Итак, казалось бы, можно поставить точку на этой истории. Страшный убийца и садист надежно упрятан в тюрьму штата Иллинойс и не выйдет оттуда до самой смерти.
Но оказалось, что у этой страшной истории есть не менее страшное продолжение.
Месяц за месяцем, год за годом текли в камере. Томас Крим был тих, послушен, смирен — он считался идеальным заключенным. Но ночами он нередко просыпался и, раскачиваясь, начинал тихо смеяться. Он мог смеяться часами… потом смех прерывался, и Томас горячим шепотом начинал рассказывать сам себе, что он сделает с предательницей Джулией Стотт, когда та попадет к нему в руки, и что он сделает со всеми этими развратницами и проститутками, когда он, удовлетворив свою похоть, примется их мучить.
Если соседи по камере просыпались, они в зависимости от темперамента либо звали надзирателя, либо сами вколачивали в него кулаками правила внутреннего распорядка. И Томас, потный от напряжения, усталый, измотанный как после настоящего убийства, мирно засыпал.
Судьба, к сожалению, вмешалась в эту историю в 1887 году, на шестой год его заключения, когда внезапно умер отец Крима, оставивший сыну громадное по тем временам наследство в несколько десятков тысяч долларов. Пожизненно заключенный проснулся богачом. Теперь остался пустяк — воспользоваться этим богатством.
Адвокат его отца Томас Давидсон, приводя в порядок имущество покойного, затребовал материалы дела и уверился в том, что младший Крим ни в чем не виновен. По крайней мере, он объявил об этом журналистам. И начал шумную кампанию за освобождение невинно посаженного в тюрьму сластолюбивой миссис Стотт скромного чикагского доктора.
Трудно сказать, сколько потребовалось денег на взятки и подкуп, но в 1891 году, по истечении минимального десятилетнего срока отсидки, после которого дозволено пересматривать дела пожизненно заключенных, Томас был помилован губернатором штата.
В июле 1891 года сорокалетний убийца покинул тюрьму и отправился к адвокату Давидсону засвидетельствовать благодарность за свое освобождение. Когда Давидсон впервые встретился с доктором Томасом на свободе, тот кипел планами, как навести порядок в мире и восстановить попранную справедливость.
После часового разговора с наследником адвокат неожиданно для себя пришел к печальному выводу: Томас Крим — сумасшедший маньяк, которому нельзя оставаться на свободе. Об этом он в тот же день сообщил брату Томаса — Дэниелу. Брат лишь развел руками — оба они, Дэниел и адвокат, несмотря на схожие убеждения, считали неэтичным информировать о своих мыслях американские власти, к тому же, кроме личного убеждения, у них не было никаких доказательств, подтверждающих подозрения. И им не хотелось стать посмешищем прессы и объектом презрения родственников. Так что, когда Томас Крим выразил желание стряхнуть американскую пыль со своих сапог и отправиться в старую добрую Англию, оба были только счастливы.
А Томас Крим отыскал в Лондоне свою старую квартиру в сомнительном по репутации районе и исполнил свою тюремную мечту номер один — перепробовать снова всех проституток на Ламберт-роуд, а также выяснить, появились ли там новые красотки, достойные его внимания и толстого кошелька.
Обратите внимание: идет 1891 год — лишь три года назад Лондон трепетал перед Джеком-потрошителем — три года назад Томас Крим находился в тюрьме штата Иллинойс. Но находился ли он там?
Квартирная хозяйка мисс Слипер знала Крима под фамилией Нейлл и весьма ему сочувствовала. По уверению постояльца, у него была редкая тяжелая глазная болезнь — он не выносил дневного света. Заказанные им специальные темные очки не всегда помогали, так что зачастую мистер Нейлл спал днем, а ночью либо метался как зверь по своей комнате — как раз над спальней хозяйки, либо пропадал неизвестно где — по его словам, дышал свежим воздухом.
Осенью того же года некий доктор Нейлл, из госпиталя Св. Фомы, посетил аптеку на Парламентской улице, где выписал сам себе рецепт: «Рвотные орешки, одна унция, принимать от десяти до двадцати капель, растворенными в воде».
Аптекарь приготовил капли, выдал пузырек доктору. Он не заподозрил ничего дурного, так как это лекарство в те дни употреблялось довольно часто как рвотное средство, каковым и было, если накапать несколько капель в воду. Но для медика не было секретом, что «рвотные орешки» содержат два сильных яда, один из них — стрихнин. Там же Крим углядел новое изобретение — глицериновые капсулы для невкусных лекарств. Доктор Нейлл очень обрадовался этой находке и купил целую коробку капсул.
Наконец всё было готово для следующего убийства — первого после выхода из тюрьмы. Жертвой Томас избрал молоденькую проститутку Эллен Линнел, которой написал письмо с предупреждением, что некий Фредерик Смит намерен ее отравить, тогда как он может помочь ей остаться в живых. Для чего девушка должна прийти к нему на свидание. Та ничего из письма не поняла, не испугалась и послушно явилась на свидание. Известный ей в качестве недавнего клиента джентльмен с пышными усами и в высоком черном цилиндре сначала потребовал, чтобы девушка возвратила ему письма. Затем предложил ей отпить из небольшой бутылочки. Дело было 14 октября, ночь наступила холодная, и девушка поверила, что, хлебнув, она согреется. Убедившись в том, что Эллен достаточно отпила из бутылки, высокий джентльмен повернулся и исчез в темноте, а девушка побрела домой, стараясь понять, что же произошло.
По пути ей стало так плохо, что она упала на тротуаре. Это случилось на людной улице, к ней подбежали, помогли подняться. Полицейский Харви подошел взглянуть на девицу, узнал в ней проститутку и понял, что она пьяна. И всё же через некоторое время после того, как соседки помогли Эллен подняться к себе в комнату, полицейский зашел к ней снова. И был потрясен зрелищем: девушка умирала в страшных конвульсиях, а вызванный соседями доктор был бессилен ей помочь, но понимал, что Эллен отравлена.
По просьбе полицейского девушка смогла описать того джентльмена, который дал ей отпить из бутылочки. Но имени его она не знала. По дороге в больницу Эллен умерла.
Через два дня судья, который вел предварительное слушание дела о смерти Эллен, получил письмо от какого-то незнакомца, в котором тот предлагал за триста тысяч фунтов назвать имя настоящего убийцы девушки. Как выяснилось впоследствии, автором письма был сам Томас Крим. Доктор уже не мог удержаться — писать письма, шантажировать, намекать и даже приводить сыщиков буквально к дверям собственной квартиры стало для него насущной потребностью. Убийство без последующих писем теряло для него интерес. Он всё более ввергался в пучину безумия.
