– Вот видите! – Псих оживился, как будто нашел в словах Волкоедова неожиданную поддержку. – Вы сами сказали, что приходить завтра совершенно бессмысленно…
   – Ну и что из этого? – беспокойно переспросил Алексей Кириллович, чувствуя, что странный человек пытается перехитрить его, заманивает его своими словами в какую-то ловушку.
   – Значит, нет никакого смысла откладывать это на завтра!
   – Что откладывать? – Волкоедов взглянул на лестницу, надеясь, что появится кто-нибудь из соседей и поможет ему выкарабкаться из этого бесполезного, бесцельного и утомительного разговора.
   Никого, конечно, не было.
   – Что откладывать? – тоскливо повторил Волкоедов, поняв, что подмоги не будет и придется выпутываться самому.
   – Восстановление исторической справедливости.
   Нет, все-таки какой зануда! И почему он привязался именно к нему, к Алексею Кирилловичу, известному и преуспевающему писателю?
   Он чувствовал, что покой в удобном, глубоком кожаном кресле и рюмка хорошего выдержанного французского коньяка откладываются, что прежде ему придется снова разговаривать с этим занудным кретином, обсуждать его дурацкие амбиции…
   Сутулый человек подошел к нему вплотную, словно хотел что-то сказать на ухо. Волкоедов брезгливо отстранился, и вдруг он увидел, что в руке психа блеснуло что-то острое и тонкое. Алексей Кириллович открыл рот, чтобы возмутиться, чтобы как следует отчитать этого идиота, который вообразил о себе невесть что, но идиот снова придвинулся к нему вплотную и коротким сильным ударом воткнул в грудь свое тонкое и острое оружие.
   Почему-то Волкоедов в первое мгновение очень расстроился из-за того, что этот кретин испортил замечательный и очень дорогой серый плащ от Хьюго Босс.
   Во второе мгновение он почувствовал страшную, пронзительную боль и удивительную щемящую тоску, как будто он внезапно понял, что никогда не напишет тот настоящий, тот удивительный роман, о котором мечтал многие годы и в котором хотел высказать все то, что за эти годы накопилось в его душе… Впрочем, так оно и было – ведь у Алексея Кирилловича Волкоедова попросту больше не было времени на то, чтобы написать этот роман. У него вообще ни на что больше не было времени, потому что его жизнь неожиданно и катастрофически завершилась.
   Алексею Кирилловичу стало совершенно нечем дышать, как будто в мире внезапно кончился воздух. Даже те жалкие, ничтожные крохи воздуха, которые удавалось невероятным усилием втянуть в легкие, совершенно не годились для дыхания – они были сухими и горькими, как страницы газет с ругательными рецензиями.
   Волкоедов успел еще подумать, что ему так и не удастся получить Нобелевскую премию по литературе, да что там – даже жалкого «Букера» ему уже не дадут, и на этой грустной мысли он скончался.
   Алексея Кирилловича Волкоедова, известного писателя, горячо любимого широкими уголовными массами, больше не существовало.
   Тело в дорогом плаще от Хьюго Босс сползло по грязной стене подъезда и застыло на каменном полу перед дверью лифта.
   Сутулый человек внимательно посмотрел на дело своих рук, наклонился над бездыханным телом и сделал еще одно… это было неприятно, но необходимо. После этого он убрал свои окровавленные инструменты в полиэтиленовый пакет и спрятал в карман.
   Оглянувшись по сторонам, он торопливо направился к выходу, вполголоса проговорив:
   – Историческая справедливость восторжествовала…
   Чуть подумав, он добавил:
   – Частично восторжествовала!
 
   На этот раз Лола вошла в дом на улице Чапыгина без прежнего радостного, победного настроя. В душе у нее пели не бодрые фанфары, а скорбные трагические скрипки.
   Она старалась внушить себе мысль, что несет на телестудию Перришона, как заботливые матери ведут своих талантливых детей в музыкальную или художественную школу, надеясь открыть перед ними ворота к славе… Однако не могла при этом отделаться от сложного неоднозначного чувства и с невольной ревностью поглядывала на клетку с попугаем.
   Перришон, наоборот, выглядел совершенно счастливым и поглядывал по сторонам с видом наследного принца, объезжающего свои будущие необозримые владения.
   Когда дежурный в вестибюле телецентра выписывал Лоле пропуск, Перришон прокашлялся и хрипло выкрикнул:
   – Р-работаем? Пр-ривет, пр-ривет!
