Страница:
— Я согласна поработать, ведь я буду делать это не только для Честеров, но и для бывших рабов, в пользу которых пойдет выручка. И я считаю, что Честеры очень добры, позволяя мне принять участие в трудах и развлечении. Покровительство других не тяготит меня, если его оказывают из лучших побуждений.
— Совершенно справедливо и разумно. Мне нравится твой благодарный дух, моя дорогая. Очень приятно помочь людям, которые ценят наши усилия. Некоторые не ценят, и это досадно, — заметила тетя Марч, глядя через очки на Джо, которая сидела поодаль и раскачивалась в качалке с довольно надутым видом.
Если бы Джо только знала, какое огромное счастье ждет ту из них, в чью пользу склонится чаша весов, она в одно мгновение сделалась бы сущим ангелом, но, к несчастью, у людей нет окон в груди и мы не можем видеть, что происходит в сердцах наших друзей. Быть может, так лучше для нас, но в некоторых случаях это было бы таким удобством, такой экономией времени и чувств. Своим следующим замечанием Джо лишила себя нескольких лет удовольствия и получила своевременный урок, заставивший ее понять, что искусство сдерживать свой язык не последнее среди прочих.
— Не люблю благодеяний. Они угнетают, заставляют чувствовать себя рабом. Я предпочитаю делать все для себя сама и быть совершенно независимой.
— Хм! — кашлянула тетя Кэррол приглушенно и бросила взгляд на тетю Марч.
— Я же тебе говорила, — сказала тетя Марч, выразительно кивнув тете Кэррол.
В блаженном неведении относительно того, что именно она сделала, Джо сидела, задрав нос с вызывающим видом, отнюдь не располагавшим к ней.
— Ты говоришь по-французски, дорогая? — спросила тетя Кэррол, положив руку на руку Эми.
— Да, довольно хорошо благодаря тете Марч, которая позволила Эстер говорить со мной, когда я захочу, — ответила Эми, бросив на тетю Марч благодарный взгляд, заставивший старую даму улыбнуться.
— А как у тебя с языками? — спросила миссис Кэррол у Джо.
— Ни слова не знаю. Слишком тупая. И терпеть не могу французский — такой дурацкий, скользкий язык, — прозвучал грубый и резкий ответ.
Дамы снова обменялись взглядом, и тетя Марч сказала Эми:
— Ты, кажется, теперь здорова и окрепла, дорогая? С глазами у тебя уже все в порядке, не так ли?
— О да, спасибо, мэм. Я вполне здорова и собираюсь много рисовать предстоящей зимой, чтобы иметь хорошую подготовку на случай, если мне когда-нибудь доведется осуществить свою мечту и поехать в Рим.
— Милая девочка! Ты вполне заслуживаешь того, чтобы твоя мечта осуществилась. И я уверена, что она осуществится, — сказала тетя Марч, одобрительно погладив Эми по голове, когда та наклонилась, чтобы поднять упавший теткин клубок.
— Ворчунья, — двери на замок, Сядь у огня, вяжи чулок, — завизжал попка, свесившись со спинки стула тети Марч и заглядывая в лицо Джо с таким забавным выражением дерзкого любопытства, что было невозможно удержаться от смеха.
— Весьма наблюдательная птица, — заметила старая дама.
— Пойди, дорогая, прогуляйся! — крикнул попка и запрыгал к посудному шкафчику, имея явные виды на кусочки сахара.
— Спасибо за совет. Так я и сделаю. Пошли, Эми. — И Джо завершила визит, чувствуя еще глубже, что такие посещения знакомых плохо влияют на ее организм. Она по-мужски пожала теткам руки, но Эми поцеловала обеих, и девочки удалились, оставив впечатление тени и света, заставившее тетю Марч сказать, когда дверь закрылась:
— Возьми ее с собой, Мэри. Денег я дам, — а тетю Кэррол ответить очень решительно:
— Непременно, если ее родители согласятся.
Глава 7
— Совершенно справедливо и разумно. Мне нравится твой благодарный дух, моя дорогая. Очень приятно помочь людям, которые ценят наши усилия. Некоторые не ценят, и это досадно, — заметила тетя Марч, глядя через очки на Джо, которая сидела поодаль и раскачивалась в качалке с довольно надутым видом.
Если бы Джо только знала, какое огромное счастье ждет ту из них, в чью пользу склонится чаша весов, она в одно мгновение сделалась бы сущим ангелом, но, к несчастью, у людей нет окон в груди и мы не можем видеть, что происходит в сердцах наших друзей. Быть может, так лучше для нас, но в некоторых случаях это было бы таким удобством, такой экономией времени и чувств. Своим следующим замечанием Джо лишила себя нескольких лет удовольствия и получила своевременный урок, заставивший ее понять, что искусство сдерживать свой язык не последнее среди прочих.
— Не люблю благодеяний. Они угнетают, заставляют чувствовать себя рабом. Я предпочитаю делать все для себя сама и быть совершенно независимой.
— Хм! — кашлянула тетя Кэррол приглушенно и бросила взгляд на тетю Марч.
— Я же тебе говорила, — сказала тетя Марч, выразительно кивнув тете Кэррол.
В блаженном неведении относительно того, что именно она сделала, Джо сидела, задрав нос с вызывающим видом, отнюдь не располагавшим к ней.
— Ты говоришь по-французски, дорогая? — спросила тетя Кэррол, положив руку на руку Эми.
— Да, довольно хорошо благодаря тете Марч, которая позволила Эстер говорить со мной, когда я захочу, — ответила Эми, бросив на тетю Марч благодарный взгляд, заставивший старую даму улыбнуться.
— А как у тебя с языками? — спросила миссис Кэррол у Джо.
— Ни слова не знаю. Слишком тупая. И терпеть не могу французский — такой дурацкий, скользкий язык, — прозвучал грубый и резкий ответ.
Дамы снова обменялись взглядом, и тетя Марч сказала Эми:
— Ты, кажется, теперь здорова и окрепла, дорогая? С глазами у тебя уже все в порядке, не так ли?
— О да, спасибо, мэм. Я вполне здорова и собираюсь много рисовать предстоящей зимой, чтобы иметь хорошую подготовку на случай, если мне когда-нибудь доведется осуществить свою мечту и поехать в Рим.
— Милая девочка! Ты вполне заслуживаешь того, чтобы твоя мечта осуществилась. И я уверена, что она осуществится, — сказала тетя Марч, одобрительно погладив Эми по голове, когда та наклонилась, чтобы поднять упавший теткин клубок.
