Страница:
Впереди в качестве приманки снова была выставлена сотня, она встретит урусов первой и постарается заманить к основным силам. Это хорошо, что часть урусов перешла на их берег, а основная осталась на том, труднее будет прийти на помощь первым полкам. Сначала, когда доложили, что урусы поделились, не договорившись, Субедей не мог поверить своим ушам. Глупее ничего не придумаешь – выходить на решающую битву врозь! Урусы сами себя приговорили к смерти. Ему стало даже жаль отчаянного коназа, который вышел вперед, махнув рукой на своих неповоротливых товарищей. Что ж, у врагов тоже бывают достойные воины. Таких татары берут в свои тумены, даже позволяют их возглавлять, пусть не тумены, но сотни точно…
Долго не спал в ту ночь старый Субедей, он даже забыл о своей мечте поскорее вернуться домой, вернее, не забыл, а старался не думать, воин должен быть собран, и никакие мысли о доме отвлекать не могут. Если это произойдет, бой будет проигран, а проигрывать Субедею никак нельзя, он со своим войском слишком далеко от дома, чтобы ослабнуть, он должен оставаться сильным. И хитрым. И разумным. Таким, каким был много лет, пока водил сначала сотню, потому тумен, а теперь вот целое войско для Потрясателя вселенной.
Не спал и Мстислав Удатный, что-то беспокоило князя. Не нравилось разъединение дружин в решающий час, но он все же был уверен, что, как ни заносчив Мстислав Киевский, стоит ввязаться в бой, на помощь придет. Хотя бы уже из желания урвать и свой кусок добычи. Мстислав со вздохом посмотрел на сладко спавшего зятя. Светловолосому крепкому Даниилу снилось что-то хорошее, во сне улыбался… Надо приглядывать за молодым князем, он еще слишком неопытен и лезет в драку очертя голову. Не осиротить бы дочь-то… Мстислав тихонько вздохнул: сколько сиротинушек останется после завтрашнего боя? Но таков удел ратника, никто не ведает, вернется ли домой или сгинет в дальней земле. Главное, чтоб не опозорил род, свое имя и память о себе…
На рассвете, едва взошло солнышко, разбрасывая вокруг свою благодать, в стане русских заиграли трубы, Мстислав дал сигнал к бою. Даниил прислушался, ожидая оживления и у остальных князей, но ничего не услышал. Дольше размышлять некогда, половцы, ведомые Яруном, пошли первыми.
– Вперед! – Даниил птицей взлетел в седло. Руки чесались пустить в дело скучавший в ножнах меч.
Он не заметил, как Мстислав кивнул Немому, чтоб приглядывал за его зятем.
В бой вступили не сразу, чего-то ждавшие татары привычно бросились отступать. Русским бы задуматься: почему враги этого не сделали до рассвета, зачем ждали, пока их заметят и погонятся? Но Даниил так рвался в бой, что ни о чем не думал, главное, добраться до врага и сносить головы одному за другим! Догоняя удиравших всадников, они так и делали, меч Даниила заходил налево-направо, разя и разя противника.
Татар было немного, казалось, их вот-вот сомнут и уничтожат, как вдруг… Даниил не поверил своим глазам, удиравшие враги просто заманили русских и половцев в ловушку! Из оврагов, лощин, из зарослей появлялись все новые и новые всадники, мелькнула мысль: «Их действительно тьмы!» Причем они не нападали все сразу, в атаку пошла только часть, остальные ждали. Но и тех было достаточно, первыми, получив сильнейший удар, дрогнули по бокам половцы. Не просто дрогнули, а побежали!
Это оголило фланги волынских и галицких полков, а главное, удиравшие со всех ног половцы смели лагерь оставшихся на том берегу лужан и новгородцев! Увидевшие, что на них несется волна всадников, и еще не слишком понимая, что происходит, дружинники даже не успели толком вооружиться. Выставленные вперед заслоном восемь десятков богатырей, среди которых был Александр Попович, сам натиск бы выдержали, да были попросту расстреляны татарами из луков на подходе. Каленые стрелы не отобьешь палицей или мечом, бездоспешные дружинники гибли один за другим.
А дружины Даниила и Мстислава Удатного бились не на жизнь, а на смерть. Приди им на помощь вовремя Мстиславы Киевский и Черниговский, кто знает, как повернуло бы, но те предпочли отсидеться. Мстислав Киевский видел неравный бой между дружинниками Удатного и наступавшими татарами, его воеводы даже требовали выйти из укрепления и помочь галичанам и волынянам, но князь только морщился:
– Пусть немного потеребят. Когда чуть поучат уму-разуму, чтоб не задирался супротив старших, тогда и пойдем на помощь.
А на левом берегу Калки и в воде брода сеча шла не на жизнь, а на смерть. Даниил, который успел и меч затупить, в какой-то миг почувствовал сильный удар в грудь, но на коне удержался, от второго удара увернулся и сам снес сильного татарина, который ловко действовал копьем.
Отбивал одну за другой нападки и Мстислав Удатный, он, видно, и впрямь был удачлив: ни одной раны! Крутя головой, старший князь пытался разглядеть, где его зять. Немой, видно, понял, показал на левый берег, где татары плотно окружили остатки волынян. И так же молча бросился на выручку. С левого берега послышалась небывалая ругань, это Мстислав Немой показал наконец, как умеет кричать. Ярость, с которой он напал на татар вокруг Даниила, а еще небывалая сила, с какой попросту расшвыривал тех вместе с конями, на какое-то время даже обезоружили врага.
– Держись, князь!
Даниил крикнул в ответ:
– Спасибо!
Разговаривать было некогда, враг наседал плотным строем, оба князя снова оказались в окружении. Теперь биться предстояло только до собственной смерти, надежды вырваться из этого страшного кольца не оставалось. Но ни Мстислав Немой, ни Даниил об этом не думали, главное, убить как можно больше татар, чтоб их меньше осталось на остальных дружинников. Даниила брало зло: да где же полки Мстиславов Киевского и Черниговского?! Чего они ждут, чтобы волыняне и галичане все головы сложили в неравном бою?!
Все было так и немного не так. Полки Мстислава Черниговского вступили в бой с опозданием и тут же были опрокинуты сначала бегущими половцами, а потом волной всадников на невысоких лошадках. Запели тугие луки, затенькали тетивы, засвистели стрелы, и сотни русов полегли, даже не успев поднять свои мечи и вскочить на коней.
