Страница:
— Мужчинам вроде меня?
— Именно. Таким, у кого накопился бесценный опыт побед по женской части.
— Когда противник сам сдает свои позиции, это нельзя назвать полноценной победой.
— Скажите, сэр Ричард, вы всегда так много говорите? — с раздражением осведомилась Элисса. — Или все эти ваши слова есть не что иное, как своеобразный пролог, за которым должно начаться основное действие пьесы? Если так, то не тратьте зря время, переходите от слов к действию — тем более что я, как вы совершенно справедливо изволили заметить, давно уже не невинная девушка.
— Девочка моя, — прошептал Ричард, придвигаясь к ней поближе, — пролог или преамбула в пьесе вовсе не литературное излишество, а весьма важная ее часть.
Позвольте продемонстрировать вам, насколько важным — и даже приятным — может быть этот самый пролог.
Ричард откинул покрывало, и Элисса поняла, что еще немного — и его обнаженное тело соприкоснется с ее телом.
В следующий момент так и случилось.
— Все будет хорошо, женушка, не волнуйся, — прошептал он.
Взяв ее руку, он не поцеловал ее, а прижал к своей теплой обнаженной груди. Она почувствовала, как бьется у него сердце, и ощутила крепость его мышц.
— Не надо меня бояться.
— Я тебя не боюсь.
— Рад это слышать.
Он прижал ее руку к своему подбородку, чтобы она смогла прикоснуться к его чувственным губам. Щетина у него на лице приятно покалывала ее ладошку.
Все получилось просто, как бы само собой, эти прикосновения возбудили Элиссу.
Даже больше, чем она хотела.
Когда-то, давным-давно, она была влюблена, но теперь позволить себе такую глупость она не может. Вожделение также не должно взять над ней верх. Она будет противиться этому изо всех сил!
— Не надо, не убирай руку, — негромко сказал Ричард, стискивая ее запястье, чтобы не позволить ей отнять пальцы от его губ. — От нее пахнет лавандой.
— Мы у себя в деревне обычно перекладываем лавандой одежду — чтобы моль не завелась, — спокойно объяснила она.
— Точно! — Теперь Ричард прижался к ней всем телом. — Недаром от твоей рубашки исходит более сильный аромат.
Она отстранилась от него, чтобы всмотреться в его лицо — насколько это было возможно в темноте.
— Что ты делаешь?
— Как что? Сочиняю пролог.
Ричард провел пальцами вдоль ворота ее ночной рубашки, легонько прикасаясь к коже. Там, где он до нее дотрагивался, ее тело начинало жечь как огнем.
— Удивительное дело, — прошептал он с таким видом, будто это его и впрямь интересовало. — Рубашка-то льняная. И кружев на ней нет — даже у ворота или вот внизу, на подоле…
Ричард положил руку ей на колено, повел ладонью вверх по ноге к бедру, и у нее перехватило дыхание.
— У меня нет тяги ко всякой мишуре и украшательству, — едва слышно пролепетала Элисса.
— Утилитарная какая-то философия, — заметил Ричард, но руку с ноги убрал, и она с облегчением вздохнула.
Потом его губы оказались в каком-нибудь дюйме от ее лица. Она почувствовала его горячее дыхание у себя на щеке и вздрогнула.
— Должен сказать, что твоя рубашка мне мешает. С другой стороны, вполне может статься, что заниматься этим делом в рубашке тебе нравится больше — в таком случае, конечно, ее лучше оставить.
Прежде чем до нее дошло, что Ричард хочет увидеть ее нагой, он заключил ее в объятия, с силой прижал к себе и поцеловал — то есть сделал то, чего Уильям Лонгберн никогда в постели не делал.
Он целовал ее крепко и нежно — точно так, как, по ее мнению, мужчина должен целовать женщину, которую страстно любит. В его поцелуе не ощущалось желания утвердить свое главенство — скорее, в нем заключалась покорная просьба попытаться разделить с ним радость от взаимного прикосновения губ.
«Что же, интересно знать, он от меня хочет? — Задалась вопросом Элисса. — Равенства в постели? Свободы и раскованности в любви? Неизвестно еще, какой эта свобода окажется на поверку и во что все это выльется».
Элиссе необходимо было основательно это обдумать, а потому она прервала поцелуй и отвернулась. Если бы она этого не сделала, то сил, чтобы противостоять его ласкам, у нее бы не хватило и ей пришлось бы сдаться на милость этого человека и похоронить мечты о будущей не замутненной никакими страстями жизни в Лестере.
— В чем дело? — спросил Ричард.
Она решила, что объясниться хоть как-то необходимо, и прошептала:
— Когда мой муж любил меня, то никогда не целовал.
— Значит, он тебя любил, а ты его — нет?
Элисса беспомощно пожала плечами.
— Я хотела сказать, когда он занимался со мной любовью…
— А ты-то с ним любовью занималась?
— Как же иначе — ведь у меня от него ребенок — Вы, мадам, опять не правильно меня поняли, — негромко и нежно произнес Ричард. В его голосе проступило сочувствие и понимание. — Я хотел узнать, нравилось ли тебе заниматься с ним любовью?
— Жена должна подчиняться мужу и исполнять его желания.
— Ага! Стало быть, поскольку теперь я твой муж, то имею полное право наброситься на тебя и в самой грубой форме тобой овладеть — как примерно овладевают дешевой шлюхой в борделе — и не услышу при этом от тебя ни единого словечка жалобы?
Он сравнил ее с дешевой шлюхой!
Хотя Элисса не пыталась прежде выразить словами то, что она испытывала, когда Уильям Лонгберн овладевал ею, сравнение Ричарда, как ни странно, лучше всего определяло ее тогдашние ощущения.
— Ты упомянула также, что родила ему ребенка, — произнес Ричард, в голосе которого теперь слышалась ирония. — Считается, что для того, чтобы зачать дитя, женщине требуется иметь нерастраченные запасы любви и страсти. Значит, ты все-таки испытывала к нему какие-то чувства?
Элисса не заметила — или не захотела замечать — Иронии в его голосе, и она сказала то, что думала:
— Это мужчины так считают — во всяком случае, они любят об этом поговорить! Чтобы им было удобнее отметать обвинения в изнасиловании! Если женщина забеременела, значит, она испытывала к мужчине подлинные чувства — вот как они рассуждают. Между тем многие женщины, если как следует их расспросить, скажут вам, что они в момент соития ничего такого не чувствовали. Я — одна из таких женщин и хочу заверить вас, что, занимаясь с мужем любовью, никакого удовольствия не получала и никаких чувств к нему не испытывала!
— Как все это печально, — промурлыкал Ричард, уткнувшись носом ей в плечо.
У него уже сложилось мнение о покойном Уильяме Лонгберне, и он называл его про себя эгоистичным мерзавцем и негодяем.
Хотя разговор с Элиссой получился невеселый, он, во всяком случае, дал в руки Ричарду путеводную нить. Теперь он знал, как вести себя с этой женщиной: нужно было проявлять по отношению к ней максимум терпения, не скупиться на ласки и постоянно себя сдерживать, чтобы ненароком ее не напугать и не допустить какой-нибудь бестактности, вернее, того, что она могла бы принять за грубость или бестактность с его стороны.
Но прежде всего ему необходимо под каким-нибудь благовидным предлогом удалить из спальни короля и его придворных.
— Дай-ка мне свой чулок.
— Но мы же не…
— Позволь, я брошу его в комнату. Пусть забирают и проваливают.
Элисса согласно кивнула, сняла чулок и, скомкав его, протянула Ричарду. Ричард перегнулся через нее, отдернул полог и, имитируя тяжелое дыхание человека, только что завершившего акт любви, прерывающимся голосом объявил:
— Свершилось, ваше величество! Позвольте в этой связи от всей души вас поблагодарить.
С этими словами он швырнул чулок в самую гущу придворных.
Когда он после этого снова возлег рядом с Элиссой, она подумала, что Ричард вовсе не так тяжел, как Уильям Лонгберн, и его прикосновения не вызывают у нее неприятного чувства.
Неожиданно для молодой четы король просунул голову в щель между шторами.
— Черт возьми, Блайт! — взревел он, бросая на молодоженов гневный взгляд такой силы, что Элисса с трудом узнала в этом грозном монархе прежнего короля — весельчака, бабника и выпивоху. — Кого ты пытаешься обдурить?
Ты думаешь, мы оглохли и ничего не слышим? Пока мы играли в карты, вы шептались, как два шпиона, обменивающиеся важными сведениями — где уж тут любовью заниматься! Так что не выбрасывай чулок раньше времени, Ричард, — сначала сделай эту женщину своей женой. В противном случае мы заберем у тебя графский титул и велим бросить вас обоих в Тауэр. И вы будете там сидеть, пока мы не решим, что настала пора вас выпустить. Мы не желаем, чтобы кто-нибудь из вас потребовал аннулирования брака на том основании, что он не был скреплен физической близостью.
Глава 6
— Именно. Таким, у кого накопился бесценный опыт побед по женской части.
— Когда противник сам сдает свои позиции, это нельзя назвать полноценной победой.
— Скажите, сэр Ричард, вы всегда так много говорите? — с раздражением осведомилась Элисса. — Или все эти ваши слова есть не что иное, как своеобразный пролог, за которым должно начаться основное действие пьесы? Если так, то не тратьте зря время, переходите от слов к действию — тем более что я, как вы совершенно справедливо изволили заметить, давно уже не невинная девушка.
— Девочка моя, — прошептал Ричард, придвигаясь к ней поближе, — пролог или преамбула в пьесе вовсе не литературное излишество, а весьма важная ее часть.
Позвольте продемонстрировать вам, насколько важным — и даже приятным — может быть этот самый пролог.
Ричард откинул покрывало, и Элисса поняла, что еще немного — и его обнаженное тело соприкоснется с ее телом.
В следующий момент так и случилось.
— Все будет хорошо, женушка, не волнуйся, — прошептал он.
Взяв ее руку, он не поцеловал ее, а прижал к своей теплой обнаженной груди. Она почувствовала, как бьется у него сердце, и ощутила крепость его мышц.
— Не надо меня бояться.
— Я тебя не боюсь.
— Рад это слышать.
Он прижал ее руку к своему подбородку, чтобы она смогла прикоснуться к его чувственным губам. Щетина у него на лице приятно покалывала ее ладошку.
Все получилось просто, как бы само собой, эти прикосновения возбудили Элиссу.
Даже больше, чем она хотела.
Когда-то, давным-давно, она была влюблена, но теперь позволить себе такую глупость она не может. Вожделение также не должно взять над ней верх. Она будет противиться этому изо всех сил!
— Не надо, не убирай руку, — негромко сказал Ричард, стискивая ее запястье, чтобы не позволить ей отнять пальцы от его губ. — От нее пахнет лавандой.
— Мы у себя в деревне обычно перекладываем лавандой одежду — чтобы моль не завелась, — спокойно объяснила она.
— Точно! — Теперь Ричард прижался к ней всем телом. — Недаром от твоей рубашки исходит более сильный аромат.
Она отстранилась от него, чтобы всмотреться в его лицо — насколько это было возможно в темноте.
— Что ты делаешь?
— Как что? Сочиняю пролог.
Ричард провел пальцами вдоль ворота ее ночной рубашки, легонько прикасаясь к коже. Там, где он до нее дотрагивался, ее тело начинало жечь как огнем.
— Удивительное дело, — прошептал он с таким видом, будто это его и впрямь интересовало. — Рубашка-то льняная. И кружев на ней нет — даже у ворота или вот внизу, на подоле…
Ричард положил руку ей на колено, повел ладонью вверх по ноге к бедру, и у нее перехватило дыхание.
— У меня нет тяги ко всякой мишуре и украшательству, — едва слышно пролепетала Элисса.
— Утилитарная какая-то философия, — заметил Ричард, но руку с ноги убрал, и она с облегчением вздохнула.
Потом его губы оказались в каком-нибудь дюйме от ее лица. Она почувствовала его горячее дыхание у себя на щеке и вздрогнула.
— Должен сказать, что твоя рубашка мне мешает. С другой стороны, вполне может статься, что заниматься этим делом в рубашке тебе нравится больше — в таком случае, конечно, ее лучше оставить.
Прежде чем до нее дошло, что Ричард хочет увидеть ее нагой, он заключил ее в объятия, с силой прижал к себе и поцеловал — то есть сделал то, чего Уильям Лонгберн никогда в постели не делал.
Он целовал ее крепко и нежно — точно так, как, по ее мнению, мужчина должен целовать женщину, которую страстно любит. В его поцелуе не ощущалось желания утвердить свое главенство — скорее, в нем заключалась покорная просьба попытаться разделить с ним радость от взаимного прикосновения губ.
«Что же, интересно знать, он от меня хочет? — Задалась вопросом Элисса. — Равенства в постели? Свободы и раскованности в любви? Неизвестно еще, какой эта свобода окажется на поверку и во что все это выльется».
Элиссе необходимо было основательно это обдумать, а потому она прервала поцелуй и отвернулась. Если бы она этого не сделала, то сил, чтобы противостоять его ласкам, у нее бы не хватило и ей пришлось бы сдаться на милость этого человека и похоронить мечты о будущей не замутненной никакими страстями жизни в Лестере.
— В чем дело? — спросил Ричард.
Она решила, что объясниться хоть как-то необходимо, и прошептала:
— Когда мой муж любил меня, то никогда не целовал.
— Значит, он тебя любил, а ты его — нет?
Элисса беспомощно пожала плечами.
— Я хотела сказать, когда он занимался со мной любовью…
— А ты-то с ним любовью занималась?
— Как же иначе — ведь у меня от него ребенок — Вы, мадам, опять не правильно меня поняли, — негромко и нежно произнес Ричард. В его голосе проступило сочувствие и понимание. — Я хотел узнать, нравилось ли тебе заниматься с ним любовью?
— Жена должна подчиняться мужу и исполнять его желания.
— Ага! Стало быть, поскольку теперь я твой муж, то имею полное право наброситься на тебя и в самой грубой форме тобой овладеть — как примерно овладевают дешевой шлюхой в борделе — и не услышу при этом от тебя ни единого словечка жалобы?
Он сравнил ее с дешевой шлюхой!
Хотя Элисса не пыталась прежде выразить словами то, что она испытывала, когда Уильям Лонгберн овладевал ею, сравнение Ричарда, как ни странно, лучше всего определяло ее тогдашние ощущения.
— Ты упомянула также, что родила ему ребенка, — произнес Ричард, в голосе которого теперь слышалась ирония. — Считается, что для того, чтобы зачать дитя, женщине требуется иметь нерастраченные запасы любви и страсти. Значит, ты все-таки испытывала к нему какие-то чувства?
Элисса не заметила — или не захотела замечать — Иронии в его голосе, и она сказала то, что думала:
— Это мужчины так считают — во всяком случае, они любят об этом поговорить! Чтобы им было удобнее отметать обвинения в изнасиловании! Если женщина забеременела, значит, она испытывала к мужчине подлинные чувства — вот как они рассуждают. Между тем многие женщины, если как следует их расспросить, скажут вам, что они в момент соития ничего такого не чувствовали. Я — одна из таких женщин и хочу заверить вас, что, занимаясь с мужем любовью, никакого удовольствия не получала и никаких чувств к нему не испытывала!
— Как все это печально, — промурлыкал Ричард, уткнувшись носом ей в плечо.
У него уже сложилось мнение о покойном Уильяме Лонгберне, и он называл его про себя эгоистичным мерзавцем и негодяем.
Хотя разговор с Элиссой получился невеселый, он, во всяком случае, дал в руки Ричарду путеводную нить. Теперь он знал, как вести себя с этой женщиной: нужно было проявлять по отношению к ней максимум терпения, не скупиться на ласки и постоянно себя сдерживать, чтобы ненароком ее не напугать и не допустить какой-нибудь бестактности, вернее, того, что она могла бы принять за грубость или бестактность с его стороны.
Но прежде всего ему необходимо под каким-нибудь благовидным предлогом удалить из спальни короля и его придворных.
— Дай-ка мне свой чулок.
— Но мы же не…
— Позволь, я брошу его в комнату. Пусть забирают и проваливают.
Элисса согласно кивнула, сняла чулок и, скомкав его, протянула Ричарду. Ричард перегнулся через нее, отдернул полог и, имитируя тяжелое дыхание человека, только что завершившего акт любви, прерывающимся голосом объявил:
— Свершилось, ваше величество! Позвольте в этой связи от всей души вас поблагодарить.
С этими словами он швырнул чулок в самую гущу придворных.
Когда он после этого снова возлег рядом с Элиссой, она подумала, что Ричард вовсе не так тяжел, как Уильям Лонгберн, и его прикосновения не вызывают у нее неприятного чувства.
Неожиданно для молодой четы король просунул голову в щель между шторами.
— Черт возьми, Блайт! — взревел он, бросая на молодоженов гневный взгляд такой силы, что Элисса с трудом узнала в этом грозном монархе прежнего короля — весельчака, бабника и выпивоху. — Кого ты пытаешься обдурить?
Ты думаешь, мы оглохли и ничего не слышим? Пока мы играли в карты, вы шептались, как два шпиона, обменивающиеся важными сведениями — где уж тут любовью заниматься! Так что не выбрасывай чулок раньше времени, Ричард, — сначала сделай эту женщину своей женой. В противном случае мы заберем у тебя графский титул и велим бросить вас обоих в Тауэр. И вы будете там сидеть, пока мы не решим, что настала пора вас выпустить. Мы не желаем, чтобы кто-нибудь из вас потребовал аннулирования брака на том основании, что он не был скреплен физической близостью.
Глава 6
Голова его величества исчезла из щели между шторами так же неожиданно, как появилась. Ричард и Элисса некоторое время хранили молчание, потом Блайт, мрачно ухмыльнувшись, сказал:
— Не сработало. А ведь это ты натолкнула меня на мысль, что короля можно надуть! В сущности, это был твой план, который я лишь пытался претворить в жизнь.
— Не правда! — задохнувшись от возмущения, воскликнула Элисса. — Я ничего подобного не замышляла. В конце концов, я всего лишь вдова деревенского сквайра. Это ты у нас сочинитель!
— Видимо, твоя красота так вскружила мне голову, что я не подумал о том, как обставить все таким образом, чтобы нам поверили.
— Неудивительно! Ты думал лишь о том, как наилучшим образом исполнить королевское повеление.
Ричард снова к ней придвинулся.
— Ты права, хотя кое-чего не учитываешь. Неужели ты забыла, что исполнить королевское повеление означает совершить с тобой акт любви? Вот об этом-то я больше всего и думал. — С этими словами Ричард заключил ее в объятия и запечатлел у нее на губах жаркий поцелуй Признаться, он нисколько бы не удивился, если бы она в тот момент оттолкнула его или, того хуже, влепила пощечину. Ничего подобного, однако, не произошло.
Сначала она не отвечала на его поцелуй, но вскоре ее губы приоткрылись ему навстречу.
Ее простофиля муж не имел представления о том, что такое поцелуи, и сам, глупец, лишал себя удовольствия прикасаться губами к ее красиво очерченным, твердым, но одновременно необыкновенно нежным губам.
Довольно скоро Ричард осознал, что Элисса не только не противится тому, что должно было между ними случиться, но неосознанно делает все, чтобы приблизить неизбежное.
Она впилась пальцами в выпуклые мышцы у него на груди и прижалась к нему всем телом. Не могло быть сомнений, что ее желание близости было таким же сильным, как и его собственное.
Очень медленно и осторожно, боясь причинить ей хотя бы малейшее неудобство и тем самым нарушить установившуюся было между ними гармонию, Ричард коснулся языком ее языка.
Напрасно он боялся ее обидеть — она не оттолкнула его и не отпрянула в сторону. Их языки стали исполнять древний как мир танец любви.
Продолжая левой рукой ее обнимать, он запустил правую руку в ее роскошные волосы, которые были мягкими, как заячья шкурка, и пахли полевыми цветами.
Потом он услышал приглушенный стон и, к большому своему удивлению, осознал, что этот стон издал он.
Оставив ее волосы в покое, он прикоснулся к сливочной коже у нее на шее, а потом провел кончиками пальцев по нежной впадине между ключицами И сразу же его рука наткнулась на ее ночную рубашку. Сначала он попытался ее приспустить, а когда это у него не вышло, сунул руку в полукруглый вырез на груди.
— Я не сделаю тебе больно, — пробормотал он, лаская ее груди и касаясь подушечкой большого пальца ее затвердевшего соска.
Она расслабилась и позволила себя ласкать. Ричардом овладело неистовое желание.
Надо быть терпеливым, напомнил он себе, и не прерывать ласк Она должна наслаждаться происходящим и одновременно готовить себя к близости. Когда он в нее войдет, она не должна испытывать боли — в противном случае она станет отождествлять боль с ним, и тогда о всякой гармонии в их отношениях можно забыть.
В следующую минуту у него перехватило дыхание — Элисса сама, по своей инициативе принялась гладить его по плечам и спине При этом ее руки опускались все ниже и ниже — к его ягодицам, а ласки становились все более осязаемыми.
«При всем том движения ее не были уверенными — казалось, она пыталась выяснить, нравятся ему ее прикосновения или нет.
— Ты все делаешь правильно, моя милая, — подбодрил ее Ричард, целуя в щеки, в подбородок и в шею. — Главное, не останавливайся.
Ему удалось наконец приспустить рубашку с плеч Элиссы и обнажить ее груди. Припав к ним ртом, он принялся нежно покусывать и целовать ее соски.
Элисса дышала все учащеннее. Ричард не прекращал сладкой пытки, более того, лаская ее груди, он удвоил усилия.
Но заветный миг еще не наступил.
Через некоторое время Ричард стал гладить ее ноги — сначала ту, что была обнажена, а потом другую, на которой чулок еще оставался. Медленно, но решительно его руки двигались по ее ногам вверх.
Неожиданно она приподнялась на постели и села. На Ричарда волной нахлынуло разочарование: он подумал, что Элисса решила прервать их столь удачно начатое общение. Но пауза, по счастью, длилась недолго. Элисса вскинула над головой руки, сбросила рубашку, и он с облегчением перевел дух.
Немного подумав, он понял, что этот жест не был театральным — она вовсе не пыталась продемонстрировать ему свое тело. Это не было с ее стороны и элементом игры, затеянной для того, чтобы его соблазнить и крепче привязать к себе.
Когда Ричард окончательно осознал, что она разделась для него и ради него, у него в душе запели птицы. Когда же она потянулась к нему и сама заключила его в объятия, он осознал, что более волнующей и счастливой минуты в его жизни никогда еще не было.
«Пора! — решил Ричард. — Настало время овладеть этой великолепной женщиной».
Больше ждать и в самом деле не было никакой необходимости, поскольку Элисса никогда еще не испытывала такого сильного возбуждения. Поначалу, когда он до нее дотрагивался, она пыталась еще себя сдерживать, но его ласки были такими нежными, а поцелуи такими огненными, что она не смогла долго им противостоять.
Почему же ее первый муж ничего этого не делал — не ласкал ее, не целовал? Сколько драгоценного времени потеряно зря! Да, это так — но как много нового ей предстоит открыть для себя со вторым мужем!
По ее телу горячей волной пробежала дрожь вожделения.
Распаленная его поцелуями и ласками, она скинула с себя последние покровы. Она не могла больше оставаться в рубашке — ей хотелось, чтобы Ричард целовал и ласкал все ее тело.
Со страстью, которая возрастала с каждой минутой, она гладила своего молодого мужа. Она касалась его плеч, спины, ягодиц и бедер, получая от этого огромное удовольствие. В отличие от Ричарда Уильям Лонгберн был преклонного возраста. К тому же он был склонен к полноте, хотя с помощью хорошо скроенной и сшитой одежды ему и удавалось скрывать этот недостаток. Нечего и говорить, Ричард был в тысячу раз привлекательнее и желаннее, чем ее первый муж.
Элисса больше не испытывала перед Ричардом смущения. Она смело дотронулась до его плоти и не удивилась, что ее муж горит желанием. Все ее существо снедала ответная страсть. Ее воспламенившееся женское естество жаждало продолжения сладостных мук.
Элисса раздвинула ноги и заставила мужа лечь на нее сверху. Больше ждать она была не в силах.
— Да, милая, да, ты все правильно делаешь! — простонал Ричард, входя в ее влажные женские глубины.
Она обхватила ногами его стройные бедра, чтобы покрепче прижать его к себе, и забыла обо всем на свете. Ричард же, вновь и вновь входя в нее, думал о том, что самое заветное между ними свершилось и он стал ее мужем перед Богом и людьми.
Напряжение, которое все это время копилось в их телах, нашло наконец выход, и они разом вскрикнули от наслаждения, которое настигло их и поразило как удар грома.
Потом они лежали рядом на постели и отдыхали. Элисса нежно целовала Ричарда в лоб и перебирала его темные волнистые волосы.
— Точно вам говорю: сию минуту нам под ноги упадет чулок жены Ричарда!
Услышав голос короля, Элисса вздрогнула.
— Его величество напоминает мне, что я забыл кое-что сделать, — пробормотал Ричард, усаживаясь на постели.
— Ничего удивительного, я тоже обо всем на свете забыла, — сказала Элисса, заворачиваясь в простыню на тот случай, если королю снова взбредет в голову сунуться к ним.
— Правда? — спросил Ричард с каким-то мальчишеским удивлением и радостью в голосе.
— Правда.
Ричард рассмеялся. Элисса подумала, что смех у него очень приятный.
— Пожалуйте вашу ножку, мадам.
Элисса изящно подняла ногу и положила ее мужу на колено.
— Не заигрывай, — пробурчал Ричард, — а то они так и не дождутся чулка и будут сидеть в спальне до скончания века.
— Извини, — улыбнулась Элисса.
Ричард стал медленно стаскивать с нее чулок. Даже этот нехитрый, в общем, процесс доставлял ей большое удовольствие и сильно ее возбуждал.
— Должен заметить, женушка, что у тебя удивительно стройные ножки.
— Ты, по обыкновению., шутишь?
— Вовсе нет. Я так именно и думаю, а уж я, поверь, разбираюсь в таких вещах.
«Кто же в этом усомнится!» — подумала Элисса.
Ричард, однако, разбирался не только в дамских ножках, но еще и в любовных утехах. Ничего удивительного — ведь у него было так много любовниц. Но почему было? Наверняка они и сейчас у него есть.
Очень может быть, что они тоже хорошо осведомлены о его так называемых прологах, после которых становятся в его руках податливыми, как глина, и готовы на все, чтобы снова заполучить его к себе в постель.
Кто знает, быть может, он захочет воспользоваться своим умением сводить женщин с ума, чтобы вскружить ей голову и захватить то, что по праву принадлежит ей и ее сыну?
Элисса выхватила чулок из рук Ричарда, раздвинула полог и швырнула его на середину комнаты. Находившиеся в спальне придворные разразились веселыми возгласами.
— Пойдемте, леди и джентльмены, оставим их наедине, — сказал король. — Ричард уже получил свою долю наслаждений. Пора и нам срывать цветы удовольствия.
— А мне казалось, я один такой нетерпеливый, — сухо заметил Ричард, когда придворные, посмеиваясь, удалились.
Прижимая к груди простыню, Элисса принялась судорожно шарить рукой по покрывалу, отыскивая свою рубашку.
Ричард нежно взял ее за руку.
— Иди ко мне, моя милая. Все уже ушли.
— Мне нужно найти рубашку, — сказала Элисса. Она высвободилась из его объятий и, откинув покрывало, продолжила поиски.
— Зачем она тебе? Если ты замерзла, я тебя согрею.
— Все-таки мне бы хотелось ее отыскать.
Плохо закрепленная на груди простыня едва с нее не свалилась. Ричард приподнялся и резким движением раздвинул шторки полога. Было уже очень поздно, и видневшаяся в окне полная луна заливала комнату серебристым светом.
— Зачем ты это делаешь?
— Хочу на тебя посмотреть.
— Ты уже все видел, — сказала Элисса.
— Что-то ты стала вдруг стыдливой.
Элисса нашла наконец свою рубашку, торопливо натянула на себя, потом легла и накрылась одеялом.
— Я устала, — заявила она, стараясь не замечать озадаченного выражения на лице мужа.
Элисса старалась не касаться Ричарда. В противном случае он, чего доброго, снова попытался бы заняться с ней любовью, а она, могло статься, не устояла бы перед его ласками и позволила ему это.
Увы, ее стратегия оказалась ошибочной, поскольку Ричард сразу же к ней придвинулся. Хотя на ней была рубашка, его прикосновения жгли ее как огнем. Элисса упрямо пыталась делать вид, что с ней ничего особенного не происходит и его прикосновения нисколько ее не волнуют.
— Я, знаешь ли, тоже устал, — пробормотал Ричард, наматывая на палец прядку ее волос. — Но это приятная усталость… Да, все время забываю тебя спросить — когда ты собираешься возвращаться в Лестер?
— Сейчас же.
— Сомневаюсь, что ночь — удобное время для путешествия.
— Я хотела сказать, что выеду завтра.
Ричард сразу подумал о своей новой пьесе — о том, в частности, что ее премьера только что состоялась и ей предстоит долгая жизнь на подмостках. Актеры знали свои роли назубок, и его помощь им больше не требовалась. Что же до Минетты, то она мигом излечится от своей немощи — стоит только появиться свежему кавалеру, который пригласит ее на ужин при свечах.
Потом Ричард подумал о своих знакомых — людях, большинство которых жили в Лондоне. Сказать по правде, в случае его отъезда никто из них проливать слез бы не стал — разве что верный Фос. Но Фос при желании всегда сможет приехать к нему в Лестер, а стало быть, и печалиться особенно не о чем.
При мысли о том, что он вместе с молодой женой переедет на жительство в свое родовое имение, его охватила радость.
— Мне нужно собрать свой багаж и выполнить кое-какие формальности. Думаю, мы сможем выехать во второй половине дня. Тебя это устраивает?
— Вполне.
— В таком случае, дорогая, мне остается только пожелать тебе спокойной ночи, — сказал Ричард и отвернулся к стене.
Не прошло и минуты, как он уже спал мертвым сном.
Элисса же уснуть не могла. Она долго еще лежала на спине и смотрела на затканный золотой канителью полог кровати у себя над головой.
Ричард так торопился добраться до своей каморки, находившейся над лавкой торговца сыром, что, поднимаясь по лестнице на второй этаж, перепрыгивал сразу через две ступеньки. При этом он с удовольствием думал о том, что вдыхает запах сыра, который преследовал его даже во сне, в последний раз. Уезжая в Лестер, он избавлялся не только от сырной вони, но и от вечного шума и пьяных криков под окнами, а также от запахов дыма, нечистот и тухлой рыбы, пропитавших воздух в этой части города.
Разумеется, думал он и о своей молодой жене, которая все еще спала сном праведницы под расписными сводами Уайт-холла.
Как обворожительно выглядела она в неярком свете нарождающегося дня, когда пробившийся сквозь утренний туман первый луч солнца позолотил ее лицо! Она приоткрыла во сне свои алые губы, и Ричарду стоило большого труда их не поцеловать. Он не хотел будить жену, ведь их ждало сегодня долгое и утомительное путешествие.
Так и не поцеловав, а лишь полюбовавшись ею, Ричард быстро оделся и вышел из брачных покоев.
«Надо будет написать королю, — думал он, — и еще раз поблагодарить его за эту удивительную женщину». Никогда еще он с такой страстью не предавался любви. Впрочем, слово «страсть» было лишь бледным отражением того чувства, которое он испытывал к своей молодой жене.
Ричард открыл дверь в свою каморку и, пораженный, замер в дверном проеме. В комнате его дожидался Фос, облаченный в свой самый изысканный и пышный наряд из фиолетового бархата. Фос снял шляпу, поклонился и пробормотал слова приветствия.
— Мой дорогой Фос! — воскликнул Ричард, любуясь великолепным нарядом своего приятеля и его круглой физиономией. — Мне следовало догадаться, что ты придешь сюда, чтобы пожелать мне доброго пути. Но почему у тебя такое мрачное лицо? Что случилось?
Фос, как нашкодивший мальчик, смотрел в пол и ничего не отвечал, лишь теребил пышный плюмаж на своей шляпе.
— Давай, Фос, говори, что там у тебя, — строго сказал Ричард, — мне, видишь ли, некогда.
Фос пожал плечами:
— Я просто хотел сказать, что мне очень жаль…
Неожиданно он вскинул голову и выпалил:
— Ненавижу я браки — вот что! Как, скажи, жить дальше человеку, когда все его друзья переженились и сидят в окружении домочадцев у камина?
