Майкл Муркок
Рыцарь Мечей

 

ВСТУПЛЕНИЕ

   В те дни вокруг были океаны света, и города в небесах, и крылатые бронзовые чудовища. И стада красных быков, что грозно рычали, а ростом были выше любого замка. И зеленые твари, что кишели в черных реках, перекликались пронизительными голосами, То было время богов, вмешивающихся в судьбы мира; время великанов, бродящих по воде; время безумных духов и бесформенных созданий, что могли быть вызваны необдуманными действиями, но уходившими лишь после страшного жертвоприношения; время магии и иллюзий, непостоянства природы и невозможных событий; время безумных парадоксов и сбывающихся снов, искаженных грез и кошмаров ставших реальностью.
   То было мрачное время, время богатое на события. Время правления Повелителей Мечей. Время гибели великих народов вадагов и надрагов, долгие века враждоваших между собой. Время, когда Человечество, раб страха, только появилось на свете и не подозревало о том, что страхи которые оно испытывает стали результатом ничего иного, как самого появления его на свет. Это был один из множества парадоксов, связанных с Человечеством, которое в те дни называло свою расу «Мабдены».
   Мабдены жили недолго, но плодились необычайно быстро. За несколько столетий они заполонили Западный континент, где некогда появились. Суеверия мешали им еще столетие или два послать корабли в земли вадагов и надрагов, но постепенно, не встречая сопротивления, мабдены осмелели. Они почувствали зависть к древним расам и начали строить злые планы.
   Вадаги и надраги даже не подозревали об этом. Они жили на этой планете уже более миллиона лет, и успели привыкнуть к миру и покою. Они знали о существовании мабденов, но считали, что те не сильно отличаются от других животных. Несмотря на старинную вражду и вечные междоусобицы, вадаги и надраги большую часть времени проводили в абстрактных научных изысканиях или занятиях искусством. Рациональные, интеллектуально изощренные, пребывающие в полном согласии с самими собой, представители этих древних рас даже поверить оказались не способны в те перемены, которые происходили вокруг. И, как это обычно бывает, не заметили их первые признаки.
   Старая вражда мешала вадагам и надрагам обмениваться информацией, хотя их последняя битва друг с другом произошла много столетий назад.
   Вадаги жили семьями в изолированных друг от друга замках, разбросанных по всему континенту; который они называли Бро-ан-Вадаг. Эти семьями практически не общались друг с другом, так как вадаги давным-давно утратили всякий вкус к путешествиям и вообще — к перемене мест. Надраги обитали в городах, построенных на морских островах к северо-западу от Бро-ан-Вадага. Они также вели очень замкнутый образ жизни, мало общаясь даже с ближайшими родственниками. Обе расы считали себя неуязвимыми. И обе ошибались.
   Внезапно возникшее Человечество начало расползаться по свету как чума, уничтожая представителей древних рас повсюду, где с ними соприкасалаоь. Человечество несло с собой не только смерть, но и страх, намеренно превращая старый мир в руины.
   Сами того не понимаю, они несли разрушение в таких масштабах, что ужаснулись Великие Древние Боги.
   И Великие Древние Боги познали страх.
   А Человечество, раб страха, не ведая о собственном невежестве, продолжало, спотыкаясь, точно слепой, брести по пути своего развития и не замечало грандиозных разрушений, явившихся следствием его мелочных амбиций. Многих чувств ему просто недоставало, и оно не имело ни малейшего представления о многообразии измерений, составляших Вселенную и пересекавшихся друг с другом. Тогда как вадаги и надраги давно уже знали способ перемещения между измерениями и даже дали им название — Пять плоскостей. Они старались изучить и другие измерения, не входившие в те Пять, через которые продолжала движение Земля.
   Казалось в высшей степени несправедливым, что столь мудрые древние расы уничтожаются существами, мало еще чем отличающимися от животных и более всего напоминающими стервятников, которые сварливо ссорятся над бессильно распростертым телом юного прекрасного поэта, могущего лишь потрясеннно наблюдать, как эти мерзкие существа разворовывают по кусочку его замечательную жизнь, не способные ни понять, ни оценить столь драгоценный дар.
   «Если б только они ценили украденное; если бы понимали, ЧТО они разрушают! - сказал старый вадаг, герой рассказа «Последний цветок осени», — Тогда бы моя боль ослабла».
   Это было несправедливо!
   Создав Человечество, вселенная предала древние расы.
