— Сейчас ты говоришь то же самое, что и я вчера.
   — Не понимаю.
   — Говоришь, что если он тоже повернул против нас, то нам конец. Если окажется, что безопасного места нет, то, значит, “Верлен” победил. Потому что мы парализованы. Но подобного мы позволить им не можем. Так что давай ждать и надеяться.
   Он внимательно посмотрел на Симону.
   — Не знаю, что бы я без тебя делал.
   — Блин, да и я тоже не представляю, что бы вы делали без меня.
   Но это произнесла не Симона. Голос принадлежал мужчине. Хьюстон в тревоге повернулся.
   Возле их столика стоял Эндрюс: короткостриженный, квадратночелюстной, тяжеломускульный. Он стоял очень прямо и из-за рубашки с эполетами-погончиками казалось, что он все еще служит в армии.
   Хьюстон отшатнулся.
   — Откуда вы появились?
   — С черного хода. Поэтому и опоздал. Хотел убедиться, что за мной нет “хвоста”. Телефон я проверил: он не прослушивается. — Нервное лицо его было встревожено. Он задумчиво положил на стол папку, выдвинул стул и, выпрямившись, сел. — Вы жутко выглядите. Когда вы вчера позвонили, то не хотели рассказывать, что с вами произошло. А теперь…
   Хьюстон рассказал.
   Закончил он стариком в драндулете, подобравшим их на дороге. Он поверил в байку о несчастном случае и довез их до близлежащей деревушки, где, как только рыдван скрылся из вида, они заплатили какому-то пьянчуге, который отвез их в другую деревушку, находящуюся несколько дальше.
   — И после всего случившегося у вас достает мужества встречаться со мной здесь? В общественном месте, битком набитом народом?
   — Мы решили, что на виду у всех нас не станут убивать. Чересчур много свидетелей.
   — Из вашего рассказа я понял, что эти ребятишки не особо стесняются.
   — Огромное спасибо. Я именно на это и рассчитывал. На поддержку.
   — “Верлен” и Харон? Нечто белое?
   — Я знаю… смысла в этом не слишком много.
   — Как камень, брошенный в пруд. Круги расходятся все дальше и дальше.
   — Вам удалось узнать номера? — спросил Хьюстон. Эндрюс внимательно посмотрел на него.
   — Вы решительно настроены на то, чтобы продолжать все это?
   — Больше, чем когда бы то ни было. Да разве у нас есть выбор? Либо мы бежим до тех пор, пока нас не схватят, либо раскрываем правду и деремся.
   Эндрюс вздохнул.
   — Узнал я эти номера. — Он взял папку и положил ее перед собой.
   Но пальцы его двигались крайне неохотно.
   — Это было непросто. Пришлось напоминать об одолжениях, сделанных мне когда-то. Пришлось и самому покланяться. Я потерял нескольких друзей из армейской разведки. Но в конце концов убедил всех, кого следовало. Им не хотелось называть номера без специального разрешения… Вы все еще уверены в том, что не можете доверять местным властям? Или лучше сказать так: французским властям?
   — А вы бы на моем месте им доверилась? И кому: местным полицейским или агентству Беллэя?
   — Судя по тому, что произошло — нет.
   — Номера, — потребовал Хьюстон. Эндрюс покосился на папку. Он колебался, теребя печать непослушными пальцами.
   — Может быть, вам все же лучше где-нибудь спрятаться? — спросил он. — Разведка просила — нет, даже настаивала — на том, чтобы вы оставались в стороне, пока они проводят расследование.
   Хьюстон протянул руку, пытаясь схватить папку. Эндрюс сам вскрыл печать. И вытащил на свет Божий листок бумаги.
   — Ваш отец сделал три телефонных звонка, — сказал он Симоне. — Междугородних, как вы и предполагали. Номера записали на компьютер телефонной компании, и поэтому в гостиницу должны поступить счета. — Он отдал листок Симоне. — Вот они. Номера и страны. Я понятия не имею, кто живет по этим номерам. Но страны должны иметь какое-то определенное значение. Франция, затем Англия, и, наконец, — Америка.
