Страница:
Сочинители президентских речей – что ими движет: мечта принести пользу родине или желание угодить хозяину? (К сожалению, эти вещи противоположны.) «Сегодня не понравишься – уволят, – думает спичрайтер. – Лучше я сегодня понравлюсь, а пользу родине завтра принесу». Просыпается на следующее утро: глядь – опять сегодня.
Если спичрайтер (который может быть и дамой) писал речи Ельцину, потом Путину, теперь вам – он (она) и есть истинная преемственность во всей красе. И вот уже скоро 20 лет всё откладывается на завтра польза родине.
Одни и те же люди писали речи о полной свободе, а потом – о необходимости государственной вертикали. Годы, когда они пришли на вершину власти, сами называют «лихими». Они пишут вам речи о преемственности и неуклонном следовании курсом предшественника и – о борьбе с коррупцией.
Но вы же не с царской коррупцией XIX века хотите побороться и не с брежневской, и (надеюсь) даже не с ельцинской, а… не знаю, как помягче: с нашей? с вашей? страшно сказать – неужели с путинской?
Вам не кажется, что здесь непреодолимое противоречие? Если наш курс привел к коррупции еще большей, чем в лихие 90-е (уж точно не убавил), то следуя этому курсу…
Возможно, проблема в том, что сочинители государственных речей сами не помнят, что писали вчера. А главное – рассчитывают, что никто не помнит. Поэтому они так любят телевизор (где слова мгновенно и без следа растворяются в эфире) и недолюбливают газеты, где слова сохраняются.
Видимо, у них нет идей, нет принципов. Просто надо быстро отреагировать на внешний раздражитель на очередное событие.
Видели, как гусеница (когда до нее дотронешься) вертится, сжимается в кольцо, бешено сгибается, разгибается? Она брыкается. Мы же не называем мыслями ее реакцию на внешний раздражитель.
Есть ли у нее внутренние переживания? (Возможно, когда она пережевывает очередную порцию зелени, ей кажется, будто она переживает. Сознает ли она исторический процесс или участвует в нем бессознательно – все равно участие есть! Борьба за углеводороды! Через сто миллионов лет каменного угля будет меньше, а нефти больше ровно настолько, насколько зелени сегодня стало меньше, а пожирателей больше.)
Помните булгаковский пересказ евангельской истории? Нищий, избитый, связанный, приговоренный к смерти говорит всесильному римскому прокуратору: мол, мне в голову пришли две-три мысли, которыми я охотно с тобой поделился бы, тем более что ты производишь впечатление довольно умного человека… И чем кончилось? Прокуратору ужасно захотелось поговорить, послушать, но кругом секретари/доносчики, каждый шаг становится известен… Умыл руки. Прокуратору казалось, что можно отмыться.
Смотрите, какие речи вам пишут.
Выступая на Селигере перед «Нашими», вы сказали: «Когда начинают увлекаться мессианством, поиском национальной идеи, то, как правило, перестают работать».
Вообще-то смотря над чем работать. Если тянешь газопровод, то отвлекаться, конечно, не стоит. Но никогда и не приходилось видеть сварщика, который бы бросил работать, потому что его отвлек поиск национальной идеи.
Также никто не замечал, чтобы тысяча подростков, занятых групповым отдыхом (за чужой счет), прервалась для поиска идеи. Так что отговаривать «Наших» было заведомо лишним.
Случайность? Нет. В феврале этого года вы (уже почти президент), выступая с программной речью в Красноярске, заявили: «Я не считаю продуктивной дискуссию о национальной идее. Она отвлекает».
Вы имели в виду, что она отвлекает от работы. Ошибиться невозможно.
А к кому обращались? Кого пытались спустить с небес на землю? Это был партхозактив – Экономический форум «Россия – 2008–2020. Управление ростом». Перед вами сидели практически все члены правительства, губернаторы краев и областей, бизнесмены.
Простите, г-н президент, кого из них вы хоть раз застали за порочным занятием – поиском национальной идеи?
Они ее никогда не ищут, потому что они в ней не нуждаются. Все мы (в том числе и вы) знаем, чего они ищут. Хотя совершенно не нуждаются.
Помните «Вишневый сад» Чехова? Дворянка Раневская в тандеме со своим братом оказалась не в силах наладить хозяйство (разоренное их мотовством). Она упрекает брата, склонного ораторствовать перед кем попало (даже перед старым шкафом).
РАНЕВСКАЯ. Зачем так много пить, Лёня? Зачем так много есть? Зачем так много говорить? Сегодня в ресторане ты говорил опять много и все некстати. О семидесятых годах, о декадентах. И кому?! Половым говорить о декадентах!
Половыми, г-н президент, сто лет назад называли еще и официантов.
Что сказали бы Чехов, Гоголь, Пушкин, Салтыков-Щедрин и дедушка Крылов, услышав, как вы просите чиновников (которых мечтаете излечить от коррупции) не отвлекаться на поиск национальных идей?
Кремль годами безуспешно искал национальную идею. Не раз за время правления Ельцина – Путина (1991–2008) то какой-нибудь вице-премьер, то какой-нибудь генеральный прокурор, то еще какой-нибудь генерал делали попытки сформулировать ее. И – не выходило ничего. Они, слабые, хотели иметь идею, но не поднимался у них дух. (Бывший генпрокурор ужасно увлекался мессианством и поиском национальной идеи, а как уволили – умолк. Даже назначение министром юстиции не вернуло его к пагубной привычке. Так резко бросают только зашитые.)
Идеи высоко; на земле не валяются. Идея – дух. Невозможно найти идею, когда жрешь в три горла, обсуждая в три телефона денежные потоки. (Выдумать фальшивую можно. Найти настоящую – нет.) И лучший выход для импотента (когда ничего не получается) сказать: «Не больно-то и хотелось».
И вы, г-н президент, и те, кто без спросу читает нашу с вами переписку, могут спросить: «Зачем так подробно ковыряться в двух-трех фразах? Не мелочность ли это?» Нет. Напротив.
Человек (как уже сказано) – это его речь. Иногда правдивая, чаще лживая, но всегда содержательная.
Величайший политический историк Плутарх, сравнивая Александра Македонского и Юлия Цезаря, начинает с просьбы к читателям:
«…не винить нас за то, что мы перечислим не все знаменитые подвиги этих людей. Мы пишем не историю, а жизнеописания, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями и осады городов».
