узнал, где она живет, и пришел с ней поквитаться?
   – Кэт? – спросили из-за двери. – Мик, Кэт дома?
   Энтони! Кэт вздохнула с облегчением.
   – Да, Энтони, я здесь, входи!
   Мэйсон буквально ворвался в комнату, вид у него был встревоженный.
   – Я зашел за тобой в трактир, хотел проводить до дома, но тебя там не было. Все, что я сумел выяснить, это то, что вышла какая-то ссора. Ты не пострадала?
   – Нет, пострадала только моя гордость. – Кэт нервно усмехнулась и встала. – Меня уволили, Энтони.
   – Что случилось?
   Кэт в двух словах рассказала о стычке с Мэфисом, стараясь сдерживать эмоции.
   – Этот Мэфис – последний мерзавец! – сердито сказал Энтони. – Он должен заплатить за свои злодейства!
   – Что ты хочешь сделать, Энтони? – сухо спросила Кэт. – Взять тот самый револьвер, которого у тебя на деле нет, и ринуться за ним в погоню?
   – Нет, конечно, – спокойно ответил он. – Я всегда был против насилия. Надо обратиться в полицию.
   Кэт подошла к нему и взяла за руку.
   – Это будет пустой тратой сил, Энтони. Полиции на нас наплевать. Ты стал одним из нас и знаешь, как мало они уважают канальеров. К тому же мы не можем ничего доказать, – горько добавила она.
   – Знаю, и все равно так это оставлять нельзя. – Мэйсон возмущенно покачал головой. – Надо хотя бы попытаться наказать этого Мэфиса.
   – Мы уже научены опытом, Энтони, и сами решаем свои проблемы. Когда-нибудь я придумаю, как свести счеты с Саймоном Мэфисом, – твердо заявила Кэт и тут вспомнила о более насущной проблеме. – Сейчас нам надо найти работу, чтобы прокормиться.
   – Мое предложение остается в силе, – сказал Энтони. – Оно решит все твои проблемы.
   Мик встрепенулся.
   – Какое предложение, парень?
   – Разве Кэт вам не говорила? – Энтони покачал головой. – Ну конечно, нет. Мне нужна медсестра на «Парацельсе». Кэт отлично подошла бы. Подожди, Кэт. – Он поднял руку, видя, что она хочет возразить. – Ты можешь жить на судне вместе с отцом, места хватит. Если с нами будет Мик, можно не бояться скандала.
   – Скандала? Какого скандала? – спросил Мик, нахмурившись.
   – Кэт боится, что, если она будет у меня работать, пойдут кривотолки, – поспешно объяснил Энтони.
   – Клянусь Богом, я вырву языки тем, кто посмеет чернить доброе имя моей дочери! – выпалил Мик.
   – На каждый роток не накинешь платок, – сказала Кэт. – Но ты неплохо придумал, Энтони. Если я буду жить на судне вместе с Миком, люди не подумают ничего плохого.
   – Что-то ты не очень волновалась о людях, когда на вашей барже жил Морган Кейн, – резко сказал Энтони. – Хотя, на мой взгляд, здесь нет большой разницы.
   Кэт почувствовала, что краснеет. Она не знала, что на это ответить.
   – Что, получила? – спросил Мик со смехом. – Если вы хотите знать мое мнение, то я с радостью поменяю эту жалкую гостиницу на судно. Думаю, мы должны быть благодарны парню. И я считаю, что его предложение – не милостыня, ведь ты будешь у него работать. Скоро и я смогу помогать.
   Кэт вздохнула. Она знала, что ей нечего возразить. Да у нее никогда и не было веских причин для отказа. Она не соглашалась на предложение Энтони из чистого упрямства и еще из-за странного ощущения, что такое согласие будет в некотором роде изменой Моргану.
   Злясь на саму себя, она сказала:
   – Ладно, Энтони, я согласна. И спасибо тебе.
* * *
   Морган был доволен, что приехал на зиму в Новый Орлеан, и жалел только, что не был здесь раньше. Этот город был задуман и построен для удовольствий, особенно французский квартал. Здесь было много соблазнительных красоток с лучистыми глазками, и Морган не испытывал недостатка в женском обществе.
