Лодка шаркнула по дну. Юниор помог Зое выйти на берег. До дома дошли молча. Кажется, Зоя немного обиделась: привыкла, наверное, на Земле, чтобы все ее желания выполнялись безоговорочно. Да ведь Юниор и сам бы с радостью…
Оказавшись в доме, он кинулся к телефону.
– Умник? Доложи обстановку. Что случилось?
– Усилилось давление на купол извне. Я уравновесил его, увеличив внутренний воздушный поток.
– Почему усилился ветер снаружи, как думаешь?
– Пока никаких предположений. Отмечено только незначительное увеличение тени.
Тень… Как она связана с усилением ветра?.. Зоя, стоя рядом, смотрела на Юниора с тревогой; она не знала, что грозит им, но и ей передалось его волнение. Юниор улыбнулся ей и подумал: нет, не может быть ничего серьезного, это было бы слишком безжалостно… по отношению к Зое.
– Умник, ветер окреп внезапно? Или давление нарастало постепенно?
– Внезапно.
Юниор помолчал, обдумывая.
– Я сейчас приду, Умник.
Он положил трубку. Зоя подошла вплотную.
– Юниор… вы хотите уйти?
– Ненадолго, Зоя. Нужно самому посмотреть на приборы… и, может быть, отдать еще несколько команд.
– Нам что-то грозит?
– Бояться совершенно нечего. У нас за спиной такая мощь, что… Я скоро вернусь.
– Не знаю, но мне отчего-то делается страшно.
Юниор подошел вплотную, протянул руки, положил ей на плечи.
– Обещаю, Зоя: если будет, чего бояться, – я скажу. Не стану скрывать. Однако думаю, что этого не случится никогда. Вообразите, что меняется погода – только и всего. Вы верите мне? – Он заглянул ей в глаза.
Зоя кивнула.
– Тогда, – сказал Юниор, – все в порядке. Я вернусь, и мы сразу же сядем обедать, хорошо? Кажется, самую малость побыли у воды, а какой разыгрался аппетит!
Он снова улыбнулся ей, повернулся и быстро вышел.
Подойдя к кораблю, он прежде всего осмотрел амортизаторы.
Но корабль стоял уверенно, такой ветерок был для него все равно что ничего. Корабль был капитальным сооружением. Юниор поднялся в рубку и сразу направился к приборам, контролировавшим внешний мир. Несколько минут сосредоточенно изучал их, вглядывался, соображал, прикидывал. Тень по сравнению с последним наблюдением действительно увеличилась, но видно ее было по-прежнему плохо. Одно только показалось странным: температура затененной поверхности. В тени она должна была хоть немного, но отличаться от той, что была на остальных участках. Правда, лишь в том случае, если источник тепла одновременно и источник света. Если же тепло идет, допустим, из недр, то никакого изменения температуры может и не быть. Или же оно окажется настолько незначительным, что приборы отсюда, с корабля, его не зафиксируют. Вот они и не показывали ничего. Но может, это и не тень вовсе? Тоже ведь только предположение…
Однако, если температура не меняется, откуда ветер? А уж ветер-то есть, вне всякого сомнения. Он внезапно усилился почти час назад – и опять дует ровно. Очень вероятно, что через какое-то время станет еще сильнее. До какого предела он может дойти? Не зная причины, ответить трудно; ясно только, что при таком рельефе – плоская равнина – ветер может достичь и ураганной силы. Ладно, нам и ураган не больно-то страшен. И, однако, раз уж мы оказались на корабле, примем кое-какие меры предосторожности.
Прежде всего Юниор дал команду вывести из трюма второй суперкомпрессор – на случай, если понадобится усилить давление на купол изнутри. Затем, поскольку медленно росший в инкубаторе Кристалл требовал абсолютной устойчивости и неподвижности корабля, Юниор поставил машину на якорь: длинная, мощная штанга с подобием архимедова винта на конце выдвинулась из дна и ввинтилась в грунт, в надежное скальное основание; винт вошел в скалу, как в масло, и теперь, чтобы хоть немного покачнуть корабль, нужно было по меньшей мере землетрясение. Далее Юниор проверил все цепи наблюдения и оповещения. Может быть, он в какой-то мере и перестраховывался, но таков был его характер: риск – одно, а пренебрежение мерами предосторожности – совсем другое, оно не свойственно серьезному человеку.
Что еще можно сделать? Ничего, пожалуй… Но вдруг, не отдавая себе отчета – зачем, Юниор протянул руку и включил большой приемник, которым и в своем-то пространстве почти никогда не пользовался для связи, предпочитая говорить при помощи параполя. Приемник был высочайшей чувствительности, фиксировал каждый микроразряд в атмосфере, так что включать его на планете вообще не было никакого смысла; и все же Юниор сделал это. Странный какой-то, внезапный приступ тоски налетел; показалось вдруг, что он один-одинешенек во всем мире, не только в этом, маленьком, но и во всей Вселенной и во всех других вселенных он – единственный человек, и не услышать ему больше ничьего голоса, кроме своего собственного да еще голоса Умника, который человеком все-таки не был и чей голос не развеивал одиночества, а лишь сгущал его. Захотелось услышать хоть что-нибудь, пусть не голос, не музыку, пусть лишь мерный стук метронома… любой признак жизни, где-то еще существующей. Но ничего подобного не было, ни слова, ни мелодии, ни ритма; дышала атмосфера планеты, дышало бесконечное пространство, бормотал межзвездный водород, но здесь его излучение принималось как-то слабо, приглушенно, словно издалека; в своем пространстве водород звучал совсем иначе, уверенно, по-хозяйски. К тому же здесь он то проступал сильнее, то совсем ослабевал, до полной тишины, и эта пульсация громкости, судя по индикатору верхней антенны, была связана с ее полным оборотом вокруг оси: излучение водорода ориентировано в пространстве? Странно… Ладно, подумаем на досуге.
Юниор выключил аппарат. Он понимал, конечно, откуда взялось это резкое ощущение одиночества: он больше не хотел, не мог быть один, уже второй день он почти все время находился в обществе Зои, и оно уже стало для него необходимым.
Не видя ее рядом, он сразу же ощутил тоску. По ней; однако воспринял это как тоску по всему миру. Может ли женщина заменить весь мир? Юниор никогда не верил в это; теперь же был готов признать – может.
Очень хотелось вскочить и немедля кинуться к ней. Чтобы увидеть, сказать ей что-нибудь – и получить какие-то слова в ответ.
Юниор вышел на смотровую площадку. Остановился.
Ветер дул не усиливаясь, ровно, и хотя порождали его известные Юниору и зависящие от него машины, ветер был все же как бы дыханием природы, естественным движением, и было приятно, что он есть. За куполом далеко, в фиолетовой мгле, раз и другой что-то вспыхнуло – как будто молнии. Словно гроза собиралась там. Сейчас молнии были видны достаточно хорошо, потому что тут, внутри, начинало уже понемногу смеркаться. Черт, куда же девалось время? Неужели день прошел? Когда? Вот жизнь: совсем отвык смотреть на часы! Юниор вслушался; сквозь посвист ветра можно было уловить негромкий шелест листвы, плеск волн, ударявших в берег, пусть искусственный, но ничем не худший любого другого. Как бы там ни было – хороший мир, хотя и требующий постоянного внимания. И еще лучше становился этот мир оттого, что в нем – Зоя. Да, в одиночку здесь долго не прожить бы, это зря он тогда фантазировал. Вдвоем – совсем другое дело.
