Страница:
И это была не единственная его ошибка. Вторая состояла в том, что Тристан все же простудился. Следующие два дня и две ночи его лихорадило. Мэдди ни разу не упрекнула его в том, что он не прислушался к ее совету, однако в глазах ее явственно читалась укоризна.
Однажды она даже предложила ему задержаться на несколько дней в очередной гостинице, где они остановились на ночлег, но это лишь укрепило Тристана в его решимости как можно быстрее добраться до Парижа. Вечером девятнадцатого марта, когда они въехали в город, Тристан чувствовал себя слабым, как котенок. Мало того, он постоянно кашлял, а мышцы его то и дело сводило судорогой, отчего верховая езда превратилась для него в постоянную пытку.
В Париже было необычно тихо. Трудно было поверить в то, что Наполеон со своим войском вот-вот вступит в столицу. Ничто не предвещало того, что вечером горожане уснут под властью короля, а, проснувшись утром, обнаружат, что на троне снова восседает император.
– Надо заехать в Тюильри, – прохрипел Тристан между приступами кашля. – Каслри захочет получить отчет из первых рук о судьбе короля Людовика, а я, возможно, окажусь единственным, кто сможет предоставить ему эти сведения.
Вспомнив о фанатичной преданности, которую питал к Бурбонам ее дед, Мэдди кивнула в знак согласия, хотя больше всего на свете в тот момент она желала горячего обеда и мягкой постели.
У ворот королевского дворца собралась толпа. Тристан и Мэдди спешились и, ведя лошадей в поводу, направились к народу.
– Что происходит? – осведомился Тристан у какого-то грязного старика, опиравшегося на палку.
Старик окинул Тристана угрюмым взглядом из-под набрякших век.
– Ничего такого, что могло бы заинтересовать вас, святой отец. Толкуют, что Маленький Капрал сегодня ночует в Фонтенбло, а Жирный Людовик бежит в Гент. – Старик пожал узкими плечами. – Но какая разница, кто сидит на французском троне? Для нас, простых горожан, это ничего не меняет. – Подняв голову, он бросил взгляд на ворота. – Ага, вот и король, – заметил он, снимая шапку.
Мэдди увидела двух лакеев в ливреях. Они несли огромное кресло, в котором восседал толстяк в пурпурном атласном жилете, с редеющими седыми волосами и тройным подбородком, колыхавшимся, как пудинг.
Мэдди недоверчиво уставилась на него.
– Только не говорите мне, что эта жаба-переросток и есть тот самый король, за которого мой дед готов был пожертвовать жизнью! – шепнула она Тристану.
– Но это и вправду король, – прошептал он в ответ, сдерживая кашель.
Толпа приветствовала монарха со сдержанным энтузиазмом, и лакеи задержались на мгновение, чтобы король мог в ответ помахать народу рукой.
– Возлюбленные мои соотечественники, – произнес Людовик на удивление сильным и певучим голосом. – За себя не боюсь, я боюсь за Францию. Тот, кто разжег в нашей стране пламя гражданской смуты, обрушил на Францию и все несчастья войн с иными государствами. Он снова хочет надеть на шею нашей страны железное ярмо. Он намерен уничтожить конституцию, которую я даровал вам.
По толпе прокатился гром аплодисментов, а какой-то молодой солдат в потрепанной роялистской форме даже прокричал: “Да здравствует король!”
Король промокнул лоб кружевным платком и продолжал:
– Да будет эта конституция, эта гордость каждого француза, любящего свое отечество, нашим священным знаменем!
Толпа снова разразилась приветственными возгласами, на сей раз более искренними. Затем с помощью полудюжины крепких стражников Людовик Восемнадцатый сошел с носилок и уселся в богато украшенную дорожную карету. Напоследок Мэдди заметила, что король помахал пухлой, унизанной перстнями рукой из окна кареты, уже катившей на север, к бельгийской границе.
Глаза девушки наполнились слезами.
– Слава Богу, что моего деда здесь нет! Слава Богу, что он не увидел эту жалкую пародию на короля, дрожащую от страха перед Корсиканцем! – грустно проговорила она и огляделась вокруг. – Но у короля все-таки осталась горстка сторонников. Они хотя бы приветствовали его напоследок.
– Точно так же они будут завтра приветствовать Бонапарта, – сухо заметил Тристан. – Этот старый парижанин совершенно прав. Людям надоело сражаться не на жизнь, а на смерть, и они готовы с распростертыми объятиями принять любого, кто пообещает им мир и спокойствие. Но это не наша забота. – Он обвел взглядом толпу, уже заметно поредевшую. – Пока что мне не попалось на глаза ни одного знакомого, но удача может изменить нам. Надо покинуть Париж как можно скорее, прежде чем меня кто-нибудь узнает.
Усевшись в седло, он оглядел широкую улицу, полукольцом окружавшую Тюильри.
– Но сперва нужно добыть овса для лошадей, обед для нас с вами и постели, где мы могли бы отдохнуть хотя бы несколько часов. А как только рассветет, мы поскачем в Кале.
Мэдди устало взобралась в седло и последовала за ним по улицам Парижа. Уже почти стемнело. Миновав недостроенную Триумфальную арку, которую Наполеон велел воздвигнуть в честь своих побед, путники оказались в районе, где улицы сменились узкими кривыми переулками, а элегантные здания уступили место грязным хибарам и крошечным лавкам без витрин.
Дул резкий ветер. Сырой, тяжелый воздух над городом пропах грязью и отбросами, которыми были завалены старинные улицы. Одной рукой придерживая поводья, а другой прикрывая глаза от пыли, Мэдди старалась не отставать от Тристана, который гнал жеребца по лабиринту переулков.
Дважды он терял дорогу и проезжал по той же самой улице, которую лишь несколько минут назад оставил позади. Но, наконец, когда Мэдди уже решила, что они безнадежно заблудились, Тристан остановился в конце мощенного булыжником тупичка перед дверью, ведущей в полуподвал.
– Вот мое бывшее жилище, – пояснил он своей спутнице осипшим от простуды голосом и постучал в дверь. – Владелица этого дома моя старая приятельница. Здесь мы можем рассчитывать на приличный ужин и чистую постель.
Он постучал еще раз, и дверь, наконец, отворилась со скрипом. На пороге появилась миниатюрная темноволосая фигурка в белом пеньюаре.
– Тристан, друг мой! – воскликнула она, обвивая его шею пухлыми ручками. – Но зачем ты натянул на себя эту сутану? Она тебе не идет!
Тристан хохотнул, от чего у него опять начался приступ кашля.