После того как судья проигнорировал письмо, Томас, подписавшись «детективом О’Брайеном», написал письмо местному политику У. Смиту, который владел магазином на Стренде, с утверждением, что полиция убеждена в том, что убийца именно этот самый Смит. И если он хочет спастись, то ему следует нанять детектива О’Брайена, и он отыщет за приличное вознаграждение настоящего убийцу. Для того чтобы заключить союз с сыщиком, Смит должен был написать об этом на листке бумаги и прикрепить его изнутри к стеклу витрины своего магазина.
Мистер Смит не поддался на провокацию и сразу же отнес письмо в полицию, где и поступили соответственно указаниям шантажиста.
Но никто не подошел к магазину. Правда, кто-то обратил внимание на хорошо одетого джентльмена с пышными усами и в черном шелковом цилиндре, читавшего записку, но тот господин был слишком солиден, чтобы на него могло пасть подозрение. Крим опять ускользнул.
Очередная удача как бы торопит доктора Томаса. Он находится в крайнем возбуждении, как сексуальном, так и эпистолярном — для него убийство уже обязательно связано с перепиской.
Всего через пять дней после смерти Эллен он встречается с двадцатисемилетней Матильдой Кловер. Джентльмен в шелковом цилиндре производит на проститутку хоть и смутное (она была пьяна), но благоприятное впечатление, хотя бы потому, что совершает поступок, выходящий далеко за рамки отношений клиента и проститутки, — увидев, как ей холодно в дырявых туфлях, клиент ведет женщину в обувной магазин на Вестминстер Бридж-Роуд и покупает ей отличные, крепкие, теплые башмаки.
Так что когда через день Матильда получила письмо от этого джентльмена, она готова была бежать на свидание к нему хоть на край света. В письме, которое она показала содержательнице борделя, где снимала комнатку, говорилось, что джентльмен, купивший башмаки, ждет ее на свидание, просит быть трезвой и обязательно принести письмо с собой. Что Матильда и сделала.
В десять вечера Матильда привела клиента к себе. Хозяйка смогла разглядеть клиента — у него были пышные усы, на голове — шелковый цилиндр. Она отметила про себя, что Матильде, может быть, наконец повезло и она нашла постоянного покровителя. Через несколько минут Матильда, накинув шаль, выбежала из борделя — клиент просил ее принести пивзг
Затем в течение часа царила тишина, после чего довольный, улыбающийся клиент покинул Матильду, которая проводила его, до выхода, называя «мой дорогой!».
В три часа ночи весь дом был взбудоражен дикими криками, доносившимися из комнаты Матильды. Когда соседи прибежали к ней, то увидели, что она бьется в судорогах.
— Что с тобой? — спросила хозяйка.
— Это он… это Фред. Он дал мне длинные пилюли, чтобы вылечить меня от пьянства… это Фред!
Выяснилось, что усатого клиента звали Фред, точно так же, как двухлетнего сыночка проститутки — еще вчера это совпадение так растрогало Матильду!
Женщина страшно мучилась всю ночь. Пришедший доктор заставил ее выпить молока, и хоть от этого началась рвота — молоко уже не помогло. Только в восемь часов утра мучения несчастной прекратились — она умерла.
Самое удивительное то, что никто в борделе, да и сам доктор, не поверили Матильде, что смерть ее была вызвана глицериновыми пилюлями, которыми ее потчевал усатый джентльмен. Диагноз, поставленный врачом, утверждал, что женщина скончалась от белой горячки, вызванной алкоголем.
Утром господин Крим поднялся чуть свет и тут же послал за газетами. Газет еще не было. Он просто замучил хозяйку дома, утверждая, что именно сегодня в газетах должно быть напечатано сообщение чрезвычайной важности.
— Какое? — удивилась мисс Слипер.
— Сегодня ночью в нашем квартале отравили проститутку, Матильду Кловер. Я в этом уверен — я ночью гулял по улице и видел, как это случилось.
— Вы должны немедленно сообщить об этом в полицию,- сказала квартирная хозяйка, правда, не очень уверенно, ибо полагала, что ее жилец — безвредный чудак и фантазер.
— Больше того,- задумчиво произнес доктор Нейлл,- я знаю, кто это сделал.
— Кто же?
— Лорд Рассел,- тихо ответил доктор, чем поверг хозяйку в полное смятение. Лорд Рассел был фигурой весьма заметной на светской сцене Англии, и имя его было окружено скандалами.
Впрочем, уже на следующий день жена лорда Рассела получила письмо от анонима, утверждавшего, что ее муж убил проститутку, а днем позже подобное же обвинение получил известный врач, профессор Бродбент. Коллекция писем, исполненных одним человеком, но подписанных различными именами, в Скотленд-Ярде продолжала расти, но ничего не давала переполошенным сыщикам.
Разумеется, доктор Крим не ограничивался письмами — у него были дела и поинтереснее. Например, культурные развлечения. Через несколько дней, стоя в очереди за билетами в театр «Альгамбра», он увидел, как из служебного входа выскочила хорошенькая девица, к которой доктор и направился, уверенный в успехе. И в самом деле девица остановилась и завязался разговор, из которого стало ясно, что она трудится в театре хористкой и подрабатывает интимными услугами.
В театр в тот день доктор не попал. Хористка Лю Харви тоже пропустила спектакль. Хорошо отобедав в ресторане, они уединились в номере гостиницы, где и провели страстную ночь. В перерывах между любовными сценами доктор Крим раскрывал свой портфель и доставал оттуда стопки рисунков и фотографий, изображающих девиц в неприличных позах, и громко их осуждал. Затем отыскал среди них портрет своей покойной мамы и объяснил, насколько она отличалась в лучшую сторону от всех проституток, и начал рыдать. Добрая хористка Лю Харви плакала вместе с новым любовником, потому что ей было стыдно за проституток и жалко маму доктора.
Когда они утром проснулись, доктор долго рассматривал лицо Лю, сжав ее щеки между мягкими добрыми ладонями, и потом сообщил, что у нее на лбу сыпь, которую надо бы свести. У него для этого есть одно чудодейственное средство, так что надо будет встретиться в семь тридцать на набережной возле станции метро «Чаринг Кросс».