Что-то нужно было сделать для полного спокойствия. Что-то серьезное, основательное, важное. Может быть, даже рискованное. Юниор кивнул сам себе. Вообще-то это уже давно надо было сделать. Но может быть, сейчас – самое время. Именно сейчас, когда во внешнем мире происходят какие-то перемены.
– Умник! – сказал он. – Аграплан в порядке?
Получив утвердительный ответ, он снова вошел в корабль и на внутреннем лифте поднялся в ангар. Постоял возле легкого аграплана. Ничего, ветер там еще не так силен, чтобы полет представлял опасность. Но сначала надо опробовать машину здесь, под куполом.
Он влез в кабину, уселся, примерился. Потом дал команду открыть ангар. Ворота в борту распахнулись. Он вывел машину. Антигравы работали надежно, запас энергии был полный. Юниор заложил несколько крутых виражей, держась все же на почтительном расстоянии от корабля. Нет, навыки не исчезли, реакция сохранилась, машина слушалась, хотя летал он в последний раз довольно давно. Под конец Юниор лихо ввел аграплан в распахнутые ворота ангара – на высоте четырехсот метров над землей. Удовлетворенно ухмыльнулся.
Потом несколько секунд постоял подле шкафчика, где висел гермокостюм. Надевать его не хотелось. У аграплана была герметичная кабина. Но рисковать и подавно не было желания. Мало ли что могло случиться. И он влез в костюм. Зашнуровался, застегнулся, опробовал шлем.
– Связь со мной – с верхней антенны, – сказал он Умнику. – Лечу на разведку.
Давно уже он не слышал и сам не произносил этих слов: на разведку. На миг защемило сердце – оттого, что, по сути дела, все разведки остались уже в прошлом. Но что делать? Обрели мы, наверное, все же больше, чем потеряли?
– Выпускай из-под купола осторожно, – сказал он Умнику. – Не теряй слишком много воздуха. Создай локальную струю, пусть меня вышвырнет побыстрее. Когда буду возвращаться, пойду прямо на стену, откроешь вовремя, иначе плохо мне придется.
Он знал, что на Умника положиться можно: не ошибется и на сотую долю секунды; удивительными созданиями были все-таки эти грибы.
– Понял, – ответил Умник кратко.
Юниор стартовал так же – прямо из ангара. Свечой пошел вверх. Под куполом стемнело, и Юниор надеялся, что Зоя его не увидит в небе, избежит лишних волнений. Потому он и полетел, не заходя к ней, не предупредив, чтобы не давать женщине лишних поводов для страха… Снаружи свистел ветер. Купол был, вероятно, уже совсем близко, когда машину рвануло: в куполе открылся ход, невидимый, как и само силовое поле, но воздух потоком устремился в него – тут была подветренная сторона, и давление за куполом не достигало внутреннего, – аграплан вынесло на простор, и купол вновь обрел непроницаемость.
Юниор сделал круг, внимательно глядя вниз. Он уже почти забыл, как выглядит черный песок. Неуютно – после зеленого мира. И фиолетовая полумгла. Все как раньше. Только ветра такого не было, когда Юниор впервые вышел из корабля. И тени этой – тоже.
Он попытался определить расстояние до нее. Локатор по-прежнему ничего не давал, приходилось лишь гадать.
Сколько времени я могу затратить? – прикидывал в уме Юниор. – По ресурсам аграплана – хоть сутки. По своим собственным – пожалуй, не меньше. Но есть еще ресурс Зои. Ты не хотел, чтобы она чрезмерно волновалась. Вот и не заставляй ее. Значит, вернуться надо… не позже, чем через два часа. Сейчас я лечу по ветру, назад придется добираться против. Сейчас посмотрим, сколько я могу делать против ветра… – Он сделал плавный разворот, пустил машину в обратном направлении. – Трудно определить. Мои приборы дают скорость относительно среды, а на земле для ориентира совершенно не за что зацепиться. Хорошо, что корабль еще виден. Поймаем-ка его антенну… Так. Теперь приблизительно ясно. Три к двум. Значит, возвращаться я буду на треть дольше. Итак, я могу лететь к тени сорок минут, потому что назад придется добираться час, и еще двадцать минут потребуются мне на месте: ввести машину, раздеться, дойти до Зои. Итак, на полной скорости…
Машину почти не трясло, не было воздушных ям: все было однородно – и плотность атмосферы, и давление, и скорость… А выше как? Машина стала набирать высоту. Странно: ветер здесь не сильнее, слабее… Плотность среды быстро падает. Назад полетим на высоте, быстрее выйдет. Значит, ветер в основном – по поверхности. Почему в небе ни огонька? Облачность? Давно пора бы пробить ее, но ее и нет вовсе – и видимости нет…
Аграплан забирал все выше. Юниор следил за давлением за бортом. Вот уже миновали атмосферу, пора снижаться – это ведь не космический аппарат все-таки, знал бы – взял бы катер, а не эту игрушку… Такое впечатление, что непрозрачный слой остался внизу: поверхность уже совсем не видна. И по-прежнему – ни единой звездочки. Неуютное пространство. Странная планета: ни намека на светило, а уж отсюда я бы увидел – не его, так отблеск, зарю… Значит, автономная планета, без отца-матери, вечная фиолетовая полумгла – и все же сумрак, но не мрак! – и около тридцати по Цельсию…
Да ладно, – примирился он. – Мне ведь сейчас важно что? Узнать, возможны ли осложнения, опасности. Светило у нас свое, воздух тоже, а что звезд нет – обидно, конечно, но при этой атмосфере мы снизу, из-под купола, их все равно не разглядели бы. Пока никакой опасности не вижу. Однако интересно: поверхность отсюда не видна, а тень заметна. На чем же лежит она, так называемая тень? На поверхности? На атмосфере? Или это все-таки не тень, а что-то совсем другое?
Ответа на все это пока не было – оставалось только лететь. Юниор держался на предельной высоте, где моторам – не антигравам, а тяговым, ракетным – было полегче, так что он выигрывал в скорости. Сколько мы уже в полете? Полчаса. Тень казалась все такой же далекой, но стала как бы более плотной, яснее выделялась на фиолетовом фоне. Да нет – не тень. Сейчас ее скорее назовешь стеной. Стеной, что от самой поверхности поднимается ввысь, возносится над атмосферой. Словно какая-то плоскость, рассекающая и воздух, и, может быть, даже самое планету? Но стеной это быть не может. Тогда воздух не тек бы туда – тем не менее течет… И эта стена, или плоскость, не связана жестко с планетой – иначе она не приближалась бы к нам, к куполу, к нашему миру… Да, стена приближается, хотя и очень медленно, угловые размеры ее возрастают. Или же она стоит на месте, но увеличивается. Сразу не скажешь, тут нужны точнейшие замеры расстояния между куполом и нею, а как это сделать, если ни один прибор не воспринимает стену, или что это там, как материальное тело? Вот уж поистине – семь верст до небес, и все лесом…
Ого, как подхватило! Ветерок здесь куда сильнее, теперь я иду на грани звуковой скорости.
