Страница:
Помню, как однажды, чтоб отпраздновать день рождения моего отца, все придворные приняли слабительное. Дело в том, что именно так справляли в нашем королевстве самые большие праздники, ибо у нас лекарства не были противными, как в других странах, а слабительным у нас считался медовый пряник, который ели просто в таких количествах, что он оказывал свое лечебное действие. Так вот в тот день, о котором я сейчас вспомнил, все придворные съели невообразимое количество медовых пряников и побежали туда, куда сам король пешком ходит. И тут моя мачеха заявила, что я должен пропустить вперед свою сестру. Хоть я был еще совсем юным, я не мог стерпеть такого публичного ущемления своих законных прав и заявил протест. Тогда созвали государственный совет, и, как мачеха ни пыталась подкупить одних и запугать других, все высказались в мою пользу. И моя честолюбивая сестра была так глубоко оскорблена этим решением, что предпочла вообще не ходить в отхожее место, чем уступить мне дорогу.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я осмелился попросить, чтобы мне выделили мой удел. Мачеха, желая меня унизить, тут же подарила своей дочери несколько замков, а мне выделила садик такой величины, что стоило открыть зонтик, и ни одна капля дождя не упала бы на его землю. К тому же земля эта была такой плодородной, что из тех гусениц, которые как-то утром туда случайно забрались, две умерли с голоду, а третью постигла бы та же учесть, если бы ее не спасли.
Королева высокомерно заявила, что ее щедрость не ограничится этим наделом и что она хранит для меня сто дюжин рубашек, у которых, правда, нет ни переда, ни зада, но она мне их передаст, как только привезут полотно, чтобы сделать им рукава.
Людоедка Канкан, которая в дни моего детства еще питалась свежим мясом, - она его предпочитала вафлям и трубочкам с кремом, хотя они ей были явно по вкусу, - приехала как-то во дворец к моему отцу, чтобы пополнить свой запас этих самых вафель и трубочек, в изобилии растущих на нашей земле. Она получила у нас всего столько, сколько хотела, и пришла от этого в прекрасное расположение духа.
За то время, что она у нас гостила, королева имела с ней несколько секретных разговоров - о чем они говорили, уединившись, так никто и не узнал. Но так или иначе, в день, когда людоедка собралась уезжать, моя мачеха, ссылаясь на то, что желает оказать ей честь, взяла перчатки и муфту и без всякой свиты, не считая Орешеньку и меня, оправилась провожать ее за черту города.
Когда настало время прощаться, Канкан, делая вид, что хочет меня поцеловать, втянула меня в свою колесницу, и едва я там оказался, как гусеницы припустились галопом, увозя меня от жестокой мачехи, которая для виду подняла крик, но меня она этим не обманула.
Колесница мчалась так быстро, что минуту спустя мы уже оказались перед жилищем Канкан - глубокой пещерой, выдолбленной в большой скале. Вход охраняла летучая мышь невероятных размеров. Людоедка велела мне войти в пещеру.
- Вот ты какой, - сказала она, внимательно меня разглядывая, лакомый кусочек, ничего не скажешь. Я приготовлю из тебя прекрасное блюдо. Сегодня на ужин у меня есть еда, оставлю-ка тебя на десерт. Или нет, лучше завтра сделаю из тебя такое фрикасе, что пальчики оближешь.
