Страница:
Подозрения с Филби были сняты. Он дал пресс-конференцию и провел ее настолько блестяще, что коллега из СИС принес ему по телефону свои поздравления. В роли невинно пострадавшего героя и мученика он в качестве агента СИС отправился в Бейрут. На сей раз прикрытием ему служили корреспондентские карточки журналов «Обсервер» и «Экономист».
ЦРУ и ФБР пришли в ярость. Гувер был вынужден приостановить действия своих людей против Филби и официально оправдать его. 29 декабря ФБР закрыло свое досье на него. Это приняло форму следующего документа: «Предмет – Дональд Стюарт Маклин и др. В ходе имевшего недавно место просмотра все упоминания в досье ФБР о Гарольде А. Р. Филби были в виде резюме перенесены на карточки размером 3х5 дюймов. Филби подозревается в том, что предупредил объект о начатом по поводу последнего расследовании. Просмотр документов не дает оснований для того, чтобы начать расследование деятельности Филби»(25).
Дело Филби отправилось в архивы ФБР и пролежало там до января 1963 года. В это время Филби исчез из Бейрута, после того как его коллега из СИС попытался добиться от него признания в обмен на юридический иммунитет. Завершив продлившуюся на семь лет работу на КГБ, Ким Филби вынырнул в Москве. Его истинная роль наконец полностью прояснилась. Гувер был отомщен, однако добыча ускользнула. На самом деле весьма вероятно, что именно отношение американцев повлияло на решение Филби не делать признаний и бежать в Москву. Он мог поверить в то, что англичане сдержат слово и не станут преследовать его. Однако Филби не был убежден, что американцы не захватят его в Бейруте и не отправят для неприятных допросов в США или не попытаются навеки покончить с его деятельностью.
Гувер (и в меньшей степени Беделл-Смит) чувствовали, что стали жертвой английской традиции «старых приятельских связей». Гувер до самой смерти в 1972 году не доверял английским разведывательным службам и англичанам в целом. Беделл-Смит дал ясно понять, что особые отношения ЦРУ с СИС прекращаются до тех пор, пока англичане не наведут порядок в своем доме. СИС решила незамедлительно приняться за это дело.
Очистив в 1945 году свои ряды от непрофессионалов, СИС оставалась свободной от вмешательства извне вплоть до 1952 года. В это время на пост советника главы СИС от Министерства иностранных дел был назначен ставший со временем послом в Варшаве Джеффри Клаттон. Он получил при назначении в СИС ранг выше, чем любой из его предшественников. Так был существенно повышен уровень самого поста. Вызвано это было тем, что Форин офис стремилось улучшить отношения между двумя ведомствами(26). Перед Джеффри Клаттоном стояла нелегкая задача. Правление Мензиса закончилось, и ему на смену пришел Синклер, выпускник Виндзорского колледжа, верзила ростом в шесть футов и семь дюймов. За те три года, пока он стоял во главе организации, произошло столько провалов разного рода, что сотрудники СИС стали именовать этот период не иначе как «время кошмаров». Когда Синклер не был занят придумыванием фантастических операции, он принимался убеждать обеспокоенное ЦРУ в том, что СИС в своей основе – вполне здоровая организация.
В уговорах американцев ему не удалось добиться каких-либо успехов. Сотрудники ЦРУ в Лондоне помнят, как в начале 1956 года им довелось слушать представителя СИС, излагавшего план организации переворота в Сирии. Согласно этому плану, Ирак должен был подтолкнуть восстание племен, населяющих пустыню, ливанские христиане – вторгнуться на территорию Сирии, а Турция – спровоцировать пограничные инциденты. Все это выглядело не как план переворота, а скорее как план развязывания всеобщей войны на Ближнем Востоке.
По счастью, к его реализации даже и не попытались приступить.
Сотрудник ЦРУ Уилбер Ивеленд припоминает одну встречу в Бейруте, во время которой абсолютно пьяный представитель СИС делился планами убийства египетского лидера Насера. Английский разведчик бормотал что-то о Ближнем Востоке, попавшем в лапы коммунистов, затем «его голос ослабел, а сам он погрузился в кресло и окончательно отключился»(27). Еще один сотрудник ЦРУ докладывал о своей встрече с представителями СИС следующим образом: «После того как мы провели за столом час или два в бессвязной беседе, англичанин наконец сказал: «Почему бы нам не обратиться к старику Генри? Ведь он знает все». Через пару дней откуда-то из Суссекса явился старик Генри и согласился приняться за дело, но при этом заявил: «То, что вы придумали, ребята, погубит весь сад. А ведь надо лишь слегка подровнять кустарник»(28).
Своей кульминации серия неприятностей достигла в апреле 1956 года, когда кому-то в СИС пришла в голову идея обследовать подводную часть русского крейсера «Орджоникидзе» в гавани Портсмута. В октябре 1955 года подобная операция с такого же типа крейсером «Свердлов» прошла успешно, и теперь СИС испытывала искушение еще раз изучить детали противолодочного и противоминного оборудования корабля. Однако крейсер «Орджоникидзе» доставил в Англию советских лидеров Булганина и Хрущева, поэтому охрана была надежнее. Кроме того, привлеченный СИС к работе водолаз Лайонел Крэбб был немолод и физически плохо подготовлен. Короче говоря, водолаз исчез навсегда, русские заявили протест, и премьер-министру пришлось 4 мая принести публичные извинения в палате общин.
