-- Если мы не намерены ждать пять лет ввода АТС, то должны действовать, то есть взять на содержание начальника управления, ведущего стройку, и прораба, ответственного за объект,-- двести рублей ежемесячно каждому, пока не сдадут.
Кто-то робко поинтересовался:
-- Мы будем платить почти год, как вы запланировали, а если они не сдадут, плакали денежки?
Ответить на вопрос поднялся из президиума Новохаткин, тренер по каратэ, бывший чемпион, а теперь еще и председатель гаражного кооператива.
-- Не волнуйтесь,-- если мы взялись за дело, АТС будет введена в строй в оговоренные сроки, и ни днем позже. Что же касается денег... Если бы возникла ситуация, о которой вы говорите, то деньги вышибли бы обратно, это я вам гарантирую... -- И после паузы добавил с улыбкой: -- С потрохами.
Зал оживился, в детали никто вникать не стал -- такое не поощрялось...
Теперь, когда Рашид адресовал вопросы только самому себе, ему хотелось быть таким же жестким и искренним в оценке своих поступков и своей судьбы, каким жестким он был в анализе жизни Дильбар, Фатхуллы, отца, Салиха-ака. Как при монтаже фильма, он вновь и вновь мысленно прокручивал "кадры", где был занят сам, и с горечью обнаруживал, что в главных ролях его почти нигде нет -- все статистом, на общем плане, в массовке, разве только в редких эпизодах, когда он был у себя, в домашней мастерской, наедине со сложной аппаратурой, вот тут-то он действительно главный, чувствует власть своего разума над тонкой техникой. "Бог, царь, волшебник",-- говорят о нем в "Ешлике" владельцы дорогой и редкой аппаратуры. Пожалуй, мастерская --единственное место, где он чувствует себя уверенно, тут ему, как Фатхулле у котла, подсказывать не стоит.
Будь Рашид человеком иного склада, он наверное, радовался бы широкому и интересному кругу общения жены, людям, что бывали у них. Но почему-то так получалось, что человек действительно интересный, ради которого и собирали гостей, отодвигался обычно на второй план -- всякий раз находился третьеразрядный художник, режиссер-неудачник, поэт-скандалист, который умело пользовался подвернувшейся трибуной. Выдавая себя за друга дома, рта не давал открыть другим, но многим гостям такой демагог казался незаурядной личностью, главным в компании, и ему внимали с интересом и почтением.
Если шальной гость не портил вечер, делал это кто-нибудь из незваных соседей. К примеру, Левка Катанян, у него прямо-таки нюх особый или сквозь стены видит: только соберутся гости -- тут же стук в дверь.
-- А вот и мы! -- радостно возвещал он, проталкивая вперед свою толстушку Гаянэ.
Левка работает в "Интуристе", в валютном баре, и является всегда с какой-нибудь диковинной бутылкой спиртного для женщин и непременно прихватывает один и тот же сорт виски, наверное - самый любимый. И носится с этой бутылкой как курица с яйцом, перебивая только-только налаживающийся интересный разговор.
-- "Белая лошадь", настоящая, в Шотландии по особому рецепту и из особой воды изготовленная,-- нахваливает он, намереваясь в который раз прочитать гостям получасовую лекцию о виски.
Познания свои Левка почерпнул на курсах барменов в Москве. Других разговоров он не ведет и слушать не любит.
И всякий раз находится человек, который непременно спросит:
-- А что, бывает "Белая лошадь" не настоящая?
Левка, до этого успевший объявить гостям, что он вылитый поздний Элвис Пресли, долго и громко хохочет, и его жирные плечи и щеки трясутся, как холодец.
-- Бывает, всякая лошадь бывает, но настоящая "Белая лошадь" только здесь или у меня дома. Англичане, шотландцы и прочие интеры пьют в моем баре тещин самогон, смешанный с коньяком. Тесть у меня экспедитором на винзаводе работает... И знаете, нахваливают клиенты, говорят, что лучше, чем в самой Шотландии виски. А я им отвечаю солидно: "А как же, экспорт есть экспорт, Катаняну самое качественное и отправляют". Но знаете, приятно слышать, что виски у меня лучше, чем в Шотландии, гордость берет за рецепт, я ведь сам химичу, никому не доверяю,-- и опять весело хохочет, не обращая внимания на гостей.
А тем не до смеха: желание попробовать настоящее виски как-то пропадает или, отравленные самомнением, пьют, не испытывая никакого удовольствия...
Или заявится бывшая хоккейная звезда, доигрывающая в "Бинокоре",-- тот ко всем приходил без приглашения, твердо убежденный, что ему везде и всегда рады. Приходит он один, но через час-другой появляется его жена Элеонора, вечно заспанная и всем недовольная томная красивая женщина; она тоже считала, что своим присутствием украшает провинцию, иначе Ташкент она и не называла. Когда-то давно, всего один сезон, играла она эпизодическую роль в спектакле театра "Современник", еще в старом здании, располагавшемся на площади Маяковского, но она почему-то любила другой ориентир и говорила: "Напротив ресторана "Пекин"". После двух-трех рюмок Элеонора пытается рассказать всем, какая у нее была замечательная роль и как она ее блестяще играла. Но как называлась пьеса, она запамятовала навсегда.
-- Ну, это неважно,-- небрежно роняла она, и все с ней соглашались.
Хоккеиста звали Эдик, но между собой его величали Ноздревым: играл ли он в карты, нарды или шахматы, все пытался словчить, обмануть, и каждый раз ловили его за руку, однажды даже крепко били, потому что играли всегда "на интерес".
Как только появлялся Эдик, Катанян тут же убирал со стола свою роскошную зажигалку "Ронсон".
-- Сопрет,-- убежденно говорил Левка, пряча ее в карман,-- непременно сопрет, уж я его знаю...
Хоккейную звезду отчислили из московского клуба за чрезмерную страсть к спиртному. Здесь, во второй лиге, с его слабостью мирились, и он потихоньку спивался. Хмелел он быстро, а опьянев, занимался постоянно одним и тем же--приставал к гостям с предложением обменяться часами.
-- Махнемся? -- говорил он кому-нибудь, зажав в кулаке свой задрипанный "Полет".
Махнуться он предлагал только тем, у кого были часы солидных фирм: "Радо", "Картье",-- дорогие и редкие часы здесь входили в обязательный джентльменский набор. Гостям, впервые столкнувшимся с бывшей спортивной звездой, и отказать было неловко, и с часами расставаться не хотелось. Но Анюта цепко держала хоккеиста в поле зрения, и, зная его повадки, вовремя приходила гостю на помощь.
-- Эдик, обирать моих гостей -- это уж слишком, даже для такой знаменитости, как ты! -- сердилась властная хозяйка дома.
Обиженный Эдик уходил сразу -- тихо, без скандала, но непременно прихватив со стола бутылку.
-- У меня тяжелое похмелье,-- объяснял он свой жест.
Через час-полтора, не попрощавшись, уходила и Элеонора.
Попав несколько раз впросак, Рашид терялся, искренне жалея, что пропустил возможность пообщаться с интересной личностью, как хозяин дома чувствовал вину перед заслуженным человеком, и оттого подобные встречи не радовали душу. При удобном случае, сославшись на занятость, он запирался в мастерской.
Конечно, по праздникам, ко всяким личным датам собирались у них в доме и соседи по "Ешлику"; за два-три года они все перебывали друг у друга, шла бойкая частная жизнь, и досугу уделялось особое внимание. Бывая в гостях у соседей или принимая их, Рашид всякий раз поражался уверенности, апломбу, с которым держались его одногодки.
