- Здравствуй, Таиска! - сказал он как ни в чем не бывало и, живо нагнувшись, крепко поцеловал меня в губы. От него пахло табаком и мылом. Губы были твердые и горячие. Я попыталась подняться. Он заботливо взбил подушку и уложил меня поудобнее - выше, и снова поцеловал. Я вдруг заплакала.
- Не реви, - сказал он.- Я умер и родился снова. Я снова начинаю свою жизнь. В третий раз, понимаешь? Я приехал сюда работать. Принимаю леспромхоз. Ты же захотела здесь жить. Почему-то я с самого начала думал, что ты здесь останешься. Ты боялась моей "министерской" квартиры, как чумы. Да-а.
Он вдруг расхохотался, прищурив яркие, серые глаза.
- Будем с Машей драться. Я ведь ее знаю. Вряд ли ее будут интересовать такие прозаические вещи, как выполнение плана вырубки леспромхозом. Что ты на меня уставилась? Удивлена моим появлением? Думаешь, мне уж так нужны все эти звания и степени? Ну, звание кандидата наук мне не помешает. Но с научной работой кончено. Я - хозяйственник! А тебя я не отпущу никогда!!!
- Ты приехал навсегда? - спросила я, когда он выпустил меня из объятий.
- Лет на пять, во всяком случае. Там будет видно.
- Василий! Ты бросил квартиру в Москве? Или забронировал...
- Как ты это сказала... Разве я такой жадный - и здесь, и там? Квартиру я отдал Моссовету.
Я с удивлением смотрела на него. Не ожидала никак.
- Не ожидала от меня?
- А куда ты дел свою шикарную мебель?
Василий ухмыльнулся и стал вылитый Харитон, даже такой же молодой!
- Мебель... половину захватил с собой, то, что покупал сам. Нам же с тобой нужна какая-то обстановка? Едет в контейнерах. Скоро приедет. К твоему выздоровлению. Остальную мебель подарил твоему брату Родиону. Свадебный подарок! Он женился. И я гулял на его свадьбе. Красивую отхватил жену. Похожа на Одри Хепберн. И как это он сумел, такая рохля. Прости! Ты чего обиделась? Таиска!
- Не понимаю, зачем ты хочешь жениться на мне? Ищи такую же красавицу, как эта актриса!
- Такое мое несчастье, полюбил дурнушку и не променяю ее на первую красавицу в мире. Тасенька, моя ненаглядная.
- Пусти!
- Теперь ты быстро выздоровеешь. Вон как раскраснелась. Хорошо мы с тобой заживем, Таиска!
- Ты так думаешь? - спросила я с сомнением.
- Я в этом уверен.
О женитьбе Родиона я уже знала, мне писали из дому. Но что Василий бросил огромнейшую квартиру в Москве, в самом центре города, на Ленинградском проспекте,- это было поразительно! Я посмотрела на Василия с невольным уважением. Значит, он уж не такой практичный и расчетливый, каким я его считала! Может, я все же ошиблась в нем, недооценила? Считала его хуже, меркантильнее, что ли, чем он есть на самом деле.
В тот момент я еще не знала, что прежде, чем сдать свою квартиру в Моссовет, он успешно сменялся с моими родителями. Ведь его квартира была раза в четыре больше нашей. Не знала я и того, что обмен произошел буквально на другой день после моего отъезда в экспедицию. То есть и мама и Василий договорились заранее ко взаимному удовольствию. Меня решили в это дело не посвящать. Ну и мама!
- А твои дети? - спросила я. - Неужели отдашь их совсем?
- Спасибо, Тася! Я знал, что ты так скажешь. Василий заметно повеселел. Детей своих он любил.
- Я их забрал от тещи. Знаю, как она воспитает... по своей покойной жене.
- Ты забрал детей? Молодец! А где же они сейчас?
- Мои ребята? А их взяли на воспитание твои родители.
- Мама?