А Мстислав Киевский, видя, что бой проигран и проигран так быстро, поспешил запереться внутри своего укрепления, надеясь переждать, пока татары промчатся за удирающими половцами, а потом выскочить и ударить в спину. Это показалось хорошим выходом, так можно и собственную дружину спасти, и остальным помочь.
Субедей издали с холма наблюдал битву. Он усмехнулся, увидев, как первые полки урусов снова поддались на обман, рванули вперед, вернее, вперед рванулись кипчаки, быстро не выдержали удара и бросились обратно, сметая своей охваченной паникой волной урусские ряды.
– Хорошо… хорошо!..
Рука полководца сжала рукоятку плети. Все получалось даже лучше, чем они с Джебе придумали, а помогли татарам сами урусы. Разделиться перед решающей битвой, полезть невесть куда без толковой разведки (он не сомневался, что разведки не было, иначе не было бы и столь глупого поведения)…
Привычные к степным просторам глаза Субедея (один он потеряет позже) легко различали происходившее вдали. Ход боя полководцу очень нравился. Вдруг Субедей обратил внимание на двух урусов, по одежде не последних нойонов, видно, коназей, как называли. Один явно молодой, второй постарше, эти двое бились, словно барсы. Субедей вздохнул: даже жаль, если убьют. Надо сказать, чтоб взяли в плен. Полководец сделал знак одному из нукеров приблизиться, показал рукой с плетью на двух крепких урусов:
– Видишь тех двоих? Не убивать! – И вдруг неожиданно для себя добавил: – Дайте им уйти.
Нукер исчез и почти сразу показался внизу, спеша в гущу боя. Прокричать приказ Субедея успел, но тут же сам упал, сраженный чьей-то рукой.
Даниил с Мстиславом Немым с удивлением почувствовали, что им стало чуть легче, не так уж наседали проклятые. Но раздумывать оказалось некогда, Даниил с ужасом увидел, что татары просто затоптали лагерь на другом берегу и не успевшую изготовиться к бою дружину Мстислава Черниговского. Оставалась надежда на Киевского князя, но Немой прокричал, показывая на ограждение, что киевляне поставили в предыдущий день:
– Спрятались, надеются укрыться.
От злости захотелось самому наброситься на трусов, но тут подскочил дружинник Мстислава Удатного:
– Князь велел к нему отходить! Быстрее!
Даниил скомандовал остаткам своего полка уходить, но кто-то из дружинников помотал головой, стараясь перекричать шум боя:
– Уходи, князь! Мы прикроем! Уходи!
Остатки волынян действительно встали стеной, защищая своего молодого князя от нападок татар, не подозревая, что те и так не станут его бить. Видевший это со своего холма Субедей усмехнулся: видно, не он один ценил молодого уруса.
Даниилу и Мстиславу Немому удалось уйти, причем молодой князь даже догнал своего тестя.
– Все кончено, Данила, нужно уходить! За мной!
Позорно бежать с поля боя, но просто сложить головы, не надеясь ни на что, тоже глупо. Даниил пришпорил коня…
Сколько раз он потом клял себя за это бегство! Казалось, если бы не повернул прочь, не поддался, смог бы переломить ход боя в свою пользу, не усидел бы Мстислав Киевский за своей оградой, выскочил в помощь. Но сзади свистели стрелы, а впереди неслись десятки таких же, как он, воинов. Молодой князь держался сзади коня своего тестя, уговаривая себя, что если уж Удатный повернул прочь, значит, дело и впрямь плохо.
Не единожды по ночам он будет вскакивать от свиста стрел в ушах, от криков на непонятном языке, от воплей ужаса и боли, сколько раз после не сможет заснуть до самого утра и будет скрежетать зубами в бессильной ярости на самого себя, что не сложил голову вместе с теми, кто бился с врагом. Его никто никогда не упрекнул за это бегство, но только он знал, как упрекал и корил себя сам, сколько седых волос добавилось из-за тяжелых раздумий после той битвы.
Они никогда не говорили с тестем о позорном бегстве, но оно всегда стояло незримой стеной, отравляя всю оставшуюся жизнь. Позже, чувствуя себя виноватым в произошедшем и в вине своего зятя, Мстислав Удатный поверил наветчикам, что Даниил замышляет на него плохое, но потом опомнился.
А тогда они долго гнали коней, торопясь уйти как можно дальше. Шум боя, а вернее, уже и не боя, а просто погрома становился все глуше. У какой-то речушки остановились, Даниил наклонился зачерпнуть горстью, чтобы напиться, и вдруг увидел, как в текущую воду капает кровь! Только теперь он понял, что ранен, тот сильный толчок, видно, был ударом копья. Грудь пробита, пришлось приложить спешно нарванных трав, но дольше задерживаться некогда, погоня близка.
Вокруг них собрались несколько успевших бежать дружинников, увидев, что молодой князь ранен, стали просить уезжать быстрее:
– Мы задержим. Спеши, князь.
Мстислав с Даниилом снова метнулись на коней:
– Помощь приведу из Олешья или Чернигова!
На слова Мстислава дружинник только махнул рукой. Чего уж тут, какая помощь? До Олешья сколько верст!
Мстислав торопил и торопил зятя, видно, прекрасно понимая, что татары не отстанут:
– Данила, пока на коне держишься, скачи! Нам до Днепра добраться нужно, там не тронут.
Запасных коней взяли в одном из сел, но своих не бросили, так и шли одвуконь. Услышавшие о беде жители деревень и сел на их пути торопились выйти навстречу вражинам с крестами и дарами, но не зря спешил князь Мстислав, подгоняя зятя, татары не оставляли живых у себя за спиной: опасно. Правило Степи: побежденные не могут быть друзьями победителей, смерть первых нужна для безопасности вторых.
А у Калки татары уже третий день забрасывали стрелами укрепления Мстислава Киевского. Нойоны Цыгыркан и Тешукан были вне себя, большая часть войска ушла догонять бежавших, а они вынуждены топтаться подле этих противных урусов! Но и взять поставленное ограждение с лету не удавалось. Наконец был придуман хитрый ход.
Тешукан приказал позвать старшего из воевавших в его тысяче бродников, Плоскиню. Тот явился не слишком довольный, избивать русов, пусть и тех, с кем он не знался, как-то не слишком хотелось. Татарин хитро прищурил глаза:
– Тебя кто заставляет убивать? Вымани их, заставь выйти, чтобы мои люди тоже могли вперед отправиться.
– Как же я их выманю?
– Глупый урус! – прошипел Тешукан. – Скажи, что я их крови не пролью, пусть выкупит себя и своих воинов. Иди!