Вечер был холодный, туманный, и при виде замерзшей девушки ожидавший ее у станции подземки доктор всполошился: так и простудиться недолго! Нет, надо немедленно спрятаться в какое-нибудь теплое место и выпить горячительного, на что Лю, разумеется, согласилась, и они отправились в ближайший бар, где выпили по бокалу портвейна. Когда Лю согрелась, доктор предложил ей снова отправиться на улицу, и через несколько минут они уже вновь оказались на набережной. Там доктор извлек из пакетика две длинные глицериновые пилюли и, передав Лю, велел ей тут же их проглотить — тогда и сыпь пройдет.
Уголовные дела, сохранившиеся с тех пор, книги и исследования, написанные за столетие о докторе Криме и его злодействах, не .могут передать истинной атмосферы того холодного туманного вечера и не могут объяснить нам, что заставило в тот момент сжаться сердце хористки Лю и не поверить в добрые намерения своего любовника… Ее охватил ужас.
Она заглянула в его глаза, освещенные на мгновение качнувшимся фонарем, и ей стало страшно.
— Ну, глотай же, это не горько! — настаивал доктор, ощутив ее неуверенность.
— Ой, кто это? — крикнула девушка. Она показала свободной рукой за спину Крима. Тот испуганно обернулся. Лю выкинула капсулы в реку.
Когда взор доктора вновь уперся в нее, Лю стала делать судорожные глотательные движения.
— Где? Где пилюли? — спросил доктор.
— Я… я проглотила их,- девушка закашлялась. Но и доктор был не уверен — он обвел взглядом мостовую вокруг, потом неожиданно приказал:
— А ну, покажи, что у тебя в правой руке? А теперь в левой…
Лю покорно раскрыла кулачки.
Она была убеждена, что избегла какой-то страшной опасности, выкинув пилюли.
— Ах да! — спохватился тут доктор. — Я же собирался пригласить тебя в мюзик-холл. Но ничего не выйдет. У меня срочное дежурство в госпитале Св. Фомы. Тебе придется пойти одной. А я тебя встречу у выхода. В одиннадцать. Хорошо?
Это снова был добрый, хороший, веселый джентльмен.
Лю даже стало стыдно, что она так поступила с пилюлями. Может быть, признаться в обмане?
Но доктор, не прощаясь, повернулся и быстро исчез в тумане.
…В одиннадцать, когда представление закончилось, Лю долго ждала доктора у выхода из театра. Наверное, полчаса. Она глубоко раскаивалась в обмане. Она сказала себе, что, как только доктор вернется, она попросит у него новые пилюли, а может быть, именно из-за этой сыпи он и оставил ее?
А доктор в то время уже лежал в постели, предаваясь диким садистским и похотливым мечтам, в которых его очередная жертва корчилась от боли, умирая и в то же время принадлежа ему.
Так он и заснул.
Утром он бросился к газетам.
Ничего. Ни слова о страшной сцене в мюзик-холле! О смерти девицы, о криках, о судорогах!
Значит, ошибка, просчёт…
Сказавшись больным, перепуганный убийца провел несколько дней дома. Но его никто не искал, да и в газетах не появилось ни одной подозрительной статьи или ваметки.
К началу декабря Крим возобновил свои визиты в публичные дома и буйные ночи с проститутками. Он выбирал новую жертву.
И тут в его жизни произошло событие, которое, очевидно, ускорило развязку этой истории.
В декабре Крим стоял на перроне и ждал пригородного поезда, собираясь навестить кого-то из родственников, и тут он обратил внимание на скромного вида небогато одетую миловидную женщину, стоявшую неподалеку. В тот день что-то приключилось на железной дороге и поезд, который ждала та женщина, запаздывал.
Впрочем, об этом Крим узнал не сразу. Сначала он подошел к женщине, представился ей и спросил, не может ли быть чем-нибудь полезен.
— О нет! — женщина, которую звали Лаурой Саббатини, потупила карие очи.- Я не нуждаюсь в помощи.
Но не таков был мистер Крим, чтобы отказываться от знакомства с женщиной, которая ему понравилась. На его счастье, поезд всё не шел, погода не улучшалась — в общем через четверть часа деликатной беседы мисс Лаура согласилась пойти с ним в вокзальный буфет и выпить там чашечку чаю.
В буфете обнаружилось, что мисс Лаура живет со своей мамой, ей двадцать девять лет, работает она в магазине и у нее никогда не было воздыхателя, а если и были, то Лаура не подпускала их близко к сердцу, за чем строго следила мама. Когда зашумел, застучал, загудел, подходя к перрону, поезд, доктор Нейлл принялся умолять Лауру об одной услуге — пойти с ним послезавтра в Сен-Джеймс-холл на Пикадилли на концерт классической музыки. Против такого приглашения устоять было трудно. И Лаура не устояла.
В ту ночь Крим вообще не ложился спать. Он сделал для себя удивительное открытие — оказывается, на свете существовала, дышала, вздыхала, ела и спала женщина, предназначенная ему судьбой, женщина, столь похожая на покойную маму, что даже не было нужды смотреть более на мамин портрет, женщина, которая до тридцати лет берегла свою невинность, чтобы одарить ею своего жениха Томаса… женщина, которая самим своим существованием служила опровержением подленькой жизни проституток и развратниц.
Всю вторую половину декабря Крим встречался с Лаурой, причем влюбился в нее со всей страстью маньяка. Теперь он мечтал лишь об одном — жениться на ней и покинуть вертеп, в котором он существовал. Естественно, он ни разу не пригласил девушку в сомнительного вида пансион, где он обитал, и вообще не подпускал ее к району Ламберта.
Двадцатого декабря Томас сделал предложение Лауре и сам надел ей на руку колечко, когда они обедали в скромном кафе на Пикадилли. Решено было сыграть свадьбу сразу после Нового года. А пока… пока Крим продолжал жить на старой квартире и ходить по улице Ламберт.
Как-то, перед Рождеством, в сумерках, он увидел бегущую по улице стройную девицу в яркой шляпке, в которой сразу признал девицу легкого поведения. Страсть старого охотника взыграла в нем, и Крим поспешил за ней, окликнул… девушка остановилась, лицо ее показалось Криму знакомым, но он забыл очки дома, к тому же выпал мокрый снег, и потому он так сразу и не вспомнил, с кем встретился.
Не тратя времени на беседы с проституткой, он сразу пригласил девушку выпить по рюмочке в баре, и та, . почему-то засмеявшись, сразу согласилась.
И лишь усевшись за столик и увидев девушку при свете лампы, Крим понял, что перед ним — недобитая им Лю.