Спустя две тысячи лет правоту Плутарха подтвердил самый знаменитый советский сериал.
Радистка Кэт (русская «пианистка») работала в плотном тандеме со Штирлицем. Но когда пришло время рожать (не национальную идею, а всего лишь ребенка), она заорала «мама» порусски. И этого одного слова оказалось достаточно, чтобы все кругом поняли, с кем имеют дело. Никогда передок тандема не был так близок к провалу.
P. S. Из хулиганских побуждений к этому тексту в газете был подверстан отрывок из школьной хрестоматии.
Салтыков-Щедрин Вяленая вобла (отрывок из сказки)
Юристу от нигилиста
Наша рыбка дорогая
Диалоги с вагиной
Ксюша на приеме у Дон Кихота, или Как делают телепередачу
Приглашение
Аплодисменты
Если спичрайтер (который может быть и дамой) писал речи Ельцину, потом Путину, теперь вам – он (она) и есть истинная преемственность во всей красе. И вот уже скоро 20 лет всё откладывается на завтра польза родине.
Одни и те же люди писали речи о полной свободе, а потом – о необходимости государственной вертикали. Годы, когда они пришли на вершину власти, сами называют «лихими». Они пишут вам речи о преемственности и неуклонном следовании курсом предшественника и – о борьбе с коррупцией.
Но вы же не с царской коррупцией XIX века хотите побороться и не с брежневской, и (надеюсь) даже не с ельцинской, а… не знаю, как помягче: с нашей? с вашей? страшно сказать – неужели с путинской?
Вам не кажется, что здесь непреодолимое противоречие? Если наш курс привел к коррупции еще большей, чем в лихие 90-е (уж точно не убавил), то следуя этому курсу…
Возможно, проблема в том, что сочинители государственных речей сами не помнят, что писали вчера. А главное – рассчитывают, что никто не помнит. Поэтому они так любят телевизор (где слова мгновенно и без следа растворяются в эфире) и недолюбливают газеты, где слова сохраняются.
Видимо, у них нет идей, нет принципов. Просто надо быстро отреагировать на внешний раздражитель на очередное событие.
Видели, как гусеница (когда до нее дотронешься) вертится, сжимается в кольцо, бешено сгибается, разгибается? Она брыкается. Мы же не называем мыслями ее реакцию на внешний раздражитель.
Есть ли у нее внутренние переживания? (Возможно, когда она пережевывает очередную порцию зелени, ей кажется, будто она переживает. Сознает ли она исторический процесс или участвует в нем бессознательно – все равно участие есть! Борьба за углеводороды! Через сто миллионов лет каменного угля будет меньше, а нефти больше ровно настолько, насколько зелени сегодня стало меньше, а пожирателей больше.)
Помните булгаковский пересказ евангельской истории? Нищий, избитый, связанный, приговоренный к смерти говорит всесильному римскому прокуратору: мол, мне в голову пришли две-три мысли, которыми я охотно с тобой поделился бы, тем более что ты производишь впечатление довольно умного человека… И чем кончилось? Прокуратору ужасно захотелось поговорить, послушать, но кругом секретари/доносчики, каждый шаг становится известен… Умыл руки. Прокуратору казалось, что можно отмыться.
Смотрите, какие речи вам пишут.
Выступая на Селигере перед «Нашими», вы сказали: «Когда начинают увлекаться мессианством, поиском национальной идеи, то, как правило, перестают работать».
Вообще-то смотря над чем работать. Если тянешь газопровод, то отвлекаться, конечно, не стоит. Но никогда и не приходилось видеть сварщика, который бы бросил работать, потому что его отвлек поиск национальной идеи.
Также никто не замечал, чтобы тысяча подростков, занятых групповым отдыхом (за чужой счет), прервалась для поиска идеи. Так что отговаривать «Наших» было заведомо лишним.
Случайность? Нет. В феврале этого года вы (уже почти президент), выступая с программной речью в Красноярске, заявили: «Я не считаю продуктивной дискуссию о национальной идее. Она отвлекает».
Вы имели в виду, что она отвлекает от работы. Ошибиться невозможно.
А к кому обращались? Кого пытались спустить с небес на землю? Это был партхозактив – Экономический форум «Россия – 2008–2020. Управление ростом». Перед вами сидели практически все члены правительства, губернаторы краев и областей, бизнесмены.
Простите, г-н президент, кого из них вы хоть раз застали за порочным занятием – поиском национальной идеи?
Они ее никогда не ищут, потому что они в ней не нуждаются. Все мы (в том числе и вы) знаем, чего они ищут. Хотя совершенно не нуждаются.
Помните «Вишневый сад» Чехова? Дворянка Раневская в тандеме со своим братом оказалась не в силах наладить хозяйство (разоренное их мотовством). Она упрекает брата, склонного ораторствовать перед кем попало (даже перед старым шкафом).
РАНЕВСКАЯ. Зачем так много пить, Лёня? Зачем так много есть? Зачем так много говорить? Сегодня в ресторане ты говорил опять много и все некстати. О семидесятых годах, о декадентах. И кому?! Половым говорить о декадентах!
Половыми, г-н президент, сто лет назад называли еще и официантов.
Что сказали бы Чехов, Гоголь, Пушкин, Салтыков-Щедрин и дедушка Крылов, услышав, как вы просите чиновников (которых мечтаете излечить от коррупции) не отвлекаться на поиск национальных идей?
Кремль годами безуспешно искал национальную идею. Не раз за время правления Ельцина – Путина (1991–2008) то какой-нибудь вице-премьер, то какой-нибудь генеральный прокурор, то еще какой-нибудь генерал делали попытки сформулировать ее. И – не выходило ничего. Они, слабые, хотели иметь идею, но не поднимался у них дух. (Бывший генпрокурор ужасно увлекался мессианством и поиском национальной идеи, а как уволили – умолк. Даже назначение министром юстиции не вернуло его к пагубной привычке. Так резко бросают только зашитые.)
Идеи высоко; на земле не валяются. Идея – дух. Невозможно найти идею, когда жрешь в три горла, обсуждая в три телефона денежные потоки. (Выдумать фальшивую можно. Найти настоящую – нет.) И лучший выход для импотента (когда ничего не получается) сказать: «Не больно-то и хотелось».