Если очень внимательно анализировать показания локатора, берущего поверхность, то скорость можно установить достаточно точно. Назад выгребать будет трудненько… И ветер дует туда, к стене. Нет, это не стена, конечно. Скорее – дыра. Черная дыра. И туда несется воздух. Что это? Космическая катастрофа? Или просто – какое-то сезонное явление, нам неведомое? Пока у нас есть только наблюдения, истолковывать их будем потом. А сейчас – знаешь что, разведчик? Давай-ка разворачиваться. Время твое истекает. К дыре ты то ли приблизился, то ли нет, но что-то все же установил, разведка не прошла без пользы, можешь возвращаться со спокойной совестью.
Юниор сосредоточился: маневр предстоял не из легких. В последнее мгновение, перед тем как переложить рули, он снова глянул на черное нечто. И, показалось ему, увидел. Он не поверил глазам, а снова поворачивать и убеждаться было поздно, но он был уверен, что не ошибся: сколько раз в жизни приходилось ему видеть такое!
Два мерцающих, крохотных огонька. В разных концах – стены или провала, или что это там было. Две звезды?
Аграплан тряхнуло так, словно машина налетела на стену. На миг остановилась – или так почудилось? Тягу, тягу! Юниор двинул сектор до конца. И – выше, как можно выше, там спокойнее…
Назад он летел не на треть медленнее, а, пожалуй, вдвое. Но с увеличением расстояния от дыры ветер ослабевал, можно стало снизиться, аграплан несся все быстрее. Прекрасно. Пора уже вернуться к Зое, успокоить ее. Чем, собственно, кроме того факта, что ты жив-здоров? Если эта дырка приближается к нам, то можно ожидать… неизвестно, чего именно можно ожидать, но ветерок, пожалуй, со временем еще усилится. Ну и что? – спросил себя Юниор. Что сделает нашему куполу хотя бы и ураган? Да ничего. На поддержание купола сейчас расходуется не так уж и много энергии, понадобится – усилим, скупиться не станем. А раз купол выдержит, то и все под ним – тоже. Даже не почувствуем ничего. Но в случае, если ветер будет нарастать – не изменить ли нам конфигурацию купола: сделать его более вытянутым по ветру, пологим… Энергии, конечно, хватит, вот хватит ли мощности? Подсчитаем, подумаем… В конце концов, неужели этого недостаточно, чтобы спасти женщину, одну-единственную женщину?
Скоро я тут, пожалуй, колею выбью, – усмехнулся Юниор, пройдя полдороги и оказавшись среди деревьев, где путь угадывался скорее инстинктом, чем памятью. – Надо бы понавешать тут китайских фонариков – сразу станет веселее, да и ходить легче. И Зое понравится…
Мысль, что фонарики Зое понравятся, была сейчас нужна Юниору, чтобы хоть немного притушить чувство вины, вдруг в нем вспыхнувшее и горевшее все жарче. Как решился он пуститься в полет, даже не предупредив женщину, как не подумал о том, что придется пережить ей, пока она будет ждать известий от него – ведь ушел он в связи с какими-то тревожными сообщениями… Потому он сейчас и бежал к ней, хотя час был для визитов слишком поздний. Да, неладно получилось. Но ведь хотел, как лучше…
В окнах было темно. Спит, решил Юниор, чувствуя, как растет в нем нежность к беззащитному существу, у которого, кроме Юниора, теперь никого в целом свете не было и кому Юниор был нужен не меньше, чем Зоя была нужна ему самому, – разница была только в том, что он это уже понимал, а она – еще нет. Он взошел на веранду, стараясь ступать потише. Ни одна половица не скрипнула, дом был сделан добротно. На веранде – пусто. Юниор подошел к двери что вела внутрь. Нажал на ручку. Дверь не поддалась. Стучать? Нет, сон – дело святое, во сне человек набирается сил. Если спит – значит все в порядке, не так уж Зоя ждала тебя, не очень беспокоилась, не надо преувеличивать собственное значение, дорогой разведчик.
Он спустился с веранды, решил на всякий случай обойти вокруг дома – не затем, разумеется, чтобы влезть в открытое окно, а так, для спокойствия. Какое уж тут спокойствие, – подумал он с усмешкой. – Тебе – да, тебе не будет покоя до утра, пока ее не встретишь… А почему, собственно, ты так уверен, что она спит? А если с ней что-то случилось? Если без сознания? Мало ли что может быть? Комбинатор воскрешает – но не лечит. Дверь заперта? Какой же там замок? С защелкой, она могла сработать и нечаянно, да и вообще… Нет, нельзя так взять и уйти, в то время как именно сейчас, быть может, нужно вмешаться!»
Он снова поднялся на веранду, подошел к двери. Еще раз попробовал; было по-прежнему заперто. Несколько мгновений помедлил и осторожно постучал. Таким стуком не разбудишь человека, спящего в глубине дома; Юниор понял это и собирался уже постучать еще раз – решительней. Но внутри послышался шорох. Тогда Юниор проговорил громко, четко:
– Зоя, отворите, пожалуйста…
Ему пришло в голову, что она заперлась от обиды, что не хочет впустить его и, быть может, настаивать на этом сейчас и не следует.
– Если не хотите – не отворяйте. Я не обижусь. Посижу тут, на веранде. Тепло, да и спать неохота. Я пришел, собственно, чтобы сказать вам: ничего угрожающего, опасного нет. Можете спать спокойно. – Он сделал паузу. – И луна такая…
Все еще стоя у двери, он услышал два тихих, крадущихся шага, а затем голос – едва различимый, дрожащий, испуганный:
– Это вы, Юниор, правда?
Ему вдруг стало весело, и он решил сострить:
– А вы ждете кого-нибудь другого?
– Я никого не жду, – так же тихо, медленно ответила она. – Сейчас открою…
Наверное, не только голос ее дрожал, но и руки – она не сразу нашарила выключатель. На веранде вспыхнул свет. Юниор невольно зажмурился. Дверь отворилась. Он вошел. Зоя прижалась к нему сразу же, спрятала лицо у него на груди и заплакала.
– Ну, Зоя, ну… Что вы, зачем…
– Юниор… Я так испугалась, Юниор…
– Все в порядке, я ведь сказал. И бояться совсем нечего. Вы не накормите меня? Страшно хочется есть. Сами-то обедали? Ужинали?
– Не помню. Нет, наверное… Я ждала вас. А потом мне уже не хотелось. Было очень обидно. И страшно. Я подумала, что осталась совсем одна. И ничего не могу сделать. Даже умереть не могу по своей воле. Это ужасно. Вы не представляете, как это все ужасно! Думать, что ты и так не настоящая, да еще и оставшаяся одной навсегда…
– Простите меня, Зоя. Мне надо было все объяснить вам заранее. Наш прекрасный мирок временами требует внимания к себе. Что поделаешь…
– И вы все же могли… – Зоя всхлипнула, уже успокаиваясь. – Знаете, весь вечер я вас ненавидела. За то, что вы пропали. Не сочли нужным предупредить. Не подумали обо мне ни минуты всерьез. За то, что я для вас так и осталась лишь куклой, моделью, фикцией, чем угодно, только не женщиной, и вы обошлись со мною именно так… Юниор, мне было очень страшно одной, и будет, наверное, еще страшнее, но если это так – то уходите, я не хочу вас больше видеть, идите и не смейте показываться мне на глаза…
– Зоя! – Юниор наконец нашел возможность вставить хоть слово. – Зоя, поверьте… Я во всем виноват, но хочу сказать… Никогда в жизни не знал я женщины такой, как вы… такой любимой!