– Это долгая история, Минни, и лучше рассказывать ее за стаканом вина и тарелкой хорошей еды. – Он передал поводья обеих лошадей вертевшемуся рядом с ним уличному мальчишке и велел отвести животных в конюшню, а затем легонько подтолкнул Мэдди к двери. – Минни, ты не могла бы пустить нас с другом переночевать? Нам нужны соседние комнаты, соединенные дверью.
Минни удивленно приподняла бровь, пропуская Тристана и Мэдди в дом.
– Итак, дорогой, ты не согревал мою постель вот уже десять месяцев, а теперь просишь устроить тебя на ночлег с этим… этим созданием! – Она смерила Мэдди презрительным взглядом.
Тристан искоса взглянул на Мэдди, не зная, как она отреагирует на эти рискованные слова, однако Мэдди усилием воли скрыла свое потрясение.
Она внимательно всматривалась в лицо этой “старой приятельницы”, которая, очевидно, оказалась также и любовницей Тристана. Даже в тусклом свете свечей Мэдди различала тонкую сеточку морщин под черными круглыми глазами этой женщины, свидетельствовавшую о том, что Минни была уже не в первом цвете молодости. И все же этой женщине нельзя было отказать в определенной роковой красоте, а тонкий пеньюар почти не скрывал ее полную грудь и округлые бедра… Мэдди всегда втайне завидовала женщинам с такой пышной фигурой.
Минни обиженно выпятила нижнюю губу.
– Я по тебе скучала, Тристан. Чем я провинилась, что всю свою жизнь вынуждена тосковать по такому жестокому, такому бездушному мужчине! – Она бросила на Мэдди еще один злобный взгляд. – И вот ты опять так меня обижаешь!
– Я тоже по тебе скучал, дорогая, – проговорил Тристан, равнодушно целуя в лоб женщину, которая была его любовницей почти семь лет.
Беззастенчивые намеки Минни на их прошлые взаимоотношения почему-то смущали его. Прежде ее откровенность никогда не вызывала у него раздражения, напротив, он даже находил ее забавной. Но сейчас он невольно смотрел на всю эту ситуацию глазами Мэдди… Впрочем, небольшой образчик его прошлой жизни, возможно, развеет, наконец, ее иллюзии.
Минни нужно было успокоить, во что бы то ни стало. Она была ревнивой как кошка, и если не удастся умаслить ее, то придется ночевать на улице на пустой желудок. Но этой ночью Тристан намеревался ограничиться только сладкими речами. Желания делить с Минни постель он не испытывал… и объяснял для себя этот редкий феномен последствиями простуды.
Тристан ласково оторвал пальцы Минни от своей руки.
– Что за чепуха взбрела тебе в голову? – спросил он, приподнимая нежный подбородок своей любовницы и легко целуя ее в пухлые красные губы. – Я же сказал тебе: этот мальчик просто мой друг.
– Это правда?
– А разве я тебе когда-нибудь лгал?
– Нет, но я часто подозревала, что ты не говоришь всей правды. – Минни пожала плечами. – Ну что ж, никто не совершенен, и, кроме того… – Взгляд ее скользнул по худощавому стройному телу Тристана. – Кроме того, в тебе и так много достоинств.
Спустя несколько минут Минни уже приготовила восхитительную закуску, которой Тристан наслаждался, когда жил в Париже.
Мэдди и Тристан сели ужинать за круглый дубовый стол в гостиной на первом этаже дома. Минни, накрыв на стол, присоединилась к ним… вернее к Тристану: нимало не смущаясь, она уселась к нему на колени. Тристан изо всех сил старался утихомирить ее, чтобы спокойно поесть, однако Минни ерзала, не затихая ни на минуту.
– Веди себя прилично, Минни, – наконец велел Тристан, легонько шлепнув ее пониже спины. Бесполезно. Пальцы Минни по-прежнему то робко, то требовательно исследовали его анатомию. Подняв голову, Тристан обнаружил, что взгляд Мэдди прикован к ее тарелке, а щеки ее полыхают, как красные яблоки в корзине, которую Минни заботливо выставила на стол.
Покончив с ужином, путники поднялись из-за стола и направились на второй этаж, в спальные комнаты. Минни прошептала:
– Моя дверь, как всегда, не заперта, дорогой!
Мадлен опять залилась краской смущения, поскольку шепот эхом разнесся по узкому коридору, как звук трубы в пещере.
– Не гаси свечу и не закрывай дверь в мою комнату, – велел Тристан Мэдди, стоя на пороге между двумя соседними спальнями. – Я тоже оставлю свечу зажженной. – Он достал из-за пояса пистолет и вручил его Мадлен. – Обычно я легко просыпаюсь, но сегодня я себя чувствую из рук вон плохо, поэтому держи оружие под рукой… и, Бога ради, не забудь взвести курок, если понадобится пустить его в ход.
Мэдди с отвращением уставилась на пистолет.
– Зачем мне это нужно? Единственный, кто может к нам пожаловать, это ваша бывшая домовладелица… если вы не воспользуетесь ее любезным приглашением. Или вы хотите, чтобы я застрелила вашу “старую приятельницу”?
Мэдди отвернулась, но Тристан успел заметить, сколь соблазнительной была для нее эта идея. Зеленоглазое чудовище ревности прежде не посещало ее, но сейчас одна мысль о том, что твердые губы Тристана будут прижиматься к губам этой парижской Иезавели, сводила Мадлен с ума.
– Минни не придет в мою комнату. Это не в ее манере. А поскольку я не намерен вставать с постели после того, как улягусь, вы можете спать совершенно спокойно… но благоразумнее все же принять меры предосторожности.
Наклонившись, Тристан достал нож из-за правого голенища и положил его к себе на подушку.
– Спокойной ночи, Мэдди. Помните: нам надо подняться с рассветом.
И с этими словами Тристан сбросил с ног сапоги, не раздеваясь, забрался под одеяло и мгновенно провалился в сон.
Мэдди прошла в свою спальню, сняла пыльные штаны и рубаху и с наслаждением избавила от сапог ноющие ноги. Оставшись в одной сорочке, она плеснула на руки и лицо воды из умывального тазика и забралась в постель. Но, несмотря на усталость, сон не шел к ней. Матрас оказался неудобный, сбитый комками, а в уме Мадлен непрестанно вертелись события последнего дня и последних двух недель.
Главным образом, она, конечно, была изрядно шокирована “старой приятельницей” Тристана. Она никогда еще не встречалась с женщинами такого рода. Конечно, ей было известно, что большинство аристократов, посещавших дом ее деда, содержали любовниц, но все это хранилось в глубокой тайне.
