Длинное огненное копье вырвалось из рефлектора, ударило в группу плывущих, и задрожало, словно вонзившись во всех сразу. И вот морским жителям не осталось ничего другого, как дать людям рассмотреть себя и решить – что же теперь делать.
   Это продолжалось доли секунды – состояние полной неподвижности, когда две группы живых существ напряженно вглядывались одна в другую, и все нервы и мышцы были натянуты до предела. Холодный свет прожектора, наверное, на миг ослепил плывущих, и они не могли сразу разглядеть изумленные лица сидящих в рубке. Зато сидящим были ясно видны и длинные, панцирные, покрытые блестящей слизью тела, и суставчатые ноги остановленных прожектором существ, и – главное – вытянутая клешня одного из них, которая крепко держала за ногу человека, не проявлявшего никаких признаков жизни… Вот, значит, каким образом погружался Валерий на глубину: не преследователем, а жертвой. Его надо было не уговаривать, а спасать. И теперь стало ясно, что это окажется нелегким.
   Это стало ясно потому, что даже застигнутые неожиданным ударом света морские жители не бросили свою жертву, чтобы поторопиться в убежища (которые у них наверняка были) – туда, где нет этого нестерпимого слепящего света. Растерянность, заметная в нескольких первых судорожных движениях, владела ими очень краткое время. Затем весь отряд разом, словно по команде, бросился в сторону. Нужные мысли еще не успели прийти к Седому, а Эдик уже разворачивал лодку, чтобы не выпустить убегающих из прожекторного луча. Двигатели взревели, догоняя преследуемых, Седой все еще искал наилучший способ действий в этих неожиданных и заранее не рассчитанных обстоятельствах, а маленькая группа морежителей повторила свой маневр снова, едва луч прожектора коснулся их, а затем – еще раз. Эдик, не дожидаясь команды, судорожно менял курс, и на какое-то время даже казалось, что ему удастся сократить расстояние между кораблем и похитителями, но они были все-таки куда подвижнее и обладали лучшей способностью маневрировать. Поэтому, несмотря на их малую скорость, догнать группу странных существ не удавалось.
   Эдик искоса взглянул на Седого и снова застыл, словно вся его энергия проявлялась теперь только в крутых разворотах, бросках и остановках корабля. Но для Седого было достаточно и этого взгляда – он понял, что Эдик таким образом признает свое бессилие в борьбе с верткими противниками. Конечно, они были в зоне досягаемости оружия; но ведь с ними был человек, а кроме того – кроме того, на лодке-разведчике океанического отряда вообще не было оружия, потому что нужды в нем не возникало уже очень давно, и никто не ожидал, что настанет момент, когда оружие понадобится.
   Но все же Седой в свою очередь взглянул на Эдика и кивнул, и это означало, что за несколько секунд капитан успел выработать план действий. Протянув руку, Седой тронул рулевого за плечо.
   – Есть мысль… Убавь ход, и медленно – в глубину…
   Не думая о смысле маневра, Эдик мгновенно выполнил команду. Людей в очередной раз качнуло в креслах, когда Эдик начал замедлять движение корабля, а Седой в этот же миг включил ультразвуковой передатчик – обычную в обиходе океанистов-разведчиков приманку. Георг торопливо вставил нужную пластинку – и прерывистое курлыкание, запись голоса раненой барракуды, прозвучало в кабине и ушло в океан.
   Убегающие не могли не услышать его, и тогда должен был сработать их инстинкт, повелевающий добить раненого врага. А барракуда, несомненно, была их врагом, как и всего живого в океане; и раз лодка кричала голосом этого хищника, то, значит, она и была гигантской барракудой. На этом был основан расчет Седого, подсказанный опытом.
   Расчет оправдался. Прожектор погас, и в тот же миг убегавшие существа внезапно повернулись «все вдруг» и, увеличив скорость, бросились вперед, чтобы уничтожить этого непонятного, огромного, опасного преследующего их хищника.
   Сближение произошло в считанные секунды. Какой-то миг странные круглые глаза, вывернувшись из слизистых складок, пристально, с высокомерным блеском, смотрели сквозь прозрачную броню купола. Потом длинные, суставчатые, как у крабов, ноги вытянулись вперед, в бессильной и напряженной ярости тыкаясь в преграду. Другие бросились на корпус лодки, пытаясь поразить ее сразу во многих местах, и это говорило о том, что у неизвестных существ были уже свои приемы в тайной борьбе даже с гораздо более крупным противником. Но корпус разведчика был рассчитан и не на такие удары, он без особого напряжения выносил придонное давление во многие сотни атмосфер, и без труда отразил первое нападение.