Зоя подняла на него глаза.
– Это правда?
– Я готов повторить это сорок тысяч раз!
Впервые она улыбнулась.
– Я жду, – сказала она.
– Чего? – растерянно спросил Юниор.
– Повторяйте же! Сорок тысяч раз – сойдет для начала.
Юниор повторил – еще, и еще, и еще раз… Потом была тишина. Потом Зоя спросила:
– Так ты не оставишь меня? Никогда-никогда?
– Никогда. Ни за что.
И снова была тишина.
Среди ночи Юниор проснулся. Лунный свет падал в окно, лежал на полу, и пол казался золотым. Зоя тихо дышала рядом. Юниор встал. Подошел к окну. Долго стоял, глядя на спящий мир. Вот и пришло оно, удовлетворенно заключил он. Свершилось.
Я думал, что все уже знаю и понимаю. Но это – впервые… Она не женщина? Тогда и я не человек. Не важно, каким способом возник каждый из нас. Важно – что возник. Низкий поклон всем, кто участвовал в этом. Да здравствует Кристалл, который сдал в середине пути и заставил меня оказаться здесь. Спасибо той Зое, что на Земле, за то, что позволила скопировать себя. Но больше всего – спасибо тебе, Зоенька, настоящая, эта – за то, что ты моя. На всю жизнь, сколько бы ее ни было еще впереди…
Он вспомнил Леду. Спокойно, отвлеченно, словно и не с ним это было, словно в какой-то другой жизни. Нет, там, наверное, только казалось, что любил. Да, было что-то – думается, жалость была к той милой и несчастной женщине. Несчастной – потому что когда-то она отказалась от своей первой любви, а на самом деле та была для нее единственной и настоящей. Леда потом никак не могла забыть ее и в самый разгар любовного празднества начинала вдруг плакать, потому что рядом был другой, не тот – первый и единственный. А я жалел ее, – думал Юниор, – старался утешить, но ей этого не нужно было, ей нужен был тот, но у него все давно сложилось иначе… А я ревновал к нему, кого никогда не знал, не видал даже, ревновал неуемно, и если бы мы с Ледой не расстались, никто из нас все равно не имел бы счастья в этом союзе. Мне очень жаль будет, если она так и не найдет себя в любви. А вот я – нашел. Там, где не ждал, где, казалось, и ожидать нельзя было ничего подобного. Нашел. И теперь уж не потеряю. Интересно: когда на Земле я встречал Зою, она просто мне не нравилась. Не потому, что была чужой женой, ну, могла бы нравиться хоть отвлеченно… Нет, ничего не было. А тут… Почему? Да потому, сам себе ответил Юниор, что она не та Зоя. Другая женщина. Поэтому я не ревную ее хотя бы к тому же Георгу. В жизни моей Зои никогда не было никакого Георга. Та Зоя осталась там, но с нею я и сейчас не имею ничего общего. Та на Земле и останется. Со своим мужем, со своими друзьями. А тут вдвоем будем мы. Хотя – не вечно, наверное, вдвоем. Она ведь – нормальная женщина, а раз так, то у нее и дети будут – и пусть их будет много… В нашем маленьком и прекрасном мире не хватает только детей, но они будут. Даже если окажется, что наше разное… разное происхождение чем-то мешает нам – все равно мы придумаем, как обойти это. Мы вместе – это такая сила: Зоя, я, Умник, Комбинатор, корабль с его энергетикой… Вот интересно: летел искать Курьера, а нашел себе жену – и никто в мире не убедит меня, что это менее важно…
Зоя что-то прошептала во сне. Юниор отвернулся от окна, подошел к ней и долго смотрел на спящую, беззвучно благодаря за все, что она ему сегодня подарила, и еще подарит. Наверное, его взгляд разбудил ее – подняв веки, Зоя посмотрела на него, во взгляде ее не было удивления. Она улыбнулась, медленно протянула руку, он опустился рядом с нею, и снова пришло забвение.
Они открыли глаза одновременно. Было светло, за окном пели птицы. Они долго смотрели друг на друга без слов; все понималось и так, все клятвы были молча даны и приняты.
Утро протекало так, словно не в безвестных глубинах мироздания находились они вдвоем, а в дачном поселке, где разросшиеся деревья помогают сохранить иллюзию удаленности от цивилизации, на самом же деле в сотне шагов пролегает магистраль, а за живой изгородью стоит еще один такой же или похожий домик, и в нем живут другие люди. Зоя поставила на плиту воду для кофе. Потом пили кофе и разговаривали – милый семейный разговор о бытовых мелочах, о том, как им хорошо и что нужно сделать, чтобы стало еще лучше, интереснее. Зоя фантазировала, Юниор, внутренне улыбаясь ее детскому воображению, обещал сделать то, усовершенствовать это, устроить еще что-то… Порой разговор перебивался воспоминаниями – безвредными, не нарушавшими обоюдного спокойствия, – воспоминаниями детской и юношеской поры.
И весь этот день, до самого вечера, был – словно модель их предстоящей жизни, не бездельной, но достаточно безмятежной, неторопливой, достойной человека. Они фантазировали о том, как возникнет на этой странной планете целое человечество – от них пойдет, они станут родоначальниками, и потом, через века, через тысячелетия будут о них рассказывать легенды. Юниор всерьез предполагал (пока без подсчетов, а только в общем виде), что постепенно, с годами, зону обитания можно будет расширить, а потом, когда народу прибавится, и еще расширить, так что в конце концов – не при них уже, конечно, а намного позже – обитаемой станет вся планета. И всюду заживут люди – их потомки. Современная техника, не без гордости объяснял Юниор внимавшей Зое, и не на такое еще способна! В самом деле, что тут было нереального? Основа и источник всего – энергия; но агрегаты корабля получают энергию, используя разность энергетических уровней в смежных пространствах; установки при этом фактически не изнашиваются – во всяком случае, не более чем нержавеющая труба, через которую течет химически чистая вода; но если даже понадобится ремонт – на корабле есть семена всего, что только может потребоваться. Более того, из семян впоследствии можно будет вырастить не одну такую установку, как только возникнет в них надобность. На долгую службу рассчитан и Комбинатор: в нем нет ни одной движущейся детали и ни одной, работающей при высокой температуре. Однако ее следует рассчитывать только на это. Есть полное описание Комбинатора, дьявольски сложное, конечно, но Умник разберется, для него такие задачи – просто развлечение, вроде шахмат для людей. Почти неограниченная информация, касающаяся и технологии, и медицины, и всего на свете, хранится в блоках корабельной памяти, и Умник может выдать ее по первому требованию. Сам же Умник, надо надеяться, как и земные грибы, обладает способностью воспроизводить себе подобных, так что и династия Умника должна продолжиться. Будут созданы новые генераторы защитного поля, и купол в конце концов охватит всю планету, которая постепенно превратится из бескрайней черной пустоты в шумящий зеленый рай.
