Наталья Резанова. Игра времен (сборник)

   – Все. Можем идти.
   Они зашагали дальше.
   – Зачем ты им показался? Они могли броситься на тебя.
   – Нет. Я знал, что они убегут.
   – Еще одну сказку сочинят.
   – Теперь это уже не имеет значения.
   – И все-таки обидно – после всего, что ты сделал…
   – Почему? Я этого ждал. Именно после того, что я сделал. И оставим это. Я пошел с тобой, потому что ты просил. А зачем тебе это нужно, не спрашивал.
   – Это тебе нужно, а не мне, Кен. Ей-богу, это очень значительный человек. Вроде тебя.
   – Тогда зачем назначать встречу здесь, если он не шпион?
   – Потому что он знает, что ночами ты часто бываешь в нижнем городе. И эта прогулка тебе не в труд.
   – Старый ты болтун, Бренк. Жалко, что у тебя рука отсохла, а не язык. Сколько он тебе заплатил за то, что ты меня приведешь?
   – Ну вот, сразу и «заплатил», – сказал Бренк, нимало не обидевшись на грубость. Очевидно, он привык к манерам своего спутника. – Бескорыстной дружеской услуги ты не понимаешь? Стой, это, по-моему, тот самый дом… Хотя… Нет, точно.
   Дом примыкал к торговым складам на Гончарном валу и выгодно отличался от соседних построек высокой и глухой оградой. На условный стук Бренка в воротах открылась узкая дверь. Бренк решительно просунулся первым, за ним – Кен, наклонив голову в капюшоне. За воротами их поджидал человек такого внушительного сложения, что рядом с ними весь отряд личной королевской охраны показался бы компанией хилых недоносков. Знаком он пригласил или, вернее, приказал следовать за ним. Трое вошли в дом. Пока безмолвный проводник вынимал из чугунного кольца, укрепленного на стене, факел, Кен что-то тихо сказал Бренку. Тот недовольно поморщился в ответ, но кивнул.
   Темный коридор, казалось, не имел конца. Но тот все-таки обнаружился, одновременно с ощущением живого тепла, несвойственного складским помещениям. Обитатель круглой комнаты с пылающим камином – узколицый смуглый мужчина – приветствовал гостей изысканным поклоном.
   – Прошу благородных господ быть моими гостями.
   Бренк расстегнул пряжку плаща, уронив его на сундук. Изуродованную левую руку заложил за ремень. Кен сдвинул капюшон на затылок.
   – Не обессудьте, что стол не накрыт. Я с великой радостью угостил бы знаменитого Кена Мелена, но мне известно, что он никогда не пьет и не ест на людях. Поэтому я приглашаю его к пустому столу. Что же касается моего друга Бренка, то его в соседней комнате ожидает ужин и доброе вино.
   Бренк хмыкнул.
   – Магнус, проводи!
   Упрашивать сухорукого не пришлось, и хозяин остался с глазу на глаз с молодым человеком в черном балахоне.
   – Взаправду ли я говорю с Кеном Меленом, членом Малого Королевского Совета?
   Кивок.
   – Тебя называют колдуном.
   – А также обманщиком… К чему все эти титулы? Я ведь твоего имени не спрашиваю.
   – Я предпочел бы пока его не называть. Но садись же!
   Кен Мелен, член Малого Совета, колдун и обманщик, сел в предложенное кресло. Отблеск огня освещал его короткие волосы, темные глаза и тонкие насмешливые губы.
   – Чему ты смеешься, гость моего дома?
   – Я смеюсь тому, хозяин дома и гость города, что ты посадил меня против огня, а сам остался в тени…
   Ему не ответили. Он ждал.