— Что ж, забыли? — спросила та развязно. — А я вас полночи у театра прождала.
«Что случилось с пилюлями?» — хотел спросить Крим, но не посмел. Хоть этот вопрос и только этот вопрос крутился в его воспаленном мозгу.
— Так что же вы хотите мне сказать, мой кавалер? — язвительно спросила Лю.
И тут Криму показалось, что она обо всём догадалась. Его воображение подсказало ему, что пилюли уже давно лежат в полицейском участке, а то и в Скотленд-Ярде… Бежать!
Высокий джентльмен с пышными усами неожиданно вскочил из-за столика и, не говоря ни слова, кинулся прочь из паба.
На следующий день, ничего не сказав невесте, он поднялся на борт парохода, который отплывал в Канаду. Оттуда он дал ей телеграмму, что срочные семейные дела вынудили его покинуть Англию на несколько дней.
Его недолгое пребывание в Канаде запомнилось нескольким свидетелям лишь тем, что этот усатый доктор в гостинице, где остановился, не мог говорить ни о чем, кроме убийств, смерти и мучений, так что уже на второй день все стали его избегать.
В Лондон Крим возвратился в марте, тут же нанес визит своей будущей теще, вручил подарки и принес свои извинения смущенной невесте, и тут они договорились о последних приготовлениях к свадьбе. Все решено! Со старой жизнью покончено!
И тут, ворочаясь на своей холостяцкой постельке в пансионе на Ламберт-Роуд, Томас вдруг понял, что, подобно Джеку-потрошителю, он должен поставить жирную точку на своей карьере — он должен за ночь овладеть двумя женщинами и убить обеих!
Да, именно так! Это будет Эверестом его справедливой деятельности по очищению мира от мерзости проституции. Этим он перещеголяет Джека-потрошителя, который только убивал,- он же сначала наслаждается, а затем выносит приговор!
Несколько ночей прошли безрезультатно — он никак не мог найти подходящих жертв.
Наконец в ночь на 11 апреля 1892 года Криму повезло. Он встретил на улице двух подружек, новеньких в панельном ремесле. Оказывается, они лишь несколько дней назад приехали в Лондон из графства Сассекс, никого здесь не знали, сняли две комнатки и вот ждут первых клиентов.
Это было именно то, что надо!
Доктор Томас купил сразу обеих девушек и отправился с ними в их дом.
О дальнейшем свидетельствовал впоследствии полицейский констебль Джордж Комли, который проходил по Стамфорд-стрит без четверти два ночи 12 апреля. Он увидел, как открылась дверь одного из домов, где сдавались комнатки для бедняков, и оттуда вышел хорошо одетый усатый джентльмен в шелковом цилиндре. Его провожала до дверей молоденькая девушка. Правильно рассудив, что видит прощание проститутки с богатым состоятельным клиентом, констебль не стал вмешиваться в их отношения и проследовал далее.
Через час, продолжая обход, он вновь оказался у того же дома и тут увидел, что у подъезда стоит кэб. Он хотел было спросить у кэбмена, что привело его сюда в три часа ночи, но тут уже знакомая дверь растворилась и в ней показался другой констебль, который нес на руках девушку, которая час назад провожала джентльмена.
— Что случилось? — спросил констебль.
— Бегите в дом! — крикнул полицейский, втаскивая потерявшую сознание девушку в кэб. — Там еще одна помирает! На втором этаже!
Комли кинулся внутрь и помог выйти Алисе Марш. Той было так плохо, что она с трудом переставляла ноги. Ее полицейские тоже уложили в кеб рядом с товаркой — Эммой Шрайвелл.
Кэб покатил к госпиталю Св. Фомы.
По дороге констебль спросил Эмму:
— Чем вы отравились? Что такого съели?
— Мы пили пиво и ели рыбу… — с трудом ответила девушка. — А потом он дал-нам по три пилюли, такие вот длинные пилюли.
— Усатый, в очках? Тот самый, которого вы провожали час назад? — спросил Комли. Девушка не удивилась вопросу:
— Да, это был он.
Когда кэб доехал до госпиталя, Алиса уже была мертва. И все попытки врачей спасти вторую девушку не увенчались успехом. После шести часов страшных мучений Эмма умерла.
Крим был в восторге.
Он прочитал отчеты о двойном убийстве во всех газетах и носился по пансиону, читая их вслух хозяйке. И, как обычно, уверял, что знает убийцу. На этот раз он избрал на эту роль студента-медика Харпера, который снимал комнату в том же пансионе.
— Побойтесь Бога, мистер Нейлл! — умоляла его хозяйка. — Ну что вы говорите!
— У полиции есть доказательства! Они там получили письмо от одного человека!
А тем временем, не прекращая приготовлений к скромной и тихой свадьбе с Лаурой Саббатини, Крим занялся писанием пасквилей — он сообщил отцу Харпера, что знает о вине его сына и ждет отступного, он сочинил еще два письма…
А случилось это так.
Нанеся визит невесте и обсудив с ней вариант покупки загородного дома, он попросил Лауру написать под его диктовку два письма. Одно письмо районному судье, в котором говорилось, что убийца — студент Харпер. Все сведения об этом есть у детектива Мюррея. Затем он продиктовал невесте письмо к детективу Мюррею, сообщая, что все доказательства .вины Харпера есть у какого-то Кларка… Невесте же доктор сообщил, что выполняет тайное задание Скотленд-Ярда по разоблачению опасной банды преступников. Лаура ему поверила, потому что невесты всегда верят своим женихам.
Как назло, никто не обращал внимания на все эти письма, и это выводило Крима из себя. Он совершил величайшее преступление сезона — использовал и убил двух проституток сразу — и хоть бы что! И когда через несколько дней он понял, что даже самые желтые газетки потеряли интерес к этому делу и никто не намерен более писать о преступлении века, он в полном отчаянии отправился искать еще одного слушателя — и выбрал для этого фотографа Хейнса, который снимал комнату в том же пансионе и не выносил сумасшедшего доктора. И когда доктор стал доказывать ему, что студент Харпер — страшный убийца, притом рассказывать об убийстве со странными подробностями, которых вроде бы и знать не должен, например описывая обстановку в комнате убитой девушки, фотограф припомнил странное поведение Крима после предыдущих подобных убийств.
Прервав разговор с доктором, фотограф ушел к себе.
Догадка, проникшая в его сознание, была столь невероятна и находилась так далеко за пределами здравого смысла, что он сам себе не мог поверить. Не может же быть, чтобы он в течение нескольких месяцев жил под одной крышей и даже столовался со страшным маньяком, которого многие почитали Джеком-потрошителем?