Плоскиня прекрасно понимал, что лжет поганый, что в его словах кроется какой-то обман, слишком довольно блеснули узкие глаза. Но что он мог поделать? Пришлось действительно отправиться к Мстиславу Киевскому. Перед тем заставил татарина еще раз повторить свое обещание – не проливать русской крови, если выйдут из-за ограды добром.
– Не пролью!
Плоскиню внутрь ограды не пустили, долго разговаривали через нее, князь и его дружинники боялись, что за разговорами вместе с бродником внутрь проникнут и татары. Плоскиня убеждал, что Тешукан обещал не проливать крови, если князь выкупит себя и дружину. Долго не верили. Предыдущие три дня они невольно слышали крики раненых, которых на поле добивали татары, а потом дышали смрадом горевших в погребальных кострах убитых врагов. Неужто простят их самих? Но Мстислав понимал и другое: татары снаружи, у них вода, у них еда, а у русских в их ограде ничего. Татары могут сидеть у ограды хоть до холодов, а они сами? Еще чуть, и на солнце сходить с ума без воды начнут лошади, а потом и люди.
Помощь вряд ли придет, видели же, как избивали волынские и галицкие полки, как бежали половцы, легли под стрелами татар куряне, лужская дружина… Оставался где-то далеко не успевший к общему отправлению Василько Ростовский, но как можно надеяться на пятнадцатилетнего мальчишку, если умудренные боями мужи так глупо попались?
Теперь Мстислав Романович Киевский прекрасно видел, что вместе с остальными русскими князьями оказался в старательно подготовленной ловушке. Эти татары заранее спланировали, заманили русские полки туда, где все готово для боя, потому и побили так легко. Что было гнаться за едва плетущимися сотнями врагов или ловить их скот? А уж переправляться через речку, не разведав, сколько там врагов, как это сделал Мстислав Удатный, и вовсе глупо. Киевский князь со своего холма видел, что Мстислав с зятем ушел от татар, только далеко ли? Вон их сколько в погоню бросились.
Но Мстислава Романовича теперь интересовала судьба не князя Галицкого, а своя собственная и тех, кто оказался рядом взаперти. А это оба зятя – Андрей и Александр. Пробилась слабая мысль: может, и правда, если откупиться, так отпустят? Для степняков данное слово что ветер, сказал – и дальше понесло, но Плоскиня все же христианин, поди?
– Побожись!
Бродник честно глянул, широко перекрестился:
– Нойон Тешукан слово дал, что не прольет русской крови ни твоей, ни твоих людей, если выкупишь себя и всех.
– Слово твой нойон держит?
Плоскиня пожал плечами:
– Перед своими держит, а дальше не ведаю. Только мыслю, князь, у тебя выхода нет, ни воды, ни еды тебе никто не принесет. Остальные князья либо убиты, либо бежали, только их и видели. Если даже кто и спасется, то, пока подмогу приведет, от вас одни скелеты останутся. Да и кому помогать-то? Владимирский князь только рад будет, а у остальных и сил нет…
Этот змей подколодный был прав, и от понимания его правоты становилось еще тошнее.
– Скажи нойону, я подумаю.
– Думай, князь, только недолго, больно сердиты татары, могут совсем разозлиться, тогда и выходить будет некому.
– А что они сделают, коли не выйдем?
– Стрелами с огнем закидают. У вас небось воды-то немного, чтоб тушить?
Это была настоящая угроза, еще подумав, Мстислав решил, что другого выхода, кроме как обещать большой выкуп, у него нет.
Услышав, что урусы решили выйти, Тешукан усмехнулся:
– А я другого не ждал! Пусть идут, хорошо повеселимся.
Плоскиня почувствовал себя совсем дрянно, возмутился:
– Тешукан, ты слово давал, что крови не прольешь!
– Не пролью, клянусь! Я их по-другому уморю, бескровно!
Его хохот слышали и русские, правда, было поздно, они освободили проход, и теперь оставалось только выйти или лечь под татарскими стрелами.
Нойон слово сдержал отчасти, он не пролил крови князей, приказав зарубить остальных. А Мстислава и его зятьев связали, бросили на землю, сверху навалили доски и уселись пировать за победу! До самой ночи между взрывами хохота и довольными криками татар из-под досок можно было услышать стоны умиравших в мучениях Мстислава Романовича Киевского и князей Андрея и Александра. Остатки русского войска были уничтожены. Битва на Калке завершилась.
В это время бегущие с поля боя князья и их дружинники, которых становилось все меньше, достигли Олешья, где оставались на плаву ладьи и плоты, на которых переправлялись. Первыми на берег выскочили, конечно, Мстислав Удатный и Даниил Романович. Старший князь уже занес ногу в ладью, как вдруг резво прыгнул обратно.
– Что? – испугался Данила. Он тревожно вглядывался в другой берег реки, неужели и там увидел поганых? В этом месте Днепр как нигде узок, и ста саженей не наберется, переплыть недолго. Но правый берег был пуст. Неужели Удатный решил подождать остальных бегущих и все же хоть здесь дать бой догоняющим татарам? Данила почувствовал даже облегчение, то, что бежал, оставляя позади своих дружинников, заставляло сердце болеть сильнее раны.
Но Мстислав Удатный принялся… рубить мечом ладьи и лодки на берегу!
– Зачем?!
– Чтоб за нами следом татары не переправились!
– Да ведь и наших дружинников много бежит!
– Нет, – замотал головой князь, – то мы с тобой, дурни, сюда бежали, к броду, о котором все знают. Остальные небось поумней, в лес ушли, и вся недолга. Татары в леса искать не кинутся. Руби!
Подчиняясь его приказу, еще трое подоспевших дружинников принялись рубить лодки. Но мечи не для того кованы, чтобы днища ладейные прорубать, сначала у одного, потом у другого, а потом и у самого Мстислава от клинков оказались одни обрубки. Тогда он принялся отталкивать лодки от берега. Наконец осталась всего одна, в которую и прыгнули.
Гребли быстро, ведь на том берегу нужно было успеть уйти, чтобы не поняли, куда делись. А там, откуда прибежали, уже слышался шум. Погоня?
Стоило отплыть подальше, как Даниил увидел страшную картину: на берег выскочили еще дружинники, не успевшие сразу за князьями. Они кидались за ладьями, пытаясь удержать хоть одну, но, измученным многодневной бешеной скачкой, оголодавшим, им было не под силу. Уже с другого берега князья увидели и вовсе то, что Даниил до конца дней своих забыть не мог. Теперь на берегу показались татары. Видно, заслышав погоню и понимая, что теперь не спастись, русские встали полукругом, защищая переправу и своих удиравших князей.
