— А на что ты потратишь эти десять долларов, Энн? Давай их пропьем, — предложила Фил.
   — Я и собираюсь истратить их самым беспардонным образом, — весело заявила Энн. — По крайней мере, это — чистые деньги, не те, что мне заплатили за тот жуткий рассказ с рекламой полуфабрикатов. Те деньги я истратила на разные полезные вещи — платья и прочее, но мне все равно было противно их надевать.
   — Подумать только — у нас появилась настоящая писательница! — воскликнула Присцилла.
   — Это большая ответственность, — серьезно заметила тетя Джемсина.
   — Совершенно верно, — таким же серьезным тоном отозвалась Фил. — От писателей никогда не знаешь, чего ждать. Возьмет и выведет нас всех в какой-нибудь истории.
   — Я имела в виду совсем другое, — сурово возразила тетя Джемсина. — На человеке, чьи произведения публикуется в печати, лежит особая ответственность. Надеюсь, ты это сознаешь, Энн. Моя дочь тоже писала рассказы, до того как занялась более серьезным делом. Она мне говорила, что руководствуется правилом: «Никогда не пиши ни строчки, которую тебе было бы стыдно услышать на своих похоронах». Советую и тебе, Энн, следовать этому правилу, если ты всерьез собираешься заняться литературным трудом. Вот только, — с недоумением добавила тетя Джемсина, — Элизабет всегда почему-то при этом смеялась. Она вообще у меня такая смешливая, что я понять не могу, как ей вздумалось заняться миссионерской деятельностью. Я очень за нее рада, я молилась, чтобы она нашла себе серьезное занятие… только… только лучше бы она нашла что-нибудь другое.
   Тетя Джемсина так и не поняла, почему эти слова вызвали взрыв смеха.
   Весь день Энн ходила с сияющими глазами и мечтала о своих будущих литературных успехах. Все в том же приподнятом настроении она отправилась на прогулку, которую организовала Дженни Купер, и даже вид Джильберта, идущего впереди с Кристиной, не испортил ей настроения. Однако она не настолько витала в облаках, чтобы не заметить, что у Кристины некрасивая походка.
   «Джильберт, наверное, смотрит только на ее лицо, — пренебрежительно подумала Энн. — Чего еще ждать от мужчины?»
   — Ты будешь дома в субботу после обеда? — спросил идущий рядом с ней Рой.
   — Да.
   — К тебе собрались с визитом мама с сестрами, — тихо сообщил он.
   При этих словах у Энн заколотилось сердце, но ощущение было не из приятных. Она еще ни разу не видела никого из родных Роя и понимала все значение этого визита. От осознания того, что происходит нечто бесповоротное, у нее похолодело в груди.
   — Я буду рада с ними познакомиться, — каким-то бесцветным голосом ответила Энн. И вдруг в глубине души усомнилась: так ли это на самом деле? Конечно, ей следовало бы радоваться, но ведь это будет нелегкое испытание. До Энн дошли слухи, как отнеслись в семье Гарднеров к «увлечению» Роя. Наверное, Рой потратил немало усилий, чтобы убедить мать и сестер нанести этот визит. Энн знала, что ее будут разглядывать три пары придирчивых глаз. Но сам факт, что они согласились с ней познакомиться, означал, что родные Роя смирились с возможным браком.
   «Я просто буду сама собой, — надменно подумала Энн. — И даже не буду пытаться произвести на них хорошее впечатление».
   И тем не менее она тут же стала размышлять, какое платье надеть в субботу и как причесать волосы — по-прежнему или сделать новую прическу, которая ей, кажется, больше идет. В общем, прогулка для нее была безнадежно испорчена. К вечеру она решила, что наденет коричневое платье из шифона, но волосы трогать не будет.