— Ворчунья, — двери на замок, Сядь у огня, вяжи чулок, — завизжал попка, свесившись со спинки стула тети Марч и заглядывая в лицо Джо с таким забавным выражением дерзкого любопытства, что было невозможно удержаться от смеха.
— Весьма наблюдательная птица, — заметила старая дама.
— Пойди, дорогая, прогуляйся! — крикнул попка и запрыгал к посудному шкафчику, имея явные виды на кусочки сахара.
— Спасибо за совет. Так я и сделаю. Пошли, Эми. — И Джо завершила визит, чувствуя еще глубже, что такие посещения знакомых плохо влияют на ее организм. Она по-мужски пожала теткам руки, но Эми поцеловала обеих, и девочки удалились, оставив впечатление тени и света, заставившее тетю Марч сказать, когда дверь закрылась:
— Возьми ее с собой, Мэри. Денег я дам, — а тетю Кэррол ответить очень решительно:
— Непременно, если ее родители согласятся.
Глава 7
Последствия
Общество, которое собирала на своем благотворительном базаре миссис Честер, было столь изысканным и элегантным, что у всех юных леди в округе считалось большой честью быть приглашенными торговать за одним из столиков, и все они были очень заинтересованы в том, чтобы получить приглашение.
Эми была приглашена, но Джо — нет, что было благом для всех сторон, так как в этот период жизни ее локти все еще были решительно выставлены в стороны, и ей предстояло не раз ушибиться, чтобы научиться держаться легко и свободно. «Высокомерное и неинтересное существо» было сурово оставлено в одиночестве, но талант и вкус Эми получили должную оценку: ей был предложен столик художественных изделий, и она приложила все усилия к тому, чтобы своими произведениями внести достойный вклад в его оформление.
Все шло гладко до последнего дня накануне открытия базара, когда произошла одна из мелких стычек, которых почти невозможно избежать там, где около двух с половиной Десятков женщин, молодых и старых, со всеми их предубеждениями и взаимными обидами, пытаются работать вместе.
Мэй Честер завидовала Эми, так как та пользовалась большим успехом в обществе, и как раз в этот период имели место несколько мелких происшествий, усиливших это чувство. Изящные рисунки пером и тушью, вышедшие из-под руки Эми, совершенно затмили на столике художественных изделий большие вазы, разрисованные Мэй, — это был первый укол ее самолюбию; далее, покоритель сердец Тюдор на последней вечеринке танцевал четыре раза с Эми и только один с Мэй — это была заноза номер два; но главным, что влило яд в ее душу и давало ей, по ее мнению, право на недружественное поведение, был слух, донесенный до нее услужливыми сплетниками, о том, что девочки Марч передразнивали ее, когда были с визитом у Лэмбов. Вся вина за это ложилась на озорную Джо, которая слишком похоже подражала манерам Мэй, чтобы это могло остаться незамеченным, а любящие посмеяться Лэмбы позволили этой шутке стать общим достоянием. Ни слова об этом, впрочем, не дошло до самих преступниц, и можно вообразить ужас Эми, когда вечером накануне открытия базара к ней, вносившей заключительные штрихи в убранство своего очаровательного столика, подошла миссис Честер, которой, разумеется, тоже не понравилось известие о насмешках над ее дочерью, и сказала вежливым тоном, но с холодным взглядом:
— Дорогая, я выяснила, что участницы базара возражают против того, чтобы я отдавала этот столик кому бы то ни было, кроме моих девочек. Он самый заметный — а некоторые говорят, что и самый привлекательный, — из всех, а так как мои дочери — главные устроительницы базара, лучше всего имзанять это место. Мне жаль, что так получилось, но я знаю, что ты искренне заинтересована в успехе дела и не станешь обращать внимание на маленькое личное разочарование. Ты получишь другой столик, если хочешь.
Миссис Честер предполагала, что ей будет нетрудно произнести эту небольшую речь, но оказалось нелегким делом говорить естественно, когда прямо на нее были устремлены простодушные глаза, полные удивления и огорчения.
Эми чувствовала, что за этим что-то кроется, но не могла догадаться что, и сказала тихо, не в силах скрыть обиду:
— Может быть, вы предпочитаете, чтобы я совсем не участвовала в базаре?
— Дорогая, прошу, не обижайся. Это вопрос целесообразности. Мои девочки, естественно, берут на себя руководство базаром, а этот столик расположен на видном месте. По моему личномумнению, столик с художественными изделиями самый подходящий для тебя, и я очень благодарна за твои старания заполнить его красивыми вещами, но мы, разумеется, вынуждены пожертвовать нашими личными желаниями ради успеха всего дела. Я позабочусь о том, чтобы ты получила другое хорошее место. Не хочешь ли цветочный столик? За него взялись младшие девочки, но у них ничего не выходит, а ты могла бы сделать его очаровательным. И потом, цветочный столик всегда привлекает покупателей.
— Особенно мужчин, — добавила Мэй, со взглядом, объяснившим Эми одну из причин, по которой она так неожиданно впала в немилость. Она рассердилась и раскраснелась, но постаралась не обращать внимания на сарказм и ответила неожиданно дружелюбно:
— Хорошо, пусть будет так, как вы хотите, миссис Честер. Я немедленно уступлю мое место Мэй и займусь цветами, если хотите.
— Можешь взять с собой свои изделия и положить на цветочный столик, — сказала Мэй, чувствуя некоторые угрызения совести при взгляде на красивые полочки, раскрашенные ракушки, веселые яркие рисунки, которые Эми так аккуратно сделала и так красиво расположила. Мэй сказала эту фразу из лучших побуждений, но Эми неверно истолковала ее намерения и торопливо ответила:
— Конечно, конечно, если они тебе мешают, — и, сметя все свои изделия в передник, понесла их к цветочному столику, чувствуя, что ей и ее творениям нанесено оскорбление, которое нельзя простить.
— Разозлилась… Ах, уж лучше бы я не просила тебя, мама, поговорить с ней, — сказала Мэй, печально глядя на пустые места на своем столике.
— Девичьи ссоры быстро забываются, — ответила мать, чувствуя себя немного пристыженной, и не без основания, за свою роль в этойдевичьей ссоре.