   Все это произошло быстро, очень быстро – и, даже не дав рассмотреть себя как следует, существа опять все разом кинулись прочь, сомкнулись в плотную группу и стали уже заходить в новую атаку.
   Наставало время активного контрнаступления. Седой решительно тряхнул головой и включил сигнал, служивший для связи с пловцами, которые давно уже в нетерпении топтались возле выходного люка барокамеры, ожидая своей очереди вступить в дело.
   Наконец прозвучал сигнал, и створки люка медленно разошлись в стороны…
   Из прозрачной рубки было видно, как две фигуры вынырнули справа из-под корабля и устремились вперед. Они казались совершенно обнаженными, на самом деле сейчас их облегали тонкие костюмы, на глазах были очки, во рту – трубки дыхательных аппаратов для высокого давления, потому что сейчас предстояло двигаться много и быстро и дышать растворенным в воде кислородом было бы слишком трудно. Тела пловцов были стянуты широкими поясами, в гнездах которых находились геологические взрывпатроны; за спиной висели трубки с шарообразным резервуаром на одном конце – реактивные двигатели, которые могли помочь не отставать полчаса даже от дельфина, как известно – одного из лучших пловцов. В этом и заключалось на сей раз все снаряжение океанистов, если не считать еще ларингофонов для связи с кораблем.
   – Заходите, заходите сзади, ребята, – громко и раздельно, словно диктуя, командовал в микрофон Седой. При этом он потрясал микрофоном и даже вскочил с кресла – должно быть, командир разведывательного кораблика в молодости был не очень усидчив. – Заходите сзади, пусть они бросаются на нас, а вы ударьте в тыл и сразу же, в минуту растерянности, хватайте Валерия и тащите в барокамеру, люк мы откроем своевременно. В нужный момент мы дадим свет. Вам все ясно?
   – Почти, – отозвался Сандро, и его приглушенный голос четко прозвучал в рубке. – Мы заходим сзади. Только что мы должны с ними делать?
   – Уничтожать, черт побери! – вскричал Седой. – Чего же еще?
   – Но ведь мы никогда этого не делали…
   – А сейчас надо это делать, – сказал Седой, и в сердце его словно что-то оборвалось. – Ах вы, ребята… – И тут же он закричал в полный голос: – Отставить, не двигайтесь, оставайтесь на месте, раз не умеете, пусть они на этот раз еще атакуют…
   Вторая атака подводных агрессоров тоже разбилась о непроницаемую броню корабля. Но существа, очевидно, не теряли надежды – они снова отхлынули, разлетелись, как разлетается волна, ударившись о камень, и устремились назад, чтобы собраться для очередного, третьего штурма. Это дало Седому возможность сказать пловцам еще несколько слов.
   – Уничтожать, – задумчиво сказал он. – Вы меня слышите? Вас еще не было на свете, а это уже перестало быть нужным. Даже здесь… Это была нелегкая работа, но кончилась она тем, что уже полстолетия, как никто не нападает на человека, даже самое дикое животное: превосходство человека у всех, даже у леопардов и барракуд, стало безусловным рефлексом. А у этих – нет; не зря Мукбаниани назвал их агрессивными… Вы не привыкли уничтожать кого-либо, вам никогда не приходилось заниматься этим. Завидная судьба… Но сейчас надо спасти Валерия.
   – А как? – пробормотал Сандро. – У нас же нет для этого… ну, инструментов.
   – Оружия? Да, но у вас в поясах – геологические взрыв-патроны. Вы должны метать патроны в этих. Вам понятно?
   – Метать взрывные патроны в живых? – удивленно протянула Инна; Сандро пожал плечами с видом явного недоверия, и Седой коротко не то засмеялся, не то заплакал.
   – Да понимаю я, что это кажется вам невозможным… Но ведь надо, надо… Надо спасать своего. Смерть грозит ему, понимаете – смерть…
   – Но мы его не видим, – сказал Сандро.
   – Как? Смотрите, вот они собираются в атаку.
   – Их видим. А Валерия – нет.