   В пятницу ни у кого из обитательниц Домика Патти занятий в университете не было. Стелла решила воспользоваться свободным днем, чтобы написать эссе, и устроилась за столом в углу гостиной. На полу у ее ног постепенно росла груда листков бумаги. Стелла утверждала, что может что-нибудь сочинить, только бросая исписанные листы на пол. Энн с растрепанными волосами — она только что пришла с улицы, где дул сильный ветер — сидела на ковре во фланелевой кофте и домашней юбке и дразнила Кошку-Сару куриной косточкой. На коленях у нее свернулись оба кота — Джозеф и Бандит. В доме вкусно пахло ванилью — на кухне Присцилла пекла кекс к чаю. Вскоре она пришла в гостиную показать тете Джемсине свое изделие, которое она только что покрыла глазурью. На Присцилле был огромный фартук, а нос испачкан мукой.
   И вот в этот роковой момент в дверь постучали. На стук никто не обратил внимания, кроме Фил, которая пошла открывать дверь, полагая, что из магазина прислали купленную ею шляпку.
   На пороге стояла миссис Гарднер с дочерьми.
   Энн вскочила на ноги, стряхнув на пол двух негодующих котов, и машинально переложила куриную косточку из правой руки в левую. Присцилла, вконец растерявшись, сунула шоколадный кекс под подушку на диванчике, стоявшем напротив камина, и ринулась наверх. Стелла стала лихорадочно подбирать листки со своим эссе. Только тетя Джемсина и Фил сохранили присутствие Духа. Благодаря им паника вскоре улеглась, гостей усадили, и Фил дала всем время прийти в себя, заняв гостей светской беседой. Энн села на диван, сверху спустилась Присцилла — без фартука и мучного пятна на носу. а Стелла привела свой угол в порядок.
   Миссис Гарднер оказалась высокой, изысканно одетой женщиной. У нее было красивое худощавое лицо, идержалась она вполне дружелюбно, хотя и с долей натянутости. Алина Гарднер выглядела точной копией своей матери, но в ней не было даже натянутого дружелюбия, и разговаривала она с обитательницами Домика Патти надменно-снисходительным тоном. Зато в худенькой и веселой Дороти Гарднер было что-то от шалуна-мальчишки. Энн знала, что Рой любит ее больше всех своих родных, и ей Дороти тоже понравилась. Она очень походила на Роя, но глаза у нее были не темные и мечтательные, а зеленые и озорные. Благодаря ей и Фил визит прошел вполне благополучно, если не считать некоторого общего напряжения и двух происшествий. Бандит и Джозеф, оставшись без внимания, затеяли игру в догонялки и по очереди промчались по облаченным в шелк коленям миссис Гарднер. Та поднесла к глазам лорнет и поглядела вслед разыгравшимся котам с таким видом, будто в жизни не видела кошек. Энн, подавив нервный смешок, принесла ей извинения.
   — Вы любите кошек? — спросила миссис Гарднер снисходительно-удивленным тоном.
   Энн не испытывала к ним особой любви, если не считать ее привязанности к Бандиту. Однако, раздраженная тоном миссис Гарднер и почему-то вспомнив, что мать Джильберта Блайта так любит кошек, что только возражения мужа мешают ей заполнить ими весь дом, ответила:
   — Но ведь они прелестные животные.
   — А мне кошки не нравятся, — холодно заявила миссис Гарднер.
   Тут вмешалась Дороти:
   — Обожаю кошек. Они очаровательно сосредоточены на себе. Собаки чересчур уж преданы хозяевам. Мне с ними как-то совестно. А кошки — такие же эгоисты, как и мы.
   — У вас восхитительные собаки старинного фарфора, — заметила Алина. — Можно, я посмотрю на них поближе?
   Она встала, подошла к камину, взяла в руки Магога и, к ужасу Присциллы и Энн, села с ним на подушку, под которой был спрятан шоколадный кекс. Увы, сделать ничего было нельзя, и Алина так и просидела на кексе до конца визита, обсуждая достоинства фарфоровых собак.
   Когда гости собрались уходить, Дороти задержалась на несколько секунд, чтобы шепнуть Энн:
   — Мы с вами обязательно подружимся. Рой мне все про вас рассказал. Больше ему, бедняге, не с кем поделиться — ну кому придет в голову делиться с мамой или Алиной? Как вам здесь, наверное, весело живется! Можно, я буду приходить к вам в гости?
   — Конечно, приходите, — радушно ответила Энн. По крайней мере, у Роя есть одна симпатичная сестра. Энн была уверена, что никогда не подружится с Алиной, хотя, возможно, ей и удастся завоевать расположение миссис Гарднер. В общем, проводив гостей, Энн вздохнула с облегчением.
   — Ну вот, — трагически проговорила Присцилла, поднимая подушку. — Кекс превратился в лепешку, и подушка тоже погибла. Что ни говорите, а пятница и вправду несчастливый день.
   — А с какой стати приходить в гости в пятницу, когда вас ожидают в субботу? — сурово произнесла тетя Джемсина.
   — Наверное, это Рой перепутал, — высказала предположение Фил. — Когда он разговаривает с Энн, бедный мальчик теряет всякое соображение. Кстати, а где Энн?
   Энн ушла к себе. Ей почему-то хотелось плакать. Но она заставила себя засмеяться. Ну не безобразно ли вели себя Бандит с Джозефом! А Дороти просто душечка.

Глава тридцать третья ВЫПУСКНЫЕ ЭКЗАМЕНЫ

   — Господи, как мне хочется умереть! — простонала Фил. — Или чтобы уже было завтра.
   — Вот поживешь еще годиков шестьдесят, и оба твои желания исполнятся, — усмехнулась Энн.
   — Хорошо тебе сохранять невозмутимое спокойствие! Для тебя экзамен по философии — пара пустяков. А меня при мысли о нем просто озноб прошибает. Что, если я провалюсь? Что скажет Джо?
   — Не провалишься. На греческом же сегодня не провалилась.
   — Почем я знаю. Может, я написала хорошее сочинение, а может, такое, что Гомер в гробу перевернулся. Я до того заучилась, что голова совершенно не варит. Как же будет счастлива бедняжка Фил, когда эти проклятые экзамены останутся позади! Но так или иначе, на горизонте за тучами уже проглядывает чистое небо. Девочки, вы сознаете, что наша жизнь в Редмонде подходит к концу?
   — Нет, у меня это как-то не укладывается в голове, — призналась Энн. — Кажется, только вчера мы с Присциллой с ужасом смотрели на толпу незнакомых первокурсников. А теперь уже сдаем выпускные экзамены.
   — Ну что, премудрые выпускники, — спросила Фил, — стали мы умнее за эти четыре года?
   — Поглядеть на тебя, так этого не скажешь, — заметила тетя Джемсина.
   — Тетя Джимси, ну разве вы так уж нами недовольны? — взмолилась Фил.
   — Вы были чудо как хороши, мои голубушки — милые, нежные, веселые девочки, — призналась тетя Джемсина, которая если уж бралась кого-нибудь хвалить, то не скупилась на добрые слова. — Но вот чтоб вы стали разумнее — сомневаюсь. Да этого от вас нельзя было и ожидать. Тут нужен жизненный опыт, а на лекциях этому не учат. Я вот не кончала университет, но знаю о жизни несравненно больше, чем вы, мои красавицы. Ну что вы выучили в Редмонде, кроме мертвых языков, геометрии и прочей чепухи?
   — Кое-что мы все-таки узнали, тетя Джимси, — возразила Энн.
   — Профессор Вудли втолковал нам, что самая пряная приправа на пиру жизни — это юмор, — сказала Фил. — Смейтесь над своими ошибками — но и учитесь на них, шутите над своими затруднениями — но шутками укрепляйте свою решимость их преодолеть. Разве это не разумный совет, тетя Джимси?
   — Очень разумный. Но чтобы достичь мудрости, надо понять, над чем можно смеяться и над чем нельзя.
   Пролетел последний день, и экзамены остались позади. Энн получила диплом с отличием по английской литературе. Присцилла — то же самое по древним языкам, а Фил — по математике. Стелла ни в чем особенно не отличилась, но все экзамены сдала хорошо.