Сказав это, она запихнула меня в какой-то закуток, привалив к выходу обломок скалы. По натуре храбрый как лев, я дрожал там как заяц. Мысль, что завтра из меня сделают фрикасе, меня настолько пугала, что у меня пропало всякое обоняние. Скала, которой был закрыт выход из моего закутка, была неотесана, поэтому оставались щели, благодаря которым я мог наблюдать, что происходит в пещере. Содрогаясь, я увидел, что людоедка взяла мальчика примерно моего возраста, аккуратно нашпиговала его салом, живым насадила на вертел и стала поджаривать на тихом огне. Одной рукой она крутила вертел, а другой выколупывала уже подрумянившиеся шкварки и пожирала их с большим аппетитом. Когда мальчик зажарился, она облила его лимонным соком, положила на блюдо, подала на стол и съела. Затем, как настоящая пьянчужка, она стала пить вино, да столько, что тут же заснула. И летучая мышь, охранявшая вход в пещеру, тоже заснула. Окончательно убедившись, что оба чудовища погрузились в глубокий сон, я стал соображать, не удастся ли мне вылезти из закутка через одну из щелей, в которые я наблюдал за людоедкой. Я долго искал подходящую щель, и наконец мне повезло: я нашел одну, сквозь которую в обычное время я, конечно, не мог бы пролезть, но, как мудро говорит Арлекин, ожидая виселицу, худеешь. Итак, мне все же удалось выбраться из закутка, правда, с большим трудом, я был весь в крови, в синяках. Я двинулся дальше на цыпочках, едва ступая, и сравнительно легко добрался до выхода из пещеры, заранее благодаря небо за свое спасение. Мне оставалось сделать только один шаг, чтобы оказаться на свободе, опустил ногу на каменный порог, но это оказалась ловушка, и она с невообразимым шумом захлопнулась. Канкан, конечно, тут же проснулась.
- Это вы, цыпленок? - воскликнула она с издевательской улыбкой. - Вы думаете, что сможете удрать от меня? Уж больно вы хитры, а поглядишь, ведь молоко еще на губах не обсохло. Что ж, с таким, пожалуй, шутки плохи. Придется им сразу заняться, не откладывая дело в долгий ящик. Но вот беда, наелись мы до отвала. Ну ничего, мы его засолим.
С этими словами - у меня кровь от них стыла в жилах - людоедка засучила рукава, поточила нож и подошла к моей каменной клетке.
В этом месте принцу Леденцу пришлось прервать рассказ, потому что прибыли вызванные врачи. Они внимательно осмотрели нос Щелчка, подробно расспросили, где и при каких обстоятельствах произошло то, что с ним произошло, осведомились, как развивается болезнь, и после того как неторопливо все обсудили, употребляя при этом немало греческих и латинских слов, они по зрелом размышлении пришли к выводу, что журавли клюют королевский нос и что это, несомненно, представляет серьезную опасность. А вот по поводу мер, которые необходимо принять, единого мнения не было. Все сошлись на том, что необходимо отрезать королевский нос и отдать его на съедение журавлям. Но из-за того, в каком именно месте надо его отрезать, разгорелся спор. Одни считали, что его необходимо отсечь прямо у основания щек, другие предлагали сделать это чуть дальше, третьи настаивали, что нужно оставить кусок длиною в локоть, четвертые - в десять локтей; нашлись и такие, кто полагал, что меньше двадцати локтей никак нельзя, и каждый в подтверждение своей правоты цитировал Гиппократа, Галена и ряд других авторов, которых в жизни не читал.
Постепенно спор становился все более жарким, от слов перешли к оскорблениям, от взаимных оскорблений к драке, но договориться не удавалось. Перепалка эта продолжалась целых два дня, по истечении которых сошлись на том, что резать нос будут где придется.
Врачи тут же решили приступить к этой удивительной ампутации и поэтому велели, заметим, весьма неосмотрительно, удалиться всем, кто окружал короля и держал его за фалды. И случилось неизбежное: поскольку противодействие тем усилиям, которые делали журавли, разом прекратилось, они унесли несчастного короля в небо, причем все это произошло так стремительно, что никто и охнуть не успел, не то что его удержать.
Легко себе представить, сколь потрясены были зрители этим новым несчастьем. Они долго следили за полетом журавлей, вцепившихся клювами в свою королевскую добычу, но птицы летели так быстро, что вскоре скрылись из виду.
Бедная Скорлупка причитала так жалостливо, что заплакали даже фонтаны, а ее стоны, подхваченные эхом, прокатились по всему королевству.
Леденец тщетно старался утешить принцессу, ее страдание было так велико, что она упала без чувств и ее пришлось унести во дворец. Принц не отходил от нее ни на шаг, он как бы превратился в ее тень, изо всех сил стараясь привести ее в чувство. Что же касается принца Хека, то он нисколько не сочувствовал несчастью короля и нимало не заботился о болезненном состоянии принцессы, он спокойно съел обед, приготовленный для свадебного пира, а потом полакомился еще той пакостью, которую добыл охотой, пил при этом за троих и в конце концов заснул, чтобы лучше переварить пищу; он храпел, как орган, а когда проснулся снова потребовал, чтобы Скорлупка поскорее шла с ним под венец, раз уж им пришлось прервать эту церемонию из-за пустякового приключения, о котором и говорить-то не стоит.