   Впрочем, подобная несправедливость встречалась во все времена и хорошо знакома миру. Разумное существо может воспринимать и любить вселенную, но вселенная не способна воспринимать и любить отдельное существо. Вселенная не делает различий между разнообразными формами жизни, которые являются ее частью. Все равны. Предпочтений нет. Вселенная, обладая «строительным материалом» и энергией созидания продолжает создавать то одно, то другое. Он не способна управлять теми, кого создает, но и, кажется, что те, кто ею созданы не способны управлять Вселенной (хотя многие обманывают себя, думаю иначе). Тот, кто проклинает Вселенную, кричит в пустоту. Тот, кто борется со Вселенной, пытается сокрушить несокрушимое. Тот, кто грозит кулаками Вселенной, грозит слепым звездам.
   Но это не значит, что не осталось никого, кто был бы готов бросить вызов вселенной и превозмочь невозможное.
   Такие созданию будут всегда. Порой они мудры, и не могут до конца поверить в равнодушие Вселенной.
   Принц Корум Джаелен Ирсеи — один из них. Также он был известен, как Принц в Алом Плаще и, возможно, он был последним из племени вадагов.
   В этой хронике повествуется о нем.

Часть первая

В которой принц Корум получает урок и теряет руку

Глава первая
В ЗАМКЕ ЭРОРН

   В замке Эрорн издавна обитала семья принца Клонски. Все члены этой семьи преданно любили переменчивое море, омывавшее северные стены замка, и полный очарования лес, что подступал с юга.
   Замок Эрорн был столь древен, что казалось, полностью слился с вечными скалами, на которых высился, обернувшись лицом к морю. Его мощные внешние стены, украшенные множеством прелестных башенок, были полуразрушены и покрыты толстым, многовековым слоем морской соли. Внутренние же покои меняли свою форму в зависимости от погоды, а цвет стен — в зависимости от направления ветра. В просторных залах стены были покрыты хитроумной мозаикой из разноцветных кристаллов, там искрились фонтаны и неведомо откуда тихо лились одна за другой прихотливые мелодии, сочиненные некогда членами этого древнего рода. Одни из композиторов еще не покинули сей мир, другие давно уже умерли. А еще в замке Эрорн имелись великолепная картинная галерея — картины, выполненные на бархате, мраморе и стекле замечательными художниками, предками принца Клонски, — и богатейшая библиотека, полная старинных манускриптов, созданных как вадагами, так и надрагами, и дивная коллекция скульптур. Были там также и вольеры с различными птицами, собственный зверинец и сад; обсерватория и лаборатории, комнаты для медитации и операционная, мастерские и зал с коллекцией оружия, многочисленные кладовые и кухни; имелись даже планетарий, несколько музеев и специальные залы для занятий оккультными науками. Были, разумеется, и помещения не столь специального предназначения, в том числе личные покои обитателей замка.
   Хотя когда-то обитателей замка было почти пятьсот, в настоящий момент в нем жили только двенадцать вадагов: престарелый принц Клонски, его жена Колаталарна, казавшаяся (по крайней мере, внешне) значительно моложе своего супруга, его дочери-двойняшки Иластра и Фолинра, его брат, принц Ранан, и племянница Сертреда, а также сын Корум. Остальные пятеро обитателей замка, приходившиеся принцу дальними родственниками, были слугами. Все члены семейства были типичными представителями своей расы: узкий, вытянутый череп, практически лишенные мочек и плотно прилегающие к голове уши, светлые пушистые волосы, окутывавшие голову серебристым облаком, большие миндалевидные глаза с желтыми зрачками и ярко-красной радужкой, крупный сочный рот и необычного, светло-розового, цвета кожа. Вадаги были стройными, высокими, хорошо сложенными и двигались с ленивой грацией так, что обычный человек рядом с ними казался похожим на неуклюжую хромую обезьяну.