   Он вернулся к старому занятию и зарабатывал себе на жизнь игрой, причем зарабатывал совсем неплохо. Однако совесть его не мучила. Почти каждый вечер в одном из отелей французского квартала можно было найти картежников, игравших в покер по-крупному. Все они были мужчинами богатыми и легко могли позволить себе проигрыш. Похоже, некоторым даже нравилось проигрывать. В этом квартале было много профессиональных игроков, и Морган имел возможность проверить свое мастерство, встречаясь в каждой партии с одним-двумя профессионалами.
   Он довольно стабильно выигрывал и жил безбедно, даже откладывал. Шерман Моррисон хорошо заплатил ему за работу, этих денег хватило на очень большую ставку. Дядя сообщил Моргану в письме, что ему наконец удалось запретить лотереи в Пенсильвании. Легислатура штата отреагировала быстро, приняв жесткий закон против лотерей, и компания «Юнион кэнел лоттери» погорела.
   Морган даже подумывал, не остаться ли ему в Новом Орлеане подольше. У него были апартаменты в одном из лучших отелей французского квартала, он хорошо ел и пил и состоял в приятных отношениях с креолкой Мари Рено. Эта стройная, очень привлекательная девушка красиво одевалась и была виртуозна в постели. Мари была женщиной для удовольствий, куртизанкой старой школы, приученной угождать мужским прихотям. На большее она и не претендовала. Ее содержание стоило недешево, но Моргану оно было по карману.
   Однако еще не кончилась зима, как он забеспокоился. Да, он никому не делал зла, играя на большие ставки с людьми, которые могли себе это позволить, и все же в глубине души понимал, что игра никогда не станет его образом жизни. Такая жизнь слишком легка и приятна, в ней нет физического напряжения. Он достаточно насмотрелся на профессиональных картежников и знал, что игра разъедает нравственную основу человека. Как ни крути, а карты – занятие не слишком уважаемое, оно не приносило ему удовлетворения. Многие знакомые Моргану игроки твердили всем и каждому о своей честности, говоря, что никогда не унижались до мошенничества. Но рано или поздно от картежника отворачивалась удача, и тогда от отчаяния он начинал жульничать – прятал в рукаве туза и прочее – лишь бы вернуть свои деньги. Пока Моргану везло, ему ни разу не приходилось прибегать к нечестным методам, но он знал, что это только вопрос времени. К тому же он не мог забыть увиденное в Харрисберге, в доме правительства, – обезумевшую женщину, рвущую на себе волосы, и парня, убившего человека, а потом самого себя.
   Праздник Марди Гра[4] несколько развеял скуку. Это было время безумного веселья. Французский квартал запрудили приезжие из других городов. Целую неделю шли нескончаемые вечеринки, почти все запреты были сняты, люди приятно проводили время. Морган принимал участие во всеобщем веселье и наслаждался жизнью.
   В последний вечер он пришел с Мари на один из многочисленных балов-маскарадов. Придуманные ею костюмы обошлись Моргану недешево, но это было не страшно: два вечера назад он выиграл в покер пять тысяч долларов. На сегодняшний день это был его самый крупный выигрыш.
   Мари пришла на бал в костюме Марии Антуанетты.
   – А кем мне еще быть cheri? – спросила она с озорной усмешкой. – Меня назвали в ее честь, ты разве не знал?
   Она настояла на том, чтобы Морган оделся Наполеоном и пришел на бал в парике и треуголке.
   – Мне кажется, для Наполеона я несколько высоковат, – сухо заметил он. – А впрочем, какая разница? Лишь бы ты была довольна, милая Мари.
   Они веселились, пили шампанское и танцевали до утра, а на рассвете в приподнятом настроении вернулись в отель. Во французском квартале еще гуляли, узкие улочки были полны народу. На порогах домов валялись пьяные, сжимая в руках бутылки.
   В холле стояла огромная чаша с колотым льдом, из которой торчали бутылки шампанского для гостей. Мари подошла, достала одну бутылку и поспешила обратно к Моргану, качая ее на руках, как младенца.
   – А тебе не много будет? – спросил Морган. – Мы всю ночь пили шампанское.
   – Мне никогда ничего не бывает много! Разве вы это еще не поняли, мистер Кейн? – спросила она с лукавой улыбкой. – Да, я ненасытна, но живем один раз, и я хочу получить от жизни как можно больше удовольствий.
   Она взяла Моргана под руку, и они пошли вверх по лестнице. Мари была лет на десять старше Моргана. Во всяком случае, так он полагал. Она, как и все женщины легкого поведения, очень боялась, что время лишит ее физической привлекательности. Подумав об этом, Морган почему-то вспомнил Лотт. Эти две женщины были чем-то похожи, несмотря на то что Лотт была дочкой священника. С тех пор как Морган уехал с канала Эри, он в первый раз вспомнил Лотт.