   До прошлого сентября имени Кена Мелена в Вильманском королевстве не слыхал ни один человек. Он появился в разгар очередной войны со Сламбедом, неизвестно откуда возникнув в военном лагере вильманцев. В поводу он вел отощавшего, но сильного коня. Одет он был как простолюдин, острижен почти наголо, как раб, но у пояса носил меч, как подобает благородному. Направился он прямиком к палатке архиепископа. Никто его почему-то не остановил. После получасовой беседы архиепископ представил пришельца королю. Тому новоприбывший поначалу крепко не понравился, и, вероятно, лишь уважение к престарелому примасу удержало его от решительных действий. Но после первого сражения мнение столь же решительно изменилось в пользу Кена Мелена. Война вскоре завершилась выгоднейшим для Вильмана образом, а через месяц Кен Мелен заседал в Малом Совете…
   – По-моему, мы молчим достаточно долго. Пора бы и прерваться, иначе бы зачем мне двигаться ночью в такую даль?
   – Но ведь сегодня не видно звезд.
   – Ты угадал. Когда я не могу беседовать со звездами, я ищу другие занятия.
   – Именно поэтому ты стал искать власти, собеседник звезд?
   – С чего ты взял, что я ищу власти?
   – А как же иначе объяснить возвышение человека твоего происхождения?
   – Что ты знаешь о моем происхождении, чужеземец?
   – Ничего. Признаюсь честно – ничего.
   – Я из рода Меленов – ученых Меленов, которые испокон века ставили благородство ума выше мнимого благородства крови. И каждый из Меленов, сидя в своей башне, был сильнее короля на троне.
   – И у тебя есть своя башня. Черная башня в замковой крепости.
   – Об этом все здесь знают.
   – И ни один человек не подходит к ней ближе, чем на сотню шагов.
   – Так будет лучше для них. Слабые умы полезней не смущать.
   – Однако ты только этим и занимаешься. А ведь подобный образ действий – тоже способ достигнуть власти.
   – Интересно, – сказал Кен Мелен.
   – Что тебе интересно?
   – Понимаешь, я всегда знаю, чего от меня хотят. Многие начинали, как ты. Купить меня пытались, запугать тоже. Шпионов и церковных фискалов я распознаю с первого взгляда. А вот тебя я пока не раскусил.
   – Ты не назвал еще убийц и похитителей.
   Кен Мелен сделал пренебрежительный жест.
   – Ну, еще бы. Лучший фехтовальщик в королевстве. («Один из лучших», – педантично поправил его Кен.) А темниц ты не боишься. Ты уверен, что отовсюду сможешь сбежать, как сбежал из Лауды.
   – Вот как? Ты и до этого докопался?
   – Ты уверен, что сможешь сломать любой замок и любого человека.
   – Замок – да. Человека – нет, не любого. Кроме того, я предпочитаю общаться с людьми, а не их обломками. – За стеной было слышно, как Бренк гремит посудой, и собеседники взглянули на дверь одновременно. – А ты знаешь больше, чем хочешь показать.
   – Да. Я многое знаю о тебе, Кен Мелен. О катапульте, которая нанесла поражение сламбедцам. О больных и раненых, от которых отказались все лекари, а ты поставил на ноги. Говорят, ты придумал какой-то способ смешивать краски, чтобы они не меркли?
   – Ну, это епископ попросил написать для него пару образов, которые бы не темнели…
   – Поэтому я и пришел к тебе. «Кто имеет много, будет иметь больше», – так, кажется предречено?
   – Примерно так. Но кто из земных владык может дать мне больше, чем я уже имею?
   – Из владык – никто. Но тебе ведь не нужна власть. Я говорю о знаниях. Есть некое братство, принимающее в свои ряды лишь достойнейших.
   Кен Мелен насторожился.
   – Я говорю об Одиннадцати мудрецах.
   – А! Слышал, как же. Одиннадцать, владеющие всеми тайнами мира… и которых никогда не будет двенадцать. Сказки. Вроде тех, что сочиняют обо мне.
   – Но в каждой сказке есть зерно истины. Даже с малыми знаниями – а они малы, поверь мне, Кен! – ты достиг пределов того, что может здесь человек. Подумай, что будет, когда ты овладеешь настоящим знанием!
   – И что я должен для этого сделать?
   – Последовать за мной и довериться судьбе.
