Страница:
Тургенев. Федор Кони, отец - журнальный деятель и драматург и Дмитрий
Григорович, кого Кони считал в известном смысле предшественником Тургенева
в развенчании рабства в России. "Если Тургенев умел возбудить в
мало-мальски отзывчивом коллективном читателе чувства жалости и стыда, то
Григорович возбудил чувства печали и гнева"
своими повестями, "рисующими крепостной быт" [Кони А. Ф. Собр. соч.- Т.
6. - С. 128]. Более того, Кони справедливо отмечает, что "Григорович как
бы разделил с Тургеневым задачу Обрисовки наступившего разлада между
отцами и детьми, избрав только другую область наблюдений" - например
"между пахарем-отцом и городским-фабричным сыном" [Там же. - С. 129] в
рассказе "Рыбаки". В заслугу писателю Анатолий Федорович ставит и
поддержку молодого Чехова.
С необыкновенной любовью воссоздает Кони художественный и нравственный
портрет писателя и актера Ивана Горбунова. В очерке о нем проявился с
недюжинной силой демократизм самого автора, который не устает
подчеркивать: герои рассказов, очерков, сценок Горбунова -
труженики-крестьяне, мастеровые, негильдейные купцы, низшее духовенство,
мелкое чиновничество. "Русского человека, - справедливо считает Кони, - им
описываемого и выводимого, Горбунов глубоко понимал и любил горячо, без
фраз и подчеркиваний, любил, потому что жалел". И автору близок
демократизм Горбунова: его любовь к народу, к труженической городской и
сельской интеллигенции сродни горбуновской - любить народ "не идеализируя
его и не замалчивая его недостатков" [Там же. - С. 138. Интересно и важно
для характеристики Копи, товарища и друга писателя, отметить: стараниями
его было подготовлено и увидело свет лучшее из изданий Горбунова - его
трижды выходивший в начале 900-х годов трехтомник, сопровожденный в виде
вступительной статьи данным очерком.].
Необыкновенно ярко написан портрет Тургенева. Читатель сможет оценить
ту высокую степень любви и преклонения, которую вложил автор в описание
внешности Ивана Сергеевича (нельзя не отметить: Кони был мастером
словесного портрета) и в рассказ о драме любви писателя к выдающейся
актрисе. Верный своему принципу повествовать о характерном, типичном для
большого человека (это относится и к очеркам о Достоевском, Некрасове,
Толстом, Гончарове), Анатолий Федорович решительно отбрасывает "неглавные
черты". С какой воистину русской интеллигентской деликатностью живописует
он встречу с Иваном Сергеевичем в его парижской получужой обители. Боль за
того, кто, по словам Некрасова, "любящей рукой не охранен, не обеспечен",
у рассказчика не переходит в гнев, он находит акварельные тона в раскраске
гаммы возвышенных чувств, владеющих Тургеневым, когда на лестнице их
настигает голос поющей почти 60-летней Полины Виардо. "...Сказал мне,
показывая глазами на дверь: "Какой голос! До сих пор!" Я не могу забыть ни
выражения его лица, ни звук его голоса в эту минуту: такой восторг и
умиление, такая нежность и глубина чувства выражались в них..." [Кони А.
Ф. Собр. соч.- Т. 6.- С. 309] В воспоминаниях о Некрасове читателю близка
ненависть самого автора и его героя к судейской породе "скотов старых
приказных времен" [А. Ф. Кони приводит строки из письма к нему Некрасова.
Собр.
соч. - Т. 6. - С. 266], понятен и дорог Некрасов в проявлениях "доброты
и даже великодушной незлобивости" по отношению к чуждым ему людям. Его
прекрасные, внимательные и участливые отношения к сотрудникам, его
отзывчивая готовность "подвязывать крылья" начинающим даровитым людям
очень импонировали Кони. Явно имея в виду известный эпизод, когда
отчаянное положение любимого детища, журнала "Современник", толкнуло поэта
ради его спасения составить приветственную оду Муравьеву-Вешателю, Кони с
присущим ему мудрым пониманием души художника отмечает: "Не "прегрешения"
важны в оценке нравственного образа человека, а то, был ли он способен
сознавать их и глубоко в них каяться".