   Пит почувствовал холодок.
   — Америка?
   — Вполне возможно, что он звонил уже вашему отцу, — сказал Эндрюс. — Вот почему я колебался, говорить вам это или нет. Тайны нашего детства должны оставаться в далеком прошлом.
   — Ошибаетесь, — сказал Пит. — Если нет правды, зачем тогда все остальное?
   — Ради вашего спокойствия я бы, может быть, и согласился. Больше я вам ничем помочь не могу. Разведка приказала мне держаться от всего этого подальше. С этого мгновения вы действуете сами по себе… И вот еще что. — Эндрюс неохотно залез пальцами в папку и вытащил из нее первую страницу парижской газеты. — Вы это видели?
   Хьюстон кивнул.
   — Происшествие в охотничьей избушке. Упоминания о тех двух, которых мне пришлось… — Хьюстон сглотнул что-то кислое. — Затем речь идет о нас, французские полицейские даже не сомневаются, что мы ответственны за убийство секретного агента. Благодаря Беллэю нас теперь разыскивают. Так как нас не убили, то он представил все в таком свете, будто это мы во всем виноваты. Если бы я смог только добраться до его глот… — Хьюстон застыл. — Они ведь меня заставили это сделать.
   — Что?
   — Убить. Они разбудили во мне то, что я бы не хотел в себе раскрывать.
   — Но самозащита…
   — Не имеет значения, — выпалил Хьюстон. — Я убил двоих. Я… — Он увидел, как на него начали посматривать, оборачиваясь, люди. Он взглянул вниз, на кружочки, которые оставлял на столе его стакан с вином. Они смешались, смялись, превратившись в мертвые лица убитых им людей. — Я не был обучен убивать. — Он затрясся. Голос его стал низким и хриплым. — Я действовал чисто инстинктивно. Да, книги, которые я пишу, местами жестоки, и мне приходилось кое-что изучать, ходить на стрельбища, вникать во многое. Но то, что произошло, — было по-настоящему, и я с этим здорово справился. Я выиграл битву. У профессионалов. Старался говорить себе, что просто везунчик. Но ведь я знаю, что именно чувствовал. У меня на подобные штуки, оказывается, талант. А мне не понравилось, что меня в это впутали.
   Хьюстон напрягся. Он почувствовал, как американец сжал кулак.
   — Беда в том, что я вас понимаю, — сказал Эндрюс. — Я был во Вьетнаме. В моем подразделении были люди, способные убить и не перекреститься. Даже не заметить того, кого они убили. Но у меня все время были кошмары. — Эндрюс, как и Хьюстон в свое время, сделал паузу. Поджал, вспоминая, губы. — Вот почему я там, где нахожусь. На кладбище. Это епитимья. Ведь я вам уже говорил, что если человек убивает и ему на это плевать, то он кусок говна, вот и все. Но если ему нужно убить, а он этого не делает, тогда он кандидат в покойники.
   Пит сосредоточенно слушал Эндрюса, подумал, а затем повернулся в сторону.
   — Вся беда в том, — сказал он, — что мне хотелось убивать. Мне хотелось, чтобы они заплатили за все, что сделали со мной, с Дженис и Симоной. Вот, что меня беспокоит. — Он снова взглянул на американца. — Я зол и напуган. Потому что грохнул двоих и в следующий раз вполне возможно сделаю это с большей легкостью.
   Эндрюс не пошевелился. Он просто смотрел на соотечественника, изучая его. А когда заговорил, то в голосе его прозвучало уважение.
   — Тогда, вполне возможно, вы и выберетесь.

37

   Пит положил трубку обратно на рычаг и вышел из стеклянной телефонной будки. Руки были липкими от пота. В этом огромном, забитом людьми зале — парижском телефонном комплексе — все стены были уставлены телефонными кабинами. В самом центре, за стойкой, группа служащих терпеливо принимала заказы от огромного количества людей, преимущественно туристов, пришедших сюда для того, чтобы позвонить за рубеж. В зале было шумно, но это нравилось Хьюстону. Он чувствовал себя защищенным в подобном хаосе.
   И снова он просмотрел листок бумаги, который ему оставил управляющий кладбищем. Три удивительных номера. Абоненты во Франции, Англии и Америке. Руки тряслись. Рядом послышался толчок, и дверь соседней кабины открылась. Вышла Симона: лицо у нее было напряженным и задумчивым.
   — Дозвонилась? — спросил Пит. — С кем-нибудь удалось поговорить?
   — Да. — Голос был озадаченным. — Это здесь, в Париже. Но отнюдь не контора, а домашний телефон. Леблан. Франсуа Леблан.
   Он не смог скрыть потрясения. Симона смотрела на него.
   — В чем дело?
   — Скажу через секунду. Вполне возможно, что тут ничего не скрывается. И что же он сказал?
   — А я с ним вовсе не говорила. Его как раз не было дома. Ответил слуга.
   — Может быть, Леблан должен скоро вернуться?
   — Нет. Два дня назад он очень поспешно уехал. На важную деловую встречу, которая должна состояться в загородном доме.
   — Два дня назад? То есть, когда ему позвонил твой отец?
   — Может быть, ты думаешь, что я этого не знала? Хьюстон изучал ее лицо: страх и напряжение светились в ее глазах. Он тихонько обнял женщину.
   — Спокойнее. Я понимаю, насколько тебе тяжело. Нам обоим не слишком сладко пришлось. Но мы вынуждены искать ответы на вопросы.
   — Нужно искать моего отца! Если он старался меня выгородить, если звонил Леблану затем, чтобы предотвратить то, что произошло, значит он в опасности. Его наниматели засомневаются в его верности. Не может он одновременно быть верным “Верлену” и мне.
   — Я думаю, что мы от него недалеко. Симона встревоженно взглянула Питу в лицо.
   — Это связано с твоим звонком?
   — Номер в Лондоне. И тоже домашний. Владельца зовут Жюль Фонтан. Его тоже нет дома. Секретарша сообщила, что два дня назад ему пришлось уехать. На срочное деловое совещание.
   — Сюда, во Францию?
   — Ты сама это сказала.
   — Тогда, значит, отец с ним! С Лебланом!
   — Будем надеяться, — вздохнул Хьюстон. — Головоломка практически решена. Осталось проверить кое-какие детали.
   В будке, из которой недавно вышел Хьюстон, зазвонил телефон.
   — Америка, — сказал он. — Я попросил клерка сделать вызов сразу же после предыдущего. Это Нью-Йорк. — Он вошел в будку и протянул руку к трубке, в которой должен был — как он сам надеялся и одновременно страшился этого — прозвучать голос его отца.
   — Алло, — произнес Пит. На линии послышался треск. Хьюстон повысил голос, стараясь перекричать любые помехи. — Меня зовут Виктор Корриган, — продолжил он. — Кто-то оставил для меня у моей секретарши этот номер телефона с просьбой позвонить. Но я не совсем понимаю, кому и куда я звоню. В записке много неясностей.
   Женский голос. Около сорока, или чуть больше. Ясно, что из высших классов. Рафинирован, словно она заканчивала небольшой частный колледж в Новой Англии.
   — Виктор Корриган? Прошу прощения. Боюсь, что имя мне незнакомо. — Интонации неуверенные. Хьюстон почему-то предположил, что ей приходится много извиняться.
   — Какая кошмарная неприятность, — продолжил он. — Я нанял новую секретаршу. Всю неделю только и делает, что ошибается. Придется, наверное, ее уволить.
   — Ой, нет, пожалуйста, это ужасно. Что касается дел, то я просто не знаю, чем могла бы вам помочь. Видимо, вы должны поговорить с моим мужем.
   — Простите, а он дома? Может быть, ему известно, что произошло?
   — Нет. Он два дня назад уехал. В горы. Хьюстон почувствовал, как сквозь жилы струится нетерпение.
   — Тогда я позвоню попозже. Прошу прощения за… Нет, подождите-ка. Еще один вопрос, если вы, конечно, располагаете временем. Секретарша настолько безалаберна… Не могли бы вы сказать мне имя мужа, чтобы я мог проверить собственные записи? Быть может, я смог бы предположить…
   — Ну, конечно. — Она, казалось, была успокоена. — Я всегда рада помочь. Его зовут Пол Дассен.
   — А-а… Мне следовало сразу узнать этот номер. “Верлен” да? “Верлен Энтерпрайзис”?
   — Ничего подобного. Я никогда даже не слышала о “Верлен Энтерпрайзис”. “Готорн Импортс”. Хьюстон нахмурился.
   — Ошибочка вышла. Иногда я их путаю. Все, не буду больше вас задерживать. Мое почтение Полу. Весной Скалистые горы особенно прекрасны. Если повезет, то вполне можно даже покататься на лыжах.
   — Только не в Скалистых горах.
   — Прошу прощения?
   — В Альпах, молодой человек. Он уехал во Францию. Хьюстона захлестнула настолько мощная волна страха, что ему показалось, что его сейчас стошнит. Схватившись за стеклянную дверцу будки, он принялся извиняться перед леди, бормотать слова прощания и трясущимися руками вешать трубку. Затем распахнул дверь. Симона смотрела на него, пораженная полубезумным выражением его лица.
   — В чем дело?
   — Не знаю. Я… — Хьюстон наблюдал за тем, как ее лицо расплывается, увядает. — Он уехал два дня назад. В Альпы, То есть во Францию. — Шум зала эхом отдавался в его голове.
   — Значит, они все вместе, — быстро произнесла Симона. — Все. Отец.
   — Пол Дассен. — Поддерживая себя в вертикальном положении, Пит схватился руками за дверцу будки.
   — Что-что?
   — Так его зовут. Чувствуешь? Все остальные — Франсуа Леблан, Жюль Фонтэн — это французские имена. Мы считали, что это пропавшие без вести солдаты. Из отцовского подразделения. Но не могут же они все оказаться французами, потомками французов, родители которых эмигрировали в Америку из Франции!..
   — Они могли просто изменить фамилии. Хьюстон кивнул.
   — Могли достать новые удостоверения личности. Все верно. Но зачем?
   — Леблан.
   Хьюстон в изумлении нахмурился.
   — Когда я произнесла эту фамилию — впервые — что-то случилось с твоим лицом, — сказала женщина. — Глаза изменились.
   — Так как ты француженка, то фамилия показалась тебе совершенно обыкновенной. А вот у меня с языком проблемы. Все, что я слышу на французском, автоматически в голове переводится на английский.
   — Ну, и причем здесь…
   — Тогда скажи, что означает эта фамилия. На английском, разумеется.
   — Что-что? Леблан? Ну, блан означает… — Она осеклась, неожиданно все сообразив.
   — Блан означает “белое”, — закончил за нее Пит. — Тогда, в твоей спальне, умирающий человек заговорил, как мне показалось, по-французски, и я моментально перевел его слова. И разумеется, это было лишено всякого смысла. Потому что этот человек просто назвал мне фамилию. Не “белый”, а “Леблан”.
   — Верлен и…
   — Теперь мы знаем, что означают эти два слова. Но кто или что такое Харон?

38

   На оживленной парижской улице Хьюстон дрожал от холода. Небо было покрыто тучами, свет угасал. Задул слабый мозглый и влажный ветер. Пит поплотнее запахнулся в спортивную куртку и застегнул все пуговицы.
   В округе было полно офисных зданий и контор, находящихся на первых этажах. Рядом находилось кафе. Приближался вечер; чиновники и клерки начали вытекать из многочисленных зданий. Хьюстон посмотрел на другую сторону улицы и увидел вывеску, сообщившую ему, что это забегаловка “Ле Макдоналдс”, и он подумал, что это просто чья-то шутка.