   – Нет. – Кен покачал головой. – Нет.
   – Как? Ты отказываешься от знаний?
   – На эту наживку нужно было ловить меня года три назад, перед тем, как я угодил в Лауданскую крепость. Тогда я жаждал чистого знания. Теперь я понял: знания сами по себе – ничто, их нужно осуществлять. И только для этого я решил стать сильным.
   – И полез в грязь войны?
   – Я пришел на помощь слабейшим, это во-первых. Ускорил заключение мирного договора, во-вторых. А катапульту потом сжег. Кстати, она больше пугала, чем приносила вреда. Но война-то кончилась. И, пока моих сил достанет, ее не будет. То, что ты обо мне говорил, – правда. Но и это, и приборы, чтоб видеть звезды вблизи, и книги, и все, что я собрал в Черной башне, – это все пустое, мелочь. Сейчас я переделываю кузнечные мастерские города. Когда сойдет снег, я проведу каналы на поля – у нас будет новая система орошения. – Выражение насмешливости, свойственное его лицу, совершенно исчезло. – Перестрою я и рудники. А потом…
   – Ничего у тебя не выйдет, Кен Мелен. Ты ослеплен своими замыслами и ради них пойдешь на все. До сих пор тебе удавалось пробить себе дорогу, играя на людских предрассудках, и Церковь тебе не препятствовала. Но при дворе тобой все больше недовольны. Здесь не любят долгого мира. Они боятся и ненавидят тебя и, чтобы оправдать свои страх и ненависть, называют тебя сразу колдуном и проходимцем.
   – Проходимец. – Мелен снова усмехнулся. – Неплохо звучит. «Время стоит, проходите вы», – говорят мудрые люди.
   – Примас, твой покровитель, – дряхлый старец, а от старости не лечат даже твои снадобья. Те, кто придет ему на смену, не отличаются подобной широтой взглядов. И тогда тебя ничто не спасет. Твою Черную башню с книгами и приборами сожгут до основания. Ты исчезнешь, как пыль на ветру, и если что и останется от тебя, так краткая запись в хронике, где о тебе не скажут ни единого доброго слова.
   Кен поднялся из-за стола, пристально глядя на собеседника.
   – Можешь не продолжать. Я не могу проникнуть в твою душу. Ты хорошо защищаешься, и строй твоих мыслей для меня неясен. Возможно, ты провидец и знаешь будущее. Но ведь и я провидец. Я тоже многое умею. И знаю, что об Одиннадцати посвященных ты лгал… а про новые знания – нет. И еще ты все время думаешь о дьяволе, хотя не веришь в него! А звезды я читаю еще лучше, чем мысли. Разве не я сам составлял свой гороскоп? Я знаю, что моя жизнь будет короткой. Поэтому я должен спешить. Никогда по доброй воле не согласился бы я бросить работу незавершенной…
   – А не по доброй?
   – Что ты мне сделаешь? Твой телохранитель – кстати, он может выйти из угла, я его вижу, – возможно, сильнее меня, но вдвоем мы с вами сладим.
   – Вдвоем? Есть много способов усыпить человека, кроме тех, что используешь ты…
   – Знаю. Бренк!
   Сухорукий появился в дверях, положив здоровую руку на эфес меча. В глазах смуглолицего выразилось удивление.
   – Ты помнишь, что я тебе сказал на пороге?
   Бренк ухмыльнулся.
   – Ты сказал: «Возможно, это ловушка. Поэтому ничего не ешь и не пей в этом доме». Вот я и делал вид… будем драться, Кен?
   – Думаю, нет. Я на всякий случай предупредил четверых из твоих людей: Конрада, Альберта, Бода и Хеля, чтобы они проследили за нами и, ежели мы задержимся, бежали на Гору и поднимали замковую стражу.
   И опять, как в переулке, на миг установилась тишина. Затем смуглолицый вышел на середину комнаты и поклонился.
   – Вы совершенно свободны, господа. До свидания. Был рад встрече с таким обаятельным собеседником. Надеюсь, не последней.