Особенно раздражал его Шухрат Валиходжаев, парень, помешанный на автомобилях: у него ежегодно появлялись то новая модель, то машина другой расцветки. Шухрата знал каждый постовой ГАИ -- второго такого злостного нарушителя в Ташкенте, наверное, не было. Многие инспектора, наученные горьким опытом, не останавливали Шухрата, номер машины которого имел впереди два гордых нуля. Не проходило недели, чтобы он не вступал в крупный скандал с работниками автоинспекции.
-- Я спрашиваю,-- возбужденно рассказывал он об очередной стычке,--"Старлей, тебе нужны мои права? Пожалуйста, только помни: привезешь мне домой их сам и извиняться будешь, а прощу я тебя или нет, не знаю,-- на какое настроение нарвешься". Тут старлей побагровел и говорит: "Как ты, сопляк, с должностным лицом разговариваешь? Я при исполнении служебных обязанностей, а не у тебя в гостях". Ну, такого хамства я, конечно, не вытерпел, сорвал с него погоны и пообещал, что он, безродный кишлачный выродок, в ногах у меня будет валяться, вымаливая прощение за то, что оскорбил род Валиходжаевых..." -- и Шухрат при этом победно оглядывал окружающих - мол, знай наших...
Или взять Генриха Хабибуллина -- этот терроризировал лучшие рестораны и бары города, за исключением заведения Катаняна. Левке он покровительствовал потому, что тот ни разу не предъявил счет, один ли Генрих заваливался в полночь или с компанией -- бар Катаняна, единственное ночное заведение столицы, работал до утра.
Генрих, соперничая с Шухратом, часто похвалялся:
-- Заходим обедать в "Зеравшан" с Эдиком, заказываем бутылку коньяка. Официант говорит: "Спиртное с двух, по сто грамм на человека". Ну, вы знаете, что для нас с хоккеистом эти сто грамм, а тут еще лакей про какое-то время толкует. Я ему и поясняю тактично: "Ты, халдейская рожа во фраке, если сию минуту не принесешь бутылку коньяка, я ваш ресторан замучаю комиссиями, а на тебя дело организую, коль до сих пор не уразумел, кому можно пить с утра, а кому -- с двух". Шум, конечно, гам, прибегает Гарик, метрдотель, наш сосед... Он, конечно, все улаживает, извиняется за нового официанта...
Ресторанный люд трепетал перед Генрихом потому, что отец его -- шишка в народном контроле, а родной дядя -- большой человек в городском ОБХСС.
Поражался Рашид и тому, как они держались друг друга, не давали чужим в обиду, понимая, что в стае -- их сила. Если между собой Эдика называли пьянью, Ноздревым и даже презирали, то для посторонних, для гостей, он --ярчайшая спортивная звезда, их друг, сосед, а его жена, красавица Элен,--актриса московского театра "Современник", вынужденная из-за мужа оставить театр. Зная, что Генрих редко платит за свой обед в ресторане и беззастенчиво доит Катаняна, называли его подонком, но посторонним говорили о нем как о плэйбое, сорящем деньгами направо и налево. Потому что если Шухрат Валиходжаев улаживал неприятности всех автовладельцев в ГАИ, то Генрих Хабибуллин по-своему оказывался нужным человеком для состоятельных людей "Ешлика": чтобы достать икру, чешское пиво, красную рыбу, итальянские спагетти, оливковое масло, французское шампанское, заказать столик или снять зал для свадьбы или иного торжества, обращались только к нему.
За пределами "Ешлика" все желали выглядеть бескорыстными, утонченными и всячески поддерживали придуманную самими же легенду о красивой жизни и благородных нравах.
"Откуда у них такое нескрываемое чувство превосходства над другими, чувство единственных хозяев жизни, своей особой значимости, чванливости за принадлежность к созданной ими же касте, новой элите?" -- часто с раздражением думал Рашид. Он даже предложил Анюте съехать из кооператива --интересных обменов на "Ешлик" предлагали много. Разговор вышел крутой. Рашид уверял жену, что они не туда попали, но Анюта, терпеливо выслушав горячие доводы мужа, ответила не менее убежденно:
-- Ты что, сумасшедший? Люди спят и видят сны, что живут в "Ешлике". Жизнь нужно потратить для обзаведения такими знакомствами, а у тебя они все соседи. Это какой-то гениальный человек додумался поселить нужных людей в одном месте, чтобы они решали проблемы, не выходя из дома, а ты говоришь: съехать. И поменьше бы ты, дорогой муж, комплексовал,-- выживают уверенные, сильные, удачливые, живущие без оглядки. Что касается меня, то я нашла свое место в жизни и вполне уютно себя чувствую, я всегда мечтала попасть в круг избранных. И если бы наши родители раскошелились еще щедрее, я бы открыла салон -- это главная цель моей жизни. Разве тебе не понравится: давлатовские пятницы?..
В общем, поговорили по душам. Упоминание про салон доконало Рашида окончательно, и он ушел, хлопнув дверью, и ночь провел в гараже. Правда, тогда же, с интервалом в полгода, он еще дважды хлопал дверью, в итоге опять -- ночь в машине.
В первый год их совместной жизни в Ташкенте, на квартире, что снимал он на Чиланзаре, они подолгу строили планы, где в перспективе предполагались и учеба Анюты, и, конечно же, ребенок. Куда девались планы, казавшиеся верными и реальными, как только они переехали в "Ешлик" и обжились?
На учебе Рашид, правда, особенно не настаивал. Анюта же с обескураживающей простотой говорила:
-- А зачем учиться? Учись не учись, зарплата для женщины везде почти одинакова, без образования даже легче -- не повязан специальностью... К примеру, поступлю я в мединститут. Семь лет тягостной учебы, включая "добровольные" стройотряды и каждую осень хлопковую кампанию до Нового года. Ночи напролет зубри латынь и фармакологию, обязательные дежурства в больницах из-за недостатка младшего медицинского персонала. А результат? Те же сто рублей. Ну, пусть не сто, больше, но существенной разницы в оплате труда нет, так и работу мою не сравнишь: я хожу на службу когда захочу, у нас спецбуфет, столовая, пайки, заказы, нет проблем с путевками, курортами, у нас своя авиа- и железнодорожная касса, все солидно. Хлопковая отрасль ведущая в республике, нам внимание, почет, блага, врачам только завидовать мне остается, как, впрочем, и многим другим дипломированным женщинам. Сколько получают и какими благами пользуются они, закончившие библиотечный, пищевой, текстильный институты?
Список она приводила убедительный, и Рашид смирился с тем, что учиться Анюта не намерена. А вот с ребенком...
Выйдя замуж, Анюта проявила характер, и переубедить ее оказалось делом непростым. В отношении ребенка она стояла твердо: не раньше, чем в двадцать восемь, мол, не намерена молодость и красоту губить на пеленки, тем более что наконец-то окунулась в интересную жизнь,-- она имела в виду суету в "Ешлике". Почему в двадцать восемь -- не объяснила. Может быть, двадцать восемь ей казались таким пожилым возрастом, что после них и жить не стоит?
Сейчас, на пустом хлопковом поле, перетряхивая свою семейную жизнь, Рашид убеждался, что и тут он не проявил ни мужского характера, ни настойчивости. А ведь он видел, как пагубно влияет на Анюту обитание в "Ешлике". Пытался ли он с высоты своего возраста, опыта жизни в столице раскрыть ей глаза на многое?
Внешне их жизнь мало отличалась от жизни соседей,-- Анюта внимательно следила за ее фасадом. Еще не въезжая, они сразу переоборудовали новую квартиру, поставили, как и все, железную дверь, открывающуюся посложнее иного сейфа и вышибить которую можно было лишь танком. Рашид до сих пор не понимал, зачем им такая сверхнадежная дверь. Мебель стояла, как у всех, импортная, стилизованная под старину, ну, может, аппаратура у них была поинтереснее, потому что Рашид понимал в ней толк; привез ее сосед, в год раз пять бывавший за рубежом. Пожалуй, вот и все сходство, но только это и бросалось в глаза Анюте. Рашид знал: большинство молодых семей, как и его собственная, живет на "подсосе" у родителей -- термин, широко бытовавший в их среде,-- но догадывался, что существует у многих и какая-то другая жизнь, которую старались не афишировать.