   Упала первая капля дождя. Затем вторая. Асфальт начал покрываться темными пятнами. Хьюстон почувствовал, как дождь льется ему на нос, на руки, просачивается сквозь куртку. “Если припустит, — подумал он, — то ждать Симону на улице будет невозможно”. А если он сунется под чью-нибудь крышу, то она может проехать мимо и не заметить его. Пит пытался высмотреть на улице какую-нибудь крышу, где он был бы виден с улицы. Навес, парадное.
   “Не надо нам было расходиться, — думал Пит. — Нам вообще не следует разъединяться. Ни на секунду”.
   Слева, в полуквартале от себя, он заметил темно-голубой фургон. Пит попытался проморгать заливающий глаза дождь и разглядеть водителя. Заметив какое-то движение в фургоне, он рванул к нему, слыша, как хлюпает вода в новых, недавно купленных ботинках.
   Вспыхнула молния. Хьюстон добрался до фургона. Рывком распахнув дверь, он забрался внутрь.
   — Заставила ты меня поволноваться, — сказал Пит.
   — В одном месте не оказалось прокатных фургонов. Второй прокат был просто закрыт. — Симона смахнула капли дождя со лба Хьюстона.
   — Но ты наняла его на свое американское водительское удостоверение? С именем твоего мужа?
   Женщина кивнула.
   — Полиции это имя неизвестно. Им никогда не связать наем этого фургона с нами. Пит посмотрел за спину.
   — Спальные мешки? Еда? Симона снова кивнула.
   — Все взято. — Она включила “дворники”. Хьюстон смотрел, как машины впереди двинулись.
   — И все-таки — куда? — спросила женщина. — Нам известно лишь, что вся команда находится где-то в Альпах, в загородном доме или поместье, принадлежащем Леблану. Но просто так нам его ни за что и никогда не найти.
   Хьюстон вытащил из кармана брошюру.
   — Верно. Но пока ты беседовала с девицей из проката автомобилей, я на время стал брокером. Притворился, что мечтаю купить немного акций. “Верлена”, разумеется. И продавец дал мне вот это. — Брошюра была рекламой “Верлен Энтерпрайзис”.
   — Так как Леблан находится в Альпах по делу, я решил, что загородный дом, скорее всего, — штаб-квартира “Верлена”, а не его собственное убежище. Ведь таким образом он избегает дополнительных налогов. — Пит пожал плечами. — Итак, я позвонил в “Верлен”. Леблана, разумеется, не оказалось. Секретарша подтвердила то, что он в Альпах по делу. Я, естественно, не назвал своего имени. Зато секретарша вдавалась в подробности сильнее, чем слуга. Леблан находится в доме отдыха для персонала “Верлена”.
   — Это нам ничего не дает.
   — Нет, дает. — Пит отдал Симоне брошюру. — Вот здесь. — Из зеленой Долины, если смотреть вверх за могучие рощи исполинских деревьев, можно увидеть башенки, парапеты и балкончики замка, старинного, серого на белом фоне снегов, лежащих на склонах гор, находящихся за ним. Под картинкой была надпись: “Тренировочный центр “Верлена”, место отдыха сотрудников”.
   Пит сказал:
   — Вот здесь. Вот, где мы отыщем твоего отца. И моего заодно. И ответы на все вопросы. В этом замке, в сердце Альп.
   Симона свернула на более широкую улицу, которая вела прочь из Парижа. Хьюстон почувствовал обуревавшее ее возбуждение.
   — И это еще не все, — добавил он. — Очередное совпадение. Агент сказал, что “Верлен” образовался в пятидесятом году. Как раз в том году, когда сгорело здание суда в вашей деревушке. Все записи были уничтожены.
   — Думаешь, поджог?