Оказавшись в доме, он кинулся к телефону.
– Умник? Доложи обстановку. Что случилось?
– Усилилось давление на купол извне. Я уравновесил его, увеличив внутренний воздушный поток.
– Почему усилился ветер снаружи, как думаешь?
– Пока никаких предположений. Отмечено только незначительное увеличение тени.
Тень… Как она связана с усилением ветра?.. Зоя, стоя рядом, смотрела на Юниора с тревогой; она не знала, что грозит им, но и ей передалось его волнение. Юниор улыбнулся ей и подумал: нет, не может быть ничего серьезного, это было бы слишком безжалостно… по отношению к Зое.
– Умник, ветер окреп внезапно? Или давление нарастало постепенно?
– Внезапно.
Юниор помолчал, обдумывая.
– Я сейчас приду, Умник.
Он положил трубку. Зоя подошла вплотную.
– Юниор… вы хотите уйти?
– Ненадолго, Зоя. Нужно самому посмотреть на приборы… и, может быть, отдать еще несколько команд.
– Нам что-то грозит?
– Бояться совершенно нечего. У нас за спиной такая мощь, что… Я скоро вернусь.
– Не знаю, но мне отчего-то делается страшно.
Юниор подошел вплотную, протянул руки, положил ей на плечи.
– Обещаю, Зоя: если будет, чего бояться, – я скажу. Не стану скрывать. Однако думаю, что этого не случится никогда. Вообразите, что меняется погода – только и всего. Вы верите мне? – Он заглянул ей в глаза.
Зоя кивнула.
– Тогда, – сказал Юниор, – все в порядке. Я вернусь, и мы сразу же сядем обедать, хорошо? Кажется, самую малость побыли у воды, а какой разыгрался аппетит!
Он снова улыбнулся ей, повернулся и быстро вышел.
Подойдя к кораблю, он прежде всего осмотрел амортизаторы.
Но корабль стоял уверенно, такой ветерок был для него все равно что ничего. Корабль был капитальным сооружением. Юниор поднялся в рубку и сразу направился к приборам, контролировавшим внешний мир. Несколько минут сосредоточенно изучал их, вглядывался, соображал, прикидывал. Тень по сравнению с последним наблюдением действительно увеличилась, но видно ее было по-прежнему плохо. Одно только показалось странным: температура затененной поверхности. В тени она должна была хоть немного, но отличаться от той, что была на остальных участках. Правда, лишь в том случае, если источник тепла одновременно и источник света. Если же тепло идет, допустим, из недр, то никакого изменения температуры может и не быть. Или же оно окажется настолько незначительным, что приборы отсюда, с корабля, его не зафиксируют. Вот они и не показывали ничего. Но может, это и не тень вовсе? Тоже ведь только предположение…
Однако, если температура не меняется, откуда ветер? А уж ветер-то есть, вне всякого сомнения. Он внезапно усилился почти час назад – и опять дует ровно. Очень вероятно, что через какое-то время станет еще сильнее. До какого предела он может дойти? Не зная причины, ответить трудно; ясно только, что при таком рельефе – плоская равнина – ветер может достичь и ураганной силы. Ладно, нам и ураган не больно-то страшен. И, однако, раз уж мы оказались на корабле, примем кое-какие меры предосторожности.
Прежде всего Юниор дал команду вывести из трюма второй суперкомпрессор – на случай, если понадобится усилить давление на купол изнутри. Затем, поскольку медленно росший в инкубаторе Кристалл требовал абсолютной устойчивости и неподвижности корабля, Юниор поставил машину на якорь: длинная, мощная штанга с подобием архимедова винта на конце выдвинулась из дна и ввинтилась в грунт, в надежное скальное основание; винт вошел в скалу, как в масло, и теперь, чтобы хоть немного покачнуть корабль, нужно было по меньшей мере землетрясение. Далее Юниор проверил все цепи наблюдения и оповещения. Может быть, он в какой-то мере и перестраховывался, но таков был его характер: риск – одно, а пренебрежение мерами предосторожности – совсем другое, оно не свойственно серьезному человеку.
Что еще можно сделать? Ничего, пожалуй… Но вдруг, не отдавая себе отчета – зачем, Юниор протянул руку и включил большой приемник, которым и в своем-то пространстве почти никогда не пользовался для связи, предпочитая говорить при помощи параполя. Приемник был высочайшей чувствительности, фиксировал каждый микроразряд в атмосфере, так что включать его на планете вообще не было никакого смысла; и все же Юниор сделал это. Странный какой-то, внезапный приступ тоски налетел; показалось вдруг, что он один-одинешенек во всем мире, не только в этом, маленьком, но и во всей Вселенной и во всех других вселенных он – единственный человек, и не услышать ему больше ничьего голоса, кроме своего собственного да еще голоса Умника, который человеком все-таки не был и чей голос не развеивал одиночества, а лишь сгущал его. Захотелось услышать хоть что-нибудь, пусть не голос, не музыку, пусть лишь мерный стук метронома… любой признак жизни, где-то еще существующей. Но ничего подобного не было, ни слова, ни мелодии, ни ритма; дышала атмосфера планеты, дышало бесконечное пространство, бормотал межзвездный водород, но здесь его излучение принималось как-то слабо, приглушенно, словно издалека; в своем пространстве водород звучал совсем иначе, уверенно, по-хозяйски. К тому же здесь он то проступал сильнее, то совсем ослабевал, до полной тишины, и эта пульсация громкости, судя по индикатору верхней антенны, была связана с ее полным оборотом вокруг оси: излучение водорода ориентировано в пространстве? Странно… Ладно, подумаем на досуге.
Юниор выключил аппарат. Он понимал, конечно, откуда взялось это резкое ощущение одиночества: он больше не хотел, не мог быть один, уже второй день он почти все время находился в обществе Зои, и оно уже стало для него необходимым.
Не видя ее рядом, он сразу же ощутил тоску. По ней; однако воспринял это как тоску по всему миру. Может ли женщина заменить весь мир? Юниор никогда не верил в это; теперь же был готов признать – может.
Очень хотелось вскочить и немедля кинуться к ней. Чтобы увидеть, сказать ей что-нибудь – и получить какие-то слова в ответ.
Юниор вышел на смотровую площадку. Остановился.
Ветер дул не усиливаясь, ровно, и хотя порождали его известные Юниору и зависящие от него машины, ветер был все же как бы дыханием природы, естественным движением, и было приятно, что он есть. За куполом далеко, в фиолетовой мгле, раз и другой что-то вспыхнуло – как будто молнии. Словно гроза собиралась там. Сейчас молнии были видны достаточно хорошо, потому что тут, внутри, начинало уже понемногу смеркаться. Черт, куда же девалось время? Неужели день прошел? Когда? Вот жизнь: совсем отвык смотреть на часы! Юниор вслушался; сквозь посвист ветра можно было уловить негромкий шелест листвы, плеск волн, ударявших в берег, пусть искусственный, но ничем не худший любого другого. Как бы там ни было – хороший мир, хотя и требующий постоянного внимания. И еще лучше становился этот мир оттого, что в нем – Зоя. Да, в одиночку здесь долго не прожить бы, это зря он тогда фантазировал. Вдвоем – совсем другое дело.