Язык Кони в воспоминаниях о писателях, в рассказах о встречах с ними
обретает особую вдохновенную выразительность, стиль этого почетного
академика по разряду изящной словесности ни с чьим другим не смешаешь. Не
просто читать его: масса иностранных афоризмов, ссылок, и в то же время
по-своему лиричный язык, обладающий особой притягательностью, почти
начисто лишенный канцеляризмов, казалось бы, обязательных для чиновничьей
письменной речи, тем более судейской.
Не только публикациями в прессе, книгами, но и речами, лекциями,
выступлениями перед массовой аудиторией он неизменно вызывал восхищение и
восторг публики. Зато его "служебные" речи - четкие, отточенные, неизменно
строго логичные и неопровержимо доказательные - оказывали зачастую на
старцев Государственного совета и сената действие обратное.
Вот несколько примеров стилистики Кони, пронизанной мощью и красотою
родного языка. В статье о Достоевском юрист и литератор обращается к
состоянию души героя "Преступления и наказания" в час его адской
решимости: "Мысль об убийстве уже созрела вполне и всецело завладела им.
Нужен лишь толчок - пустой, слабый, но имеющий непосредственную связь с
этой мыслью - и все окрепнет, и решимость поведет Раскольникова "не своими
ногами" на убийство... Так, поставленный под ночное тропическое небо,
сосуд с водой, утративший свой лучистый водород, ждет лишь толчка, чтобы
находящаяся в нем влага мгновенно отвердела и превратилась в лед" [Кони А.
Ф. Собр. соч. - Т 6. - С 412]
А вот как тонко, даже с какой-то влюбленностью, разбирает Кони одно из
лучших творений толстовского гения. "От рассказа "После бала"
веет таким молодым целомудренным чувством, что этой вещи нельзя читать
без невольного волнения. Нужно быть не только великим художником, но и
нравственно высоким человеком, чтобы так уметь сохранить в себе до
глубокой старости, несмотря на "охлаждении лета", и затем изобразить тот
почти неуловимый строй наивных восторгов, чистого восхищения и
таинственно-радостного отношения ко всему и всем, который называется
первою любовью" И сцена, когда отец Вареньки бьет солдата, "нанесшего
слабый удар" проводимому сквозь строй замученному службой татарину, "этот
роковой диссонанс, скорбно и проницательно отмечает Кони, читатель,
проведший жизнь за столом прокурора и судьи и насмотревшийся на людские
драмы вдосталь, действует сильнее всякой длинной и сложной драмы" [Там же.
- С. 489]
Или примеры своеобразного "проповедничества", так полно характеризующие
личность Кони:
"Огромное крестьянское население" дореформенной России, "осужденное на
то, что можно назвать самобессудием" [Кони А. Ф. Отцы и дети Судебной
реформы. - Спб., 1914. С. 17],- пишет ярый сторонник неурезанных реформ
60-х правовед литератор Кони, упорно не желающий говорить об их
ограниченности, "без лести" преданный им. "На этом островке, - страстно
говорит юрист-художник о Судебной реформе,- пятьдесят лет назад был зажжен
впервые, как маяк, огонь настоящего правосудия". "Но когда наступили
тяжелые времена,- добавляет он к либеральным несбывшимся упованиям толику
демократического прозрения, и волны вражды и вольного и невольного
невежества стали заливать берега этого островка, отрывая от него кусок за
куском, с него стали повторяться случаи бегства на более спокойный,
удобный и выгодный старый материк, а число тех, кто с прежней верой, но с
колеблющейся надеждой поддерживал огонь и проливаемый им свет, загораживая
его собою от ветра, стало заметно уменьшаться" [Там же. - С. 5.]
Анатолий Кони никогда не сходил со своего "островка" законности и
права, никогда не уставал нести "огонь" правды, справедливости и культуры
в народ и в общество. Оттого отважный, даже дерзкий по мужественности
переход из одной эпохи в другую стал для него выражением высшей творческой
и гражданской любви к своей многолюдной, многонациональной России, к ее
народу, от которых он никогда не мыслил ни отделить, ни отдалить себя.