   Они поднялись на второй этаж и вошли в его апартаменты. Через выходившие на восток окна сочился бледный зимний свет. Пока Морган закрывал дверь на засов, Мари сходила за бокалами.
   Когда он обернулся, она уже успела снять платье и туфли и в одних чулках и тонком белье наливала шампанское. Сквозь полупрозрачное белье просвечивали полные груди и мягкие линии фигуры. Морган почувствовал, как кровь быстрее потекла у него в жилах.
   Мари протянула ему бокал и подняла свой. Они чокнулись, и она сказала дразнящим голосом:
   – Выпьем за остаток ночи! Пусть он будет так же хорош, как и начало.
   – Начало? – он усмехнулся. – Ночь давно кончилась, Мари.
   – Она не кончится, пока мы с тобой не займемся любовью, – сипло ответила она.
   – Ну, это мы живо. – Морган выпил полбокала шампанского и начал раздеваться. Сморщившись, он стянул с головы парик. – Наверное, я был уже пьян, когда согласился нацепить эту чертову штуку. Неизвестно, кто надевал его до меня.
   – Ты сегодня был неотразим, Морган.
   – Нарываешься на комплимент? Ну что ж, я должен признать, что сегодня мне выпала честь быть на балу с самой красивой женщиной.
   – Я знаю, что ты врешь, Морган, – ответила Мари с затуманившимися вдруг глазами. – Но все равно спасибо.
   Сделав легкий реверанс, Мари допила свое шампанское и начала раздеваться дальше. Она взялась за белые чулки, но вдруг остановилась и, весело прищурившись, посмотрела на Моргана.
   – Может, чулки оставить? – спросила очаровательная креолка. – Помню, как-то ночью я их не сняла и тебе понравилось.
   – Да, признаюсь, они придают пикантности.
   Кивнув, она упала на кровать. Когда Морган сделал то же самое, Мари обвила его руками, лихорадочно ища губами его губы, и прижалась к нему всем телом. Морган чувствовал, как расплываются под его торсом пышные груди знойной креолки, а твердый лобок, этот заросший мягкими волосами изящный холмик, упирается ему в живот.
   Чуть позже Мари заставила его лечь на спину.
   – А теперь лежи и не двигайся, – скомандовала она.
   Каждый раз, когда его очаровательная любовница оказывалась сверху, Моргана охватывало восторженное удивление. Он с некоторой отрешенностью смотрел, как Мари ласкает его губами, руками и даже грудями. Она знала все тайные места на теле мужчины, которые способны воспламенить желание и довести его до высшей точки. Ее длинные волосы возбуждающе щекотали кожу Моргана.
   Вскоре его отрешенность исчезла, а вслед за ней исчезло и удивление. Все его тело, с головы до пят, захлестнуло огнем желания. Он хотел привстать, но Мари протестующе застонала.
   – Нет, подожди, еще рано!
   Мари продолжала свои ласки, и Морган забыл про все на свете, отдавшись во власть того сильнейшего наслаждения, которое в нем возбуждала эта женщина.
   – Давай! – скомандовала она гортанным голосом.
   Она перекатилась на спину, и Морган вошел в нее. До Мари он не знал женщины, которая так возбуждала мужчину, что момент соития уже казался облегчением. Застонав, она приподнялась навстречу Моргану, и они почти одновременно достигли экстаза. Мари закричала и забилась в сладостных судорогах. Почувствовав первый мощный спазм наслаждения, Морган тихо застонал.
   Пока не прошла последняя блаженная дрожь, они оставались вместе. Мари приподнялась и поцеловала его в губы.
   – Вот теперь, мой милый, можно считать ночь законченной! – сообщила она с довольным смехом и повернулась на бок.
   Морган знал, что она моментально заснет, и тихо лежал рядом. Спать не хотелось. Спустя какое-то время он встал, надел брюки и вышел на маленький балкончик с железными перилами.
   Солнце уже стояло высоко. Улицы французского квартала опустели, только несколько пьяных по-прежнему лежали на порогах. Прошлая ночь была заключительным аккордом праздника Марди Гра. Скоро гости разъедутся, и через пару дней город опять заживет обычной жизнью.