Мэдди огорченно прикусила нижнюю губу. Когда Тристан посватается к ней, она даст ему понять, что после свадьбы не потерпит подобных связей. Впрочем, возможно, Тристан и сам решил исправиться: ведь, несмотря на соблазнительное приглашение Минни, он не выказал намерения нанести ей ночной видит.
Мэдди даже представить себе не могла, как мужчина в здравом уме может находить подобную вульгарность привлекательной. Впрочем, поразмыслив, она пришла к выводу, что это может восприниматься как приятное разнообразие. Но ведь должна же где-то быть золотая середина между грубой сексуальностью Минни и холодным равнодушием, которое выказывали к своим мужьям едва ли не все лионские аристократки!
Прошел целый час, а Мэдди все еще раздумывала над этим мучительным вопросом: каким образом, оставаясь настоящей леди, можно уберечь своего супруга от цепких объятий дам полусвета? И тут внезапно она услышала, как дверь в комнату Тристана открывается, и кто-то украдкой движется к его кровати.
Мэдди заскрежетала зубами. Выходит, Тристан заблуждался. Минни оказалась совсем не прочь нанести ему визит, когда поняла, что сам он к ней не явится. Мэдди прислушалась, затаив дыхание. Шаги замерли. На мгновение воцарилась тишина, а затем раздался хриплый вскрик Тристана и чье-то сдавленное ругательство. Второй голос явно принадлежал не хозяйке дома… и вообще не женщине.
Мэдди вскочила с постели, схватила пистолет, взвела курок и бросилась к двери в спальню Тристана. В свете свечи она разглядела высокого темноволосого мужчину в черном вязаном жакете и черных панталонах, плотно обтягивавших его ноги словно вторая кожа.
Неизвестный гость боролся с Тристаном на кровати. Противник Тристана навалился на него и занес руку. Сердце Мэдди бешено заколотилось: незнакомец сжимал в толстых пальцах смертоносный кинжал.
– Стойте! – закричала Мэдди, двумя руками поднимая пистолет. – Бросьте нож, или я выстрелю!
Убийца медленно опустил руку и оглянулся через плечо, впившись в Мэдди маленькими, глубоко посаженными черными глазками. У девушки пробежал холодок по спине. Она лихорадочно стиснула пистолет, руки ее дрожали, как листья на ветру. Злобные глазки убийцы остановились на трясущемся пистолете, он выругался и снова занес нож.
– Бога ради, Мэдди, застрелите этого ублюдка! – сдавленно прохрипел Тристан из-под прижавшей его к полу массивной туши.
Мэдди зажмурилась и нажала на спусковой крючок. В ноздри ей ударил едкий запах дыма. Раздался грохот, треск и приглушенный стон. Мэдди открыла глаза и увидела, что Тристан уже выбрался из-под обмякшего тела незадачливого убийцы и поднимается на ноги. Его лицо и волосы были присыпаны каким-то белым порошком, что придавало ему сходство с призраком.
– Хороший выстрел! Вы спасли мне жизнь, – спокойно сообщил он, отряхивая белую пыль со своей сутаны и вынимая пистолет из негнущихся пальцев Мэдди.
Мэдди прижала руку к губам, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
– О, Боже мой! Он… Я…
– Ничего подобного. Но вы все равно отлично поработали. Если вы откроете глаза, то увидите, что ваша пуля попала в потолок, одна из плиток откололась и свалилась на голову этого мерзавца как раз в тот момент, когда он собирался воткнуть в меня нож.
Тристан провел пальцами по волосам, и с них хлопьями посыпалась штукатурка. Губы его растянулись в улыбке.
– Удары по голове отлично вам удаются, Мэдди. Похоже, это ваша специальность. Вы оставляете за собой по всей Франции длинный след из проломленных черепов.
Незваный гость на кровати застонал, и Тристан поспешно стукнул его по затылку рукоятью пистолета.
– Я узнал этого негодяя, – сообщил он, засовывая пистолет в карман сутаны. – Это один из наемных убийц Фуше, и во всем Париже не сыскать другого мерзавца, который заслужил бы головную боль больше, чем он. Вообще-то, я оказал бы Франции хорошую услугу, если бы прикончил его прямо здесь сию секунду.
Мэдди ахнула.
– Но из почтения к вашим нежным чувствам я обуздаю свои природные инстинкты и всего лишь сделаю так, чтобы он не помешал нам спокойно убраться из Парижа. – Разрезав простыню на полоски своим ножом, Тристан тщательно связал своего противника по рукам и ногам.
– Прежде чем мы отправимся в Кале, я должен обменяться парой слов с Минни, – угрюмо добавил он. – Она наверняка приложила руку к этому грязному делу: когда мы ехали по Парижу, за нами никто не следил.
– Но ведь вы считали ее своей подругой! Зачем она это сделала?
– Именно это я и хочу выяснить. – Тристан засунул нож за голенище и направился к двери. – Держите дверь на замке, пока я не вернусь. Обычно жильцы этого дома не суются в чужие дела, но выстрел они наверняка услышали. Если они увидят, что я вышел из комнаты, то могут проявить неуместное любопытство. – Остановившись на пороге, он добавил: – Тем временем я советую вам надеть рубаху и штаны. Если кто-нибудь увидит вас в таком виде, вам будет непросто убедить его, что вы – юноша.
Мэдди проследила за направлением его взгляда и, к своему ужасу, обнаружила, что стоит перед ним всего-навсего в одной тоненькой сорочке. Залившись краской смущения, она бросилась в свою комнату и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Увидев свое отражение в треснувшем зеркале, которое висело на стене ее спальни, Мэдди окончательно пала духом: если у Тристана до сих пор еще оставались сомнения относительно ее женских достоинств, то теперь эти сомнения наверняка были разрешены не лучшим образом… особенно по контрасту с пышнотелой Минни. Мэдди нахмурилась. Впрочем, мужчины такие странные создания… а этот англичанин самый странный из всех мужчин, каких ей доводилось встречать. И откуда ей знать, так ли уж важны для него роскошные формы, если речь идет о женщине, которая станет хозяйкой в его доме и родит ему детей?!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Однажды она даже предложила ему задержаться на несколько дней в очередной гостинице, где они остановились на ночлег, но это лишь укрепило Тристана в его решимости как можно быстрее добраться до Парижа. Вечером девятнадцатого марта, когда они въехали в город, Тристан чувствовал себя слабым, как котенок. Мало того, он постоянно кашлял, а мышцы его то и дело сводило судорогой, отчего верховая езда превратилась для него в постоянную пытку.
В Париже было необычно тихо. Трудно было поверить в то, что Наполеон со своим войском вот-вот вступит в столицу. Ничто не предвещало того, что вечером горожане уснут под властью короля, а, проснувшись утром, обнаружат, что на троне снова восседает император.