В результате внутриведомственного расследования, проведенного в СИС и в Форин офис, во всем обвинили советника МИД при руководителе СИС. На проведение любой разведывательной операции, которая могла повлечь за собой политические последствия, требовалась его санкция. СИС запросила разрешение на действия Крэбба поздно вечером, и советник подписал его, особенно не раздумывая. (Советника задвинули в какой-то темный угол министерства, а его наследник Джеффри Макдермотт взял за правило не рассматривать после шести часов вечера никаких заявок СИС.)(29)
Однако вина за этот провал на самом-то деле лежала на Синклере. В Форин офис и в аппарате Кабинета министров зрело мнение, что неминуемая отставка Синклера явится прекрасным поводом для изменения традиционного стиля руководства СИС. Норман Брук, секретарь аппарата Кабинета министров, и его заместитель Бэрк Тренд решили взять инициативу на себя. Эти высокопоставленные чиновники предложили положить конец тому, что разведку возглавляют представители армии или военно-морского флота. Их доводы были благожелательно восприняты Макмилланом. На пост руководителя СИС по рекомендации Патрика Дина, помощника заместителя министра иностранных дел и в свое время личного секретаря Мензиса, был предложен Дик Уайт(30). Уайт возглавлял МИ-5, организацию, в которой он проработал практически всю свою сознательную жизнь. Глава МИ-5 получил образование в Оксфорде, он учился в Мичиганском университете и в университете Южной Калифорнии. Уайт был высококультурным интеллектуалом и при этом отличался внешней элегантностью. Одним словом, он являл собой полную противоположность Мензису и Синклеру. Его назначение на пост главы СИС было встречено американцами с откровенным восторгом. Роберт Эмори вспоминает совещание, во время которого эта новость достигла руководителей ЦРУ: «Это случилось где-то в июле 1956 года. Шло рутинное совещание, на котором присутствовали Даллес, Хелмс, Биссел, я и еще несколько человек. Мы закончили утреннее заседание и собирались отправиться на ленч. В этот момент я сказал: «Да, кстати, только сегодня мой информатор в английском посольстве сообщил, кто назначен новым «С». Хелмс и Биссел едва не свалились со своих стульев. Оказалось, что перед их человеком в Лондоне в качестве приоритетной была поставлена задача добыть именно эту информацию. Когда я сообщил, что это Уайт, они были безмерно удивлены. Они продумывали различные возможные варианты, составили даже список имен вероятных кандидатов, однако имени Уайта среди них не было. Тем не менее все были в восторге. У руководства ЦРУ сложилось весьма благоприятное мнение об Уайте как об уравновешенном и порядочном человеке и профессионале высокого класса. Кто-то из присутствующих бросил: «Для нас Уайт очень и очень персона грата»(31).
Назначение Уайта явилось важной вехой в развитии разведки на Западе. Центр тяжести ее деятельности сместился от радостей и потрясений «великой игры» в сторону более тяжелого, но и более благодарного труда аналитической разведки. ЦРУ при Даллесе, «рыцаре великого, благородного дела», как величал его один из сотрудников, не осознало значения этого изменения. Однако Хелмс, ставший директором ЦРУ в 1966 году, полностью оценил его. С первых дней на посту «С» Уайт дал понять, что СИС не является продолжателем дел УСО в мирное время. По его мнению, диверсии и убийства не входят в круг обязанностей организации. (Например, СИС просто проигнорировала распоряжение Идена изучить возможности убийства Насера.)(32) Если правительство и допускало мысль, что СИС сможет стать дешевым средством сохранения власти в постимперском мире, то действия Уайта должны были разочаровать руководство страны. СИС намеревалась работать в существовавшем в то время духе высокой морали.
Одно из изменений, отмеченное особенно Министерством финансов, состояло в том, что СИС стала больше внимания уделять промышленной и экономической разведке. В 1958 году, например, один бельгийский агент сообщил СИС, что система охлаждения, выставленная на стенде Советского Союза во время Всемирной выставки в Брюсселе, содержит важную деталь, над усовершенствованием которой долгое время бьются английские инженеры; в СИС было решено наведаться к стенду ночью, снять деталь, изучить ее и вернуть на место, пока русские не спохватились. Советник МИД при руководителе СИС Джеффри Макдермотт весьма неохотно согласился на проведение этой операции, но она прошла успешно(33).
С приходом Уайта претерпела изменения и кадровая политика СИС. В 30-е годы практика набора по рекомендации привела к тому, что многие высшие чины СИС оказались в родственных отношениях. Энтони Блант, Стюарт Мензис, Клод Дэнси и Гай Лидделл, например, состояли в родстве, хотя и в отдаленном. Те же, кто не являлись родственниками, обычно полностью разделяли взгляды того, кто занимался подбором кадров. В результате штат СИС в 30-е годы был заполнен множеством сотрудников, чьи таланты оценивал автор шпионских романов Джон Бьюкен (самый знаменитый из его романов – «Тридцать девять ступеней»).
В начале послевоенного периода наиболее предпочтительными кандидатами для работы в СИС стали парламентарии и журналисты. Капитан Генри Керби – депутат парламента от консервативной партии – не делал секрета из того, что в течение долгого времени работал в СИС. Другие, правда, отклоняли предложения послужить в разведке. Тони Бенн, депутат парламента от лейбористской партии, говорит, что СИС дважды обращалась к нему – первый раз, когда ему было 22 года и он являлся председателем Оксфордского союза, а во второй раз после того, как он в 1950 году оказался избранным в парламент(34).
Уайт стал смелее набирать сотрудников непосредственно в университетах. Политика изменилась настолько, что к работе начали привлекать женщин. Одна из них вспоминает: «Закончив Бристольский университет с весьма средними оценками, я стала думать, чем заняться дальше. Мой преподаватель сказал: «Знаешь, есть интересная работа координатора в Форин офис. Если хочешь, я организую для тебя собеседование». При первой встрече я так и не смогла понять, о какого рода работе идет речь. Из последовавших затем бесед стало ясно, что на самом деле означает «работа координатора в Форин офис». Я дала свое согласие, и целый месяц мое имя значилось в списках СИС. Но вообще мне это не очень нравилось, и я отказалась от работы»(35).