   Будучи вечно погруженными в весьма далекие от реальной действительности интеллектуальные изыскания, члены семейства принца Клонски уже давно — по крайней мере, лет двести — не имели контактов с иными семьями вадагов, а уж надрагов и вовсе не видели века три. В течение последних ста лет обитатели замка не имели абсолютно никаких сношений с внешним миром. Лишь однажды они видели мабдена: представитель новой расы был доставлен в замок Эрорн принцем Опашем, двоюродным братом принца Клонски. Мабдена — существо оказалось самкой — сразу поместили в зверинец и ухаживали за ней прекрасно, однако прожила она совсем мало, всего чуть больше пятидесяти лет, а другого взамен не нашлось. В замке знали, разумеется, что с тех пор мабдены весьма быстро размножились и обитали уже на значительной части Бро-ан-Вадага. Ходили слухи, что некоторые замки вадагов теперь разорены и захвачены ордами мабденов, изгнавших оттуда их истинных хозяев. Впрочем, принц Клонски полагал, что подобным слухам верить нельзя. Кроме того, слухи весьма мало интересовали обитателей замка. У них находились тысячи куда более приятных тем для дискуссий и размышлений.
   Кожа принца Клонски приобрела молочно-белый оттенок и стала такой тонкой, что просвечивали вены и жилки. Он прожил на свете более тысячи лет, однако столь солидный возраст стал сказываться лишь недавно. Если слабость стала бы непереносимой, а зрение начало замутняться, принц должен был сам покончить счеты с жизнью так, как это принято у вадагов: отправиться в Зал Туманов, лечь на шелковые простыни и вдыхать душистый смертоносный газ, пока не заснет навеки. С годами волосы принца обрели золотисто-каштановый оттенок, а глаза поблекли и стали почти розовыми с темно-оранжевыми зрачками. Одеяния казались слишком просторными на усохшем старческом теле, но принц по-прежнему не расставался со своим посохом, украшенным платиновым набалдашником с рубиновой инкрустацией, держался прямо и горделиво, как встарь.
   Своего сына Корума он в тот день отыскал в музыкальном зале, где тот играл на весьма сложном инструменте, состоявшем из множества тонких трубок, вибрирующих струн и подвижных, переливающихся кристаллов. Мелодию, очень простую и тихую, заглушили тяжелые шаги старого принца по устилавшим пол коврам, стук его посоха и хриплое дыхание.
   Принц Корум оторвался от своего занятия и посмотрел на отца с вежливым вниманием.
   — Ты что-то хотел мне сказать, отец?
   — Прости, я, кажется, помешал тебе?
   — Ничего страшного. К тому же дело у меня все равно не шло, — Корум поднялся и накинул на плечи свой алый плащ.
   — Знаешь, Корум, придется мне скоро отправиться в Зал Туманов, — спокойно проговорил принц Клонски. — И до того мне бы очень хотелось, чтобы исполнилась некая моя прихоть. Ты мне поможешь?
   Принц Корум любил отца. Он был потрясен этой новостью и мрачно кивнул:
   — Разумеется, отец. Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Что я могу для тебя сделать?
   — Мне хочется узнать о судьбе своих родственников. Например, о принце Опаше из замка Сарн, что на востоке нашей страны. И о принцессе Лорим из замка Крашах, что на юге. И о принце Фагуине из замка Гал, что на севере…
   Принц Корум выпрямился.
   — Хорошо, отец, но…
   — Я знаю, о чем ты подумал, — прервал его старик. — Что я мог бы выяснить все это, используя оккультные силы, верно? Это не так. Почему-то стало гораздо труднее делать что-либо связанное с другими измерениями. Я их практически не чувствую, даже когда пытаюсь увидеть их своим вторым зрением. А физически переместится в иную плоскость стало просто невозможно. Видимо, старость пришла…
   — Нет, отец, — сказал Корум. — Мне тоже стало трудно делать это, а ведь когда-то можно было с легкостью переместится в любую из Пяти плоскостей, стоило лишь этого захотеть. А с другими Десятью можно было установить связь, приложив небольшие усилия, хотя, как я слышал, мало кто мог их посетить в физическом теле. Теперь же я способен только видеть или изредка слышать, что происходит в четырех измерениях, которые вместе с нашим образуют сферу. А ведь наша планета в своем астральном цикле непременно проходит через все пять плоскостей! Я никак не могу понять, в чем тут дело.
   — Я тоже не могу этого понять, — откликнулся старый принц. — Но вижу в том дурное предзнаменование. По всей вероятности, в самой природе нашей Земли происходят некие глубинные изменения. Вот потому-то я и хотел бы связаться с нашими родственниками-вадагами. Может быть, им известно, отчего мы оказались практически привязанными к одной лишь плоскости? Это неестественно. Это делает нас ущербными. Неужели мы уподобимся животным этой плоскости, которым изначально не дано знать иных миров, кроме своего собственного? Неужели наша раса вступила в эпоху регресса? И наши потомки ничего не смогут перенять из богатейшего опыта вадагов, постепенно нисходя к тем водным млекопитающим, от которых, собственно, мы и произошли? Признаюсь честно, сынок, мне иногда становится даже страшно.