Наверное, поначалу и Рашида в "Ешлике" приняли за оборотистого парня попал в престижный кооператив, жена одета с иголочки, дом хлебосольный, машина, гараж,-- и поэтому он однажды чуть не получил доступ к аферам деляг.
Как-то окликнул его с балкона Новохаткин, тот самый, что придумал и осуществил гениальный трюк с гаражами:
-- Рашид, заскочи на минутку, дело есть.
Честно говоря, Рашид побаивался и сторонился своего председателя гаражного кооператива. Фрэд Новохаткин, несдержанный, злой парень, держал многих в страхе; бывало, иногда по пьянке пускал в ход кулаки, но наутро долго и слезно просил прощения, потому что знал -- тут обиды не забываются. Крикливый, шумный, хвастливый, он не нравился Давлатову, который сам по натуре был сдержан, немногословен, замкнут. Поражало Рашида, что Новохаткин входил в мозговой трест кооператива, где преобладали все-таки ребята с головой, и манера держаться у них была иная.
-- Чем занимается Фрэд? -- спросил он однажды у Левки Катаняна.
-- Федя? Бывшая спортивная звезда дает теперь частные уроки каратэ отпрыскам из благородных семей, а основное занятие -- рэкет. Опасный человек... Ты держись от него подальше...
Давлатов не знал, что означает "рэкет", но переспрашивать не стал..
Рашид подумал, что Фрэд приглашает его оценить новый стереокомплекс "Кенвуд", о котором он уже всем уши прожужжал, и пошел к соседу, хоть и без особого желания. Фрэд встретил его необычайно радушно, обнял, даже на восточный манер задал несколько вопросов о житье-бытье, не особенно вслушиваясь в ответы. "Наверное, по пьянке грохнул деку на пол или мотор спалил",-- успел подумать Рашид, видя, как необычайно любезен сегодня хамоватый председатель. Но Фрэд даже не подвел его к сияющей хромом и никелем установке. Усадив Давлатова в глубокое кресло спиной к "Кенвуду", чтобы не отвлекался, он по-хозяйски предложил:
-- Виски, коньяк, джин?
-- Иду в гараж за машиной, потом на Алайский базар,-- ответил Рашид,--так что сам понимаешь...
-- Если хочешь -- врежь. Отмажем, в ГАИ тоже наши люди есть,--уговаривал Новохаткин, но Рашид от выпивки отказался.
Фрэд, в ярком атласном спортивном халате, наверное оставшемся от тех недавних времен, когда он был чемпионом, налил себе виски и сел напротив.
-- Второй год присматриваются к тебе некоторые люди,-- начал он издалека,-- и все не поймут, что ты за человек, как попал в "Ешлик". Темная лошадка - так о тебе до сих пор судачат. -- Видя, что Рашиду не понравилось такое сравнение, он заторопился: -- Да ты не обижайся, плохо не говорят. Скорее, речь о твоей загадочности: молчишь, никуда не напрашиваешься, ведешь себя достойно, не жаден, но при деньгах, это чувствуется. А уж в твою Анюту наши жены влюблены поголовно, и в доме у тебя любят бывать. Пытались навести справки -- никто толком ничего не знает, чисто работаешь. Но за два года поняли: ты свой парень, деловой. Умные люди затеяли одно беспроигрышное дело и решили, что ты им вполне подходишь в компанию, они и поручили мне переговорить и предложить тебе пай,-- не всякому выпадает такая честь, цени...
Рашид слушал не перебивая, потому что не понимал, куда клонит председатель гаражного кооператива.
-- ...А дело, Рашид, такое. Решили открыть в Ташкенте, а если удастся и по всей республике, залы игровых автоматов. Дело давно проверенное, на азарте умные люди миллионы делают. Но для начала требуются деньги, большие деньги: надо заполучить надежные автоматы, аттракционы, нужны штаты, помещения, разрешения райисполкомов, утверждение максимальных цен; необходимо открыть счета и финансирование в нужных банках. Все уже продумано, закручено, вот-вот завертится колесо и посыплется золотой дождь на хозяев, но в самом конце у пайщиков стали иссякать наличные -- ты не можешь представить, какие деньги вложили в игорный бизнес! -- поэтому они предлагают тебе вложить тридцать тысяч, которые вернут сразу с первых прибылей, не позже чем через полгода.
Глядя на непроницаемое лицо Рашида, Фрэд встал, подошел к письменному столу и молча подал ему большую красивую коробочку. Рашид нажал на кнопку, и крышка легко открылась: с черного бархата обивки полыхнули ослепительным блеском бриллианты.
-- Что это? -- спросил он, непонимающе глядя на хозяина.
Такая реакция не осталась не замеченной Фрэдом, но он не придал ей значения, подумав, что Давлатова ошеломили красота колье и герб некогда старейшего ювелирного дома России.
-- Залог под твой взнос,-- объяснил он. -- Только помни: старинное колье гораздо дороже твоего пая. Обычно залог никому не обеспечивают, достаточно слова, но ты человек новый и осторожный, судя по всему, поэтому пошли навстречу. Цени доверие и внимание.
Рашид, немного отойдя от первого шока, спросил с любопытством:
-- А что я буду иметь, если войду в дело?
Фрэд вытер взмокший от волнения лоб.
-- С момента вступления будешь ежемесячно получать по триста рублей в течение пяти лет. Нигде не числясь, не расписываясь, то есть абсолютно без риска. А пай вернут тебе первому, я уже говорил. Впрочем, если автоматы окажутся надежными и прослужат более пятилетнего гарантийного срока, деньги будут выплачиваться и дальше.
Рашид почему-то до сих пор воспринимал разговор как розыгрыш -- у них в "Ешлике" часто и остроумно разыгрывали друг друга, причем иную шутку готовили неделями,-- но сейчас почувствовал, что шуткой тут и не пахнет: слишком уж волновался Фрэд от возложенной на него миссии. Рука машинально нажала кнопку, и Рашида снова ослепил холодный блеск бриллиантов. Он нечаянно выронил коробку и почему-то вдруг смертельно испугался...
Реакцию Фрэд сохранил отменную,-- он перехватил выпавшую коробку и по бледному лицу Давлатова понял, что обратился не по адресу.
Рашиду стало неловко за свой непонятный страх и хотелось как-нибудь достойнее выйти из неприятного положения, но ничего путного в голову не приходило -- страх словно парализовал его.
Фрэд понял его состояние и рассмеялся:
-- Ну, не тянешь так не тянешь, ошиблись, значит, в тебе проницательные люди. Но запомни: язык надо держать за зубами, в таком деле и соседей не милуют...
Больше Рашид деловых предложений не получал, и ни в какие аферы его не втягивали -- мозговой трест ошибался редко. Анюте он не сказал ни слова, а жаль, может, с самого начала было бы меньше восторгов по поводу людей, живущих вокруг.
"Как же так? -- недоумевал Рашид. -- Банк, финансирование, официальные штаты, залы в людных местах, и какие-то подпольные владельцы?" Наконец, после долгих раздумий, решил, что его хотели обмануть. Впрочем, пожелай даже он войти в долю, стать тайным совладельцем игорных заведений, откуда у него такие деньги?
Но когда во всех оживленных местах Ташкента и в тесных предбанниках кинотеатров стали дружно появляться залы игральных автоматов, Рашид понял, что с ним говорили серьезно, и размах показывал, что нужные деньги нашлись и хорошо подмазанному делу не чинили бюрократических помех. Судьба игральных залов его не волновала, у него своих забот хватало, хотя время от времени он слышал обрывочные фразы о новом бизнесе.