Однако главным источником кадров для СИС стали, и с той поры остаются, выпускники университетов, провалившиеся на экзаменах на замещение вакантных должностей в Министерстве иностранных дел или других государственных учреждениях[48].
СИС не испытывала недостатка в агентах. Однажды Уайт сказал своему французскому коллеге, что его ведомство одолевают английские бизнесмены, отправляющиеся за границу. Чтобы развлечься, они хотят немножко пошпионить. Французский коллега заметил, что это как нельзя лучше демонстрирует разницу между британским и французским характером. «Когда французский бизнесмен едет за границу, он стремится развлечься там отнюдь не шпионажем».
Когда Уайт занял пост «С», он выяснил, что Филби все еще числится в списках сотрудников СИС и что его собираются направить в Бейрут. Новый руководитель разведки был шокирован этим обстоятельством. Однако приготовления зашли слишком далеко, чтобы их можно было остановить. Тем более, принимая во внимание пожелание Форин офис, чтобы Филби непременно занял вакантный пост в Бейруте, Уайта удалось убедить. При этом в ход пошел аргумент такого рода: если Филби действительно агент КГБ, работа в Бейруте предоставит хорошие возможности для его разоблачения, к тому же, пока идет период оформления, могут появиться новые свидетельства его виновности. Если же он невиновен, то к нему следует отнестись благожелательно.
Тем временем Уайту надо было разбираться с одним из самых удачливых агентов КГБ, доставшихся ему в наследство от «времени кошмаров». Это был Джордж Блейк, сотрудник разведки, который, как и Филби, стал работать на Москву.
Урон, нанесенный Блейком разведслужбам Запада, был столь велик (по словам Блейка, он переправлял в КГБ все важные официальные документы, попадавшие в его руки), что слушание дела проходило при закрытых дверях. Более того, правительство предпринимало гигантские усилия, чтобы убедить прессу не обнародовать факт о принадлежности Блейка к разведывательным службам. До сих пор вся история, связанная с Блейком, пронизана дезинформацией как с британской, так и с советской стороны.
Блейк родился в Нидерландах. Его отец был египетским евреем, а мать – голландкой лютеранского вероисповедания. Отец, обладавший английским паспортом, был настроен сверхпатриотично. Он дал своему сыну имя Джордж в честь английского короля. Во время первой мировой войны отец Блейка, видимо, немного занимался разведывательной деятельностью для СИС. После смерти отца в 1936 году (отдаленный результат отравления немецкими газами) Джордж Блейк был отослан в Египет к своему дяде. Когда началась вторая мировая война, он находился в Нидерландах, в гостях у матери, и застрял в этой стране в результате быстрого продвижения немцев. Будучи интернирован, Блейк бежал, присоединился к бойцам движения Сопротивления, а затем сумел перебраться в Англию. Там он служил в Королевском военно-морском флоте. После окончания войны Блейк получил назначение в отделение военно-морской разведки в Гамбурге. Позже он изучал языки, включая русский, в Даунинг-колледж (Кембридж), затем поступил на работу в Форин офис и был назначен вице-консулом в Сеул. На каком-то этапе, возможно до назначения в Гамбург, он был завербован в СИС Кеннетом Коэном. Блейк представлялся идеальным кандидатом: участие в войне, знание языков, характер человека, способного в сложных обстоятельствах постоять за себя.
Блейк прибыл в Сеул перед началом войны в Корее. Во время боевых действий он был захвачен северокорейцами и оставался в плену три года. После освобождения СИС предоставила ему отпуск для восстановления сил, а затем он был устроен на Олимпийский стадион в Западном Берлине на должность технического директора. (На стадионе находилась одна из точек СИС.) Перед ним была поставлена задача изучать личный состав частей Советской Армии в Восточной Германии и подыскивать в офицерской среде потенциальных перебежчиков на Запад. Находясь на этом посту, Блейк сообщил КГБ о существовании так называемого Берлинского туннеля, прорытого СИС и ЦРУ с целью подключения к линиям связи русских между Восточным Берлином и Москвой. Информация Блейка превратила успех СИС – ЦРУ (они могли подслушивать секретные сообщения) в фиаско, потому что КГБ получил возможность использовать операцию «Берлинский туннель», чтобы поставлять дезинформацию западным разведслужбам. Позже, в удобный для них момент, русские «обнаружили» этот туннель и превратили операцию Запада в свою пропагандистскую победу. Но отчет СИС об ущербе, нанесенном Блейком, свидетельствует о том, что он передавал русским и политическую информацию. В первую очередь он информировал их обо всех планах Запада, касающихся ведения переговоров по берлинскому вопросу в Женеве в 1959 году(36).
В 1961 году сотруднику ЦРУ Говарду Роману удалось наконец получить информацию от работника разведки одной из коммунистических стран, проходившего под кличкой «Хекеншютце». (Позже, когда он перебежал на Запад, выяснилось, что под ней скрывался Михаил Голониевский, заместитель начальника польской военной разведки.) Данные, полученные от этого агента, свидетельствовали о том, что КГБ располагает списком имен 26 польских официальных лиц – потенциальных объектов вербовки. Этот список был составлен СИС. Проведенное расследование установило, что он мог попасть к русским только из сейфа Блейка(37).
Когда СИС пришла к этому заключению, сам Блейк обучался арабскому языку в Ливане, в школе, к которой благоволили западные разведслужбы. Он был отозван очень спокойной по тону телеграммой; более того, по прибытии в Англию ему позволили свободно передвигаться в надежде, что он попытается вступить в контакт с сотрудниками советской разведки. Но на пути в здание СИС на следующий день он был арестован по обвинению в нарушении закона о государственной тайне. Блейк во всем признался, и после суда в Олд Бейли был приговорен к сорока двум годам тюремного заключения. Это был самый длительный срок, назначенный кому-либо по английским законам. Блейк отсидел пять с половиной лет, прежде чем совершил блистательный побег из тюрьмы «Уормвуд скрэбс» в западном Лондоне. Блейк исчез, чтобы годом позже появиться в Москве.