- Как вы смеете, - возмутилась печальная принцесса, - оскорблять меня и говорить о свадьбе, когда все королевство в горе! Ваше поведение, принц, лишь усиливает мое негодование. Уходите! И если вы когда-нибудь снова посмеете показаться мне на глаза, я сочту это за дерзость!
Гнев Скорлупки вызвал у Хека только смех.
- Поскольку вы моя жена, ну пусть не совсем, но почти жена, я не собираюсь вас покидать, чтобы вас не огорчать.
- Она еще не ваша жена, - сказал тогда Леденец. - И я вам великодушно советую слушаться ее приказаний, раз она еще не стала вашей женой.
- Кто вы, такой, дружок, и почему вы даете советы? Разве вас кто-нибудь об этом просит? Дорогуша, будьте добры, - добавил он, обращаясь к Скорлупке, - объясните мне, кто этот юный хлыщ, который вмешивается в чужие дела? Разве вы ему поручили отвечать за вас? И вообще, как вы посмели встречаться с ним без моего разрешения?
- Я не обязана давать вам отчет о своем поведении! - воскликнула принцесса. - Не доводите меня до крайности. Поскольку из-за несчастью, постигшего нашего бедного короля, вся власть в этом королевстве принадлежит теперь мне, вы не имеете права меня ослушаться. Уходите! Ваше присутствие мне отвратительно, оно оскорбляет мое горе.
Однако принц Хек продолжал настаивать на своем и объявил, что удалиться только после того, как состоится свадьба.
- Напрасно вы упорствуете, - гордо сказал ему тогда принц Леденец. Учитесь, невежа, подчиняться воле принцессы, не то, клянусь, я возьму метлу и всыплю вам пятьдесят ударов по пузу.
Эти слова были произнесены с такой твердостью, что принц Хек, который в довершение всех своих замечательных качеств был еще и трусоват, испугался. Он вышел из дворца, не оглядываясь, сел на ската и отправился на свой остров, обдумывая планы будущей мести.
Скорлупка была очень благодарна Леденцу за ту горячность, с которой он принял ее сторону и избавил ее от присутствия Хека. Ведь от него можно было ожидать чего угодно, не пошли ей судьба столь благородного защитника. И с этой минуты она, сама того не замечая, в знак признательности отдала ему свое сердце, за которое готовы были драться даже те, кто утратил к жизни всякий интерес. Что же до Леденца, то он принял такую дозу любви, что не мог ни спать, ни бодрствовать. Он ел теперь всего лишь четыре раза в день, одежда болталась на нем, как на вешалке, на него просто жалко было смотреть. Горе, которое обрушилось на принцессу, не позволяло принцу ей открыться, признаться в том пламени, которое его пожирало. Зато он прекрасно закатывал глаза и кидал столь огненные взгляды на Скорлупку, что она их, конечно, замечала, хотя и имела осторожность не подавать вида. Однажды она попросила его досказать ей свою историю, которая ее волновала больше, чем она смела себе признаться. Леденец, отличавшийся особой вежливостью, не заставил себя дважды просить.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ПРИНЦА ЛЕДЕНЦА
Мы остановились на том, что я оказался в ловушке, словно в мышеловке. Нож был отточен, Канкан подходила ко мне все ближе, я пребывал в ожидании верной смерти, и вот в этот момент людоедка, ища соль, случайно угодила рукой в корзину с вафлями, которые ей дала моя мачеха. В порыве чревоугодия она схватила одну из них и так жадно, так неосторожно сунула в рот, что те несколько зубов, которые у нее еще оставались, тут же сломались.
Людоедка пришла от этого в бешенство и издала такой чудовищный вопль, что у всех беременных кобыл в округе двадцати пяти лье наверняка случились выкидыши.