   — Раньше я сказала бы, что это — эпоха в моей жизни, — заявила Энн, собираясь на торжественный акт вручения дипломов. Она достала из коробочки присланный Роем букетик фиалок — и задумалась. Ее глаза невольно обратились к другой коробочке. В ней находился букетик ландышей — таких же свежих и ароматных, как те, что цвели в саду Грингейбла. Рядом лежала визитная карточка Джильберта Блайта.
   И почему это Джильберт вздумал вдруг прислать ей цветы? После рождественских каникул он посетил Домик Патти всего один раз, и они редко встречались в Университете. Энн знала, что он усердно занимается, поставив себе целью завоевать премию Купера, и потому не принимает участия ни в каких мероприятиях. Сама же провела зиму очень весело. Она часто бывала у Гарднеров и очень подружилась с Дороти. В университете ждали объявления о ее помолвке с Роем. Энн и сама со дня на день ждала его предложения. И все-таки, уходя на торжественное собрание, она отложила в сторону фиалки Роя и приколола к груди ландыши Джильберта. Почему она это сделала, Энн и сама не смогла бы объяснить. Именно сейчас, когда осуществлялись все ее честолюбивые стремления, она с нежностью вспомнила Эвонли, старую дружбу и мечты, которые она делила с Джильбертом. Когда-то они с Джильбертом смеялись, представляя себе, как на них наденут мантию и шапочку бакалавра. И вот пришел этот торжественный день, и фиалки Роя не имели к нему ни малейшего отношения.
   Столько лет этот день манил Энн как путеводная звезда. И вот он наступил, но в памяти Энн осталась не та счастливая минута, когда импозантный ректор университета вручил ей диплом, шапочку и объявил во всеуслышание, что ей присуждена степень бакалавра искусств, и не радостно сверкнувшие при виде ландышей глаза Джильберта, не обиженно-удивленный взгляд Роя, не снисходительные поздравления Алины Гарднер, и не теплое объятие Дороти. Нет, этот долгожданный день запомнился ей странным ноющим чувством в груди и необъяснимым привкусом горечи.
   Одеваясь, чтобы идти на праздничный вечер, Энн достала из чемодана розовый кулон в форме сердечка на тоненькой золотой цепочке. Этот кулон ей прислал на Рождество Джильберт Блайт. Кулон напомнил Энн тот роковой день, когда Джильберт назвал ее косы «морковкины хвостики» и тщетно пытался заслужить ее прощение, предложив ей розовый леденец в форме сердечка. Энн поблагодарила Джильберта в письме, но еще ни разу не надевала его подарок. А сейчас надела — с мечтательной улыбкой на лице.
   Они с Фил вместе пошли в университет. Энн молчала, Фил трещала без умолку. Вдруг она сказала:
   — Я слышала, что на днях объявят о помолвке Джильберта Блайта и Кристины Стюарт.
   — Да? — удивилась Энн.
   — Все говорят так…
   Энн промолчала, но лицо ее вспыхнуло в темноте. Она ухватилась за цепочку на шее и с силой дернула. Цепочка оборвалась, и Энн сунула кулон в карман. У нее дрожали руки, на глаза навернулись слезы.
   Но на вечере она веселилась до упаду. Когда Джильберт пригласил ее танцевать, она спокойно сказала, что все ее танцы расписаны. Поздно вечером, сидя с подругами перед камином и перебирая события минувшего дня, Энн была оживленнее всех.

Глава тридцать четвертая ОТРЕЗВЛЕНИЕ

   — Какое счастье — через неделю я буду в Эвонли! — воскликнула Энн, склонившись над сундуком, в который она укладывала одеяла миссис Линд. — Но, с другой стороны, какое горе — через неделю я навсегда покину Домик Патти!
   Мисс Патти и мисс Мария возвращались домой, объехав чуть ли не весь земной шар.