По одной из версий, имеющей хождение на Западе, Блейк был лояльным и весьма успешно действующим агентом СИС, до того как он был захвачен коммунистами в Корее. Тем якобы удалось промыть ему мозги и убедить работать на Москву. Первоначально считалось, что побег Блейка был организован КГБ, но потом возник какой-то уголовник-ирландец и поведал миру, как он вместе с Блейком задумал и осуществил этот побег. К делу подключились психоаналитики и принялись устанавливать весьма изощренные мотивы поведения Блейка.
Депутат парламента лейборист Лео Абс писал: «Ранние годы его жизни пронизаны событиями, которые толкали его, может быть подсознательно, на то, чтобы отомстить Англии. Отец предал Джорджа, когда избрал британское подданство, он предал его своей ранней смертью, он обрек его на изгнание и в конечном счете на арест в Нидерландах. Джордж ощущал предательство отца, являясь в глубине души чужаком в Англии. Поэтому неудивительно, что заложенное глубоко в подсознании чувство ненависти к отцу обернулось против предмета обожания отца. Только наша секретная служба могла быть столь предупредительной, чтобы предоставить Блейку возможность совершить убийство отца, после того как тот скончался»(38).
Факты гораздо более прозаичны. Блейк еще в молодости увлекался коммунистическими идеями. Он говорил, что сначала хотел стать католическим священником, но потом избрал другое вероисповедание – коммунизм. Его двоюродный брат, с которым он жил в Каире, был одним из основателей египетской компартии(39). Блейк сражался бок о бок с коммунистами в движении Сопротивления в Нидерландах. Речь Черчилля о «железном занавесе» и американские бомбардировки Кореи укрепили его желание служить делу социализма. Таким образом, версия о Блейке как патриотически настроенном чиновнике Форин офис – бедной жертве психологической обработки со стороны северокорейцев – не выдерживает даже поверхностного анализа. Она служит для того, чтобы скрыть тот факт, что любая проверка прошлого Блейка, перед тем как он поступил в СИС, вскрыла бы его связи с коммунистами. Однако здесь я позволю себе высказать предположение: СИС знала о коммунистических контактах Блейка, но намеревалась использовать их в своих интересах.
Причина крайней чувствительности английских властей, когда речь даже сейчас заходит о деле Блейка, заключается в том, что тот блестяще вел тройную игру, и англичане в ней занимали лишь второе место после русских. Во время суда над Блейком выяснилось, что его не удастся осудить, если не последует признание. Обычные показания, которые так эффективно использовались в ходе других шпионских процессов – контакт с установленными сотрудниками КГБ и передача им информации, – здесь не работали «из-за существа характера его деятельности», как выразился один из бывших коллег Блейка. Это может означать лишь одно – ему было разрешено контактировать с русскими. Одной из причин его быстрого продвижения по служебной лестнице было то, что «ему удалось провести ряд замечательных вербовок офицеров-коммунистов в Германии». Блейк сам рассказывал, что, когда он сдался после побега властям Восточной Германии, те пригласили офицера КГБ. Оказалось, что он много лет контактировал с этим человеком. когда служил по заданию разведки в Берлине(40).
Мое мнение таково. Блейк сообщил СИС, что русские его завербовали, и высказал идею о той пользе, которую из этого может извлечь Великобритания. Руководители СИС с ним согласились. Они увидели возможность побить КГБ в игре, в которой последний столь преуспел. Твердо убежденные в том, что Блейк верен СИС – ведь он сообщил о своих контактах, да и женат на коллеге, сотруднице разведки, – руководители Блей-ка уполномочили его передавать КГБ тщательно отобранные материалы, некоторые из которых должны были быть подлинными. Это было совершенно необходимо, чтобы убедить коммунистов в лояльности Блейка. Начальники Блейка в КГБ были обязаны поступать точно так же, чтобы СИС поверила в то, что Джордж верен Англии. В этой опасной игре – передать какую-то информацию, чтобы получить взамен больше, – побеждает тот, кто снимает мякоть. Поэтому СИС, узнав, что Блейк в конечном итоге все-таки лоялен по отношению к КГБ, а английская разведка, полагая, что получает мясо, сгребала кости, впала в шок. Тройной агент может нанести огромный ущерб, и его крайне сложно разоблачить, потому что он всегда может объяснить свое предательское поведение словами: «Но ведь так нами и было задумано».
Правильность версии о том, что Блейк являлся тройным агентом, подтверждается как суровостью приговора – по году, как было сказано в ходе суда, за каждого из погубленных им агентов СИС, – так и тем, что его работа была высоко оценена русскими. Блейк, так же как и Филби, был награжден орденом Ленина. Но почему шпион такого калибра, как Блейк, выступил с признаниями о своей деятельности? Ответ может быть один: видимо, СИС сделала ему очень соблазнительное предложение, пообещав вынесение легкого приговора и высылку после освобождения. Но даже СИС не может гарантировать того, что английский судья не будет руководствоваться своим собственным правосознанием при вынесении приговора. Перед Блейком неожиданно открылась перспектива провести в тюрьме по меньшей мере 28 лет.
Обычно в таких случаях КГБ, чтобы выручить своего человека, организует обмен заключенными. Но это требует много времени и часто встречает сопротивление со стороны западных служб безопасности. Их раздражает, что после стольких усилий, затраченных на поимку шпиона, коллеги из разведки с такой легкостью и так скоро выпускают его на свободу. Более того, подобный обмен редко оказывается для Запада выгодным.
Как сказал однажды Филби: «Мы должны признать, что Запад проигрывает при подобных обменах по одной простой причине – у нас гораздо больше хороших агентов, чем у них. Мы получили полковника Абеля, первоклассного разведчика, в обмен на простого пилота Гарри Пауэрса только потому, что здесь лучше его никого и не было»(41). В КГБ решили, что может пройти слишком много времени, прежде чем в России будет захвачен разведчик класса Блейка и обмен станет возможен.