- Увы мне, - вопила она, все больше распаляясь. - Я уже никогда не смогу есть свежатину. Ах, если бы я хоть успела слопать этого мальчишку, меня бы это утешило, я могла бы примириться со своей судьбой. Но потерять все зубы как раз тогда, когда появился такой лакомый кусочек, нет, этого пережить нельзя, это выше моих сил! Это ты, подлая Эссенция, сделала мне такой коварный подарок! Из-за твоих проклятых вафель стряслась со мной беда! Чтобы тебя наказать, я верну свободу этому молодому принцу, тем более что он мне уже ни к чему. Ты мечтала от него избавиться, но он будет жить тебе назло! Уходи! - крикнула она мне, открывая западню. - Спасайся, пока не поздно! Твое счастье, что во мне так и клокочет ненависть к твоей чертовой мачехе! Не то тебе бы несдобровать!
С этими словами она схватила меня за руку и отшвырнула за три лье от своей ужасной пещеры. К счастью, я упал на нос, поэтому не ушибся. Но я не знал, какую дорогу мне избрать в жизни, у меня не было ни опыта, ни средств, и я то и дело попадал в безвыходное положение. Я уже готов был стать на путь разбоя, когда волею небес, видимо, ко мне благосклонных, я повстречал отряд савояров-золотарей. Я сразу оценил их великодушие, они избавили меня от всех забот.
Безо всяких колебаний вступил я в этот прославленный отряд и скажу, не хвастаясь, что довольно долго прослужил в нем и не раз отличился. С первых же шагов я стал мастером своего дела и достиг вскоре таких успехов, что товарищи начали мне завидовать.
При первых же неприятностях я решил уйти из отряда. Если раньше меня кормило дерьмо, то теперь я получал доход от дыма - я сделался трубочистом. Эта профессия, которая ежедневно возвышала меня над людьми, приносила большое удовлетворение моему честолюбию, подогретому высоким происхождением. Моя храбрость и песни, которые я распевал, стоя на самом краю высокой трубы, вызывали у людей восхищение.
Но опасно долго играть с огнем, да к тому же мне хотелось отточить свой художественный вкус, и я выбрал себе новое дело по душе: выступать на ярмарках. Я купил шарманку и живого сурка и стал бродить по стране. Я зазывал публику подивиться на всякие чудеса, на "Волшебный фонарь", зазывал с такой страстью, так серьезно и благородно, что один крупный финансист заметил меня, выделил из всех и взял к себе в дом плясать под его дудку. Кем только я не перебывал у него за годы службы: сперва лакеем, потом камердинером и, наконец, его секретарем.
Мой хозяин относился ко мне с большим доверием и даже хотел, чтобы я женился на некоей племяннице его брата, которую он с детства воспитывал в пансионе втайне от своей жены. К этой племяннице он был очень привязан, потому что своих детей у него не было. Я поблагодарил его за доброту, но отказался, и это лишь подтвердило его подозрения на мой счет. Он стал меня с таким пристрастием расспрашивать, что в конце концов я сдался и открыл ему свое происхождение.
С этой минуты он стал относиться ко мне с особым уважением и вызвался тайком отправиться к моему отцу, чтобы рассказать о жестокости королевы и о том, в каком трудном положении я оказался.
Ему и в самом деле удалось не только проникнуть во дворец, но и переговорить с глазу на глаз с королем. Король был безутешен, он оплакивал мою гибель, в которой не сомневался. Узнав, что счастливый случай спас меня от стольких бед, он стал хохотать как безумный. Однако жена его обращалась с ним, как с маленьким, и он не смел ни в чем ей перечить, да к тому же он опасался, как бы мачеха своими злыми кознями меня не погубила. Поэтому он передал мне, чтобы я не появлялся при дворе, а отправился бы в город у самой границы, где меня будут ждать, конечно, втайне от королевы, карета и свита, соответствующие моему рангу. В течение шести лет я переезжал из королевства в королевство, посещал все самые блестящие дворы, я искал развлечений, и любовные похождения помогали мне развеять тоску изгнания. Для забавы я занимался и музыкой, притом весьма успешно. Я неплохо играю на разных струнных инструментах.