Наверное, Рашид никогда бы не вспомнил о давнем предложении, да и сегодня тоже, если бы неделю назад не прочитал в главной республиканской газете статью. Поразило его не только количество залов игральных автоматов и размах дела -- залы работали в три смены, без перерыва,-- но и то, что в некоторых имелись "однорукие бандиты", те самые, что стоят в Лас-Вегасе и Монте-Карло и опутали весь мир,-- настоящие, с клеймом "Made in USA". И даже корреспонденту уважаемой газеты не удалось добраться до сути: как попали в далекий Узбекистан эти "однорукие бандиты"? По газетной версии автоматы предназначались для теплохода, работающего по фрахту на иностранных линиях, но как они объявились в сухопутном Ташкенте, читатели так и не узнали...
"Удивительная осень,-- пришла неожиданная мысль. -- Проясняется все вокруг, по всей стране. Еще полгода назад вряд ли вышла бы подобная статья, поостереглись бы о таком во всеуслышание говорить, да и те, кому это невыгодно, не дали бы ей ходу, сила у них была, деньги текли рекой до самого верха. Да и сейчас рано сбрасывать их со счетов-- затаились, выжидают, надеются, что временно это, очередная кампания..."
И сам собой возник неутешительный вывод: если его соседи жили двойной жизнью, то он жил с двойной моралью.
Ведь на работе он не раз говорил о расплодившейся новой элите, и не просто говорил, а осуждал, ибо вокруг, куда ни глянь, попиралась справедливость. Выходит, неискренним он был со своими друзьями: Фатхуллой, Баходыром, Мариком, если, приходя домой, принимал или шел в гости к этой самой что ни на есть махровой, самодовольной элите, тем более зная, что она к тому же и нечиста на руку. А услуги соседей, которыми пользовался? Значит, всецело разделял в душе их корпоративную мораль.
А блага от такой морали доставались немалые, от телефона и гаража до билета на любой спектакль, да и вообще вряд ли существовала в Ташкенте сфера, которая, по выражению Анюты, не была "прихвачена" влиятельными людьми из "Ешлика". Отказался ли когда от чего-нибудь, да что отказался - задумался ли крепко, что пользуется тем, что предназначено другим?
"Нет, как ни оправдывайся, я стопроцентный представитель блатного "Ешлика", даже если не вхожу в мозговой трест и не ворочаю темными делами,--казнился Рашид. -- А может, оттого и не входил в мозговой трест и не ворочал темными делами, что кишка оказалась тонка, а не потому, что честнее и лучше окружения?" -- задал он себе новый вопрос.
И тут же, как ни странно, без труда нашелся ответ. Мало, оказывается, стоять в стороне, в позе стороннего наблюдателя, даже с чистыми руками. Пока не научишься называть вещи своими именами и не будешь относиться к себе строже, чем к другим, не перестанешь тешиться мыслями, что в главном ты себя не запятнал, а мелочи вроде не в счет,-- иллюзией будет называть себя порядочным человеком.
Неожиданно он подумал, что жить так дальше нельзя, и пришла шальная мысль: а не пойти ли работать в мастерскую, где ремонтируют радиоаппаратуру и вычислительную технику, ведь есть у него к этому тяга, способности. Мысль вроде абсурдная, но, если вдуматься, есть резон: лучше не теряя годы стать классным специалистом, чем быть псевдоинженером.
-- Начать все сначала? -- сказал как-то неуверенно вслух Рашид, и вновь его мысли вернулись к отцу.
"Вот кого не пугают перемены, а только радуют",-- подумал Рашид и улыбнулся. Он знал, что Бугаев, председатель колхоза в Степном, предложил отцу с Авдеевым взять сельский подряд: выращивать скот, свиней и птицу, и под это дело выделил пашни, луга, выгон, технику. "С весны станем фермерами",-- весело сказал отец по телефону.
"И нам с Анютой нашлось бы дело на семейной ферме",-- подумал Рашид, но представить Анюту на ферме среди телят и поросят не смог и вздохнул...
Осенние сумерки густели прямо на глазах, и из поля видимости исчезало то одно, то другое, словно невидимая рука опускала театральный занавес, сужая сцену, и невидимый режиссер убирал на ночь и Чаткальский хребет, и шипан Палвана Искандера, и уходящий в поля арык Салиха-ака, и тутовники, затаившие жизнь до весны, и вспаханные поля, неоглядные поутру; нет и неба -- одна дымная наволочь, которой, кажется, можно коснуться рукой.
И вдруг Рашид ясно ощутил, что если сейчас, сию минуту не примет какого-то решения, все останется по-прежнему, хотя жить так ему уже не хочется. Мелькнула в сознании почему-то корова, порвавшая цепь, и он улыбнулся.
"Да-да, сейчас, немедля, несмотря на ночь, в Ташкент, домой!" --осенило его. Четкой и осознанной программы не было, был лишь душевный порыв - это он чувствовал.
Прежде всего необходим разговор с Анютой об их жизни, о их семье, ведь должен он и ей дать шанс начать сначала. Разговор предстоит не из легких и может закончиться вопросом, старым как мир: быть или не быть?
И он наконец-то должен ответить на него по-мужски, как велит разбуженная совесть. А если нет, если она не захочет понять его и что-то поменять в своей судьбе и на этот раз, не пожелает расстаться с придуманной жизнью? Как тогда? Найдет ли он в себе силы не держаться за то, что стало его оковами, выйдет ли из круга, где имеет не заработанные привилегии, где как бы узаконена и его причастность к избранным?
-- Да, да! -- ответил он себе и впервые почувствовал себя так уверенно, что подумал: "Я и без диплома не пропаду".
А что, если махнуть на все рукой и вернуться домой, в Степное? Ведь там до сих пор нет ателье по ремонту телевизоров, магнитофонов, приемников, и вынуждены его земляки громоздкую аппаратуру возить на починку в Оренбург. Вот где бы, наверное, по-настоящему пригодились его способности -- приносил бы пользу землякам, ведь аппаратуры теперь в каждом доме хоть отбавляй. "Ну, это уж на крайний случай, если жизнь совсем припрет",-- решил Рашид и улыбнулся: оказывается, в жизни столько шансов жить достойно, с толком, надо только захотеть.
Возвращался он, торопясь в чайхану, не вдоль арыка, как все последние дни -- арык уже потонул в темноте стремительно надвигающейся ночи,-- а проселочной дорогой, наезженной за дни хлопковой страды машинами и комбайнами и исхоженной горожанами-сборщиками. Заросший, худой, с посохом в руке, человеку с воображением он, наверное, издали напоминал дервиша, не хватало только котомки за плечами и островерхого войлочного колпака.
С каждым шагом темнота сгущалась, и сквозь дымную наволочь появилась на небе бледная звездочка -- пока одна-единственная, первая.
Рашид услышал, как журчит Кумышкан,-- до кишлака рукой подать. Задумавшись, он налетел на камень на дороге, от падения его уберег только посох. Он отвлекся от дум и оглядел знакомый валун, на который однажды уже натыкался.
Огромный камень лежал как раз на пересечении дорог, и Рашиду вспомнилась давняя присказка: "налево пойдешь -- коня потеряешь, направо --счастье найдешь, вперед пойдешь..." Милое, славное время детских сказок, как быстро ты истаяло, и во взрослой жизни надо самому принимать решение, в какую сторону поворачивать, куда идти и зачем...
В это время за Кумышканом в вечернюю тишь кишлака и окрестных полей ворвался многократно усиленный динамиками голос: "А ты такой холодный, как айсберг в океане...", неожиданно ярко вспыхнул фонарь на столбе у чайханы, и Рашид,-- обежав камень вокруг, как в детстве наудачу,-- прибавил шагу.