Что-то нужно было сделать для полного спокойствия. Что-то серьезное, основательное, важное. Может быть, даже рискованное. Юниор кивнул сам себе. Вообще-то это уже давно надо было сделать. Но может быть, сейчас – самое время. Именно сейчас, когда во внешнем мире происходят какие-то перемены.
– Умник! – сказал он. – Аграплан в порядке?
Получив утвердительный ответ, он снова вошел в корабль и на внутреннем лифте поднялся в ангар. Постоял возле легкого аграплана. Ничего, ветер там еще не так силен, чтобы полет представлял опасность. Но сначала надо опробовать машину здесь, под куполом.
Он влез в кабину, уселся, примерился. Потом дал команду открыть ангар. Ворота в борту распахнулись. Он вывел машину. Антигравы работали надежно, запас энергии был полный. Юниор заложил несколько крутых виражей, держась все же на почтительном расстоянии от корабля. Нет, навыки не исчезли, реакция сохранилась, машина слушалась, хотя летал он в последний раз довольно давно. Под конец Юниор лихо ввел аграплан в распахнутые ворота ангара – на высоте четырехсот метров над землей. Удовлетворенно ухмыльнулся.
Потом несколько секунд постоял подле шкафчика, где висел гермокостюм. Надевать его не хотелось. У аграплана была герметичная кабина. Но рисковать и подавно не было желания. Мало ли что могло случиться. И он влез в костюм. Зашнуровался, застегнулся, опробовал шлем.
– Связь со мной – с верхней антенны, – сказал он Умнику. – Лечу на разведку.
Давно уже он не слышал и сам не произносил этих слов: на разведку. На миг защемило сердце – оттого, что, по сути дела, все разведки остались уже в прошлом. Но что делать? Обрели мы, наверное, все же больше, чем потеряли?
– Выпускай из-под купола осторожно, – сказал он Умнику. – Не теряй слишком много воздуха. Создай локальную струю, пусть меня вышвырнет побыстрее. Когда буду возвращаться, пойду прямо на стену, откроешь вовремя, иначе плохо мне придется.
Он знал, что на Умника положиться можно: не ошибется и на сотую долю секунды; удивительными созданиями были все-таки эти грибы.
– Понял, – ответил Умник кратко.
Юниор стартовал так же – прямо из ангара. Свечой пошел вверх. Под куполом стемнело, и Юниор надеялся, что Зоя его не увидит в небе, избежит лишних волнений. Потому он и полетел, не заходя к ней, не предупредив, чтобы не давать женщине лишних поводов для страха… Снаружи свистел ветер. Купол был, вероятно, уже совсем близко, когда машину рвануло: в куполе открылся ход, невидимый, как и само силовое поле, но воздух потоком устремился в него – тут была подветренная сторона, и давление за куполом не достигало внутреннего, – аграплан вынесло на простор, и купол вновь обрел непроницаемость.
Юниор сделал круг, внимательно глядя вниз. Он уже почти забыл, как выглядит черный песок. Неуютно – после зеленого мира. И фиолетовая полумгла. Все как раньше. Только ветра такого не было, когда Юниор впервые вышел из корабля. И тени этой – тоже.
Он попытался определить расстояние до нее. Локатор по-прежнему ничего не давал, приходилось лишь гадать.
Сколько времени я могу затратить? – прикидывал в уме Юниор. – По ресурсам аграплана – хоть сутки. По своим собственным – пожалуй, не меньше. Но есть еще ресурс Зои. Ты не хотел, чтобы она чрезмерно волновалась. Вот и не заставляй ее. Значит, вернуться надо… не позже, чем через два часа. Сейчас я лечу по ветру, назад придется добираться против. Сейчас посмотрим, сколько я могу делать против ветра… – Он сделал плавный разворот, пустил машину в обратном направлении. – Трудно определить. Мои приборы дают скорость относительно среды, а на земле для ориентира совершенно не за что зацепиться. Хорошо, что корабль еще виден. Поймаем-ка его антенну… Так. Теперь приблизительно ясно. Три к двум. Значит, возвращаться я буду на треть дольше. Итак, я могу лететь к тени сорок минут, потому что назад придется добираться час, и еще двадцать минут потребуются мне на месте: ввести машину, раздеться, дойти до Зои. Итак, на полной скорости…
Машину почти не трясло, не было воздушных ям: все было однородно – и плотность атмосферы, и давление, и скорость… А выше как? Машина стала набирать высоту. Странно: ветер здесь не сильнее, слабее… Плотность среды быстро падает. Назад полетим на высоте, быстрее выйдет. Значит, ветер в основном – по поверхности. Почему в небе ни огонька? Облачность? Давно пора бы пробить ее, но ее и нет вовсе – и видимости нет…
Аграплан забирал все выше. Юниор следил за давлением за бортом. Вот уже миновали атмосферу, пора снижаться – это ведь не космический аппарат все-таки, знал бы – взял бы катер, а не эту игрушку… Такое впечатление, что непрозрачный слой остался внизу: поверхность уже совсем не видна. И по-прежнему – ни единой звездочки. Неуютное пространство. Странная планета: ни намека на светило, а уж отсюда я бы увидел – не его, так отблеск, зарю… Значит, автономная планета, без отца-матери, вечная фиолетовая полумгла – и все же сумрак, но не мрак! – и около тридцати по Цельсию…
Да ладно, – примирился он. – Мне ведь сейчас важно что? Узнать, возможны ли осложнения, опасности. Светило у нас свое, воздух тоже, а что звезд нет – обидно, конечно, но при этой атмосфере мы снизу, из-под купола, их все равно не разглядели бы. Пока никакой опасности не вижу. Однако интересно: поверхность отсюда не видна, а тень заметна. На чем же лежит она, так называемая тень? На поверхности? На атмосфере? Или это все-таки не тень, а что-то совсем другое?
Ответа на все это пока не было – оставалось только лететь. Юниор держался на предельной высоте, где моторам – не антигравам, а тяговым, ракетным – было полегче, так что он выигрывал в скорости. Сколько мы уже в полете? Полчаса. Тень казалась все такой же далекой, но стала как бы более плотной, яснее выделялась на фиолетовом фоне. Да нет – не тень. Сейчас ее скорее назовешь стеной. Стеной, что от самой поверхности поднимается ввысь, возносится над атмосферой. Словно какая-то плоскость, рассекающая и воздух, и, может быть, даже самое планету? Но стеной это быть не может. Тогда воздух не тек бы туда – тем не менее течет… И эта стена, или плоскость, не связана жестко с планетой – иначе она не приближалась бы к нам, к куполу, к нашему миру… Да, стена приближается, хотя и очень медленно, угловые размеры ее возрастают. Или же она стоит на месте, но увеличивается. Сразу не скажешь, тут нужны точнейшие замеры расстояния между куполом и нею, а как это сделать, если ни один прибор не воспринимает стену, или что это там, как материальное тело? Вот уж поистине – семь верст до небес, и все лесом…
Ого, как подхватило! Ветерок здесь куда сильнее, теперь я иду на грани звуковой скорости.