Я повидал за эти годы всех самых красивых принцесс на свете, но оставался совершенно равнодушным, они меня соблазняли не больше, чем обезьяны, я не мог без насмешки смотреть на галантных ухажеров, не сводящих с них глаз. Я был убежден, что Амур не нашел еще той стрелы, которая могла бы ранить мое сердце. И маленький проказник мне отомстил. Он привел меня к одной молодой принцессе. Боже, до чего же она прекрасна! Это самое совершенное творение Всевышнего, бриллиант! Все остальные красавицы мира ничего рядом с ней.
Небу было угодно соединить в ней все прелести ума и сердца, все то, что другим женщинам выдается так скупо. Что мне еще сказать, принцесса? Я люблю, горю, тоскую, вздыхаю, думаю денно и нощно об этом очаровательном существе. Но у меня есть соперник, и это ввергает меня в отчаяние. Боязнь оттолкнуть предмет моих воздыханий заставляет меня молчать, я не смею ей открыться. Чистота моих чувств меня не обнадеживает, и хотя любовь бесцеремонно толкает меня объясниться, почтение берет над ней верх и затыкает мне рот. Я обречен, увы, любить всю жизнь, не имея никакой надежды на взаимность.
Леденец замолчал, а Скорлупка, услышав, что принц влюблен, почему-то покраснела.
- Не могла бы я узнать, - сказала она не без досады, скрыть которую ей не удалось, - кто же она, это прелестное создание, которая сумела полонить ваше сердце?
- О сударыня, - ответил Леденец, - не терзайте меня, не заставляйте заикаться, не требуйте, чтобы я раскрыл вам секрет, который оскорбил бы мое божество, я не переживу, если предмет моего обожания разгневается, вы увидите, как я задохнусь от горя и упаду бездыханным.
- Ой, как нехорошо быть таким жестоким, - сказала Скорлупка. - А я надеялась, что вы будете настолько любезны и совершите ради меня эту небольшую жертву. Хоть я и женщина, я совсем не болтлива, и от меня никто не узнал бы вашего секрета. Но раз вы так ломаетесь, то храните этот секрет про себя, я вовсе не горю желанием его узнать.
- Ваша воля для меня закон, сударыня! - воскликнул Леденец и упал на колени. - У ваших ног принц, который потерял голову, увидев такие совершенства. Накажите безрассудного смельчака, который посмел вас полюбить и сказать вам об этом. Дайте мне пощечину. Чего вы медлите? Удар вашей прелестной ручки мне будет слаще меда.
Скорлупка растерялась от такого поворота, которого совсем не ожидала, и теперь она не знала, как ей следует себя вести. Долг требовал от нее одного, а сердце - другого. Болтушка, заметив, что ее хозяйка в нерешительности, как ей ответить, воспользовалась такой прекрасной возможностью обрушить на всех поток своих слов и прервать молчание, которое она с таким трудом хранила.
- О сударыня, вы были бы более жестокой, чем султан китайский, если бы не пожалели этого бедного юношу. Я сама не в силах сдержать слез, слушая его. Поверьте мне, незачем доставать луну с неба и дуть на воду, обжегшись на молоке, надо ковать железо, пока горячо, будь проклят тот, кто подумает дурное, нельзя надеяться, что все это случиться после дождичка в четверг, но нельзя и забывать, что дорого яичко к Христову дню и что аппетит приходит во время еды, а то как бы не пришлось себе локти кусать, нечего ломаться, напрасно вы думаете, что береженого бог бережет, но всякий знает, что, снявши голову, по волосам не плачут. Конечно, кто я такая, чтобы вам советы давать, как говориться, всяк сверчок знай свой шесток, но ведь известно, что бедность не порок, однако все же пальца мне в рот не клади, так вот знайте, главное, чтобы меч был в руке, и тогда все едино, ешь не хочу, уж можете мне поверить, я в сердечных делах кое-что смыслю, немало сама погрешила в молодые годы, и мой возлюбленный никогда не откладывал на завтра то, что можно сделать сегодня, он был мастер на все руки и все мне твердил: со мной не соскучишься, и это была святая правда, бывало, не оглянешься, как ночка пролетит, лиха беда начало, как говориться в таких случаях, я бы и сейчас охотно с ним позабавилась, но, как известно, человек полагает, а бог располагает; мой дружок вот уже десять лет, как ушел в мир иной, бедняга, так вот, хоть и правда глаза колет, но я не боюсь вас разгневать и буду неустанно повторять: куйте железо, пока горячо!