Маленькие девочки встретили Эми и ее сокровища с восторгом, и этот сердечный прием несколько успокоил ее смятенные чувства. Она взялась за работу, надеясь преуспеть в цветочном деле, если не смогла в художествах. Но все, казалось, было против нее: час был поздний и она устала; все были слишком заняты собственными делами, чтобы помочь ей; маленькие девочки только мешали ей, болтая и прыгая как настоящие обезьянки, и своими неумелыми попытками навести порядок вносили еще большую неразбериху. Эми подняла деревянную арку, к которой были прибиты еловые ветки, и повесила на нее корзиночки с цветами, но арка никак не хотела стоять ровно, все время покачивалась и грозила опрокинуться на голову цветочницам. На лучшую глиняную тарелку Эми попали брызги воды, оставив похожий на слезу след сепии на щеке Купидона, она наставила синяков на руках, работая молотком, и простудилась на сквозняке — и это последнее из постигших ее бедствий вызвало у нее большие опасения относительно завтрашнего дня. Любая девушка, которой пришлось пройти через подобные испытания, читая эту главу, посочувствует бедной Эми и пожелает ей успешно справиться с ее задачей.
Домашние были в негодовании, когда, вернувшись домой, она рассказала о том, что произошло. Мать сказала, что это бесчестно, но что Эми поступила правильно; Бесс заявила, что на месте Эми совсем не пошла бы на базар, а Джо вопрошала, почему Эми не забрала все свои красивые изделия и не оставила этих подлых людей, чтобы они обходились, как знают, без нее.
— То, что они подлые, не означает, что и я должна быть такой же, как они. И хотя я считаю, что у меня есть полное право обижаться, я не намерена показывать это. Такое поведение произведет на них большее впечатление, чем сердитые слова и ответные действия, правда, мама?
— Да, это совершенно правильный подход, дорогая. Всегда лучше ответить поцелуем на удар, хотя не всегда легко ответить именно так, — сказала мать с видом человека, знающего разницу между поучением и следованием ему.
Несмотря на вполне естественное искушение обидеться и отомстить, Эми весь следующий день оставалась верна своему решению, твердо намереваясь победить врага добротой. Утро началось хорошо благодаря молчаливому напоминанию, которое пришло неожиданно, но весьма кстати. Пока младшие девочки наполняли цветами корзины в задней комнате, Эми начала раскладывать на столике свои изделия и взяла в руки самое любимое из них — маленькую старинную книжечку в красивом переплете, которую отец нашел среди своих сокровищ и в которой она на листах пергамента сделала красивые цветные надписи. Когда она с вполне простительной гордостью листала страницы, украшенные изящными эмблемами и девизами, взгляд ее упал на один стих, заставивший ее остановиться и задуматься. В обрамлении великолепного орнамента в виде алых, голубых и золотых завитков, под изображением маленьких духов добра, помогающих друг другу пробираться сквозь заросли роз и терновника, сияли слова: «Люби ближнего твоего, как самого себя».
«Я должна любить, но не люблю», — подумала Эми, переведя взгляд с яркой страницы на недовольное лицо Мэй рядом с большими вазами, которые не могли закрыть пустоту, оставшуюся там, где прежде лежали работы Эми. Эми постояла с минуту, переворачивая листки и читая на каждом из них новый нежный упрек за свою досаду и неспособность простить. Много мудрых проповедей читают нам каждый день невольные проповедники на улице, в школе, в конторе и дома; даже столик на благотворительном базаре может стать церковной кафедрой, если на нем мы найдем хорошие и полезные слова, которые всегда остаются злободневными. И совесть Эми, опираясь на библейский стих, прочла ей маленькую проповедь прямо за ее столиком, и она сделала то, что не всегда делают многие из нас, — приняла эту проповедь близко к сердцу и воплотила призыв этой проповеди в жизнь.
У стола Мэй стояла группа девочек. Они восхищались вазами и беседовали о произведенном перемещении продавщиц. Они говорили вполголоса, но Эми знала, что они говорят о ней — говорят, выслушав лишь одну сторону, и судят в соответствии с тем, что услышали. Это было неприятно, но лучшие побуждения владели ею, и тут же представился случай доказать это. Она услышала, как Мэй сказала печально:
— Очень плохо, нет времени изготовить другие вещи, а заполнять пустые места случайными мелочами мне не хочется. Стол имел законченный вид, теперь все испорчено.
— Я думаю, она вернула бы сюда свои изделия, если бы ты ее об этом попросила, — предположил кто-то.
— Как я могу после такой сцены… — начала Мэй, но не закончила, так как от цветочного столика донесся голос Эми, любезно сказавшей:
— Можешь взять все, и даже не спрашивая разрешения. Я как раз думала о том, чтобы предложить вернуть их, ведь они больше подходят к твоему столу, чем к моему. Вот они, пожалуйста, возьми и прости меня, если я поспешила забрать их вчера вечером.
С этими словами Эми вернула свои творения, кивнула, улыбнулась и поспешила отойти, чувствуя, что легче сделать дружественный жест, чем задержаться и выслушать слова благодарности за него.
— Как это мило с ее стороны! Я так считаю, а вы?
Что ответила Мэй, было не слышно, но другая молодая особа, имевшая кислую мину (вероятно, оттого, что делала лимонад), заметила с неприятным смехом:
— Очень мило! Ведь она знает, что не сможет продать их со своего столика.
Это было тяжело; когда мы приносим свои маленькие жертвы, нам хочется, чтобы их, по меньшей мере, оценили. На мгновение Эми пожалела о своем порыве, чувствуя, что изречение «добродетель сама себе награда» не всегда справедливо. Но оно справедливо! И Эми вскоре убедилась в этом — настроение ее начало улучшаться, а ее стол становиться все красивее под ее умелыми руками, все девочки были очень добры к ней, и казалось, что один этот маленький поступок удивительным образом положительно повлиял на всю атмосферу происходящего в зале.
Это был очень длинный и тяжелый день для Эми. Она сидела за своим столиком часто в полном одиночестве, так как маленькие девочки скоро убежали. Мало кто хотел покупать летом цветы, и ее букеты начали вянуть.
Столик с художественными изделиями был самым привлекательным в зале, вокруг него все время толпились покупатели, и посыльные с выручкой постоянно сновали от столика и обратно с важными лицами, позвякивая монетами в коробках. Эми часто бросала печальный взгляд в ту сторону, страстно желая перенестись из своего угла, где нечего делать, туда, где она чувствовала бы себя на месте и была бы совершенно счастлива. Быть может, сидеть в углу и ждать редких покупателей не показалось бы некоторым из нас таким уж трудным делом, но красивой, беспечной юной девушке это было не только скучно, но и досадно, а мысль о том, что вечером ее найдут здесь в таком положении родные, Лори и его друзья, была настоящей пыткой.