   И опять двое шагали по пустынной улице, только в обратном направлении.
   – О Господи! Прогулялись. Ну ладно, не спать я еще согласен, но не жрать – это уж твоя привилегия. Брюхо как колокол… И почему ты, сатана, от меня скрыл, что предупредил наших?
   – Да никого я не предупреждал, старое решето! Так сболтнул, на пробу. А ты и поверил. И они… Пошли, утром я должен быть в Совете.
   Телохранитель, проводив ушедших, вернулся в комнату, растирая рукой мышцы лица, уставшего сохранять невозмутимое выражение.
   – Порядок, Армен. Они поднялись на Гору.
   – Он солгал?
   – Конечно. Никого нет.
   – Я так и подумал. Потом. Можешь быть спокоен, Магнус, это наш подопечный, а не ваш.
   – А у меня были сомнения.
   – У меня тоже. Когда я узнал, что сообщает полевой наблюдатель. И внешне он похож на беглеца из Нестабильных Эпох. Но сейчас я уверен – это местный уроженец.
   – Отбываем?
   – Ты отбываешь. Патруль может ловить дезертиров, диверсантов и психопатов в других отрезках времени. А для нас это был лишь пробный заход.
   – Ох, не люблю я работать с экспертами!
   – А я – с патрульными.
   Они засмеялись.
   – Зачем он вам? Он же в астрологию верит. И в дьявола, наверное, тоже.
   – Кеплер тоже составлял гороскопы. А в остальном… Химик, механик, военный инженер, художник, врач – это можно было установить и по хронике. И, как мы только что сами убедились, гипноз и, очевидно, начатки телепатии. Возможно, это у него наследственное – недаром он поминал про могущество своего рода. Но и без этого… настоящий Леонардо да Винчи раннего средневековья! Однако и подлинный Леонардо в гораздо более благоприятных условиях не смог изменить ход истории. А Кен и вовсе не оставит в ней следа.
   – Значит, напрасно я старался. Подкупал этого Бренка – кстати, он показался мне порядочным жуликом…
   – Он такой и есть. Жулик. Но порядочный. Согласно хронике, он единственный в Совете выступил в защиту Кена, когда его изгнали, хотя в отличие от остальных ничем ему не обязан.
   – Так, значит, я тебя оставляю. Институт пришлет своих людей, и вы будете добывать носителя еще одного уникального интеллекта… Да, почему он сказал, что ты думаешь о дьяволе?
   – Наверное, потому, что я мысленно называл его Леонардо. А «Леонард» – одно из имен дьявола.
   – И что будет дальше с этим… Леонардо?
   – Через неделю умрет примас. Доносы. Преследования. Изгнание. А дальше… сведения крайне недостоверны. Возможно, плен в Сламбеде, побег. Последний раз его видели во время следующей войны, будущей осенью. И все. Он не ошибся насчет краткости своей карьеры.
   – А что вам остается?
   – Постараемся перехватить его сразу после изгнания. Если нет – придется прочесать весь полуостров.
   – Набегаетесь. И характер, у него кажется, препаршивый. Лжец, интриган…
   – Ничего. Встречались и хуже. И потом, он прав – работа есть работа.

4. Камень Великой Матери

I. Деревенское колдовство

   Оставалось три дня до полнолуния, и пора было идти за омелой. Иначе пришлось бы отложить поход до ночи святого Иоанна, а тогда и без того будет полно хлопот. Я подумала про омелу еще днем, когда спускалась в деревню. Визуна послала меня снять порчу со старосты. Сама она в деревню теперь совсем не ходит. Там я управилась быстро. Пустить хлеб по освященной воде – всего-то дел. Визуна говорит, что порчу навел колдун из-за перевала, а я так думаю, что сама Визуна. Ей иногда хочется напомнить о своей власти, чтобы нас больше уважали. Это верно. Нас не слишком уважают. За пределами долины давно что-то творится, дороги опустели, и знатные господа не ездят больше к Визуне за амулетами и не шлют ей дорогих подарков. Но мне на это наплевать, я обхожусь и простыми деревенскими чарами, все больше по женской части. Только нужна омела. Первейшая вещь.