Мстислав потянул зятя за руку:
– Пойдем! Помочь не поможешь, а смотреть ни к чему.
Татары не стали преследовать беглецов на правом берегу Днепра, не стоили два князя таких стараний.
Когда стало понятно, что они спасены, Даниил упал ничком в траву и долго лежал без движения и слов. Мстислав Удатный сидел на берегу, обхватив колени руками и немигающим взглядом уставившись на текущую воду.
Давно ли ярились, спешили, красовались друг перед дружкой! Давно ли был на коне и в первом ряду в бою? А вот теперь тоже первый, только в бегстве. Мстислав Удатный повернул коня… в такое никто не поверит, если услышат. Вспоминать оставшихся на берегу без ладей и возможности переправиться дружинников вообще не хотелось.
Солнце клонилось к закату, утки стая за стаей опускались в береговые камыши, слышался легкий плеск, над ухом противно звенел комар. Тучи таких же роились над водой в небольшом затончике, где вода почти не двигалась. Мирная картина, и никаких татар, звона мечей, криков боли. Где-то далеко-далеко осталась Калка с погибшими русскими дружинами, татарское войско, ужас разгрома и позор бегства. Вернее, позор никуда не делся, теперь навечно будет с ними.
Вдруг мелькнула опасливая мысль, что татары могут передумать и все же переправиться на правый берег Днепра. Но сколько ни прислушивался, ничего не услышал. Солнце дробилось на волнах Днепра, кое-где к берегу волной прибило обломки сокрушенных им самим ладей. Но ни врагов, ни своих не было видно…
Снова накатили невеселые мысли. Каково теперь в глаза людям смотреть… И зятю Даниилу тоже, ведь всегда был для него примером. Мстислав вспомнил, что Даниил ранен, пока мчались, не разбирая дороги, только бы подальше от ужаса боя, молодой князь не вспоминал о ране, теперь надо бы посмотреть…
Дружинники, успевшие переправиться вместе с князьями, не бросили их и теперь. Они тоже сидели, угрюмо уставившись в никуда. Такого позора Русь еще не видывала, в поход уходили семнадцать князей со своими дружинами, да сколько еще по пути присоединилось… А возвращались? Князья погибли почти все, что будет с оставшимися киянами за ограждением, тоже неведомо… Хотя, чего уж тут гадать, татары их добром не выпустят, либо пересидят до погибели, либо перебьют. И чья в том вина?
Как ни мыслили, ни крутили, все выходило, что княжья. Друг перед дружкой все красовались, гордились, никто никого не слушал, каждый важничал. И в бой-то вступили врозь, где уж тут вражину одолеть? Верно говорят, гуртом и батьку бить веселей, а коли ладу нет, так и с дитем не справишься. Маются теперь вон два князя, а сделанного не вернешь, сколько людей погибло, сколько позора на их головы ляжет. А что дальше с Русью будет? Дружины княжеские побиты, теперь вражине прямой путь на остальные земли. От таких мыслей становилось страшно, тем более видели, что князья и сами не знают, как быть. Ладно бы Даниил Волынский, тот молод совсем, молоко на губах не обсохло, но и Мстислав Удатный, которого до сих пор судьба не обижала, сколько ни воевал, тоже беспомощно мается. И от этой неуверенности было еще тяжелее…
А Даниил все лежал, не произнося ни звука, Мстислав даже забеспокоился, ведь тот потерял много крови, вдруг ему плохо? Но стоило тронуть за плечо, как вскинулся:
– Что?!
– Ничего, лежи. Хотя нет, вставай, добираться до людей пора, не бродить же по лесу до конца жизни…
На правом берегу Днепра их никто не преследовал. Из русских спаслись только те, кто сумел, как Мстислав и Даниил, переправиться или укрыться в лесах. Дружинников на берегу уничтожали безо всякой жалости, в плен было приказано никого не брать. Спаслись и те, кто добрался до Чернигова. Близ города стояла дружина Василька Ростовского, не успевшего вместе с остальными и не рискнувшего отправляться следом. Это спасло Васильку жизнь на четырнадцать лет.
Чернигов укрыл всех, кто сумел до него добраться. Татары не стали ни воевать город, ни вообще больше гоняться за остатками русских дружин. Нельзя размазываться по такой территории, можно и самим попасть в тяжелое положение. Кроме того, в планах Субедея не было осады далеких городов, для этого требовалось совсем другое – осадные орудия, куда больше людей и точная разведка, где и что находится. Одно татары поняли хорошо – Русь земля богатая, а значит, сюда надо возвращаться.
Еще когда только спешили к Днепру, Субедей поинтересовался у сотника Борте, оказавшегося рядом:
– Во время боя с урусами я приказал позволить уйти молодому урусскому коназу. Он сумел?
Немного погодя сотник докладывал:
– Он ушел, вместе еще с одним коназем ушел за большую реку.
Субедей кивнул. Он и сам не знал, почему озабочен судьбой молодого уруса, к чему ему этот коназ, словно чувствовал, что когда-то придется еще раз встретиться.
К Субедею примчался гонец от Потрясателя вселенной. Весть была не самой хорошей – на отправленный караван с помощью и провизией посмели напасть какие-то булгары. Теперь требовалось срочно их наказать. И вообще, пора домой, в родные степи.
Субедей-багатур приказал собрать остатки туменов на берегу большой реки, но при этом зорко следить, не рискнут ли урусы переправиться, чтобы напасть. Урусы не рискнули.
Прихрамывая (все же возраст), Субедей подошел к коню, но вот в седло взлетел птицей. Проехал вдоль стоящих всадников. Из родных степей уводил три тумена, до встречи с урусами у него оставалось два, теперь куда меньше. Хотя в последнем бою потери были небольшими, но они были. Нет, несомненно, пора домой, иначе скоро некому будет возвращаться.
Вскинул голову, заговорил громко, чтобы слышали хотя бы передние (передадут остальным):
– Вы на берегу далекой большой реки. Выпейте из нее воды и запомните этот вкус. Мы возвращаемся домой, но, как только вы начнете вкус этой воды забывать, мы вернемся сюда, и снова будут бои, вы возьмете богатые города и много-много добычи. Вы – воины великого Потрясателя вселенной!
Ответом ему был рев тысяч глоток, татары приветствовали своего любимого предводителя – Свирепого пса Потрясателя вселенной, как называл Субедея сам Чингисхан.