Но оказалось, что у этой страшной истории есть не менее страшное продолжение.
Месяц за месяцем, год за годом текли в камере. Томас Крим был тих, послушен, смирен — он считался идеальным заключенным. Но ночами он нередко просыпался и, раскачиваясь, начинал тихо смеяться. Он мог смеяться часами… потом смех прерывался, и Томас горячим шепотом начинал рассказывать сам себе, что он сделает с предательницей Джулией Стотт, когда та попадет к нему в руки, и что он сделает со всеми этими развратницами и проститутками, когда он, удовлетворив свою похоть, примется их мучить.
Если соседи по камере просыпались, они в зависимости от темперамента либо звали надзирателя, либо сами вколачивали в него кулаками правила внутреннего распорядка. И Томас, потный от напряжения, усталый, измотанный как после настоящего убийства, мирно засыпал.
Судьба, к сожалению, вмешалась в эту историю в 1887 году, на шестой год его заключения, когда внезапно умер отец Крима, оставивший сыну громадное по тем временам наследство в несколько десятков тысяч долларов. Пожизненно заключенный проснулся богачом. Теперь остался пустяк — воспользоваться этим богатством.
Адвокат его отца Томас Давидсон, приводя в порядок имущество покойного, затребовал материалы дела и уверился в том, что младший Крим ни в чем не виновен. По крайней мере, он объявил об этом журналистам. И начал шумную кампанию за освобождение невинно посаженного в тюрьму сластолюбивой миссис Стотт скромного чикагского доктора.
Трудно сказать, сколько потребовалось денег на взятки и подкуп, но в 1891 году, по истечении минимального десятилетнего срока отсидки, после которого дозволено пересматривать дела пожизненно заключенных, Томас был помилован губернатором штата.
В июле 1891 года сорокалетний убийца покинул тюрьму и отправился к адвокату Давидсону засвидетельствовать благодарность за свое освобождение. Когда Давидсон впервые встретился с доктором Томасом на свободе, тот кипел планами, как навести порядок в мире и восстановить попранную справедливость.
После часового разговора с наследником адвокат неожиданно для себя пришел к печальному выводу: Томас Крим — сумасшедший маньяк, которому нельзя оставаться на свободе. Об этом он в тот же день сообщил брату Томаса — Дэниелу. Брат лишь развел руками — оба они, Дэниел и адвокат, несмотря на схожие убеждения, считали неэтичным информировать о своих мыслях американские власти, к тому же, кроме личного убеждения, у них не было никаких доказательств, подтверждающих подозрения. И им не хотелось стать посмешищем прессы и объектом презрения родственников. Так что, когда Томас Крим выразил желание стряхнуть американскую пыль со своих сапог и отправиться в старую добрую Англию, оба были только счастливы.
А Томас Крим отыскал в Лондоне свою старую квартиру в сомнительном по репутации районе и исполнил свою тюремную мечту номер один — перепробовать снова всех проституток на Ламберт-роуд, а также выяснить, появились ли там новые красотки, достойные его внимания и толстого кошелька.
Обратите внимание: идет 1891 год — лишь три года назад Лондон трепетал перед Джеком-потрошителем — три года назад Томас Крим находился в тюрьме штата Иллинойс. Но находился ли он там?
Квартирная хозяйка мисс Слипер знала Крима под фамилией Нейлл и весьма ему сочувствовала. По уверению постояльца, у него была редкая тяжелая глазная болезнь — он не выносил дневного света. Заказанные им специальные темные очки не всегда помогали, так что зачастую мистер Нейлл спал днем, а ночью либо метался как зверь по своей комнате — как раз над спальней хозяйки, либо пропадал неизвестно где — по его словам, дышал свежим воздухом.
Осенью того же года некий доктор Нейлл, из госпиталя Св. Фомы, посетил аптеку на Парламентской улице, где выписал сам себе рецепт: «Рвотные орешки, одна унция, принимать от десяти до двадцати капель, растворенными в воде».
Аптекарь приготовил капли, выдал пузырек доктору. Он не заподозрил ничего дурного, так как это лекарство в те дни употреблялось довольно часто как рвотное средство, каковым и было, если накапать несколько капель в воду. Но для медика не было секретом, что «рвотные орешки» содержат два сильных яда, один из них — стрихнин. Там же Крим углядел новое изобретение — глицериновые капсулы для невкусных лекарств. Доктор Нейлл очень обрадовался этой находке и купил целую коробку капсул.
Наконец всё было готово для следующего убийства — первого после выхода из тюрьмы. Жертвой Томас избрал молоденькую проститутку Эллен Линнел, которой написал письмо с предупреждением, что некий Фредерик Смит намерен ее отравить, тогда как он может помочь ей остаться в живых. Для чего девушка должна прийти к нему на свидание. Та ничего из письма не поняла, не испугалась и послушно явилась на свидание. Известный ей в качестве недавнего клиента джентльмен с пышными усами и в высоком черном цилиндре сначала потребовал, чтобы девушка возвратила ему письма. Затем предложил ей отпить из небольшой бутылочки. Дело было 14 октября, ночь наступила холодная, и девушка поверила, что, хлебнув, она согреется. Убедившись в том, что Эллен достаточно отпила из бутылки, высокий джентльмен повернулся и исчез в темноте, а девушка побрела домой, стараясь понять, что же произошло.
По пути ей стало так плохо, что она упала на тротуаре. Это случилось на людной улице, к ней подбежали, помогли подняться. Полицейский Харви подошел взглянуть на девицу, узнал в ней проститутку и понял, что она пьяна. И всё же через некоторое время после того, как соседки помогли Эллен подняться к себе в комнату, полицейский зашел к ней снова. И был потрясен зрелищем: девушка умирала в страшных конвульсиях, а вызванный соседями доктор был бессилен ей помочь, но понимал, что Эллен отравлена.
По просьбе полицейского девушка смогла описать того джентльмена, который дал ей отпить из бутылочки. Но имени его она не знала. По дороге в больницу Эллен умерла.
Через два дня судья, который вел предварительное слушание дела о смерти Эллен, получил письмо от какого-то незнакомца, в котором тот предлагал за триста тысяч фунтов назвать имя настоящего убийцы девушки. Как выяснилось впоследствии, автором письма был сам Томас Крим. Доктор уже не мог удержаться — писать письма, шантажировать, намекать и даже приводить сыщиков буквально к дверям собственной квартиры стало для него насущной потребностью. Убийство без последующих писем теряло для него интерес. Он всё более ввергался в пучину безумия.
После того как судья проигнорировал письмо, Томас, подписавшись «детективом О’Брайеном», написал письмо местному политику У. Смиту, который владел магазином на Стренде, с утверждением, что полиция убеждена в том, что убийца именно этот самый Смит. И если он хочет спастись, то ему следует нанять детектива О’Брайена, и он отыщет за приличное вознаграждение настоящего убийцу. Для того чтобы заключить союз с сыщиком, Смит должен был написать об этом на листке бумаги и прикрепить его изнутри к стеклу витрины своего магазина.
Мистер Смит не поддался на провокацию и сразу же отнес письмо в полицию, где и поступили соответственно указаниям шантажиста.
Но никто не подошел к магазину. Правда, кто-то обратил внимание на хорошо одетого джентльмена с пышными усами и в черном шелковом цилиндре, читавшего записку, но тот господин был слишком солиден, чтобы на него могло пасть подозрение. Крим опять ускользнул.
Очередная удача как бы торопит доктора Томаса. Он находится в крайнем возбуждении, как сексуальном, так и эпистолярном — для него убийство уже обязательно связано с перепиской.
Всего через пять дней после смерти Эллен он встречается с двадцатисемилетней Матильдой Кловер. Джентльмен в шелковом цилиндре производит на проститутку хоть и смутное (она была пьяна), но благоприятное впечатление, хотя бы потому, что совершает поступок, выходящий далеко за рамки отношений клиента и проститутки, — увидев, как ей холодно в дырявых туфлях, клиент ведет женщину в обувной магазин на Вестминстер Бридж-Роуд и покупает ей отличные, крепкие, теплые башмаки.
Так что когда через день Матильда получила письмо от этого джентльмена, она готова была бежать на свидание к нему хоть на край света. В письме, которое она показала содержательнице борделя, где снимала комнатку, говорилось, что джентльмен, купивший башмаки, ждет ее на свидание, просит быть трезвой и обязательно принести письмо с собой. Что Матильда и сделала.
В десять вечера Матильда привела клиента к себе. Хозяйка смогла разглядеть клиента — у него были пышные усы, на голове — шелковый цилиндр. Она отметила про себя, что Матильде, может быть, наконец повезло и она нашла постоянного покровителя. Через несколько минут Матильда, накинув шаль, выбежала из борделя — клиент просил ее принести пивзг
Затем в течение часа царила тишина, после чего довольный, улыбающийся клиент покинул Матильду, которая проводила его, до выхода, называя «мой дорогой!».
В три часа ночи весь дом был взбудоражен дикими криками, доносившимися из комнаты Матильды. Когда соседи прибежали к ней, то увидели, что она бьется в судорогах.
— Что с тобой? — спросила хозяйка.
— Это он… это Фред. Он дал мне длинные пилюли, чтобы вылечить меня от пьянства… это Фред!
Выяснилось, что усатого клиента звали Фред, точно так же, как двухлетнего сыночка проститутки — еще вчера это совпадение так растрогало Матильду!
Женщина страшно мучилась всю ночь. Пришедший доктор заставил ее выпить молока, и хоть от этого началась рвота — молоко уже не помогло. Только в восемь часов утра мучения несчастной прекратились — она умерла.
Самое удивительное то, что никто в борделе, да и сам доктор, не поверили Матильде, что смерть ее была вызвана глицериновыми пилюлями, которыми ее потчевал усатый джентльмен. Диагноз, поставленный врачом, утверждал, что женщина скончалась от белой горячки, вызванной алкоголем.
Утром господин Крим поднялся чуть свет и тут же послал за газетами. Газет еще не было. Он просто замучил хозяйку дома, утверждая, что именно сегодня в газетах должно быть напечатано сообщение чрезвычайной важности.
— Какое? — удивилась мисс Слипер.
— Сегодня ночью в нашем квартале отравили проститутку, Матильду Кловер. Я в этом уверен — я ночью гулял по улице и видел, как это случилось.
— Вы должны немедленно сообщить об этом в полицию,- сказала квартирная хозяйка, правда, не очень уверенно, ибо полагала, что ее жилец — безвредный чудак и фантазер.
— Больше того,- задумчиво произнес доктор Нейлл,- я знаю, кто это сделал.
— Кто же?
— Лорд Рассел,- тихо ответил доктор, чем поверг хозяйку в полное смятение. Лорд Рассел был фигурой весьма заметной на светской сцене Англии, и имя его было окружено скандалами.
Впрочем, уже на следующий день жена лорда Рассела получила письмо от анонима, утверждавшего, что ее муж убил проститутку, а днем позже подобное же обвинение получил известный врач, профессор Бродбент. Коллекция писем, исполненных одним человеком, но подписанных различными именами, в Скотленд-Ярде продолжала расти, но ничего не давала переполошенным сыщикам.
Разумеется, доктор Крим не ограничивался письмами — у него были дела и поинтереснее. Например, культурные развлечения. Через несколько дней, стоя в очереди за билетами в театр «Альгамбра», он увидел, как из служебного входа выскочила хорошенькая девица, к которой доктор и направился, уверенный в успехе. И в самом деле девица остановилась и завязался разговор, из которого стало ясно, что она трудится в театре хористкой и подрабатывает интимными услугами.
В театр в тот день доктор не попал. Хористка Лю Харви тоже пропустила спектакль. Хорошо отобедав в ресторане, они уединились в номере гостиницы, где и провели страстную ночь. В перерывах между любовными сценами доктор Крим раскрывал свой портфель и доставал оттуда стопки рисунков и фотографий, изображающих девиц в неприличных позах, и громко их осуждал. Затем отыскал среди них портрет своей покойной мамы и объяснил, насколько она отличалась в лучшую сторону от всех проституток, и начал рыдать. Добрая хористка Лю Харви плакала вместе с новым любовником, потому что ей было стыдно за проституток и жалко маму доктора.
Когда они утром проснулись, доктор долго рассматривал лицо Лю, сжав ее щеки между мягкими добрыми ладонями, и потом сообщил, что у нее на лбу сыпь, которую надо бы свести. У него для этого есть одно чудодейственное средство, так что надо будет встретиться в семь тридцать на набережной возле станции метро «Чаринг Кросс».