И вы, г-н президент, и те, кто без спросу читает нашу с вами переписку, могут спросить: «Зачем так подробно ковыряться в двух-трех фразах? Не мелочность ли это?» Нет. Напротив.
Человек (как уже сказано) – это его речь. Иногда правдивая, чаще лживая, но всегда содержательная.
Величайший политический историк Плутарх, сравнивая Александра Македонского и Юлия Цезаря, начинает с просьбы к читателям:
«…не винить нас за то, что мы перечислим не все знаменитые подвиги этих людей. Мы пишем не историю, а жизнеописания, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями и осады городов».
Спустя две тысячи лет правоту Плутарха подтвердил самый знаменитый советский сериал.
Радистка Кэт (русская «пианистка») работала в плотном тандеме со Штирлицем. Но когда пришло время рожать (не национальную идею, а всего лишь ребенка), она заорала «мама» порусски. И этого одного слова оказалось достаточно, чтобы все кругом поняли, с кем имеют дело. Никогда передок тандема не был так близок к провалу.
P. S. Из хулиганских побуждений к этому тексту в газете был подверстан отрывок из школьной хрестоматии.
Салтыков-Щедрин Вяленая вобла (отрывок из сказки)
Воблу поймали, вычистили внутренности (только молоки для приплоду оставили) и вывесили на веревочке на солнце: пускай провялится…Кожа на брюхе сморщилась, и голова подсохла, и мозг, какой в голове был, выветрился, дряблый сделался.
– Как это хорошо, – говорила вяленая вобла, – что со мной эту процедуру проделали! Теперь у меня ни лишних мыслей, ни лишних чувств, ни лишней совести – ничего такого не будет!
Что бывают на свете лишние мысли, лишняя совесть, лишние чувства – об этом, еще живучи на воле, вобла слышала. И никогда, признаться, не завидовала тем, которые такими излишками обладали.
Затесавшись в ряды бюрократии, она паче всего на канцелярской тайне да на округлении периодов настаивала. «Главное, – твердила она, – чтоб никто ничего не знал, никто ничего не подозревал, никто ничего не понимал, чтоб все ходили, как пьяные!» И всем, действительно, сделалось ясно, что именно это и надо. Что же касается до округления периодов, то воблушка резонно утверждала, что без этого никак следы замести нельзя. На свете существует множество всяких слов, но самые опасные из них – это слова прямые, настоящие. Никогда не нужно настоящих слов говорить, потому что из-за них изъяны выглядывают. А ты пустопорожнее слово возьми и начинай им кружить. И кружи, и кружи; и с одной стороны загляни, и с другой забеги; умей «к сожалению, сознаться» и в то же время не ослабеваючи уповай; сошлись на дух времени, но не упускай из вида и разнузданности страстей. Тогда изъяны стушуются сами собой, а останется одна воблушкина правда. Та вожделенная правда, которая помогает нынешний день пережить, а об завтрашнем – не загадывать.
– Как это хорошо, – говорила вяленая вобла, – что со мной эту процедуру проделали! Теперь у меня ни лишних мыслей, ни лишних чувств, ни лишней совести – ничего такого не будет!
Что бывают на свете лишние мысли, лишняя совесть, лишние чувства – об этом, еще живучи на воле, вобла слышала. И никогда, признаться, не завидовала тем, которые такими излишками обладали.
Затесавшись в ряды бюрократии, она паче всего на канцелярской тайне да на округлении периодов настаивала. «Главное, – твердила она, – чтоб никто ничего не знал, никто ничего не подозревал, никто ничего не понимал, чтоб все ходили, как пьяные!» И всем, действительно, сделалось ясно, что именно это и надо. Что же касается до округления периодов, то воблушка резонно утверждала, что без этого никак следы замести нельзя. На свете существует множество всяких слов, но самые опасные из них – это слова прямые, настоящие. Никогда не нужно настоящих слов говорить, потому что из-за них изъяны выглядывают. А ты пустопорожнее слово возьми и начинай им кружить. И кружи, и кружи; и с одной стороны загляни, и с другой забеги; умей «к сожалению, сознаться» и в то же время не ослабеваючи уповай; сошлись на дух времени, но не упускай из вида и разнузданности страстей. Тогда изъяны стушуются сами собой, а останется одна воблушкина правда. Та вожделенная правда, которая помогает нынешний день пережить, а об завтрашнем – не загадывать.
Юристу от нигилиста
10 июля 2008
Г-н президент, в пылу борьбы с коррупцией вы пообещали отобрать неприкосновенность.
Отобрать можно только у тех, у кого она есть. В России это президент, члены Совета Федерации, депутаты Государственной думы, судьи.
У кого же отнимут? Вы сказали: «Речь идет о сокращении категорий лиц, в отношении которых применяется особый порядок…»
Категория «президент», похоже, останется.
Экстремист потребовал бы лишить неприкосновенности всех, особенно президента. Ведь чем могущественней человек, тем более страшное преступление может совершить (исторических примеров полно).
Вообразите: президент – взяточник. В Южной Корее одному президенту дали 22 года тюрьмы, а другого приговорили к смертной казни. Специально привожу примеры из президентской жизни, поскольку не было там короля и не было революции, которая отрубает голову. Там такая демократия. Понравился – выбрали. Проворовался – посадили. А у нас…
Видите ли, в головах южных корейцев есть твердая уверенность (знание), что президента можно судить и посадить. А у нас таких фантазий нет даже у сумасшедших.
У нас, как вы правильно отметили, правовой нигилизм (по-русски «закон – тайга, медведи – хозяева»). В такой ситуации разумный экстремист, требуя лишить неприкосновенности Президента России, добавил бы: «При условии, что будут абсолютно неподкупный генеральный прокурор и абсолютно неподкупный судья». Мол, чтобы честно (не по заказу плохих людей) расследовать деятельность президента.
Насчет неподкупных генпрокурора и судьи – глупость.
Неподкупный вполне может оказаться дураком. Если подумать, то честный дурак способен устроить настоящую беду, даже катастрофу. Чернобыль-то не диверсанты взорвали и не продажные предатели. Там просто захотели как лучше, а получилось как никогда.