Я была крайне удивлена. Еще неизвестно было, соглашусь ли я стать женой Василия, а мама уже взяла к себе его ребят. Быстро они договорились!
Я еще не знала тогда, повторяю, об этом обмене квартирами.
- Мы завтра же зарегистрируемся, Таиска! - заверил меня Василий.
- Я же еще в лубках. Не дойду до загса.
- Загс сам придет сюда. Василий Чугунов это сделает. Он это сделал.
Утром во время обхода врача Василий явился в черном костюме, белоснежной сорочке, явно стиляжьем галстуке, по возможности прилизанными непокорными русыми волосами. За ним шли две улыбающиеся женщины: заведующая загсом и депутат райсовета. Собрался весь медперсонал больницы. Не каждый день такое событие! Как я впоследствии узнала, главврач пошла на это потому, что я плохо выздоравливала, и она надеялась, даже была убеждена, что счастье меня подхлестнет. Уж Василий сумел ее заверить в этом.
Итак, мы не успели опомниться, как нас объявили мужем и женой. Поздравили. Пожелали счастья. И удалились.
В явное нарушение всех больничных правил вечером в больнице была вечеринка. Думаю, что такое возможно только на Вечном Пороге, где не слишком придерживаются правил. И главное, все друг друга хорошо знают.
Освободили самую большую палату, сервировали стол (Василий не поскупился на угощение и на вино), новобрачную принесли прямо с кроватью. Я возлежала, как древняя римлянка, вся убранная цветами. Одна из санитарок перед этим вполне резонно доказывала, что цветами убирают только покойниц.
Собрались хозяева: врачи, сестры, санитарки, больные - среди них Харитон - и гости: мой муж, начальник гидростроя Сергей Николаевич Сперанский, незнакомые мне люди разных профессий, Марк. Василий по моему желанию сам его пригласил вместе с отцом. Отец не пришел, а Марк пришел. Милый, добрый и ласковый, как всегда. Мне почему-то было стыдно Марка... Он, кажется, понял мое состояние и успокаивающе потрепал меня по руке, поздравляя. Он был серьезен-серьезен. Подарил мне зеленый кулон из уральского камня на платиновой цепочке (на всю жизнь это мое любимое украшение!) и сказал, что меня ждет очень приятный сюрприз.
- Какой, Марк?
- Увидите!
Свадьба была веселая, хотя и необычная. И "хозяева", и "гости" изрядно подвыпили и пели песни. Василий запевал. У него ведь неплохой баритон.
Но еще до песен раскрылась дверь, и вошли Мария Кирилловна, Кузя, Стрельцов и Ярышкин. Все были принаряженные, "промытые", словно из бани. Марк привез их часа два назад.
Кажется, еще никогда в жизни я так не радовалась. Мы расцеловались с Марией Кирилловной, обе всплакнули, а затем я перецеловала по очереди всех участников экспедиции, чем очень сконфузила скромного Ярышкина. Они все уселись возле меня и стали рассказывать мне новости. Новостей было так много, что Василий решительно прервал рассказы, заявив, что здесь свадьба, а новости потом.
Стали кричать "горько". Пришлось целоваться при Марке, что мне было крайне неудобно. Харитон сиял. Подвыпивший, в новом цветастом халате из бумазеи, он то и дело подходил ко мне и что-нибудь говорил, нежно называя меня сестричкой.
Марк весь вечер не отходил от меня. Василий не ревновал. Самая его положительная черта, что он не ревнив.
- Вот как вышло...- тихонько сказала я Марку, как бы извиняясь за эту свадьбу.
- Вы любите Василия Николаевича,- сдержанно сказал Марк.- Даже в бреду вы звали лишь его. И он, без сомнения, любит вас. Третий лишний. Так я сказал отцу, который рассердился на меня. За что? Разве я виноват, что вы любите другого? Я верю, вам обоим удастся семейная жизнь. Противоположности, говорят, сходятся. У нас с вами слишком много общего. Вроде как брат и сестра.