Вечер был холодный, туманный, и при виде замерзшей девушки ожидавший ее у станции подземки доктор всполошился: так и простудиться недолго! Нет, надо немедленно спрятаться в какое-нибудь теплое место и выпить горячительного, на что Лю, разумеется, согласилась, и они отправились в ближайший бар, где выпили по бокалу портвейна. Когда Лю согрелась, доктор предложил ей снова отправиться на улицу, и через несколько минут они уже вновь оказались на набережной. Там доктор извлек из пакетика две длинные глицериновые пилюли и, передав Лю, велел ей тут же их проглотить — тогда и сыпь пройдет.
Уголовные дела, сохранившиеся с тех пор, книги и исследования, написанные за столетие о докторе Криме и его злодействах, не .могут передать истинной атмосферы того холодного туманного вечера и не могут объяснить нам, что заставило в тот момент сжаться сердце хористки Лю и не поверить в добрые намерения своего любовника… Ее охватил ужас.
Она заглянула в его глаза, освещенные на мгновение качнувшимся фонарем, и ей стало страшно.
— Ну, глотай же, это не горько! — настаивал доктор, ощутив ее неуверенность.
— Ой, кто это? — крикнула девушка. Она показала свободной рукой за спину Крима. Тот испуганно обернулся. Лю выкинула капсулы в реку.
Когда взор доктора вновь уперся в нее, Лю стала делать судорожные глотательные движения.
— Где? Где пилюли? — спросил доктор.
— Я… я проглотила их,- девушка закашлялась. Но и доктор был не уверен — он обвел взглядом мостовую вокруг, потом неожиданно приказал:
— А ну, покажи, что у тебя в правой руке? А теперь в левой…
Лю покорно раскрыла кулачки.
Она была убеждена, что избегла какой-то страшной опасности, выкинув пилюли.
— Ах да! — спохватился тут доктор. — Я же собирался пригласить тебя в мюзик-холл. Но ничего не выйдет. У меня срочное дежурство в госпитале Св. Фомы. Тебе придется пойти одной. А я тебя встречу у выхода. В одиннадцать. Хорошо?
Это снова был добрый, хороший, веселый джентльмен.
Лю даже стало стыдно, что она так поступила с пилюлями. Может быть, признаться в обмане?
Но доктор, не прощаясь, повернулся и быстро исчез в тумане.
…В одиннадцать, когда представление закончилось, Лю долго ждала доктора у выхода из театра. Наверное, полчаса. Она глубоко раскаивалась в обмане. Она сказала себе, что, как только доктор вернется, она попросит у него новые пилюли, а может быть, именно из-за этой сыпи он и оставил ее?
А доктор в то время уже лежал в постели, предаваясь диким садистским и похотливым мечтам, в которых его очередная жертва корчилась от боли, умирая и в то же время принадлежа ему.
Так он и заснул.
Утром он бросился к газетам.
Ничего. Ни слова о страшной сцене в мюзик-холле! О смерти девицы, о криках, о судорогах!
Значит, ошибка, просчёт…
Сказавшись больным, перепуганный убийца провел несколько дней дома. Но его никто не искал, да и в газетах не появилось ни одной подозрительной статьи или ваметки.
К началу декабря Крим возобновил свои визиты в публичные дома и буйные ночи с проститутками. Он выбирал новую жертву.
И тут в его жизни произошло событие, которое, очевидно, ускорило развязку этой истории.
В декабре Крим стоял на перроне и ждал пригородного поезда, собираясь навестить кого-то из родственников, и тут он обратил внимание на скромного вида небогато одетую миловидную женщину, стоявшую неподалеку. В тот день что-то приключилось на железной дороге и поезд, который ждала та женщина, запаздывал.
Впрочем, об этом Крим узнал не сразу. Сначала он подошел к женщине, представился ей и спросил, не может ли быть чем-нибудь полезен.
— О нет! — женщина, которую звали Лаурой Саббатини, потупила карие очи.- Я не нуждаюсь в помощи.
Но не таков был мистер Крим, чтобы отказываться от знакомства с женщиной, которая ему понравилась. На его счастье, поезд всё не шел, погода не улучшалась — в общем через четверть часа деликатной беседы мисс Лаура согласилась пойти с ним в вокзальный буфет и выпить там чашечку чаю.
В буфете обнаружилось, что мисс Лаура живет со своей мамой, ей двадцать девять лет, работает она в магазине и у нее никогда не было воздыхателя, а если и были, то Лаура не подпускала их близко к сердцу, за чем строго следила мама. Когда зашумел, застучал, загудел, подходя к перрону, поезд, доктор Нейлл принялся умолять Лауру об одной услуге — пойти с ним послезавтра в Сен-Джеймс-холл на Пикадилли на концерт классической музыки. Против такого приглашения устоять было трудно. И Лаура не устояла.
В ту ночь Крим вообще не ложился спать. Он сделал для себя удивительное открытие — оказывается, на свете существовала, дышала, вздыхала, ела и спала женщина, предназначенная ему судьбой, женщина, столь похожая на покойную маму, что даже не было нужды смотреть более на мамин портрет, женщина, которая до тридцати лет берегла свою невинность, чтобы одарить ею своего жениха Томаса… женщина, которая самим своим существованием служила опровержением подленькой жизни проституток и развратниц.
Всю вторую половину декабря Крим встречался с Лаурой, причем влюбился в нее со всей страстью маньяка. Теперь он мечтал лишь об одном — жениться на ней и покинуть вертеп, в котором он существовал. Естественно, он ни разу не пригласил девушку в сомнительного вида пансион, где он обитал, и вообще не подпускал ее к району Ламберта.
Двадцатого декабря Томас сделал предложение Лауре и сам надел ей на руку колечко, когда они обедали в скромном кафе на Пикадилли. Решено было сыграть свадьбу сразу после Нового года. А пока… пока Крим продолжал жить на старой квартире и ходить по улице Ламберт.
Как-то, перед Рождеством, в сумерках, он увидел бегущую по улице стройную девицу в яркой шляпке, в которой сразу признал девицу легкого поведения. Страсть старого охотника взыграла в нем, и Крим поспешил за ней, окликнул… девушка остановилась, лицо ее показалось Криму знакомым, но он забыл очки дома, к тому же выпал мокрый снег, и потому он так сразу и не вспомнил, с кем встретился.
Не тратя времени на беседы с проституткой, он сразу пригласил девушку выпить по рюмочке в баре, и та, . почему-то засмеявшись, сразу согласилась.
И лишь усевшись за столик и увидев девушку при свете лампы, Крим понял, что перед ним — недобитая им Лю.
— Что ж, забыли? — спросила та развязно. — А я вас полночи у театра прождала.