   Войдя в наш дом, я сразу почувствовала знакомый резкий запах. Тимьян, аир, жабник и все прочие девять трав. Визуна готовила мазь. Давненько они не собирались. Я прошла в чулан, где у нас было спрятано оружие, достала лук и выбрала стрелы с кремневыми наконечниками. Металл для моего дела не годился.
   Когда я вышла из чулана, Визуна, не оборачиваясь, сказала:
   – Убьешь нетопыря.
   Она знала, что я не люблю убивать, даже тварей с холодной кровью, но именно холодная кровь была ей сейчас нужна.
   – Обойдешься сажей, – ответила я. – Сажа ничуть не хуже.
   – Откуда тебе ведомо, что лучше, а что хуже? Этого тебе знать не положено.
   Тут она была права. Этого я знать не могла. Я ни разу не была на круге и не должна там бывать. Я – белая ведьма, не заключала договора, не ношу клейма, поэтому не боюсь ни святой воды, ни серебра, ни соли, ни гвоздей под порогом. Я – белая ведьма, а Визуна промышляла всяким, но я не могу ее судить, потому что она вырастила и обучила меня, хотя и не родная мать. Я – найденыш, неизвестно чья дочь, и Визуна в минуты злости кричит, что меня родила русалка, а вместо крови у меня болотная вода. Визуна стала часто кричать на меня с тех пор, как перестала бить. По-моему, она меня боится. Совершенно напрасно, я не причинила бы ей зла. Хотя, как ни странно, я очень сильная ведьма. Только ленивая, говорит Визуна, и в этом мое спасение.
   Она продолжала шуметь, я не прислушивалась. Мне было ее жаль. Она очень постарела в последние годы, высохла и сморщилась, а ведь в прежние времена знатные господа присылали ей подарки не только за ворожбу.
   – Посмотрим, – сказала я. – Как повезет.
   Я не должна обижать Визуну.
   Визуна скоро умрет.
 
   Я вышла из дома. Уже темнело, а до леса совсем близко. Времени в запасе много, близилось весеннее равноденствие… кажется в ту ночь у черных большой круг, вот Визуна и засуетилась. Это ее дело. А мое – омела. Мне даже не нужно было ее искать. Дойти до старого дуба и сбить. Сбивать нужно только камнем, а не рукой, не железом. Или такой вот стрелой. У меня глаз верный. А потом я должна подняться дальше по горе и убить нетопыря.
   Я шла уверенно. Была удивительно светлая ночь для конца марта. Хотя от старой луны остался только узкий серпик, но звезды высыпали в великом множестве. К тому же я с младенчества привыкла ходить по этому лесу, летом, бывало, неделями из него не выходила и никогда в нем не боялась. Ни один зверь меня не тронет, Ночные Матери мне не страшны, а разбойников здесь отродясь не было. Но на этот раз все было по-другому. Чем больше я углублялась в лес, тем сильнее ощущала в воздухе тревогу. Я слышала звуки, которых не должна была слышать, плеск ручья, по которому шла вброд, треск сучьев, свист и шепоты. Все было очень далеко, но я слышала, и я не дошла до старого дуба. Я решила затаиться и посмотреть.
   Он выбежал из орешника и попытался взобраться на склон. Ноги у него заплетались, и поначалу мне показалось, что ему просто мешает длинный плащ. И только когда он упал, я увидела стрелу у него под левой лопаткой. Странно, как он мог еще бежать. Он должен был умереть мгновенно.
   Я вышла из-за дерева и подошла к нему. Он был еще жив и поднял голову. Дрожащий свет звезд пронизывал ночь, и я могла видеть его лицо. Вероятно, и он мог видеть мое.
   – Помоги, – прошептал он.
   Я опустилась на колени, чтобы попытаться залечить рану, хоть это и было бесполезно.