А трусливый? Его не надо подкупать. Угрожающий звонок – и всё.
А озлобленный? Честный, но озлобленный судья; не хотелось бы к такому попасть.
Честный, умный, справедливый, храбрый, внимательный – вот какой нам нужен генеральный прокурор, чтобы спокойно лишить вас неприкосновенности. Согласны?
А теперь скажите: мог ли такой человек (говорящий правду и действующий по правде; можно сказать, святой), мог ли он сделать карьеру? Мог ли он в нашей стране, в наших условиях дорасти до генпрокурора?
Оглянитесь, г-н президент. Сенаторы сидят за убийства и руководство бандами; генералы – за контрабанду (эшелонами); борцы с коррупцией – за взятки…
А кто их всех назначал? Не президент ли? Вы назначали их, понятное дело, для нас. Неужели рискнете на себе испытать их доблести?
Да, надо снять неприкосновенность и с депутатов, и с вас (бывших, настоящих и будущих) – пусть и ваша жизнь и свобода будут в руках тех, кому вы так легко отдаете нашу.
Тогда, зная, что сами можете в любую минуту оказаться за решеткой, вы будете крайне заинтересованы в двух вещах:
– в назначении честных и умных;
– в собственном безупречном поведении.
А больше-то нам ничего от вас не надо. Согласны? Рад был помочь.
А как сделать это на практике? Выращивать? Так уйдет лет двадцать-тридцать (если все получится с первого раза); представляете, сколько народу пострадает, не дожив до справедливости?
Может, нанять генпрокурора за границей? (Еще четыре года назад я это предлагал.) Нанять, как тренера (как Гуса), – тогда и наши заиграют иначе, чем привыкли.
А как роскошно будет выглядеть Возрождение Лучших Традиций! Вспомните сподвижников Петра Великого: швейцарец Лефорт – адмирал, австриец Огильви – фельдмаршал, шотландцы Брюс и Гордон – генералы. И (страшно сказать) поляк Ягужинский – генерал-прокурор, душил коррупцию в Сенате.
Не хочется вас добивать, но сама Екатерина Великая была импортная, made in Germany, а ее царствование по праву называют золотым веком.
А с вашими (нашими) ничего не выйдет. Вы же, когда назначаете чиновника на высокий пост, видите перед собой человека, уже обросшего связями, обязательствами, групповыми грехами. Его же кто-то проталкивает, какая-то группа (чекисты, питерские, тамбовские). Сможет ли он действовать в интересах страны против корыстных интересов своей группы? А других к вам не приводят. Другие есть, но прохода им нет. Другого ваши не пропустят – они же не враги себе.
И вы себе не враг. Помните смешную сказку Андерсена: «В Китае и сам император, и все его подданные – китайцы». И у нас все – люди. И даже президент – человек. Трудно представить, что вы решитесь привлечь к ответственности предшественника. Даже если будет за что. Даже посмертно.
Впрочем, зачем нам о вас заботиться? Отечественная история показывает, что генеральный прокурор – послушный, надежный инструмент в руках главы государства. А если вдруг становится ненадежным, то появляется на телеэкране в обществе голых девок и – адью.
В таком разбойничьем государстве надо не отнимать неприкосновенность, а давать. У нас нуждаются в неприкосновенности многие – дети, девушки, старые беспомощные владельцы вздорожавших квартир, люди с азиатской, кавказской, африканской, дальневосточной и крайнесеверной внешностью. Да и мне не помешал бы иммунитет.
Все эти попадающиеся вам в Кремле прокуроры и генералы, конечно, беспощадные львы и свирепые медведи (на страже закона), но вы их не боитесь, правда? Их правовой нигилизм (по-русски произвол) вас не пугает. Скорее они вас боятся.
Гораздо страшнее (для нас) мелкие чиновники этих ведомств – безликие нижние чины, тараканье племя (по выражению Гоголя).
В Библии и в сказках описано множество случаев, как львы и медведи проникаются сочувствием к жертве, отпускают ее подобру-поздорову. Но саранча, мошка, черви сжирают дочиста. И даже в Библии, даже в сказках нет примера, чтобы тараканы кого-нибудь пожалели.
Тут недалеко пара сержантов милиции (имена в редакции имеются) подъехали на машине к двум таджикам, которые купили себе еды в «Ашане» на целую неделю. Забрали в отделение, еду отобрали, побили (дубинками по бритой голове) и выгнали на свободу. Идут таджики, плачут[31], копать мокрую глину тяжело, есть хочется, денег больше нет. Документы в порядке, но кому нужны несъедобные документы? Пошел я в отделение, начальник – хороший человек – проникся, деньги им вернули (продукты уже были сожраны). Шум поднимать, протоколы составлять мы не стали – проявили групповой правовой нигилизм.
Увы, г-н президент, это письмо пишет вам правовой нигилист-рецидивист. Вышеописанный случай в Уголовном кодексе называется «разбой» – от 7 до 12 лет лишения свободы с конфискацией имущества, а я попадаю как укрыватель.
Но на нигилизм ушло 20 минут, а на правовое поведение ушли бы годы (знаете, какая очередь в Страсбург?).
Нет, лучше не отнимать, а дать неприкосновенность. Всем и сегодня. А то получится как с ветеранами. Дума (в соответствии с указом президента!) решила, что «до 2010 года должно быть предоставлено жилье из расчета общей площади 22 кв. м инвалидам и участникам Великой Отечественной войны».
В 2010 году – 65 лет Победы. Этим людям 85 и больше. Вот сколько должен прожить, ожидая жилплощади, инвалид Отечественной войны в стране, где средний возраст – 60.
Г-н президент, в пылу борьбы с коррупцией вы пообещали отобрать неприкосновенность.
Отобрать можно только у тех, у кого она есть. В России это президент, члены Совета Федерации, депутаты Государственной думы, судьи.
У кого же отнимут? Вы сказали: «Речь идет о сокращении категорий лиц, в отношении которых применяется особый порядок…»
Категория «президент», похоже, останется.
Экстремист потребовал бы лишить неприкосновенности всех, особенно президента. Ведь чем могущественней человек, тем более страшное преступление может совершить (исторических примеров полно).