   – Понятно, – процедил сквозь зубы Седой. – Они нападают не все. Тот, который тащил Валерия, удрал. И, может быть, не один. Да, это уже не просто инстинкт… Хорошо. Направление вам примерно известно. Полный ход – за ними. А мы здесь еще будем отвлекать этих, чтобы они не устремились за вами.
   – Все ясно, – быстро оказал Сандро, и Седому показалось, что нотка облегчения прозвучала в его голосе. – Все ясно, – повторил он. – Мы плывем…
   Отсюда, из рубки, не было видно, как оба пловца, вытянувшись над своими реактивными двигателями, устремились в том направлении, в котором раньше следовали похитители Валерия. Но из рубки увидели другое: третья атака противника захлебнулась в самом начале. Устремившись вперед, странные существа вдруг круто затормозили на месте, повернулись, и в последний момент вся стая бросилась прочь.
   – Заметили, – с досадой процедил Седой. – Заметили наших, пустились за ними! Нет, они не так-то глупы, эти…
   – Внимание, ребята!.. – закричал он. – Внимание! Они пошли за вами. Они вас нагонят, – прибавил он, видя, какую скорость сразу же развили преследователи. – Лучше не пытайтесь уйти! Обороняйтесь! Мы идем к вам…
   Неясные, слабо фосфоресцирующие создания быстро скользили в воде, удаляясь все больше. Пловцы отсюда не были видны – они не светились, а наверху солнце, очевидно, вошло в облака и сумрачный свет здесь, на глубине, почти совсем погас. Затем во тьме вспыхнули два острых, как бивни нарвалов, луча. Они метнулись в самую гущу светлых пятен, и в рубке поняли, что противники встретились.


4


   Это был бой, подобного которому не приходилось видеть даже Седому, несмотря на его большой и разнообразный опыт, несмотря и на то что его жизнь под водой началась еще в те времена, когда животные нападали на людей.
   …Враждебные существа вначале, как только пловцы включили свои прожекторы, словно испугавшись, рассыпались и погасли – их бледное свечение перестало быть видимым. Луч прожектора Сандро упирался теперь в пустоту, а в следующий миг пловцу показалось, что слева мгла сгущается, что там даже не столько видятся, сколько угадываются какие-то быстродвижущиеся фигуры. Он мгновенно устремился вверх, луч прожектора описал кривую, а затем яркий сноп огня выхватил из темноты неподвижные – из-за кратковременности взгляда – длинные тела, суставчатые ноги, разинутые клешни, пристальные глаза… Они оказались гораздо ближе, чем думал Сандро, и он метнулся влево – туда, где маячил тусклый опознавательный огонек лодки. Шесть теней не отставали и не приближались, остальные растворились во тьме.
   – У меня их шестеро, Инна, – предостерег Сандро. – Остальные, наверное, следят за тобой. Опасайся нападения…
   – Поняла. – Голос звучал глухо, словно доносился откуда-то издалека. – Что делать?
   – Возвращаться! – вмешался Седой. – Возвращаться немедленно, вы слышите? Будем пытаться уничтожить их двигателями корабля. Вы слышите? Не подвергайте себя опасности, иначе, кроме Валерия…
   Он не договорил, а может быть, Сандро просто перестал его слышать, потому что те шестеро снова потребовали всего внимания. Пришлось изменять курс и броситься в сторону от лодки: один разбуянившийся многоног попробовал было зайти справа. Сложное сплетение цепких ног, грозных клешней, длинных, покрытых слизью тел оказалось вдруг совсем рядом. Холодным, колючим мерцанием засветилось целое созвездие – дюжина немигающих глаз. И вдруг странное оцепенение сковало человека. По рукам, по ногам, по всему телу заметались холодные мурашки, закололо в концах пальцев, рот раскрылся в судорожной зевоте…
   Лишь это и спасло Сандро: неожиданно хлынувшая в рот, в обход дыхательной трубки, вода заставила океаниста опомниться, нажать стартер реактивной трубки и сразу же оставить холодные глаза далеко позади.
   Правда, ненадолго: преследователи увеличили скорость, и расстояние вновь начало сокращаться. Из купола лодки было видно, как метался из стороны в сторону луч прожектора, как шесть снова засветившихся пятен то тесно окружали источник яркого света, то снова, растянувшись в цепочку, пускались преследовать его, и тогда свечение становилось едва заметным. Но даже в эти минуты бросались в глаза равные интервалы между неизвестными обитателями моря, и четкие, почти одновременные движения, и во всем этом угадывался даже замысел, стоявший, пожалуй, на уровне волчьей тактики: они отгоняли человека все дальше и дальше от места, где началась эта схватка, и все ближе к берегу, к обрывистому подводному основанию материка, где человеку было бы уже некуда отступать и волей-неволей пришлось бы принять явно неравный бой.