Ближе к вечеру она вернулась домой пообедать и выглядела такой бледной и была так молчалива, что все знали: день оказался тяжелым, хотя она не жаловалась и даже не сказала о том, что передала свои изделия на столик Мэй. Мать дала ей дополнительную чашечку укрепляющего чая, Бесс помогла переодеться и сделала прелестный маленький венок на головку, Джо же изумила всю семью тем, что нарядилась с необычным тщанием и туманно намекнула, что кое-кому снова предстоит поменяться местами.
— Прошу тебя, Джо, не надо никаких грубостей. Я не хочу никакого скандала, пусть все идет, как идет, и веди себя прилично, — умоляла Эми, снова уходя из дома.
Она вышла пораньше в надежде успеть найти свежие цветы для своего бедного столика.
— Не волнуйся, я намерена лишь сделаться обворожительно любезной со всеми знакомыми и постараться удержать их в твоем углу как можно дольше. Тедди и его друзья помогут мне, и мы еще повеселимся! — ответила Джо, проводив сестру до калитки, на которой и повисла в ожидании Лори.
Вскоре в сумерках послышались знакомые шаги, и Джо бросилась на их звук.
— Это мой мальчик?
— Конечно, а это моя девочка? — И Лори сунул ее руку себе под руку с видом человека, которому нечего больше желать.
— О, Тедди, тут такие дела! — И Джо с сестринским пылом принялась рассказывать об обидах, нанесенных Эми.
— Сейчас здесь появится целая компания наших ребят, и я не я, если не заставлю их мигом раскупить все цветы до одного, а после этого расположиться на остаток вечера вокруг ее столика, — сказал Лори, горячо поддержав план Джо.
— Эми говорит, что цветы никуда не годятся, а свежих могут не принести вовремя. Я не хотела бы оказаться несправедливой или излишне подозрительной, но не удивлюсь, если цветы вообще не поступят. Если люди делают одну гадость, они, вероятно, сделают и другую, — заметила Джо с отвращением.
— Разве Хейс не дал вам лучших цветов из нашей оранжереи? Я ему говорил.
— Я этого не знала. Он, вероятно, забыл, а так как твоему дедушке нездоровится, я не посмела его беспокоить, хотя мне и хотелось попросить немного цветов.
— Что ты, Джо! Как ты можешь думать, что нужно просить! Цветы точно так же твои, как и мои. Разве мы не всегда делим все пополам? — начал Лори тоном, от которого Джо всегда становилась колючей.
— Спаси и помилуй! Надеюсь, что это не так. Половинки некоторых из твоих вещей мне совсем бы не подошли… Послушай, некогда стоять тут и любезничать. Я должна пойти и помочь Эми, а ты пойди и переоденься, а если будешь так добр, что скажешь Хейсу, чтобы он отнес букет красивых цветов в зал, где устроен базар, ты меня очень обяжешь.
— Я тебя обяжу с удовольствием, — сказал Лори так многозначительно, что Джо негостеприимно захлопнула калитку перед его носом и крикнула через изгородь:
— Уходи, Тедди, мне некогда.
Благодаря заговорщикам к вечеру положение Эми совершенно изменилось, ибо Хейс прислал море цветов и прелестную корзинку, для которой с присущим мастерством составил букет и которую поместили в центре столика. Затем прибыло семейство Марч в полном составе, и стараниями Джо успех торговли был обеспечен, так как люди не только подходили к столику, но и оставались — смеясь, слушали ее веселый вздор, восхищались вкусом Эми и явно были очень довольны. Лори и его друзья тоже храбро бросились в прорыв, раскупили букеты и расположились возле столика, сделав угол Эми самым оживленным местом в зале. Эми была теперь в своей стихии и из чувства благодарности, не говоря уже о других чувствах, была чрезвычайно оживлена и любезна — к тому времени она уже пришла к окончательному выводу, что в конце концов добродетель все же является сама себе наградой.
Джо была образцом приличий и, успешно окружив Эми почетным караулом, прогуливалась по залу. Случайно подслушанные обрывки разговоров прояснили для нее мотивы поведения Честеров. Она упрекнула себя в дурных чувствах, осознав свою долю вины за происшедшее, и решила как можно скорее добиться снятия обвинений с Эми. Она также узнала о том, что Эми вернула свои изделия на столик Мэй, и нашла сестру олицетворением великодушия. Проходя мимо столика с художественными изделиями, она окинула его взглядом в надежде увидеть произведения сестры, но там не было и следа их. «Засунули подальше, чтоб никто не видел», — решила Джо, которая могла простить нанесенные ей самой обиды, но загоралась гневом всякий раз, когда оскорбление наносилось ее семье.
— Добрый вечер, мисс Джо. Как дела у Эми? — спросила Мэй с дружелюбным видом, ибо хотела показать, что тоже способна проявить благородство.
— Распродала все, что у нее было стоящего, а теперь веселится в кругу гостей. Цветочный столик всегда привлекает покупателей, как ты знаешь, «особенно мужчин».
Джо не смогла удержаться от этой маленькой колкости, но Мэй приняла ее так кротко, что Джо тут же пожалела о своих словах и принялась хвалить большие вазы, которые все еще оставались непроданными.
— А рисунки Эми еще остались? Мне захотелось купить что-нибудь для папы, — сказала Джо, которой не терпелось узнать, какая участь постигла работы сестры.
— Все изделия Эми давно проданы. Я постаралась, чтобы их увидели те, кому они понравятся, и мы выручили за них неплохую сумму, — ответила Мэй, которая так же, как и Эми, поборола в тот день немало искушений.
Очень довольная, Джо бросилась к цветочному столику, чтобы сообщить приятную новость, и Эми была тронута и удивлена ее отчетом о словах и манерах Мэй.
— Теперь, господа, я хочу, чтобы вы пошли и исполнили свой долг у других столиков с той же щедростью, что и у моего, особенно у столика с художественными изделиями, — сказала она, отсылая от себя «отряд Тедди», как девочки называли компанию его университетских друзей.
— «Выше цены, выше!» [17]— вот девиз того столика, но исполните ваш долг, как мужчины, и за свои деньги вы получите искусство [18]во всех смыслах этого слова! — воскликнула неукротимая Джо, когда фаланга преданных бойцов готовилась выступить на поле битвы.
