Михайлов Владимир. Шестое чувство

и глубже, -- зато чужих кассет, Кинг, я не продавал. Так сколько
Левон тебе за нее отсыпал? Двести целковых, если не ошибаюсь?

Кинг грозно двинулся на меня.

-- Ну ты, ублюдок, -- зашипел он, -- заткни
свою пасть, пока я тебе зубы не проредил.

-- Это он о чем? -- спросил молодчик с плакатом,
подозрительно косясь на Кинга. -- Это он что, о моей кассете? А,
Кинг?

-- Да цела твоя кассета, Сынок, цела! Отвяжись!
-- Кинг собрал своей пятерней плащ у меня на груди и с силой сжал
его в кулаке. -- Ты откуда взялся, плешивый? Тебя что, Слон подослал?

-- Убери руки, Кинг, -- промычал я, трепыхаясь
в его клешне, словно муха в паутине, -- и в ваши делишки со Слоном
меня не путай. Слон влип со своими камешками, и ты, Кинг, знаешь
это не хуже меня.

-- Вот оно что! -- злорадно произнес Дэн,
приближаясь к Кингу. -- А я все никак не мог понять, Кинг, куда
же это наши...

Сильный удар в челюсть отбросил меня на
середину мостовой. Кинг подул на левый кулак и повернулся к Дэну.

-- И ты веришь этому гаду? Да это же мент,
у него на роже написано!

-- Мент? -- Дэн задумался. -- Ну, тогда другой
разговор.

Я, кажется, слегка переиграл. Даже не слегка,
а очень даже основательно. Единственное, на что я рассчитывал
-- это немного проучить этих лохматых грубиянов, но дело вдруг
обернулось таким образом, что проучили меня -- и проучили весьма
прилично. Вместо того, чтобы приступить к выяснению отношений
с Кингом, Дэн при слове "мент" внезапно весь ощерился и по-кошачьи
стал подбираться ко мне. Я в этот самый момент пытался встать
на четвереньки, но страшный удар ногой поддых вновь свалил меня
на мокрый асфальт. Я больно ударился затылком о парапет и на миг
потерял сознание. Но только на миг -- уже в следующий момент я
увидел перекошенные злобой и яростью лица Дэна и Кинга и их мелькающие
в воздухе ноги. Ноги не просто мелькали -- ноги месили мое бедное
тело. В какой именно момент к ним присоединился Сынок, я не заметил,
так как во избежание еще более крупных неприятностей, грозящих
увечьями, я обхватил голову руками и сжался в комок. Было мокро,
больно и очень скверно на душе.

-- Ну что, плешивый, расскажешь нам, откуда
узнал о Слоне, камешках и кассете? -- тяжело переводя дыхание,
прохрипел Кинг (или Дэн -- я уже плохо соображал).

Я услышал, как у самого моего уха взвизгнули
тормоза, донесся торопливый топот убегающих ног, крик "Стой!"
и испуганный вопль кого-то из троих поклонников "трэша".

-- Скипаем, мужики! Менты!..

Бить меня перестали, чьи-то заботливые
руки помогли мне подняться. Ребра мои гудели, а под глазом набухал
синяк. Хотелось выпить чего-нибудь крепкого.

-- Что же вы, Николай Николаевич, лезете
на рожон? -- услышал я очень знакомый укоризненный голос. -- В вашем-то
возрасте...

Я наконец окончательно открыл глаза (правый
катастрофически заплывал) и к своему величайшему удивлению увидел
сержанта Стоеросова в полной милицейской экипировке.

-- Вы?! -- только и смог выдавить из себя
я.

-- Нет, папа римский, -- отрезал сержант
не очень вежливо, приводя мой плащ в порядок. -- Ну вот скажите
мне, Нерусский, что вы к ним прицепились? А?

Я пожал плечами и тут же застонал от боли:
левое заломило и заныло, словно по нему только что катком проехались.

-- Вот-вот, -- произнес Стоеросов, качая
головой, -- хорошо хоть ребра целы остались, и мозги, кажется,
все на месте. Садитесь в машину!

-- Зачем?

-- Все вопросы потом. Садитесь! -- В тоне
его звучал приказ, который ослушаться я оказался не в состоянии.