Если очень внимательно анализировать показания локатора, берущего поверхность, то скорость можно установить достаточно точно. Назад выгребать будет трудненько… И ветер дует туда, к стене. Нет, это не стена, конечно. Скорее – дыра. Черная дыра. И туда несется воздух. Что это? Космическая катастрофа? Или просто – какое-то сезонное явление, нам неведомое? Пока у нас есть только наблюдения, истолковывать их будем потом. А сейчас – знаешь что, разведчик? Давай-ка разворачиваться. Время твое истекает. К дыре ты то ли приблизился, то ли нет, но что-то все же установил, разведка не прошла без пользы, можешь возвращаться со спокойной совестью.
Юниор сосредоточился: маневр предстоял не из легких. В последнее мгновение, перед тем как переложить рули, он снова глянул на черное нечто. И, показалось ему, увидел. Он не поверил глазам, а снова поворачивать и убеждаться было поздно, но он был уверен, что не ошибся: сколько раз в жизни приходилось ему видеть такое!
Два мерцающих, крохотных огонька. В разных концах – стены или провала, или что это там было. Две звезды?
Аграплан тряхнуло так, словно машина налетела на стену. На миг остановилась – или так почудилось? Тягу, тягу! Юниор двинул сектор до конца. И – выше, как можно выше, там спокойнее…
Назад он летел не на треть медленнее, а, пожалуй, вдвое. Но с увеличением расстояния от дыры ветер ослабевал, можно стало снизиться, аграплан несся все быстрее. Прекрасно. Пора уже вернуться к Зое, успокоить ее. Чем, собственно, кроме того факта, что ты жив-здоров? Если эта дырка приближается к нам, то можно ожидать… неизвестно, чего именно можно ожидать, но ветерок, пожалуй, со временем еще усилится. Ну и что? – спросил себя Юниор. Что сделает нашему куполу хотя бы и ураган? Да ничего. На поддержание купола сейчас расходуется не так уж и много энергии, понадобится – усилим, скупиться не станем. А раз купол выдержит, то и все под ним – тоже. Даже не почувствуем ничего. Но в случае, если ветер будет нарастать – не изменить ли нам конфигурацию купола: сделать его более вытянутым по ветру, пологим… Энергии, конечно, хватит, вот хватит ли мощности? Подсчитаем, подумаем… В конце концов, неужели этого недостаточно, чтобы спасти женщину, одну-единственную женщину?
Скоро я тут, пожалуй, колею выбью, – усмехнулся Юниор, пройдя полдороги и оказавшись среди деревьев, где путь угадывался скорее инстинктом, чем памятью. – Надо бы понавешать тут китайских фонариков – сразу станет веселее, да и ходить легче. И Зое понравится…
Мысль, что фонарики Зое понравятся, была сейчас нужна Юниору, чтобы хоть немного притушить чувство вины, вдруг в нем вспыхнувшее и горевшее все жарче. Как решился он пуститься в полет, даже не предупредив женщину, как не подумал о том, что придется пережить ей, пока она будет ждать известий от него – ведь ушел он в связи с какими-то тревожными сообщениями… Потому он сейчас и бежал к ней, хотя час был для визитов слишком поздний. Да, неладно получилось. Но ведь хотел, как лучше…
В окнах было темно. Спит, решил Юниор, чувствуя, как растет в нем нежность к беззащитному существу, у которого, кроме Юниора, теперь никого в целом свете не было и кому Юниор был нужен не меньше, чем Зоя была нужна ему самому, – разница была только в том, что он это уже понимал, а она – еще нет. Он взошел на веранду, стараясь ступать потише. Ни одна половица не скрипнула, дом был сделан добротно. На веранде – пусто. Юниор подошел к двери что вела внутрь. Нажал на ручку. Дверь не поддалась. Стучать? Нет, сон – дело святое, во сне человек набирается сил. Если спит – значит все в порядке, не так уж Зоя ждала тебя, не очень беспокоилась, не надо преувеличивать собственное значение, дорогой разведчик.
Он спустился с веранды, решил на всякий случай обойти вокруг дома – не затем, разумеется, чтобы влезть в открытое окно, а так, для спокойствия. Какое уж тут спокойствие, – подумал он с усмешкой. – Тебе – да, тебе не будет покоя до утра, пока ее не встретишь… А почему, собственно, ты так уверен, что она спит? А если с ней что-то случилось? Если без сознания? Мало ли что может быть? Комбинатор воскрешает – но не лечит. Дверь заперта? Какой же там замок? С защелкой, она могла сработать и нечаянно, да и вообще… Нет, нельзя так взять и уйти, в то время как именно сейчас, быть может, нужно вмешаться!»
Он снова поднялся на веранду, подошел к двери. Еще раз попробовал; было по-прежнему заперто. Несколько мгновений помедлил и осторожно постучал. Таким стуком не разбудишь человека, спящего в глубине дома; Юниор понял это и собирался уже постучать еще раз – решительней. Но внутри послышался шорох. Тогда Юниор проговорил громко, четко:
– Зоя, отворите, пожалуйста…
Ему пришло в голову, что она заперлась от обиды, что не хочет впустить его и, быть может, настаивать на этом сейчас и не следует.
– Если не хотите – не отворяйте. Я не обижусь. Посижу тут, на веранде. Тепло, да и спать неохота. Я пришел, собственно, чтобы сказать вам: ничего угрожающего, опасного нет. Можете спать спокойно. – Он сделал паузу. – И луна такая…
Все еще стоя у двери, он услышал два тихих, крадущихся шага, а затем голос – едва различимый, дрожащий, испуганный:
– Это вы, Юниор, правда?
Ему вдруг стало весело, и он решил сострить:
– А вы ждете кого-нибудь другого?
– Я никого не жду, – так же тихо, медленно ответила она. – Сейчас открою…
Наверное, не только голос ее дрожал, но и руки – она не сразу нашарила выключатель. На веранде вспыхнул свет. Юниор невольно зажмурился. Дверь отворилась. Он вошел. Зоя прижалась к нему сразу же, спрятала лицо у него на груди и заплакала.
– Ну, Зоя, ну… Что вы, зачем…
– Юниор… Я так испугалась, Юниор…
– Все в порядке, я ведь сказал. И бояться совсем нечего. Вы не накормите меня? Страшно хочется есть. Сами-то обедали? Ужинали?
– Не помню. Нет, наверное… Я ждала вас. А потом мне уже не хотелось. Было очень обидно. И страшно. Я подумала, что осталась совсем одна. И ничего не могу сделать. Даже умереть не могу по своей воле. Это ужасно. Вы не представляете, как это все ужасно! Думать, что ты и так не настоящая, да еще и оставшаяся одной навсегда…
– Простите меня, Зоя. Мне надо было все объяснить вам заранее. Наш прекрасный мирок временами требует внимания к себе. Что поделаешь…
– И вы все же могли… – Зоя всхлипнула, уже успокаиваясь. – Знаете, весь вечер я вас ненавидела. За то, что вы пропали. Не сочли нужным предупредить. Не подумали обо мне ни минуты всерьез. За то, что я для вас так и осталась лишь куклой, моделью, фикцией, чем угодно, только не женщиной, и вы обошлись со мною именно так… Юниор, мне было очень страшно одной, и будет, наверное, еще страшнее, но если это так – то уходите, я не хочу вас больше видеть, идите и не смейте показываться мне на глаза…
– Зоя! – Юниор наконец нашел возможность вставить хоть слово. – Зоя, поверьте… Я во всем виноват, но хочу сказать… Никогда в жизни не знал я женщины такой, как вы… такой любимой!
Зоя подняла на него глаза.
– Это правда?
– Я готов повторить это сорок тысяч раз!
Впервые она улыбнулась.
– Я жду, – сказала она.
– Чего? – растерянно спросил Юниор.
– Повторяйте же! Сорок тысяч раз – сойдет для начала.
Юниор повторил – еще, и еще, и еще раз… Потом была тишина. Потом Зоя спросила:
– Так ты не оставишь меня? Никогда-никогда?
– Никогда. Ни за что.
И снова была тишина.
Среди ночи Юниор проснулся. Лунный свет падал в окно, лежал на полу, и пол казался золотым. Зоя тихо дышала рядом. Юниор встал. Подошел к окну. Долго стоял, глядя на спящий мир. Вот и пришло оно, удовлетворенно заключил он. Свершилось.
Я думал, что все уже знаю и понимаю. Но это – впервые… Она не женщина? Тогда и я не человек. Не важно, каким способом возник каждый из нас. Важно – что возник. Низкий поклон всем, кто участвовал в этом. Да здравствует Кристалл, который сдал в середине пути и заставил меня оказаться здесь. Спасибо той Зое, что на Земле, за то, что позволила скопировать себя. Но больше всего – спасибо тебе, Зоенька, настоящая, эта – за то, что ты моя. На всю жизнь, сколько бы ее ни было еще впереди…
Он вспомнил Леду. Спокойно, отвлеченно, словно и не с ним это было, словно в какой-то другой жизни. Нет, там, наверное, только казалось, что любил. Да, было что-то – думается, жалость была к той милой и несчастной женщине. Несчастной – потому что когда-то она отказалась от своей первой любви, а на самом деле та была для нее единственной и настоящей. Леда потом никак не могла забыть ее и в самый разгар любовного празднества начинала вдруг плакать, потому что рядом был другой, не тот – первый и единственный. А я жалел ее, – думал Юниор, – старался утешить, но ей этого не нужно было, ей нужен был тот, но у него все давно сложилось иначе… А я ревновал к нему, кого никогда не знал, не видал даже, ревновал неуемно, и если бы мы с Ледой не расстались, никто из нас все равно не имел бы счастья в этом союзе. Мне очень жаль будет, если она так и не найдет себя в любви. А вот я – нашел. Там, где не ждал, где, казалось, и ожидать нельзя было ничего подобного. Нашел. И теперь уж не потеряю. Интересно: когда на Земле я встречал Зою, она просто мне не нравилась. Не потому, что была чужой женой, ну, могла бы нравиться хоть отвлеченно… Нет, ничего не было. А тут… Почему? Да потому, сам себе ответил Юниор, что она не та Зоя. Другая женщина. Поэтому я не ревную ее хотя бы к тому же Георгу. В жизни моей Зои никогда не было никакого Георга. Та Зоя осталась там, но с нею я и сейчас не имею ничего общего. Та на Земле и останется. Со своим мужем, со своими друзьями. А тут вдвоем будем мы. Хотя – не вечно, наверное, вдвоем. Она ведь – нормальная женщина, а раз так, то у нее и дети будут – и пусть их будет много… В нашем маленьком и прекрасном мире не хватает только детей, но они будут. Даже если окажется, что наше разное… разное происхождение чем-то мешает нам – все равно мы придумаем, как обойти это. Мы вместе – это такая сила: Зоя, я, Умник, Комбинатор, корабль с его энергетикой… Вот интересно: летел искать Курьера, а нашел себе жену – и никто в мире не убедит меня, что это менее важно…
Зоя что-то прошептала во сне. Юниор отвернулся от окна, подошел к ней и долго смотрел на спящую, беззвучно благодаря за все, что она ему сегодня подарила, и еще подарит. Наверное, его взгляд разбудил ее – подняв веки, Зоя посмотрела на него, во взгляде ее не было удивления. Она улыбнулась, медленно протянула руку, он опустился рядом с нею, и снова пришло забвение.
Они открыли глаза одновременно. Было светло, за окном пели птицы. Они долго смотрели друг на друга без слов; все понималось и так, все клятвы были молча даны и приняты.
Утро протекало так, словно не в безвестных глубинах мироздания находились они вдвоем, а в дачном поселке, где разросшиеся деревья помогают сохранить иллюзию удаленности от цивилизации, на самом же деле в сотне шагов пролегает магистраль, а за живой изгородью стоит еще один такой же или похожий домик, и в нем живут другие люди. Зоя поставила на плиту воду для кофе. Потом пили кофе и разговаривали – милый семейный разговор о бытовых мелочах, о том, как им хорошо и что нужно сделать, чтобы стало еще лучше, интереснее. Зоя фантазировала, Юниор, внутренне улыбаясь ее детскому воображению, обещал сделать то, усовершенствовать это, устроить еще что-то… Порой разговор перебивался воспоминаниями – безвредными, не нарушавшими обоюдного спокойствия, – воспоминаниями детской и юношеской поры.
И весь этот день, до самого вечера, был – словно модель их предстоящей жизни, не бездельной, но достаточно безмятежной, неторопливой, достойной человека. Они фантазировали о том, как возникнет на этой странной планете целое человечество – от них пойдет, они станут родоначальниками, и потом, через века, через тысячелетия будут о них рассказывать легенды. Юниор всерьез предполагал (пока без подсчетов, а только в общем виде), что постепенно, с годами, зону обитания можно будет расширить, а потом, когда народу прибавится, и еще расширить, так что в конце концов – не при них уже, конечно, а намного позже – обитаемой станет вся планета. И всюду заживут люди – их потомки. Современная техника, не без гордости объяснял Юниор внимавшей Зое, и не на такое еще способна! В самом деле, что тут было нереального? Основа и источник всего – энергия; но агрегаты корабля получают энергию, используя разность энергетических уровней в смежных пространствах; установки при этом фактически не изнашиваются – во всяком случае, не более чем нержавеющая труба, через которую течет химически чистая вода; но если даже понадобится ремонт – на корабле есть семена всего, что только может потребоваться. Более того, из семян впоследствии можно будет вырастить не одну такую установку, как только возникнет в них надобность. На долгую службу рассчитан и Комбинатор: в нем нет ни одной движущейся детали и ни одной, работающей при высокой температуре. Однако ее следует рассчитывать только на это. Есть полное описание Комбинатора, дьявольски сложное, конечно, но Умник разберется, для него такие задачи – просто развлечение, вроде шахмат для людей. Почти неограниченная информация, касающаяся и технологии, и медицины, и всего на свете, хранится в блоках корабельной памяти, и Умник может выдать ее по первому требованию. Сам же Умник, надо надеяться, как и земные грибы, обладает способностью воспроизводить себе подобных, так что и династия Умника должна продолжиться. Будут созданы новые генераторы защитного поля, и купол в конце концов охватит всю планету, которая постепенно превратится из бескрайней черной пустоты в шумящий зеленый рай.