1987 г., Малеевка
С а р а т а н -- четвертый месяц мусульманского солнечного года, соответствует периоду от 22 июня до 21 июля, самое жаркое время года.
Кто-то робко поинтересовался:
-- Мы будем платить почти год, как вы запланировали, а если они не сдадут, плакали денежки?
Ответить на вопрос поднялся из президиума Новохаткин, тренер по каратэ, бывший чемпион, а теперь еще и председатель гаражного кооператива.
-- Не волнуйтесь,-- если мы взялись за дело, АТС будет введена в строй в оговоренные сроки, и ни днем позже. Что же касается денег... Если бы возникла ситуация, о которой вы говорите, то деньги вышибли бы обратно, это я вам гарантирую... -- И после паузы добавил с улыбкой: -- С потрохами.
Зал оживился, в детали никто вникать не стал -- такое не поощрялось...
Теперь, когда Рашид адресовал вопросы только самому себе, ему хотелось быть таким же жестким и искренним в оценке своих поступков и своей судьбы, каким жестким он был в анализе жизни Дильбар, Фатхуллы, отца, Салиха-ака. Как при монтаже фильма, он вновь и вновь мысленно прокручивал "кадры", где был занят сам, и с горечью обнаруживал, что в главных ролях его почти нигде нет -- все статистом, на общем плане, в массовке, разве только в редких эпизодах, когда он был у себя, в домашней мастерской, наедине со сложной аппаратурой, вот тут-то он действительно главный, чувствует власть своего разума над тонкой техникой. "Бог, царь, волшебник",-- говорят о нем в "Ешлике" владельцы дорогой и редкой аппаратуры. Пожалуй, мастерская --единственное место, где он чувствует себя уверенно, тут ему, как Фатхулле у котла, подсказывать не стоит.
Будь Рашид человеком иного склада, он наверное, радовался бы широкому и интересному кругу общения жены, людям, что бывали у них. Но почему-то так получалось, что человек действительно интересный, ради которого и собирали гостей, отодвигался обычно на второй план -- всякий раз находился третьеразрядный художник, режиссер-неудачник, поэт-скандалист, который умело пользовался подвернувшейся трибуной. Выдавая себя за друга дома, рта не давал открыть другим, но многим гостям такой демагог казался незаурядной личностью, главным в компании, и ему внимали с интересом и почтением.
Если шальной гость не портил вечер, делал это кто-нибудь из незваных соседей. К примеру, Левка Катанян, у него прямо-таки нюх особый или сквозь стены видит: только соберутся гости -- тут же стук в дверь.
-- А вот и мы! -- радостно возвещал он, проталкивая вперед свою толстушку Гаянэ.
Левка работает в "Интуристе", в валютном баре, и является всегда с какой-нибудь диковинной бутылкой спиртного для женщин и непременно прихватывает один и тот же сорт виски, наверное - самый любимый. И носится с этой бутылкой как курица с яйцом, перебивая только-только налаживающийся интересный разговор.
-- "Белая лошадь", настоящая, в Шотландии по особому рецепту и из особой воды изготовленная,-- нахваливает он, намереваясь в который раз прочитать гостям получасовую лекцию о виски.
Познания свои Левка почерпнул на курсах барменов в Москве. Других разговоров он не ведет и слушать не любит.
И всякий раз находится человек, который непременно спросит:
-- А что, бывает "Белая лошадь" не настоящая?
Левка, до этого успевший объявить гостям, что он вылитый поздний Элвис Пресли, долго и громко хохочет, и его жирные плечи и щеки трясутся, как холодец.
-- Бывает, всякая лошадь бывает, но настоящая "Белая лошадь" только здесь или у меня дома. Англичане, шотландцы и прочие интеры пьют в моем баре тещин самогон, смешанный с коньяком. Тесть у меня экспедитором на винзаводе работает... И знаете, нахваливают клиенты, говорят, что лучше, чем в самой Шотландии виски. А я им отвечаю солидно: "А как же, экспорт есть экспорт, Катаняну самое качественное и отправляют". Но знаете, приятно слышать, что виски у меня лучше, чем в Шотландии, гордость берет за рецепт, я ведь сам химичу, никому не доверяю,-- и опять весело хохочет, не обращая внимания на гостей.
А тем не до смеха: желание попробовать настоящее виски как-то пропадает или, отравленные самомнением, пьют, не испытывая никакого удовольствия...
Или заявится бывшая хоккейная звезда, доигрывающая в "Бинокоре",-- тот ко всем приходил без приглашения, твердо убежденный, что ему везде и всегда рады. Приходит он один, но через час-другой появляется его жена Элеонора, вечно заспанная и всем недовольная томная красивая женщина; она тоже считала, что своим присутствием украшает провинцию, иначе Ташкент она и не называла. Когда-то давно, всего один сезон, играла она эпизодическую роль в спектакле театра "Современник", еще в старом здании, располагавшемся на площади Маяковского, но она почему-то любила другой ориентир и говорила: "Напротив ресторана "Пекин"". После двух-трех рюмок Элеонора пытается рассказать всем, какая у нее была замечательная роль и как она ее блестяще играла. Но как называлась пьеса, она запамятовала навсегда.
-- Ну, это неважно,-- небрежно роняла она, и все с ней соглашались.
Хоккеиста звали Эдик, но между собой его величали Ноздревым: играл ли он в карты, нарды или шахматы, все пытался словчить, обмануть, и каждый раз ловили его за руку, однажды даже крепко били, потому что играли всегда "на интерес".
Как только появлялся Эдик, Катанян тут же убирал со стола свою роскошную зажигалку "Ронсон".
-- Сопрет,-- убежденно говорил Левка, пряча ее в карман,-- непременно сопрет, уж я его знаю...
Хоккейную звезду отчислили из московского клуба за чрезмерную страсть к спиртному. Здесь, во второй лиге, с его слабостью мирились, и он потихоньку спивался. Хмелел он быстро, а опьянев, занимался постоянно одним и тем же--приставал к гостям с предложением обменяться часами.
-- Махнемся? -- говорил он кому-нибудь, зажав в кулаке свой задрипанный "Полет".
Махнуться он предлагал только тем, у кого были часы солидных фирм: "Радо", "Картье",-- дорогие и редкие часы здесь входили в обязательный джентльменский набор. Гостям, впервые столкнувшимся с бывшей спортивной звездой, и отказать было неловко, и с часами расставаться не хотелось. Но Анюта цепко держала хоккеиста в поле зрения, и, зная его повадки, вовремя приходила гостю на помощь.
-- Эдик, обирать моих гостей -- это уж слишком, даже для такой знаменитости, как ты! -- сердилась властная хозяйка дома.
Обиженный Эдик уходил сразу -- тихо, без скандала, но непременно прихватив со стола бутылку.
-- У меня тяжелое похмелье,-- объяснял он свой жест.
Через час-полтора, не попрощавшись, уходила и Элеонора.
Попав несколько раз впросак, Рашид терялся, искренне жалея, что пропустил возможность пообщаться с интересной личностью, как хозяин дома чувствовал вину перед заслуженным человеком, и оттого подобные встречи не радовали душу. При удобном случае, сославшись на занятость, он запирался в мастерской.
Конечно, по праздникам, ко всяким личным датам собирались у них в доме и соседи по "Ешлику"; за два-три года они все перебывали друг у друга, шла бойкая частная жизнь, и досугу уделялось особое внимание. Бывая в гостях у соседей или принимая их, Рашид всякий раз поражался уверенности, апломбу, с которым держались его одногодки.
Особенно раздражал его Шухрат Валиходжаев, парень, помешанный на автомобилях: у него ежегодно появлялись то новая модель, то машина другой расцветки. Шухрата знал каждый постовой ГАИ -- второго такого злостного нарушителя в Ташкенте, наверное, не было. Многие инспектора, наученные горьким опытом, не останавливали Шухрата, номер машины которого имел впереди два гордых нуля. Не проходило недели, чтобы он не вступал в крупный скандал с работниками автоинспекции.