   Морган оглядывал вымершие улицы и думал, что город похож на поле брани после страшной битвы. В душе у него было так же мертво и пусто. Карты, хорошая еда и выпивка, любовные утехи – все это не трогало его сердца. Морган не ощущал себя по-настоящему живым с тех пор, как ушел с баржи Карнахэнов, расставшись с Кэт.
   Все, не думать об этом, приказал себе Кейн и тихо выругался.
   Настало время уезжать из Нового Орлеана. Зима кончалась, скоро весна. Пора в дорогу. Морган путешествовал налегке. У него было немного вещей, разве что выигрыши, которые к тому времени составили уже приличную сумму. Купить хорошую лошадь, дорожную одежду да еще, пожалуй, новый револьвер – и можно ехать.
   Из комнаты раздался сонный голос Мари:
   – Милый, я тебя заждалась!
   Морган знал, что она опять его хочет. Что ж, почему бы и нет? Еще один, последний любовный турнир – и все.
   – Иду, Мари! – отозвался он.

Глава 17

   Жизнь Кэт на «Парацельсе» имела свои плюсы и минусы. С одной стороны, ей нравилась работа медсестры. К своему удивлению, она обнаружила склонность к этому делу. Под руководством Энтони Кэт быстро приобрела необходимые навыки и гордилась тем, что помогает ему в работе. Мик окреп после болезни и тоже работал на судне, готовил его к весеннему плаванию.
   Но с другой стороны, живя на одном судне с отцом, ей было не так просто уединиться с Энтони. Приходилось таиться. Теперь, занимаясь с ним любовью, она чувствовала себя виноватой.
   Однажды вечером она призналась в этом Энтони. Они были вдвоем у него в каюте. Ей все время казалось, что отец нарочно придумывал разные предлоги, чтобы оставить их наедине. Мик ни разу и словом не обмолвился об их отношениях, но Кэт знала, что отец не дурак.
   Услышав об этом, Энтони только повел плечом.
   – Что ж, это можно просто уладить. Выходи за меня замуж, Кэт. Бог видит, сколько раз я просил тебя об этом!
   – А я в который раз отвечу: нет, Энтони, я за тебя не выйду.
   – Не понимаю почему, – с досадой сказал он. – Я люблю тебя, и ты наверняка испытываешь ко мне что-то. Ты много раз это доказывала.
   – Ты в самом деле мне не безразличен, Энтони, – ответила Кэт.
   «Но не до такой степени, – мысленно добавила она. – Не до такой степени, чтобы согласиться на замужество». Она ласково погладила Мэйсона по щеке.
   – Ты мне очень нравишься, милый, но я не готова выйти за тебя замуж. Может, когда-нибудь, но не сейчас. Сначала нам с Миком нужно купить новую баржу. Скоро откроется канал.
   – Ты, наверное, думаешь, что я делаю тебе предложение из жалости, – раздраженно сказал Энтони.
   – Нет, я вовсе так не думаю.
   – А может, ты отказываешься потому, что после нашей первой близости я сказал, что жениться мне не по средствам? – Он внимательно смотрел на нее. – В этом все дело, да?
   – Ну как ты не поймешь, Энтони? Я просто не хочу выходить за тебя замуж, вот и все. Послушай, давай договоримся: когда придет время, я дам тебе знать. А пока я очень прошу больше меня об этом не спрашивать.
   Энтони не успел ничего возразить, она закрыла ему рот поцелуем. В глубине души Кэт знала – придет время, и она уступит, примет его предложение. Что ж, быть женой доктора Мэйсона – не так плохо, как ей думалось раньше. Но что-то удерживало ее от окончательного решения. Может, она боялась потерять свою независимость, а может, не слишком его любила. Во всяком случае, Кэт знала, что, если Мэйсон будет все так же настойчив, она в конце концов не устоит и согласится стать его женой.
   Но вскоре ласки Энтони заставили Кэт забыть обо всем. Страсть нарастала, она с тихим вздохом приняла его в себя, полностью отдавшись во власть мощного наслаждения. В это мгновение для Кэт не существовало ничего, кроме этого мужчины, сжимавшего ее в своих объятиях.
   Наконец их страсть разрядилась, и Кэт заснула сладким сном. День был тяжелый. Казалось, пациентов с каждым днем становится все больше и больше.