Эта разумная речь помогла Скорлупке собраться с мыслями. Она еще потешила немного свою гордость, но, бросив взгляд на Леденца, увидела в его глазах столько страдания и любви, что разом забыла все свои благие намерения.
- Встаньте, - сказала она прерывающимся голосом и отпуская глаза. Меня должна была оскорбить ваша страсть, в которой вы посмели мне признаться, не испросив предварительно согласия моего отца, тем более, что вам известно, что он выбрал мне другого мужа. Однако я готова простить вам ваше дерзкое признание, но только если вы мне пообещаете забыть о своей любви, которая меня оскорбляет.
- Нет, сударыня, нет, - прервал ее Леденец. - Я никогда не забуду о своей любви, я слишком честный человек, чтобы дать вам такое обещание, с каждой минутой эта преступная любовь будет все возрастать, но вспомните, несравненная принцесса, что я молчал, что это вы заставили меня вам открыться. И прежде чем вынести свой окончательный приговор, учтите, что страсть моя чище родниковой воды, я хочу, чтобы вы стали моей только с согласия вашего отца и после визита к нотариусу, а пока необходимо вырвать вас из объятий гнусного соперника, который заслуживает всяческого поношения, а не чести делить с вами брачное ложе. Если и после всего сказанного мое признание вас оскорбляет, я готов тут же, не сходя с места, повеситься. И даже если меня за это лишат почетного звания, я все равно буду счастлив принять эту смерть, раз она вас хоть на мгновение позабавит. Решайте мою судьбу, принцесса, решайте скорее! Скажите, прощает ли меня ваше сердце или ненавидит, одно ваше слово сделает меня счастливым или погубит.
- Не требуйте ответа у этого сердца, - сказала принцесса, нежно глядя на Леденца и тяжело вздыхая. - Не требуйте ответа у этого сердца, неспособного сейчас ни на какие чувства, кроме горя, которое его пожирает.
Затем Скорлупка подала принцу руку, чтобы он поднялся с колен. Он осмелился коснуться губами этой прелестной ручки, и при этом никто не оскорбился этой вольности, никто как будто даже не обратил на нее внимания. и он покинул покой Скорлупки самым счастливым из смертных.
У возлюбленных было потом еще несколько разговоров, таких же возвышенных, как этот первый, но я их вам не пересказываю, потому что мне так и не удалось узнать, о чем именно они говорили. Однако мне достоверно известно от людей, вполне достойных доверия, что Скорлупка как-то незаметно потеряла свою гордую неприступность и в конце концов призналась счастливому Леденцу, что и она от него без ума.
Общеизвестно, что когда влюбленные видятся каждый день и не устают все время повторять, что любят друг друга, они легко забывают обо всем на свете. Однако Скорлупка отличалась от всех, и чувства ее были чересчур возвышенны, чтобы она была в состоянии забыть про несчастье своего отца-короля. Она разослала гонцов во все концы света в надежде хоть что-то узнать о нем, но тщетно. Все они вернулись ни с чем, так и не сумев найти то место, куда журавли унесли короля. Эта неизвестность ввергла Скорлупку в еще большее горе, и в один прекрасный день она сказала Леденцу:
- Принц, вы поклялись мне в любви, я вам поверила, быть может, с излишней поспешностью, впрочем, я об этом не сожалею, но хочу получить от вас теперь новое неоспоримое доказательство вашей любви. Вы видите, добавила она, - как меня тревожит судьба отца. Я взываю к вашей храбрости, вы должны найти его, где бы он ни был, и не показываться мне на глаза, пока вы его не вернете домой и я не смогу его обнять.
- О сударыня! - воскликнул Леденец. - Это почетное поручение делает мне великую честь. Припадая к вашим стопам, клянусь Стиксом, Коцитом, Гаронной и всеми другими реками, ручьями, озерами и водопадами, которыми только можно клясться, что я не съем ни ложки капустного супа, не попробую ни капельки пикантного соуса, пока не найду вашего прославленного отца. Я бегу, я лечу на помощь, я буду искать его по всей земле, на самых высоких горных вершинах и в самых глубоких пещерах. Я найду его, уверяю вас, либо я буду недостоин своего имени.