– Надо заехать в Тюильри, – прохрипел Тристан между приступами кашля. – Каслри захочет получить отчет из первых рук о судьбе короля Людовика, а я, возможно, окажусь единственным, кто сможет предоставить ему эти сведения.
Вспомнив о фанатичной преданности, которую питал к Бурбонам ее дед, Мэдди кивнула в знак согласия, хотя больше всего на свете в тот момент она желала горячего обеда и мягкой постели.
У ворот королевского дворца собралась толпа. Тристан и Мэдди спешились и, ведя лошадей в поводу, направились к народу.
– Что происходит? – осведомился Тристан у какого-то грязного старика, опиравшегося на палку.
Старик окинул Тристана угрюмым взглядом из-под набрякших век.
– Ничего такого, что могло бы заинтересовать вас, святой отец. Толкуют, что Маленький Капрал сегодня ночует в Фонтенбло, а Жирный Людовик бежит в Гент. – Старик пожал узкими плечами. – Но какая разница, кто сидит на французском троне? Для нас, простых горожан, это ничего не меняет. – Подняв голову, он бросил взгляд на ворота. – Ага, вот и король, – заметил он, снимая шапку.
Мэдди увидела двух лакеев в ливреях. Они несли огромное кресло, в котором восседал толстяк в пурпурном атласном жилете, с редеющими седыми волосами и тройным подбородком, колыхавшимся, как пудинг.
Мэдди недоверчиво уставилась на него.
– Только не говорите мне, что эта жаба-переросток и есть тот самый король, за которого мой дед готов был пожертвовать жизнью! – шепнула она Тристану.
– Но это и вправду король, – прошептал он в ответ, сдерживая кашель.
Толпа приветствовала монарха со сдержанным энтузиазмом, и лакеи задержались на мгновение, чтобы король мог в ответ помахать народу рукой.
– Возлюбленные мои соотечественники, – произнес Людовик на удивление сильным и певучим голосом. – За себя не боюсь, я боюсь за Францию. Тот, кто разжег в нашей стране пламя гражданской смуты, обрушил на Францию и все несчастья войн с иными государствами. Он снова хочет надеть на шею нашей страны железное ярмо. Он намерен уничтожить конституцию, которую я даровал вам.
По толпе прокатился гром аплодисментов, а какой-то молодой солдат в потрепанной роялистской форме даже прокричал: “Да здравствует король!”
Король промокнул лоб кружевным платком и продолжал:
– Да будет эта конституция, эта гордость каждого француза, любящего свое отечество, нашим священным знаменем!
Толпа снова разразилась приветственными возгласами, на сей раз более искренними. Затем с помощью полудюжины крепких стражников Людовик Восемнадцатый сошел с носилок и уселся в богато украшенную дорожную карету. Напоследок Мэдди заметила, что король помахал пухлой, унизанной перстнями рукой из окна кареты, уже катившей на север, к бельгийской границе.
Глаза девушки наполнились слезами.
– Слава Богу, что моего деда здесь нет! Слава Богу, что он не увидел эту жалкую пародию на короля, дрожащую от страха перед Корсиканцем! – грустно проговорила она и огляделась вокруг. – Но у короля все-таки осталась горстка сторонников. Они хотя бы приветствовали его напоследок.
– Точно так же они будут завтра приветствовать Бонапарта, – сухо заметил Тристан. – Этот старый парижанин совершенно прав. Людям надоело сражаться не на жизнь, а на смерть, и они готовы с распростертыми объятиями принять любого, кто пообещает им мир и спокойствие. Но это не наша забота. – Он обвел взглядом толпу, уже заметно поредевшую. – Пока что мне не попалось на глаза ни одного знакомого, но удача может изменить нам. Надо покинуть Париж как можно скорее, прежде чем меня кто-нибудь узнает.
Усевшись в седло, он оглядел широкую улицу, полукольцом окружавшую Тюильри.
– Но сперва нужно добыть овса для лошадей, обед для нас с вами и постели, где мы могли бы отдохнуть хотя бы несколько часов. А как только рассветет, мы поскачем в Кале.
Мэдди устало взобралась в седло и последовала за ним по улицам Парижа. Уже почти стемнело. Миновав недостроенную Триумфальную арку, которую Наполеон велел воздвигнуть в честь своих побед, путники оказались в районе, где улицы сменились узкими кривыми переулками, а элегантные здания уступили место грязным хибарам и крошечным лавкам без витрин.
Дул резкий ветер. Сырой, тяжелый воздух над городом пропах грязью и отбросами, которыми были завалены старинные улицы. Одной рукой придерживая поводья, а другой прикрывая глаза от пыли, Мэдди старалась не отставать от Тристана, который гнал жеребца по лабиринту переулков.
Дважды он терял дорогу и проезжал по той же самой улице, которую лишь несколько минут назад оставил позади. Но, наконец, когда Мэдди уже решила, что они безнадежно заблудились, Тристан остановился в конце мощенного булыжником тупичка перед дверью, ведущей в полуподвал.
– Вот мое бывшее жилище, – пояснил он своей спутнице осипшим от простуды голосом и постучал в дверь. – Владелица этого дома моя старая приятельница. Здесь мы можем рассчитывать на приличный ужин и чистую постель.
Он постучал еще раз, и дверь, наконец, отворилась со скрипом. На пороге появилась миниатюрная темноволосая фигурка в белом пеньюаре.
– Тристан, друг мой! – воскликнула она, обвивая его шею пухлыми ручками. – Но зачем ты натянул на себя эту сутану? Она тебе не идет!
Тристан хохотнул, от чего у него опять начался приступ кашля.
– Это долгая история, Минни, и лучше рассказывать ее за стаканом вина и тарелкой хорошей еды. – Он передал поводья обеих лошадей вертевшемуся рядом с ним уличному мальчишке и велел отвести животных в конюшню, а затем легонько подтолкнул Мэдди к двери. – Минни, ты не могла бы пустить нас с другом переночевать? Нам нужны соседние комнаты, соединенные дверью.
Минни удивленно приподняла бровь, пропуская Тристана и Мэдди в дом.
– Итак, дорогой, ты не согревал мою постель вот уже десять месяцев, а теперь просишь устроить тебя на ночлег с этим… этим созданием! – Она смерила Мэдди презрительным взглядом.
Тристан искоса взглянул на Мэдди, не зная, как она отреагирует на эти рискованные слова, однако Мэдди усилием воли скрыла свое потрясение.
Она внимательно всматривалась в лицо этой “старой приятельницы”, которая, очевидно, оказалась также и любовницей Тристана. Даже в тусклом свете свечей Мэдди различала тонкую сеточку морщин под черными круглыми глазами этой женщины, свидетельствовавшую о том, что Минни была уже не в первом цвете молодости. И все же этой женщине нельзя было отказать в определенной роковой красоте, а тонкий пеньюар почти не скрывал ее полную грудь и округлые бедра… Мэдди всегда втайне завидовала женщинам с такой пышной фигурой.
Минни обиженно выпятила нижнюю губу.
– Я по тебе скучала, Тристан. Чем я провинилась, что всю свою жизнь вынуждена тосковать по такому жестокому, такому бездушному мужчине! – Она бросила на Мэдди еще один злобный взгляд. – И вот ты опять так меня обижаешь!
– Я тоже по тебе скучал, дорогая, – проговорил Тристан, равнодушно целуя в лоб женщину, которая была его любовницей почти семь лет.
Беззастенчивые намеки Минни на их прошлые взаимоотношения почему-то смущали его. Прежде ее откровенность никогда не вызывала у него раздражения, напротив, он даже находил ее забавной. Но сейчас он невольно смотрел на всю эту ситуацию глазами Мэдди… Впрочем, небольшой образчик его прошлой жизни, возможно, развеет, наконец, ее иллюзии.
Минни нужно было успокоить, во что бы то ни стало. Она была ревнивой как кошка, и если не удастся умаслить ее, то придется ночевать на улице на пустой желудок. Но этой ночью Тристан намеревался ограничиться только сладкими речами. Желания делить с Минни постель он не испытывал… и объяснял для себя этот редкий феномен последствиями простуды.
Тристан ласково оторвал пальцы Минни от своей руки.
– Что за чепуха взбрела тебе в голову? – спросил он, приподнимая нежный подбородок своей любовницы и легко целуя ее в пухлые красные губы. – Я же сказал тебе: этот мальчик просто мой друг.
– Это правда?
– А разве я тебе когда-нибудь лгал?
– Нет, но я часто подозревала, что ты не говоришь всей правды. – Минни пожала плечами. – Ну что ж, никто не совершенен, и, кроме того… – Взгляд ее скользнул по худощавому стройному телу Тристана. – Кроме того, в тебе и так много достоинств.
Спустя несколько минут Минни уже приготовила восхитительную закуску, которой Тристан наслаждался, когда жил в Париже.
Мэдди и Тристан сели ужинать за круглый дубовый стол в гостиной на первом этаже дома. Минни, накрыв на стол, присоединилась к ним… вернее к Тристану: нимало не смущаясь, она уселась к нему на колени. Тристан изо всех сил старался утихомирить ее, чтобы спокойно поесть, однако Минни ерзала, не затихая ни на минуту.
– Веди себя прилично, Минни, – наконец велел Тристан, легонько шлепнув ее пониже спины. Бесполезно. Пальцы Минни по-прежнему то робко, то требовательно исследовали его анатомию. Подняв голову, Тристан обнаружил, что взгляд Мэдди прикован к ее тарелке, а щеки ее полыхают, как красные яблоки в корзине, которую Минни заботливо выставила на стол.
Покончив с ужином, путники поднялись из-за стола и направились на второй этаж, в спальные комнаты. Минни прошептала:
– Моя дверь, как всегда, не заперта, дорогой!
Мадлен опять залилась краской смущения, поскольку шепот эхом разнесся по узкому коридору, как звук трубы в пещере.
– Не гаси свечу и не закрывай дверь в мою комнату, – велел Тристан Мэдди, стоя на пороге между двумя соседними спальнями. – Я тоже оставлю свечу зажженной. – Он достал из-за пояса пистолет и вручил его Мадлен. – Обычно я легко просыпаюсь, но сегодня я себя чувствую из рук вон плохо, поэтому держи оружие под рукой… и, Бога ради, не забудь взвести курок, если понадобится пустить его в ход.
Мэдди с отвращением уставилась на пистолет.
– Зачем мне это нужно? Единственный, кто может к нам пожаловать, это ваша бывшая домовладелица… если вы не воспользуетесь ее любезным приглашением. Или вы хотите, чтобы я застрелила вашу “старую приятельницу”?
Мэдди отвернулась, но Тристан успел заметить, сколь соблазнительной была для нее эта идея. Зеленоглазое чудовище ревности прежде не посещало ее, но сейчас одна мысль о том, что твердые губы Тристана будут прижиматься к губам этой парижской Иезавели, сводила Мадлен с ума.
– Минни не придет в мою комнату. Это не в ее манере. А поскольку я не намерен вставать с постели после того, как улягусь, вы можете спать совершенно спокойно… но благоразумнее все же принять меры предосторожности.
Наклонившись, Тристан достал нож из-за правого голенища и положил его к себе на подушку.
– Спокойной ночи, Мэдди. Помните: нам надо подняться с рассветом.
И с этими словами Тристан сбросил с ног сапоги, не раздеваясь, забрался под одеяло и мгновенно провалился в сон.
Мэдди прошла в свою спальню, сняла пыльные штаны и рубаху и с наслаждением избавила от сапог ноющие ноги. Оставшись в одной сорочке, она плеснула на руки и лицо воды из умывального тазика и забралась в постель. Но, несмотря на усталость, сон не шел к ней. Матрас оказался неудобный, сбитый комками, а в уме Мадлен непрестанно вертелись события последнего дня и последних двух недель.
Главным образом, она, конечно, была изрядно шокирована “старой приятельницей” Тристана. Она никогда еще не встречалась с женщинами такого рода. Конечно, ей было известно, что большинство аристократов, посещавших дом ее деда, содержали любовниц, но все это хранилось в глубокой тайне.
Мэдди огорченно прикусила нижнюю губу. Когда Тристан посватается к ней, она даст ему понять, что после свадьбы не потерпит подобных связей. Впрочем, возможно, Тристан и сам решил исправиться: ведь, несмотря на соблазнительное приглашение Минни, он не выказал намерения нанести ей ночной видит.
Мэдди даже представить себе не могла, как мужчина в здравом уме может находить подобную вульгарность привлекательной. Впрочем, поразмыслив, она пришла к выводу, что это может восприниматься как приятное разнообразие. Но ведь должна же где-то быть золотая середина между грубой сексуальностью Минни и холодным равнодушием, которое выказывали к своим мужьям едва ли не все лионские аристократки!
Прошел целый час, а Мэдди все еще раздумывала над этим мучительным вопросом: каким образом, оставаясь настоящей леди, можно уберечь своего супруга от цепких объятий дам полусвета? И тут внезапно она услышала, как дверь в комнату Тристана открывается, и кто-то украдкой движется к его кровати.