   Седой океанист не отрываясь смотрел на суматошную пляску огоньков. Он уже устал хрипеть в микрофон: «Немедленно патроны… Поймите, это же неизвестные… Они нападают на людей, нападают…» Он отлично понимал, что его первоначальный план – поставить многоногов между двух огней и уничтожить – провалился, и лихорадочно искал выхода из положения, продумывая и отбрасывая один вариант за другим, и в то же время невольно вслушиваясь в торопливое дыхание Сандро, доносившееся из динамика, даже чувствуя это дыхание на своей шее, потому что Георг давно уже покинул кресло и навис над командиром, судорожно стискивая его плечо.
   – Я пойду, да? Я пойду… – непрестанно повторял юноша. – Слушайте, командир, они же вдвоем не справятся! Пустите без подготовки! Глубина же небольшая… Небольшая глубина же…
   – Отойди! – сердито крикнул Седой, – тебя там не хватало. Эдик, вишь этот просвет? Туда.
   Повисшая было на месте лодка славно получила наконец приказ расправить напряженные мускулы. Она рванулась вперед и вниз, обходя человека и преследовавших его, стремясь занять положение между ними и берегом и встать в том направлении, в котором безымянные пока враги гнали свою предполагаемую жертву. Маневр лодки был избран так, как если бы врагами были люди, и это свидетельствовало о бессознательном признании достаточно высокой организации многоногов.
   Корабль мчался, выключив даже опознавательные огни. Впрочем, это было лишним, потому что те обладали, вероятно, способностью видеть и во тьме, и по-настоящему следовало полагаться лишь на то, что они все же не наделены разумом и не уловят связи между стремительным движением длинной, горбатой сигары и тем суматошным метанием, теми скачками, которыми вынужден был передвигаться гонимый ими пловец.
   Сандро приходилось нелегко. Он чувствовал, что устает, – эти порывистые движения под водой, маневры, чаще всего не дававшие даже возможности включить реактивный двигатель, требовали много энергии, и силы иссякали. На миг в сознании – в каком-то уголке его – мелькнула даже мысль о том, что враги оказались сильнее; они не боялись, а придвигались все ближе с точностью автоматов и целеустремленностью живых существ. Глаза их холодно посверкивали в воде, и вглядись человек в них попристальнее, пойми это сразу, пожалуй, он не стал бы далеко отходить от люка барокамеры, где всегда можно было бы укрыться…
   Но он не укрылся, а сейчас было поздно, да и некогда думать об этом, надо было броситься вниз, в глубину, потому что сверху метнулся на него один из шестерки. Он промахнулся лишь на несколько сантиметров: слабая дрожь, прошедшая по телу Сандро, показала, что нападающий зря растратил свой электрический потенциал.
   В цепи многоногов на миг возникла брешь. Проскользнуть? Но противник, словно все поняв, тотчас же метнулся назад и занял свое место в наступающей шеренге.
   Это были воинственные создания, и теперь, пожалуй, можно было полагать разрешенным вопрос, кто же нанес такой заметный ущерб группе теоретика Мукбаниани, группе, в которой он один был человеком, а все остальные его члены были служебные дельфины, такие же верные помощники человека под водой, как собаки – на суше. Автандил тогда сразу предположил наличие в заповеднике каких-то агрессивных морежителей, но в реальность их существования никто по-настоящему не верил – откуда было взяться этим агрессивным? – и первым пострадал от своего неверия Валерий; а вот кто будет вторым?
   Очень похоже становилось на то, что этим вторым будет не кто иной, как он сам, Сандро. Полукольцо, прижимавшее его к берегу, стало понемногу смыкаться, оно чутко реагировало на малейшие движения пловца вверх или вниз, и ему только и оставалось, что отступать да отступать все дальше…
   И внезапно океаниста охватил гнев. В конце концов долго ли они еще будут его преследовать, эти непонятные существа? Он ведь отходит, это ясно видно – отходит. Почему же они не пропускают человека? И надо ли теперь жалеть их? Многоногов следовало щадить, пока они защищались, хотя им ничто и не угрожало, люди всего лишь хотели спасти своего, не более. Но не отдавать, и мало того – преследовать других?!