- Отправляйтесь в путь, великодушный принц, отправляйтесь, - ответила ему Скорлупка. - Будьте послушным этим благородным порывам, которые делают вас достойными меня. Но бравировать и лезть на рожон тоже не надо, я вас достаточно знаю, чтобы опасаться за вас, ведь вы всегда первым кидаетесь в драку, как бы с вами не случилась беда. Я догадываюсь, каким опасностям вы себя подвергнете из любви ко мне, поэтому, прошу вас, берегите свою жизнь, которая неразрывно связана с моей.
Они проводили время в таких разговорах и, проливая слезы, ожидали час своей разлуки.
В те дни при дворе предавались невинным развлечениям, чтобы хоть немного развеять то черное горе, которое буквально снедало принцессу. В ее покоях теперь часто играли во всякие игры, а больше всего - в ее любимую, в "третий лишний". И принцу Леденцу была оказана честь быть всегда партнером Скорлупки.
В канун отъезда Леденец, видя, как принцесса печальна, предложил ей после того, как они выпили кофе, поиграть немного в "третий лишний", на что она с радостью согласилась.
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, я осмелился попросить, чтобы мне выделили мой удел. Мачеха, желая меня унизить, тут же подарила своей дочери несколько замков, а мне выделила садик такой величины, что стоило открыть зонтик, и ни одна капля дождя не упала бы на его землю. К тому же земля эта была такой плодородной, что из тех гусениц, которые как-то утром туда случайно забрались, две умерли с голоду, а третью постигла бы та же учесть, если бы ее не спасли.
Королева высокомерно заявила, что ее щедрость не ограничится этим наделом и что она хранит для меня сто дюжин рубашек, у которых, правда, нет ни переда, ни зада, но она мне их передаст, как только привезут полотно, чтобы сделать им рукава.
Людоедка Канкан, которая в дни моего детства еще питалась свежим мясом, - она его предпочитала вафлям и трубочкам с кремом, хотя они ей были явно по вкусу, - приехала как-то во дворец к моему отцу, чтобы пополнить свой запас этих самых вафель и трубочек, в изобилии растущих на нашей земле. Она получила у нас всего столько, сколько хотела, и пришла от этого в прекрасное расположение духа.
За то время, что она у нас гостила, королева имела с ней несколько секретных разговоров - о чем они говорили, уединившись, так никто и не узнал. Но так или иначе, в день, когда людоедка собралась уезжать, моя мачеха, ссылаясь на то, что желает оказать ей честь, взяла перчатки и муфту и без всякой свиты, не считая Орешеньку и меня, оправилась провожать ее за черту города.
Когда настало время прощаться, Канкан, делая вид, что хочет меня поцеловать, втянула меня в свою колесницу, и едва я там оказался, как гусеницы припустились галопом, увозя меня от жестокой мачехи, которая для виду подняла крик, но меня она этим не обманула.
Колесница мчалась так быстро, что минуту спустя мы уже оказались перед жилищем Канкан - глубокой пещерой, выдолбленной в большой скале. Вход охраняла летучая мышь невероятных размеров. Людоедка велела мне войти в пещеру.
- Вот ты какой, - сказала она, внимательно меня разглядывая, лакомый кусочек, ничего не скажешь. Я приготовлю из тебя прекрасное блюдо. Сегодня на ужин у меня есть еда, оставлю-ка тебя на десерт. Или нет, лучше завтра сделаю из тебя такое фрикасе, что пальчики оближешь.