— Слушаю и повинуюсь, однако март прекраснее мая [19], — сказал малыш Паркер, делая отчаянное усилие быть одновременно остроумным и галантным, но Лори тут же обескуражил его, заметив:
— Неплохо, сын мой, для такого малыша! — и увел, отечески погладив по голове.
— Купи вазы, — шепнула Эми Лори, желая еще раз воздать добром за зло своему врагу.
К огромному удовольствию Мэй, Лори не только купил вазы, но и расхаживал затем по залу, держа по вазе в каждой руке. Другие молодые люди с равной опрометчивостью накупили всевозможных хрупких безделушек и беспомощно бродили после этого с восковыми цветами, раскрашенными веерами, папками из филигранной бумаги и другими столь же полезными и ценными приобретениями.
Тетя Кэррол тоже была в зале, она слышала всю историю, выглядела очень довольной, а затем потихоньку сказала миссис Марч что-то, что заставило последнюю засиять от радости и взглянуть на Эми с гордостью, к которой примешивалось и беспокойство, однако причину своей радости и гордости она хранила в тайне следующие несколько дней.
Было объявлено, что благотворительный базар имел успех, а Мэй, пожелав Эми спокойной ночи, не стала, как обычно, изливаться в своих чувствах, но лишь ласково поцеловала ее, словно говоря взглядом: «Прости и забудь». Эми была удовлетворена, а придя домой, обнаружила, что вазы Мэй стоят на каминной полке в гостиной и в каждой из них огромный букет. «Награда за заслуги — великодушной Марч», — как напыщенно объявил Лори с эффектным жестом.
— У тебя гораздо больше принципиальности, великодушия и благородства, чем я могла предположить, Эми. Ты вела себя замечательно, и я глубоко уважаю тебя за это, — сказала Джо с теплотой, когда поздно вечером все они расчесывали перед сном волосы.
— Да, все мы уважаем ее и любим за то, что она прощает обиды с такой готовностью. Тебе, должно быть, было ужасно тяжело, Эми, ведь ты так долго трудилась и так хотела сама продать свои красивые поделки. Не думаю, что я смогла бы проявить такую доброту, как ты, — добавила Бесс со своей подушки.
— Что вы, девочки, не нужно так меня хвалить. Я всего лишь поступила с Мэй так, как я хотела бы, чтобы поступали со мной. Когда я говорю, что хочу быть настоящей леди, вы смеетесь надо мной, но я подразумеваю под этим благородство души и манер и стремлюсь к этому, как умею. Я не могу объяснить точно, но я хочу быть выше мелких слабостей, глупостей и недостатков, которые портят многих женщин. Сейчас я далека от этой цели, но стараюсь и надеюсь со временем стать такой, как мама.
Эми говорила серьезно, и, обняв ее, Джо сказала с чувством:
— Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, и никогда больше не буду смеяться над тобой. Твои успехи больше, чем ты предполагаешь, и я буду учиться у тебя истинной вежливости, поскольку уверена, что ты знаешь ее секрет. Старайся, дорогая, и однажды ты получишь свою награду, и тогда я буду счастливее всех.
Спустя неделю Эми действительно была вознаграждена, а бедной Джо оказалось нелегко быть в этом случае счастливой. Пришло письмо от тети Кэррол, и, читая его, миссис Марч так сияла, что сидевшие поблизости Джо и Бесс спросили, какие приятные новости оно принесло.
— Тетя Кэррол едет в Европу в следующем месяце и хочет…
— Чтобы я поехала с ней! — воскликнула Джо, вскакивая со стула в безудержном восторге.
— Нет, дорогая, не ты, а Эми.
— О, мама! Она еще слишком маленькая; я должна быть первой. Я так давно этого хотела… поездка принесет мне столько пользы, и в целом это будет замечательно… Я
Эми была приглашена, но Джо — нет, что было благом для всех сторон, так как в этот период жизни ее локти все еще были решительно выставлены в стороны, и ей предстояло не раз ушибиться, чтобы научиться держаться легко и свободно. «Высокомерное и неинтересное существо» было сурово оставлено в одиночестве, но талант и вкус Эми получили должную оценку: ей был предложен столик художественных изделий, и она приложила все усилия к тому, чтобы своими произведениями внести достойный вклад в его оформление.
Все шло гладко до последнего дня накануне открытия базара, когда произошла одна из мелких стычек, которых почти невозможно избежать там, где около двух с половиной Десятков женщин, молодых и старых, со всеми их предубеждениями и взаимными обидами, пытаются работать вместе.
Мэй Честер завидовала Эми, так как та пользовалась большим успехом в обществе, и как раз в этот период имели место несколько мелких происшествий, усиливших это чувство. Изящные рисунки пером и тушью, вышедшие из-под руки Эми, совершенно затмили на столике художественных изделий большие вазы, разрисованные Мэй, — это был первый укол ее самолюбию; далее, покоритель сердец Тюдор на последней вечеринке танцевал четыре раза с Эми и только один с Мэй — это была заноза номер два; но главным, что влило яд в ее душу и давало ей, по ее мнению, право на недружественное поведение, был слух, донесенный до нее услужливыми сплетниками, о том, что девочки Марч передразнивали ее, когда были с визитом у Лэмбов. Вся вина за это ложилась на озорную Джо, которая слишком похоже подражала манерам Мэй, чтобы это могло остаться незамеченным, а любящие посмеяться Лэмбы позволили этой шутке стать общим достоянием. Ни слова об этом, впрочем, не дошло до самих преступниц, и можно вообразить ужас Эми, когда вечером накануне открытия базара к ней, вносившей заключительные штрихи в убранство своего очаровательного столика, подошла миссис Честер, которой, разумеется, тоже не понравилось известие о насмешках над ее дочерью, и сказала вежливым тоном, но с холодным взглядом:
— Дорогая, я выяснила, что участницы базара возражают против того, чтобы я отдавала этот столик кому бы то ни было, кроме моих девочек. Он самый заметный — а некоторые говорят, что и самый привлекательный, — из всех, а так как мои дочери — главные устроительницы базара, лучше всего имзанять это место. Мне жаль, что так получилось, но я знаю, что ты искренне заинтересована в успехе дела и не станешь обращать внимание на маленькое личное разочарование. Ты получишь другой столик, если хочешь.
Миссис Честер предполагала, что ей будет нетрудно произнести эту небольшую речь, но оказалось нелегким делом говорить естественно, когда прямо на нее были устремлены простодушные глаза, полные удивления и огорчения.
Эми чувствовала, что за этим что-то кроется, но не могла догадаться что, и сказала тихо, не в силах скрыть обиду:
— Может быть, вы предпочитаете, чтобы я совсем не участвовала в базаре?
— Дорогая, прошу, не обижайся. Это вопрос целесообразности. Мои девочки, естественно, берут на себя руководство базаром, а этот столик расположен на видном месте. По моему личномумнению, столик с художественными изделиями самый подходящий для тебя, и я очень благодарна за твои старания заполнить его красивыми вещами, но мы, разумеется, вынуждены пожертвовать нашими личными желаниями ради успеха всего дела. Я позабочусь о том, чтобы ты получила другое хорошее место. Не хочешь ли цветочный столик? За него взялись младшие девочки, но у них ничего не выходит, а ты могла бы сделать его очаровательным. И потом, цветочный столик всегда привлекает покупателей.
— Особенно мужчин, — добавила Мэй, со взглядом, объяснившим Эми одну из причин, по которой она так неожиданно впала в немилость. Она рассердилась и раскраснелась, но постаралась не обращать внимания на сарказм и ответила неожиданно дружелюбно:
— Хорошо, пусть будет так, как вы хотите, миссис Честер. Я немедленно уступлю мое место Мэй и займусь цветами, если хотите.
— Можешь взять с собой свои изделия и положить на цветочный столик, — сказала Мэй, чувствуя некоторые угрызения совести при взгляде на красивые полочки, раскрашенные ракушки, веселые яркие рисунки, которые Эми так аккуратно сделала и так красиво расположила. Мэй сказала эту фразу из лучших побуждений, но Эми неверно истолковала ее намерения и торопливо ответила:
— Конечно, конечно, если они тебе мешают, — и, сметя все свои изделия в передник, понесла их к цветочному столику, чувствуя, что ей и ее творениям нанесено оскорбление, которое нельзя простить.
— Разозлилась… Ах, уж лучше бы я не просила тебя, мама, поговорить с ней, — сказала Мэй, печально глядя на пустые места на своем столике.
— Девичьи ссоры быстро забываются, — ответила мать, чувствуя себя немного пристыженной, и не без основания, за свою роль в этойдевичьей ссоре.
Маленькие девочки встретили Эми и ее сокровища с восторгом, и этот сердечный прием несколько успокоил ее смятенные чувства. Она взялась за работу, надеясь преуспеть в цветочном деле, если не смогла в художествах. Но все, казалось, было против нее: час был поздний и она устала; все были слишком заняты собственными делами, чтобы помочь ей; маленькие девочки только мешали ей, болтая и прыгая как настоящие обезьянки, и своими неумелыми попытками навести порядок вносили еще большую неразбериху. Эми подняла деревянную арку, к которой были прибиты еловые ветки, и повесила на нее корзиночки с цветами, но арка никак не хотела стоять ровно, все время покачивалась и грозила опрокинуться на голову цветочницам. На лучшую глиняную тарелку Эми попали брызги воды, оставив похожий на слезу след сепии на щеке Купидона, она наставила синяков на руках, работая молотком, и простудилась на сквозняке — и это последнее из постигших ее бедствий вызвало у нее большие опасения относительно завтрашнего дня. Любая девушка, которой пришлось пройти через подобные испытания, читая эту главу, посочувствует бедной Эми и пожелает ей успешно справиться с ее задачей.
Домашние были в негодовании, когда, вернувшись домой, она рассказала о том, что произошло. Мать сказала, что это бесчестно, но что Эми поступила правильно; Бесс заявила, что на месте Эми совсем не пошла бы на базар, а Джо вопрошала, почему Эми не забрала все свои красивые изделия и не оставила этих подлых людей, чтобы они обходились, как знают, без нее.
— То, что они подлые, не означает, что и я должна быть такой же, как они. И хотя я считаю, что у меня есть полное право обижаться, я не намерена показывать это. Такое поведение произведет на них большее впечатление, чем сердитые слова и ответные действия, правда, мама?
— Да, это совершенно правильный подход, дорогая. Всегда лучше ответить поцелуем на удар, хотя не всегда легко ответить именно так, — сказала мать с видом человека, знающего разницу между поучением и следованием ему.
Несмотря на вполне естественное искушение обидеться и отомстить, Эми весь следующий день оставалась верна своему решению, твердо намереваясь победить врага добротой. Утро началось хорошо благодаря молчаливому напоминанию, которое пришло неожиданно, но весьма кстати. Пока младшие девочки наполняли цветами корзины в задней комнате, Эми начала раскладывать на столике свои изделия и взяла в руки самое любимое из них — маленькую старинную книжечку в красивом переплете, которую отец нашел среди своих сокровищ и в которой она на листах пергамента сделала красивые цветные надписи. Когда она с вполне простительной гордостью листала страницы, украшенные изящными эмблемами и девизами, взгляд ее упал на один стих, заставивший ее остановиться и задуматься. В обрамлении великолепного орнамента в виде алых, голубых и золотых завитков, под изображением маленьких духов добра, помогающих друг другу пробираться сквозь заросли роз и терновника, сияли слова: «Люби ближнего твоего, как самого себя».
«Я должна любить, но не люблю», — подумала Эми, переведя взгляд с яркой страницы на недовольное лицо Мэй рядом с большими вазами, которые не могли закрыть пустоту, оставшуюся там, где прежде лежали работы Эми. Эми постояла с минуту, переворачивая листки и читая на каждом из них новый нежный упрек за свою досаду и неспособность простить. Много мудрых проповедей читают нам каждый день невольные проповедники на улице, в школе, в конторе и дома; даже столик на благотворительном базаре может стать церковной кафедрой, если на нем мы найдем хорошие и полезные слова, которые всегда остаются злободневными. И совесть Эми, опираясь на библейский стих, прочла ей маленькую проповедь прямо за ее столиком, и она сделала то, что не всегда делают многие из нас, — приняла эту проповедь близко к сердцу и воплотила призыв этой проповеди в жизнь.