   «Мы приедем во вторую неделю мая, — написала своим жильцам мисс Патти. — Боюсь, что после храмов Карнака наш домик покажется чересчур маленьким, но я никогда не любила большие дома. Когда отправляешься путешествовать в пожилом возрасте, часто перебарщиваешь, зная, что другого случая у тебя уже не будет. А потом обнаруживаешь, что тебе стало трудно сидеть на одном месте. Боюсь, Мария у меня заболела страстью к путешествиям».
   — Как прекрасно мы здесь жили, — вздохнула Фил. — Как нам было уютно и весело! Удивительное дело: в июне я выхожу замуж за Джо и знаю, что буду с ним совершенно счастлива, но сейчас мне кажется, я с удовольствием жила бы в этом домике со всеми вами еще много лет.
   — И я чувствую то же самое, — призналась Энн. — Какие бы радости ни ждали нас в будущем, у нас уже никогда не будет такой восхитительной безмятежной жизни. Эта жизнь кончилась навсегда, Фил.
   — А что ты собираешься делать с Бандитом? — поинтересовалась Фил, увидев входящего в комнату кота.
   — Я возьму его с собой — вместе с Джозефом и Кошкой-Сарой, — объявила тетя Джемсина, входя в комнату следом за котом. — Пусть и дальше живут вместе, раз привыкли друг к другу. Это и людям-то нелегко дается.
   — Мне жаль расставаться с Бандитом, — с сожалением сказала Энн, — но взять его в Грингейбл я не могу. Марилла терпеть не может кошек, а Дэви не даст ему ни минуты покоя. Да я ведь не так долго и проживу в Грингейбле. Мне предложили должность директора в Саммерсайдской школе.
   — И ты согласилась?
   — Я… я еще не решила, — смущенно ответила Энн. Фил кивнула: все ясно. Разумеется, Энн скорее всего выйдет замуж за Роя. Никто не сомневался, что он вот-вот сделает ей предложение и она его примет. Энн и сама так считала. Конечно, она любит Роя. Правда, любовь, оказывается, не совсем такова, какой она себе ее представляла. Но разве что-нибудь в настоящей жизни похоже на то, как это выглядит в мечтах? Опять повторялась детская история с бриллиантом: как она была разочарована, когда в первый раз увидела блеск алмазных граней и обнаружила, что это совсем не тот, пылающий вишневым пламенем, камень ее мечты! «Какой же это бриллиант?» — воскликнула она тогда. Но Рой — прекрасный человек, и они будут счастливы в браке, даже если в их любви не хватает этого вишневого пламени.
   Когда Рой пришел вечером и пригласил Энн погулять в парке, все сочли, что наступил решительный момент: обитательницы Домика Патти знали, что он скажет Энн, и знали — или думали, что знают, — ее ответ.
   — Энн очень повезло, — сказала тетя Джемсина.
   — Может, и так, — отозвалась Стелла, пожав плечами. — Рой, конечно, милый парень, ничего не скажешь. Но какой-то скучный.
   — Мне кажется, ты просто завидуешь, Стелла. — Тетя Джемсина укоризненно покачала головой.
   — Нет, я ничуть не завидую Энн, — спокойно ответила Стелла. — Я люблю Энн, и мне очень нравится Рой. Все говорят, что она сделала блестящую партию, и даже миссис Гарднер уже признает ее достоинства. Можно подумать, что их брак предопределен свыше. Но я в этом не уверена.
   Рой сделал Энн предложение руки и сердца в том самом павильончике, где они укрывались от дождя в первый день своего знакомства. Энн подумала, что он очень удачно выбрал место. И сделал он предложение таким прекрасным слогом, точно списал его, как сделал один из поклонников Руби Джиллис, с «Пособия хорошего тона». Энн не могла придраться ни к одному слову и понимала, что Рой говорит искренне. Ей следовало бы трепетать от счастья, но почему-то она была спокойна и как-то удручающе холодна. Когда Рой замолчал, Энн открыла рот, чтобы сказать «да».
   И вдруг она задрожала и словно бы отпрянула от края пропасти. На нее снизошло отрезвление — когда человеку интуитивно открывается то, чему его еще не успела научить жизнь. Она отняла руку у Роя и воскликнула с отчаянием в голосе:
   — Нет, Рой, я не могу выйти за тебя замуж… я не могу… не могу, и все!
   Рой побледнел. У него сделался какой-то глуповато-растерянный вид. Да и неудивительно — он ведь не сомневался в положительном ответе.
   — Как это? — пробормотал он.
   — Я не могу выйти за тебя замуж, — с отчаянием в голосе повторила Энн. — Я думала, что могу, а оказывается, нет.
   — Почему же? — уже спокойнее спросил Рой.
   — Потому что я тебя не люблю. Рой вспыхнул:
   — Значит, ты два года развлекалась на мой счет?
   — Нет, Рой, ничего подобного, — с несчастным видом пролепетала Энн. Как ему объяснить? Есть такие вещи, которые не поддаются объяснению. — Я думала, что люблю тебя… я была уверена… но сейчас поняла, что не люблю.
   — Ты погубила мою жизнь, — с горечью сказал Рой.
   — Прости меня, — умоляюще прошептала Энн. Ее щеки пылали, глаза застилали слезы.
   Рой отошел в сторону и некоторое время неподвижно стоял к ней спиной, глядя на море. Когда он повернулся, лицо его было очень бледным.
   — И ты не можешь даже позволить мне надеяться? Энн молча покачала головой.
   — Тогда прощай… Я ничего не могу понять, мне кажется, что ты совсем не та, за кого я тебя принимал. Но какой смысл в упреках? Я всегда буду любить тебя. По крайней мере, спасибо за дружбу. Прощай, Энн.
   — Прощай, — проговорила Энн. Когда Рой ушел, она еще долго сидела в павильоне, глядя, как с моря на город наползает белый туман. Она презирала себя, ее мучил стыд. И все-таки в глубине души она чувствовала облегчение человека, обретшего свободу.
   Энн вернулась в Домик Патти в сумерках и тихонько прокралась к себе в комнату. Но там, сидя у окна, ее ждала Фил.
   .— Подожди, Фил, ничего не говори, — торопливо сказала Энн. — Сначала выслушай меня. Рой сделал мне предложение — и я ему отказала.
   — Ты ему… ты ему отказала? — ошеломленно переспросила Фил.
   — Да.
   — Энн Ширли, да ты в своем ли уме?
   — По-моему, да, — устало кивнула Энн. — Пожалуйста, не ругай меня, Фил. Ты ничего не понимаешь.
   — Конечно, я ничего не понимаю. Два года ты всячески поощряла ухаживания Роя — и вот теперь отказала ему. Значит, ты просто водила его за нос. Энн, от тебя я такого не ожидала.
   — Я вовсе не водила его за нос… Я до последней минуты думала, что люблю его… и вдруг… вдруг я поняла, что не могу выйти за него замуж.
   — Видно, ты собиралась за него замуж, потому что он богат, а в последнюю минуту устыдилась своего корыстолюбия, — безжалостно заявила Фил.
   — Ничего подобного! Я и не думала о его состоянии. Нет, я не в силах тебе это объяснить — так же как не смогла объяснить и ему.
   — Во всяком случае, я считаю, что ты обошлась с ним бессовестно, — рассердилась Фил. — Красивый, умный, богатый и добрый парень. Чего тебе еще нужно?
   — Мне нужно, чтобы это была родственная душа, понимаешь? А он мне чужой. Его внешность и галантность поразили мое воображение. Кроме того, он в точности соответствовал моему романтическому идеалу — вот я и решила, что влюблена в него.
   — Я вижу, с тобой бесполезно спорить, Энн.
   — Совершенно бесполезно, Фил. Я и так чувствую себя разбитой. Сегодняшний вечер отравил мне все воспоминания о годах, проведенных в Редмонде. Рой меня презирает, ты меня презираешь и я сама себя презираю.
   — Бедняжка, — сжалилась Фил. — Иди сюда — ятебя обниму и утешу. Какое я имею право тебя укорять? Если бы я не встретила Джо, я вышла бы замуж за Алека или Алонсо. Жизнь — сложная штука. Только в романах все к концу становится на свои места и все пары находят друг друга.
   — Я надеюсь, мне никто и никогда больше не сделает предложения, — сквозь слезы проговорила Энн, искренне веря, что выражает свое заветное желание.

Глава тридцать пятая ВСЕ ВЫХОДЯТ ЗАМУЖ

   В первые недели жизнь в Грингейбле показалась Энн невыносимо пресной. Она скучала по звенящему веселыми голосами Домику Патти, ей не хватало общества подруг. Прошлой зимой ее переполняли прекрасные грезы, теперь все они рассыпались в прах. Ей больше не мечталось — слишком она была недовольна собой. К тому же оказалось, что если одиночество, расцвеченное грезами, — превосходная вещь, то одиночество без грез — довольно унылое существование.
   После тяжелой сцены в парке Энн больше не видела Роя, но к ней приходила Дороти.
   — Жаль, конечно, что ты не выходишь замуж за Роя, — сказала она. — Мне так хотелось, чтобы ты стала моей сестрой. Но ты поступаешь правильно. С ним можно умереть от скуки. Я его люблю, он милый парень, но в нем нет ничего интересного. У него приятная внешность — и это все.
   — Но ты останешься мне другом, Дороти? — спросила Энн.
   — Ну, конечно! Если не сестрой, то подругой ты мне будешь всегда. И не надо себя казнить. Сейчас Рои и правда в растрепанных чувствах — я целыми днями слушаю его жалобы и стоны, — но это быстро пройдет. У него это всегда быстро проходит.
   — Всегда? — изумленно переспросила Энн. — А что с ним и раньше такое случалось?
   — Ну, конечно, — откровенно призналась Дороти. — Дважды. И оба раза он так же стонал и жаловался. Правда, те девушки не отказали ему, как ты, — они просто вышли замуж за других. Разумеется, когда он познакомился с тобой, он утверждал, что никого по-настоящему до тебя не любил, что все прошлые романы были просто юношескими увлечениями. Но все равно, по-моему, тебе не стоит очень за него переживать.
   И Энн решила не переживать. Она испытывала смешанное чувство облегчения и досады. Рой уверял ее, что никого до нее не любил. Наверное, он и сам в это верил. С одной стороны, Энн стало легче — оказывается, она вовсе не погубила его жизнь, как он утверждал. Человек, у которого такая потребность кого-то боготворить, найдет себе другую богиню. С другой стороны — еще одна утраченная иллюзия. Энн стало казаться, что скоро у нее не останется ни одной.
   В первый же вечер после возвращения в Грингейбл она с опечаленным лицом вошла из сада в кухню.
   — Что случилось со Снежной Королевой, Марилла?
   — Я так и знала, что ты расстроишься, — вздохнула Марилла. — Я и сама расстроилась. Эта вишня росла тут, когда я была еще девушкой. У нас в марте случился страшный буран, и ее свалило ветром. Оказалось, что у нее подгнил корень.
   — Как мне будет ее не хватать, — грустно сказала Энн. — Крыльцо без нее стало какое-то голое. И потом… когда я раньше приезжала в Грингейбл, меня всегда встречала Диана.
   — У Дианы сейчас много других забот, — многозначительно заметила миссис Линд.
   — Ну тогда расскажите мне все последние новости. — Энн по привычке устроилась на ступеньке крыльца у задней двери.
   — Да мы же тебе почти обо всем писали, — сказала миссис Линд. — Впрочем, ты, наверное, не знаешь что Саймон Флетчер на прошлой неделе сломал ногу. Вся семья не нарадуется по этому поводу: теперь они могут переделать все дела, которые им запрещал этот старый самодур.