Милевская Людмила. Кикимора болотная

   — Обычная девица, каких миллион. Сонь, мне некогда, ты иди, она ждет.
   Я несколько успокоилась, но бдительности решила не терять. Придала своему лицу самое строгое выражение и поплыла в прихожую.
   Девица топталась у двери на коврике. Вид у нее был очень смущенный, а когда я грозно сказала «ну?», бедняга и вовсе сконфузилась. Глаза из-под челки смотрели загнанно и обреченно.
   «И где только Маруся откопала такую?» — подумала я и строго повторила вопрос:
   — Ну?
   Девица покрылась красными пятнами, нервно затеребила подол платья и, приседая, сказала:
   — Здрасте.
   — Здравствуйте, милая, — покровительственно ответила я, придирчиво изучая ее и оттаивая душой.
   "Нет, это существо не опасно. Чтобы мой Астров изменил мне вот с этим?
   Даже если такое случится, я только ему посочувствую".
   Я решила ее подбодрить.
   — Итак, слушаю вас, — сказала я, после чего девица растерялась окончательно и сбивчиво залепетала:
   — Меня это, Жанна зовут, я это, насчет работы пришла, мне это, говорили, я собиралась уже вчера, но, сказали, что как бы не надо, а сегодня, вот.
   — Понятно, следуйте за мной, — усмехнулась я и отправилась на кухню.
   Когда мы проходили мимо ванной, внезапно распахнулась дверь, и перепачканный Евгений шагнул нам навстречу. Девица испуганно шарахнулась и юркнула на кухню раньше меня.
   — Кто это? — свистящим шепотом спросил Евгений, делая ужасные глаза.
   — Прислуга, — издевательски кривляясь, ответила я. — Допрыгались, милые.
   — И как она?
   — По-моему, ее надо лечить.
   Евгений пожал плечами и скрылся в ванной, а я отправилась на кухню.
   Девица стояла ко мне спиной и смотрела в окно.
   — Присаживайтесь, Жанна, — я указала на стул. — Кофе хотите?
   — Спасибо, — робко ответила она.
   — Спасибо? В каком смысле?
   — В смысле… Не хочу.
   Я задумалась о соотношении робости и покорности в характере человека и на несколько секунд забыла о Жанне…
   Очнулась я, лишь когда Санька выскочил из ванной и с криком «где моя прислуга?» прыгнул на руки Жанны.
   Я остолбенела. Я близка была к обмороку, поскольку находилась в уверенности, что девушка точно лишится чувств, но ошиблась. Жанна мгновенно преобразилась. Она рассмеялась, не выпуская Саньку из рук, уселась на стул, повела с ребенком бойкий разговор и через пять минут знала о нас столько, что я озаботилась новой проблемой.
   Оказывается, наличие прислуги в доме делает жизнь его обитателей весьма прозрачной.
   С этим смириться я никак не могла, но, видя своего ребенка в руках Жанны радостным и счастливым, я представила себя сидящей, скажем, в опере, а рядом Евгений. Что ж, недурно. А к нашему приходу Санька, отмытый до белизны, переодетый в свежевыстиранную пижамку, сладко дремлет на кружевных белоснежных простынях, а на столике в гостиной приятный ужин на двоих и при свечах…
   Просто блеск!
   Я посмотрела на Жанну совсем другими глазами.
   "Ну и пусть сплетничает, — храбро подумала я. — После Старой Девы и верной подруги Маруси мне это совсем не страшно. Главное, что она любит детей.
   И они любят ее, если судить по моему Саньке, а его трудно обмануть".
   — Что вы умеете делать? — спросила я, чтобы не выглядеть легкомысленной.
   Жанна вмиг утратила веселье, привычным движением (как куклу) прижала моего сына к груди и серьезно отчиталась:
   — По дому умею делать все: стирать и гладить белье, чистить ковры, натирать паркет, знаю десять рецептов варки кофе, хорошо готовлю традиционные блюда и обожаю драить кастрюли.