Татарские кони повернули морды на восток. Правда, им предстояла еще очень трудная битва с булгарами, которые не стали, как русские князья, красоваться друг перед дружкой, напротив, объединили свои силы и дали решительный отпор незваным набежникам. В бою с булгарами погибли Джебе и старший брат самого Субедея Джеме. Субедей-багатур тоже пострадал, он лишился одного глаза и едва не потерял правую руку, которая после того перестала полностью разгибаться. Из-за этого Субедей получил прозвище Барс с Разрубленной Лапой.
Долго не спал в ту ночь старый Субедей, он даже забыл о своей мечте поскорее вернуться домой, вернее, не забыл, а старался не думать, воин должен быть собран, и никакие мысли о доме отвлекать не могут. Если это произойдет, бой будет проигран, а проигрывать Субедею никак нельзя, он со своим войском слишком далеко от дома, чтобы ослабнуть, он должен оставаться сильным. И хитрым. И разумным. Таким, каким был много лет, пока водил сначала сотню, потому тумен, а теперь вот целое войско для Потрясателя вселенной.
Не спал и Мстислав Удатный, что-то беспокоило князя. Не нравилось разъединение дружин в решающий час, но он все же был уверен, что, как ни заносчив Мстислав Киевский, стоит ввязаться в бой, на помощь придет. Хотя бы уже из желания урвать и свой кусок добычи. Мстислав со вздохом посмотрел на сладко спавшего зятя. Светловолосому крепкому Даниилу снилось что-то хорошее, во сне улыбался… Надо приглядывать за молодым князем, он еще слишком неопытен и лезет в драку очертя голову. Не осиротить бы дочь-то… Мстислав тихонько вздохнул: сколько сиротинушек останется после завтрашнего боя? Но таков удел ратника, никто не ведает, вернется ли домой или сгинет в дальней земле. Главное, чтоб не опозорил род, свое имя и память о себе…
На рассвете, едва взошло солнышко, разбрасывая вокруг свою благодать, в стане русских заиграли трубы, Мстислав дал сигнал к бою. Даниил прислушался, ожидая оживления и у остальных князей, но ничего не услышал. Дольше размышлять некогда, половцы, ведомые Яруном, пошли первыми.
– Вперед! – Даниил птицей взлетел в седло. Руки чесались пустить в дело скучавший в ножнах меч.
Он не заметил, как Мстислав кивнул Немому, чтоб приглядывал за его зятем.
В бой вступили не сразу, чего-то ждавшие татары привычно бросились отступать. Русским бы задуматься: почему враги этого не сделали до рассвета, зачем ждали, пока их заметят и погонятся? Но Даниил так рвался в бой, что ни о чем не думал, главное, добраться до врага и сносить головы одному за другим! Догоняя удиравших всадников, они так и делали, меч Даниила заходил налево-направо, разя и разя противника.
Татар было немного, казалось, их вот-вот сомнут и уничтожат, как вдруг… Даниил не поверил своим глазам, удиравшие враги просто заманили русских и половцев в ловушку! Из оврагов, лощин, из зарослей появлялись все новые и новые всадники, мелькнула мысль: «Их действительно тьмы!» Причем они не нападали все сразу, в атаку пошла только часть, остальные ждали. Но и тех было достаточно, первыми, получив сильнейший удар, дрогнули по бокам половцы. Не просто дрогнули, а побежали!
Это оголило фланги волынских и галицких полков, а главное, удиравшие со всех ног половцы смели лагерь оставшихся на том берегу лужан и новгородцев! Увидевшие, что на них несется волна всадников, и еще не слишком понимая, что происходит, дружинники даже не успели толком вооружиться. Выставленные вперед заслоном восемь десятков богатырей, среди которых был Александр Попович, сам натиск бы выдержали, да были попросту расстреляны татарами из луков на подходе. Каленые стрелы не отобьешь палицей или мечом, бездоспешные дружинники гибли один за другим.
А дружины Даниила и Мстислава Удатного бились не на жизнь, а на смерть. Приди им на помощь вовремя Мстиславы Киевский и Черниговский, кто знает, как повернуло бы, но те предпочли отсидеться. Мстислав Киевский видел неравный бой между дружинниками Удатного и наступавшими татарами, его воеводы даже требовали выйти из укрепления и помочь галичанам и волынянам, но князь только морщился:
– Пусть немного потеребят. Когда чуть поучат уму-разуму, чтоб не задирался супротив старших, тогда и пойдем на помощь.
А на левом берегу Калки и в воде брода сеча шла не на жизнь, а на смерть. Даниил, который успел и меч затупить, в какой-то миг почувствовал сильный удар в грудь, но на коне удержался, от второго удара увернулся и сам снес сильного татарина, который ловко действовал копьем.
Отбивал одну за другой нападки и Мстислав Удатный, он, видно, и впрямь был удачлив: ни одной раны! Крутя головой, старший князь пытался разглядеть, где его зять. Немой, видно, понял, показал на левый берег, где татары плотно окружили остатки волынян. И так же молча бросился на выручку. С левого берега послышалась небывалая ругань, это Мстислав Немой показал наконец, как умеет кричать. Ярость, с которой он напал на татар вокруг Даниила, а еще небывалая сила, с какой попросту расшвыривал тех вместе с конями, на какое-то время даже обезоружили врага.
– Держись, князь!
Даниил крикнул в ответ:
– Спасибо!
Разговаривать было некогда, враг наседал плотным строем, оба князя снова оказались в окружении. Теперь биться предстояло только до собственной смерти, надежды вырваться из этого страшного кольца не оставалось. Но ни Мстислав Немой, ни Даниил об этом не думали, главное, убить как можно больше татар, чтоб их меньше осталось на остальных дружинников. Даниила брало зло: да где же полки Мстиславов Киевского и Черниговского?! Чего они ждут, чтобы волыняне и галичане все головы сложили в неравном бою?!
Все было так и немного не так. Полки Мстислава Черниговского вступили в бой с опозданием и тут же были опрокинуты сначала бегущими половцами, а потом волной всадников на невысоких лошадках. Запели тугие луки, затенькали тетивы, засвистели стрелы, и сотни русов полегли, даже не успев поднять свои мечи и вскочить на коней.
А Мстислав Киевский, видя, что бой проигран и проигран так быстро, поспешил запереться внутри своего укрепления, надеясь переждать, пока татары промчатся за удирающими половцами, а потом выскочить и ударить в спину. Это показалось хорошим выходом, так можно и собственную дружину спасти, и остальным помочь.
Субедей издали с холма наблюдал битву. Он усмехнулся, увидев, как первые полки урусов снова поддались на обман, рванули вперед, вернее, вперед рванулись кипчаки, быстро не выдержали удара и бросились обратно, сметая своей охваченной паникой волной урусские ряды.