   Дежурный от неожиданности выронил авторучку. Лола покосилась на попугая и прикрикнула на него:
   – Веди себя прилично!
   Потом она повернулась к охраннику и проговорила:
   – Извините, он волнуется, первый раз на студии… кстати, на него пропуск не нужно оформлять?
   – Нет, – дежурный, наголо выбритый военный отставник, с интересом посмотрел на Перришона, – не нужно, он проходит как инвентарь.
   – Инвентар-рь? – истошно завопил попугай, оскорбленный до глубины души. – Дур-рак! Кр-ретин!
   – Все понимает! – изумился отставник.
   – Извините, – пробормотала Лола, схватила пропуск и от греха подальше помчалась к лифту.
   На третьем этаже царило какое-то беспокойство. То есть телецентр и в обычные дни здорово напоминал разоренный муравейник, но сегодня он был похож на муравейник в ожидании ревизии.
   Сотрудники передвигались по коридору или стояли возле дверей парами и группами и о чем-то озабоченно переговаривались.
   Лола, не обращая внимания на всю эту суету, подошла к двери триста восьмого офиса и заглянула внутрь.
   В комнате присутствовали в данный момент только Аглая Михайловна и прежний длинноволосый парень, как всегда, поглощенный созерцанием экрана монитора.
   Поскольку парень представлял собой всего лишь приложение к компьютеру и не годился в собеседники, Аглая Михайловна не находила себе места и очень обрадовалась Лолиному появлению.
   – Аглая Михайловна, душечка, – начала Лола тоном христианской мученицы, – я принесла его… Перришона…
   – Здр-равствуйте! – гаркнул вежливый попугай. – Р-работать! Р-работать!
   – Ах, до работы ли тут! – театрально простонала Аглая Михайловна, прижав тонкие пальцы к вискам. – У нас просто сумасшедший дом! Натуральный сумасшедший дом!
   Лола удивленно посмотрела на Аглаю, которая всегда была энергична и решительна и не опускалась до таких жалоб.
   – Что случилось?
   – Студия полна милиции… всех допрашивают, у всех требуют алиби… это какой-то ужас!
   – Кошмар-р! – поддержал разговор вежливый попугай.
   – Да что случилось-то? – повторила Лола.
   – Как, Олечка, ты ничего не знаешь? У нас такой ужас, такой ужас! Вся студия бурлит!
   – Да, я заметила, – растерянно проговорила Лола. – Так что же все-таки у вас стряслось?
   – Два убийства! – трагическим шепотом сообщила Аглая Михайловна. – Сначала Животовский, а потом – Волкоедов!
   – Как – Волкоедов? – удивилась Лола. – Писатель Волкоедов? Я его только вчера видела…
   – Вот вчера вечером его и убили, – прошептала Аглая, – и так страшно убили! Так жестоко!
   Лола подумала, что покойный был удивительный хам, но вслух этого не сказала, руководствуясь известной поговоркой: о мертвых говорят или хорошо, или ничего, кроме того, не убивать же каждого хама!
   Вслух она сказала совсем другое:
   – Ну надо же, еще вчера он был полон сил…
   – Тр-рагедия! – вставил реплику разговорчивый попугай.
   В это мгновение дверь офиса распахнулась и на пороге появилась вчерашняя белобрысая девица.
   Увидев Лолу, девица резко побледнела, а ее лошадиное лицо еще больше вытянулось. Она попятилась, не сводя с Лолы испуганных глаз, как будто увидела привидение, и проговорила заплетающимся от страха языком:
   – Она! Это она!
   – Что это с ней? – Лола повернулась к Аглае Михайловне.
   Странная девица тем временем вылетела из офиса как ошпаренная и с конским топотом понеслась прочь по коридору.
   – Да что это с ней? – повторила Лола.
   Аглая Михайловна пожала плечами, но при этом она смотрела на Лолу с некоторым подозрением.
   – Так что, – не дождавшись ответа, проговорила Лола, – сегодня у вас нерабочая обстановка? Нам с Перришоном лучше прийти в другой день?
   Не успела Аглая Михайловна ответить, как дверь комнаты снова открылась. На пороге появился невысокий лохматый мужчина лет тридцати пяти с мрачным широким лицом. Засунув руки в карманы мешковатых брюк, он переводил взгляд с Аглаи на Лолу.
