«Прости, что не заговорил с тобой раньше и прошу прощения, если напугал», – теперь в глазах волка прыгали искорки смеха.
   – Что же это получается? – пробормотал Дубинин. – Телепатия?
   «Это слово мне незнакомо».
   – Но я же слышу твой голос у себя в голове?
   «У каждого развитого сознания есть область, чувствительная к ментальной передаче. Такая область есть и тебя, и у меня. Я просто представляю себе твое сознание и говорю на своем языке, а твой разум переводит мои мысли, направленные к тебе, на твой язык».
   – Вот это да! – восхищенно прошептал Сергей, сам не зная того, копируя Илайджу Аттертона.
   «Все сейры могут общаться подобным способом, но мы предпочитаем общаться по-своему, на своем языке».
   – Скажи что-нибудь по вашему, – попросил Сергей.
   Волк издал негромкое прерывистое рычание. Сергей с уважением прислушался, пытаясь установить хоть какие-нибудь ассоциации с известными ему языками, но, естественно, у него ничего не получилось.
   «Я сказал, что рад знакомству с тобой и благодарен тебе за то, что сохранил мне жизнь».
   – Не стоит, – покраснел Сергей, – просто я…
   «Ты был расстроен из-за того, что я отказался принимать пищу, я знаю».
   – Откуда ты узнал?
   Волк наклонил голову, в его глазах Сергей заметил стыд и раскаяние.
   «Я должен извиниться перед тобой, Сергей…»
   – Ты знаешь мое имя?
   «Да. Прости, я не представился, меня зовут Этар».
   – Будем знакомы, – Сергей взял лапу волка в свои руки и легонько (вес даже такой исхудавшей лапы был не из легких) потряс.
   Волк с интересом посмотрел на него.
   – Это наш обычай приветствовать друг друга, – Сергей осторожно выпустил лапу сейра из рук.
   «Понятно».
   Волк помолчал немного, явно чувствуя себя неловко.
   «Сергей, мне стыдно признаться тебе в том, что я совершил, но я должен рассказать тебе что-то очень важное».
   – Ты не виноват в том, что отказывался от еды, Этар…
   «Дело не в этом. Ты сам чуть не умер от голода и …»
   – Я сам виноват.
   «Нет!», – неслышно вскричал сейр. «Не смей обвинять себя в чем-то! Это я чуть не убил тебя».
   – Не понимаю.
   «Мы можем воздействовать на психику враждебных нам существ. Я считал тебя своим врагом и замыслил уничтожить тебя, сломить твой разум. На протяжении всего того времени, что ты проводил здесь я пытался проникнуть в твой разум. Однажды мне это удалось».
   В глазах Этара застыла мука и печаль.
   «Я наводнил твое сознание кошмарами, я выпустил на волю все твои подспудные страхи, заточенные в самом темном, в самом страшном месте твоей психики. Я терзал твой рассудок, с каждым днем подчиняя тебя своей воле. Ты спал все меньше и меньше, тебя терзали страшные сны, в которых ты бежал от страшного зверя по темному лесу, ты бежал, но каждый раз этот зверь настигал тебя и безжалостно убивал. Этим зверем был я».
   – Я ничего такого не помню, – прошептал Сергей.
   «Ты не мог ничего помнить – я не дал тебе такой возможности. Довольно скоро мне наскучило изводить тебя по капле и я начал действовать более решительно».
   – Зачем ты так сделал? – в голосе Сергея не было ноток ненависти или страха, Этар слышал только непонимание и сожаление.
   «Я хотел отомстить – вы убили всех моих близких в первый же день, когда мы подошли к вашему поселению».
   – Вы хотели убить нас?
   «Нет, мы хотели приветствовать вас на нашей земле, но вы начали убивать нас».
   – Ох, – выдохнул Сергей, – мы догадывались об этом, но не знали наверняка. Посмотри в мой разум и ты сам убедишься в том, что мы не хотели вас убивать.
   Сейр пристально посмотрел в глаза Дубинина и Сергей ощутил какой-то неприятный холодок внутри.