– Хорошо… хорошо!..
Рука полководца сжала рукоятку плети. Все получалось даже лучше, чем они с Джебе придумали, а помогли татарам сами урусы. Разделиться перед решающей битвой, полезть невесть куда без толковой разведки (он не сомневался, что разведки не было, иначе не было бы и столь глупого поведения)…
Привычные к степным просторам глаза Субедея (один он потеряет позже) легко различали происходившее вдали. Ход боя полководцу очень нравился. Вдруг Субедей обратил внимание на двух урусов, по одежде не последних нойонов, видно, коназей, как называли. Один явно молодой, второй постарше, эти двое бились, словно барсы. Субедей вздохнул: даже жаль, если убьют. Надо сказать, чтоб взяли в плен. Полководец сделал знак одному из нукеров приблизиться, показал рукой с плетью на двух крепких урусов:
– Видишь тех двоих? Не убивать! – И вдруг неожиданно для себя добавил: – Дайте им уйти.
Нукер исчез и почти сразу показался внизу, спеша в гущу боя. Прокричать приказ Субедея успел, но тут же сам упал, сраженный чьей-то рукой.
Даниил с Мстиславом Немым с удивлением почувствовали, что им стало чуть легче, не так уж наседали проклятые. Но раздумывать оказалось некогда, Даниил с ужасом увидел, что татары просто затоптали лагерь на другом берегу и не успевшую изготовиться к бою дружину Мстислава Черниговского. Оставалась надежда на Киевского князя, но Немой прокричал, показывая на ограждение, что киевляне поставили в предыдущий день:
– Спрятались, надеются укрыться.
От злости захотелось самому наброситься на трусов, но тут подскочил дружинник Мстислава Удатного:
– Князь велел к нему отходить! Быстрее!
Даниил скомандовал остаткам своего полка уходить, но кто-то из дружинников помотал головой, стараясь перекричать шум боя:
– Уходи, князь! Мы прикроем! Уходи!
Остатки волынян действительно встали стеной, защищая своего молодого князя от нападок татар, не подозревая, что те и так не станут его бить. Видевший это со своего холма Субедей усмехнулся: видно, не он один ценил молодого уруса.
Даниилу и Мстиславу Немому удалось уйти, причем молодой князь даже догнал своего тестя.
– Все кончено, Данила, нужно уходить! За мной!
Позорно бежать с поля боя, но просто сложить головы, не надеясь ни на что, тоже глупо. Даниил пришпорил коня…
Сколько раз он потом клял себя за это бегство! Казалось, если бы не повернул прочь, не поддался, смог бы переломить ход боя в свою пользу, не усидел бы Мстислав Киевский за своей оградой, выскочил в помощь. Но сзади свистели стрелы, а впереди неслись десятки таких же, как он, воинов. Молодой князь держался сзади коня своего тестя, уговаривая себя, что если уж Удатный повернул прочь, значит, дело и впрямь плохо.
Не единожды по ночам он будет вскакивать от свиста стрел в ушах, от криков на непонятном языке, от воплей ужаса и боли, сколько раз после не сможет заснуть до самого утра и будет скрежетать зубами в бессильной ярости на самого себя, что не сложил голову вместе с теми, кто бился с врагом. Его никто никогда не упрекнул за это бегство, но только он знал, как упрекал и корил себя сам, сколько седых волос добавилось из-за тяжелых раздумий после той битвы.
Они никогда не говорили с тестем о позорном бегстве, но оно всегда стояло незримой стеной, отравляя всю оставшуюся жизнь. Позже, чувствуя себя виноватым в произошедшем и в вине своего зятя, Мстислав Удатный поверил наветчикам, что Даниил замышляет на него плохое, но потом опомнился.
А тогда они долго гнали коней, торопясь уйти как можно дальше. Шум боя, а вернее, уже и не боя, а просто погрома становился все глуше. У какой-то речушки остановились, Даниил наклонился зачерпнуть горстью, чтобы напиться, и вдруг увидел, как в текущую воду капает кровь! Только теперь он понял, что ранен, тот сильный толчок, видно, был ударом копья. Грудь пробита, пришлось приложить спешно нарванных трав, но дольше задерживаться некогда, погоня близка.
Вокруг них собрались несколько успевших бежать дружинников, увидев, что молодой князь ранен, стали просить уезжать быстрее:
– Мы задержим. Спеши, князь.
Мстислав с Даниилом снова метнулись на коней:
– Помощь приведу из Олешья или Чернигова!
На слова Мстислава дружинник только махнул рукой. Чего уж тут, какая помощь? До Олешья сколько верст!
Мстислав торопил и торопил зятя, видно, прекрасно понимая, что татары не отстанут:
– Данила, пока на коне держишься, скачи! Нам до Днепра добраться нужно, там не тронут.
Запасных коней взяли в одном из сел, но своих не бросили, так и шли одвуконь. Услышавшие о беде жители деревень и сел на их пути торопились выйти навстречу вражинам с крестами и дарами, но не зря спешил князь Мстислав, подгоняя зятя, татары не оставляли живых у себя за спиной: опасно. Правило Степи: побежденные не могут быть друзьями победителей, смерть первых нужна для безопасности вторых.
А у Калки татары уже третий день забрасывали стрелами укрепления Мстислава Киевского. Нойоны Цыгыркан и Тешукан были вне себя, большая часть войска ушла догонять бежавших, а они вынуждены топтаться подле этих противных урусов! Но и взять поставленное ограждение с лету не удавалось. Наконец был придуман хитрый ход.
Тешукан приказал позвать старшего из воевавших в его тысяче бродников, Плоскиню. Тот явился не слишком довольный, избивать русов, пусть и тех, с кем он не знался, как-то не слишком хотелось. Татарин хитро прищурил глаза:
– Тебя кто заставляет убивать? Вымани их, заставь выйти, чтобы мои люди тоже могли вперед отправиться.
– Как же я их выманю?
– Глупый урус! – прошипел Тешукан. – Скажи, что я их крови не пролью, пусть выкупит себя и своих воинов. Иди!
Плоскиня прекрасно понимал, что лжет поганый, что в его словах кроется какой-то обман, слишком довольно блеснули узкие глаза. Но что он мог поделать? Пришлось действительно отправиться к Мстиславу Киевскому. Перед тем заставил татарина еще раз повторить свое обещание – не проливать русской крови, если выйдут из-за ограды добром.
– Не пролью!