Мэдди заскрежетала зубами. Выходит, Тристан заблуждался. Минни оказалась совсем не прочь нанести ему визит, когда поняла, что сам он к ней не явится. Мэдди прислушалась, затаив дыхание. Шаги замерли. На мгновение воцарилась тишина, а затем раздался хриплый вскрик Тристана и чье-то сдавленное ругательство. Второй голос явно принадлежал не хозяйке дома… и вообще не женщине.
Мэдди вскочила с постели, схватила пистолет, взвела курок и бросилась к двери в спальню Тристана. В свете свечи она разглядела высокого темноволосого мужчину в черном вязаном жакете и черных панталонах, плотно обтягивавших его ноги словно вторая кожа.
Неизвестный гость боролся с Тристаном на кровати. Противник Тристана навалился на него и занес руку. Сердце Мэдди бешено заколотилось: незнакомец сжимал в толстых пальцах смертоносный кинжал.
– Стойте! – закричала Мэдди, двумя руками поднимая пистолет. – Бросьте нож, или я выстрелю!
Убийца медленно опустил руку и оглянулся через плечо, впившись в Мэдди маленькими, глубоко посаженными черными глазками. У девушки пробежал холодок по спине. Она лихорадочно стиснула пистолет, руки ее дрожали, как листья на ветру. Злобные глазки убийцы остановились на трясущемся пистолете, он выругался и снова занес нож.
– Бога ради, Мэдди, застрелите этого ублюдка! – сдавленно прохрипел Тристан из-под прижавшей его к полу массивной туши.
Мэдди зажмурилась и нажала на спусковой крючок. В ноздри ей ударил едкий запах дыма. Раздался грохот, треск и приглушенный стон. Мэдди открыла глаза и увидела, что Тристан уже выбрался из-под обмякшего тела незадачливого убийцы и поднимается на ноги. Его лицо и волосы были присыпаны каким-то белым порошком, что придавало ему сходство с призраком.
– Хороший выстрел! Вы спасли мне жизнь, – спокойно сообщил он, отряхивая белую пыль со своей сутаны и вынимая пистолет из негнущихся пальцев Мэдди.
Мэдди прижала руку к губам, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.
– О, Боже мой! Он… Я…
– Ничего подобного. Но вы все равно отлично поработали. Если вы откроете глаза, то увидите, что ваша пуля попала в потолок, одна из плиток откололась и свалилась на голову этого мерзавца как раз в тот момент, когда он собирался воткнуть в меня нож.
Тристан провел пальцами по волосам, и с них хлопьями посыпалась штукатурка. Губы его растянулись в улыбке.
– Удары по голове отлично вам удаются, Мэдди. Похоже, это ваша специальность. Вы оставляете за собой по всей Франции длинный след из проломленных черепов.
Незваный гость на кровати застонал, и Тристан поспешно стукнул его по затылку рукоятью пистолета.
– Я узнал этого негодяя, – сообщил он, засовывая пистолет в карман сутаны. – Это один из наемных убийц Фуше, и во всем Париже не сыскать другого мерзавца, который заслужил бы головную боль больше, чем он. Вообще-то, я оказал бы Франции хорошую услугу, если бы прикончил его прямо здесь сию секунду.
Мэдди ахнула.
– Но из почтения к вашим нежным чувствам я обуздаю свои природные инстинкты и всего лишь сделаю так, чтобы он не помешал нам спокойно убраться из Парижа. – Разрезав простыню на полоски своим ножом, Тристан тщательно связал своего противника по рукам и ногам.
– Прежде чем мы отправимся в Кале, я должен обменяться парой слов с Минни, – угрюмо добавил он. – Она наверняка приложила руку к этому грязному делу: когда мы ехали по Парижу, за нами никто не следил.
– Но ведь вы считали ее своей подругой! Зачем она это сделала?
– Именно это я и хочу выяснить. – Тристан засунул нож за голенище и направился к двери. – Держите дверь на замке, пока я не вернусь. Обычно жильцы этого дома не суются в чужие дела, но выстрел они наверняка услышали. Если они увидят, что я вышел из комнаты, то могут проявить неуместное любопытство. – Остановившись на пороге, он добавил: – Тем временем я советую вам надеть рубаху и штаны. Если кто-нибудь увидит вас в таком виде, вам будет непросто убедить его, что вы – юноша.
Мэдди проследила за направлением его взгляда и, к своему ужасу, обнаружила, что стоит перед ним всего-навсего в одной тоненькой сорочке. Залившись краской смущения, она бросилась в свою комнату и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Увидев свое отражение в треснувшем зеркале, которое висело на стене ее спальни, Мэдди окончательно пала духом: если у Тристана до сих пор еще оставались сомнения относительно ее женских достоинств, то теперь эти сомнения наверняка были разрешены не лучшим образом… особенно по контрасту с пышнотелой Минни. Мэдди нахмурилась. Впрочем, мужчины такие странные создания… а этот англичанин самый странный из всех мужчин, каких ей доводилось встречать. И откуда ей знать, так ли уж важны для него роскошные формы, если речь идет о женщине, которая станет хозяйкой в его доме и родит ему детей?!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Почему, Минни? Почему ты это сделала? Прежде ты никогда не питала особой любви к гражданину Фуше! – Тристан впился ледяным взглядом в женщину, лежавшую на кровати, которую за последние шесть лет он так часто разделял с нею.
– Фуше? При чем здесь Фуше? – Минни не стала притворяться, будто ничего не знает об убийце, явившемся в спальню к Тристану, однако была, по-видимому, искренне удивлена тем, что это имеет какое-то отношение к министру полиции. Отчасти Тристан поверил ей: Минни практически не умела лгать, и эту черту он всегда находил в ней наиболее привлекательной.
– Ты меня предал! – объявила Минни, гневно сверкая глазами. – В моем собственном доме! После всего, что мы друг для друга сделали!
– И как же, позволь узнать, я тебя предал?
В темных глазах Минни блеснули слезы.
– Если бы ты завел другую женщину, я бы тебя еще поняла. Мы с тобой никогда не считали нужным ограничиваться одним партнером. Но этот костлявый мальчишка с оленьими глазами! Этого я тебе никогда не прощу!
– Мэдди? Ты подослала ко мне убийцу из-за того, что приревновала к Мэдди?
– Я не подсылала к тебе убийцу, – возмущенно возразила Минни. – За кого ты меня принимаешь? Я всего лишь попросила моего нынешнего друга, который занимает комнату, где когда-то жил ты, чтобы он преподал тебе урок хороших манер.