   Из-за его спины высунулась все та же белобрысая девица. На этот раз, кроме страха, на ее лошадином лице отчетливо вырисовывалось торжествующее выражение.
   – Вот она! – воскликнула девица, указывая рукой на Лолу.
   – Та-ак! – угрожающе проговорил лохматый и сделал шаг вперед. – А вам – спасибо! – Он покосился на торжествующую девицу.
   – В чем дело? – растерянно осведомилась Лола.
   – Капитан милиции Хвощ, – представился лохматый и небрежным жестом протянул Лоле раскрытое удостоверение.
   – А в чем дело-то? – снова спросила Лола, невольно попятившись.
   – Это она! Это точно она! – снова высунулась из-за спины милиционера белобрысая девица.
   – Вопросы буду задавать я! – сурово ответил Лоле капитан и тут же задал свой вопрос: – Вы вчера были здесь, на телестудии?
   – Ну, была, – испуганным голосом ответила Лола, – а что, разве это преступление?
   – Я же сказал – вопросы задаю я! – Капитан Хвощ повысил голос. – А встречались ли вы вчера с господином Волкоедовым?
   – Ну, встречалась, – неохотно отозвалась Лола, чувствуя, что лохматый капитан загоняет ее в какую-то ловушку.
   – Она это, она! – снова подала голос белобрысая девица, подпрыгивая от возбуждения.
   Капитан посмотрел на нее строго, и белобрысая виновато затихла.
   – Был ли у вас с господином Волкоедовым конфликт?
   – А потому что он… – начала Лола, но потом потупилась под суровым взглядом капитана и лаконично призналась: – Да, был.
   – Угрожали вы покойному господину Волкоедову? – продолжал милиционер неотвратимо, как бульдозер.
   – Да ничем я ему не угрожала! – вспыхнула Лола. – А что он, в самом деле, набросился на беззащитную девчонку?
   – Угрожала, угрожала! – взвизгнула белобрысая из-за надежной спины милиционера. – Я слышала! Она ему грозилась глаза выцарапать! Так и сказала – «маникюра не пожалею, а глаза тебе выцарапаю»!
   – Было это? – сурово спросил капитан Хвощ, уставившись на Лолу немигающими стальными глазами.
   – Ну, это же не всерьез! – воскликнула Лола, отступая в проход между столами. – Это же просто так говорится! Не думаете же вы, что я на самом деле…
   – Не всерьез? – насмешливо повторил капитан. – Вы так считаете?
   Он достал из кармана пиджака фотографию и протянул ее Лоле.
   Лола в ужасе уставилась на четкий снимок.
   На грязном цементном полу в жалкой и неестественной позе лежал крупный мужчина в мятом сером плаще. Не было никаких сомнений в том, что этот мужчина мертв.
   В нем трудно было узнать известного писателя Волкоедова.
   В первую очередь из-за того, как выглядело его лицо.
   Лицо было залито кровью, но не это самое главное. И не из-за этого у Лолы неожиданно пересохло во рту и сердце бешено забилось в каком-то совершенно неподходящем месте.
   Дело в том, что у писателя Волкоедова не было глаз.
   Они оказались выколоты, и на их месте темнели отвратительные кровавые провалы.
   – Не всерьез? – повторил капитан Хвощ, но на этот раз в его голосе не чувствовалось насмешки. – А по-моему, все это очень даже серьезно!
   – Это она, это она! – истерично завизжала белобрысая девица, выскочив из-за спины капитана. Она подскочила к Лоле и схватила ее за руку, уставившись на удлиненные, ухоженные ногти. – Маникюра, сказала, своего не пожалею, а глаза выцарапаю!
   Капитан Хвощ поморщился, взял белобрысую за плечо и отвел в сторону. Затем он повернулся к Лоле и потребовал:
   – Ваши документы!
   Лола трясущимися руками протянула милиционеру паспорт. Капитан уселся за свободный стол, расчистил место, сдвинув в сторону стопки бумаг и грязную кружку с густыми потеками кофейной гущи на стенках, и начал заполнять какую-то бумагу.
   Перришон неожиданно запрокинул голову и гаркнул во все свое попугайское горло:
   – Тр-ревога! Дежур-рная бр-ригада, на выезд с ор-ружием!
   Милиционер вскочил из-за стола, схватился за кобуру, но тут до него дошло, что тревога ложная, он вытаращил глаза и погрозил попугаю кулаком:
   – Это что за шуточки?