   – Нет, – проговорил он. – Не так. – Судорожным движением он вытащил что-то из-за пазухи и протянул мне.
   Я взяла. Это был какой-то камешек на цепочке.
   – Отдай… – шептал он, и потом еще какое-то слово, кажется, «ему», но, может быть, мне послышалось.
   Голова его упала. Я приподняла ее свободной рукой, потом потрогала запястье. Он был мертв. Уж я ли не видела мертвых. Но мне почему-то не хотелось уходить, я пыталась понять… Однако тут я услышала шлепанье сапог по воде и снова отступила в тень. Из-за орешника выбежали четверо вооруженных людей и устремились к убитому. Они завернули его в плащ и подняли. Один из них осмотрелся. Но меня он не видел. Я не хотела, чтобы он меня видел. Я не боялась, однако не желала себе лишних неприятностей. Потом они взяли убитого и понесли. Я стала осторожно отходить назад – знала, что, кроме четверых, в лесу есть и другие. Но я могу ходить в лесу очень тихо… Никто не увидел меня, и я без вреда для себя выбралась из леса. И тут я вспомнила про цепочку, которую продолжала сжимать в руке.
   Визуна лежала на своей постели, завернувшись во все шкуры и одеяла, какие были в доме. Ее знобило.
   – Что случилось? – спросила она меня с порога. – Я чувствую – в лесу что-то неладное.
   Я не видела причин скрываться от нее и рассказала ей все. И выложила то, что мне передали. Это была простая цепочка из толстых колец. Похоже на железо, но уж очень темное – какой-то сплав. На ней припаян черный камень квадратной формы, без оправы. На полированной поверхности вырезаны какие-то неизвестные мне знаки.
   – Ага! Талисман! – сказала Визуна, глаза ее блеснули, как в прежние времена.
   Конечно, это был талисман, через мои руки прошли десятки их, но такого мне видеть не приходилось.
   – Гагат, – произнесла Визуна, рассматривая камень.
   – Гагат – это власть над силами ада?
   – Невежество! – возопила Визуна. – Власть над силами ада – это агат. А гагат – это камень Великой Матери! Постой, – она запнулась, – но ведь гагат – женский талисман. А нес его мужчина?
   – Да. Если только у женщин не может быть на щеках недельной щетины.
   – Странно, – сказала она, с опаской дотрагиваясь до камня. – Очень странно. – И тут же отдернула руку. – Знаешь что? Спрячь-ка ты его подальше.
   Под утро я немного поспала, а днем решила вернуться в лес. Я хотела посмотреть, не прячутся ли там убийцы. Может быть, мой поступок выглядел необдуманным, но, повторяю, я всегда знала, что в лесу со мной не может произойти ничего дурного. И потом, мне не давали покоя слова умирающего. Может быть, узнав что-то о тех, кто за ним охотился, я от обратного смогу выяснить, какова была цель его путешествия и кому я должна передать талисман.
   Я не нашла их. Только следы. Их действительно было в лесу не менее двух десятков. Ночью они прочесывали лес, пока не нашли того, за кем гнались. Странно, но у них не было собак, а вот лошади были. Я нашла следы множества лошадиных копыт в низине, откуда начиналась горная тропа, ведущая прочь из долины. Я немного прошла по ней, а потом поняла, что напрасно теряю время. Они уже успели выбраться на дорогу, а там мне их пешком нипочем не догнать.
   На ходьбу по лесу у меня ушел целый день, и тем не менее я не спешила возвращаться. Что-то мне во всем этом мешало, что-то было неправильно. Хотя ничего такого в них не было – обычные наемники… Но почему они даже не обыскали труп? Просто подняли и унесли.