- Марк, давайте будем на ты? - предложила я. Марк охотно согласился.
Опять подошла Мария Кирилловна, села ко мне на постель и сказала, что профессор вчера улетел на самолете в Москву. Его срочно вызвали. Жалел, что не мог со мною проститься.
- Экспедиция была все же удачной,- сказала я.
- Экспедиция была удачной,- согласилась Мария Кирилловна,- собран большой материал. На будущий год уже его не собрали бы.
- Почему?
- Потому что с весны гидростанция входит в строй, плотина 360
подымет уровень реки. Ыйдыга станет другой рекой. Начнет новую жизнь. Лес теперь будут сплавлять по реке. Ведь все шиверы и пороги будут затоплены. Ыйдыга станет судоходной.
- Опять о делах! - оборвал ее Василий, подходя.- Давайте-ка лучше спляшем!
Столы с остатками еды и вина вытащили в коридор и стали отплясывать под баян. Я полулежала на кровати и смотрела. Медсестра Люся в капроновом платье с оборочками и туфельках на каблучках-шпильках принесла мне зеркало.
- Посмотрите, какая вы сегодня красивая, румяная!
- Счастье красит,- добродушно заметила Мария Кирилловна. На ней было совсем новое платье. Видно, купила его здесь, по приезде.
Василий вышел на середину и велел баянисту играть "цыганочку". А сам плясал. Никогда не думала, что он может так плясать - самобытно, темпераментно.
- Веселый у вас муж! - сказала улыбающаяся Александра Прокофьевна. Марк задумчиво наблюдал за Василием.
В одиннадцать вечера, в самый разгар веселья, принесли телеграмму из дому. Мама, папа и Родион с женой Светой поздравляли меня с браком и желали много лет счастья.
Телеграмму прочли вслух, потом дружно прокричали "горько" и по приказу главного врача стали расходиться по домам.
Пора было и честь знать, потому что - больница. То есть расходиться стали посторонние, а больных - с большим трудом - уложили спать. Меня вместе с кроватью отнесли в мою палату. Василию пришлось удалиться вместе с посторонними. Непреклонная Александра Прокофьевна не разрешила ему остаться даже на "четверть часика", как он просил. Кажется, это обстоятельство вызвало среди приглашенных большое веселье, хотя все и пытались его подавить.
Супруги Сперанские пригласили к себе Василия, Марка, Марию Кирилловну и еще кое-кого и ушли догуливать свадьбу. Через двадцать минут новобрачная осталась одна.
Светлым-светло было на улице, хотя белые ночи уже кончились. Это светила луна, совсем такая, как в Москве. Наша московская луна! Скоро она подобралась к моему окошку, которое по моей просьбе оставили открытым.
Свежая-свежая, холодная-холодная была ночь! Где-то далеко играл баян, пели песни, может, еще догуливали мою свадьбу. Я прислушалась. В соседней мужской палате послышался приглушенный смех, звякнули стаканы. Голос Харитона. Ага, тост за невесту. Видимо, больные своевременно припрятали бутылочку водочки.
Пусть их веселятся, раз им весело! Кажется, в дежурке тоже продолжается вечер, благо главврач ушла. А на квартире начальника гидростроя веселятся жених и мои друзья. Все празднуют мою свадьбу, кроме меня самой. А я лежу здесь одинешенька и даже не знаю, счастлива я или нет.
Хоть бы скорее сняли лубки. Вот я поправлюсь, и Василий заберет меня из больницы к себе. К этому времени он устроится на новой квартире, которую уже приготовили директору леспромхоза. А я начну работать, как лесничая, в лесхозе, где директором будет Мария Кирилловна Пинегина.
Работы будет много, работы интересной, трудной и перспективной. Всех нас ждет много работы. Это было самое ясное и понятное из того, что надвигалось на меня, как будущее. Но я почему-то никак не могла представить, какой будет наша совместная жизнь с Василием.
Я уже понимала, что Василий оставил Москву не из-за меня. В этом я была уверена. Просто он изменил науке, как когда-то изменил поэзии. Видно, не всякий, пишущий хорошие стихи, есть поэт. Как не всякий, защитивший отличную диссертацию, есть ученый.
Пожалуй, Василий правильно сделал, что перешел на хозяйственную работу. Он будет хорошим директором леспромхоза: такой умный, деловитый, практичный. Надеюсь, он будет не из тех директоров, которые за кубометрами древесины не видят леса, живого и прекрасного. Тогда ему действительно придется столкнуться с Марией Кирилловной и... со мной.
Я вдруг ощутила духоту больницы. Хотя окна были открыты.
Все ушли и оставили меня одну в такую ночь, когда я не могу не думать о будущем, а оно так тревожно и непонятно.
Я, кажется, собиралась всплакнуть, когда услышала хриплый шепот, мое имя - какие-то двое людей разыскивали окно моей палаты, стараясь не привлекать к себе внимания. Две знакомые головы в сплюснутых фуражках появились одновременно в проеме окна, и я узнала Стрельцова и Ярышкина.
- Григорий Иванович! Автоном Викентьевич! - позвала я. Оба очень обрадовались и, кряхтя, вылезли на завалинку.
- Вы не спите, Таисия Константиновна? - смущенно осведомился Стрельцов.
- Нет... Не сплю!
- Вот-вот! Автоном и говорит: нипочем, говорит, не уснет она в такую ночь. Одной-то, поди, скучно лежать. Вот мы, значит, и навестили. Уж простите!
- Если возьмете нас к себе работать, в новое лесничество... Мы с полным нашим желанием...- забормотал подвыпивший на свадьбе Ярышкин.- Вы нас знаете.
- Нас обоих вместе! - уточнил Стрельцов.- Очень хотим с вами работать. Можете положиться.
Я поблагодарила их и заверила, что сама хотела предложить им работать и впредь вместе. Мне хотелось смеяться и плакать. Мне вдруг стало так хорошо. И я еще раз сказала:
- Спасибо, друзья!
В. Мухина- Петринская
- Не реви, - сказал он.- Я умер и родился снова. Я снова начинаю свою жизнь. В третий раз, понимаешь? Я приехал сюда работать. Принимаю леспромхоз. Ты же захотела здесь жить. Почему-то я с самого начала думал, что ты здесь останешься. Ты боялась моей "министерской" квартиры, как чумы. Да-а.
Он вдруг расхохотался, прищурив яркие, серые глаза.
- Будем с Машей драться. Я ведь ее знаю. Вряд ли ее будут интересовать такие прозаические вещи, как выполнение плана вырубки леспромхозом. Что ты на меня уставилась? Удивлена моим появлением? Думаешь, мне уж так нужны все эти звания и степени? Ну, звание кандидата наук мне не помешает. Но с научной работой кончено. Я - хозяйственник! А тебя я не отпущу никогда!!!
- Ты приехал навсегда? - спросила я, когда он выпустил меня из объятий.
- Лет на пять, во всяком случае. Там будет видно.
- Василий! Ты бросил квартиру в Москве? Или забронировал...
- Как ты это сказала... Разве я такой жадный - и здесь, и там? Квартиру я отдал Моссовету.
Я с удивлением смотрела на него. Не ожидала никак.
- Не ожидала от меня?
- А куда ты дел свою шикарную мебель?
Василий ухмыльнулся и стал вылитый Харитон, даже такой же молодой!
- Мебель... половину захватил с собой, то, что покупал сам. Нам же с тобой нужна какая-то обстановка? Едет в контейнерах. Скоро приедет. К твоему выздоровлению. Остальную мебель подарил твоему брату Родиону. Свадебный подарок! Он женился. И я гулял на его свадьбе. Красивую отхватил жену. Похожа на Одри Хепберн. И как это он сумел, такая рохля. Прости! Ты чего обиделась? Таиска!
- Не понимаю, зачем ты хочешь жениться на мне? Ищи такую же красавицу, как эта актриса!
- Такое мое несчастье, полюбил дурнушку и не променяю ее на первую красавицу в мире. Тасенька, моя ненаглядная.
- Пусти!
- Теперь ты быстро выздоровеешь. Вон как раскраснелась. Хорошо мы с тобой заживем, Таиска!
- Ты так думаешь? - спросила я с сомнением.
- Я в этом уверен.
О женитьбе Родиона я уже знала, мне писали из дому. Но что Василий бросил огромнейшую квартиру в Москве, в самом центре города, на Ленинградском проспекте,- это было поразительно! Я посмотрела на Василия с невольным уважением. Значит, он уж не такой практичный и расчетливый, каким я его считала! Может, я все же ошиблась в нем, недооценила? Считала его хуже, меркантильнее, что ли, чем он есть на самом деле.
В тот момент я еще не знала, что прежде, чем сдать свою квартиру в Моссовет, он успешно сменялся с моими родителями. Ведь его квартира была раза в четыре больше нашей. Не знала я и того, что обмен произошел буквально на другой день после моего отъезда в экспедицию. То есть и мама и Василий договорились заранее ко взаимному удовольствию. Меня решили в это дело не посвящать. Ну и мама!
- А твои дети? - спросила я. - Неужели отдашь их совсем?
- Спасибо, Тася! Я знал, что ты так скажешь. Василий заметно повеселел. Детей своих он любил.
- Я их забрал от тещи. Знаю, как она воспитает... по своей покойной жене.
- Ты забрал детей? Молодец! А где же они сейчас?
- Мои ребята? А их взяли на воспитание твои родители.
- Мама?
Я была крайне удивлена. Еще неизвестно было, соглашусь ли я стать женой Василия, а мама уже взяла к себе его ребят. Быстро они договорились!
Я еще не знала тогда, повторяю, об этом обмене квартирами.
- Мы завтра же зарегистрируемся, Таиска! - заверил меня Василий.
- Я же еще в лубках. Не дойду до загса.
- Загс сам придет сюда. Василий Чугунов это сделает. Он это сделал.
Утром во время обхода врача Василий явился в черном костюме, белоснежной сорочке, явно стиляжьем галстуке, по возможности прилизанными непокорными русыми волосами. За ним шли две улыбающиеся женщины: заведующая загсом и депутат райсовета. Собрался весь медперсонал больницы. Не каждый день такое событие! Как я впоследствии узнала, главврач пошла на это потому, что я плохо выздоравливала, и она надеялась, даже была убеждена, что счастье меня подхлестнет. Уж Василий сумел ее заверить в этом.
Итак, мы не успели опомниться, как нас объявили мужем и женой. Поздравили. Пожелали счастья. И удалились.
В явное нарушение всех больничных правил вечером в больнице была вечеринка. Думаю, что такое возможно только на Вечном Пороге, где не слишком придерживаются правил. И главное, все друг друга хорошо знают.
Освободили самую большую палату, сервировали стол (Василий не поскупился на угощение и на вино), новобрачную принесли прямо с кроватью. Я возлежала, как древняя римлянка, вся убранная цветами. Одна из санитарок перед этим вполне резонно доказывала, что цветами убирают только покойниц.
Собрались хозяева: врачи, сестры, санитарки, больные - среди них Харитон - и гости: мой муж, начальник гидростроя Сергей Николаевич Сперанский, незнакомые мне люди разных профессий, Марк. Василий по моему желанию сам его пригласил вместе с отцом. Отец не пришел, а Марк пришел. Милый, добрый и ласковый, как всегда. Мне почему-то было стыдно Марка... Он, кажется, понял мое состояние и успокаивающе потрепал меня по руке, поздравляя. Он был серьезен-серьезен. Подарил мне зеленый кулон из уральского камня на платиновой цепочке (на всю жизнь это мое любимое украшение!) и сказал, что меня ждет очень приятный сюрприз.
- Какой, Марк?
- Увидите!
Свадьба была веселая, хотя и необычная. И "хозяева", и "гости" изрядно подвыпили и пели песни. Василий запевал. У него ведь неплохой баритон.
Но еще до песен раскрылась дверь, и вошли Мария Кирилловна, Кузя, Стрельцов и Ярышкин. Все были принаряженные, "промытые", словно из бани. Марк привез их часа два назад.
Кажется, еще никогда в жизни я так не радовалась. Мы расцеловались с Марией Кирилловной, обе всплакнули, а затем я перецеловала по очереди всех участников экспедиции, чем очень сконфузила скромного Ярышкина. Они все уселись возле меня и стали рассказывать мне новости. Новостей было так много, что Василий решительно прервал рассказы, заявив, что здесь свадьба, а новости потом.
Стали кричать "горько". Пришлось целоваться при Марке, что мне было крайне неудобно. Харитон сиял. Подвыпивший, в новом цветастом халате из бумазеи, он то и дело подходил ко мне и что-нибудь говорил, нежно называя меня сестричкой.
Марк весь вечер не отходил от меня. Василий не ревновал. Самая его положительная черта, что он не ревнив.
- Вот как вышло...- тихонько сказала я Марку, как бы извиняясь за эту свадьбу.
- Вы любите Василия Николаевича,- сдержанно сказал Марк.- Даже в бреду вы звали лишь его. И он, без сомнения, любит вас. Третий лишний. Так я сказал отцу, который рассердился на меня. За что? Разве я виноват, что вы любите другого? Я верю, вам обоим удастся семейная жизнь. Противоположности, говорят, сходятся. У нас с вами слишком много общего. Вроде как брат и сестра.
- Марк, давайте будем на ты? - предложила я. Марк охотно согласился.
Опять подошла Мария Кирилловна, села ко мне на постель и сказала, что профессор вчера улетел на самолете в Москву. Его срочно вызвали. Жалел, что не мог со мною проститься.
- Экспедиция была все же удачной,- сказала я.
- Экспедиция была удачной,- согласилась Мария Кирилловна,- собран большой материал. На будущий год уже его не собрали бы.
- Почему?
- Потому что с весны гидростанция входит в строй, плотина 360
подымет уровень реки. Ыйдыга станет другой рекой. Начнет новую жизнь. Лес теперь будут сплавлять по реке. Ведь все шиверы и пороги будут затоплены. Ыйдыга станет судоходной.
- Опять о делах! - оборвал ее Василий, подходя.- Давайте-ка лучше спляшем!
Столы с остатками еды и вина вытащили в коридор и стали отплясывать под баян. Я полулежала на кровати и смотрела. Медсестра Люся в капроновом платье с оборочками и туфельках на каблучках-шпильках принесла мне зеркало.
- Посмотрите, какая вы сегодня красивая, румяная!
- Счастье красит,- добродушно заметила Мария Кирилловна. На ней было совсем новое платье. Видно, купила его здесь, по приезде.
Василий вышел на середину и велел баянисту играть "цыганочку". А сам плясал. Никогда не думала, что он может так плясать - самобытно, темпераментно.
- Веселый у вас муж! - сказала улыбающаяся Александра Прокофьевна. Марк задумчиво наблюдал за Василием.
В одиннадцать вечера, в самый разгар веселья, принесли телеграмму из дому. Мама, папа и Родион с женой Светой поздравляли меня с браком и желали много лет счастья.
Телеграмму прочли вслух, потом дружно прокричали "горько" и по приказу главного врача стали расходиться по домам.
Пора было и честь знать, потому что - больница. То есть расходиться стали посторонние, а больных - с большим трудом - уложили спать. Меня вместе с кроватью отнесли в мою палату. Василию пришлось удалиться вместе с посторонними. Непреклонная Александра Прокофьевна не разрешила ему остаться даже на "четверть часика", как он просил. Кажется, это обстоятельство вызвало среди приглашенных большое веселье, хотя все и пытались его подавить.
Супруги Сперанские пригласили к себе Василия, Марка, Марию Кирилловну и еще кое-кого и ушли догуливать свадьбу. Через двадцать минут новобрачная осталась одна.
Светлым-светло было на улице, хотя белые ночи уже кончились. Это светила луна, совсем такая, как в Москве. Наша московская луна! Скоро она подобралась к моему окошку, которое по моей просьбе оставили открытым.
Свежая-свежая, холодная-холодная была ночь! Где-то далеко играл баян, пели песни, может, еще догуливали мою свадьбу. Я прислушалась. В соседней мужской палате послышался приглушенный смех, звякнули стаканы. Голос Харитона. Ага, тост за невесту. Видимо, больные своевременно припрятали бутылочку водочки.
Пусть их веселятся, раз им весело! Кажется, в дежурке тоже продолжается вечер, благо главврач ушла. А на квартире начальника гидростроя веселятся жених и мои друзья. Все празднуют мою свадьбу, кроме меня самой. А я лежу здесь одинешенька и даже не знаю, счастлива я или нет.
Хоть бы скорее сняли лубки. Вот я поправлюсь, и Василий заберет меня из больницы к себе. К этому времени он устроится на новой квартире, которую уже приготовили директору леспромхоза. А я начну работать, как лесничая, в лесхозе, где директором будет Мария Кирилловна Пинегина.
Работы будет много, работы интересной, трудной и перспективной. Всех нас ждет много работы. Это было самое ясное и понятное из того, что надвигалось на меня, как будущее. Но я почему-то никак не могла представить, какой будет наша совместная жизнь с Василием.
Я уже понимала, что Василий оставил Москву не из-за меня. В этом я была уверена. Просто он изменил науке, как когда-то изменил поэзии. Видно, не всякий, пишущий хорошие стихи, есть поэт. Как не всякий, защитивший отличную диссертацию, есть ученый.
Пожалуй, Василий правильно сделал, что перешел на хозяйственную работу. Он будет хорошим директором леспромхоза: такой умный, деловитый, практичный. Надеюсь, он будет не из тех директоров, которые за кубометрами древесины не видят леса, живого и прекрасного. Тогда ему действительно придется столкнуться с Марией Кирилловной и... со мной.
Я вдруг ощутила духоту больницы. Хотя окна были открыты.
Все ушли и оставили меня одну в такую ночь, когда я не могу не думать о будущем, а оно так тревожно и непонятно.
Я, кажется, собиралась всплакнуть, когда услышала хриплый шепот, мое имя - какие-то двое людей разыскивали окно моей палаты, стараясь не привлекать к себе внимания. Две знакомые головы в сплюснутых фуражках появились одновременно в проеме окна, и я узнала Стрельцова и Ярышкина.
- Григорий Иванович! Автоном Викентьевич! - позвала я. Оба очень обрадовались и, кряхтя, вылезли на завалинку.
- Вы не спите, Таисия Константиновна? - смущенно осведомился Стрельцов.
- Нет... Не сплю!
- Вот-вот! Автоном и говорит: нипочем, говорит, не уснет она в такую ночь. Одной-то, поди, скучно лежать. Вот мы, значит, и навестили. Уж простите!
- Если возьмете нас к себе работать, в новое лесничество... Мы с полным нашим желанием...- забормотал подвыпивший на свадьбе Ярышкин.- Вы нас знаете.
- Нас обоих вместе! - уточнил Стрельцов.- Очень хотим с вами работать. Можете положиться.
Я поблагодарила их и заверила, что сама хотела предложить им работать и впредь вместе. Мне хотелось смеяться и плакать. Мне вдруг стало так хорошо. И я еще раз сказала:
- Спасибо, друзья!
В. Мухина- Петринская