   Попугай склонил голову набок и проникновенно произнес:
   – Дур-рак мусор-р, кр-руглый дур-рак!
   Капитан выпучил глаза и заорал:
   – Это еще что за гадство? Я тебя за оскорбление при исполнении в обезьянник засажу! Посидишь ночку, научишься органы уважать!
   Тут вдруг подала голос молчавшая до сих пор Аглая Михайловна:
   – Капитан, ну что вы! Разве можно попугая – в обезьянник? Он там такого нахватается, а ему у нас играть! И вообще, он же просто птица – не отвечает за свои слова! Он вообще не думает, что говорит! Капитан, вы любите телевидение? Вы же не хотите сорвать съемки?
   – При чем здесь, блин, попугай? – Милиционер все не мог успокоиться, его глаза горели недобрым блеском.
   – Он не просто попугай, – не сдавалась Аглая, – он артист, он наш сотрудник. У него, как у всякого артиста, тонкая, ранимая душа…
   – А если сотрудник, то должен отвечать по всей строгости закона! – проговорил капитан, постепенно успокаиваясь.
   – Пр-рошу пр-рощения! – прохрипел попугай, покаянно опустив голову.
   – Во, блин, дает! – восхитился капитан. – Артист! А вы говорите – птица!
   Он снова сел за стол и продолжил заполнять бумагу.
   «Небось за попугая Аглая вступилась, – обиженно подумала Лола, – потому что он ей в сериале нужен, а я ей никто!»
   Капитан тем временем переписал Лолины паспортные данные и приступил к вопросам.
   – Насколько близко вы знали потерпевшего?
   – Кого? – переспросила Лола, которая от волнения плохо соображала.
   – Потерпевшего, – раздраженно повторил капитан, – убитого. Фотографию которого я вам показывал.
   Вспомнив ужасное лицо на снимке, Лола вздрогнула и поспешно проговорила:
   – Я его вообще не знала.
   – Нехорошо! – задушевно проговорил милиционер. – Очень нехорошо!
   – Пер-ренька хор-роший! Хор-роший! – подал голос попугай, услышав знакомое слово.
   – Попрошу соблюдать тишину! – не поворачиваясь к попугаю, прикрикнул капитан Хвощ.
   Попугай испуганно замолчал, выразительно хлопая круглыми глазами.
   – Что нехорошо? – спросила Лола.
   – Только что вы под давлением фактов показали, что вчера у вас был конфликт с потерпевшим, а теперь утверждаете, что вы его вообще не знали! Это вас очень плохо характеризует…
   – Да что вы меня запутываете! – от волнения Лола повысила голос. – Я его не знала, вчера первый раз встретила в коридоре, первый и последний…
   – Вот именно – последний, – мрачно повторил за Лолой милиционер, – и незачем повышать на меня голос.
   – Я не повышаю… – Лола чуть не плакала.
   – Повышаете. И объясните мне, как такое получилось – вы встретили потерпевшего, по вашим словам, первый раз в жизни, и у вас с ним тут же произошел конфликт?
   – Бр-ред! – не удержался Перришон.
   – Вот именно! – Капитан впервые согласился с попугаем.
   – Он… потерпевший… очень грубо разговаривал с девушкой, сотрудницей телестудии. Она была очень расстроена… ну, я за нее просто вступилась! Нельзя же, в конце концов…
   – Какая девушка? Как фамилия? – милиционер поднял на Лолу недоверчивый взгляд.
   В это время дверь комнаты резко распахнулась, и в офис влетела вчерашняя голубоглазая девчушка Танечка, бессловесная жертва покойного Алексея Кирилловича Волкоедова.
   Но как она изменилась!
   Голубые глазки метали громы и молнии, на круглом кукольном личике горел гневный румянец, Танечка, кажется, стала даже выше ростом.
   – Отпустите ее! Отпустите ее немедленно! – закричала она на капитана Хвоща, замахиваясь на него маленькими твердыми кулачками. – Сейчас же отпустите! Она ни в чем не виновата!
   – Это еще кто? – удивленно уставился на Танечку милиционер.
   – Вы спрашивали, за какую девушку я вступилась, – проговорила Лола, взяв себя в руки, – вот за эту. Это на нее безобразно кричал потерпевший.
   – Да! – взвизгнула Танечка. – Он меня довел до истерики! Он хам! Он ужасный хам! А она вступилась за меня, не дала меня в обиду! И я тоже не отдам ее вам на растерзание!