Вообразите: президент – взяточник. В Южной Корее одному президенту дали 22 года тюрьмы, а другого приговорили к смертной казни. Специально привожу примеры из президентской жизни, поскольку не было там короля и не было революции, которая отрубает голову. Там такая демократия. Понравился – выбрали. Проворовался – посадили. А у нас…
Видите ли, в головах южных корейцев есть твердая уверенность (знание), что президента можно судить и посадить. А у нас таких фантазий нет даже у сумасшедших.
У нас, как вы правильно отметили, правовой нигилизм (по-русски «закон – тайга, медведи – хозяева»). В такой ситуации разумный экстремист, требуя лишить неприкосновенности Президента России, добавил бы: «При условии, что будут абсолютно неподкупный генеральный прокурор и абсолютно неподкупный судья». Мол, чтобы честно (не по заказу плохих людей) расследовать деятельность президента.
Насчет неподкупных генпрокурора и судьи – глупость.
Неподкупный вполне может оказаться дураком. Если подумать, то честный дурак способен устроить настоящую беду, даже катастрофу. Чернобыль-то не диверсанты взорвали и не продажные предатели. Там просто захотели как лучше, а получилось как никогда.
А трусливый? Его не надо подкупать. Угрожающий звонок – и всё.
А озлобленный? Честный, но озлобленный судья; не хотелось бы к такому попасть.
Честный, умный, справедливый, храбрый, внимательный – вот какой нам нужен генеральный прокурор, чтобы спокойно лишить вас неприкосновенности. Согласны?
А теперь скажите: мог ли такой человек (говорящий правду и действующий по правде; можно сказать, святой), мог ли он сделать карьеру? Мог ли он в нашей стране, в наших условиях дорасти до генпрокурора?
Оглянитесь, г-н президент. Сенаторы сидят за убийства и руководство бандами; генералы – за контрабанду (эшелонами); борцы с коррупцией – за взятки…
А кто их всех назначал? Не президент ли? Вы назначали их, понятное дело, для нас. Неужели рискнете на себе испытать их доблести?
Да, надо снять неприкосновенность и с депутатов, и с вас (бывших, настоящих и будущих) – пусть и ваша жизнь и свобода будут в руках тех, кому вы так легко отдаете нашу.
Тогда, зная, что сами можете в любую минуту оказаться за решеткой, вы будете крайне заинтересованы в двух вещах:
– в назначении честных и умных;
– в собственном безупречном поведении.
А больше-то нам ничего от вас не надо. Согласны? Рад был помочь.
А как сделать это на практике? Выращивать? Так уйдет лет двадцать-тридцать (если все получится с первого раза); представляете, сколько народу пострадает, не дожив до справедливости?
Может, нанять генпрокурора за границей? (Еще четыре года назад я это предлагал.) Нанять, как тренера (как Гуса), – тогда и наши заиграют иначе, чем привыкли.
А как роскошно будет выглядеть Возрождение Лучших Традиций! Вспомните сподвижников Петра Великого: швейцарец Лефорт – адмирал, австриец Огильви – фельдмаршал, шотландцы Брюс и Гордон – генералы. И (страшно сказать) поляк Ягужинский – генерал-прокурор, душил коррупцию в Сенате.
Не хочется вас добивать, но сама Екатерина Великая была импортная, made in Germany, а ее царствование по праву называют золотым веком.
А с вашими (нашими) ничего не выйдет. Вы же, когда назначаете чиновника на высокий пост, видите перед собой человека, уже обросшего связями, обязательствами, групповыми грехами. Его же кто-то проталкивает, какая-то группа (чекисты, питерские, тамбовские). Сможет ли он действовать в интересах страны против корыстных интересов своей группы? А других к вам не приводят. Другие есть, но прохода им нет. Другого ваши не пропустят – они же не враги себе.
И вы себе не враг. Помните смешную сказку Андерсена: «В Китае и сам император, и все его подданные – китайцы». И у нас все – люди. И даже президент – человек. Трудно представить, что вы решитесь привлечь к ответственности предшественника. Даже если будет за что. Даже посмертно.
Впрочем, зачем нам о вас заботиться? Отечественная история показывает, что генеральный прокурор – послушный, надежный инструмент в руках главы государства. А если вдруг становится ненадежным, то появляется на телеэкране в обществе голых девок и – адью.
В таком разбойничьем государстве надо не отнимать неприкосновенность, а давать. У нас нуждаются в неприкосновенности многие – дети, девушки, старые беспомощные владельцы вздорожавших квартир, люди с азиатской, кавказской, африканской, дальневосточной и крайнесеверной внешностью. Да и мне не помешал бы иммунитет.
Все эти попадающиеся вам в Кремле прокуроры и генералы, конечно, беспощадные львы и свирепые медведи (на страже закона), но вы их не боитесь, правда? Их правовой нигилизм (по-русски произвол) вас не пугает. Скорее они вас боятся.
Гораздо страшнее (для нас) мелкие чиновники этих ведомств – безликие нижние чины, тараканье племя (по выражению Гоголя).
В Библии и в сказках описано множество случаев, как львы и медведи проникаются сочувствием к жертве, отпускают ее подобру-поздорову. Но саранча, мошка, черви сжирают дочиста. И даже в Библии, даже в сказках нет примера, чтобы тараканы кого-нибудь пожалели.
Тут недалеко пара сержантов милиции (имена в редакции имеются) подъехали на машине к двум таджикам, которые купили себе еды в «Ашане» на целую неделю. Забрали в отделение, еду отобрали, побили (дубинками по бритой голове) и выгнали на свободу. Идут таджики, плачут[31], копать мокрую глину тяжело, есть хочется, денег больше нет. Документы в порядке, но кому нужны несъедобные документы? Пошел я в отделение, начальник – хороший человек – проникся, деньги им вернули (продукты уже были сожраны). Шум поднимать, протоколы составлять мы не стали – проявили групповой правовой нигилизм.
Увы, г-н президент, это письмо пишет вам правовой нигилист-рецидивист. Вышеописанный случай в Уголовном кодексе называется «разбой» – от 7 до 12 лет лишения свободы с конфискацией имущества, а я попадаю как укрыватель.
Но на нигилизм ушло 20 минут, а на правовое поведение ушли бы годы (знаете, какая очередь в Страсбург?).