Прямо посередине безлюдной ночной улочки
блестела "восьмерка" с милицейскими опознавательными знаками и
традиционным синим "маяком" на крыше. В машине никого не было
-- значит, решил я, Стоеросов приехал один. Я повиновался и занял
место рядом с сидением водителя. Сержант сел за руль, и легкий
автомобиль рванул с места.

-- Куда вы меня везете? -- с тревогой опросил
я.

-- Тех троих шалопаев вы, значит, не испугались,
-- Стоеросов усмехнулся и покосился в мою сторону, -- а мне -- блюстителю
порядка -- веры у вас нет. Так, что ли? Не волнуйтесь, Николай
Николаевич, домой мы едем, домой. Доставлю вас в целости и сохранности.
Тем более, что вас уже заждались.

-- Кто? Жена?

-- Мария Константиновна останется на ночь
у своей сестры, -- бесстрастно произнес сержант Стоеросов.

-- Так кто же? -- удивился я.

На всякий случай я решил порыться в мыслях
моего собеседника, но натолкнулся на непреодолимую стену: мозг
сержанта был полностью заблокирован. Я почувствовал неясную тревогу.

-- Не нужно было вам упоминать про Слона,
-- вдруг сказал Стоеросов. -- И про камешки с кассетой не нужно.
Не вашего ума это дело.

-- А вы откуда... -- у меня аж дух перехватило
от неожиданности. Не мог он этого слышать, не мог!

-- А вы вон у него спросите, -- кивнул он
на заднее сидение. -- Он знает.

Я оглянулся. Сзади, как раз за моей спиной,
сидел тот самый тип в морковном свитере и глумливо так, преехидненько
лыбился. Я шарахнулся вперед и чуть было не боднул лобовое стекло
своей непутевой головой.

-- Тише, тише, Николай Николаевич! -- изрек
Стоеросов, не отрывая взгляда от мокрого асфальта. -- Главное в
нашем деле -- не суетиться. Хочу вас обрадовать: ваши мытарства
подходят к концу.

-- Кто вы? -- глухо опросил я.

-- А вы еще не догадались? -- Стоеросов усмехнулся
и мягким, добродушным взглядом прошелся по мне. -- Сейчас узнаете.
Кстати, вот и ваш дом. Приехали. Прошу на выход, Николай Николаевич!

Автомобиль затормозил у самого моего подъезда.
(Интересно, откуда он знает, где я живу?) Он вышел первым.

-- А этот? -- спросил я, кивая головой на
заднее сидение.

-- Не понял? -- недоуменно вскинул брови
сержант Стоеросов. -- Вы о ком это, Николай Николаевич?

На заднем сидении никого не было. Опять
исчез!

-- А где...

-- Вот что, -- довольно-таки грубо оборвал
меня Стоеросов, впиваясь глазами в мой живот, -- хватит нести чушь
и быстрее поднимайтесь наверх. Мой долг -- доставить вас домой.

Что-то подобное я уже слышал -- вот только
от кого?..

-- А если я не хочу домой? -- решил воспротивиться
я. -- Тогда что?

-- Хотите, -- уверенно сказал сержант, или
кем он там был еще. -- И давайте не будем.

Ладно, решил я, не будем, тем более, что
сержант был мне симпатичен и несмотря ни на что внушая доверие.
Его я не боялся. Поднявшись на свой этаж, я открыл дверь своим
ключом. Сержант неотлучно сопровождал меня и вошел в квартиру
следом за мной. В коридоре было темно, но вот из гостиной... Из
гостиной стлался неяркий свет торшера. Неужели Маша вернулась?
Или стервец Васька объявился? Я открыл дверь в комнату и остановился,
как вкопанный.

В спину мне многозначительно дышал сержант
Стоеросов.

Такое иногда бывает во сне. Встречаются
люди, незнакомые между собой и которые никогда не могут встретиться
наяву, но которых знаешь ты -- порознь. Встречаются -- и оказывается,
что они знакомы уже тысячу лет, но ты-то отлично понимаешь, что
все это не так, бред какой-то, что вот этот давно уже умер, а
вон тот пятнадцать лет как в ФРГ укатил -- не могут они пересечься,
как никогда не пересекаются параллельные прямые. Наяву -- не могут,
а во сне -- пересекаются.

То, что увидел я, войдя в гостиную, было
похоже на сон. В комнате сидело несколько человек. Если бы я увидел
здесь, в этой самой комнате, каждого из них, но порознь, я бы
с этим еще кое-как смирился, но они были вместе, а вот это-то
как раз и выходило за рамки реального, посюстороннего.

Их было трое -- не считая Стоеросова, хотя
считать его, как выяснилось чуть позже, следовало тоже. Слева,
у журнального столика, сидел Евграф Юрьевич, мой шеф и бессменный
начальник, на диване, аккуратно сложив руки на коленях, расположилась
тетя Клава, а у окна, облокотившись на подоконник, стоял... кто
бы вы думали? Мокроносов! Последний не только не мог, но и не
должен был здесь находиться -- ведь он...

-- Позвольте, -- удивился я, -- ведь вы же
в тюрьме!

Мокроносов мягко улыбнулся. (И совсем он
не похож на алкаша, с чего я взял?)

-- Дражайший мой Николай Николаевич! Вашими
молитвами и вашими заботами следователь Пронин провел таки новое
расследование и установил полную мою невиновность. Так-то! И освободили
меня в законном порядке.

-- В законном? -- еще больше удивился я.
-- А что, могло быть освобождение незаконное? Побег, что ли?

-- Именно побег! -- обрадовался Мокроносов
моей сообразительности. -- Вот голова-то!

-- Прямо мафия какая-то, -- проворчал я,
обводя всю честную компанию подозрительным взглядом. -- Вы что,
все заодно? А, Евграф Юрьевич? Вы тоже с ними?

-- И-и, да он, кажись, так ничего и не понял!
-- полуудивленно, полувопросительно пропела тетя Клава, глядя на
моего шефа. -- Ну ни капельки!

Евграф Юрьевич хлопнул ладонью по коленке,
засопел и грузно поднялся с кресла.

-- Так, -- сурово произнес он, глядя мне
в глаза сверлящим взглядом, -- Довольно пустых разговоров, пора
ставить точки над "i". Хочу вам официально заявить, уважаемый
Николай Николаевич: эксперимент закончен.

Если бы не Стоеросов, я бы наверное упал.
По крайней мере, меня качнуло так, будто под моими ногами разверзлась
земля. Эксперимент! Вот, оказывается, в чем смысл всего происходящего,
вот магическое слово, которому подчинена вся моя жизнь -- зримо
или незримо -- последние недели. Еще вчера Арнольд говорил, что
эксперимент скоро закончится, а я не понял, не сообразил, что
скоро -- это может быть завтра, сию минуту, через три часа, и вот
теперь от неожиданности пучу на них глаза и хватаю ртом воздух,
словно рыба, выброшенная волной на берег. На них? Боже! Ведь выходит,
что они -- и Евграф Юрьевич, мой шеф, и тетя Клава, моя соседка
по подъезду и продавщица в киоске "Союзпечать", и Мокроносов,
горький пьяница, только что освобожденный из-под следствия, и
Стоеросов, сержант милиции, -- все они -- оттуда?.. Есть
от чего с ума сойти! Наверное, у меня был настолько дурацкий вид,
что тетя Клава хихикнула и сказала моему шефу:

-- Ну что ж, реакция этого молодого человека
лишний раз подтверждает мнение Центра о высоком уровне засекреченности
нашей агентуры на планете Земля.

-- Не болтайте лишнего, -- строго сказал
Евграф Юрьевич, не сводя с меня пристального взгляда. -- Николай
Николаевич, вы проработали со мной много лет и наверняка согласитесь:
все, что я ни делаю, всегда серьезно. Вы не раз уже имели возможность
убедиться, что я шутить не люблю, хотя бы в той же истории с шахматами.
(Да, с шахматами он меня здорово поддел!) Поэтому прошу вас отнестись
ко всему здесь происходящему с максимальной ответственностью.
Да, вы правы, все мы действительно оттуда -- с Большого
Колеса, хотя вы и поняли это только сейчас, когда мы сами раскрылись
перед вами. Что ж, это делает честь нашей системе конспирации,
здесь я совершенно согласен с Клавдией Аполлинариевной. Только
не думайте, Николай Николаевич, что вы видите весь состав нашей
агентуры на Земле -- ничего подобно, сеть наших секретных работников
на вашей планете огромна и охватывает Землю всю без исключения,
наши люди есть в каждом городе, каждом государстве, каждой более
или менее значимой общественной организации, включая всевозможные
партии, профсоюзы и народные фронты; наиболее искусные агенты
работают во всех земных правительствах. Вы читали о масонах, которые
проникают во все сферы жизни, не считаясь с государственными границами
и огромными расстояниями? Так вот, наши люди есть и среди масонов.
Мы всюду и везде. И здесь, в этом городе, нас тоже немало. Вы
же видите перед собой только тех, с кем вам лично пришлось иметь
дело. -- Евграф Юрьевич не спеша прошелся по комнате, чувствуя
себя здесь полным хозяином. -- Это небольшое вступление я счел
необходимым сделать, уважаемый Николай Николаевич, для того, чтобы
вы ясно себе представляли, с кем имеете дело и какова наша роль
в вашей судьбе и судьбе эксперимента. Теперь о самом эксперименте.
Мне, как главе небольшой группы наших сотрудников здесь, на Земле,
часть из которых вы имеете честь видеть, поручено завершить эксперимент,
или, иначе, лишить вас телепатической способности. Это произойдет
здесь, в этой самой квартире, -- но чуть позже. Мы подключим вас
к специальному прибору (тут только я заметил, что на столе стоит
небольшой перламутровый ящичек величиной с тестер) и проведем
операцию тихо, безболезненно и незаметно для вас. Вы уснете, а
когда проснетесь, все уже будет кончено. Но это, повторяю, будет
позже, а пока вам дается право и возможность задать нам несколько
вопросов. Надеюсь, у вас, Николай Николаевич, их должно быть немало.
Спрашивайте, ибо это единственная возможность для вас почерпнуть
уникальную информацию -- официальный контакт с вами будет прерван
навсегда. Итак?

В последнее время жизнь постоянно преподносила
мне сюрпризы, поэтому я готов был к любым неожиданностям, но то,
что я услышал сейчас, повергло меня в крайнюю степень удивления
и растерянности. Сознавать, что вся наша земная жизнь находится
под пристальным вниманием инопланетной цивилизации, причем их
эмиссары сотнями и тысячами внедрены в земное человечество, было
жутко и страшно. Впечатление от этой новости перечеркнуло даже
эффект от увиденного мною сборища на моей квартире. Я-то думал,
что наблюдение за мной и всей Землей в целом ведется исключительно
из Космоса, с их орбитальных станций, а вышло совсем иначе. Сильный
озноб прошил все мое тело. Я поежился от внезапного холода, прошел
к телевизору, махнул рукой и не стал его включать, остановился
у журнального столика и плюхнулся в свое любимое кресло. Четыре
пары глаз неотрывно следили за мной

Вопрос родился сам собой. Смущаясь и борясь
с волнением, я произнес:

-- Ваше появление здесь, граждане секретные
агенты, действительно неожиданно. По крайней мере, именно вас,
именно здесь и именно в этом качестве я ожидал увидеть менее всего.
Но не это главное. Вступив в контакт с цивилизацией Большого Колеса,
я приучил себя к неожиданностям. И все же ваши слова, Евграф Юрьевич,
поразили меня в самое сердце. А посему у меня возник к вам вполне
резонный вопрос: какова цель вашего присутствия на Земле?

Ответ, по-видимому, у них был готов давно.

-- Цель одна -- наблюдение, -- ответил Евграф
Юрьевич. -- Пассивное, созерцательное наблюдение -- и ничего более.
Нам строжайше запрещено вмешиваться в земные судьбы в качестве
инопланетян.

-- В качестве инопланетян? -- не понял я.

-- Именно. Ибо в качестве землян, за которых
мы выдаем себя, мы вмешиваться должны и обязаны. Это неизбежно.
Мы участвуем в земной жизни на равных с вами правах, и каждый
из нас несет определенную нагрузку, возложенную на наши плечи
Центром. -- Евграф Юрьевич ткнул пальцем в потолок, давая мне понять,
что Центр -- это где-то на Большом Колесе. -- Я -- заведующий лабораторией
одного из ваших НИИ и стопроцентный администратор, Клавдия Аполлинариевна
-- киоскер и душа-человек, сержант Стоеросов -- бравый служака,
а Илья Петрович, -- он кивнул на Мокроносова, -- деклассированный
элемент, пьяница и кандидат в преступники.

Первые трое вопросов у меня не вызвали,
но вот с Мокроносовым, по-моему, было не все в порядке.

-- Вы что, действительно, алкоголик? -- спросил
я его.

-- Увы, -- развел он руками и печально улыбнулся.

-- И вы по-настоящему пьете эту гадость?

-- Пью, проклятую, пью -- литрами, ведрами
и цистернами. Пью вот уже тридцать лет. Таково задание Центра.

-- Но ведь вы же гробите себя!..

-- Успокойтесь, Николай Николаевич, -- вмешался
мой шеф, -- наша медицина имеет возможность защитить здоровье секретных
сотрудников на отдаленных планетах нашей Галактики. Против вашего
алкоголя существует наше противоядие, практически нейтрализующее
негативное действие спиртного. Здоровье гражданина Мокроносова
вне опасности.

-- А как же следствие? Ведь он же мог загреметь
в тюрьму!

-- Вызволили бы. Не волнуйтесь, Николай
Николаевич, такие мелочи решаются у нас в рабочем порядке. -- Шеф
не спеша мерил комнату своими тяжелыми шагами. -- Я предвижу еще
один вопрос, уважаемый коллега, я не ошибся?

-- Да, я хотел бы...

-- Так вот, отвечаю. Наша внешность изменена
в соответствии с общепринятым стандартом земного человека. Все-таки,
как бы не были наши люди похожи на ваших, земных, отличия сразу
же бросаются в глаза. В целях конспирации разведчикам, длительное
время работающим на планете Земля, делают специальные пластические
операции. Надеюсь, это понятно.

Я кивнул. В памяти вдруг возник субъект
в морковном свитере, постоянно преследующий меня, -- и я тут же
получил ответ на свою мысль:

-- Это не человек, это -- фантом. Призрак,
приведение, некий образ, рожденный в вашем сознании мощным внеземным
умственным потенциалом. Таким потенциалом снабжены мы, секретные
сотрудники Центра. Этот потенциал способен создавать подобные
фантомы и делать их "видимыми" для того или иного индивидуума
или группы индивидуумов. Вы такой способности лишены.

Я снова кивнул. Теперь я понял все -- и
странные, совершенно неожиданные появления этого типа на моем
пути, и его многочисленные попытки покончить жизнь самоубийством
под колесами автомобиля, и тот факт, что на его выходки реагировал
только я и никто больше, -- ведь он был невидим для других. Но
одно мне все же оставалось непонятным: зачем вообще им понадобилось
подсовывать мне этого типа?

-- А вот зачем, -- снова отвечая на мои мысли,
произнес Евграф Юрьевич. -- Ваши действия иногда достигали некоего
опасного предела, и чтобы предостеречь вас от необдуманных поступков,
мы вынуждены были периодически напоминать вам о своем существовании
и неослабном контроле за вами. Вспомните: фантом всегда появлялся
в критических ситуациях, именно в те моменты, когда вы готовы
были проговориться случайному собеседнику о своем шестом чувстве
или своими действиями раскрыть нашу общую тайну. Правда, этим
наши методы воздействия не ограничивались. (Я вспомнил верблюдов,
царский червонец, шаровую молнию.) Ну да Бог с ними, с методами.
-- Шеф шумно перевел дыхание, взглянул на часы, покачал головой
и продолжил: -- Времени у нас в обрез, поэтому буду говорить по
существу. Впоследствии у вас, уважаемый коллега, возможно возникнет
еще ряд вопросов, поэтому, предупреждая некоторые из них, я расскажу
вам еще кое-что, касающееся нашей деятельности на Земле. Как я
уже говорил, цель нашего присутствия на вашей планете -- это наблюдение
за процессами, происходящими как в социальной сфере человеческой
деятельности, так и в жизни всей планеты в целом, ибо судьба Земли
как астрономической единицы неразрывно связана с судьбой человечества.
Но, повторяю, наблюдение это чисто пассивное. В какие бы переделки
ни попадали наши разведчики и свидетелями каких бы ужасных событий
они ни стали, им под страхом смерти запрещено вмешиваться в естественный
ход текущих событий. Поэтому на эту ответственную работу отбираются
только самые надежные, самые проверенные, самые выдержанные сотрудники.
Благодаря совершеннейшим техническим средствам, а также широкой
сети нашей агентуры здесь мы знаем о Земле исключительно все.
И, честно признаюсь, порой трудно сдерживаться, видя несправедливость,
беззакония, горе и не имея права вмешиваться. -- Евграф Юрьевич
замолчал и несколько минут ходил по комнате молча. -- Правда, был
один прецедент, когда Совет в виде исключения решил вмешаться
в ход вашей земной истории, но, поверьте, уважаемый Николай Николаевич,
сделано это было из чисто гуманных соображений.

-- Вот как? -- искренне удивился я.

-- Именно так. Это произошло в 1944 году,
на исходе Второй мировой войны. Надо отдать должное ювелирной
работе наших специалистов: мир так никогда и не узнал об этом
случае. Дело в том, -- он сделал значительную паузу, -- что в этом
предпоследнем военном году в двух воюющих государствах -- Германии
и России -- почти одновременно было сделано одно и то же открытие
-- создана атомная бомба.

-- Что?! -- вскочил я. -- Как -- бомба?!

-- Успокойтесь, Николай Николаевич, -- жестом
руки остановил мой порыв Евграф Юрьевич, -- это давно уже кануло
в лету и, что самое главное, навсегда вычеркнуто из земной истории,
науки и памяти людей, причастных к этому открытию. Поверьте, у
нас есть средства добиться этого.

-- Но ведь это невозможно! -- попытался возразить
я.

-- Возможно. Как то, что бомба была создана
уже в сорок четвертом году одновременно в двух местах, так и то,
что мы сумели предотвратить катастрофу. Да-да, Николай Николаевич,
такое оружие в руках двух враждующих государств -- это неминуемая
катастрофа. Земной мир был на грани уничтожения, вы должны это
уяснить себе очень четко. Не думайте, что Совет легко пошел на
вмешательство в ваши дела, прежде чем решиться на этот шаг, он
долгое время выжидал, взвешивая все "за" и "против", и когда иного
выхода спасти вашу цивилизацию не было, когда мир вплотную подошел
к последней черте -- свое веское слово сказали наши опер-специалисты,
уничтожившие даже память о страшной бомбе.

-- Но ведь через год эта же бомба была создана
американцами!

-- Совершенно верно. Но Совет не счел нужным
вмешиваться в этот раз. Не вмешался он и тогда, когда ядерное
оружие было создано в вашей стране вторично. Видимо, анализ ситуации
показал, что миру не грозит катастрофа.

-- А как же Хиросима? Это разве не катастрофа?
И разве ваша пассивность не явилась причиной ядерной трагедии?

Евграф Юрьевич покачал головой.

-- Не стоит взваливать свою вину на плечи
другого, дорогой Николай Николаевич. Причина этой трагедии не
в нашей пассивности, а в вашей агрессивности.

-- Но ведь вы же могли вмешаться, и не было
бы...

-- Да, -- перебил меня мой шеф, -- мы могли
вмешаться, и не было бы десятков и сотен концлагерей, не было
бы ужасов Второй мировой войны и миллионов погибших, не было бы
бездарных правителей, жестоких тиранов и кровавых диктатур. Да,
мы могли вмешаться, если бы триста пятьдесят лет тому назад не
вступили в Межгалактическую Конвенцию и не подписали Космический
Пакт о невмешательстве во внутренние дела инопланетных цивилизаций.
Возможны только два исключения: просьба о помощи и возможность
гибели цивилизации. Ситуация сорок четвертого года как раз отвечала
второму исключению.