   — Надо было сжечь свидетельства о рождении. Ты ведь сама говорила, что тем солдатам следовало бы изменить свои личности. Так вот они использовали имена и фамилии детей, умерших в Сен-Лоране. Их отыскал твой отец — наверняка брал те семьи, которые целиком гибли во Второй Мировой. Таким образом, не осталось в живых никого из родителей, кто мог бы протестовать: “Это не наши сыновья. Наши сыновья мертвы”. Видимо, твой отец проделал всю соответствующую работу с бумагами. Паспорта, свидетельства о рождении, а затем — пых, и здание суда сгорело. В результате никто не мог узнать, что эти имена и фамилии принадлежат давно умершим детям.
   — Один Бог знает, что еще отец для них сделал.
   — Самое главное — нам известно, что у всех этих людей французские имена и фамилии. И почему.
   — Нет, не почему, а как, — ответила Симона. — Почему они это сделали, мы до сих пор не знаем.
   — Ничего. Скоро узнаем. — И угрюмо уставился в бушующую за окном непогоду.

39

   — А, уи, жэ ле коннэ, — сказал молодой человек на заправочной станции, обрадовавшись тому, что может чем-нибудь помочь. Одет он был в замасленный комбинезон. Правда, мягкая серая ткань, видимо, совсем недавно стиралась, зато колени, руки и грудь были в грязи и масле.
   Бензоколонка возле Гренобля. Всю ночь фургон мчался без остановки. Пит с Симоной попеременно вели машину, пока второй спал. Несколько остановок сделали только для заправки, еды возле машины и посещений туалетов. Они выбрали южно-восточную автостраду, ведущую от Парижа к Лиону, а от него уже поехали прямо на восток к горам. Когда встало солнце где-то далеко впереди, то им вначале показалось, что это пушистые облака рассыпаны по горизонту, а затем подумалось, что это ярчайший снег на вершинах гор. Это была поразительная, захватывающая дух красотища.
   Все утро они объезжали различные городишки, останавливались не меньше пятнадцати раз, чтобы поспрашивать жителей, но, похоже, никто не узнавал замка на фотографии. Когда горы приблизились, Хьюстон — уставший и голодный — совсем упал духом. Он-то считал, что замок — достопримечательность, прекрасно знакомая всем местным жителям. Но теперь он начал в этом сомневаться.
   — Черт возьми, все бесполезно, — сказал он. — Я ошибся. Нам не найти это место.
   Поэтому когда служащий на автозаправке узнал замок, это подействовало на него, словно разряд электрошока.
   — Что? — переспросил Пит Симону. — Неужели ему известно, где находится этот замок?
   Глаза парня радостно сияли, он радовался, что не разочаровал Хьюстона. Он ухмыльнулся и указал пальцем куда-то за гренобльский замок, в рощу, где виднелась маленькая темная точка возле подножия далекого пика.
   Так далеко и так близко. У Хьюстона началось помутнение рассудка. Воображение приблизило и увеличило точку. Казалось, что роща с огромной скоростью приближается. Чтобы уничтожить тошнотворную иллюзию, он резко повернулся к Симоне. Ее щека находилась совсем близко у его глаз, тяжелые волосы спадали на плечи. Хьюстон дотронулся до нее, запустив пальцы в ее локоны.
   — Просто хотел удостовериться, что ты действительно находишься рядом, — сказал Пит, когда она удивленно взглянула на него. — На секунду засомневался. Во всем.
   — Этот пошел за дорожной картой. Он покажет, как найти замок.
   — Сколько отсюда ехать? Километров двадцать пять?
   — Или больше. В этих горах легко обмануться. Здесь все расстояния кажутся спрессованными.
   — Именно это я и имел в виду. Если даже отсюда виден этот чертов замок, то каковы же его размеры? Видимо, здоровенный.