   С этими словами Танечка встала перед Лолой, заслоняя ее от грозного капитана своим тщедушным телом.
   – Да никто и не собирается ее… терзать! – пробормотал Хвощ, растерянно глядя на неожиданную Лолину защитницу. – Ворвалась тут, понимаешь… а до истерики вас довести, как я погляжу, ничего не стоит! Это что же – каждого придется убивать?
   – Никого она не убивала! И арестовать ее я вам не дам! – трагическим голосом выкрикнула смелая девчушка, гордо вскинув голову, как Галилео Галилей перед инквизиторами.
   – Вот уж не спрошу у вас, кого мне арестовывать, а кого не надо! – обиженно пробурчал капитан. – Да с чего вы взяли, что я собираюсь ее арестовывать? У меня пока недостаточно для этого оснований! А вести себя так с представителем закона нельзя! Ваша фамилия? – Он достал ручку и потянулся за листком бумаги.
   – Моя фамилия Пеночкина! – гордо откликнулась девчушка. – Можете меня арестовывать!
   – Да кому вы нужны, Пеночкина! – недовольно отмахнулся милиционер, записывая ее фамилию. – Я просто собираю показания… а за что на вас потерпевший так напустился?
   – Ни за что… – Танечкины круглые глазки снова наполнились слезами. – Все начальство от него попряталось, а меня выдали ему… на растерзание… – И она, вспомнив вчерашние обиды, захлюпала носом.
   – Вот, понимаешь, порядки, – сочувственно проговорил Хвощ, – прямо как у нас. Тоже, как начальство в сердцах приедет, полковники попрячутся и подставляют рядового капитана…
   Осознав, что подобное сочувствие понижает его авторитет, капитан посуровел и продолжил, склонившись над протоколом:
   – Значит, Пеночкина, вы подтверждаете, что вчера имел место серьезный конфликт между покойным гражданином Волкоедовым и присутствующей здесь гражданкой Чижовой?
   – Ничего не конфликт! – снова вскинулась Танечка. – Она за меня просто вступилась!
   – Это вы мне уже десять раз говорили… а что насчет угроз выцарапать ему глаза?
   – Не было никаких таких угроз! – Танечка решила стоять насмерть.
   – А вот присутствующая здесь гражданка… – Милиционер повернулся к белобрысой девице с лошадиной физиономией, которая, раскрыв рот, наблюдала за происходящим.
   – А ей лишь бы кому-нибудь подгадить! – Танечка повернулась к белобрысой. – Ах ты…
   – Были угрозы! – выкрикнула та в ответ.
   – Вр-рет! Вр-рет! – очень своевременно гаркнул попугай.
   – А вы вообще молчите, вас там не было! – отозвалась белобрысая, от удивления обратившись к попугаю на «вы».
   – Сумасшедший дом какой-то! – проговорил капитан, складывая свой листок. – Истерички, артисты, попугаи, и у каждого, видите ли, тонкая ранимая душа… все! Буду вас вызывать к себе повестками, в отделении милиции вы такой цирк не посмеете устраивать!
   – Дур-рдом! – попугай в кои-то веки оказался солидарен с представителем власти.
 
   Не помня себя, Лола подхватила клетку с попугаем и побрела по лестнице.
   – Вот это номер! – бормотала она. – Сходили на студию, называется, снялись в сериале. Этот детектив похлеще киношного будет. Что у них там – мужа похитили? А меня чуть в тюрьму не упекли!
   – Др-р-янь какая! – заорал попугай из клетки.
   – Ты уж молчи! – разозлилась Лола. – Все из-за тебя! Тоже мне, захотелось ему славы всемирной! Артист погорелого театра, вот ты кто!
   Попугай обиделся и замолчал, тем более что Лола прикрыла клетку платком.
   Она подняла руку и села в первую же попавшуюся машину – темно-красные «Жигули». Водитель пытался пристать с разговорами, но Лола была погружена в собственные проблемы, отвечала невпопад, и водитель отстал.
   Ну и ну, думала Лола, это что же такое получается? Кто-то убивает людей в телецентре, и во втором убийстве подозревают ее? Угораздило же ее сцепиться с этим, как его, Волкоедовым! Хам был редкостный и склочник, все с ним ругались, а убийство хотят свалить на нее. И есть ведь еще второе убийство, продюсера зарезали, ну уж там-то Лола ни сном ни духом, но как знать? Если милиции нужен подозреваемый, так, может, и то убийство свалят на Лолу… Скорей домой, к Лене, он, конечно, будет ругаться, что она, ничего ему не сказав, поперлась на студию, но все-таки поможет, должен помочь.