Ричард, вытаскивавший в это время из-под кровати свои видавший виды сундук, который сопровождал его во время странствий по Европе, искоса посмотрел на Фоса, ухмыльнулся и произнес — Я, мои друг, дал бы этому человеку очень простой совет — пусть женится сам.
— Такому мужчине, как ты, легко давать подобные советы, — пробормотал Фос.
Нахмурив брови, он отошел к подслеповатому окошку и присел на подоконник.
— Не забывай, что даже такой мужчина, как я, — тут Ричард снова позволил себе улыбнуться, — не смог найти себе жену и об этом пришлось позаботиться королю.
— Все шутишь? Я говорил об умных и красивых мужчинах, вокруг которых женщины вьются, как мухи около меда Они — избранники судьбы, и ты один из таких избранников.
Если бы ты только захотел, то мы бы жениться уже раз десять, да что там десять — сто раз!
Ричард вытащил сундук, открыл крышку и выпрямился.
— Ты и сам мог бы уже десять раз жениться.
Фос поморщился, как от зубной боли — Да мог бы, мог, точно тебе говорю! Ты богат, знатен, у тебя лучшие в Лондоне костюмы и парики. Кроме того, ты очень милый и добрый парень, с хорошим, покладистым характером Против обыкновения добрые слова Ричарда на Фоса впечатления не произвели, и он по-прежнему смотрел невесело.
— Что я, черт возьми, тебя уговариваю? — вспылил Ричард. — Разве то, что я сказал, не правда?
Фос пожал плечами:
— Спасибо тебе за комплименты, но истина такова: у тебя нет ни денег, ни имения, ни красивой одежды. О париках я уже не говорю. Иногда ты бываешь чертовски груб, однако женщины тебя любят. Ты красив, Ричард, а я — нет, и ничто не в силах это изменить. Да я отдал бы весь свой гардероб, чтобы хоть чуточку на тебя походить!
Ричард присел на кровать и некоторое время молчал, раздумывая, что бы такое сказать Фосу, чтобы его ободрить.
— Знаешь, Фос, на свете есть женщины, которые бы с радостью тебя полюбили — даже не будь у тебя дорогих костюмов и париков. — Тут Ричард подумал об Элиссе и добавил— Нельзя судить обо всех женщинах по тем представительницам женского пола, которых ты встречаешь при дворе или в театре.
— Не сработало. А ведь это ты натолкнула меня на мысль, что короля можно надуть! В сущности, это был твой план, который я лишь пытался претворить в жизнь.
— Не правда! — задохнувшись от возмущения, воскликнула Элисса. — Я ничего подобного не замышляла. В конце концов, я всего лишь вдова деревенского сквайра. Это ты у нас сочинитель!
— Видимо, твоя красота так вскружила мне голову, что я не подумал о том, как обставить все таким образом, чтобы нам поверили.
— Неудивительно! Ты думал лишь о том, как наилучшим образом исполнить королевское повеление.
Ричард снова к ней придвинулся.
— Ты права, хотя кое-чего не учитываешь. Неужели ты забыла, что исполнить королевское повеление означает совершить с тобой акт любви? Вот об этом-то я больше всего и думал. — С этими словами Ричард заключил ее в объятия и запечатлел у нее на губах жаркий поцелуй Признаться, он нисколько бы не удивился, если бы она в тот момент оттолкнула его или, того хуже, влепила пощечину. Ничего подобного, однако, не произошло.
Сначала она не отвечала на его поцелуй, но вскоре ее губы приоткрылись ему навстречу.
Ее простофиля муж не имел представления о том, что такое поцелуи, и сам, глупец, лишал себя удовольствия прикасаться губами к ее красиво очерченным, твердым, но одновременно необыкновенно нежным губам.
Довольно скоро Ричард осознал, что Элисса не только не противится тому, что должно было между ними случиться, но неосознанно делает все, чтобы приблизить неизбежное.
Она впилась пальцами в выпуклые мышцы у него на груди и прижалась к нему всем телом. Не могло быть сомнений, что ее желание близости было таким же сильным, как и его собственное.
Очень медленно и осторожно, боясь причинить ей хотя бы малейшее неудобство и тем самым нарушить установившуюся было между ними гармонию, Ричард коснулся языком ее языка.
Напрасно он боялся ее обидеть — она не оттолкнула его и не отпрянула в сторону. Их языки стали исполнять древний как мир танец любви.
Продолжая левой рукой ее обнимать, он запустил правую руку в ее роскошные волосы, которые были мягкими, как заячья шкурка, и пахли полевыми цветами.
Потом он услышал приглушенный стон и, к большому своему удивлению, осознал, что этот стон издал он.
Оставив ее волосы в покое, он прикоснулся к сливочной коже у нее на шее, а потом провел кончиками пальцев по нежной впадине между ключицами И сразу же его рука наткнулась на ее ночную рубашку. Сначала он попытался ее приспустить, а когда это у него не вышло, сунул руку в полукруглый вырез на груди.
— Я не сделаю тебе больно, — пробормотал он, лаская ее груди и касаясь подушечкой большого пальца ее затвердевшего соска.
Она расслабилась и позволила себя ласкать. Ричардом овладело неистовое желание.
Надо быть терпеливым, напомнил он себе, и не прерывать ласк Она должна наслаждаться происходящим и одновременно готовить себя к близости. Когда он в нее войдет, она не должна испытывать боли — в противном случае она станет отождествлять боль с ним, и тогда о всякой гармонии в их отношениях можно забыть.
В следующую минуту у него перехватило дыхание — Элисса сама, по своей инициативе принялась гладить его по плечам и спине При этом ее руки опускались все ниже и ниже — к его ягодицам, а ласки становились все более осязаемыми.
«При всем том движения ее не были уверенными — казалось, она пыталась выяснить, нравятся ему ее прикосновения или нет.
— Ты все делаешь правильно, моя милая, — подбодрил ее Ричард, целуя в щеки, в подбородок и в шею. — Главное, не останавливайся.
Ему удалось наконец приспустить рубашку с плеч Элиссы и обнажить ее груди. Припав к ним ртом, он принялся нежно покусывать и целовать ее соски.
Элисса дышала все учащеннее. Ричард не прекращал сладкой пытки, более того, лаская ее груди, он удвоил усилия.
Но заветный миг еще не наступил.
Через некоторое время Ричард стал гладить ее ноги — сначала ту, что была обнажена, а потом другую, на которой чулок еще оставался. Медленно, но решительно его руки двигались по ее ногам вверх.