-- Вы считаете, что наша цивилизация могла
погибнуть? -- спросил я с дрожью в голосе.

Евграф Юрьевич снова покачал головой.

-- Это не я считаю, и даже не Совет. Возможная
катастрофа с последующей гибелью вашей земной цивилизации смоделирована,
спрогнозирована, рассчитана до мельчайших подробностей и с поразительной
точностью. Поверьте мне, дорогой Николай Николаевич, наша наука
способна делать такие прогнозы. При создании модели ядерной катастрофы
были учтены даже самые незначительные, на первый взгляд совершенно
мизерные факторы, включая характеры, намерения и хронические заболевания
лидеров обоих враждующих государств. Так-то. И только получив
стопроцентную гарантию, что катастрофа неизбежна, Совет принял
решение о вмешательстве. Учтите, вмешательство осуществлялось
при строжайшем контроле со стороны членов Межгалактической Конвенции.
Ни один из нас -- секретных сотрудников Центра -- ни разу не нарушал
инструкцию о невмешательстве -- иначе бы возник инцидент, могущий
повлечь за собой очень строгие санкции по отношению к Совету и
Большому Колесу в целом, вплоть до исключения из состава Межгалактической
Конвенции.

-- Да что это за Конвенция такая? -- спросил
я. -- Почему нам, землянам, о ней ничего не известно?

Евграф Юрьевич снисходительно улыбнулся.

-- Ну, вам еще рано думать об этой организации
-- разберитесь сначала в своих собственных делах. Но раз вы задали
вопрос, я все же отвечу -- вкратце. Межгалактическая Конвенция
-- это орган, объединяющий высокоразвитые цивилизации на основе
миролюбия, равных прав, взаимопомощи и взаимовыгодного сотрудничества.
Цель -- решение важных вопросов, выходящих за рамки каждой цивилизации
в отдельности, а также координация действий при совместном выступлении
против или за кого-либо и чего-либо. Межгалактической Конвенцией
принят ряд документов, одним из которых является Пакт о невмешательстве.
Все эти документы составляют Единый Космический Кодекс, выполнять
который обязаны все без исключения члены Конвенции. Что же касается
Земли, то ваша цивилизация сочтена незрелой, неразвитой, примитивной
и к контактам с иными мирами не готовой. По крайнею мере, так
считалось до сих пор.

-- Есть надежда, что эта оценка будет пересмотрена?
-- с волнением спросил я.

Евграф Юрьевич не ответил. Он как-то очень
внимательно посмотрел на меня, отошел к окну, сокрушенно покачал
головой, глядя на вновь начавшийся дождь, и вдруг сказал, не оборачиваясь:

-- А розы, дорогой Николай Николаевич, у
вас все стоят. Это хорошо, очень хорошо. Это просто прекрасно!

Розы у меня, действительно, все также стояли
в хрустальной вазе, словно я их вчера только срезал с куста --
свежие, небесно-голубые, приветливые, в капельках росы. Мне всегда
казалось, что они улыбаются.

Шеф оторвался от окна и испытующе посмотрел
мне в глаза. Остальные трое участников необычной беседы молча
наблюдали за нами, изредка кивая головами в знак одобрения сказанных
шефом слов.

-- Теперь что касаются вашего вопроса, дорогой
коллега, -- произнес Евграф Юрьевич. -- Вопрос этот очень непростой,
поверьте мне, и решением его сейчас занимаются величайшие умы
Большого Колеса. Собственно, проведенный с вами эксперимент как
раз и должен был внести ясность в решение этой проблемы.

-- Вот как? -- удивился я. -- Я и не думал,
что все это так серьезно.

-- Хорошо, приоткрою завесу тайны еще на
один дюйм... А может кваском угостите, а, Николай Николаевич? --
вдруг взмолился Евграф Юрьевич.

-- Действительно, Нерусский, -- встрял Стоеросов,
-- кваску бы не плохо. Пить страсть как охота.

Про квас я совсем забыл. Еще утром Маша
ходила с двумя бидонами в палатку на углу, где в дождливую, сырую,
прохладную погоду квас был всегда, зато в жаркие, душные дни он
почему-то мгновенно исчезал, не успев даже появиться. А кваском