   – Какой подъезд? – спросил водитель.
   Лола очнулась от грустных мыслей, указала подъезд, расплатилась и вышла, ссутулившись под гнетом навалившихся неприятностей. Машина газанула и сорвалась с места. Лола машинально оглянулась и отметила, что в номере рядом стоят подряд две девятки.
   Лола прошла мимо консьержки, не поздоровавшись, что для нее было делом неслыханным, поднялась на лифте и открыла дверь своим ключом.
   – Дорогая, ты уже дома? – окликнул ее Леня. – Так быстро?
   Все обитатели квартиры высыпали в прихожую, даже кот притащился.
   – Что-то не так? – прищурился Маркиз, он отлично умел читать у Лолы по глазам.
   – Все не так! – убитым голосом произнесла Лола. – Если бы ты знал, как все плохо!
   – У тебя реквизировали Перришона? – спросил Маркиз.
   – Да при чем тут это! – Лола махнула рукой. – Перришон…
   Тут она оглянулась в поисках клетки, не нашла ее рядом и поглядела на Леню вытаращенными от ужаса глазами.
   – Где попугай? – железным голосом спросил Леня. – Что ты с ним сделала?
   – Ленечка, ты только не волнуйся, – жалко залепетала Лола, – но кажется, я его потеряла…
   – Та-ак, – протянул Леня внешне спокойно.
   Но это было затишье перед грозой, когда черная туча уже нависла над крышами домов, птицы замолкли, и хозяйки сломя голову несутся снимать подсыхающее белье. Спокойствие в Ленином голосе никого не обмануло. Лола втянула голову в плечи и закрыла глаза, готовясь принять справедливую кару, предусмотрительный кот Аскольд одним длинным прыжком взвился на шкаф, и только глупышка Пу И не нашел ничего умнее, чем прижаться к ногам любимой хозяйки. В данной ситуации, прямо скажем, не слишком безопасное место!
   – Повтори еще раз, – проскрежетал Леня, постепенно набирая обороты, как мотор от старого трактора, – что ты с ним сделала?
   – Я забыла его в машине! – выпалила Лола. – Я была в таком состоянии, ты не представляешь, что случилось на телестудии!
   – На тебя посмотрел благосклонно их самый главный режиссер? – ядовито осведомился Маркиз. – Кого ты там встретила? Никиту Михалкова? Эльдара Рязанова? Этого, как его… – Он запнулся, потому что забыл фамилию, и Лола воспользовалась этим, чтобы вставить словечко в свою защиту:
   – Ты бы выслушал сначала, что произошло, а потом издевался! Тебя, между прочим, это тоже касается!
   – Ты лучше про попугая, – посоветовал Леня. – Говори конкретно, где и когда ты его оставила?
   – Только что, в машине, когда ехала домой, – отрапортовала Лола. – Понимаешь, я была так расстроена, что просто забыла, что села в машину с попугаем, да еще прикрыла клетку, потому что он все время кричал всякие гадости. Он, конечно, перевозбудился там, на студии, все на него смотрели, да еще такое дело…
   – Какая машина? – перебил Леня.
   – Жигули «девятка», цвет – «коррида», – с готовностью ответила Лола.
   – Очень мило! И ты представляешь, сколько в нашем городе «девяток» цвета «коррида»? – трагически возопил Маркиз. – Пока я буду их всех перебирать, попугай умрет!
   – Ну, заметит же его водитель или пассажиры… – неуверенно возразила Лола.
   – Ага, и выбросят на помойку! В клетке, так что бедная птица даже не сможет улететь!
   – Скажите пожалуйста, как ты, оказывается, привязан к попугаю! – удивилась Лола. – А я и не знала! Но знаешь, я еще обратила внимание, что в номере машины встречаются подряд две девятки.
   – И на том спасибо! – буркнул Маркиз. – Хоть какой-то след. Будем искать, подключу Ухо, у него связи в ГИБДД.
   Ухо был приятелем и старым знакомцем Маркиза, Леня часто использовал его в своих операциях, потому что Ухо был большой дока по части автомобилей. Он мог в считаные минуты угнать любую тачку и переоборудовать ее, имея для этой цели собственную автомастерскую, где работал один и пускал туда считаное количество друзей, среди которых был и Маркиз.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента