На следствии врач уверенно заявил, что преступник разбирается в хирургии, к тому же он утверждал, что это тот же человек, который убил Марту Тэрнер.
   К тому времени, когда врач сделал это заявление, все внимание лондонских газет было уже приковано к таинственному убийце. Так как 8 сентября, через неделю после убийства Мэри Никольс, он настиг свою третью жертву. Энни Чепмен, вдова средних лет, также занималась проституцией и ночевала в ночлежках. В ту ночь она объявилась у своей постоянной ночлежки в два часа ночи, но туда ее не пустил сторож, потому что она была пьяна и без пенса денег. Поскандалив со сторожем, Энни сдалась и отправилась снова на панель заработать требуемые для ночлега четыре пенса.
   Ее тело было найдено через четыре часа во дворе, возле рынка. Горло женщины было перерезано, живот распорот.
   Именно это, третье, убийство и вызвало бурю в Лондоне. Теперь уже нельзя было сомневаться, что все три убийства последних недель - дело рук одного преступника. Можно было увидеть закономерность: жертвами становились лишь гулящие женщины, убийца получал наслаждение от своего дела и, даже убедившись в том, что женщина мертва, долго еще кромсал ее тело. Более всего смущало утверждение полицейских, что преступником не мог быть грубый, темный пьянчуга: так владеть ножом и так знать анатомию мог лишь медик.
   Лондон, особенно бедный Ист-Энд, был в панике. Никто не знал, где преступник нанесет следующий удар, - не исключено, что он не ограничится проститутками. Ужас возникал в первую очередь из-за жестокости и, если так можно сказать, изысканности убийств.
   Разумеется, охота за убийцей шла по всему Лондону, в первую очередь в Ист-Энде. Надо было отыскать если не самого преступника, то хотя кого-то, кого можно было бы возвести в этот ранг.
   Выбор пал на Джона Пицера. Пицер был сапожником, у него было прозвище "кожаный фартук". Непонятно, что сконцентрировало подозрения именно на этом безобидном человеке. Пожалуй, виноват был большой сапожный нож, с которым он как-то по рассеянности вышел на улицу. Пицера арестовали и долго допрашивали, а тот никак не мог взять в толк, чего от него хотят. Вскоре стало ясно, что Пицер не мог иметь отношения к убийствам, и, к негодованию многих соседей, его освободили. Затем был схвачен немец по имени Людвиг, мясник с бойни, какой-то бродяга... Но всех их в конце концов пришлось отпустить.
   Постепенно центр всеобщего раздражения сконцентрировался на самой лондонской полиции. Всем было ясно, насколько она беспомощна, не подозревая, с какого конца взяться за это дело. Газеты единодушно набросились на комиссара полиции сэра Чарльза Уоррена, которого английский писатель Эрик Эмблер характеризовал как "свиноподобную дубину, загнавшую Скотленд-Ярд в состояние одеревеневшей некомпетентности". Даже королева Виктория, пожилая дама, убежденная в том, что в доброй Англии все хорошо, присоединила голос к общему хору критиков, заявив официально, что весьма удручена происходящими убийствами и советует полиции "нанять побольше детективов".
   И вот в атмосфере бурлящего скандала неизвестный преступник совершил 30 сентября сразу два убийства!
   В час ночи ломовой извозчик завел во двор свою лошадь, чтобы напоить и накормить ее после тяжелого дня. Но лошадь внезапно захрапела, начала брыкаться. Возчик думал, что ее испугала крыса, и, взяв фонарь, пошел в угол двора. Там лежало тело женщины в луже крови, с перерезанным горлом. Кровь все еще лилась из горла. То есть убийца сделал свое дело буквально за минуту до появления во дворе возчика. Перепуганный возчик кинулся звать на помощь.
   Приехавшая полиция была убеждена в том, что убийца, застигнутый возчиком, спрятался во дворе за старыми ящиками и бочками, а когда возчик побежал за помощью, воспользовался этим, чтобы скрыться.
   Но далеко убийца не ушел...
   В час сорок пять минут той же ночью патрульный полицейский обходил площадь Майтр в пятнадцати минутах ходьбы от того двора, где только что произошло убийство. Полицейским было строго приказано утроить бдительность, поэтому в ту ночь патрульный осматривал темные углы и закоулки. В одном из таких закоулков полицейский увидел тело женщины средних лет по имени, как вскоре выяснилось, Кэтрин Эддоуз. Выяснилось также, что за два часа до смерти она была задержана полицейским, потому что пьяной буянила на улице. Полисмен отвел ее в участок и оставил там выспаться. Но к часу ночи камера оказалась переполненной, и, так как Кэтрин достаточно протрезвела, чтобы самолично добраться до дома, ее отпустили.
   Полагают, что убийца был страшно раздражен тем, что возчик настиг и чуть было не увидел его во дворе, из-за чего убийца не смог завершить "ритуальный" процесс измывательства над жертвой. Поэтому он так изрезал ножом Кэтрин, что ее далеко не сразу удалось опознать. Затем убийца умело вырезал из тела печень и отрезал веки.
   Но никаких следов не оставил.
   На следующий день Центральное агентство новостей сообщило, что еще 27 сентября оно получило письмо, подписанное "Джек-потрошитель", в котором тот бахвалился: "В следующий раз я оттяпаю уши и пришлю их в полицию". Это же агентство сообщило, что наутро после убийства к ним поступила окровавленная открытка, на которой красными чернилами было написано: "Я не шутил, старина, когда дал тебе намек. Услышишь о моем новом дельце завтра. Сразу двоих. С первой вышла накладка - не успел отрезать ей уши для наших лопухов-полицейских..."
   Эффект этих писем, наложившись на известия о двойном убийстве, потряс Лондон и всю Англию. Сегодня специалисты убеждены, что и письмо и открытка были делом рук какого-то шутника, но в тот день никто не усомнился в их аутентичности. Эти письма дали имя убийце. И доказали Англии, что ее полиция никуда не годится.
   На самом деле полиция и Скотленд-Ярд делали все от них зависящее, чтобы отыскать убийцу и обеспечить безопасность на улицах. В Лондон свезли полицейских со всей страны, мобилизовали солдат для того, чтобы патрулировать Ист-Энд и другие бедные районы. Но убийце либо сказочно везло, либо он был удивительно ловок. Ведь полицейский, который обнаружил тело Кэтрин в час сорок пять, обходил ту же площадь пятнадцатью минутами ранее. И ничего подозрительного не заметил.
   Комиссар полиции решил принять дополнительные меры и не придумал ничего лучше, как устроить публичные испытания всех полицейских ищеек в одном из городских парков. В результате все ищейки потерялись, и их пришлось долго искать и ловить. Эти испытания стали последней каплей сэру Чарльзу предложили подать в отставку. Пожалуй, тут мы имеем дело с редчайшим случаем, когда убийца смог лишить поста самого начальника полиции.
   Патрули с удвоенной энергией обходили темные улицы и площади, время от времени арестовывали подозрительных иностранцев и бродяг, но потом их приходилось отпускать. А Джек-потрошитель бездействовал. Через месяц газеты стали уделять ему меньше места, появились иные сенсации. И тут 9 ноября он неожиданно нанес новый удар.
   Его шестой жертвой стала хорошенькая и молоденькая Мэри Келли, которая, правда, занималась тем же ремеслом, что и прежние жертвы. У Мэри была своя квартирка на Дорсет-стрит неподалеку от места предыдущего убийства. Именно там Мэри и погибла.
   Окно квартирки Мэри выходило прямо на улицу, и кто-то из ее знакомых, проходя мимо в одиннадцать утра, постучал в окно. Не получив ответа, заглянул в щелку между рамой и занавеской. И тогда увидел...
   Уже к полудню все лондонские газеты выпустили экстренные издания. Стало известно, что Джек-потрошитель не спеша и не боясь, что его кто-нибудь застанет, умело разрезал тело Мэри на куски и разложил их кольцом вокруг торса.
   Лондон опять замер в ужасе.
   Но больше ничего не произошло. Джек-потрошитель исчез...
   Существует несколько версий того, что произошло. Наиболее популярна гипотеза, что убийца был врачом в одной из лондонских больниц, человеком маниакально религиозным, который решил таким образом победить порок проституцию. После шестого убийства он якобы покончил с собой.
   Мне приходилось читать и теорию о том, что убийца принадлежал к знатному и богатому роду, был человеком ненормальным, садистом... Последнее убийство совсем уж сверзило его с катушек, и семья, узнав, в чем дело, отправила его в частный госпиталь, где он и умер.
   Наконец, особо широко обсуждалась и разукрашивалась теория с элементом романтики. Она утверждает, что убийцей был хирург, который поставил целью найти и убить именно Мэри Келли, и лишь ее одну. Так как эта девушка заразила его сына сифилисом. Остальные убийства он совершил в процессе поисков Мэри, чтобы не оставлять свидетельниц этих поисков, а уродовал он тела, чтобы все думали, что убийства - работа сумасшедшего. Возможно, он брал те внутренние органы, которые не удалось отыскать, для своей анатомической коллекции.
   Конечно, тремя теориями число их не ограничивается. Да и каждый из уважаемых читателей, разумеется, уже готов предложить свою версию. Но для современных криминалистов и психиатров наибольшую загадку в этой истории представляет исчезновение Джека-потрошителя. Почему он прервал свои преступления? Правда, есть виды шизофрении, при которых после окончания припадка больной забывает о том, что делало его "второе я".
   Что еще известно о Джеке-потрошителе?
   Современные исследователи как один сходятся на мысли, что он выглядел обыкновенно и совсем нестрашно. Не забывайте, что Лондон находился в состоянии паники и уж конечно каждая уличная проститутка знала, что ей грозит опасность. И ни одна из них не пошла бы в темный двор со зловещим незнакомцем. Когда Джек-потрошитель настиг свою предпоследнюю жертву и уговорил ее мирно последовать за ним в темный закоулок, он был вернее всего в крови от только что совершенного четвертого убийства. Поэтому среди историков криминалистики бытует мнение, что это был местный житель, которого эти женщины (а убийства происходили в одном районе) знали и имели основание не опасаться. И совсем вряд ли это был представитель "чистых" классов - уличные женщины в те ночи конечно бы сразу заподозрили неладное - ведь газеты только и писали о таинственном докторе-потрошителе.
   Какова бы ни была судьба Джека-потрошителя - он сыграл важную и во многом даже решающую роль толчка в истории английской криминальной полиции. Недаром писали тогда, что если бы Скотленд-Ярд использовал дактилоскопию, убийцу отыскали бы в два счета. Но у Скотленд-Ярда в 1888 году не было ни лабораторий, ни специалистов, ни научного метода. Сотни полицейских носились по городу, но никто не знал, как искать убийцу.
   И в значительной степени именно память о Джеке-потрошителе вызвала такой интерес к Шерлоку Холмсу с его научным методом. Когда читатель открывал книгу Конан Дойла, он, если не был дебилом, скоро понимал (и разделял позицию автора), что приверженность Скотленд-Ярда к первобытным методам сыска делает его совершенно беспомощным. Да что говорить о дактилоскопии - во всех шести убийствах никому даже не пришло в голову научно искать следы убийцы на месте преступления.
   Шерлок Холмс это бы обязательно сделал.
   * * *
   Конан Дойл встретил 1893 год знаменитостью. Но, к сожалению для писателя, знаменитость ему принес именно Шерлок Холмс, а не исторические романы, в которые он вкладывал все силы.
   Писатель, правда, утешался тем, что он уже близок к тому, чтобы выполнить обязательства перед журналом и издателями. Еще один рассказ - и можно скинуть с себя тяжкое бремя.
   В апреле 1893 года Дойл радостно написал матери: "Настроение отличное. Я уже перевалил за середину рассказа о Холмсе, последнего рассказа, после которого этот джентльмен исчезнет, чтобы больше никогда не возвращаться! Мне даже его имя слышать противно!" И очевидно, не без вздоха облегчения Артур Конан Дойл убил великого сыщика и поставил точку.
   После опубликования рассказа читатели "Стренда" подняли бурю. Они были искренне возмущены. Для большинства даже знавших, что Шерлок Холмс не более как литературный персонаж, он представлялся более реальным, чем те детективы Скотленд-Ярда, о которых писали газеты. Именно он, а не Скотленд-Ярд символизировал надежду на разоблачение преступников.
   Но Конан Дойлу в те дни было совсем не до Шерлока Холмса. В последнее время Туи что-то много кашляла, быстро утомлялась. Доктор Дойл заподозрил неладное, но не решился сам вынести диагноз, а попросил осмотреть жену своего знакомого врача. Тот сказал, что у Туи далеко зашедший процесс в легких. Смерть ее - дело ближайших месяцев, и ничто ее уже не спасет.
   Но Артур Конан Дойл был человеком, который никогда не сдавался. Выслушав диагноз и соберя затем консилиум, который лишь подтвердил то, что сказал первый доктор, Конан Дойл тут же, не теряя ни одного дня, отменил все свои обязательства, встречи, лекции, выступления, собрал все деньги, что принес Шерлок Холмс и исторические романы, купил билеты и уехал вместе с Туи в Швейцарию, в Давос, на туберкулезный курорт. Он решил, что будет жить там до тех пор, пока Туи не станет лучше, что он станет теперь не только ее мужем, но и лечащим врачом.
   И на много месяцев Конан Дойл стал отшельником в тихой швейцарской долине.
   Туда, в Швейцарию, доносились слухи о событиях в Лондоне. Конан Дойлу пересылали сотни писем читателей с просьбами, мольбами и даже угрозами, все они требовали одного - оживить Шерлока Холмса, все выражали возмущение - как посмел Конан Дойл убить такого человека! Конан Дойл узнал, что в Лондоне среди клерков Сити и городской молодежи появилась мода - цилиндры и котелки обтягивали черными лентами в знак траура по детективу.
   Сначала эти письма забавляли Конан Дойла, а затем стали раздражать и возмущать. Он боролся с настоящей трагедией, состояние Туи было очень тяжелым, а его соотечественники в Лондоне как бы играли в трагедию.
   Конечно же Конан Дойл в Швейцарии работал. Но, разумеется, к детективу не возвращался - он начал писать новую историческую повесть.
   Будучи, как всегда, человеком активным и изобретательным, Конан Дойл, прочитав о путешествии молодого Нансена на лыжах через Гренландию, обнаружил, что в Швейцарии о лыжах никто не имеет представления. Тогда Конан Дойл выписал из Норвегии несколько пар лыж, сам научился ходить на них и кататься с гор, организовал и предпринял первый поход на лыжах по горам - именно с легкой руки писателя лыжи привились в Швейцарии. И сегодня даже трудно представить (особенно если видишь швейцарских лыжников на олимпиадах и соревнованиях на кубок мира), что первым лыжником был англичанин, который жил в Давосе, выхаживая свою безнадежно больную жену.
   Забота Конан Дойла принесла плоды. К апрелю 1894 года, проведя полгода в долине, Туи почувствовала себя настолько лучше, что стала требовать вернуться домой: она истосковалась по детям, по Англии. К тому же она понимала, что ее муж не может жить в изолированной долине отшельником - он должен был общаться с людьми, он задыхался от вынужденной изоляции.
   Посоветовавшись с врачами, Конан Дойл решил отыскать в Англии место в сосновом лесу, на возвышенности. И, найдя такое, стал строить там дом. Туда они с Туи и переехали. Болезнь ее не прошла, но немного отступила.
   В том году Конан Дойл, чтобы как-то поправить пошатнувшееся финансовое положение, согласился на тур лекций по Соединенным Штатам. Встречали его в Америке хорошо, там было много его читателей, но Конан Дойл был вынужден признать, что для американцев он был именно Шерлоком Холмсом - там разницу между ним и великим детективом мало кто видел. Но все же на требования и просьбы оживить Шерлока Холмса Конан Дойл отвечал твердым отказом.
   Он писал в те годы исторические рассказы о соратнике Наполеона бригадире Жераре, написал повесть "Трагедия "Ороско", и ничто не могло заставить его вернуться к Шерлоку Холмсу...
   В 1897 году в жизни Конан Дойла случилось несчастье. Впрочем, может, для другого человека это и не было бы несчастьем. Но Дойл глубоко переживал ситуацию, в которой оказался. Он встретил и полюбил Джин Леки, красивую зеленоглазую двадцатичетырехлетнюю певицу и наездницу. Джин тоже полюбила Конан Дойла. Но для него развод с Туи был невозможен. Тут не было никаких религиозных соображений - Конан Дойл оставался атеистом. И может быть, если бы Туи была здорова, проблема решилась бы иначе, но Конан Дойл не мог даже помыслить об измене Туи, жизнь которой в значительной степени зависела от того, насколько она верила Артуру.
   Разлюбить Джин он не мог, и Джин также любила Артура. Но они старались встречаться как можно реже.
   До какой-то степени этим (помимо соображений гражданских) объясняется и то, что в 1900 году, когда началась англо-бурская война, известный писатель Конан Дойл уехал на фронт, стал врачом в полевом госпитале, в страшных условиях полупустыни боролся с эпидемией холеры, сам чудом остался жив. Вернувшись, кинулся в политическую деятельность, правда не достиг в ней больших успехов. В эти годы Конан Дойл мечется: начинает одну работу, бросает, берется за другую - ему кажется, что он пишет все хуже...
   Характер в те годы у него испортился, к тому же беспокоили мелкие болячки. И как-то один из друзей уговорил его поехать на несколько дней в графство Девон, где у того был дом, чтобы немного развеяться.
   Жили они на краю обширного болота, за которым располагалась тюрьма. Дом был старый, казалось наполненный тайнами. Конан Дойл часто бродил один по болотам и пустошам, представляя себе, какие драмы могли разыгрываться в этом пустынном месте.
   Вернувшись домой, он захотел написать об этом - передать ощущение одиночества, ночных страхов, голосов на болоте... Но что это будет? Историческая повесть? Нет. Пускай сюда приедет доктор Ватсон. Так родилась повесть "Собака Баскервиллей".
   Конан Дойл и не думал, что он оживит своего героя. Действие "Собаки Баскервиллей", как утверждал он, происходит задолго до смерти Шерлока Холмса. И пускай журнал и читатели не питают особых надежд - исключение лишь подтверждает правило.
   Пожалуй, еще ни одно произведение о Шерлоке Холмсе не пользовалось таким успехом, как "Собака Баскервиллей". Говорят, что, когда повесть вышла отдельным изданием, впервые в Лондоне с ночи выстраивались очереди желавших купить книгу.
   Но самому Конан Дойлу успех удовлетворения не принес. Ему было тогда сорок три года, он был на вершине сил и таланта. Но не видел выхода - ни в личной жизни, ни в литературе. Туи, как бы он ни заботился о ней, становилось все хуже. И снова Конан Дойл бросал все дела, вез ее в Швейцарию, достраивал дом, метался - сестры и братья тоже требовали денег. И хоть он стал сэром Конан Дойлем и считался тогда самым популярным писателем Англии, литературная работа казалась обузой.
   В 1903 году американский издатель обратился к нему с просьбой оживить все же Шерлока Холмса и написать еще несколько рассказов, обещая за это гонорар, о котором иной писатель не мог и мечтать. Конан Дойл, к удивлению своих друзей и близких, вдруг согласился. И послал открытку в США: "Хорошо. А. К. Д."
   Рассказы, написанные им после "воскрешения" Шерлока Холмса, были не хуже и не лучше тех, что он писал раньше - Конан Дойл стал мастером и сама техника письма труда уже не представляла.
   * * *
   За десятилетие, прошедшее между гибелью и воскрешением Шерлока Холмса, ситуация в сыскном деле коренным образом изменилась. Скотленд-Ярд наконец-то сдвинулся с мертвой точки.
   В 90-е годы Шерлок Холмс, чему есть немало свидетельств, был примером для передовых криминалистов. Если полицейское начальство видело в нем лишь нападки на Скотленд-Ярд, то все, кто стремился к переменам, почитали Дойла союзником. Сегодня трудно судить, насколько рассказы о Шерлоке Холмсе реально повлияли на перестройку английской криминалистики, но составной частью ее, в частности в формировании общественного мнения, они стали.
   Когда же через пятнадцать лет Конан Дойл "оживил" своего героя, времена изменились. Реальные соперники сыщика обогнали его. Если в 90-х годах многие детективы рассматривали Шерлока Холмса как своего коллегу, то теперь сотрудники Скотленд-Ярда могли уже позволить себе снисходительную усмешку по отношению к методам этого сыщика. В конечном счете организация профессионалов сильнее талантливого дилетанта.
   Можно обратиться к воспоминаниям главного суперинтенданта Скотленд-Ярда, одного из "большой четверки" ведущих английских детективов Френсиса Карлина. Рассказывая о работе Скотленд-Ярда в первые десятилетия нашего века, он пишет: "Большинство моих современников, полагаю, изучали концепцию детективной профессии по работам сэра Артура Конан Дойла. Каждый помнит, наверное, что в саге о Шерлоке Холмсе Бейкер-стрит всегда добивалась успехов за счет Скотленд-Ярда. Если воспринимать произведения Конан Дойла как сознательные нападки на наше учреждение, чего я никак не думаю, окажется, что мы в Скотленд-Ярде не более как толпа некомпетентных идиотов. Но, к сожалению, выросло уже целое поколение людей, которые утвердились в этом мнении и забрасывают нас письмами, почему это мы не можем разгадать все преступления и почему мы упускаем убийц и грабителей. Разумеется, сыщик в романе обязательно поймает свою жертву. Для этого ему дается три сотни страниц..."
   И далее профессионал рассказывает английскому читателю тех лет, как же в самом деле работает детектив. Учтем при том, что мистер Карлин детектив старой закалки, начавший трудиться в Ярде в 1890 году, другими словами, он - современник Шерлока Холмса. Некоторые из методов криминалистики, лишь входивших в обиход в 20-е годы, ему известны, но им не применяются - это забота молодежи. Но сам принцип детективной работы, который он провозглашает, категорически разнится от метода Шерлока Холмса. Так что воспоминания суперинтенданта как бы проникнуты постоянным спором с Конан Дойлом, спором, который начался для Ярда в ситуации несладкой, когда профессионалы все время проигрывали борьбу с вымышленным сыщиком, но которые взяли верх, когда криминалистика стала наукой и как таковая была взята на вооружение государственными детективными службами.
   Разумеется, мистер Карлин все время подчеркивает, что работа детектива лишена романтики и приключений. Что работа эта кропотливая и зачастую именно в силу своей примитивности совершенно неинтересна для литературы.
   Описывая порядок своей работы, Карлин вначале описывает исследование места преступления и, если это убийство, обследование трупа. В этом обследовании, как подчеркивает профессионал, нельзя обойтись без дактилоскописта, который снимет все отпечатки пальцев, и врача, который осмотрит тело и даст первое заключение о времени и методе убийства. Суперинтендант доказывает, что помещение, в котором произошло убийство, должно тщательно оберегаться от посторонних, для того чтобы не были уничтожены следы. При грабеже наиболее продуктивно найти отпечатки пальцев преступника и затем искать их по сводной картотеке Ярда, так как грабители и воры чаще всего профессионалы и среди них много рецидивистов. Однако в случае убийства поиски в картотеке редко дают положительные результаты: преступники профессиональные не идут на убийство, им нужны деньги, но на виселицу ради этого идти они не намерены. Убийство обычно совершают люди, отпечатков пальцев которых в картотеке нет. Убийство, за редчайшим исключением, - занятие непрофессиональное.
   При обращении к картотеке Ярда - а без нее современное расследование, с точки зрения суперинтенданта, немыслимо - обязательно надо искать там сходные стереотипы поведения преступника. Обычно преступники-рецидивисты рабы своих привычек. И это тоже отражено в сводной картотеке. Карлин приводит забавный случай, иллюстрирующий этот тезис. К нему обратился состоятельный человек, квартиру которого ограбили, когда он был в отпуске. Причем вор не торопился, работал тщательно и вывез все добро, не опасаясь, что хозяин вернется. Обратившись к общему индексу стереотипов поведения воров, Карлин вскоре отыскал то, что ему требовалось, и вызвал пострадавшего.
   - Скажите, - спросил он, - когда вы ехали в поезде на юг, вы никому не давали вашего адреса?
   Пострадавший удивился, но потом вспомнил.
   - Да, был один очень солидный джентльмен, с которым у нас общие увлечения. Я сам предложил ему как-нибудь написать мне и, может, даже навестить... Но он такой солидный!
   - Разумеется, - согласился Карлин. - Он очень солиден. Более того, всегда хорошо одевается, ухаживает за прической и ногтями. Рост его около шести футов, волосы светлые, лицо гладкое, розовое, два золотых зуба, небольшой шрам на подбородке...
   - Это он! - Пострадавший был потрясен.
   Карлин не знал всех преступников Лондона, как в свое время Джон Филдинг. За день до того он и представления не имел о преступнике, который знакомился в поездах с отпускниками, умело провоцировал их на разговор о коллекционировании или иных увлечениях, тут же признавался, что и сам грешит тем же, - так что в результате очарованный попутчик давал ему адрес квартиры, в которой никого не будет в течение ближайшего месяца. Умело составленный индекс всеобщей картотеки позволил быстро отыскать этого "специалиста".
   Любопытно отметить, как резко выступает Карлин против грима любимого занятия Шерлока Холмса. "Опираясь на мой опыт и опыт моих коллег, я могу заявить, что использование грима, накладных усов и бород, париков и т. д. совершенно исключено. Я могу переодеться, но никогда не стану мазать лица или клеить что-то на него. Любой подобный грим, особенно днем, выдаст себя внимательному и осторожному наблюдателю. Зато, - признает Карлин, переодевание может сослужить бесценную службу". В этой связи он приводит любопытный пример.