   «Теперь я вижу», – голос сейра был тих и печален, – «и мы, и вы совершили непоправимую ошибку. Как жаль…»
   – Ты веришь мне? Веришь, что мы не замышляли это зло? – Сергей коснулся лапы сейра.
   «Верю», – вздохнул волк, – «поверь же и мне – я хотел отомстить тебе. Ты был для меня всем тем злом, о котором ты говоришь».
   – Прости меня.
   «И ты прости».
   Они замолчали, с сожалением глядя друг другу в глаза.
   «Я остановился на том, что постепенно подчинил тебя своей воле. Ты сам помог мне в этом».
   – Я?!
   «Да, ты жалел меня и начал меня уважать за то, что я не отвечал на твои попытки завязать общение и за то, что я отказался есть».
   – Но ведь это же – естественная реакция! Я просто не мог видеть, как ты мучаешься по моей вине.
   «Теперь я знаю, что это твоя естественная реакция. Я понял, что ты – добрый и жалеешь меня. Именно поэтому я воспользовался твоей добротой и жалостью. Ты как бы проложил мне тропинку в собственный разум, и я смог подавить твою волю. Каждый день, когда ты сидел напротив меня, я передавал тебе свои ощущения боли, тоски, отчаяния, ненависти, злобы. Я запретил тебе покидать меня – и ты послушался. Я ничего не ел, ощущения голода и злобы были настолько сильны, что я без труда смог вложить их в твое сознание. Ты прекратил есть. Как же я радовался этому, как ликовал внутри!» – в голосе волка послышались слезы.
   – Бедный волк, – прошептал Сергей.
   «Как ты можешь даже сейчас жалеть меня?» – сейр поднял голову. «Как ты можешь не испытывать ко мне ненависти?»
   – Это очень просто, – улыбнулся Сергей, – я понимаю тебя.
   Волк вздохнул и продолжил:
   «Так проходили дни. Я умирал и ты умирал вместе со мной. У меня не осталось никаких чувств, никаких желаний, кроме одного – увидеть, как ты умрешь. Однажды, когда у меня еще оставалось достаточно сил, я приказал тебе открыть клетку. Я хотел убить тебя, а потом убивать всех, кто попадется мне на пути. Ты удивил меня тогда».
   – Чем же?
   «Ты не подчинился, не открыл дверцу. Какая-то часть твоего разума ясно осознавала опасность, которую несли мои приказы. Ты понимал, что если выпустишь меня, то я смогу перебить очень много людей. Ты испугался, но испугался не за себя, а за других. Твой разум отказывался тебе повиноваться. Раздираемый твоим стремлением спасти своих сородичей и моими приказаниями, твой мозг был уже готов приказать твоему сердцу остановиться. И я прекратил свои попытки. Я решил убить только тебя и помешать тебе покончить с собой».
   – Вот это да! Никогда не думал, что способен на такое, – сдавленно прошептал Сергей.
   «Ты оказался способен на гораздо большее. Прошло еще несколько дней без сна, без пищи. Я чувствовал, как ты умираешь, и был полон решимости убить тебя раньше, чем умру сам. Но всё сорвалось – тебя нашел твой друг».
   – Майкл.
   «Да, он вытащил тебя и тут я обезумел. Я ударил тебя изо всех сил, приказал твоему телу умереть. Я слышал, как останавливается твое сердце, когда тебя уносил этот человек, Майкл. Это усилие лишило меня последних сил. Я знал, что умираю и испытывал восторг оттого, что мне казалось, что я убил тебя. Но ты совершил невозможное – ты выжил».
   – Меня спасли.
   «Теперь я рад этому, рад больше, чем ты можешь предположить. Когда я увидел тебя, лишенного сил, не помнящего всего того ужаса, в который я тебя ввел, по-прежнему жалеющего меня – я почувствовал, как что-то рвется у меня внутри. Когда я понял, что ты, только по счастливой случайности, избежавший смерти, пытаешься спасти меня – я не смог ненавидеть тебя. Когда ты вполз ко мне, я почувствовал, что …»
   Голос сейра прервался. Сергей не торопил его, он чувствовал какое-то теплое, согревающее душу, чувство какой-то странной любви к этому непонятному, загадочному и, вместе с тем, честному и гордому волку.
   «Мое сердце разрывалось от боли. Меня терзало запоздалое и яростное раскаяние. Я чуть не убил тебя – а ты спасал меня, спасал мой рассудок от испепеляющей ненависти. Я долго молчал, не решаясь заговорить с тобой. Но я решил, что молчание равносильно лжи, если бы я продолжал молчать – ты так бы и продолжал считать меня гордым и непокоренным сейром, волком, как вы называете нас. На самом деле я был не таким, как ты думал, я был жестоким зверем, безумно ненавидевшим вас всех. Но ты изменил меня и я решил рассказать тебе всё».
   Сергей молчал, рассеянно теребя воротник рубашки.
   «Если ты ненавидишь меня, то ты можешь взять свое оружие и убить меня. Я не буду сопротивляться и приму смерть от твоих рук с радостью. Моя жизнь вся, целиком и полностью, принадлежит тебе», – волк склонил голову перед человеком.
   Сергей на коленях подполз поближе к сейру и взял его угловатую голову в свои слабые руки. Он посмотрел в его глаза:
   – Мне не нужна ни твоя жизнь, ни твоя смерть, Этар.
   «Прости меня, Сергей», – прошептал сейр и прижался к человеку, как детеныш прижимается к теплому брюху матери.
   – И ты прости меня. За всё…

Глава четвертая
Война

   – Отряд вызывает базу! Отряд вызывает базу! Прием.
   Время вечернего сеанса радиосвязи с отрядом Форта. До заката еще два часа. С каждым днем продолжительность светового дня сокращается, как будто солнце яростными зубами откусывает от каждого дня несколько минут.
   – Привет, Майкл! – отвечает Адам, нажав кнопку передачи.
   – Здорово, старший!
   – Что там у вас?
   – У нас всё четко. Можете выпускать ваших призраков – мы готовы к встрече гостей.
   – Вы закончили постройку?
   – Самое главное, что мы уже вырыли ров, – по голосу Фапгера понятно, что он улыбается, – а всё остальное не так уж и важно.
   – Как это – «не важно»?
   – Мы тут зимовать не собираемся, Эйд. Стены стоят, крыша держится пока еще – а больше ничего и не надо. Остались кое-какие недоделки, но это дело поправимое.
   – Может, обождать еще пару дней?
   – Не надо, Эйд. Нам каждый лишний день как будто живьем жилы вытягивает. Устали мы уже каждый день ждать. Лучше бы поскорее всё закончилось.
   – Понял. Сейчас же начинаем готовиться и завтра с рассветом отправим дирижабли. Как вы там?
   – Нормально, Эйд, в пределах нормы, как говорил наш мастер-сержант в учебке.
   – Как парни?
   – Нормально, Эйд, только не заставляйте ждать больше, чем это необходимо. Швед уже собрал свои штучки-дрючки?
   – Давно уже.
   – Добро. Передай ему привет от всех наших и попроси от нашего имени на каждой коробке написать наш горячий привет нашим милым зверюшкам.
   – Передам. Держитесь.
   – Ладно. Конец связи.
   Адам Фолз поднимает трубку телефона и нажимает кнопку быстрого вызова Дэвида Варшавского.
   – Дэвид? Это Адам. Нам пора… Да, жду тебя наверху.
   Он медленно опускает трубку на рычаги и закрывает лицо руками. Каждая уходящая в вечность секунда набатным колоколом стучит у него в висках, каждый удар сердца, каждый вздох причиняет ему боль. Ему страшно, он знает, что через пятнадцать секунд он встанет, выйдет из радиорубки, поднимается на обзорную площадку, на которой всю ночь горит десяток мощных прожекторов. Там, надежно стреноженные переплетением буксировочных тросов и эластичных растяжек, висят черные баллоны, наполненные гелием, похожие одновременно на торпеды и на тела маленьких китов. Завтра им придется отправиться в свой самый страшный полет, унося с собой смертоносный груз.
   «Сейчас, сейчас», монотонно повторяет про себя Адам, машинально, как боксер-профессионал, отправленный в нокдаун, считая убегающие секунды, «сейчас я встану и пойду. Сейчас…»
   Он резким рывком отбрасывает свои задрожавшие руки от лица и изо всех сил бьет правой рукой по столу. Бьет еще раз, и еще, и еще. Поднимает к лицу кулак, сжатый до предела, до хруста так, что пальцы белеют от напряжения. Затем раскрывает ладонь, практически не ощущая боли, и долго смотрит на свою руку.
   Линия жизни, линия смерти. Где же линия любви?
   Пальцы уже не дрожат. Он включает рацию и вызывает Арнольда Густафсона. Голос Адама Фолза спокоен и размерен, как всегда:
   – Арни? Это Адам. Пора. Ты знаешь, что делать…
   – Прошу всех освободить вторую грузовую платформу! Прошу всех освободить вторую грузовую платформу! Всем посторонним покинуть обзорную площадку!
   Арнольд Густафсон узнал голос Адама, разносящийся из всех динамиков системы внутреннего оповещения Башни и довольно хмыкнул.
   Отряд саперов колонии переносил взрывные устройства из арсенала и Адам решил подстраховаться. Густафсон понимал тревогу Адама – пусть взрыватели бомб еще не приведены в боевое положение, но осторожность не помешает.
   На обзорной площадке Адам и Дэвид заканчивали последние приготовления к отправке дирижаблей. Джек, Роджер и Фред пытались им помогать, но Адам настоял, чтобы они даже и не показывались наверху.
   Яркий свет прожекторов освещал площадку – было видно, как днем.
   – Света достаточно? – спросил Адам, пожимая руку командиру саперов.
   – Более чем, – усмехнулся Швед, – Кёниг!
   – Да, сэр!
   – Отверни два нижних прожектора слева немного в сторону!
   – Есть!
   – Слишком тут гранит отполированный, – пояснил Густафсон Адаму, – бликует.
   – Ясно. Помощь нужна?
   – Нет. Уводи Дэвида, я оставлю при себе двоих парней, а всех остальных попрошу очистить площадку.
   – Если что – мы в пункте контроля.
   – Ладно. Гленн, Рейнольдс – остаетесь со мной, все остальные – проваливайте!
   Густафсон подошел к дирижаблям и медленно обошел каждый из них, придирчиво оглядывая грузовые захваты и схемы электронного управления.
   – Начнем с напалма, – повернулся к саперам Швед, – закрепим все четыре канистры, подключим электропроводку к взрывателям. Потом подвесим остальные устройства, устройства, начиная с того пузатого, что побольше, – Арнольд указал на «Титан». – Возражения?
   – Нет, сэр.
   – Тогда за работу…
   – Это – Густафсон, – услышал Адам вызов по радио.
   – Да, Арни. Как там у вас дела?
   – В порядке. Мы решили сделать небольшой перерыв, попить кофейку.
   – Я сейчас распоряжусь…
   – Не надо, старина – мы взяли с собой в термосах. Я обычно его делаю сам – предпочитаю крепкий кофе, такой, чтобы после него и коматозник проснулся.
   – Понятно.
   – Так вот, раз у нас перерыв, я тебе немного расскажу, что к чему.
   – Давай я выйду к вам.
   – Не стоит, обойдемся рацией. Мы уже закрепили канистры с напалмом. Все, конечно, не так, как мы привыкли – на самолетах такие устройства обычно, после того, как их поместят в бомбовые захваты, автоматически подсоединяются к внутренним электрическим цепям. Нам пришлось дать на них питание с аккумуляторов. Как вы и просили, мы соединили взрыватели с вашей системой радиоуправления.
   – Нашли выводы на схемах, которые вам Дэвид показывал?
   – Конечно. Сделали в лучшем виде. Полностью загрузили вашего здоровяка, остались только малыши.
   – Спасибо, Арни.
   – Пока еще рано благодарить…
   К рассвету Швед и его помощники закончили работу. Настоящие бомбы, в отличие от имитаторов, были черного цвета. Канистры были выполнены из прочной пластмассы, взрывные устройства находились внутри пластиковых коробов, похожих на переносные холодильники.
   – Можно проверить, – сказал Густафсон, входя в комнату контроля.
   Дэвид кивнул и прошелся по клавишам портативного компьютера, подключенного к системе вооружения дирижаблей.
   – Всё в порядке, ответный сигнал с устройств четкий.
   – Значит, всё, – зевнул Швед, прикрыв рот широченной ладонью.
   – Спасибо, Арни.
   – Пожалуйста. Кёниг, Рейнольдс – спать до обеда!
   – Спасибо, сэр.
   – Да и я, наверное, пойду, посплю часок – отвык по ночам работать, – еще раз зевнул Арнольд и вышел вслед за своими подчиненными.
   Адам по очереди посмотрел на каждого «беспилотчика»:
   – Всё, ребята, пора. Я пойду, спущу наших лошадок с привязи. Работать будем так – каждый из вас ведет свой дирижабль, я подменяю вас через каждые четыре часа.
   – А ты когда отдыхать собираешься? – спросил Варшавский, грустно глядя на Адама.
   – Всё предусмотрено, – уголками губ улыбнулся Адам, его рука скользнула в нагрудный карман куртки и вытащила пластмассовый пузырек, в каких обычно хранятся лекарства, – пилюльки типа «Не закрой глаза». Одна капсула – и можно сутками вагоны грузить, не отдыхая.
   – Чень Ли постарался, – в тоне Дэвида не было вопросительных интонаций.
   – Ну да.
   – Первый случай токсикомании на Лимбе, – хохотнул Роджер.
   – Не зарывайтесь, Томпсон, – пригрозил пальцем Адам.
   – Поделишься «колесами», Адам? – Джек попытался превратить свою просьбу в шутку, но у него не вышло.
   – Ни за что, Джек, – отрезал Адам, – незачем вам химией страдать.
   – Доктор, дайте парочку таблеточек, чтобы улететь, – пришепетывая, сказал Дэвид.
   – Ну что не сделаешь для хорошего человека, – улыбнулся Адам, отсыпая горсть таблеток на ладонь Варшавского и пряча пузырек в карман, – но прошу, Дэвид, принимай только по одной и только через двадцать четыре часа.
   – Они такие сильные?
   – Чень – отличный химик, – сказал Джек, включая компьютеры, – он мне как-то рассказал, что ему какие-то бандиты предлагали для них наркотики производить, кучу денег обещали, но Чень отказался и переехал в другой город, чтобы не попасть в беду. А эти «колеса» он придумал, когда в университетской лаборатории работал.
   – А ты откуда знаешь? – спросил Адам.
   – Он сам рассказывал Сергею Дубинину, – ответил Джек, – я с ними за одним столом в столовой обедал раньше, еще до того, как «шершнями» занялся. У них разговор зашел о том, сколько человек может без сна выдержать. У Сергея его волк не спал несколько суток, и он очень переживал по этому поводу.
   – Кто переживал – Сергей или волк? – усмехнулся Дэвид.
   – Сергей. Тогда Чень рассказал, что у него был очень сложный опыт, нужно было какой-то препарат сварить, – Джек улыбнулся, – «сварить», прямо как компот какой-то. Ну, так вот, во время этого опыта нужно температуру то убавить, то прибавить, то дополнительные компоненты ввести, то что-то еще сделать – короче, почти ни минуты свободной, а опыт должен был занять часов шестьдесят, не меньше. Тогда Чень за основу взял таблетки для водителей грузовиков, дальнобойщиков, кое-что по собственному рецепту добавил и эти пилюли изобрел. Он рассказывал, что за трое суток ни разу даже не зевнул.