-- Я спрашиваю,-- возбужденно рассказывал он об очередной стычке,--"Старлей, тебе нужны мои права? Пожалуйста, только помни: привезешь мне домой их сам и извиняться будешь, а прощу я тебя или нет, не знаю,-- на какое настроение нарвешься". Тут старлей побагровел и говорит: "Как ты, сопляк, с должностным лицом разговариваешь? Я при исполнении служебных обязанностей, а не у тебя в гостях". Ну, такого хамства я, конечно, не вытерпел, сорвал с него погоны и пообещал, что он, безродный кишлачный выродок, в ногах у меня будет валяться, вымаливая прощение за то, что оскорбил род Валиходжаевых..." -- и Шухрат при этом победно оглядывал окружающих - мол, знай наших...
Или взять Генриха Хабибуллина -- этот терроризировал лучшие рестораны и бары города, за исключением заведения Катаняна. Левке он покровительствовал потому, что тот ни разу не предъявил счет, один ли Генрих заваливался в полночь или с компанией -- бар Катаняна, единственное ночное заведение столицы, работал до утра.
Генрих, соперничая с Шухратом, часто похвалялся:
-- Заходим обедать в "Зеравшан" с Эдиком, заказываем бутылку коньяка. Официант говорит: "Спиртное с двух, по сто грамм на человека". Ну, вы знаете, что для нас с хоккеистом эти сто грамм, а тут еще лакей про какое-то время толкует. Я ему и поясняю тактично: "Ты, халдейская рожа во фраке, если сию минуту не принесешь бутылку коньяка, я ваш ресторан замучаю комиссиями, а на тебя дело организую, коль до сих пор не уразумел, кому можно пить с утра, а кому -- с двух". Шум, конечно, гам, прибегает Гарик, метрдотель, наш сосед... Он, конечно, все улаживает, извиняется за нового официанта...
Ресторанный люд трепетал перед Генрихом потому, что отец его -- шишка в народном контроле, а родной дядя -- большой человек в городском ОБХСС.
Поражался Рашид и тому, как они держались друг друга, не давали чужим в обиду, понимая, что в стае -- их сила. Если между собой Эдика называли пьянью, Ноздревым и даже презирали, то для посторонних, для гостей, он --ярчайшая спортивная звезда, их друг, сосед, а его жена, красавица Элен,--актриса московского театра "Современник", вынужденная из-за мужа оставить театр. Зная, что Генрих редко платит за свой обед в ресторане и беззастенчиво доит Катаняна, называли его подонком, но посторонним говорили о нем как о плэйбое, сорящем деньгами направо и налево. Потому что если Шухрат Валиходжаев улаживал неприятности всех автовладельцев в ГАИ, то Генрих Хабибуллин по-своему оказывался нужным человеком для состоятельных людей "Ешлика": чтобы достать икру, чешское пиво, красную рыбу, итальянские спагетти, оливковое масло, французское шампанское, заказать столик или снять зал для свадьбы или иного торжества, обращались только к нему.
За пределами "Ешлика" все желали выглядеть бескорыстными, утонченными и всячески поддерживали придуманную самими же легенду о красивой жизни и благородных нравах.
"Откуда у них такое нескрываемое чувство превосходства над другими, чувство единственных хозяев жизни, своей особой значимости, чванливости за принадлежность к созданной ими же касте, новой элите?" -- часто с раздражением думал Рашид. Он даже предложил Анюте съехать из кооператива --интересных обменов на "Ешлик" предлагали много. Разговор вышел крутой. Рашид уверял жену, что они не туда попали, но Анюта, терпеливо выслушав горячие доводы мужа, ответила не менее убежденно:
-- Ты что, сумасшедший? Люди спят и видят сны, что живут в "Ешлике". Жизнь нужно потратить для обзаведения такими знакомствами, а у тебя они все соседи. Это какой-то гениальный человек додумался поселить нужных людей в одном месте, чтобы они решали проблемы, не выходя из дома, а ты говоришь: съехать. И поменьше бы ты, дорогой муж, комплексовал,-- выживают уверенные, сильные, удачливые, живущие без оглядки. Что касается меня, то я нашла свое место в жизни и вполне уютно себя чувствую, я всегда мечтала попасть в круг избранных. И если бы наши родители раскошелились еще щедрее, я бы открыла салон -- это главная цель моей жизни. Разве тебе не понравится: давлатовские пятницы?..
В общем, поговорили по душам. Упоминание про салон доконало Рашида окончательно, и он ушел, хлопнув дверью, и ночь провел в гараже. Правда, тогда же, с интервалом в полгода, он еще дважды хлопал дверью, в итоге опять -- ночь в машине.
В первый год их совместной жизни в Ташкенте, на квартире, что снимал он на Чиланзаре, они подолгу строили планы, где в перспективе предполагались и учеба Анюты, и, конечно же, ребенок. Куда девались планы, казавшиеся верными и реальными, как только они переехали в "Ешлик" и обжились?
На учебе Рашид, правда, особенно не настаивал. Анюта же с обескураживающей простотой говорила:
-- А зачем учиться? Учись не учись, зарплата для женщины везде почти одинакова, без образования даже легче -- не повязан специальностью... К примеру, поступлю я в мединститут. Семь лет тягостной учебы, включая "добровольные" стройотряды и каждую осень хлопковую кампанию до Нового года. Ночи напролет зубри латынь и фармакологию, обязательные дежурства в больницах из-за недостатка младшего медицинского персонала. А результат? Те же сто рублей. Ну, пусть не сто, больше, но существенной разницы в оплате труда нет, так и работу мою не сравнишь: я хожу на службу когда захочу, у нас спецбуфет, столовая, пайки, заказы, нет проблем с путевками, курортами, у нас своя авиа- и железнодорожная касса, все солидно. Хлопковая отрасль ведущая в республике, нам внимание, почет, блага, врачам только завидовать мне остается, как, впрочем, и многим другим дипломированным женщинам. Сколько получают и какими благами пользуются они, закончившие библиотечный, пищевой, текстильный институты?
Список она приводила убедительный, и Рашид смирился с тем, что учиться Анюта не намерена. А вот с ребенком...
Выйдя замуж, Анюта проявила характер, и переубедить ее оказалось делом непростым. В отношении ребенка она стояла твердо: не раньше, чем в двадцать восемь, мол, не намерена молодость и красоту губить на пеленки, тем более что наконец-то окунулась в интересную жизнь,-- она имела в виду суету в "Ешлике". Почему в двадцать восемь -- не объяснила. Может быть, двадцать восемь ей казались таким пожилым возрастом, что после них и жить не стоит?
Сейчас, на пустом хлопковом поле, перетряхивая свою семейную жизнь, Рашид убеждался, что и тут он не проявил ни мужского характера, ни настойчивости. А ведь он видел, как пагубно влияет на Анюту обитание в "Ешлике". Пытался ли он с высоты своего возраста, опыта жизни в столице раскрыть ей глаза на многое?
Внешне их жизнь мало отличалась от жизни соседей,-- Анюта внимательно следила за ее фасадом. Еще не въезжая, они сразу переоборудовали новую квартиру, поставили, как и все, железную дверь, открывающуюся посложнее иного сейфа и вышибить которую можно было лишь танком. Рашид до сих пор не понимал, зачем им такая сверхнадежная дверь. Мебель стояла, как у всех, импортная, стилизованная под старину, ну, может, аппаратура у них была поинтереснее, потому что Рашид понимал в ней толк; привез ее сосед, в год раз пять бывавший за рубежом. Пожалуй, вот и все сходство, но только это и бросалось в глаза Анюте. Рашид знал: большинство молодых семей, как и его собственная, живет на "подсосе" у родителей -- термин, широко бытовавший в их среде,-- но догадывался, что существует у многих и какая-то другая жизнь, которую старались не афишировать.