   Представив, что всю эту нудную и изнуряющую работу она будет делать вместо меня, я почувствовала значительный прилив сил. Последняя же ее фраза едва не довела меня до экстаза.
   — А комнатные растения вы любите? — спросила я, с огромным трудом скрывая радость. — У меня много дорогих цветов.
   — Цветы — с детства моя слабость. Я их холю и лелею, словно своих деток.
   Сладкий вздох вырвался из моей груди:
   — Ах!
   Но я быстро взяла себя в руки и строго спросила:
   — А как вы относитесь к домашним животным?
   Надо признаться, что у меня не было никаких домашних животных, но я уже серьезно задумалась: «А почему бы мне их не завести?»
   Услышав вопрос, Жанна буквально заискрилась внутренним светом и с трогательной нежностью произнесла:
   — Домашних животных очень-очень люблю. Я затрепетала.
   "Ну надо же, как мне повезло. Это просто ангел какой-то, а не девушка.
   Таких надо клонировать. Просто брать и клонировать. Сотнями. Тысячами. Чтобы всем было хорошо. Ах, как я теперь заживу! Даже не знаю, как благодарить мою Марусю".
   — А скажите-ка, милая, что вы любите больше всего? — спросила я, недоумевая, как могла так долго обходиться без прислуги.
   — Больше всего на свете я люблю детей, — ответила Жанна, и мне потребовалось немало сил, чтобы удержаться на стуле, а не наброситься на нее с объятиями и поцелуями.
   Пришлось торжествовать молча, что было равносильно пытке.
   — А как вы относитесь к воспитанию? Мне хотелось бы вырастить из сына приличного человека, а не какого-нибудь рэкетира, депутата или, упаси боже, лидера ЛДПР.
   Этот вопрос всегда очень волновал меня. Некоторые заводят детей и совсем не хотят их воспитывать. Детей это чрезвычайно травмирует. Именно так получаются вышеперечисленные продукты плохого воспитания.
   — Я обожаю воспитывать детей и даже закончила шестимесячные курсы гувернанток, — заверила меня Жанна, чем окончательно свела с ума.
   Подобно голливудской героине, мне захотелось, подпрыгивая от счастья, закричать: «Хочу! Хочу!» Но я чудом сдержалась.
   А вот Санька не стал скрывать своих чувств. Он завизжал от радости, чем привлек внимание Евгения. Он испуганно ворвался в кухню и, увидев, что здесь все довольны, с облегчением вздохнул.
   Санька прыгал на коленях Жанны, а я томилась от переизбытка чувств:
   «Вот кого мне нашла Маруся! Вот кого она мне нашла!»
   Будь у меня хоть капля предвидения, я залилась бы слезами в тот самый миг, когда нога Жанны ступила на порог моей квартиры.
   Но даром предвидения обладаю не я, а все кому не лень. Послушать мою Марусю, даже она обладает этим даром; Хотя, если учесть, сколько неприятностей принесла мне ее Жанна, то, может, это и так. Однако все это в дальнейшем, а пока…

Глава 3

   А пока я не знала, куда деться со своим счастьем: хотелось буквально со всеми поделиться открытием, что я и делала в первые дни с утра до вечера.
   — Знаешь, что приносит женщине истинное блаженство? — вопрошала я очередную из подруг, лежа на диване с сигаретой в зубах и любуясь тем, как спорится работа в руках Жанны.
   — Новая шубка? — принималась гадать подруга.
   — Холодно.
   — Богатый любовник?
   — Холодно.
   — Отдых на Канарах?
   — Уже теплей.
   — Неужели групповой секс? — с восхищением изумлялась подруга.
   — Фи, какая чепуха. Это, все вместе взятое, не идет ни в какое сравнение с моей Жанной, — с гордостью сообщала я. — Прислуга — вот что может сделать женщину счастливой. Когда имеешь домработницу, то шубки, любовники и отдых на Канарах так же доступны, как групповой секс. Когда в твою жизнь входит прислуга, жизнь вроде та же, но совсем с другим оттенком. Знаешь, чем отличается лебедь от курицы?
   — Шеей?
   — Умением летать. Курица только хлопает крыльями, но остается на земле.
   Так вот, я взлетела так высоко, что мне жаль вас, хлопающих крыльями. Жанна, приготовь мне белую блузку, но сначала принеси кофе и сделай потише телевизор.
   Или нет, выключи его совсем.
   Не стоит, думаю, упоминать чувства, которыми преисполнялись мои подруги. Все, как одна, завидовали мне завистью всех цветов радуги. Лишь Тамара — очень деловая женщина — не поняла меня.
   — Серьезно? — удивилась она. — Прислуга действительно приносит столько радости?
   — Прислуга и счастье — синонимы, — заверила я.
   — Странно, — изумилась Тамара, — почему же я не испытала этого? У меня два водителя, кухарка, горничная, прачка и садовник, не считая секретарш, которых тоже можно смело отнести к прислуге, если взять во внимание то, чем им обычно приходится заниматься. Сюда же можно отнести и телохранителей. Так почему же я несчастна?
   — Может, потому, что количество не всегда переходит в качество? — предположила я.
   — А может, мой муж вместо меня кайфует? Даня! Даня!!! Сейчас же иди сюда, — закричала Тамара, обращаясь к мужу. — Соня утверждает, что прислуга приносит счастье. Отвечай, это правда?
   — Лично мне счастье приносишь ты, — услышала я честный ответ бездельника Дани.
   Еще бы, бизнес Тамары кормит известную часть страны, так что уж тут говорить о каком-то Дане.
   — Соня, наша прислуга никакого счастья не приносит, — со вздохом призналась Тамара. — Одни только хлопоты. И все воруют.
   — Это потому, что у тебя нет моей Жанны, — с гордостью ответила я, всей душой жалея подругу.
   Можете представить, как жилось мне в те дни, раз я была полна таких восторгов. Жанна — девушка из многодетной семьи, самая старшая из детей — была на редкость ловка и трудолюбива. С шести лет на ее плечи легли большое хозяйство и толпа братишек и сестренок. Она привыкла со всем справляться и не роптать и сохранять жизнерадостность. Скромность ее поражала, ум вызывал уважение, легкий нрав — симпатию.
   В моем доме воцарился абсолютнейший порядок, Санька был ухожен и накормлен, а мы с Евгением располагали всеми вечерами к собственному своему удовольствию. И все это за весьма скромную плату, потому что выяснилось:
   Жанна мечтает в совершенстве овладеть английским. Я охотно взялась ей в этом помочь, расширяя по ходу ее кругозор и без устали делясь своим жизненным опытом.
   За короткое время мы стали подругами, точнее я стала ее кумиром, что было особенно приятно. Занимаясь домашним хозяйством, Жанна успевала не только слушать меня, но и выражать свое восхищение, причем в самой лестной форме.
   Конечно, я была в восторге, день ото дня все больше влюбляясь в прислугу, подумывая всерьез над повышением жалованья, что с моей стороны уже было бы настоящим меценатством, поскольку Жанна планировала продолжить свое образование и собирала средства для оплаты обучения в университете.
   Я поделилась своей идеей с Евгением, и он всячески ее одобрил, напомнив, однако, что такие домработницы, как Жанна, на дороге не валяются, а ведь если она поступит в университет, ее надо будет кем-то заменить. Впервые в жизни, да простит меня господь, я пожалела об отмене крепостного права.
   — Я же умру без нее.
   — Ну, это будет не так скоро, — поспешил успокоить меня Евгений.
   — Да, но я уже сейчас представить не могу, как буду обходиться без нее.
   К тому же она мне как дочь. Все, что есть у меня внутри, что накопилось за долгие годы жизни, настойчиво требует передать это дочери.
   — Отдай Саньке. — Ему это на пользу не пойдет. Нет, нет, нет. Представить себе не могу, что будет, когда меня покинет Жанна.
   — Это будет не скоро, — снова заверил меня Евгений, но он ошибался;
   Через несколько дней после нашего разговора позвонила Тамара и пригласила меня на банкет по случаю своего юбилея.
   Так было всегда. Все дни рождения Тамары, сколько себя помню, проходили на моих глазах. Сначала это были детские собрания с тортом, свечами и лимонадом, потом отроческие вечеринки с теми же атрибутами и подпольным вином, потом юношеские бесшабашные пьяные компании и так далее.
   Но с тех пор, как Тамара забралась на коммерческий олимп, ее дни рождения не радовали меня. Я отбывала их как повинность, расплачиваясь за многолетнюю верность и дружбу. Там уже не было прежней атмосферы родственного единства, где все любили и были любимы. Там присутствовали скука и суета, и еще много тщеславия и прагматизма. Все друг от друга чего-то хотели и старались это тут же получить.
   Там, на этих юбилеях, я уже не принадлежала себе и чувствовала себя чужой и страдала, что не нужна Тамаре, как прежде, и что она меня уже не так любит, хотя она клялась, что без меня на собственном дне рождения просто повесилась бы. Вот как загнала бедняжку жизнь.
   В общем, я знала, что ждет меня на этом банкете: это будет шумный и суетливый прием с чиновниками, политиками, бизнесменами, банкирами и звездами эстрады, где у каждого припасен камень за пазухой и улыбка до ушей.
   Я очень не хотела туда идти, но не могла отказать подруге. Я вынуждена была сказать «да».
   Тамара, избавившись от неловкости, связанной с ожиданием моего ответа, обрадовалась и размечталась о том, чего уже не будет никогда: как мы посидим вдвоем, напьемся, поболтаем, распахнем друг другу души…
   — Кстати, Мама, как там твоя новая подруга-домработница? — неожиданно спросила Тамара. — Ты по-прежнему от нее в восторге?
   — Она прелесть, я не прочь ее удочерить, — засвидетельствовала я, — Жаль, что я никак не могу ее увидеть. Все дела, дела. Времени свободного совсем нет. Неужели она так уникальна?
   — Можешь не сомневаться. Это перл.
   — Слушай, Мама, а почему бы тебе не захватить ее на мое торжество?
   Может, мне удастся переманить ее к себе, и я узнаю, что такое настоящее счастье.
   Мне понравилась такая мысль, я имею в виду, конечно, не счастье Тамары, а само торжество.
   — Это идея! — закричала я, предвкушая, сколько радости получит Жанна от того, что для нас с Тамарой хуже цирроза.
   Я мгновенно ощутила себя волшебницей-крестной, щедро одаривающей Золушку-Жанну, и поинтересовалась:
   — А карета за нами будет? Тамара поняла меня с полуслова.
   — Будет, и с кучером, — пообещала она.
   — Блеск!
   Я повесила трубку и вот тут-то впервые ощутила его. Он стоял за моей спиной и дышал мне в затылок. Я застыла перед зеркалом, висящим над телефонным столиком, и потому ясно видела: за мной нет никого.
   Но кто-то дышал. Даже волосы шевелились на затылке. Ужас!
   Не знаю, что стало бы со мной, если бы не звонок в дверь. На пороге стояла Старая Дева. По отсутствию бигуди я определила, что она при параде.
   — Ко мне пришел старый друг, — заблеяла она, — и очень хочет с вами поговорить.
   — С чего это? — испугалась я.
   — Он ваш читатель.
   — Ваш друг?
   — Да, — с осуждением подтвердила Старая Дева. — Мой друг — ваш читатель.
   — Пусть читает что-нибудь другое, — запротестовала я и поспешно захлопнула дверь.
   И в это время осознала, что не чувствую дыхания на моем затылке.
   «Чего только не привидится, — подумала я и рассмеялась. — А может, тот, который дышал, обиделся за друга Старой Девы? Не слишком-то любезно я обошлась с ним. Сам виноват. Впредь будет знать, с кем дружить».
   …Это происшествие тут же забылось, и последующие два дня я портила Жанну, заставляя ее примерять свои наряды. В моем розовом платье она была так мила, что это заметил даже Евгений.
   — Ого! — сказал он, после чего я поняла, что перестаралась.
   Жанна вспыхнула и потупилась, а я возмутилась.
   — Это что еще такое? Ты не пойдешь с нами, так что не радуйся, — предупредила я Евгения.
   — И очень тебе за это благодарен, — ответил он. — По роду деятельности я достаточно насмотрелся. Когда я был телохранителем у…
   Но я не могла это слушать. Я его оборвала:
   — Знаем, знаем, наслышаны. Чем распускать перед Жанной хвост, пойди-ка лучше посмотри, чем занят там наш Санька.
   — А что, Жанна уже освобождена от своих обязанностей? — удивился Евгений.
   — До банкета частично — да. Нам еще нужно обсудить манеры, раз они так ее беспокоят.
   Астров скроил недовольную физиономию, но отправился к Саньке.
   — Так вот, — обратилась я к Жанне, едва за ним закрылась дверь, — нет там никаких манер. Все то воспитание, которое ты получила у своих родителей, придется забыть. Ты не сморкаешься в занавеску, умеешь пользоваться ножом и вилкой, не чавкаешь во время еды и не хватаешь со стола руками — на этом и остановимся. Этого Достаточно.
   — Неужели? — удивилась она.
   — Остальное тебе ни к чему. Научись, милая, не краснеть, не робеть, не конфузиться и говорить то, что хочется, не выбирая момента.
   Жанна с ужасом воззрилась на меня.
   — Да, да, милая, — компетентно подтвердила я. — Обязательно научись перебивать собеседника: уверенно и хорошо поставленным голосом, так, чтобы ему сразу стало ясно, что он невежа и несет форменную чушь. И непременно дай ему понять, что ты Нечто, а он плебей и недостаточно богат. Если при этом ты будешь сидеть с нахальным видом, закинув ногу на ногу и попыхивая сигаретой в дорогом мундштуке, тебе поверят и возненавидят всей душой. После этого можешь переходить к сдержанным комплиментам. Из твоих уст они будут очень ценны.
   Я перевела дыхание, пользуясь этим, Жанна сообщила:
   — Но у меня нет дорогого мундштука. И я совсем не умею курить.
   — Чепуха, это проще простого, а мундштук я тебе одолжу. Главное, не переборщить с комплиментами, чтобы собеседник (или собеседница) не задрал нос.
   Так, слегка одари его и принимайся давить по новой, пусть почувствует свое ничтожество, а потом снова приободри легким комплиментом.
   Жанна всплеснула руками:
   — Боже, как это сложно!
   — Да, милая, непросто, — согласилась я. — Но ради собственного престижа порой приходится из кожи вон лезть, тебе же придется делать немного. Держи собеседника в тонусе, и его уважение тебе гарантировано. Если при этом он сочтет тебя полезной, завоюешь и его любовь.
   — А ее?
   — Или ее, смотря с кем будешь общаться.
   Здесь существенной разницы нет. Но это при условии, что ты не будешь занудой. Умей улыбаться и вызывать улыбки. И помни, где бы ты ни была, везде ты главная, потому что женщина и очень хорошенькая. Ты должна свято в это верить, так как тебя обязательно попытаются убедить в обратном.
   С чувством исполненного долга я откинулась на спинку дивана и победоносно взглянула на нее. Бедняжка окончательно сникла.
   — Как же все это суметь? — схватилась за голову она. — Что для этого нужно?
   — Уверенность.
   — Уверенность?
   — Да, милая. Уверенность в том, что ты венец творения. Когда ты уверишься в собственной непогрешимости, в это поверят и все остальные. Ты приобретешь значимость.
   — Правда?
   — Клянусь!
   — А если у меня не получится, — вздохнула Жанна. — Что для этого нужно?
   — Ты должна твердо знать: все, что делают Другие, — плохо, пошло и бездарно. Правильно и хорошо лишь то, что делаешь ты. Вот формула Успеха. Но она требует определенного состояния, я имею в виду материальную сторону жизни.
   Самовлюбленность — порок, а порок — роскошь. Бедность обречена быть добродетельной, в то время как богатство может позволить себе и порок. За все то, чему учила тебя я, нищенку, невзирая на внешность, назовут хамкой и надают по шее. Так что, милая, ничего не поделаешь, придется блефовать, если хочешь попасть в приличное общество.
   Жанна задумалась. Кажется, желание попасть в приличное общество у нее исчезло. Я поняла, что перестаралась, и решила ее успокоить.
   — Ну, милая, не стоит пугаться, я буду рядом и поддержу, если будет в этом нужда. К тому же у нас есть несколько дней, которые мы посвятим усиленным репетициям и тренировкам. У тебя все получится. К тому же я смотрю на этот банкет не только как на развлечение, а с дальним прицелом. Ты молода, бедна и вышла из среды, не предполагающей будущего. Если осуществится твоя мечта и ты закончишь университет, что будет дальше? Думала ты об этом?
   Жанна растерялась.
   — Не знаю. Я разбогатею и буду жить достойно.
   — Как ты себе это представляешь? — спросила я, изумляясь такой наивности.
   — Ну, получу образование и буду работать.
   — Где? Все приличные места давно заняты. Кто поможет тебе устроиться на достойную работу? Твои подруги, которые работают за гроши?
   Она сидела в моем безумно дорогом розовом платье на моем безумно дорогом антикварном диване и была похожа на печального суслика.
   Сердцe мое зашлось от жалости.
   Почему хорошим людям так плохо живется?
   В этом есть жуткая несправедливость!
   — Допустим, я тебя не брошу, — заверила я-. Но ты должна сама научиться хоть чуть-чуть работать локтями. Ты трудолюбивая девочка, и руки — это хорошо, а локти еще лучше.
   Пришел Евгений и возмутился:
   — Чему ты учишь ребенка?
   — Жизни! — парировала я и с гордо поднятой головой удалилась.
   Но лучше бы я этого не делала. Лучше бы я осталась в комнате и убедила Жанну в том, что все это шутка, что не надо ей никакого общества, поскольку живут же люди и без него, и совсем неплохо живут на свои гроши. Но я ушла, позволив ей закоренеть в своих желаниях.

Глава 4

   Наступил долгожданный день. Все утро мы репетировали, и у Жанны уже кое-что неплохо получалось. Она научилась элегантно закидывать ногу на ногу, принимать раскованную позу и естественно смотреть в упор пристальным взглядом.
   Мундштук в ее пальчиках выглядел тоже вполне естественно, и она уже почти не давилась дымом.
   Евгений, которому в этот вечер предстояло нянчить Саньку, крутился рядом и не переставал Дивиться: как легко можно испортить человека.
   Я не разделяла его мнения, поскольку Жанна все еще не могла избавиться от комплекса неполноценности и в глазах ее слишком часто появлялся испуг. Она была безнадежно целомудренна и ничего не могла поделать со своей наивной доверчивостью, а также любовью к людям. Времени было мало, и мне пришлось смириться. Я сделала все, что могла. На первый взгляд Жанна была неотразима, а там уж — как бог даст.
   Когда за нами прибыл автомобиль, присланный Тамарой, я, в последний раз придирчивым взглядом окинув Жанну, успокоила себя:
   — Как-нибудь обойдется.
   — Она так прелестна, что не обойдется, — рассмеялся Евгений.
   Он словно в корень смотрел. Так все и вышло.
   Обычно Тамара для своих торжеств арендовала подходящие случаю помещения, но на этот раз все были приглашены на ее новую дачу. Она сделала там суперремонт и хотела незамедлительно пустить пыль в глаза. Ей это удалось. В тот вечер многие ее друзья стали ее же тайными врагами. Только Жанна, пожалуй, восхищалась без примеси иных чувств. Остальные — коченели от зависти.
   Тамара, в бриллиантовой диадеме, в драгоценной горностаевой накидке, в длинном белом платье, как прекрасное привидение стояла у входа в свой сверкающий огнями дворец и на правах любезной хозяйки говорила гостям гадости.
   — А-а, это ты, мой маленький! — фальшиво обрадовалась она толстому, приземистому мужчине, ведущему под руку высоченную девицу, похожую на фонарный столб. — Это ты, мой пони!
   — Почему это маленький? Почему это поди? — обиженно пыхтел он, подставляя хозяйке губы.
   — Потому что я обожаю тебя, — пояснила Тамара и, словно только что заметив «фонарный столб», захлебнулась от восторга:
   — Ах, Дианочка, прелесть моя, как ты пополнела! И как тебе идет второй подбородок!
   Дианочка, позеленевшая от бесконечных диет, но так и не сумевшая избавиться от двойного подбородка, была близка к обмороку. Она вспыхнула от ярости и могла наговорить бог знает чего. Я даже струхнула, но глупость в больших голубых глазах выдавала ее безобидность, и я успокоилась. Тамара легко справится с такой и без моей помощи.
   За «столбом» и «пони» следовали мы. На лице моей подруги появилась мимолетная искренность.
   — Мама! Это ты?! Слава богу! Я думала, ты уже не придешь, — воскликнула она, целуя меня, отстраняясь и цепким взглядом оценивая мой скромный наряд.
   — По-моему, мы не опоздали, — ответила я, кивая на Жанну.
   — Здрасте, — присела моя смущенная Золушка, которая, несмотря на утомительные репетиции, сразу, же все сделала не так.
   — Ба! Мама, да ты не одна! — обрадовалась Тамара. — Это и есть твоя необыкновенная крошка?
   — Да, это она, но что ты будешь с нами делать?
   Тамара мгновенно поняла, о чем идет речь.
   — Не волнуйся, я представлю ее как подругу и дочь своей подруги, — воскликнула она.
   — Надеюсь, ты не меня имеешь в виду? — насторожилась я.
   — Нет, конечно, у нее же есть своя мать, — успокоила меня эта язва. — Пойдем, я покажу тебе кое-что. Даня! Даня! Принимай гостей!
   Элегантный Даня поспешил занять пост, а мы направились в сад.
   — Как вам моя иллюминация? — поинтересовалась Тамара. — Обрати внимание, последний писк.
   — Дом словно охвачен пламенем, — похвалила я. — И что, это будет постоянно так?
   — Да, наружное освещение нынче в моде. Мама, а как тебе мои фонтаны?
   — Зашибись!
   — А цветы?
   — ;И цветы — зашибись, но кто их выставил на холод? На деревьях еще и почки не набухли, а у тебя фонтаны и цветы.
   — Ах, я же не виновата, что родилась весной, — вздохнула Тамара. — За делами жизнь проходит мимо. Даже некогда полюбоваться этой красотой. Даже на Сейшелах я отсыпалась, и единственное, что мне удалось, так это обгореть на солнце.
   Мне стало жаль свою несчастную подругу.
   Я решила ее приободрить.
   — Зато сегодня у тебя сладкая жизнь, — сказала я. — Все, не исключая и меня, страдают от зависти.
   — То-то же, — удовлетворилась польщенная хозяйка и от избытка чувств ущипнула за щечку Жанну. — А что это мы такие молчаливые?
   — Ребенок никак не может в себя прийти от твоего «Мазератти» с водителем, — пояснила я.
   — Ах, вот оно что, — улыбнулась Тамара. — Но ты же сама просила карету.
   Я не успела ответить. Примчался взволнованный Даня и с воплями «приехал Сам» утащил мою подругу. Мы с Жанной остались одни.