   – А побочных эффектов не было? – поинтересовался Дэвид. – Рога у нас хоть не вырастут?
   Роджер хихикнул, а Джек, с очень серьезным лицом, ответил:
   – Не вырастут – вы же с Адамом неженатые.
   Дэвид захохотал, к нему присоединились остальные.
   Адам почему-то даже обрадовался этой короткой задержке. Ему очень не хотелось отправлять дирижабли. Ему было страшно, как бывает страшно любому человеку в ответственные моменты жизни. Так страшно бывает, когда в первый раз идешь в незнакомую школу, переезжаешь в новый дом или другой город, первый раз целуешься по-настоящему, впервые устраиваешься на работу или предлагаешь руку и сердце. Адам чувствовал себя пилотом бомбардировщика, одним нажатием кнопки высыпающий на ничего не подозревающего врага многотонный груз металла, начиненного взрывчаткой. Кто-то рассказывал, что пилоты ничего не чувствуют в этот момент, что они озабочены тем, чтобы нажать на кнопку сброса в нужный момент, поразить цель, может быть, испытывают какой-то азарт, но это не так. Любой человек, понимающий, что от его действий зависит чья-то жизнь, всегда испытывает страх в такие моменты. Не важно, что у тебя в руках – нож, спусковой крючок или незаметная, безобидная кнопка. Ты в любом случае становишься убийцей.
   И Адам очень боялся этого. Отчасти этот страх был вызван тем, что Фолз не хотел, чтобы Роджер, Фред, Джек и Дэвид стали убийцами. А еще, где-то глубоко-глубоко внутри, Адам боялся, что мальчишек охватит азарт, как во время компьютерной игры, что они не воспримут серьезно тот факт, что простым нажатием кнопки они перечеркнут жизнь сотен живых существ, а не запрограммированных персонажей. Адам боялся, что они могут почувствовать себя убийцами и боялся, что они сами этого не поймут.
   – Ну, я пошел, – сказал Адам, – всех прошу постоянно быть на связи со мной. Джек, ты первый.
   – Хорошо, – Джек одел наушники с микрофоном и переключил свой радиотелефон в режим двусторонней связи…
   Через пятнадцать минут дирижабли поднялись в воздух и, набирая скорость, стали удаляться от Башни…
   – Как будем бомбить? – тихо спросил Дэвид у Адама, когда он вернулся с обзорной площадки. – Каждый свое племя по отдельности или те, кто найдет волков первыми, будут ждать остальных?
   – Как только кто-нибудь находит свою цель – то сразу приступает к бомбежке. Свободный в это время от дежурства выполняет обязанности корректировщика. Всем понятно? – Адам повысил голос, чтобы его услышали все.
   – Понятно, – вразнобой ответили «беспилотчики».
   – Задача может усложниться еще и тем, что на тех местах, координаты которых мы определили, сейров может не оказаться, – сказал Фолз. – Поэтому, если цель не будет определена, выполняем поиск по стандартной схеме: удаляемся от первоначальной позиции по спирали, постепенно увеличивая радиус поворота. Ищем до тех пор, пока не найдем всех.
   – А если не хватит газа в баллонах?
   – Сбросим груз и будем возвращать дирижабли на базу. Я не хочу, чтобы бомбы вернулись обратно.
   – А что говорит Сергей? – спросил Дэвид. – Он может хоть как-то предположить, куда будут мигрировать волки с наступлением осени?
   – Дубинин еще очень слаб, – ответил Адам. – Ситуация с пленным волком не принесла никаких результатов, кроме огромного нервного и физического истощения как у Сергея, так и у волка. Владислав категорически запретил Сергею покидать его лабораторию, пока они, вместе с волком, не пройдут полный курс лечения и восстановления.
   – Как-то странно с этим волком получилось, – задумчиво протянул Дэвид. – Сергей как-то объяснил, что произошло в лаборатории?