   Проснувшись, она почувствовала резкий запах табака Энтони. Мэйсон сидел в кресле-качалке в дальнем углу маленькой каюты. Лицо его время от времени озарялось тусклым светом от трубки. Кэт лежала не шевелясь, и Энтони не догадывался, что она проснулась. По его вздохам она поняла: его что-то тревожит.
   – Энтони? – наконец тихо позвала она.
   – Да, Кэт? Я тебя разбудил? Прости, если так.
   – Нет, я сама проснулась. Вижу, ты чем-то обеспокоен. В чем дело? Надеюсь, не в моем очередном отказе?
   – Нет, меня беспокоит другое. Точно не знаю, но по-моему, вчера у меня был холерный больной.
   – Холерный больной? – Она встревожено села на постели. – Я слышала о холере жуткие вещи. Недавно, кажется, где-то была эпидемия?
   – Да, в Нью-Йорке, Виргинии и других местах. Это было прошлым летом. В Нью-Йорке от холеры умерло почти четыре тысячи человек и шесть тысяч – в Новом Орлеане. Инфекция быстрее всего переносится на борту водного транспортного средства, которое заходит из одного городка в другой. Холера – заболевание пищеварительной системы, она передается через еду и питье. Случайно попав на судно Эри-канала, эта болезнь может распространяться с молниеносной быстротой.
   – Но я не совсем понимаю, Энтони. Ты говоришь, что эта болезнь переносится по воде, но еще с Рождества на Эри не было судоходства.
   – Это ничего не значит. Могли быть заражены еда или питьевая вода, привезенные сюда раньше. В некоторых странах Азии холера существует тысячелетиями. Было много эпидемий в Индии. Считается, что прошлым летом в Соединенные Штаты холера была завезена на корабле, пришедшем в порт Нью-Йорка из Индии.
   – А этот больной, о котором ты говорил... Как ты узнал, что у него, или у нее, именно холера?
   – Это мужчина, и я уже сказал, что не уверен в диагнозе. Но симптомы очень похожи – сильный понос, мышечные спазмы и высокая температура. У него еще не началась рвотная стадия, за которой обычно наступает смерть: сильная непрекращающаяся рвота приводит к опасному обезвоживанию организма. Инкубационный период холеры короткий – как правило, два-три дня после заражения. Я стал спрашивать, что он ел в последние несколько дней, но он испугался и ушел до конца осмотра.
   – Но как же тогда ты сможешь выяснить, что это было?
   – Двумя способами. Во-первых, холера протекает быстро, и без лечения больной скоро умрет. Во-вторых, он может заразить кого-то еще. Это очень заразная болезнь. Она никогда не ограничивается единичным случаем.
   – Ты боишься эпидемии?
   – Совершенно верно. Будем надеяться, что этого не случится. – Он пыхнул трубкой. – По статистике, примерно пятьдесят процентов нелеченых больных умирает, а во время эпидемий умирает до девяноста процентов больных.
   – И что, им никак нельзя помочь? Неужели нет никаких средств лечения?
   – Да нет, кое-что есть. Как я уже сказал, смерть наступает в результате сильного обезвоживания организма после поноса и рвоты. Жизненно важно поддержать уровень жидкости в организме больного. Я слышал, что самый эффективный метод – это внутривенное вливание водно-солевого раствора. Еще в медицинских журналах я читал, что для предотвращения заражения можно вводить в организм мертвые холерные палочки, но вылечить заболевшего таким способом нельзя. Правда, некоторые врачи считают эту теорию просто вздором.
   – Значит, нам остается только ждать и уповать на Бога. А как звали того больного, который приходил к тебе, ты знаешь?
   – Да, Генри Дженкс.
   Два дня спустя Энтони узнал, что Генри Дженкс умер на другой день после визита на плавучую клинику. Энтони сразу пошел разговаривать с друзьями и родственниками умершего, то есть с теми людьми, которые были с ним в тесном контакте. Надо было выяснить, что ел больной в последние дни, и не ели ли они ту же самую пищу. Возможно, она была заражена.
   – Еще надо узнать, нет ли у кого первичных симптомов, – объяснил он Кэт.
   Энтони вернулся на «Парацельс» затемно, усталый и злой. Мик готовил ужин, а Кэт чинила одежду, когда он ворвался в каюту с бутылкой виски в руке.
   – Ну и денек! Надо выпить. – Он потряс бутылкой. – Мик, ты как?
   Мик заколебался, но, наткнувшись на взгляд Кэт, сказал:
   – Да нет, парень, я воздержусь. Все-таки мне надо полегче с этим делом.