ЦРУ и ФБР пришли в ярость. Гувер был вынужден приостановить действия своих людей против Филби и официально оправдать его. 29 декабря ФБР закрыло свое досье на него. Это приняло форму следующего документа: «Предмет – Дональд Стюарт Маклин и др. В ходе имевшего недавно место просмотра все упоминания в досье ФБР о Гарольде А. Р. Филби были в виде резюме перенесены на карточки размером 3х5 дюймов. Филби подозревается в том, что предупредил объект о начатом по поводу последнего расследовании. Просмотр документов не дает оснований для того, чтобы начать расследование деятельности Филби»(25).
Дело Филби отправилось в архивы ФБР и пролежало там до января 1963 года. В это время Филби исчез из Бейрута, после того как его коллега из СИС попытался добиться от него признания в обмен на юридический иммунитет. Завершив продлившуюся на семь лет работу на КГБ, Ким Филби вынырнул в Москве. Его истинная роль наконец полностью прояснилась. Гувер был отомщен, однако добыча ускользнула. На самом деле весьма вероятно, что именно отношение американцев повлияло на решение Филби не делать признаний и бежать в Москву. Он мог поверить в то, что англичане сдержат слово и не станут преследовать его. Однако Филби не был убежден, что американцы не захватят его в Бейруте и не отправят для неприятных допросов в США или не попытаются навеки покончить с его деятельностью.
Гувер (и в меньшей степени Беделл-Смит) чувствовали, что стали жертвой английской традиции «старых приятельских связей». Гувер до самой смерти в 1972 году не доверял английским разведывательным службам и англичанам в целом. Беделл-Смит дал ясно понять, что особые отношения ЦРУ с СИС прекращаются до тех пор, пока англичане не наведут порядок в своем доме. СИС решила незамедлительно приняться за это дело.
Очистив в 1945 году свои ряды от непрофессионалов, СИС оставалась свободной от вмешательства извне вплоть до 1952 года. В это время на пост советника главы СИС от Министерства иностранных дел был назначен ставший со временем послом в Варшаве Джеффри Клаттон. Он получил при назначении в СИС ранг выше, чем любой из его предшественников. Так был существенно повышен уровень самого поста. Вызвано это было тем, что Форин офис стремилось улучшить отношения между двумя ведомствами(26). Перед Джеффри Клаттоном стояла нелегкая задача. Правление Мензиса закончилось, и ему на смену пришел Синклер, выпускник Виндзорского колледжа, верзила ростом в шесть футов и семь дюймов. За те три года, пока он стоял во главе организации, произошло столько провалов разного рода, что сотрудники СИС стали именовать этот период не иначе как «время кошмаров». Когда Синклер не был занят придумыванием фантастических операции, он принимался убеждать обеспокоенное ЦРУ в том, что СИС в своей основе – вполне здоровая организация.
В уговорах американцев ему не удалось добиться каких-либо успехов. Сотрудники ЦРУ в Лондоне помнят, как в начале 1956 года им довелось слушать представителя СИС, излагавшего план организации переворота в Сирии. Согласно этому плану, Ирак должен был подтолкнуть восстание племен, населяющих пустыню, ливанские христиане – вторгнуться на территорию Сирии, а Турция – спровоцировать пограничные инциденты. Все это выглядело не как план переворота, а скорее как план развязывания всеобщей войны на Ближнем Востоке.
По счастью, к его реализации даже и не попытались приступить.
Сотрудник ЦРУ Уилбер Ивеленд припоминает одну встречу в Бейруте, во время которой абсолютно пьяный представитель СИС делился планами убийства египетского лидера Насера. Английский разведчик бормотал что-то о Ближнем Востоке, попавшем в лапы коммунистов, затем «его голос ослабел, а сам он погрузился в кресло и окончательно отключился»(27). Еще один сотрудник ЦРУ докладывал о своей встрече с представителями СИС следующим образом: «После того как мы провели за столом час или два в бессвязной беседе, англичанин наконец сказал: «Почему бы нам не обратиться к старику Генри? Ведь он знает все». Через пару дней откуда-то из Суссекса явился старик Генри и согласился приняться за дело, но при этом заявил: «То, что вы придумали, ребята, погубит весь сад. А ведь надо лишь слегка подровнять кустарник»(28).
Своей кульминации серия неприятностей достигла в апреле 1956 года, когда кому-то в СИС пришла в голову идея обследовать подводную часть русского крейсера «Орджоникидзе» в гавани Портсмута. В октябре 1955 года подобная операция с такого же типа крейсером «Свердлов» прошла успешно, и теперь СИС испытывала искушение еще раз изучить детали противолодочного и противоминного оборудования корабля. Однако крейсер «Орджоникидзе» доставил в Англию советских лидеров Булганина и Хрущева, поэтому охрана была надежнее. Кроме того, привлеченный СИС к работе водолаз Лайонел Крэбб был немолод и физически плохо подготовлен. Короче говоря, водолаз исчез навсегда, русские заявили протест, и премьер-министру пришлось 4 мая принести публичные извинения в палате общин.