У стола Мэй стояла группа девочек. Они восхищались вазами и беседовали о произведенном перемещении продавщиц. Они говорили вполголоса, но Эми знала, что они говорят о ней — говорят, выслушав лишь одну сторону, и судят в соответствии с тем, что услышали. Это было неприятно, но лучшие побуждения владели ею, и тут же представился случай доказать это. Она услышала, как Мэй сказала печально:
— Очень плохо, нет времени изготовить другие вещи, а заполнять пустые места случайными мелочами мне не хочется. Стол имел законченный вид, теперь все испорчено.
— Я думаю, она вернула бы сюда свои изделия, если бы ты ее об этом попросила, — предположил кто-то.
— Как я могу после такой сцены… — начала Мэй, но не закончила, так как от цветочного столика донесся голос Эми, любезно сказавшей:
— Можешь взять все, и даже не спрашивая разрешения. Я как раз думала о том, чтобы предложить вернуть их, ведь они больше подходят к твоему столу, чем к моему. Вот они, пожалуйста, возьми и прости меня, если я поспешила забрать их вчера вечером.
С этими словами Эми вернула свои творения, кивнула, улыбнулась и поспешила отойти, чувствуя, что легче сделать дружественный жест, чем задержаться и выслушать слова благодарности за него.
— Как это мило с ее стороны! Я так считаю, а вы?
Что ответила Мэй, было не слышно, но другая молодая особа, имевшая кислую мину (вероятно, оттого, что делала лимонад), заметила с неприятным смехом:
— Очень мило! Ведь она знает, что не сможет продать их со своего столика.
Это было тяжело; когда мы приносим свои маленькие жертвы, нам хочется, чтобы их, по меньшей мере, оценили. На мгновение Эми пожалела о своем порыве, чувствуя, что изречение «добродетель сама себе награда» не всегда справедливо. Но оно справедливо! И Эми вскоре убедилась в этом — настроение ее начало улучшаться, а ее стол становиться все красивее под ее умелыми руками, все девочки были очень добры к ней, и казалось, что один этот маленький поступок удивительным образом положительно повлиял на всю атмосферу происходящего в зале.
Это был очень длинный и тяжелый день для Эми. Она сидела за своим столиком часто в полном одиночестве, так как маленькие девочки скоро убежали. Мало кто хотел покупать летом цветы, и ее букеты начали вянуть.
Столик с художественными изделиями был самым привлекательным в зале, вокруг него все время толпились покупатели, и посыльные с выручкой постоянно сновали от столика и обратно с важными лицами, позвякивая монетами в коробках. Эми часто бросала печальный взгляд в ту сторону, страстно желая перенестись из своего угла, где нечего делать, туда, где она чувствовала бы себя на месте и была бы совершенно счастлива. Быть может, сидеть в углу и ждать редких покупателей не показалось бы некоторым из нас таким уж трудным делом, но красивой, беспечной юной девушке это было не только скучно, но и досадно, а мысль о том, что вечером ее найдут здесь в таком положении родные, Лори и его друзья, была настоящей пыткой.
Ближе к вечеру она вернулась домой пообедать и выглядела такой бледной и была так молчалива, что все знали: день оказался тяжелым, хотя она не жаловалась и даже не сказала о том, что передала свои изделия на столик Мэй. Мать дала ей дополнительную чашечку укрепляющего чая, Бесс помогла переодеться и сделала прелестный маленький венок на головку, Джо же изумила всю семью тем, что нарядилась с необычным тщанием и туманно намекнула, что кое-кому снова предстоит поменяться местами.
— Прошу тебя, Джо, не надо никаких грубостей. Я не хочу никакого скандала, пусть все идет, как идет, и веди себя прилично, — умоляла Эми, снова уходя из дома.
Она вышла пораньше в надежде успеть найти свежие цветы для своего бедного столика.
— Не волнуйся, я намерена лишь сделаться обворожительно любезной со всеми знакомыми и постараться удержать их в твоем углу как можно дольше. Тедди и его друзья помогут мне, и мы еще повеселимся! — ответила Джо, проводив сестру до калитки, на которой и повисла в ожидании Лори.
Вскоре в сумерках послышались знакомые шаги, и Джо бросилась на их звук.
— Это мой мальчик?
— Конечно, а это моя девочка? — И Лори сунул ее руку себе под руку с видом человека, которому нечего больше желать.
— О, Тедди, тут такие дела! — И Джо с сестринским пылом принялась рассказывать об обидах, нанесенных Эми.
— Сейчас здесь появится целая компания наших ребят, и я не я, если не заставлю их мигом раскупить все цветы до одного, а после этого расположиться на остаток вечера вокруг ее столика, — сказал Лори, горячо поддержав план Джо.
— Эми говорит, что цветы никуда не годятся, а свежих могут не принести вовремя. Я не хотела бы оказаться несправедливой или излишне подозрительной, но не удивлюсь, если цветы вообще не поступят. Если люди делают одну гадость, они, вероятно, сделают и другую, — заметила Джо с отвращением.
— Разве Хейс не дал вам лучших цветов из нашей оранжереи? Я ему говорил.
— Я этого не знала. Он, вероятно, забыл, а так как твоему дедушке нездоровится, я не посмела его беспокоить, хотя мне и хотелось попросить немного цветов.
— Что ты, Джо! Как ты можешь думать, что нужно просить! Цветы точно так же твои, как и мои. Разве мы не всегда делим все пополам? — начал Лори тоном, от которого Джо всегда становилась колючей.
— Спаси и помилуй! Надеюсь, что это не так. Половинки некоторых из твоих вещей мне совсем бы не подошли… Послушай, некогда стоять тут и любезничать. Я должна пойти и помочь Эми, а ты пойди и переоденься, а если будешь так добр, что скажешь Хейсу, чтобы он отнес букет красивых цветов в зал, где устроен базар, ты меня очень обяжешь.
— Я тебя обяжу с удовольствием, — сказал Лори так многозначительно, что Джо негостеприимно захлопнула калитку перед его носом и крикнула через изгородь:
— Уходи, Тедди, мне некогда.
Благодаря заговорщикам к вечеру положение Эми совершенно изменилось, ибо Хейс прислал море цветов и прелестную корзинку, для которой с присущим мастерством составил букет и которую поместили в центре столика. Затем прибыло семейство Марч в полном составе, и стараниями Джо успех торговли был обеспечен, так как люди не только подходили к столику, но и оставались — смеясь, слушали ее веселый вздор, восхищались вкусом Эми и явно были очень довольны. Лори и его друзья тоже храбро бросились в прорыв, раскупили букеты и расположились возле столика, сделав угол Эми самым оживленным местом в зале. Эми была теперь в своей стихии и из чувства благодарности, не говоря уже о других чувствах, была чрезвычайно оживлена и любезна — к тому времени она уже пришла к окончательному выводу, что в конце концов добродетель все же является сама себе наградой.