Плоскиню внутрь ограды не пустили, долго разговаривали через нее, князь и его дружинники боялись, что за разговорами вместе с бродником внутрь проникнут и татары. Плоскиня убеждал, что Тешукан обещал не проливать крови, если князь выкупит себя и дружину. Долго не верили. Предыдущие три дня они невольно слышали крики раненых, которых на поле добивали татары, а потом дышали смрадом горевших в погребальных кострах убитых врагов. Неужто простят их самих? Но Мстислав понимал и другое: татары снаружи, у них вода, у них еда, а у русских в их ограде ничего. Татары могут сидеть у ограды хоть до холодов, а они сами? Еще чуть, и на солнце сходить с ума без воды начнут лошади, а потом и люди.
Помощь вряд ли придет, видели же, как избивали волынские и галицкие полки, как бежали половцы, легли под стрелами татар куряне, лужская дружина… Оставался где-то далеко не успевший к общему отправлению Василько Ростовский, но как можно надеяться на пятнадцатилетнего мальчишку, если умудренные боями мужи так глупо попались?
Теперь Мстислав Романович Киевский прекрасно видел, что вместе с остальными русскими князьями оказался в старательно подготовленной ловушке. Эти татары заранее спланировали, заманили русские полки туда, где все готово для боя, потому и побили так легко. Что было гнаться за едва плетущимися сотнями врагов или ловить их скот? А уж переправляться через речку, не разведав, сколько там врагов, как это сделал Мстислав Удатный, и вовсе глупо. Киевский князь со своего холма видел, что Мстислав с зятем ушел от татар, только далеко ли? Вон их сколько в погоню бросились.
Но Мстислава Романовича теперь интересовала судьба не князя Галицкого, а своя собственная и тех, кто оказался рядом взаперти. А это оба зятя – Андрей и Александр. Пробилась слабая мысль: может, и правда, если откупиться, так отпустят? Для степняков данное слово что ветер, сказал – и дальше понесло, но Плоскиня все же христианин, поди?
– Побожись!
Бродник честно глянул, широко перекрестился:
– Нойон Тешукан слово дал, что не прольет русской крови ни твоей, ни твоих людей, если выкупишь себя и всех.
– Слово твой нойон держит?
Плоскиня пожал плечами:
– Перед своими держит, а дальше не ведаю. Только мыслю, князь, у тебя выхода нет, ни воды, ни еды тебе никто не принесет. Остальные князья либо убиты, либо бежали, только их и видели. Если даже кто и спасется, то, пока подмогу приведет, от вас одни скелеты останутся. Да и кому помогать-то? Владимирский князь только рад будет, а у остальных и сил нет…
Этот змей подколодный был прав, и от понимания его правоты становилось еще тошнее.
– Скажи нойону, я подумаю.
– Думай, князь, только недолго, больно сердиты татары, могут совсем разозлиться, тогда и выходить будет некому.
– А что они сделают, коли не выйдем?
– Стрелами с огнем закидают. У вас небось воды-то немного, чтоб тушить?
Это была настоящая угроза, еще подумав, Мстислав решил, что другого выхода, кроме как обещать большой выкуп, у него нет.
Услышав, что урусы решили выйти, Тешукан усмехнулся:
– А я другого не ждал! Пусть идут, хорошо повеселимся.
Плоскиня почувствовал себя совсем дрянно, возмутился:
– Тешукан, ты слово давал, что крови не прольешь!
– Не пролью, клянусь! Я их по-другому уморю, бескровно!
Его хохот слышали и русские, правда, было поздно, они освободили проход, и теперь оставалось только выйти или лечь под татарскими стрелами.
Нойон слово сдержал отчасти, он не пролил крови князей, приказав зарубить остальных. А Мстислава и его зятьев связали, бросили на землю, сверху навалили доски и уселись пировать за победу! До самой ночи между взрывами хохота и довольными криками татар из-под досок можно было услышать стоны умиравших в мучениях Мстислава Романовича Киевского и князей Андрея и Александра. Остатки русского войска были уничтожены. Битва на Калке завершилась.
В это время бегущие с поля боя князья и их дружинники, которых становилось все меньше, достигли Олешья, где оставались на плаву ладьи и плоты, на которых переправлялись. Первыми на берег выскочили, конечно, Мстислав Удатный и Даниил Романович. Старший князь уже занес ногу в ладью, как вдруг резво прыгнул обратно.
– Что? – испугался Данила. Он тревожно вглядывался в другой берег реки, неужели и там увидел поганых? В этом месте Днепр как нигде узок, и ста саженей не наберется, переплыть недолго. Но правый берег был пуст. Неужели Удатный решил подождать остальных бегущих и все же хоть здесь дать бой догоняющим татарам? Данила почувствовал даже облегчение, то, что бежал, оставляя позади своих дружинников, заставляло сердце болеть сильнее раны.
Но Мстислав Удатный принялся… рубить мечом ладьи и лодки на берегу!
– Зачем?!
– Чтоб за нами следом татары не переправились!
– Да ведь и наших дружинников много бежит!
– Нет, – замотал головой князь, – то мы с тобой, дурни, сюда бежали, к броду, о котором все знают. Остальные небось поумней, в лес ушли, и вся недолга. Татары в леса искать не кинутся. Руби!
Подчиняясь его приказу, еще трое подоспевших дружинников принялись рубить лодки. Но мечи не для того кованы, чтобы днища ладейные прорубать, сначала у одного, потом у другого, а потом и у самого Мстислава от клинков оказались одни обрубки. Тогда он принялся отталкивать лодки от берега. Наконец осталась всего одна, в которую и прыгнули.
Гребли быстро, ведь на том берегу нужно было успеть уйти, чтобы не поняли, куда делись. А там, откуда прибежали, уже слышался шум. Погоня?
Стоило отплыть подальше, как Даниил увидел страшную картину: на берег выскочили еще дружинники, не успевшие сразу за князьями. Они кидались за ладьями, пытаясь удержать хоть одну, но, измученным многодневной бешеной скачкой, оголодавшим, им было не под силу. Уже с другого берега князья увидели и вовсе то, что Даниил до конца дней своих забыть не мог. Теперь на берегу показались татары. Видно, заслышав погоню и понимая, что теперь не спастись, русские встали полукругом, защищая переправу и своих удиравших князей.
Мстислав потянул зятя за руку:
– Пойдем! Помочь не поможешь, а смотреть ни к чему.
Татары не стали преследовать беглецов на правом берегу Днепра, не стоили два князя таких стараний.
Когда стало понятно, что они спасены, Даниил упал ничком в траву и долго лежал без движения и слов. Мстислав Удатный сидел на берегу, обхватив колени руками и немигающим взглядом уставившись на текущую воду.