   Вскоре они это узнали. Парень дал им карту и показал, как ехать. Выбравшись из Гренобля, они направились на восток, в горы. Хьюстон смотрел вперед. Целеустремленный, он не замечал великолепия высившихся рядом с ним вершин. Фургон низко урчал, взбираясь по узеньким гранитным проездам мимо сосен и елей, которых по мере приближения к скалам и снегу было все меньше и которые становились все более чахлыми. Воздух делался постепенно холоднее. Они проезжали мимо струившихся каскадами потоков и грозно нависавших над дорогой скал. Смотрели на долину с ее лесами и казавшийся игрушечной моделью Гренобль. Сделанный не в ту сторону поворот сбил их с правильного пути, но, обнаружив вскоре свою ошибку, они через некоторое время увидели, наконец-то, замок.
   Он возвышался над ними, вбитый между двумя горами, чернея на фоне массивного клифа. Шпили высоко поднимались над елями, башенки и проходы были отлично видны.
   Замок поражал своими гигантскими размерами, подавлял массивностью. Хьюстон изучал его фотографию и держал ее так, что бумага закрывала вид из машины. На снимке замок казался заколдованным детской фантазией, рисунком из книжки сказок. Опустив брошюру. Пит увидел здание с того же самого расстояния, что и на снимке и поразился тому, сколь сильна разница между плоской и объемной картинами. Безмолвная громада, на которую Пит глядел, вызывала у него дрожь.
   — Кажется, что здесь несколько зданий поставлены одно на другое, — сказал он. — Тут, наверное, залов пятьдесят.
   Дорога повернула, огибая здание. Она вела к простым металлическим воротам, зажатым между бетонными стенами.
   “Да это крепость”, — подумалось Хьюстону.
   Вблизи стены закрывали вид на замок. Сквозь прутья решетки не было заметно ни охраны, ни сторожевых собак, ни какого бы то ни было движения — виднелся лишь лесопарк и гравийная, извивающаяся до бесконечности дорожка, исчезающая вдали. Земля казалась нетронутой, девственной.
   Но Хьюстон был уверен, что в густых ветвях деревьев, сквозь которые пробивались солнечные лучи, наверняка хоронятся телохранители, а в стволах понапихано достаточно аппаратуры и защитных систем.
   Когда фургон проезжал мимо ворот, у Хьюстона появилось сильнейшее ощущение, что за ним откуда-то наблюдают. Изо всех сил стараясь унять внутреннюю дрожь, он не повернулся и не посмотрел, как ворота исчезают за спиной. И хотя ему безумно этого хотелось, но Пит не стал рассматривать стены, не стал анализировать, из-за чего он так разнервничался. А уставился строго вперед, туда, где дорога карабкалась наверх среди вековых елей. Пит надеялся на то, что они с Симоной похожи всего лишь на случайных и безобидных туристов.
   Впереди них шла машина. Взглянув в зеркальце заднего обзора, Пит увидел, что откуда-то сбоку вывернула вторая и пошла за ними следом. Ничего в принципе страшного — дорога она и есть дорога. Хьюстон думал, что все-таки их фургон выглядит, видимо, здорово подозрительным. Стена окончилась и под углом соединилась с другой, которая отошла от дороги и устремилась обратно к горе. Хьюстон повернулся к Симоне.
   — Как только заберемся немножечко повыше, отыщем местечко, где сможем остановиться.
   Он отыскал обзорную площадку, обнесенную перилами и парковку, покрытую гравием, отстоящую несколько в стороне от дороги. На ней находились столики для пикников, скамеечки и целый ряд платных подзорных труб на штативах.
   — Поставь фургон таким образом, чтобы задней своей частью он упирался в замок, — сказал Пит Симоне, прищурившись, наблюдая за размытой картинкой великолепной долины, раскинувшейся внизу. — Я уверен, что за движением машин на этой дороге они тщательно наблюдают. И если мы останемся здесь слишком надолго, они начнут что-нибудь подозревать. А я хочу, чтобы мы ничем не отличались от обыкновенных туристов. Выходи и иди к телескопам. Но к замку становись спиной. Веди себя так, словно тебя интересует только долина.