Джо была образцом приличий и, успешно окружив Эми почетным караулом, прогуливалась по залу. Случайно подслушанные обрывки разговоров прояснили для нее мотивы поведения Честеров. Она упрекнула себя в дурных чувствах, осознав свою долю вины за происшедшее, и решила как можно скорее добиться снятия обвинений с Эми. Она также узнала о том, что Эми вернула свои изделия на столик Мэй, и нашла сестру олицетворением великодушия. Проходя мимо столика с художественными изделиями, она окинула его взглядом в надежде увидеть произведения сестры, но там не было и следа их. «Засунули подальше, чтоб никто не видел», — решила Джо, которая могла простить нанесенные ей самой обиды, но загоралась гневом всякий раз, когда оскорбление наносилось ее семье.
— Добрый вечер, мисс Джо. Как дела у Эми? — спросила Мэй с дружелюбным видом, ибо хотела показать, что тоже способна проявить благородство.
— Распродала все, что у нее было стоящего, а теперь веселится в кругу гостей. Цветочный столик всегда привлекает покупателей, как ты знаешь, «особенно мужчин».
Джо не смогла удержаться от этой маленькой колкости, но Мэй приняла ее так кротко, что Джо тут же пожалела о своих словах и принялась хвалить большие вазы, которые все еще оставались непроданными.
— А рисунки Эми еще остались? Мне захотелось купить что-нибудь для папы, — сказала Джо, которой не терпелось узнать, какая участь постигла работы сестры.
— Все изделия Эми давно проданы. Я постаралась, чтобы их увидели те, кому они понравятся, и мы выручили за них неплохую сумму, — ответила Мэй, которая так же, как и Эми, поборола в тот день немало искушений.
Очень довольная, Джо бросилась к цветочному столику, чтобы сообщить приятную новость, и Эми была тронута и удивлена ее отчетом о словах и манерах Мэй.
— Теперь, господа, я хочу, чтобы вы пошли и исполнили свой долг у других столиков с той же щедростью, что и у моего, особенно у столика с художественными изделиями, — сказала она, отсылая от себя «отряд Тедди», как девочки называли компанию его университетских друзей.
— «Выше цены, выше!» [17]— вот девиз того столика, но исполните ваш долг, как мужчины, и за свои деньги вы получите искусство [18]во всех смыслах этого слова! — воскликнула неукротимая Джо, когда фаланга преданных бойцов готовилась выступить на поле битвы.
— Слушаю и повинуюсь, однако март прекраснее мая [19], — сказал малыш Паркер, делая отчаянное усилие быть одновременно остроумным и галантным, но Лори тут же обескуражил его, заметив:
— Неплохо, сын мой, для такого малыша! — и увел, отечески погладив по голове.
— Купи вазы, — шепнула Эми Лори, желая еще раз воздать добром за зло своему врагу.
К огромному удовольствию Мэй, Лори не только купил вазы, но и расхаживал затем по залу, держа по вазе в каждой руке. Другие молодые люди с равной опрометчивостью накупили всевозможных хрупких безделушек и беспомощно бродили после этого с восковыми цветами, раскрашенными веерами, папками из филигранной бумаги и другими столь же полезными и ценными приобретениями.
Тетя Кэррол тоже была в зале, она слышала всю историю, выглядела очень довольной, а затем потихоньку сказала миссис Марч что-то, что заставило последнюю засиять от радости и взглянуть на Эми с гордостью, к которой примешивалось и беспокойство, однако причину своей радости и гордости она хранила в тайне следующие несколько дней.
Было объявлено, что благотворительный базар имел успех, а Мэй, пожелав Эми спокойной ночи, не стала, как обычно, изливаться в своих чувствах, но лишь ласково поцеловала ее, словно говоря взглядом: «Прости и забудь». Эми была удовлетворена, а придя домой, обнаружила, что вазы Мэй стоят на каминной полке в гостиной и в каждой из них огромный букет. «Награда за заслуги — великодушной Марч», — как напыщенно объявил Лори с эффектным жестом.
— У тебя гораздо больше принципиальности, великодушия и благородства, чем я могла предположить, Эми. Ты вела себя замечательно, и я глубоко уважаю тебя за это, — сказала Джо с теплотой, когда поздно вечером все они расчесывали перед сном волосы.
— Да, все мы уважаем ее и любим за то, что она прощает обиды с такой готовностью. Тебе, должно быть, было ужасно тяжело, Эми, ведь ты так долго трудилась и так хотела сама продать свои красивые поделки. Не думаю, что я смогла бы проявить такую доброту, как ты, — добавила Бесс со своей подушки.
— Что вы, девочки, не нужно так меня хвалить. Я всего лишь поступила с Мэй так, как я хотела бы, чтобы поступали со мной. Когда я говорю, что хочу быть настоящей леди, вы смеетесь надо мной, но я подразумеваю под этим благородство души и манер и стремлюсь к этому, как умею. Я не могу объяснить точно, но я хочу быть выше мелких слабостей, глупостей и недостатков, которые портят многих женщин. Сейчас я далека от этой цели, но стараюсь и надеюсь со временем стать такой, как мама.
Эми говорила серьезно, и, обняв ее, Джо сказала с чувством:
— Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, и никогда больше не буду смеяться над тобой. Твои успехи больше, чем ты предполагаешь, и я буду учиться у тебя истинной вежливости, поскольку уверена, что ты знаешь ее секрет. Старайся, дорогая, и однажды ты получишь свою награду, и тогда я буду счастливее всех.
Спустя неделю Эми действительно была вознаграждена, а бедной Джо оказалось нелегко быть в этом случае счастливой. Пришло письмо от тети Кэррол, и, читая его, миссис Марч так сияла, что сидевшие поблизости Джо и Бесс спросили, какие приятные новости оно принесло.
— Тетя Кэррол едет в Европу в следующем месяце и хочет…
— Чтобы я поехала с ней! — воскликнула Джо, вскакивая со стула в безудержном восторге.
— Нет, дорогая, не ты, а Эми.
— О, мама! Она еще слишком маленькая; я должна быть первой. Я так давно этого хотела… поездка принесет мне столько пользы, и в целом это будет замечательно… Я