   Принц Корум не сделал ни малейшей попытки успокоить отца.
   — Знаешь, я тут читал о бландагна… — молвил он задумчиво. — Это раса из третьей плоскости, обладавшая весьма изощренным умом. Но с их генами и мозговыми клетками случилось что-то странное, и они в течение всего лишь пяти поколений полностью переродились, превратившись в летучих рептилий, по-прежнему, впрочем, обладавших достаточным разумом… Последнее обстоятельство и свело их с ума. Всех до одного… Они тогда сами себя уничтожили… Интересно, что вызывает подобный регресс?
   — Это ведомо лишь Повелителям Мечей… — ответил принц.
   Корум улыбнулся и подхватил:
   — Которых в действительности не существует. Хорошо, отец. Я понимаю твою озабоченность и непременно постараюсь разыскать наших родственников, встретиться с ними и выяснить, как они живут и ощущают ли те перемены, которые тревожат нас, обитателей замка Эрорн.
   Старый принц кивнул.
   — Если чувства наши действительно притупились, а восприятие мира стало таким же, как у мабденов, то вряд ли вадагам стоит продолжать свое развитие. Да и существование тоже. Заодно постарайся выяснить, как живут надраги и нет ли у них подобных проблем.
   — Наши расы одинаково древние, — прошептал Корум. — Возможно, что и у них… Но разве твой кузен Шулаг ничего не рассказывал? Ведь он был у нас не так давно, всего два-три столетия назад?
   — О да, он говорил, что мабдены стали часто приплывать на своих кораблях с запада и убивать надрагов. Тех же, кто оставался в живых, они превращали в рабов. Однако мне трудно поверить, чтобы мабдены, эти полузвери, сколь бы ни было велико их число, сумели бы хитростью превзойти надрагов и одерживать над ними одну победу за другой.
   Корум прикусил губу и задумался.
   — Возможно, надраги стали слишком благодушны и самодовольны, — проговорил он наконец.
   Отец его уже повернулся, чтобы уйти, но, услышав эти слова, остановился, тихонько постукивая тяжелым посохом по пестрому, богато вышитому ковру; тонкие пальцы стиснули украшенный рубинами набалдашник.
   — Благодушие и страх перед невообразимой карой — это совершенно разные вещи, — молвил он наконец, — однако и то и другое неизбежно приводит к разрушению. И абстрактные рассуждения на эту тему совершенно бессмысленны. Вернувшись, ты, возможно, уже будешь знать ответы на все подобные вопросы. И мы вместе постараемся понять, что же нас ожидает. Когда ты намерен отправиться в путь?
   — Мне хотелось бы сперва закончить свою симфонию, — сказал Корум. — На это потребуется день или два. А затем я на следующее же утро покину замок.
   Принц Клонски удовлетворенно кивнул.
   — Благодарю тебя, сын мой.
   Когда он ушел, принц Корум вернулся к прерванным музыкальным занятиям, но обнаружил, что не может сосредоточиться. Его воображение было целиком захвачено грядущим путешествием. Странное, неиспытанное дотоле чувство овладело им. Скорее всего, это можно было назвать возбуждением: ведь он впервые в жизни готовился надолго покинуть замок Эрорн!
   Корум попытался взять себя в руки — не годится вадагу проявлять подобную чувствительность.
   — Что ж, это будет весьма познавательно, — прошептал он. — По крайней мере, повидаю, наконец, остальную часть материка. Жаль, что прежде я не увлекался географией. Я и Бро-ан-Вадаг практически не знаю, не говоря уж о других частях мира. Возможно, стоило бы сперва изучить кое-какие карты и записки путешественников… Да-да, я так и сделаю. Завтра же с утра направлюсь в библиотеку. Или послезавтра…
   Принц Корум по-прежнему не ощущал ни малейшей потребности спешить. Вадаги — раса долгожителей, они привыкли действовать неспешно, как бы лениво, долго, всесторонне оценивая предстоящий поступок и лишь потом его совершая. Они проводили недели и даже месяцы в медитации, прежде чем приступить к научному исследованию или иной творческой работе.
   Но на этот раз Корум решил вдруг отложить на время незаконченную симфонию, над которой трудился целых четыре года. Ничего, он завершит ее сразу после возвращения… Ну а если и не завершит, то, в конце концов, это не так уж и важно!

Глава вторая
ПРИНЦ КОРУМ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ

   Копыта лошади тонули в стелющемся по земле утреннем тумане, когда Корум выехал из замка Эрорн, выполняя обещание, данное отцу.
   В неясном свете контуры замка казались более мягкими, расплывчатыми; он почти сливался с огромной скалой, на которой стоял, и с деревьями, что росли вдоль дороги. Дорога, по которой ехал сейчас Корум, тоже как бы таяла, тонула в тумане и безмолвии, да и все вокруг представлялось смешением неярких золотистых, зеленоватых и серых тонов, чуть усиленных порой отблесками далекого, не вынырнувшего еще из-за облаков солнца. А за скалами глухо шумело море. Был час отлива.
   Когда Корум въехал в душистый сосново-березовый лес, запел крапивник, которому хрипло вторил грач, а потом оба умолкли, словно сами удивленные собственным дуэтом.
   Корум все больше углублялся в лес; звуки моря почти стихли у него за спиной, и туман постепенно начал рассеиваться под теплыми лучами восходящего солнца. В этом старом лесу ему был знаком каждый куст, он и прежде любил бывать здесь — совершал прогулки верхом, обучался старинному военному искусству, ибо его отец считал подобные тренировки исключительно важными для развития силы и ловкости. Иногда же Корум целыми днями просто валялся на траве, наблюдая за многочисленными лесными обитателями, — за очень похожими на желто-серых лошадок единорогами ростом примерно с собаку, за птицами с дивным оперением и веерообразными крыльями; птицы эти обычно парили так высоко, что с земли их невозможно было разглядеть, но гнезда свои почему-то строили под землей, в заброшенных лисьих или барсучьих норах. Попадались в лесу и крупные добродушные дикие свиньи, покрытые густой курчавой шерстью черного цвета и питавшиеся мхами и лишайниками. Было там немало и всякой прочей живности.
   Принц Корум уже почти забыл, какое это удовольствие — быть в лесу! Слишком много времени он провел, почти не выходя из замка. С легкой и светлой улыбкой осматривал он все вокруг. «Это будет жить вечно, — думал он. — Такая красота не может погибнуть!»
   Однако мысли эти отчего-то привели его в меланхолическое настроение, он встряхнулся и пришпорил коня.
   Конь, казалось, даже обрадовался и с удовольствием помчался вперед: он тоже хорошо знал этот лес. Под седлом у Корума был настоящий вадагский жеребец, рыжий, с иссиня-черной гривой и черным хвостом, сильный, высокий, грациозный, совсем не похожий на лохматых диких лошадок, что водились в лесу. Спина жеребца была накрыта желтой бархатной попоной, а к седлу приторочены две сумы, два копья, простой круглый щит из нескольких слоев дерева, бронзы и кожи, украшенный серебром, длинный костяной лук и колчан с большим запасом стрел. В одной из сумок была провизия на дорогу, в другой — карты и книги не только для дела, но и для души.
   На серебряном остроконечном шлеме принца были вырезаны слова: «Корум Джаелен Ирсеи» — его полное имя, означавшее «Корум, Принц в Алом Плаще». Согласно обычаю, вадаги различали друг друга прежде всего по цвету плаща, а надраги — по плюмажу и надписям на знаменах. Корум был в полном боевом облачении. Длинный и просторный плащ свободно раскинулся, закрывая конский круп; из широких прорезей виднелись лишь кисти рук; за плечами висел широкий и глубокий капюшон, который можно было накинуть прямо поверх шлема. Плащ был сделан из очень тонкой и мягкой шкуры древнего животного, о котором почти забыли уже и сами вадаги и которое некогда обитало в одной из Пяти плоскостей. Под распахнутым плащом виднелась двойная кольчуга, сплетенная из миллионов крошечных звеньев-колечек. Верхний слой кольчуги был из серебра, нижний — из бронзы.
   Помимо лука и копий, Корум имел при себе вадагский боевой топор с длинной рукоятью, украшенной изысканной резьбой, и длинный меч с прочнейшим клинком из неведомого металла, выкованный в другой плоскости; серебряные рукоять и гарда меча были украшены красными и черными ониксами. Под кольчугой виднелась рубаха из голубой парчи; штаны и сапоги Корума, как и седло, были из мягкой замши. Седло тоже было отделано серебром.