В результате внутриведомственного расследования, проведенного в СИС и в Форин офис, во всем обвинили советника МИД при руководителе СИС. На проведение любой разведывательной операции, которая могла повлечь за собой политические последствия, требовалась его санкция. СИС запросила разрешение на действия Крэбба поздно вечером, и советник подписал его, особенно не раздумывая. (Советника задвинули в какой-то темный угол министерства, а его наследник Джеффри Макдермотт взял за правило не рассматривать после шести часов вечера никаких заявок СИС.)(29)
Однако вина за этот провал на самом-то деле лежала на Синклере. В Форин офис и в аппарате Кабинета министров зрело мнение, что неминуемая отставка Синклера явится прекрасным поводом для изменения традиционного стиля руководства СИС. Норман Брук, секретарь аппарата Кабинета министров, и его заместитель Бэрк Тренд решили взять инициативу на себя. Эти высокопоставленные чиновники предложили положить конец тому, что разведку возглавляют представители армии или военно-морского флота. Их доводы были благожелательно восприняты Макмилланом. На пост руководителя СИС по рекомендации Патрика Дина, помощника заместителя министра иностранных дел и в свое время личного секретаря Мензиса, был предложен Дик Уайт(30). Уайт возглавлял МИ-5, организацию, в которой он проработал практически всю свою сознательную жизнь. Глава МИ-5 получил образование в Оксфорде, он учился в Мичиганском университете и в университете Южной Калифорнии. Уайт был высококультурным интеллектуалом и при этом отличался внешней элегантностью. Одним словом, он являл собой полную противоположность Мензису и Синклеру. Его назначение на пост главы СИС было встречено американцами с откровенным восторгом. Роберт Эмори вспоминает совещание, во время которого эта новость достигла руководителей ЦРУ: «Это случилось где-то в июле 1956 года. Шло рутинное совещание, на котором присутствовали Даллес, Хелмс, Биссел, я и еще несколько человек. Мы закончили утреннее заседание и собирались отправиться на ленч. В этот момент я сказал: «Да, кстати, только сегодня мой информатор в английском посольстве сообщил, кто назначен новым «С». Хелмс и Биссел едва не свалились со своих стульев. Оказалось, что перед их человеком в Лондоне в качестве приоритетной была поставлена задача добыть именно эту информацию. Когда я сообщил, что это Уайт, они были безмерно удивлены. Они продумывали различные возможные варианты, составили даже список имен вероятных кандидатов, однако имени Уайта среди них не было. Тем не менее все были в восторге. У руководства ЦРУ сложилось весьма благоприятное мнение об Уайте как об уравновешенном и порядочном человеке и профессионале высокого класса. Кто-то из присутствующих бросил: «Для нас Уайт очень и очень персона грата»(31).
Назначение Уайта явилось важной вехой в развитии разведки на Западе. Центр тяжести ее деятельности сместился от радостей и потрясений «великой игры» в сторону более тяжелого, но и более благодарного труда аналитической разведки. ЦРУ при Даллесе, «рыцаре великого, благородного дела», как величал его один из сотрудников, не осознало значения этого изменения. Однако Хелмс, ставший директором ЦРУ в 1966 году, полностью оценил его. С первых дней на посту «С» Уайт дал понять, что СИС не является продолжателем дел УСО в мирное время. По его мнению, диверсии и убийства не входят в круг обязанностей организации. (Например, СИС просто проигнорировала распоряжение Идена изучить возможности убийства Насера.)(32) Если правительство и допускало мысль, что СИС сможет стать дешевым средством сохранения власти в постимперском мире, то действия Уайта должны были разочаровать руководство страны. СИС намеревалась работать в существовавшем в то время духе высокой морали.
Одно из изменений, отмеченное особенно Министерством финансов, состояло в том, что СИС стала больше внимания уделять промышленной и экономической разведке. В 1958 году, например, один бельгийский агент сообщил СИС, что система охлаждения, выставленная на стенде Советского Союза во время Всемирной выставки в Брюсселе, содержит важную деталь, над усовершенствованием которой долгое время бьются английские инженеры; в СИС было решено наведаться к стенду ночью, снять деталь, изучить ее и вернуть на место, пока русские не спохватились. Советник МИД при руководителе СИС Джеффри Макдермотт весьма неохотно согласился на проведение этой операции, но она прошла успешно(33).
С приходом Уайта претерпела изменения и кадровая политика СИС. В 30-е годы практика набора по рекомендации привела к тому, что многие высшие чины СИС оказались в родственных отношениях. Энтони Блант, Стюарт Мензис, Клод Дэнси и Гай Лидделл, например, состояли в родстве, хотя и в отдаленном. Те же, кто не являлись родственниками, обычно полностью разделяли взгляды того, кто занимался подбором кадров. В результате штат СИС в 30-е годы был заполнен множеством сотрудников, чьи таланты оценивал автор шпионских романов Джон Бьюкен (самый знаменитый из его романов – «Тридцать девять ступеней»).
В начале послевоенного периода наиболее предпочтительными кандидатами для работы в СИС стали парламентарии и журналисты. Капитан Генри Керби – депутат парламента от консервативной партии – не делал секрета из того, что в течение долгого времени работал в СИС. Другие, правда, отклоняли предложения послужить в разведке. Тони Бенн, депутат парламента от лейбористской партии, говорит, что СИС дважды обращалась к нему – первый раз, когда ему было 22 года и он являлся председателем Оксфордского союза, а во второй раз после того, как он в 1950 году оказался избранным в парламент(34).
Уайт стал смелее набирать сотрудников непосредственно в университетах. Политика изменилась настолько, что к работе начали привлекать женщин. Одна из них вспоминает: «Закончив Бристольский университет с весьма средними оценками, я стала думать, чем заняться дальше. Мой преподаватель сказал: «Знаешь, есть интересная работа координатора в Форин офис. Если хочешь, я организую для тебя собеседование». При первой встрече я так и не смогла понять, о какого рода работе идет речь. Из последовавших затем бесед стало ясно, что на самом деле означает «работа координатора в Форин офис». Я дала свое согласие, и целый месяц мое имя значилось в списках СИС. Но вообще мне это не очень нравилось, и я отказалась от работы»(35).
Однако главным источником кадров для СИС стали, и с той поры остаются, выпускники университетов, провалившиеся на экзаменах на замещение вакантных должностей в Министерстве иностранных дел или других государственных учреждениях[48].