Неожиданно она приподнялась на постели и села. На Ричарда волной нахлынуло разочарование: он подумал, что Элисса решила прервать их столь удачно начатое общение. Но пауза, по счастью, длилась недолго. Элисса вскинула над головой руки, сбросила рубашку, и он с облегчением перевел дух.
Немного подумав, он понял, что этот жест не был театральным — она вовсе не пыталась продемонстрировать ему свое тело. Это не было с ее стороны и элементом игры, затеянной для того, чтобы его соблазнить и крепче привязать к себе.
Когда Ричард окончательно осознал, что она разделась для него и ради него, у него в душе запели птицы. Когда же она потянулась к нему и сама заключила его в объятия, он осознал, что более волнующей и счастливой минуты в его жизни никогда еще не было.
«Пора! — решил Ричард. — Настало время овладеть этой великолепной женщиной».
Больше ждать и в самом деле не было никакой необходимости, поскольку Элисса никогда еще не испытывала такого сильного возбуждения. Поначалу, когда он до нее дотрагивался, она пыталась еще себя сдерживать, но его ласки были такими нежными, а поцелуи такими огненными, что она не смогла долго им противостоять.
Почему же ее первый муж ничего этого не делал — не ласкал ее, не целовал? Сколько драгоценного времени потеряно зря! Да, это так — но как много нового ей предстоит открыть для себя со вторым мужем!
По ее телу горячей волной пробежала дрожь вожделения.
Распаленная его поцелуями и ласками, она скинула с себя последние покровы. Она не могла больше оставаться в рубашке — ей хотелось, чтобы Ричард целовал и ласкал все ее тело.
Со страстью, которая возрастала с каждой минутой, она гладила своего молодого мужа. Она касалась его плеч, спины, ягодиц и бедер, получая от этого огромное удовольствие. В отличие от Ричарда Уильям Лонгберн был преклонного возраста. К тому же он был склонен к полноте, хотя с помощью хорошо скроенной и сшитой одежды ему и удавалось скрывать этот недостаток. Нечего и говорить, Ричард был в тысячу раз привлекательнее и желаннее, чем ее первый муж.
Элисса больше не испытывала перед Ричардом смущения. Она смело дотронулась до его плоти и не удивилась, что ее муж горит желанием. Все ее существо снедала ответная страсть. Ее воспламенившееся женское естество жаждало продолжения сладостных мук.
Элисса раздвинула ноги и заставила мужа лечь на нее сверху. Больше ждать она была не в силах.
— Да, милая, да, ты все правильно делаешь! — простонал Ричард, входя в ее влажные женские глубины.
Она обхватила ногами его стройные бедра, чтобы покрепче прижать его к себе, и забыла обо всем на свете. Ричард же, вновь и вновь входя в нее, думал о том, что самое заветное между ними свершилось и он стал ее мужем перед Богом и людьми.
Напряжение, которое все это время копилось в их телах, нашло наконец выход, и они разом вскрикнули от наслаждения, которое настигло их и поразило как удар грома.
Потом они лежали рядом на постели и отдыхали. Элисса нежно целовала Ричарда в лоб и перебирала его темные волнистые волосы.
— Точно вам говорю: сию минуту нам под ноги упадет чулок жены Ричарда!
Услышав голос короля, Элисса вздрогнула.
— Его величество напоминает мне, что я забыл кое-что сделать, — пробормотал Ричард, усаживаясь на постели.
— Ничего удивительного, я тоже обо всем на свете забыла, — сказала Элисса, заворачиваясь в простыню на тот случай, если королю снова взбредет в голову сунуться к ним.
— Правда? — спросил Ричард с каким-то мальчишеским удивлением и радостью в голосе.
— Правда.
Ричард рассмеялся. Элисса подумала, что смех у него очень приятный.
— Пожалуйте вашу ножку, мадам.
Элисса изящно подняла ногу и положила ее мужу на колено.
— Не заигрывай, — пробурчал Ричард, — а то они так и не дождутся чулка и будут сидеть в спальне до скончания века.
— Извини, — улыбнулась Элисса.
Ричард стал медленно стаскивать с нее чулок. Даже этот нехитрый, в общем, процесс доставлял ей большое удовольствие и сильно ее возбуждал.
— Должен заметить, женушка, что у тебя удивительно стройные ножки.
— Ты, по обыкновению., шутишь?
— Вовсе нет. Я так именно и думаю, а уж я, поверь, разбираюсь в таких вещах.
«Кто же в этом усомнится!» — подумала Элисса.
Ричард, однако, разбирался не только в дамских ножках, но еще и в любовных утехах. Ничего удивительного — ведь у него было так много любовниц. Но почему было? Наверняка они и сейчас у него есть.
Очень может быть, что они тоже хорошо осведомлены о его так называемых прологах, после которых становятся в его руках податливыми, как глина, и готовы на все, чтобы снова заполучить его к себе в постель.
Кто знает, быть может, он захочет воспользоваться своим умением сводить женщин с ума, чтобы вскружить ей голову и захватить то, что по праву принадлежит ей и ее сыну?
Элисса выхватила чулок из рук Ричарда, раздвинула полог и швырнула его на середину комнаты. Находившиеся в спальне придворные разразились веселыми возгласами.
— Пойдемте, леди и джентльмены, оставим их наедине, — сказал король. — Ричард уже получил свою долю наслаждений. Пора и нам срывать цветы удовольствия.
— А мне казалось, я один такой нетерпеливый, — сухо заметил Ричард, когда придворные, посмеиваясь, удалились.
Прижимая к груди простыню, Элисса принялась судорожно шарить рукой по покрывалу, отыскивая свою рубашку.
Ричард нежно взял ее за руку.
— Иди ко мне, моя милая. Все уже ушли.
— Мне нужно найти рубашку, — сказала Элисса. Она высвободилась из его объятий и, откинув покрывало, продолжила поиски.
— Зачем она тебе? Если ты замерзла, я тебя согрею.
— Все-таки мне бы хотелось ее отыскать.
Плохо закрепленная на груди простыня едва с нее не свалилась. Ричард приподнялся и резким движением раздвинул шторки полога. Было уже очень поздно, и видневшаяся в окне полная луна заливала комнату серебристым светом.
— Зачем ты это делаешь?
— Хочу на тебя посмотреть.
— Ты уже все видел, — сказала Элисса.
— Что-то ты стала вдруг стыдливой.
Элисса нашла наконец свою рубашку, торопливо натянула на себя, потом легла и накрылась одеялом.
— Я устала, — заявила она, стараясь не замечать озадаченного выражения на лице мужа.
Элисса старалась не касаться Ричарда. В противном случае он, чего доброго, снова попытался бы заняться с ней любовью, а она, могло статься, не устояла бы перед его ласками и позволила ему это.