– К вашему сведению, мадам, этот ваш… друг – один из доверенных прислужников Фуше. Ему наверняка приказали поселиться в вашем доме для слежки, поскольку всем известно, что ваши симпатии на стороне роялистов.
Минни потрясение уставилась в лицо Тристана.
– Клянусь, я ничего не знала! Подумать только! Я делила постель с этим отродьем дьявола больше месяца! – Склонив голову, она метнула на Тристана кокетливый взгляд из-под темных ресниц. – Поверь мне, Тристан, я никогда не желала и не желаю тебе смерти. Я просто не могу разозлиться на тебя до такой степени. – Минни залилась слезами. – Но подумать только! Во что ты превратился в этой развратной Вене! Или ты считал меня невинной воспитанницей монастыря? Думаешь, я ничего не поняла, когда ты потребовал смежные спальни?
– Ничего подобного, Минни. Я всегда помнил, что ты дитя парижских трущоб, а теперь я понимаю, что мысленно ты до сих пор живешь там, – холодно возразил Тристан. У него руки чесались отколотить эту ревнивую стервочку, которую он когда-то находил забавной. – Так вот, слушай меня внимательно, трущобная крыса! Ты поставила под угрозу жизнь внучки одного из первых роялистов Франции, которую я должен доставить в Англию к ее отцу.
– Значит, это мальчишка на самом деле девчонка? – Минни смерила Тристана недоверчивым взглядом. – Но как это может быть? У нее фигура точь-в-точь как у мальчишки!
– Не всех женщин природа одарила так щедро, как тебя, Минни. Но уверяю тебя: Мэдди – женщина. И куда более женственная, чем все, кого я до сих пор встречал. А чтобы ты поняла, как серьезно ошиблась, скажу тебе, что она не была и никогда не станет моей любовницей.
Минни закрыла лицо руками в точно рассчитанном жесте раскаяния.
– Матерь Божья, что я наделала?! – Подняв голову, она просительно взглянула в лицо Тристану. – Скажи мне, дорогой, что я должна сделать, чтобы заслужить твое прощение?
Тристан облегченно вздохнул. В конце концов, ему, возможно, удастся обернуть эту ситуацию к лучшему. Он смерил взглядом свою бывшую любовницу, которая, дрожа, прижалась к изголовью кровати.
– По твоей вине мы не сможем дожидаться рассвета. Нам надо отправиться в путь немедленно, – проговорил он, придав своему голосу всю суровость, на какую был способен. – Но, к сожалению, наши лошади слишком устали и все еще нуждаются в отдыхе.
Минни просияла.
– Ни слова больше! – воскликнула она. – Мой брат Филипп, который сейчас спит в соседней комнате, лучший во всем Париже конокрад. Стоит мне шепнуть ему, и он в течение часа доставит вам двух великолепных скакунов, даже если для этого ему придется обокрасть королевские конюшни.
Со вздохом она откинулась на подушки, предоставив Тристану полюбоваться богатым содержимым ее декольте. Полные красные губки Минни, которые он находил когда-то такими соблазнительными, проворковали:
– Итак, дорогой… не будет ли у тебя каких-нибудь еще желаний, прежде чем мы пойдем будить Филиппа?
– Бриг вашего отца стоит на якоре вдалеке от всей этой толчеи, – сообщил Тристан, прикрывая глаза ладонью, чтобы осмотреть гавань со своего наблюдательного пункта на южном пирсе. – Сначала найдем гостиницу, где можно будет смыть с себя дорожную пыль. Потом я продам лошадей. Мне нужны штаны и рубаха, а вам – приличное платье и шляпка. И только потом мы наймем шлюпку, которая доставит нас на корабль. Вы не должны ступить на землю Англии в этом маскараде.
– Merci, – прошептала Мэдди, благодарная за эту неожиданную заботливость. При желании Тристан мог быть совершенно очарователен. Какое счастье, что он, наконец, стряхнул с себя эту холодную мрачность, в которой он пребывал в течение всей бешеной скачки от Парижа до Кале. Все это время он был настолько молчалив и угрюм, что Мэдди решила, будто опять ненароком обидела его.
Она улыбнулась:
– Я хотела сказать: спасибо. Отныне я должна говорить по-английски.
– И я, – улыбнулся в ответ Тристан, но улыбка получилась какой-то жалкой, а глаза его остались печальными. Он снял с руки перчатку и хлопнул ею о бедро – в солнечном свете закружились пылинки. – Итак, Мэдди, наше эпическое странствие подошло к концу. Должно быть, вы чрезвычайно счастливы.
Мэдди кивнула:
– Я вовсе не сожалею о том, что покидаю Францию. Здесь очень беспокойно, а я не чувствую склонности ни к одной из враждующих сторон. Все, что я любила в этой стране, умерло вместе с моим дедом. Но что касается нашего путешествия, то я желала бы, чтобы оно продолжалось вечно. Это было потрясающее приключение, и я на всю жизнь сохраню о нем драгоценные воспоминания.
– Действительно? Тогда вы и впрямь необычное создание. Ибо любая другая женщина с радостью променяла бы тяготы этого пути на роскошную жизнь, которая ждет вас впереди. – Тристан сделал паузу, тщательно подбирая слова. – Ваш отец – один из богатейших людей Англии, а вы – единственная наследница его состояния, а также внучка французского аристократа. Обещаю вам, что высший свет примет вас с распростертыми объятиями.
Мэдди рассмеялась:
– Сомневаюсь. Насколько мне известно, ваш британский свет воротит нос от всякого, кто имел неосторожность замарать руки о коммерцию.
– Времена меняются, Мэдди. В последние годы многие английские аристократы претерпели жестокие финансовые потери, поэтому они с радостью женят своих сыновей на дочерях богатых купцов. Получается весьма недурно. Юный лорд спасает имение своей семьи от краха, а юная леди получает доступ в высший свет, в котором ей иначе было бы отказано.
– Фуше? При чем здесь Фуше? – Минни не стала притворяться, будто ничего не знает об убийце, явившемся в спальню к Тристану, однако была, по-видимому, искренне удивлена тем, что это имеет какое-то отношение к министру полиции. Отчасти Тристан поверил ей: Минни практически не умела лгать, и эту черту он всегда находил в ней наиболее привлекательной.
– Ты меня предал! – объявила Минни, гневно сверкая глазами. – В моем собственном доме! После всего, что мы друг для друга сделали!
– И как же, позволь узнать, я тебя предал?
В темных глазах Минни блеснули слезы.
– Если бы ты завел другую женщину, я бы тебя еще поняла. Мы с тобой никогда не считали нужным ограничиваться одним партнером. Но этот костлявый мальчишка с оленьими глазами! Этого я тебе никогда не прощу!
– Мэдди? Ты подослала ко мне убийцу из-за того, что приревновала к Мэдди?
– Я не подсылала к тебе убийцу, – возмущенно возразила Минни. – За кого ты меня принимаешь? Я всего лишь попросила моего нынешнего друга, который занимает комнату, где когда-то жил ты, чтобы он преподал тебе урок хороших манер.
– К вашему сведению, мадам, этот ваш… друг – один из доверенных прислужников Фуше. Ему наверняка приказали поселиться в вашем доме для слежки, поскольку всем известно, что ваши симпатии на стороне роялистов.
Минни потрясение уставилась в лицо Тристана.
– Клянусь, я ничего не знала! Подумать только! Я делила постель с этим отродьем дьявола больше месяца! – Склонив голову, она метнула на Тристана кокетливый взгляд из-под темных ресниц. – Поверь мне, Тристан, я никогда не желала и не желаю тебе смерти. Я просто не могу разозлиться на тебя до такой степени. – Минни залилась слезами. – Но подумать только! Во что ты превратился в этой развратной Вене! Или ты считал меня невинной воспитанницей монастыря? Думаешь, я ничего не поняла, когда ты потребовал смежные спальни?
– Ничего подобного, Минни. Я всегда помнил, что ты дитя парижских трущоб, а теперь я понимаю, что мысленно ты до сих пор живешь там, – холодно возразил Тристан. У него руки чесались отколотить эту ревнивую стервочку, которую он когда-то находил забавной. – Так вот, слушай меня внимательно, трущобная крыса! Ты поставила под угрозу жизнь внучки одного из первых роялистов Франции, которую я должен доставить в Англию к ее отцу.
– Значит, это мальчишка на самом деле девчонка? – Минни смерила Тристана недоверчивым взглядом. – Но как это может быть? У нее фигура точь-в-точь как у мальчишки!
– Не всех женщин природа одарила так щедро, как тебя, Минни. Но уверяю тебя: Мэдди – женщина. И куда более женственная, чем все, кого я до сих пор встречал. А чтобы ты поняла, как серьезно ошиблась, скажу тебе, что она не была и никогда не станет моей любовницей.
Минни закрыла лицо руками в точно рассчитанном жесте раскаяния.
– Матерь Божья, что я наделала?! – Подняв голову, она просительно взглянула в лицо Тристану. – Скажи мне, дорогой, что я должна сделать, чтобы заслужить твое прощение?
Тристан облегченно вздохнул. В конце концов, ему, возможно, удастся обернуть эту ситуацию к лучшему. Он смерил взглядом свою бывшую любовницу, которая, дрожа, прижалась к изголовью кровати.
– По твоей вине мы не сможем дожидаться рассвета. Нам надо отправиться в путь немедленно, – проговорил он, придав своему голосу всю суровость, на какую был способен. – Но, к сожалению, наши лошади слишком устали и все еще нуждаются в отдыхе.
Минни просияла.
– Ни слова больше! – воскликнула она. – Мой брат Филипп, который сейчас спит в соседней комнате, лучший во всем Париже конокрад. Стоит мне шепнуть ему, и он в течение часа доставит вам двух великолепных скакунов, даже если для этого ему придется обокрасть королевские конюшни.
Со вздохом она откинулась на подушки, предоставив Тристану полюбоваться богатым содержимым ее декольте. Полные красные губки Минни, которые он находил когда-то такими соблазнительными, проворковали:
– Итак, дорогой… не будет ли у тебя каких-нибудь еще желаний, прежде чем мы пойдем будить Филиппа?
***
Буря, гнавшаяся за Мэдди и Тристаном по пятам всю дорогу от Парижа, утихла, когда они, наконец, добрались до Кале. Порт был до отказа забит кораблями, а доки кишели перепуганными роялистами, которые стремились бежать в Англию, прежде чем Наполеон Бонапарт снова завладеет французским престолом.– Бриг вашего отца стоит на якоре вдалеке от всей этой толчеи, – сообщил Тристан, прикрывая глаза ладонью, чтобы осмотреть гавань со своего наблюдательного пункта на южном пирсе. – Сначала найдем гостиницу, где можно будет смыть с себя дорожную пыль. Потом я продам лошадей. Мне нужны штаны и рубаха, а вам – приличное платье и шляпка. И только потом мы наймем шлюпку, которая доставит нас на корабль. Вы не должны ступить на землю Англии в этом маскараде.
– Merci, – прошептала Мэдди, благодарная за эту неожиданную заботливость. При желании Тристан мог быть совершенно очарователен. Какое счастье, что он, наконец, стряхнул с себя эту холодную мрачность, в которой он пребывал в течение всей бешеной скачки от Парижа до Кале. Все это время он был настолько молчалив и угрюм, что Мэдди решила, будто опять ненароком обидела его.
Она улыбнулась:
– Я хотела сказать: спасибо. Отныне я должна говорить по-английски.
– И я, – улыбнулся в ответ Тристан, но улыбка получилась какой-то жалкой, а глаза его остались печальными. Он снял с руки перчатку и хлопнул ею о бедро – в солнечном свете закружились пылинки. – Итак, Мэдди, наше эпическое странствие подошло к концу. Должно быть, вы чрезвычайно счастливы.
Мэдди кивнула:
– Я вовсе не сожалею о том, что покидаю Францию. Здесь очень беспокойно, а я не чувствую склонности ни к одной из враждующих сторон. Все, что я любила в этой стране, умерло вместе с моим дедом. Но что касается нашего путешествия, то я желала бы, чтобы оно продолжалось вечно. Это было потрясающее приключение, и я на всю жизнь сохраню о нем драгоценные воспоминания.
– Действительно? Тогда вы и впрямь необычное создание. Ибо любая другая женщина с радостью променяла бы тяготы этого пути на роскошную жизнь, которая ждет вас впереди. – Тристан сделал паузу, тщательно подбирая слова. – Ваш отец – один из богатейших людей Англии, а вы – единственная наследница его состояния, а также внучка французского аристократа. Обещаю вам, что высший свет примет вас с распростертыми объятиями.
Мэдди рассмеялась:
– Сомневаюсь. Насколько мне известно, ваш британский свет воротит нос от всякого, кто имел неосторожность замарать руки о коммерцию.
– Времена меняются, Мэдди. В последние годы многие английские аристократы претерпели жестокие финансовые потери, поэтому они с радостью женят своих сыновей на дочерях богатых купцов. Получается весьма недурно. Юный лорд спасает имение своей семьи от краха, а юная леди получает доступ в высший свет, в котором ей иначе было бы отказано.