СИС не испытывала недостатка в агентах. Однажды Уайт сказал своему французскому коллеге, что его ведомство одолевают английские бизнесмены, отправляющиеся за границу. Чтобы развлечься, они хотят немножко пошпионить. Французский коллега заметил, что это как нельзя лучше демонстрирует разницу между британским и французским характером. «Когда французский бизнесмен едет за границу, он стремится развлечься там отнюдь не шпионажем».
Когда Уайт занял пост «С», он выяснил, что Филби все еще числится в списках сотрудников СИС и что его собираются направить в Бейрут. Новый руководитель разведки был шокирован этим обстоятельством. Однако приготовления зашли слишком далеко, чтобы их можно было остановить. Тем более, принимая во внимание пожелание Форин офис, чтобы Филби непременно занял вакантный пост в Бейруте, Уайта удалось убедить. При этом в ход пошел аргумент такого рода: если Филби действительно агент КГБ, работа в Бейруте предоставит хорошие возможности для его разоблачения, к тому же, пока идет период оформления, могут появиться новые свидетельства его виновности. Если же он невиновен, то к нему следует отнестись благожелательно.
Тем временем Уайту надо было разбираться с одним из самых удачливых агентов КГБ, доставшихся ему в наследство от «времени кошмаров». Это был Джордж Блейк, сотрудник разведки, который, как и Филби, стал работать на Москву.
Урон, нанесенный Блейком разведслужбам Запада, был столь велик (по словам Блейка, он переправлял в КГБ все важные официальные документы, попадавшие в его руки), что слушание дела проходило при закрытых дверях. Более того, правительство предпринимало гигантские усилия, чтобы убедить прессу не обнародовать факт о принадлежности Блейка к разведывательным службам. До сих пор вся история, связанная с Блейком, пронизана дезинформацией как с британской, так и с советской стороны.
Блейк родился в Нидерландах. Его отец был египетским евреем, а мать – голландкой лютеранского вероисповедания. Отец, обладавший английским паспортом, был настроен сверхпатриотично. Он дал своему сыну имя Джордж в честь английского короля. Во время первой мировой войны отец Блейка, видимо, немного занимался разведывательной деятельностью для СИС. После смерти отца в 1936 году (отдаленный результат отравления немецкими газами) Джордж Блейк был отослан в Египет к своему дяде. Когда началась вторая мировая война, он находился в Нидерландах, в гостях у матери, и застрял в этой стране в результате быстрого продвижения немцев. Будучи интернирован, Блейк бежал, присоединился к бойцам движения Сопротивления, а затем сумел перебраться в Англию. Там он служил в Королевском военно-морском флоте. После окончания войны Блейк получил назначение в отделение военно-морской разведки в Гамбурге. Позже он изучал языки, включая русский, в Даунинг-колледж (Кембридж), затем поступил на работу в Форин офис и был назначен вице-консулом в Сеул. На каком-то этапе, возможно до назначения в Гамбург, он был завербован в СИС Кеннетом Коэном. Блейк представлялся идеальным кандидатом: участие в войне, знание языков, характер человека, способного в сложных обстоятельствах постоять за себя.
Блейк прибыл в Сеул перед началом войны в Корее. Во время боевых действий он был захвачен северокорейцами и оставался в плену три года. После освобождения СИС предоставила ему отпуск для восстановления сил, а затем он был устроен на Олимпийский стадион в Западном Берлине на должность технического директора. (На стадионе находилась одна из точек СИС.) Перед ним была поставлена задача изучать личный состав частей Советской Армии в Восточной Германии и подыскивать в офицерской среде потенциальных перебежчиков на Запад. Находясь на этом посту, Блейк сообщил КГБ о существовании так называемого Берлинского туннеля, прорытого СИС и ЦРУ с целью подключения к линиям связи русских между Восточным Берлином и Москвой. Информация Блейка превратила успех СИС – ЦРУ (они могли подслушивать секретные сообщения) в фиаско, потому что КГБ получил возможность использовать операцию «Берлинский туннель», чтобы поставлять дезинформацию западным разведслужбам. Позже, в удобный для них момент, русские «обнаружили» этот туннель и превратили операцию Запада в свою пропагандистскую победу. Но отчет СИС об ущербе, нанесенном Блейком, свидетельствует о том, что он передавал русским и политическую информацию. В первую очередь он информировал их обо всех планах Запада, касающихся ведения переговоров по берлинскому вопросу в Женеве в 1959 году(36).
В 1961 году сотруднику ЦРУ Говарду Роману удалось наконец получить информацию от работника разведки одной из коммунистических стран, проходившего под кличкой «Хекеншютце». (Позже, когда он перебежал на Запад, выяснилось, что под ней скрывался Михаил Голониевский, заместитель начальника польской военной разведки.) Данные, полученные от этого агента, свидетельствовали о том, что КГБ располагает списком имен 26 польских официальных лиц – потенциальных объектов вербовки. Этот список был составлен СИС. Проведенное расследование установило, что он мог попасть к русским только из сейфа Блейка(37).
Когда СИС пришла к этому заключению, сам Блейк обучался арабскому языку в Ливане, в школе, к которой благоволили западные разведслужбы. Он был отозван очень спокойной по тону телеграммой; более того, по прибытии в Англию ему позволили свободно передвигаться в надежде, что он попытается вступить в контакт с сотрудниками советской разведки. Но на пути в здание СИС на следующий день он был арестован по обвинению в нарушении закона о государственной тайне. Блейк во всем признался, и после суда в Олд Бейли был приговорен к сорока двум годам тюремного заключения. Это был самый длительный срок, назначенный кому-либо по английским законам. Блейк отсидел пять с половиной лет, прежде чем совершил блистательный побег из тюрьмы «Уормвуд скрэбс» в западном Лондоне. Блейк исчез, чтобы годом позже появиться в Москве.