Увы, ее стратегия оказалась ошибочной, поскольку Ричард сразу же к ней придвинулся. Хотя на ней была рубашка, его прикосновения жгли ее как огнем. Элисса упрямо пыталась делать вид, что с ней ничего особенного не происходит и его прикосновения нисколько ее не волнуют.
— Я, знаешь ли, тоже устал, — пробормотал Ричард, наматывая на палец прядку ее волос. — Но это приятная усталость… Да, все время забываю тебя спросить — когда ты собираешься возвращаться в Лестер?
— Сейчас же.
— Сомневаюсь, что ночь — удобное время для путешествия.
— Я хотела сказать, что выеду завтра.
Ричард сразу подумал о своей новой пьесе — о том, в частности, что ее премьера только что состоялась и ей предстоит долгая жизнь на подмостках. Актеры знали свои роли назубок, и его помощь им больше не требовалась. Что же до Минетты, то она мигом излечится от своей немощи — стоит только появиться свежему кавалеру, который пригласит ее на ужин при свечах.
Потом Ричард подумал о своих знакомых — людях, большинство которых жили в Лондоне. Сказать по правде, в случае его отъезда никто из них проливать слез бы не стал — разве что верный Фос. Но Фос при желании всегда сможет приехать к нему в Лестер, а стало быть, и печалиться особенно не о чем.
При мысли о том, что он вместе с молодой женой переедет на жительство в свое родовое имение, его охватила радость.
— Мне нужно собрать свой багаж и выполнить кое-какие формальности. Думаю, мы сможем выехать во второй половине дня. Тебя это устраивает?
— Вполне.
— В таком случае, дорогая, мне остается только пожелать тебе спокойной ночи, — сказал Ричард и отвернулся к стене.
Не прошло и минуты, как он уже спал мертвым сном.
Элисса же уснуть не могла. Она долго еще лежала на спине и смотрела на затканный золотой канителью полог кровати у себя над головой.
Ричард так торопился добраться до своей каморки, находившейся над лавкой торговца сыром, что, поднимаясь по лестнице на второй этаж, перепрыгивал сразу через две ступеньки. При этом он с удовольствием думал о том, что вдыхает запах сыра, который преследовал его даже во сне, в последний раз. Уезжая в Лестер, он избавлялся не только от сырной вони, но и от вечного шума и пьяных криков под окнами, а также от запахов дыма, нечистот и тухлой рыбы, пропитавших воздух в этой части города.
Разумеется, думал он и о своей молодой жене, которая все еще спала сном праведницы под расписными сводами Уайт-холла.
Как обворожительно выглядела она в неярком свете нарождающегося дня, когда пробившийся сквозь утренний туман первый луч солнца позолотил ее лицо! Она приоткрыла во сне свои алые губы, и Ричарду стоило большого труда их не поцеловать. Он не хотел будить жену, ведь их ждало сегодня долгое и утомительное путешествие.
Так и не поцеловав, а лишь полюбовавшись ею, Ричард быстро оделся и вышел из брачных покоев.
«Надо будет написать королю, — думал он, — и еще раз поблагодарить его за эту удивительную женщину». Никогда еще он с такой страстью не предавался любви. Впрочем, слово «страсть» было лишь бледным отражением того чувства, которое он испытывал к своей молодой жене.
Ричард открыл дверь в свою каморку и, пораженный, замер в дверном проеме. В комнате его дожидался Фос, облаченный в свой самый изысканный и пышный наряд из фиолетового бархата. Фос снял шляпу, поклонился и пробормотал слова приветствия.
— Мой дорогой Фос! — воскликнул Ричард, любуясь великолепным нарядом своего приятеля и его круглой физиономией. — Мне следовало догадаться, что ты придешь сюда, чтобы пожелать мне доброго пути. Но почему у тебя такое мрачное лицо? Что случилось?
Фос, как нашкодивший мальчик, смотрел в пол и ничего не отвечал, лишь теребил пышный плюмаж на своей шляпе.
— Давай, Фос, говори, что там у тебя, — строго сказал Ричард, — мне, видишь ли, некогда.
Фос пожал плечами:
— Я просто хотел сказать, что мне очень жаль…
Неожиданно он вскинул голову и выпалил:
— Ненавижу я браки — вот что! Как, скажи, жить дальше человеку, когда все его друзья переженились и сидят в окружении домочадцев у камина?
Ричард, вытаскивавший в это время из-под кровати свои видавший виды сундук, который сопровождал его во время странствий по Европе, искоса посмотрел на Фоса, ухмыльнулся и произнес — Я, мои друг, дал бы этому человеку очень простой совет — пусть женится сам.
— Такому мужчине, как ты, легко давать подобные советы, — пробормотал Фос.
Нахмурив брови, он отошел к подслеповатому окошку и присел на подоконник.
— Не забывай, что даже такой мужчина, как я, — тут Ричард снова позволил себе улыбнуться, — не смог найти себе жену и об этом пришлось позаботиться королю.
— Все шутишь? Я говорил об умных и красивых мужчинах, вокруг которых женщины вьются, как мухи около меда Они — избранники судьбы, и ты один из таких избранников.
Если бы ты только захотел, то мы бы жениться уже раз десять, да что там десять — сто раз!
Ричард вытащил сундук, открыл крышку и выпрямился.
— Ты и сам мог бы уже десять раз жениться.
Фос поморщился, как от зубной боли — Да мог бы, мог, точно тебе говорю! Ты богат, знатен, у тебя лучшие в Лондоне костюмы и парики. Кроме того, ты очень милый и добрый парень, с хорошим, покладистым характером Против обыкновения добрые слова Ричарда на Фоса впечатления не произвели, и он по-прежнему смотрел невесело.
— Что я, черт возьми, тебя уговариваю? — вспылил Ричард. — Разве то, что я сказал, не правда?
Фос пожал плечами:
— Спасибо тебе за комплименты, но истина такова: у тебя нет ни денег, ни имения, ни красивой одежды. О париках я уже не говорю. Иногда ты бываешь чертовски груб, однако женщины тебя любят. Ты красив, Ричард, а я — нет, и ничто не в силах это изменить. Да я отдал бы весь свой гардероб, чтобы хоть чуточку на тебя походить!
Ричард присел на кровать и некоторое время молчал, раздумывая, что бы такое сказать Фосу, чтобы его ободрить.
— Знаешь, Фос, на свете есть женщины, которые бы с радостью тебя полюбили — даже не будь у тебя дорогих костюмов и париков. — Тут Ричард подумал об Элиссе и добавил— Нельзя судить обо всех женщинах по тем представительницам женского пола, которых ты встречаешь при дворе или в театре.