«Что случилось с пилюлями?» — хотел спросить Крим, но не посмел. Хоть этот вопрос и только этот вопрос крутился в его воспаленном мозгу.
— Так что же вы хотите мне сказать, мой кавалер? — язвительно спросила Лю.
И тут Криму показалось, что она обо всём догадалась. Его воображение подсказало ему, что пилюли уже давно лежат в полицейском участке, а то и в Скотленд-Ярде… Бежать!
Высокий джентльмен с пышными усами неожиданно вскочил из-за столика и, не говоря ни слова, кинулся прочь из паба.
На следующий день, ничего не сказав невесте, он поднялся на борт парохода, который отплывал в Канаду. Оттуда он дал ей телеграмму, что срочные семейные дела вынудили его покинуть Англию на несколько дней.
Его недолгое пребывание в Канаде запомнилось нескольким свидетелям лишь тем, что этот усатый доктор в гостинице, где остановился, не мог говорить ни о чем, кроме убийств, смерти и мучений, так что уже на второй день все стали его избегать.
В Лондон Крим возвратился в марте, тут же нанес визит своей будущей теще, вручил подарки и принес свои извинения смущенной невесте, и тут они договорились о последних приготовлениях к свадьбе. Все решено! Со старой жизнью покончено!
И тут, ворочаясь на своей холостяцкой постельке в пансионе на Ламберт-Роуд, Томас вдруг понял, что, подобно Джеку-потрошителю, он должен поставить жирную точку на своей карьере — он должен за ночь овладеть двумя женщинами и убить обеих!
Да, именно так! Это будет Эверестом его справедливой деятельности по очищению мира от мерзости проституции. Этим он перещеголяет Джека-потрошителя, который только убивал,- он же сначала наслаждается, а затем выносит приговор!
Несколько ночей прошли безрезультатно — он никак не мог найти подходящих жертв.
Наконец в ночь на 11 апреля 1892 года Криму повезло. Он встретил на улице двух подружек, новеньких в панельном ремесле. Оказывается, они лишь несколько дней назад приехали в Лондон из графства Сассекс, никого здесь не знали, сняли две комнатки и вот ждут первых клиентов.
Это было именно то, что надо!
Доктор Томас купил сразу обеих девушек и отправился с ними в их дом.
О дальнейшем свидетельствовал впоследствии полицейский констебль Джордж Комли, который проходил по Стамфорд-стрит без четверти два ночи 12 апреля. Он увидел, как открылась дверь одного из домов, где сдавались комнатки для бедняков, и оттуда вышел хорошо одетый усатый джентльмен в шелковом цилиндре. Его провожала до дверей молоденькая девушка. Правильно рассудив, что видит прощание проститутки с богатым состоятельным клиентом, констебль не стал вмешиваться в их отношения и проследовал далее.
Через час, продолжая обход, он вновь оказался у того же дома и тут увидел, что у подъезда стоит кэб. Он хотел было спросить у кэбмена, что привело его сюда в три часа ночи, но тут уже знакомая дверь растворилась и в ней показался другой констебль, который нес на руках девушку, которая час назад провожала джентльмена.
— Что случилось? — спросил констебль.
— Бегите в дом! — крикнул полицейский, втаскивая потерявшую сознание девушку в кэб. — Там еще одна помирает! На втором этаже!
Комли кинулся внутрь и помог выйти Алисе Марш. Той было так плохо, что она с трудом переставляла ноги. Ее полицейские тоже уложили в кеб рядом с товаркой — Эммой Шрайвелл.
Кэб покатил к госпиталю Св. Фомы.
По дороге констебль спросил Эмму:
— Чем вы отравились? Что такого съели?
— Мы пили пиво и ели рыбу… — с трудом ответила девушка. — А потом он дал-нам по три пилюли, такие вот длинные пилюли.
— Усатый, в очках? Тот самый, которого вы провожали час назад? — спросил Комли. Девушка не удивилась вопросу:
— Да, это был он.
Когда кэб доехал до госпиталя, Алиса уже была мертва. И все попытки врачей спасти вторую девушку не увенчались успехом. После шести часов страшных мучений Эмма умерла.
Крим был в восторге.
Он прочитал отчеты о двойном убийстве во всех газетах и носился по пансиону, читая их вслух хозяйке. И, как обычно, уверял, что знает убийцу. На этот раз он избрал на эту роль студента-медика Харпера, который снимал комнату в том же пансионе.
— Побойтесь Бога, мистер Нейлл! — умоляла его хозяйка. — Ну что вы говорите!
— У полиции есть доказательства! Они там получили письмо от одного человека!
А тем временем, не прекращая приготовлений к скромной и тихой свадьбе с Лаурой Саббатини, Крим занялся писанием пасквилей — он сообщил отцу Харпера, что знает о вине его сына и ждет отступного, он сочинил еще два письма…
А случилось это так.
Нанеся визит невесте и обсудив с ней вариант покупки загородного дома, он попросил Лауру написать под его диктовку два письма. Одно письмо районному судье, в котором говорилось, что убийца — студент Харпер. Все сведения об этом есть у детектива Мюррея. Затем он продиктовал невесте письмо к детективу Мюррею, сообщая, что все доказательства .вины Харпера есть у какого-то Кларка… Невесте же доктор сообщил, что выполняет тайное задание Скотленд-Ярда по разоблачению опасной банды преступников. Лаура ему поверила, потому что невесты всегда верят своим женихам.
Как назло, никто не обращал внимания на все эти письма, и это выводило Крима из себя. Он совершил величайшее преступление сезона — использовал и убил двух проституток сразу — и хоть бы что! И когда через несколько дней он понял, что даже самые желтые газетки потеряли интерес к этому делу и никто не намерен более писать о преступлении века, он в полном отчаянии отправился искать еще одного слушателя — и выбрал для этого фотографа Хейнса, который снимал комнату в том же пансионе и не выносил сумасшедшего доктора. И когда доктор стал доказывать ему, что студент Харпер — страшный убийца, притом рассказывать об убийстве со странными подробностями, которых вроде бы и знать не должен, например описывая обстановку в комнате убитой девушки, фотограф припомнил странное поведение Крима после предыдущих подобных убийств.
Прервав разговор с доктором, фотограф ушел к себе.
Догадка, проникшая в его сознание, была столь невероятна и находилась так далеко за пределами здравого смысла, что он сам себе не мог поверить. Не может же быть, чтобы он в течение нескольких месяцев жил под одной крышей и даже столовался со страшным маньяком, которого многие почитали Джеком-потрошителем?