Составление, вступительная статья и примечания Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова
Художник М. 3. Шлосберг
Кони А. Ф.
К64 Избранное/Сост., вступ. ст. и примеч. Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова. - М.: Сов. Россия, 1989. - 496 с.
В однотомник замечательного русского и советского писателя, публициста,
юриста, судебного оратора Анатолия Федоровича Кони (1844 - 1927) вошли его
избранные статьи, публицистические выступления, описания наиболее
примечательных дел и процессов из его богатейшей юридической практики.
Особый интерес вызывают воспоминания о деле Веры Засулич, о литературном
Петербурге, о русских писателях, со многими из которых Кони связывала
многолетняя дружба, воспоминания современников о самом А. Ф. Кони. Со
страниц книги перед читателем встает обаятельный образ автора, истинного
российского интеллигентадемократа, на протяжении всей жизни превыше всего
ставившего правду и справедливость, что и помогло ему на склоне лет
сделать правильный выбор и уже при новом строе отдать свои знания и опыт
народу.
К --------------- 80-89 PI
М-105(03)89
Анатолий Федорович Кони
ИЗБРАННОЕ
Редактор Т. М. Мугуев
Художественный редактор Б. Н. Юдкин
Технические редакторы Г. О. Нефедова, Л. А. Фирсова
Корректоры Т. А. Лебедева, Т. Б. Лысенко
Сдано в набор 02.02.89. Подп. в печать 14.09.89. Формат 84Х108/32.
Бумага типографская Э 2.
Гарнитура обыкновенная новая. Печать высокая. Усл. печ. л. 26,04. Усл.
кр.-отт. 26,04. Уч.- изд. л. 30,22. Тираж 750000 экз. (5-й завод
620001-750000 экз.) Зак. 2995 Цена 5 р. 40 к.
Изд. инд. ЛХ-245.
Ордена "Знак Почета" издательство "Советская Россия" Госкомиздата
РСФСР. 103012, Москва, проезд Сапунова, 13/15.
Калининский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат детской
литературы им. 50-летия СССР Госкомиздата РСФСР. 170040, Калинин, проспект
50-летия Октября, 46.
OCR Pirat
Григорович, кого Кони считал в известном смысле предшественником Тургенева
в развенчании рабства в России. "Если Тургенев умел возбудить в
мало-мальски отзывчивом коллективном читателе чувства жалости и стыда, то
Григорович возбудил чувства печали и гнева"
своими повестями, "рисующими крепостной быт" [Кони А. Ф. Собр. соч.- Т.
6. - С. 128]. Более того, Кони справедливо отмечает, что "Григорович как
бы разделил с Тургеневым задачу Обрисовки наступившего разлада между
отцами и детьми, избрав только другую область наблюдений" - например
"между пахарем-отцом и городским-фабричным сыном" [Там же. - С. 129] в
рассказе "Рыбаки". В заслугу писателю Анатолий Федорович ставит и
поддержку молодого Чехова.
С необыкновенной любовью воссоздает Кони художественный и нравственный
портрет писателя и актера Ивана Горбунова. В очерке о нем проявился с
недюжинной силой демократизм самого автора, который не устает
подчеркивать: герои рассказов, очерков, сценок Горбунова -
труженики-крестьяне, мастеровые, негильдейные купцы, низшее духовенство,
мелкое чиновничество. "Русского человека, - справедливо считает Кони, - им
описываемого и выводимого, Горбунов глубоко понимал и любил горячо, без
фраз и подчеркиваний, любил, потому что жалел". И автору близок
демократизм Горбунова: его любовь к народу, к труженической городской и
сельской интеллигенции сродни горбуновской - любить народ "не идеализируя
его и не замалчивая его недостатков" [Там же. - С. 138. Интересно и важно
для характеристики Копи, товарища и друга писателя, отметить: стараниями
его было подготовлено и увидело свет лучшее из изданий Горбунова - его
трижды выходивший в начале 900-х годов трехтомник, сопровожденный в виде
вступительной статьи данным очерком.].