Давно ли ярились, спешили, красовались друг перед дружкой! Давно ли был на коне и в первом ряду в бою? А вот теперь тоже первый, только в бегстве. Мстислав Удатный повернул коня… в такое никто не поверит, если услышат. Вспоминать оставшихся на берегу без ладей и возможности переправиться дружинников вообще не хотелось.
Солнце клонилось к закату, утки стая за стаей опускались в береговые камыши, слышался легкий плеск, над ухом противно звенел комар. Тучи таких же роились над водой в небольшом затончике, где вода почти не двигалась. Мирная картина, и никаких татар, звона мечей, криков боли. Где-то далеко-далеко осталась Калка с погибшими русскими дружинами, татарское войско, ужас разгрома и позор бегства. Вернее, позор никуда не делся, теперь навечно будет с ними.
Вдруг мелькнула опасливая мысль, что татары могут передумать и все же переправиться на правый берег Днепра. Но сколько ни прислушивался, ничего не услышал. Солнце дробилось на волнах Днепра, кое-где к берегу волной прибило обломки сокрушенных им самим ладей. Но ни врагов, ни своих не было видно…
Снова накатили невеселые мысли. Каково теперь в глаза людям смотреть… И зятю Даниилу тоже, ведь всегда был для него примером. Мстислав вспомнил, что Даниил ранен, пока мчались, не разбирая дороги, только бы подальше от ужаса боя, молодой князь не вспоминал о ране, теперь надо бы посмотреть…
Дружинники, успевшие переправиться вместе с князьями, не бросили их и теперь. Они тоже сидели, угрюмо уставившись в никуда. Такого позора Русь еще не видывала, в поход уходили семнадцать князей со своими дружинами, да сколько еще по пути присоединилось… А возвращались? Князья погибли почти все, что будет с оставшимися киянами за ограждением, тоже неведомо… Хотя, чего уж тут гадать, татары их добром не выпустят, либо пересидят до погибели, либо перебьют. И чья в том вина?
Как ни мыслили, ни крутили, все выходило, что княжья. Друг перед дружкой все красовались, гордились, никто никого не слушал, каждый важничал. И в бой-то вступили врозь, где уж тут вражину одолеть? Верно говорят, гуртом и батьку бить веселей, а коли ладу нет, так и с дитем не справишься. Маются теперь вон два князя, а сделанного не вернешь, сколько людей погибло, сколько позора на их головы ляжет. А что дальше с Русью будет? Дружины княжеские побиты, теперь вражине прямой путь на остальные земли. От таких мыслей становилось страшно, тем более видели, что князья и сами не знают, как быть. Ладно бы Даниил Волынский, тот молод совсем, молоко на губах не обсохло, но и Мстислав Удатный, которого до сих пор судьба не обижала, сколько ни воевал, тоже беспомощно мается. И от этой неуверенности было еще тяжелее…
А Даниил все лежал, не произнося ни звука, Мстислав даже забеспокоился, ведь тот потерял много крови, вдруг ему плохо? Но стоило тронуть за плечо, как вскинулся:
– Что?!
– Ничего, лежи. Хотя нет, вставай, добираться до людей пора, не бродить же по лесу до конца жизни…
На правом берегу Днепра их никто не преследовал. Из русских спаслись только те, кто сумел, как Мстислав и Даниил, переправиться или укрыться в лесах. Дружинников на берегу уничтожали безо всякой жалости, в плен было приказано никого не брать. Спаслись и те, кто добрался до Чернигова. Близ города стояла дружина Василька Ростовского, не успевшего вместе с остальными и не рискнувшего отправляться следом. Это спасло Васильку жизнь на четырнадцать лет.
Чернигов укрыл всех, кто сумел до него добраться. Татары не стали ни воевать город, ни вообще больше гоняться за остатками русских дружин. Нельзя размазываться по такой территории, можно и самим попасть в тяжелое положение. Кроме того, в планах Субедея не было осады далеких городов, для этого требовалось совсем другое – осадные орудия, куда больше людей и точная разведка, где и что находится. Одно татары поняли хорошо – Русь земля богатая, а значит, сюда надо возвращаться.
Еще когда только спешили к Днепру, Субедей поинтересовался у сотника Борте, оказавшегося рядом:
– Во время боя с урусами я приказал позволить уйти молодому урусскому коназу. Он сумел?
Немного погодя сотник докладывал:
– Он ушел, вместе еще с одним коназем ушел за большую реку.
Субедей кивнул. Он и сам не знал, почему озабочен судьбой молодого уруса, к чему ему этот коназ, словно чувствовал, что когда-то придется еще раз встретиться.
К Субедею примчался гонец от Потрясателя вселенной. Весть была не самой хорошей – на отправленный караван с помощью и провизией посмели напасть какие-то булгары. Теперь требовалось срочно их наказать. И вообще, пора домой, в родные степи.
Субедей-багатур приказал собрать остатки туменов на берегу большой реки, но при этом зорко следить, не рискнут ли урусы переправиться, чтобы напасть. Урусы не рискнули.
Прихрамывая (все же возраст), Субедей подошел к коню, но вот в седло взлетел птицей. Проехал вдоль стоящих всадников. Из родных степей уводил три тумена, до встречи с урусами у него оставалось два, теперь куда меньше. Хотя в последнем бою потери были небольшими, но они были. Нет, несомненно, пора домой, иначе скоро некому будет возвращаться.
Вскинул голову, заговорил громко, чтобы слышали хотя бы передние (передадут остальным):
– Вы на берегу далекой большой реки. Выпейте из нее воды и запомните этот вкус. Мы возвращаемся домой, но, как только вы начнете вкус этой воды забывать, мы вернемся сюда, и снова будут бои, вы возьмете богатые города и много-много добычи. Вы – воины великого Потрясателя вселенной!
Ответом ему был рев тысяч глоток, татары приветствовали своего любимого предводителя – Свирепого пса Потрясателя вселенной, как называл Субедея сам Чингисхан.
Татарские кони повернули морды на восток. Правда, им предстояла еще очень трудная битва с булгарами, которые не стали, как русские князья, красоваться друг перед дружкой, напротив, объединили свои силы и дали решительный отпор незваным набежникам. В бою с булгарами погибли Джебе и старший брат самого Субедея Джеме. Субедей-багатур тоже пострадал, он лишился одного глаза и едва не потерял правую руку, которая после того перестала полностью разгибаться. Из-за этого Субедей получил прозвище Барс с Разрубленной Лапой.