Наверное, поначалу и Рашида в "Ешлике" приняли за оборотистого парня попал в престижный кооператив, жена одета с иголочки, дом хлебосольный, машина, гараж,-- и поэтому он однажды чуть не получил доступ к аферам деляг.
Как-то окликнул его с балкона Новохаткин, тот самый, что придумал и осуществил гениальный трюк с гаражами:
-- Рашид, заскочи на минутку, дело есть.
Честно говоря, Рашид побаивался и сторонился своего председателя гаражного кооператива. Фрэд Новохаткин, несдержанный, злой парень, держал многих в страхе; бывало, иногда по пьянке пускал в ход кулаки, но наутро долго и слезно просил прощения, потому что знал -- тут обиды не забываются. Крикливый, шумный, хвастливый, он не нравился Давлатову, который сам по натуре был сдержан, немногословен, замкнут. Поражало Рашида, что Новохаткин входил в мозговой трест кооператива, где преобладали все-таки ребята с головой, и манера держаться у них была иная.
-- Чем занимается Фрэд? -- спросил он однажды у Левки Катаняна.
-- Федя? Бывшая спортивная звезда дает теперь частные уроки каратэ отпрыскам из благородных семей, а основное занятие -- рэкет. Опасный человек... Ты держись от него подальше...
Давлатов не знал, что означает "рэкет", но переспрашивать не стал..
Рашид подумал, что Фрэд приглашает его оценить новый стереокомплекс "Кенвуд", о котором он уже всем уши прожужжал, и пошел к соседу, хоть и без особого желания. Фрэд встретил его необычайно радушно, обнял, даже на восточный манер задал несколько вопросов о житье-бытье, не особенно вслушиваясь в ответы. "Наверное, по пьянке грохнул деку на пол или мотор спалил",-- успел подумать Рашид, видя, как необычайно любезен сегодня хамоватый председатель. Но Фрэд даже не подвел его к сияющей хромом и никелем установке. Усадив Давлатова в глубокое кресло спиной к "Кенвуду", чтобы не отвлекался, он по-хозяйски предложил:
-- Виски, коньяк, джин?
-- Иду в гараж за машиной, потом на Алайский базар,-- ответил Рашид,--так что сам понимаешь...
-- Если хочешь -- врежь. Отмажем, в ГАИ тоже наши люди есть,--уговаривал Новохаткин, но Рашид от выпивки отказался.
Фрэд, в ярком атласном спортивном халате, наверное оставшемся от тех недавних времен, когда он был чемпионом, налил себе виски и сел напротив.
-- Второй год присматриваются к тебе некоторые люди,-- начал он издалека,-- и все не поймут, что ты за человек, как попал в "Ешлик". Темная лошадка - так о тебе до сих пор судачат. -- Видя, что Рашиду не понравилось такое сравнение, он заторопился: -- Да ты не обижайся, плохо не говорят. Скорее, речь о твоей загадочности: молчишь, никуда не напрашиваешься, ведешь себя достойно, не жаден, но при деньгах, это чувствуется. А уж в твою Анюту наши жены влюблены поголовно, и в доме у тебя любят бывать. Пытались навести справки -- никто толком ничего не знает, чисто работаешь. Но за два года поняли: ты свой парень, деловой. Умные люди затеяли одно беспроигрышное дело и решили, что ты им вполне подходишь в компанию, они и поручили мне переговорить и предложить тебе пай,-- не всякому выпадает такая честь, цени...
Рашид слушал не перебивая, потому что не понимал, куда клонит председатель гаражного кооператива.
-- ...А дело, Рашид, такое. Решили открыть в Ташкенте, а если удастся и по всей республике, залы игровых автоматов. Дело давно проверенное, на азарте умные люди миллионы делают. Но для начала требуются деньги, большие деньги: надо заполучить надежные автоматы, аттракционы, нужны штаты, помещения, разрешения райисполкомов, утверждение максимальных цен; необходимо открыть счета и финансирование в нужных банках. Все уже продумано, закручено, вот-вот завертится колесо и посыплется золотой дождь на хозяев, но в самом конце у пайщиков стали иссякать наличные -- ты не можешь представить, какие деньги вложили в игорный бизнес! -- поэтому они предлагают тебе вложить тридцать тысяч, которые вернут сразу с первых прибылей, не позже чем через полгода.
Глядя на непроницаемое лицо Рашида, Фрэд встал, подошел к письменному столу и молча подал ему большую красивую коробочку. Рашид нажал на кнопку, и крышка легко открылась: с черного бархата обивки полыхнули ослепительным блеском бриллианты.
-- Что это? -- спросил он, непонимающе глядя на хозяина.
Такая реакция не осталась не замеченной Фрэдом, но он не придал ей значения, подумав, что Давлатова ошеломили красота колье и герб некогда старейшего ювелирного дома России.
-- Залог под твой взнос,-- объяснил он. -- Только помни: старинное колье гораздо дороже твоего пая. Обычно залог никому не обеспечивают, достаточно слова, но ты человек новый и осторожный, судя по всему, поэтому пошли навстречу. Цени доверие и внимание.
Рашид, немного отойдя от первого шока, спросил с любопытством:
-- А что я буду иметь, если войду в дело?
Фрэд вытер взмокший от волнения лоб.
-- С момента вступления будешь ежемесячно получать по триста рублей в течение пяти лет. Нигде не числясь, не расписываясь, то есть абсолютно без риска. А пай вернут тебе первому, я уже говорил. Впрочем, если автоматы окажутся надежными и прослужат более пятилетнего гарантийного срока, деньги будут выплачиваться и дальше.
Рашид почему-то до сих пор воспринимал разговор как розыгрыш -- у них в "Ешлике" часто и остроумно разыгрывали друг друга, причем иную шутку готовили неделями,-- но сейчас почувствовал, что шуткой тут и не пахнет: слишком уж волновался Фрэд от возложенной на него миссии. Рука машинально нажала кнопку, и Рашида снова ослепил холодный блеск бриллиантов. Он нечаянно выронил коробку и почему-то вдруг смертельно испугался...
Реакцию Фрэд сохранил отменную,-- он перехватил выпавшую коробку и по бледному лицу Давлатова понял, что обратился не по адресу.
Рашиду стало неловко за свой непонятный страх и хотелось как-нибудь достойнее выйти из неприятного положения, но ничего путного в голову не приходило -- страх словно парализовал его.
Фрэд понял его состояние и рассмеялся:
-- Ну, не тянешь так не тянешь, ошиблись, значит, в тебе проницательные люди. Но запомни: язык надо держать за зубами, в таком деле и соседей не милуют...
Больше Рашид деловых предложений не получал, и ни в какие аферы его не втягивали -- мозговой трест ошибался редко. Анюте он не сказал ни слова, а жаль, может, с самого начала было бы меньше восторгов по поводу людей, живущих вокруг.
"Как же так? -- недоумевал Рашид. -- Банк, финансирование, официальные штаты, залы в людных местах, и какие-то подпольные владельцы?" Наконец, после долгих раздумий, решил, что его хотели обмануть. Впрочем, пожелай даже он войти в долю, стать тайным совладельцем игорных заведений, откуда у него такие деньги?
Но когда во всех оживленных местах Ташкента и в тесных предбанниках кинотеатров стали дружно появляться залы игральных автоматов, Рашид понял, что с ним говорили серьезно, и размах показывал, что нужные деньги нашлись и хорошо подмазанному делу не чинили бюрократических помех. Судьба игральных залов его не волновала, у него своих забот хватало, хотя время от времени он слышал обрывочные фразы о новом бизнесе.
Наверное, Рашид никогда бы не вспомнил о давнем предложении, да и сегодня тоже, если бы неделю назад не прочитал в главной республиканской газете статью. Поразило его не только количество залов игральных автоматов и размах дела -- залы работали в три смены, без перерыва,-- но и то, что в некоторых имелись "однорукие бандиты", те самые, что стоят в Лас-Вегасе и Монте-Карло и опутали весь мир,-- настоящие, с клеймом "Made in USA". И даже корреспонденту уважаемой газеты не удалось добраться до сути: как попали в далекий Узбекистан эти "однорукие бандиты"? По газетной версии автоматы предназначались для теплохода, работающего по фрахту на иностранных линиях, но как они объявились в сухопутном Ташкенте, читатели так и не узнали...
"Удивительная осень,-- пришла неожиданная мысль. -- Проясняется все вокруг, по всей стране. Еще полгода назад вряд ли вышла бы подобная статья, поостереглись бы о таком во всеуслышание говорить, да и те, кому это невыгодно, не дали бы ей ходу, сила у них была, деньги текли рекой до самого верха. Да и сейчас рано сбрасывать их со счетов-- затаились, выжидают, надеются, что временно это, очередная кампания..."
И сам собой возник неутешительный вывод: если его соседи жили двойной жизнью, то он жил с двойной моралью.
Ведь на работе он не раз говорил о расплодившейся новой элите, и не просто говорил, а осуждал, ибо вокруг, куда ни глянь, попиралась справедливость. Выходит, неискренним он был со своими друзьями: Фатхуллой, Баходыром, Мариком, если, приходя домой, принимал или шел в гости к этой самой что ни на есть махровой, самодовольной элите, тем более зная, что она к тому же и нечиста на руку. А услуги соседей, которыми пользовался? Значит, всецело разделял в душе их корпоративную мораль.
А блага от такой морали доставались немалые, от телефона и гаража до билета на любой спектакль, да и вообще вряд ли существовала в Ташкенте сфера, которая, по выражению Анюты, не была "прихвачена" влиятельными людьми из "Ешлика". Отказался ли когда от чего-нибудь, да что отказался - задумался ли крепко, что пользуется тем, что предназначено другим?
"Нет, как ни оправдывайся, я стопроцентный представитель блатного "Ешлика", даже если не вхожу в мозговой трест и не ворочаю темными делами,--казнился Рашид. -- А может, оттого и не входил в мозговой трест и не ворочал темными делами, что кишка оказалась тонка, а не потому, что честнее и лучше окружения?" -- задал он себе новый вопрос.
И тут же, как ни странно, без труда нашелся ответ. Мало, оказывается, стоять в стороне, в позе стороннего наблюдателя, даже с чистыми руками. Пока не научишься называть вещи своими именами и не будешь относиться к себе строже, чем к другим, не перестанешь тешиться мыслями, что в главном ты себя не запятнал, а мелочи вроде не в счет,-- иллюзией будет называть себя порядочным человеком.
Неожиданно он подумал, что жить так дальше нельзя, и пришла шальная мысль: а не пойти ли работать в мастерскую, где ремонтируют радиоаппаратуру и вычислительную технику, ведь есть у него к этому тяга, способности. Мысль вроде абсурдная, но, если вдуматься, есть резон: лучше не теряя годы стать классным специалистом, чем быть псевдоинженером.
-- Начать все сначала? -- сказал как-то неуверенно вслух Рашид, и вновь его мысли вернулись к отцу.
"Вот кого не пугают перемены, а только радуют",-- подумал Рашид и улыбнулся. Он знал, что Бугаев, председатель колхоза в Степном, предложил отцу с Авдеевым взять сельский подряд: выращивать скот, свиней и птицу, и под это дело выделил пашни, луга, выгон, технику. "С весны станем фермерами",-- весело сказал отец по телефону.
"И нам с Анютой нашлось бы дело на семейной ферме",-- подумал Рашид, но представить Анюту на ферме среди телят и поросят не смог и вздохнул...
Осенние сумерки густели прямо на глазах, и из поля видимости исчезало то одно, то другое, словно невидимая рука опускала театральный занавес, сужая сцену, и невидимый режиссер убирал на ночь и Чаткальский хребет, и шипан Палвана Искандера, и уходящий в поля арык Салиха-ака, и тутовники, затаившие жизнь до весны, и вспаханные поля, неоглядные поутру; нет и неба -- одна дымная наволочь, которой, кажется, можно коснуться рукой.
И вдруг Рашид ясно ощутил, что если сейчас, сию минуту не примет какого-то решения, все останется по-прежнему, хотя жить так ему уже не хочется. Мелькнула в сознании почему-то корова, порвавшая цепь, и он улыбнулся.
"Да-да, сейчас, немедля, несмотря на ночь, в Ташкент, домой!" --осенило его. Четкой и осознанной программы не было, был лишь душевный порыв - это он чувствовал.
Прежде всего необходим разговор с Анютой об их жизни, о их семье, ведь должен он и ей дать шанс начать сначала. Разговор предстоит не из легких и может закончиться вопросом, старым как мир: быть или не быть?
И он наконец-то должен ответить на него по-мужски, как велит разбуженная совесть. А если нет, если она не захочет понять его и что-то поменять в своей судьбе и на этот раз, не пожелает расстаться с придуманной жизнью? Как тогда? Найдет ли он в себе силы не держаться за то, что стало его оковами, выйдет ли из круга, где имеет не заработанные привилегии, где как бы узаконена и его причастность к избранным?
-- Да, да! -- ответил он себе и впервые почувствовал себя так уверенно, что подумал: "Я и без диплома не пропаду".
А что, если махнуть на все рукой и вернуться домой, в Степное? Ведь там до сих пор нет ателье по ремонту телевизоров, магнитофонов, приемников, и вынуждены его земляки громоздкую аппаратуру возить на починку в Оренбург. Вот где бы, наверное, по-настоящему пригодились его способности -- приносил бы пользу землякам, ведь аппаратуры теперь в каждом доме хоть отбавляй. "Ну, это уж на крайний случай, если жизнь совсем припрет",-- решил Рашид и улыбнулся: оказывается, в жизни столько шансов жить достойно, с толком, надо только захотеть.
Возвращался он, торопясь в чайхану, не вдоль арыка, как все последние дни -- арык уже потонул в темноте стремительно надвигающейся ночи,-- а проселочной дорогой, наезженной за дни хлопковой страды машинами и комбайнами и исхоженной горожанами-сборщиками. Заросший, худой, с посохом в руке, человеку с воображением он, наверное, издали напоминал дервиша, не хватало только котомки за плечами и островерхого войлочного колпака.
С каждым шагом темнота сгущалась, и сквозь дымную наволочь появилась на небе бледная звездочка -- пока одна-единственная, первая.
Рашид услышал, как журчит Кумышкан,-- до кишлака рукой подать. Задумавшись, он налетел на камень на дороге, от падения его уберег только посох. Он отвлекся от дум и оглядел знакомый валун, на который однажды уже натыкался.
Огромный камень лежал как раз на пересечении дорог, и Рашиду вспомнилась давняя присказка: "налево пойдешь -- коня потеряешь, направо --счастье найдешь, вперед пойдешь..." Милое, славное время детских сказок, как быстро ты истаяло, и во взрослой жизни надо самому принимать решение, в какую сторону поворачивать, куда идти и зачем...
В это время за Кумышканом в вечернюю тишь кишлака и окрестных полей ворвался многократно усиленный динамиками голос: "А ты такой холодный, как айсберг в океане...", неожиданно ярко вспыхнул фонарь на столбе у чайханы, и Рашид,-- обежав камень вокруг, как в детстве наудачу,-- прибавил шагу.
1987 г., Малеевка
С а р а т а н -- четвертый месяц мусульманского солнечного года, соответствует периоду от 22 июня до 21 июля, самое жаркое время года.