   Легкие светлые волосы принца, выбиваясь из-под шлема, весело вились на ветру, но на молодом лице лежала тень то ли глубокой задумчивости, то ли напряженного ожидания, то ли предвидения неких необычных событий, связанных с тем, что Корум впервые предпринял путешествие по древней территории народа вадагов.
   В это путешествие он отправился один: более никого из обитателей замка нельзя было выделить ему в сопровождающие. Ехать он сразу решил верхом, отказавшись от кареты или повозки, ибо хотел как можно скорее добраться до цели.
   До первого из тех замков, которые ему предстояло посетить, было несколько дней пути, и, коротая время, Корум пытался представить себе древние жилища иных старинных вадагских семей, столь непохожие, должно быть, на замок Эрорн, и самих этих людей, близких ему по крови, но совершенно ему неведомых. Возможно, среди них он отыщет и свою будущую жену… Принц понимал: желание женить сына давно владело старым принцем — хотя он и словом об этом ни разу не обмолвился — и, безусловно, входило в его планы, когда он обратился к Коруму со своей просьбой.
   Вскоре Корум выбрался из леса на обширную равнину Броггфитус; здесь некогда вадаги и надраги сошлись в кровавой и исполненной мистического смысла битве.
   То была их последнее и самое яростное сражение, разразившееся сразу во всех Пяти плоскостях. В той битве не было ни победителей, ни побежденных, но более двух третей каждого войска осталось на поле брани. Корум слышал, что множество замков обезлюдело с тех пор на обширной территории Бро-ан-Вадаг, а на островах, расположенных в море за замком Эрорн опустели многие надрагские города.
   К полудню Корум добрался почти до центра равнины. Далее этих мест он никогда не бывал, даже в годы своих юношеских скитаний. Здесь высились поросшие сорной травой руины огромного Небесного Города, который во время той, длившейся целый месяц, роковой битвы между вадагами и надрагами бесчисленное множество раз перемещался из одной плоскости в другую, нарушая тонкую ткань разделяющего их вещества, и наконец неожиданно рухнул прямо на яростно бившихся воинов, погребя их под собою. Погибли все. Будучи порождением другого мира, Небесный Город, даже превратившись в уродливые клубки металлических конструкций и каменные обломки, по-прежнему сохранял загадочную способность проходить сквозь разделяющие плоскости рубежи и в данный момент развалины его казались миражем, хотя сорняки, мелкий кустарник и березняк, которым поросло все вокруг, выглядели вполне материально.
   В иных, не столь обязывающих ситуациях Корум любил, хотя бы вторым зрением, перемещаться в другие плоскости, чтобы посмотреть, как выглядит Небесный Город там, но теперь подобные упражнения отняли бы у него слишком много сил, и в данный момент призрачные развалины представлялись ему всего лишь довольно сложным препятствием, которое необходимо поскорее миновать.
   Когда Корум наконец пересек равнину Броггфитус, солнце уже село, а привычный и любимый мир остался далеко позади. Теперь путь его лежал на юго-запад, в те края, которые он представлял себе только по картам.
   Он не останавливаясь ехал еще три дня, пока рыжий его жеребец не начал спотыкаться от усталости. Тогда Корум решил устроить привал в небольшой лощине у прохладного ручья и немного отдохнуть.
   Усевшись на землю и съев ломоть легкого, но очень питательного хлеба, выпечкой которого славились вадагские пекари, он удобно оперся спиной о ствол старого дуба. Конь щипал траву на берегу ручья.
   Серебряный шлем, топор и меч Корум положил рядом и полной грудью вдыхал пахнувший листвой воздух, в блаженной расслабленности любуясь далекими горными вершинами — синими, серыми, белыми. Перед ним раскинулась чудесная страна, исполненная мира и покоя, и радостно было ему путешествовать по ней. Он знал, что некогда и в этом месте жили несколько вадагских семей, но теперь от них не осталось и следа. Похоже, вадаги постепенно как бы стали частью пейзажа, растворились в нем. Раза два ему попались скалы и валуны весьма странной формы — видимо, там, где некогда высились замки. Но теперь даже сами камни эти казались совершенно дикими. У него мелькнула мысль о мистической, загадочной природе столь полного исчезновения следов здешних обитателей, но он тут же отринул подобные домыслы, убеждая себя, что это лишь пища для поэтических образов, никак с реальной действительностью не связанная.