   Нет, их не следует щадить… Очень трудно было согласиться с Седым сразу, поэтому геопатроны все еще лежали в гнездах пояса. Но раз враг хочет поразить нас любой ценой – даже электрическим ударом, – то ведь и мы можем совершить подобное!
   Сандро нащупал один из патронов, вынул его. Сердито выдохнул воздух. Ну, погодите же!..
   Он прикинул расстояние прежде, чем нажать на кнопку взрывателя, и это оказалось очень кстати. Преследователи держались так близко, что использовать патрон, не причинив вреда себе самому, по-видимому, не удастся.
   Сандро снова отступил, поглядывая на многоногое, и уже окончательно признав в них не очередной объект изучения, а существ, равных ему в оценке обстановки в воде. Пусть эта оценка была инстинктивной (разумными многоноги быть не могли хотя бы потому, что ими руководил инстинкт убийства, не свойственный, как это знал любой школьник, ни одному мыслящему существу), но все же она была достойна уважения.
   Многоноги, как враги, оказались достойными уважения, и Сандро вдруг мучительно захотелось, чтобы кончилось наконец это предсмертное безмолвие, чтобы кто-нибудь из шестерки окликнул его, и тогда – или полная ликующих звуков борьба, или, наоборот, обменявшись полными смысла звуками, они вдруг перестанут ненавидеть друг друга… Но шестеро молчали, а может быть, они вообще не умели издавать никаких звуков, кроме сухого щелканья клешней.
   Тогда Сандро решился. Взмыв вверх, он с силой послал патрон вниз и вперед, в сторону нападающих, и как только поводок натянулся, – нажал замыкатель. Взрыв грянул, и Сандро, раскрыв рот, насколько позволял дыхательный аппарат, издал сумасшедший, нечленораздельный, но все выражающий клич. Попал? Кажется, да…
   Лодка уже миновала место, над которым – на полсотни метров выше – все суетились огоньки, когда в рубку донесся подхваченный микрофоном и усиленный звук. Приборы согласно кивнули стрелками, отмечая легкий удар воды. Это взорвался геопатрон Сандро, и, значит, дела пловца становились не на шутку серьезными.
   – Спокойно, Сандро, спокойно, – глуховато проговорил Седой, вслушиваясь в дыхание, которое аппаратура связи исправно доносила до сидящих в рубке. – Сейчас мы у тебя за спиной, в полукабельтове. Уравновесились, стоим кормой к тебе. Я подаю давление в барокамеру. Отступай к нам, люк будет открыт. Ты понял?
   Ответа не последовало, но Сандро, наверное, все же понял, и вспомнил, что он не один в воде. Во всяком случае, почти сразу раздался еще взрыв, затем огонек прожектора метнулся к лодке, отдавая нападающим пространство. Седой представил себе, как Сандро стискивает зубы, как под очками его катится пот и ест глаза, но Сандро все же не закрывает их, чтобы это мгновение не оказалось для него последним. Седой грустно усмехнулся, – значит, и молодому поколению все-таки суждено было узнать, что такое битва, и страх, и угроза гибели. Вслух же он оказал:
   – Без эмоций, Сандро. Внимание, внимание! Открываю люк. Открыл. Теперь – быстрее. Задача – в этот момент оставить их подальше…
   Луч прожектора летел прямо к лодке. Бледные пятна кинулись за ним, но последний патрон заставил их на миг замедлить движение, и Сандро на какие-то обрывки секунды раньше приблизился к люку и стремглав пролетел границу, отделявшую океан от области равного давления воздуха в барокамере, открытой вниз. Самый быстрый из преследователей оказался на той же линии раздела, но створки люка сомкнулись хищно, как челюсти кашалота, и Седой в этот миг даже не услышал, а скорее угадал гнилой хруст, с которым упали на пол барокамеры отрубленные жадно распахнутые клешни преследователя. Многоног тотчас же завертелся на месте, окутывая себя темноватым, клубящимся облачком.
   Уже и остальные преследователи подскочили, но тут Эдик, не ожидая команды, чуть подал лодку вперед. Седой выкрикнул только короткое слово «Да!». Реактивные двигатели корабля грянули пламенем гремучего газа. На миг в воде закрутились оторванные ноги, куски тел, тускло блеснули потухавшие глаза… Потом все охватила тьма, в которой не светилось больше ничего.