   – Владислав запретил посещения, – усмехнулся Адам, – ты же знаешь этих врачей. Со слов Сергеева Дубинин очень расстроился из-за того, что пленный сейр отказался принимать пищу. Сергей постоянно испытывал чувство вины перед волком и Владислав предположил, что у него создалась не очень приятная фобия по поводу волка – Дубинин сам отказался есть и пить, всё свое время проводил рядом с ним, прекратил все контакты с внешним миром и впал в ступор.
   – Сумасшедший, – с сожалением прошептал Дэвид.
   – Ничего он не сумасшедший, – вступился за своего учителя Роджер, – просто Сергей такой человек, что не мог спокойно смотреть на то, как животное мучается!
   – Я не имел в виду, что Сергей сошел с ума, – сказал Дэвид, – и прошу прощения за то, что так назвал его, но, согласитесь со мной, что поведение нашего биолога вышло за рамки нормального человеческого поведения.
   – Действительно, – задумчиво сказал Джек, – запереться в лаборатории, ни с кем не разговаривать, ничего не есть – что-то тут не то, не похоже на Сергея.
   – Просто он – очень добрый, – сказал Фред, – мама говорит, что когда у человека такое большое сердце, это очень плохо – сердца может не хватить на всех.
   – Вот у него и не хватило, – вздохнул Адам, – если бы не наши врачи, то Сергей вполне мог бы умереть. Но, – улыбнулся он, – ничего непоправимого не случилось и скоро всё придет в норму. А по поводу миграции сейров, то я разговаривал с Сергеем задолго до того, как всё случилось, и мы пришли к выводу, что сейры, как и большинство теплокровных животных с наступлением холодов будут откочевывать в южные области.
   – А так как до наступления серьезных холодов еще два или, в лучшем случае, три месяца, – подхватил Дэвид, – то существует большая вероятность того, что нам не придется искать волков слишком долго, чтобы мы не успели вернуть наших «касперов».
   – И «Титан», – сказал Джек.
   – Ну, конечно, и «Титан», – улыбнулся Дэвид…
   Высота «9-21» – Форт.
   – Как у нас дела с лесозаготовкой? – спросил Майкл Фапгер у Дональда Седжвика.
   – Последние бревна притащили еще вчера вечером.
   – Значит, в лес уже можно не выходить. Что с источником?
   – Слабенький нам родничок попался, – ухмыльнулся Седжвик, – уже третий день пытаемся ров заполнить водой и только на треть получилось.
   – Ладно, – усмехнулся в ответ Майкл, – наши «беспилотчики» пока еще долетят до места. Успеем. Будем проволоку растягивать впереди рва или за ним?
   – Подумать надо, – потер нос Седжвик, – а нельзя и там, и там?
   – Если хватит проволоки – то можно. Ориентиры уже определили?
   – Обижаешь, командир. Всё уже давно сделано.
   – А пулеметчики уже пристрелялись?
   – Нет еще. Вы же с Ричардом запретили стрелять.
   – Теперь можно, – Майкл подошел к узкому окну, – желательно, чтобы они даже с закрытыми глазами могли стрелять – я думаю, что волки попрут на нас ночью, как обычно.
   – А термооптика?
   – К технике у меня доверия большого нет – они уже сколько раз нам глаза отводили.
   – Ну, если они опять глиной обмажутся, у нас ракет немеряно – засветим лес, как на Четвертое июля.
   – Добро. Да, – вспомнил Майкл, – пускай и гранатометчики пристреляются. Четыре гранатомета на крышу поставим по углам и пулеметчики пусть на крыше начинают устраиваться.
   – У вас на крыше скоро мухе не будет где сесть, – усмехнулся старый солдат. – Не боишься, что крыша не выдержит?
   – Я уже парням приказал балки несущие подпереть, пусть только позавтракают. Иди, старый, и ты ешь, пока еще время есть.
   – Я раньше вас всех пожрать успел – старые псы до рассвета поднимаются. Не то что вы, щенки-молокососы.