Нет, лучше не отнимать, а дать неприкосновенность. Всем и сегодня. А то получится как с ветеранами. Дума (в соответствии с указом президента!) решила, что «до 2010 года должно быть предоставлено жилье из расчета общей площади 22 кв. м инвалидам и участникам Великой Отечественной войны».
В 2010 году – 65 лет Победы. Этим людям 85 и больше. Вот сколько должен прожить, ожидая жилплощади, инвалид Отечественной войны в стране, где средний возраст – 60.
Наша рыбка дорогая
11 июля 2008
Г-н президент, вы вернулись к нам из объятий «Большой восьмерки» (точнее, семерки, ибо сами себя вы, конечно, не обнимали). И уже мало кто помнит, что ваша загранпоездка началась с Азербайджана, Туркмении, Казахстана. Да и вы в объятиях Меркель, Берлускони и др., возможно, тоже об этом забыли в суете.
Г-н президент, в пучине бурных финансовых потоков, борясь с бушующим морем коррупционеров[32], помните ли вы, что по должности обязаны защищать сто сорок с хвостиком миллионов граждан?
Граждане до сих пор верят в вашу защиту, надеются на нее. Им кажется, что стоит лишь докричаться до президента – каким-то образом сделать так, чтобы вы лично (а не ваши помощники) узнали об их беде, – и все как по волшебству… То есть в их сознании вы – золотая рыбка: что ей ни скажи – все исполнится. Главное, чтобы рыбка узнала.
Они правы. Если прикажете – исполнится. Вопрос: если даже узнаете – прикажете ли?
…И вот вокруг Каспийское море. Неспокойно Каспийское море. Ходят там нефтяные волны, пролегают газовые трубы, а вокруг стоят важные шейхи – президенты б. советских республик[33].
Ваш визит в нашу бывшую Азию начался с того, что Туркмения отказала во въезде одному газетчику – журналисту из вашего пула.
Для читателей той газеты, предположим, беда невелика (об официальных визитах все сообщают одно и то же). Газете этой, конечно, досадно, но тоже, согласимся – не смертельный случай (не свадьба Кабаевой).
Дело гораздо серьезней. Речь о престиже России и лично о вас.
Если этот журналист входит в кремлевский пул, значит, вы и ваши спецслужбы считают его достойным доверия. Получается, что, отказывая ему в визе, Туркмения указывает президенту России, кого брать, кого не брать.
То, что Туркмения на это отваживается, – ее дело. То, что вы с этим согласились (чтобы не говорить «смирились»), – наше. А уладить дело можно было без всяких переговоров. Взять журналиста в свой самолет, а прилетев в обидчивую восточную страну, выходя из самолета, положить ему руку на плечо и – вперед. Хотелось бы посмотреть: кто из встречающих решился бы спросить – кого это вы ведете? есть ли у него виза? Даже зубы они стиснули бы только мысленно, не переставая улыбаться.
Грубо говоря: что важнее – туркменский газ или русский гражданин? Какие надежды на вас останутся у людей, если вы даже от туркменских чиновников не хотите защитить своего подданного (почти сотрудника)?
При ваших предшественниках, г-н преемник, Россия разменяла на газ сотни тысяч русских жителей Туркмении. Когда десять лет назад наша страна барахталась в дефолтах, эту подлость еще можно было как-то объяснять тяжелым положением. Но теперь мы (государство) барахтаемся в деньгах; власть не знает, куда их девать. Деньги душат Россию (так больных иногда душит их собственный жир). Но и теперь ради газа и денег (а это одно и то же) вы, кажется, забыли о людях. Вы договариваетесь о ценах, подписываете контракты – невольно создается впечатление, что для вас важно только богатство.
Прилетая к нам, президенты и премьеры сильных стран всякий раз встречаются с оппозицией (хотя Кремлю это совсем не нравится). В резиденции американского посла толкутся те, кого в Кремле называют маргиналами и не пускают на телеэкран. Их принимают вовсе не в пику лично вам или, скажем, России. Вчера в Грузии госсекретарь США сперва встретилась с горячей тамошней оппозицией и только потом – с Саакашвили (хотя ему это было очень досадно).
Ни в Казахстане, ни в Азербайджане, ни в Туркмении вы с оппозицией не встречались. Может, вы не любите оппозицию, но такие встречи очень полезны. Нигде вы не узнаете так много о своих коллегах-президентах, как на встречах с их врагами. Зато вы беседовали с муллой, посетили музей Туркменбаши (от большой любви, что ли?).
Еще важнее (в вашем положении) встречаться с русскими в этих немножко деспотичных б. республиках СССР. Десятки лет русские были там на положении старшего брата и в один миг (в 1991-м) стали бесправным меньшинством. Встречи с вами были бы для них моральной поддержкой. И – реальной защитой в глазах восточных владык, тонко чувствующих смысл каждого жеста.
Покойный Папа Римский объездил весь мир, в том числе страны, где христиане – ничтожное и бессильное меньшинство. И даже там в первую очередь встречался не с президентами и султанами, а с христианами.
Что он мог получить? Ничего. Да и не надо ему было ничего. Папа Римский – совсем не демократ, пожизненный безусловный непогрешимый владыка Ватикана и миллиарда католиков. Он не торговал ни газом, ни оружием, ничем; не подписывал контрактов. В последние годы еле живой, с трудом говорящий, он отправлялся в мучительные для него дальние перелеты, просто чтобы посетить своих.
Что он мог им дать? Ничего. Только доброе слово. И они были счастливы, и будут об этом рассказывать внукам.
Вы – молодой и здоровый; скорее всего, вам предстоит объездить весь мир. Быть может, президенту России стоит встречаться с русскими всюду, где они есть (а они есть везде).
Даже там, где русских и русскоязычных ничтожно мало и они бессильны, стоит в первую очередь встречаться именно с ними. Пусть у них нет ни газа, ни власти, но внуки у них все-таки есть. И ваши встречи (просто потому, что вы – президент России) – быть может, единственный шанс, что эти внуки что-то поймут, когда об этом событии им будут рассказывать по-русски.
А там, глядишь, и Пушкина прочтут в оригинале – про золотую рыбку и жадную старуху, для которой важно было только богатство.
Г-н президент, вы вернулись к нам из объятий «Большой восьмерки» (точнее, семерки, ибо сами себя вы, конечно, не обнимали). И уже мало кто помнит, что ваша загранпоездка началась с Азербайджана, Туркмении, Казахстана. Да и вы в объятиях Меркель, Берлускони и др., возможно, тоже об этом забыли в суете.
Г-н президент, в пучине бурных финансовых потоков, борясь с бушующим морем коррупционеров[32], помните ли вы, что по должности обязаны защищать сто сорок с хвостиком миллионов граждан?
Граждане до сих пор верят в вашу защиту, надеются на нее. Им кажется, что стоит лишь докричаться до президента – каким-то образом сделать так, чтобы вы лично (а не ваши помощники) узнали об их беде, – и все как по волшебству… То есть в их сознании вы – золотая рыбка: что ей ни скажи – все исполнится. Главное, чтобы рыбка узнала.
Они правы. Если прикажете – исполнится. Вопрос: если даже узнаете – прикажете ли?
…И вот вокруг Каспийское море. Неспокойно Каспийское море. Ходят там нефтяные волны, пролегают газовые трубы, а вокруг стоят важные шейхи – президенты б. советских республик[33].
Ваш визит в нашу бывшую Азию начался с того, что Туркмения отказала во въезде одному газетчику – журналисту из вашего пула.
Для читателей той газеты, предположим, беда невелика (об официальных визитах все сообщают одно и то же). Газете этой, конечно, досадно, но тоже, согласимся – не смертельный случай (не свадьба Кабаевой).
Дело гораздо серьезней. Речь о престиже России и лично о вас.
Если этот журналист входит в кремлевский пул, значит, вы и ваши спецслужбы считают его достойным доверия. Получается, что, отказывая ему в визе, Туркмения указывает президенту России, кого брать, кого не брать.
То, что Туркмения на это отваживается, – ее дело. То, что вы с этим согласились (чтобы не говорить «смирились»), – наше. А уладить дело можно было без всяких переговоров. Взять журналиста в свой самолет, а прилетев в обидчивую восточную страну, выходя из самолета, положить ему руку на плечо и – вперед. Хотелось бы посмотреть: кто из встречающих решился бы спросить – кого это вы ведете? есть ли у него виза? Даже зубы они стиснули бы только мысленно, не переставая улыбаться.
Грубо говоря: что важнее – туркменский газ или русский гражданин? Какие надежды на вас останутся у людей, если вы даже от туркменских чиновников не хотите защитить своего подданного (почти сотрудника)?
При ваших предшественниках, г-н преемник, Россия разменяла на газ сотни тысяч русских жителей Туркмении. Когда десять лет назад наша страна барахталась в дефолтах, эту подлость еще можно было как-то объяснять тяжелым положением. Но теперь мы (государство) барахтаемся в деньгах; власть не знает, куда их девать. Деньги душат Россию (так больных иногда душит их собственный жир). Но и теперь ради газа и денег (а это одно и то же) вы, кажется, забыли о людях. Вы договариваетесь о ценах, подписываете контракты – невольно создается впечатление, что для вас важно только богатство.
Прилетая к нам, президенты и премьеры сильных стран всякий раз встречаются с оппозицией (хотя Кремлю это совсем не нравится). В резиденции американского посла толкутся те, кого в Кремле называют маргиналами и не пускают на телеэкран. Их принимают вовсе не в пику лично вам или, скажем, России. Вчера в Грузии госсекретарь США сперва встретилась с горячей тамошней оппозицией и только потом – с Саакашвили (хотя ему это было очень досадно).
Ни в Казахстане, ни в Азербайджане, ни в Туркмении вы с оппозицией не встречались. Может, вы не любите оппозицию, но такие встречи очень полезны. Нигде вы не узнаете так много о своих коллегах-президентах, как на встречах с их врагами. Зато вы беседовали с муллой, посетили музей Туркменбаши (от большой любви, что ли?).
Еще важнее (в вашем положении) встречаться с русскими в этих немножко деспотичных б. республиках СССР. Десятки лет русские были там на положении старшего брата и в один миг (в 1991-м) стали бесправным меньшинством. Встречи с вами были бы для них моральной поддержкой. И – реальной защитой в глазах восточных владык, тонко чувствующих смысл каждого жеста.
Покойный Папа Римский объездил весь мир, в том числе страны, где христиане – ничтожное и бессильное меньшинство. И даже там в первую очередь встречался не с президентами и султанами, а с христианами.
Что он мог получить? Ничего. Да и не надо ему было ничего. Папа Римский – совсем не демократ, пожизненный безусловный непогрешимый владыка Ватикана и миллиарда католиков. Он не торговал ни газом, ни оружием, ничем; не подписывал контрактов. В последние годы еле живой, с трудом говорящий, он отправлялся в мучительные для него дальние перелеты, просто чтобы посетить своих.
Что он мог им дать? Ничего. Только доброе слово. И они были счастливы, и будут об этом рассказывать внукам.
Вы – молодой и здоровый; скорее всего, вам предстоит объездить весь мир. Быть может, президенту России стоит встречаться с русскими всюду, где они есть (а они есть везде).
Даже там, где русских и русскоязычных ничтожно мало и они бессильны, стоит в первую очередь встречаться именно с ними. Пусть у них нет ни газа, ни власти, но внуки у них все-таки есть. И ваши встречи (просто потому, что вы – президент России) – быть может, единственный шанс, что эти внуки что-то поймут, когда об этом событии им будут рассказывать по-русски.
А там, глядишь, и Пушкина прочтут в оригинале – про золотую рыбку и жадную старуху, для которой важно было только богатство.
Диалоги с вагиной
Ксюша на приеме у Дон Кихота, или Как делают телепередачу
18 июля 2008
Обычно телепередачу сначала смотрят, а потом (иногда) читают о ней. Но этой передачи (про Ксюшу) еще не было. Она скоро выйдет в эфир[34].
Эта новая передача называется «Гордон Кихот». В эфире уже были два выпуска: о каком-то писателе и о Мавроди. Надо рассказать, как это делается.
Обычно телепередачу сначала смотрят, а потом (иногда) читают о ней. Но этой передачи (про Ксюшу) еще не было. Она скоро выйдет в эфир[34].
Эта новая передача называется «Гордон Кихот». В эфире уже были два выпуска: о каком-то писателе и о Мавроди. Надо рассказать, как это делается.
Приглашение
Звонит телефон. Ласковый и торжественный голос:
– Здравствуйте! Это Первый канал!! Мы приглашаем вас принять участие в передаче Александра Гордона! Вы нам очень нужны!
– А о чем?
– Пошлость на телеэкране. Вы – как?
– Да, тема важная. Может, и приду.
– А какая у вас позиция? Вы за или против?
– Вы о чем?
– О пошлости на телевидении.
– Я против.
– А вы не могли бы озвучить вкратце, чтó вы будете говорить?
Эти барышни с телевидения – они стараются; обижаться на них нельзя. Они просят запихать огромную проблему в одну фразу – поневоле задумаешься. Ведь неизбежно получится лозунг вроде «Миру – мир!» или «Долой кровавый режим!».
…ТВ призывает бороться с пошлостью. Поверить трудно (как производитель пошлости сам с собой станет бороться?), но желание благое. Мы обязательно увидим, как в дневную передачу «за мораль» вклеится реклама ночного порно.
ТВ называет пошлостью некоторые передачи, которые мы называем растлением, убийством детских душ. А ТВ говорит: «Какие ко мне претензии? Я еду к продвинутым, а эти дети сами бросаются под колеса».
– Здравствуйте! Это Первый канал!! Мы приглашаем вас принять участие в передаче Александра Гордона! Вы нам очень нужны!
– А о чем?
– Пошлость на телеэкране. Вы – как?
– Да, тема важная. Может, и приду.
– А какая у вас позиция? Вы за или против?
– Вы о чем?
– О пошлости на телевидении.
– Я против.
– А вы не могли бы озвучить вкратце, чтó вы будете говорить?
Эти барышни с телевидения – они стараются; обижаться на них нельзя. Они просят запихать огромную проблему в одну фразу – поневоле задумаешься. Ведь неизбежно получится лозунг вроде «Миру – мир!» или «Долой кровавый режим!».
…ТВ призывает бороться с пошлостью. Поверить трудно (как производитель пошлости сам с собой станет бороться?), но желание благое. Мы обязательно увидим, как в дневную передачу «за мораль» вклеится реклама ночного порно.
ТВ называет пошлостью некоторые передачи, которые мы называем растлением, убийством детских душ. А ТВ говорит: «Какие ко мне претензии? Я еду к продвинутым, а эти дети сами бросаются под колеса».
Аплодисменты
В студии две трибуны лицом к лицу. На передних лавочках основные участники – «эксперты». За ними разнообразная публика.
На нашей лавочке четверо (мы – против пошлости), а напротив – четверо, которые, видимо, за. Между нами барьер, вкруг него прохаживается Гордон – автор и ведущий.
Ждем начала записи, скучаем. Строгий голос из мощного динамика командует:
– Аплодисменты.
Послушная публика аплодирует. Кому? Чему? Проходит секунд 15 и опять:
– Аплодисменты.
Публика аплодирует. Через 15 секунд опять. Потом еще. Постепенно догадываешься: эти кусочки аплодисментов будут вклеены при монтаже в нужные места. То есть режиссер сам решит, какое место в передаче удостоится наших аплодисментов. Такого никогда раньше не видал. Обычно во время записи телепередач на трибуну сажают подсадного. У него в ухе такая штучка, ему режиссер из аппаратной командует: «Аплодисменты!» Подсадной по команде делает первые хлопки, а люди так устроены: услышав аплодисменты, немедленно начинают хлопать. Они, наверное, думают, что первым захлопал самый умный, который все понял и надо поскорее захлопать, чтобы тоже выглядеть понятливым.
А тут – попросту, без подсадных. Команда, аплодисменты, пауза, команда, аплодисменты, пауза… Народ, освоившись, возобновляет разговоры с соседями, кто-то уткнулся в книжку, кто-то в кроссворд. Строгий голос недоволен:
– Во время аплодисментов всем смотреть в центр зала!
Понятно. Если на экране публика будет аплодировать, а в это время кто-то читает, кто-то треплется между собой, то эти аплодирующие будут производить странное впечатление. Но даже то, что они стали смотреть в центр зала, вряд ли спасет. Лица пустые, скучные.
Работники мясокомбината не едят сосиски (видят, из чего и как они делаются). Смотрят ли операторы, продюсеры, редакторы свое? Смотрят ли они это дома, в готовом виде?
На нашей лавочке четверо (мы – против пошлости), а напротив – четверо, которые, видимо, за. Между нами барьер, вкруг него прохаживается Гордон – автор и ведущий.
Ждем начала записи, скучаем. Строгий голос из мощного динамика командует:
– Аплодисменты.
Послушная публика аплодирует. Кому? Чему? Проходит секунд 15 и опять:
– Аплодисменты.
Публика аплодирует. Через 15 секунд опять. Потом еще. Постепенно догадываешься: эти кусочки аплодисментов будут вклеены при монтаже в нужные места. То есть режиссер сам решит, какое место в передаче удостоится наших аплодисментов. Такого никогда раньше не видал. Обычно во время записи телепередач на трибуну сажают подсадного. У него в ухе такая штучка, ему режиссер из аппаратной командует: «Аплодисменты!» Подсадной по команде делает первые хлопки, а люди так устроены: услышав аплодисменты, немедленно начинают хлопать. Они, наверное, думают, что первым захлопал самый умный, который все понял и надо поскорее захлопать, чтобы тоже выглядеть понятливым.
А тут – попросту, без подсадных. Команда, аплодисменты, пауза, команда, аплодисменты, пауза… Народ, освоившись, возобновляет разговоры с соседями, кто-то уткнулся в книжку, кто-то в кроссворд. Строгий голос недоволен:
– Во время аплодисментов всем смотреть в центр зала!
Понятно. Если на экране публика будет аплодировать, а в это время кто-то читает, кто-то треплется между собой, то эти аплодирующие будут производить странное впечатление. Но даже то, что они стали смотреть в центр зала, вряд ли спасет. Лица пустые, скучные.
Работники мясокомбината не едят сосиски (видят, из чего и как они делаются). Смотрят ли операторы, продюсеры, редакторы свое? Смотрят ли они это дома, в готовом виде?