Необыкновенно ярко написан портрет Тургенева. Читатель сможет оценить
ту высокую степень любви и преклонения, которую вложил автор в описание
внешности Ивана Сергеевича (нельзя не отметить: Кони был мастером
словесного портрета) и в рассказ о драме любви писателя к выдающейся
актрисе. Верный своему принципу повествовать о характерном, типичном для
большого человека (это относится и к очеркам о Достоевском, Некрасове,
Толстом, Гончарове), Анатолий Федорович решительно отбрасывает "неглавные
черты". С какой воистину русской интеллигентской деликатностью живописует
он встречу с Иваном Сергеевичем в его парижской получужой обители. Боль за
того, кто, по словам Некрасова, "любящей рукой не охранен, не обеспечен",
у рассказчика не переходит в гнев, он находит акварельные тона в раскраске
гаммы возвышенных чувств, владеющих Тургеневым, когда на лестнице их
настигает голос поющей почти 60-летней Полины Виардо. "...Сказал мне,
показывая глазами на дверь: "Какой голос! До сих пор!" Я не могу забыть ни
выражения его лица, ни звук его голоса в эту минуту: такой восторг и
умиление, такая нежность и глубина чувства выражались в них..." [Кони А.
Ф. Собр. соч.- Т. 6.- С. 309] В воспоминаниях о Некрасове читателю близка
ненависть самого автора и его героя к судейской породе "скотов старых
приказных времен" [А. Ф. Кони приводит строки из письма к нему Некрасова.
Собр.
соч. - Т. 6. - С. 266], понятен и дорог Некрасов в проявлениях "доброты
и даже великодушной незлобивости" по отношению к чуждым ему людям. Его
прекрасные, внимательные и участливые отношения к сотрудникам, его
отзывчивая готовность "подвязывать крылья" начинающим даровитым людям
очень импонировали Кони. Явно имея в виду известный эпизод, когда
отчаянное положение любимого детища, журнала "Современник", толкнуло поэта
ради его спасения составить приветственную оду Муравьеву-Вешателю, Кони с
присущим ему мудрым пониманием души художника отмечает: "Не "прегрешения"
важны в оценке нравственного образа человека, а то, был ли он способен
сознавать их и глубоко в них каяться".
Язык Кони в воспоминаниях о писателях, в рассказах о встречах с ними
обретает особую вдохновенную выразительность, стиль этого почетного
академика по разряду изящной словесности ни с чьим другим не смешаешь. Не
просто читать его: масса иностранных афоризмов, ссылок, и в то же время
по-своему лиричный язык, обладающий особой притягательностью, почти
начисто лишенный канцеляризмов, казалось бы, обязательных для чиновничьей
письменной речи, тем более судейской.
Не только публикациями в прессе, книгами, но и речами, лекциями,
выступлениями перед массовой аудиторией он неизменно вызывал восхищение и
восторг публики. Зато его "служебные" речи - четкие, отточенные, неизменно
строго логичные и неопровержимо доказательные - оказывали зачастую на
старцев Государственного совета и сената действие обратное.
Вот несколько примеров стилистики Кони, пронизанной мощью и красотою
родного языка. В статье о Достоевском юрист и литератор обращается к
состоянию души героя "Преступления и наказания" в час его адской
решимости: "Мысль об убийстве уже созрела вполне и всецело завладела им.
Нужен лишь толчок - пустой, слабый, но имеющий непосредственную связь с
этой мыслью - и все окрепнет, и решимость поведет Раскольникова "не своими
ногами" на убийство... Так, поставленный под ночное тропическое небо,
сосуд с водой, утративший свой лучистый водород, ждет лишь толчка, чтобы
находящаяся в нем влага мгновенно отвердела и превратилась в лед" [Кони А.
Ф. Собр. соч. - Т 6. - С 412]
А вот как тонко, даже с какой-то влюбленностью, разбирает Кони одно из
лучших творений толстовского гения. "От рассказа "После бала"
веет таким молодым целомудренным чувством, что этой вещи нельзя читать
без невольного волнения. Нужно быть не только великим художником, но и
нравственно высоким человеком, чтобы так уметь сохранить в себе до
глубокой старости, несмотря на "охлаждении лета", и затем изобразить тот
почти неуловимый строй наивных восторгов, чистого восхищения и
таинственно-радостного отношения ко всему и всем, который называется
первою любовью" И сцена, когда отец Вареньки бьет солдата, "нанесшего
слабый удар" проводимому сквозь строй замученному службой татарину, "этот
роковой диссонанс, скорбно и проницательно отмечает Кони, читатель,
проведший жизнь за столом прокурора и судьи и насмотревшийся на людские
драмы вдосталь, действует сильнее всякой длинной и сложной драмы" [Там же.
- С. 489]
Или примеры своеобразного "проповедничества", так полно характеризующие
личность Кони:
"Огромное крестьянское население" дореформенной России, "осужденное на
то, что можно назвать самобессудием" [Кони А. Ф. Отцы и дети Судебной
реформы. - Спб., 1914. С. 17],- пишет ярый сторонник неурезанных реформ
60-х правовед литератор Кони, упорно не желающий говорить об их
ограниченности, "без лести" преданный им. "На этом островке, - страстно
говорит юрист-художник о Судебной реформе,- пятьдесят лет назад был зажжен
впервые, как маяк, огонь настоящего правосудия". "Но когда наступили
тяжелые времена,- добавляет он к либеральным несбывшимся упованиям толику
демократического прозрения, и волны вражды и вольного и невольного
невежества стали заливать берега этого островка, отрывая от него кусок за
куском, с него стали повторяться случаи бегства на более спокойный,
удобный и выгодный старый материк, а число тех, кто с прежней верой, но с
колеблющейся надеждой поддерживал огонь и проливаемый им свет, загораживая
его собою от ветра, стало заметно уменьшаться" [Там же. - С. 5.]
Анатолий Кони никогда не сходил со своего "островка" законности и
права, никогда не уставал нести "огонь" правды, справедливости и культуры
в народ и в общество. Оттого отважный, даже дерзкий по мужественности
переход из одной эпохи в другую стал для него выражением высшей творческой
и гражданской любви к своей многолюдной, многонациональной России, к ее
народу, от которых он никогда не мыслил ни отделить, ни отдалить себя.
Составление, вступительная статья и примечания Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова
Художник М. 3. Шлосберг
Кони А. Ф.
К64 Избранное/Сост., вступ. ст. и примеч. Г. М. Миронова и Л. Г.
Миронова. - М.: Сов. Россия, 1989. - 496 с.
В однотомник замечательного русского и советского писателя, публициста,
юриста, судебного оратора Анатолия Федоровича Кони (1844 - 1927) вошли его
избранные статьи, публицистические выступления, описания наиболее
примечательных дел и процессов из его богатейшей юридической практики.
Особый интерес вызывают воспоминания о деле Веры Засулич, о литературном
Петербурге, о русских писателях, со многими из которых Кони связывала
многолетняя дружба, воспоминания современников о самом А. Ф. Кони. Со
страниц книги перед читателем встает обаятельный образ автора, истинного
российского интеллигентадемократа, на протяжении всей жизни превыше всего
ставившего правду и справедливость, что и помогло ему на склоне лет
сделать правильный выбор и уже при новом строе отдать свои знания и опыт
народу.
К --------------- 80-89 PI
М-105(03)89
Анатолий Федорович Кони
ИЗБРАННОЕ
Редактор Т. М. Мугуев
Художественный редактор Б. Н. Юдкин
Технические редакторы Г. О. Нефедова, Л. А. Фирсова
Корректоры Т. А. Лебедева, Т. Б. Лысенко
Сдано в набор 02.02.89. Подп. в печать 14.09.89. Формат 84Х108/32.
Бумага типографская Э 2.
Гарнитура обыкновенная новая. Печать высокая. Усл. печ. л. 26,04. Усл.
кр.-отт. 26,04. Уч.- изд. л. 30,22. Тираж 750000 экз. (5-й завод
620001-750000 экз.) Зак. 2995 Цена 5 р. 40 к.
Изд. инд. ЛХ-245.
Ордена "Знак Почета" издательство "Советская Россия" Госкомиздата
РСФСР. 103012, Москва, проезд Сапунова, 13/15.
Калининский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомбинат детской
литературы им. 50-летия СССР Госкомиздата РСФСР. 170040, Калинин, проспект
50-летия Октября, 46.
OCR Pirat