   – Так… – медленно протянул Седой. Он искоса взглянул на Эдика, потом на Георга. Сейчас должно было произойти то, чего он боялся: рассуждать – это одно, видеть – другое, и поэтому теперь могли сжаться кулаки, загореться глаза, участиться дыхание, возбужденное неведомой им доселе радостью уничтожения.
   И Эдик, и Георг действительно все еще всматривались в темную толщу воды, пытаясь что-то разглядеть. Искрошенные останки врагов?
   – Да, – сказал Георг, поднимая голову. – Это очень интересно.
   – Убивать?
   – Что? А-а, – усмехнулся Георг. – Нет, убивать – противно, в этом все-таки есть что-то противоестественное. Я говорю об этих. Это действительно вид, не известный науке. Вы понимаете? До сих пор я узнавал такие вещи из книг или от других. И вот – увидел сам. Новый, не известный науке вид, – торжествующе повторил он.
   – У науки нет пределов… – сказал Седой. – Нет пределов, мальчик… – Он глубоко вздохнул и сердито закричал: – Куда же это мы идем, черт побери?
   – За Инной, – сухо ответил Эдик.
   Седой с ужасом понял, что, захваченный зрелищем неравной схватки и поисками выхода из положения, он совсем забыл, что за бортом был не один член экипажа, а двое. Даже трое… И голос Инны давно уже не звучит в рубке.
   – Инна! – позвал он сначала негромко, потом еще раз – в полный голос. – Инна, отзовись! – крикнул он наконец, но ответа не было, и Седой на миг не выдержал, – усталым движением опустил голову на руки.


5


   Эдик неотрывно следил за курсом. Сандро все еще томился в барокамере, где автоматика медленно снижала давление воздуха. Седой откинулся в кресле, закрыл ладонью глаза – так было удобнее думать. Раздвигая темную воду, лодка стремилась в том направлении, в котором, как предполагалось, скрылась Инна, а еще раньше – Валерий и те, кто его тащил.
   Несколько минут в рубке царило молчание. Затем Георг, окончив настраивать искатель запахов, обернулся к Седому.
   – Что могло случиться?
   – Все, что угодно, – неохотно ответил командир.
   – Ну, конечно. Женщина…
   – Она стоит двоих таких, как ты. Она…
   Эдик умолк так же неожиданно, как вступил в разговор. Седой, кашлянув, сказал:
   – Спокойно, Эдик.
   – Я-то? – спросил Эдик. – Проверили бы лучше связь.
   Георг недоверчиво покачал головой.
   – Связь все время была.
   – Ближняя, с Сандро.
   – Ладно, – сказал Седой. – Проверим на базе.
   После паузы Георг промолвил:
   – Пора бы ей отыскаться. Что?
   – Не успела ускользнуть? – вслух подумал Седой.
   – Нет, – сказал Эдик.
   – Я тоже думаю. Просто они ушли слишком далеко. Сколько мы прошли?
   – Три мили.
   – Ну, вот. Волноваться еще рано.
   – Ты сам, Седой, волнуешься больше всех, – объявил Георг.
   Седой поморгал и нерешительно усмехнулся. Есть причина волноваться. И не потому лишь, что исчезла Инна – и Валерий, конечно. Не только это.
   Волнует и еще что-то. Исчезает способность следить сразу за несколькими работами и за многими людьми. Нет уже той быстроты реакции, которая в течение долгих лет отличала тебя. Многого уже нет… Естественно, что ж поделаешь… И как бы невозможно ни казалось тебе жить без корабля, без неспокойной, но все еще любимой океанической судьбы, не забудь, что есть люди куда моложе – весь твой экипаж, например – и, может быть, просто пора уступить им место?
   Отняв ладонь от глаз, он всматривался в темную глубину. Эдик все так же следил за приборами. Георг таращил глаза во тьму, ища хотя бы мгновенный отблеск прожектора. Он был еще малоопытен и не заметил того, что сразу бросилось в глаза Седому: темнота как-то сгустилась, это была уже не темнота воды, а гораздо более непроницаемая мгла грунта, поглощающего даже ничтожные остатки рассеянного в воде света.
   – Мы где-то в ущелье, ребята, – сказал командир, внутренне радуясь тому, что это почти неуловимое изменение освещенности за бортом первым заметил все-таки он. – Мы точно идем по следу?