По одной из версий, имеющей хождение на Западе, Блейк был лояльным и весьма успешно действующим агентом СИС, до того как он был захвачен коммунистами в Корее. Тем якобы удалось промыть ему мозги и убедить работать на Москву. Первоначально считалось, что побег Блейка был организован КГБ, но потом возник какой-то уголовник-ирландец и поведал миру, как он вместе с Блейком задумал и осуществил этот побег. К делу подключились психоаналитики и принялись устанавливать весьма изощренные мотивы поведения Блейка.
Депутат парламента лейборист Лео Абс писал: «Ранние годы его жизни пронизаны событиями, которые толкали его, может быть подсознательно, на то, чтобы отомстить Англии. Отец предал Джорджа, когда избрал британское подданство, он предал его своей ранней смертью, он обрек его на изгнание и в конечном счете на арест в Нидерландах. Джордж ощущал предательство отца, являясь в глубине души чужаком в Англии. Поэтому неудивительно, что заложенное глубоко в подсознании чувство ненависти к отцу обернулось против предмета обожания отца. Только наша секретная служба могла быть столь предупредительной, чтобы предоставить Блейку возможность совершить убийство отца, после того как тот скончался»(38).
Факты гораздо более прозаичны. Блейк еще в молодости увлекался коммунистическими идеями. Он говорил, что сначала хотел стать католическим священником, но потом избрал другое вероисповедание – коммунизм. Его двоюродный брат, с которым он жил в Каире, был одним из основателей египетской компартии(39). Блейк сражался бок о бок с коммунистами в движении Сопротивления в Нидерландах. Речь Черчилля о «железном занавесе» и американские бомбардировки Кореи укрепили его желание служить делу социализма. Таким образом, версия о Блейке как патриотически настроенном чиновнике Форин офис – бедной жертве психологической обработки со стороны северокорейцев – не выдерживает даже поверхностного анализа. Она служит для того, чтобы скрыть тот факт, что любая проверка прошлого Блейка, перед тем как он поступил в СИС, вскрыла бы его связи с коммунистами. Однако здесь я позволю себе высказать предположение: СИС знала о коммунистических контактах Блейка, но намеревалась использовать их в своих интересах.
Причина крайней чувствительности английских властей, когда речь даже сейчас заходит о деле Блейка, заключается в том, что тот блестяще вел тройную игру, и англичане в ней занимали лишь второе место после русских. Во время суда над Блейком выяснилось, что его не удастся осудить, если не последует признание. Обычные показания, которые так эффективно использовались в ходе других шпионских процессов – контакт с установленными сотрудниками КГБ и передача им информации, – здесь не работали «из-за существа характера его деятельности», как выразился один из бывших коллег Блейка. Это может означать лишь одно – ему было разрешено контактировать с русскими. Одной из причин его быстрого продвижения по служебной лестнице было то, что «ему удалось провести ряд замечательных вербовок офицеров-коммунистов в Германии». Блейк сам рассказывал, что, когда он сдался после побега властям Восточной Германии, те пригласили офицера КГБ. Оказалось, что он много лет контактировал с этим человеком. когда служил по заданию разведки в Берлине(40).
Мое мнение таково. Блейк сообщил СИС, что русские его завербовали, и высказал идею о той пользе, которую из этого может извлечь Великобритания. Руководители СИС с ним согласились. Они увидели возможность побить КГБ в игре, в которой последний столь преуспел. Твердо убежденные в том, что Блейк верен СИС – ведь он сообщил о своих контактах, да и женат на коллеге, сотруднице разведки, – руководители Блей-ка уполномочили его передавать КГБ тщательно отобранные материалы, некоторые из которых должны были быть подлинными. Это было совершенно необходимо, чтобы убедить коммунистов в лояльности Блейка. Начальники Блейка в КГБ были обязаны поступать точно так же, чтобы СИС поверила в то, что Джордж верен Англии. В этой опасной игре – передать какую-то информацию, чтобы получить взамен больше, – побеждает тот, кто снимает мякоть. Поэтому СИС, узнав, что Блейк в конечном итоге все-таки лоялен по отношению к КГБ, а английская разведка, полагая, что получает мясо, сгребала кости, впала в шок. Тройной агент может нанести огромный ущерб, и его крайне сложно разоблачить, потому что он всегда может объяснить свое предательское поведение словами: «Но ведь так нами и было задумано».
Правильность версии о том, что Блейк являлся тройным агентом, подтверждается как суровостью приговора – по году, как было сказано в ходе суда, за каждого из погубленных им агентов СИС, – так и тем, что его работа была высоко оценена русскими. Блейк, так же как и Филби, был награжден орденом Ленина. Но почему шпион такого калибра, как Блейк, выступил с признаниями о своей деятельности? Ответ может быть один: видимо, СИС сделала ему очень соблазнительное предложение, пообещав вынесение легкого приговора и высылку после освобождения. Но даже СИС не может гарантировать того, что английский судья не будет руководствоваться своим собственным правосознанием при вынесении приговора. Перед Блейком неожиданно открылась перспектива провести в тюрьме по меньшей мере 28 лет.
Обычно в таких случаях КГБ, чтобы выручить своего человека, организует обмен заключенными. Но это требует много времени и часто встречает сопротивление со стороны западных служб безопасности. Их раздражает, что после стольких усилий, затраченных на поимку шпиона, коллеги из разведки с такой легкостью и так скоро выпускают его на свободу. Более того, подобный обмен редко оказывается для Запада выгодным.
Как сказал однажды Филби: «Мы должны признать, что Запад проигрывает при подобных обменах по одной простой причине – у нас гораздо больше хороших агентов, чем у них. Мы получили полковника Абеля, первоклассного разведчика, в обмен на простого пилота Гарри Пауэрса только потому, что здесь лучше его никого и не было»(41). В КГБ решили, что может пройти слишком много времени, прежде чем в России будет захвачен разведчик класса Блейка и обмен станет возможен.