   Потом я все же с неохотой поплелась домой. Может, мне не стоило оставаться в лесу на ночь? Все равно я ведь не достала омелу и не убила нетопыря. Но до новолуния были еще целые сутки…
   Подойдя к дому, я сразу почувствовала недоброе. Нет, никаких чужих. Только присутствие зла. Я сделала охранительный знак и вошла. И увидела тело Визуны на полу между постелью и столом. Я бросилась к ней, но она уже успела остыть. На теле не было никаких признаков насильственной смерти, но лицо искажено и губы посинели. Мгновенный приступ, резкая боль… но почему такое острое ощущение присутствия чужих сил? Они ушли, но они побывали здесь… Я подняла тело Визуны и перенесла его на постель. Обернулась, будто еще что-то можно было сделать.
   Талисман, который я, уходя, тщательно запрятала в тайник, лежал на краю стола, словно Визуна, падая, выронила его из рук.
 
   После похорон Визуны было тяжко и пусто на сердце. Я знала, что Визуна умрет, до того, как нашла талисман, но если бы я не оставила его в доме, Визуна, может быть, не умерла.
   Я снова достала его из тайника и стала рассматривать. Я видела много магических камней, когда дороги были еще открыты и разные предметы из большого мира доходили к нам беспрепятственно. Другие талисманы мы делали сами, не только для деревенского обихода, где можно было обойтись травами и корнями, но также из камней, что мы искали в заброшенных штольнях. В привозных встречались похожие черные камешки, но это были обычные обереги от дурного глаза.
   Я вспомнила тексты лапидариев, которые наизусть твердила Визуна: «Изображай медведя на аметисте, лягушку на берилле, всадника с копьем на халцедоне, барана на сапфире…» Относительно гагата я не знала указаний. Обычной греческой надписи «Иао, абраксас» тоже не было. Символы – а может быть, просто рисунки – на камне были совершенно незнакомы. Чем-то они напоминали мне изображения, которые можно видеть на древних стоячих камнях, но были сложнее. И я снова вспомнила, как убийцы не стали обыскивать тело. Может быть, они боялись прикоснуться к камню?
   Мне нужен был совет. Я и не знала никого, кто мог бы мне его дать. Ведь я никогда нигде не бывала, кроме леса и деревни. Единственное, что мне пришло на ум, – то, что я слышала от Визуны о колдуне из-за перевала, зловредном, но умном старике. И я решила позвать его. Весеннее равноденствие миновало, он должен быть свободен.
   Есть много способов заставить колдуна явиться. Я выбрала самый простой. Взяла новый глиняный горшок, бросила туда две иглы, настрогала дубовых щепок, залила водой и поставила на огонь. И я буду доливать воду и кипятить это варево до той поры, пока он не придет.
   Он пришел на четвертый день, плюхнулся за стол и сразу же воззрился на очаг. Я молча сняла горшок с огня, а перед стариком поставила кувшин пива, миску с кашей и полкруга сыра – все, что было в доме. Я соблюдала обычай черных – не здороваться и не называть имени, хотя мне это ничем не грозило.
   Он поел, выпил, потом сказал мне:
   – А черенки в палисаднике выкопала бы. Сразу видно, что ведьма живет.
   – Почему?
   – Розы же! Разве любовная ворожба без роз обходится?
   – Запросто, – буркнула я. – Берешь свечу, что побывала в руках мертвеца, потом щепку от придорожного креста…
   – А вот этого тебе знать не нужно, – перебил он меня. – Ты белая.
   – Знаю вот.
   – Ох, Визуна… Кто знает, где теперь ее душа? – И без перехода, уставившись острыми глазками мне в переносицу: – Зачем позвала?
   Я сняла цепочку с шеи и протянула ему. Но он не взял. Даже толкнулся в сторону.
   – Эт-то что?
   – Похоже, что из-за этого умерла Визуна.
   Я вкратце рассказала ему историю. Покуда я говорила, он немного приободрился.
   – Опиши того, кто нес камень.
   – Лет тридцати пяти. Худой, волосы черные, короткие. Чем-то похож на монаха.
   – Может, то и был монах. Среди них есть монахи.
   – Среди кого?
   Он не ответил. Потом спросил:
   – Ты и вправду ничего не чувствуешь?
   – Нет.