Сказав это, она запихнула меня в какой-то закуток, привалив к выходу обломок скалы. По натуре храбрый как лев, я дрожал там как заяц. Мысль, что завтра из меня сделают фрикасе, меня настолько пугала, что у меня пропало всякое обоняние. Скала, которой был закрыт выход из моего закутка, была неотесана, поэтому оставались щели, благодаря которым я мог наблюдать, что происходит в пещере. Содрогаясь, я увидел, что людоедка взяла мальчика примерно моего возраста, аккуратно нашпиговала его салом, живым насадила на вертел и стала поджаривать на тихом огне. Одной рукой она крутила вертел, а другой выколупывала уже подрумянившиеся шкварки и пожирала их с большим аппетитом. Когда мальчик зажарился, она облила его лимонным соком, положила на блюдо, подала на стол и съела. Затем, как настоящая пьянчужка, она стала пить вино, да столько, что тут же заснула. И летучая мышь, охранявшая вход в пещеру, тоже заснула. Окончательно убедившись, что оба чудовища погрузились в глубокий сон, я стал соображать, не удастся ли мне вылезти из закутка через одну из щелей, в которые я наблюдал за людоедкой. Я долго искал подходящую щель, и наконец мне повезло: я нашел одну, сквозь которую в обычное время я, конечно, не мог бы пролезть, но, как мудро говорит Арлекин, ожидая виселицу, худеешь. Итак, мне все же удалось выбраться из закутка, правда, с большим трудом, я был весь в крови, в синяках. Я двинулся дальше на цыпочках, едва ступая, и сравнительно легко добрался до выхода из пещеры, заранее благодаря небо за свое спасение. Мне оставалось сделать только один шаг, чтобы оказаться на свободе, опустил ногу на каменный порог, но это оказалась ловушка, и она с невообразимым шумом захлопнулась. Канкан, конечно, тут же проснулась.
- Это вы, цыпленок? - воскликнула она с издевательской улыбкой. - Вы думаете, что сможете удрать от меня? Уж больно вы хитры, а поглядишь, ведь молоко еще на губах не обсохло. Что ж, с таким, пожалуй, шутки плохи. Придется им сразу заняться, не откладывая дело в долгий ящик. Но вот беда, наелись мы до отвала. Ну ничего, мы его засолим.
С этими словами - у меня кровь от них стыла в жилах - людоедка засучила рукава, поточила нож и подошла к моей каменной клетке.
В этом месте принцу Леденцу пришлось прервать рассказ, потому что прибыли вызванные врачи. Они внимательно осмотрели нос Щелчка, подробно расспросили, где и при каких обстоятельствах произошло то, что с ним произошло, осведомились, как развивается болезнь, и после того как неторопливо все обсудили, употребляя при этом немало греческих и латинских слов, они по зрелом размышлении пришли к выводу, что журавли клюют королевский нос и что это, несомненно, представляет серьезную опасность. А вот по поводу мер, которые необходимо принять, единого мнения не было. Все сошлись на том, что необходимо отрезать королевский нос и отдать его на съедение журавлям. Но из-за того, в каком именно месте надо его отрезать, разгорелся спор. Одни считали, что его необходимо отсечь прямо у основания щек, другие предлагали сделать это чуть дальше, третьи настаивали, что нужно оставить кусок длиною в локоть, четвертые - в десять локтей; нашлись и такие, кто полагал, что меньше двадцати локтей никак нельзя, и каждый в подтверждение своей правоты цитировал Гиппократа, Галена и ряд других авторов, которых в жизни не читал.
Постепенно спор становился все более жарким, от слов перешли к оскорблениям, от взаимных оскорблений к драке, но договориться не удавалось. Перепалка эта продолжалась целых два дня, по истечении которых сошлись на том, что резать нос будут где придется.
Врачи тут же решили приступить к этой удивительной ампутации и поэтому велели, заметим, весьма неосмотрительно, удалиться всем, кто окружал короля и держал его за фалды. И случилось неизбежное: поскольку противодействие тем усилиям, которые делали журавли, разом прекратилось, они унесли несчастного короля в небо, причем все это произошло так стремительно, что никто и охнуть не успел, не то что его удержать.
Легко себе представить, сколь потрясены были зрители этим новым несчастьем. Они долго следили за полетом журавлей, вцепившихся клювами в свою королевскую добычу, но птицы летели так быстро, что вскоре скрылись из виду.
Бедная Скорлупка причитала так жалостливо, что заплакали даже фонтаны, а ее стоны, подхваченные эхом, прокатились по всему королевству.
Леденец тщетно старался утешить принцессу, ее страдание было так велико, что она упала без чувств и ее пришлось унести во дворец. Принц не отходил от нее ни на шаг, он как бы превратился в ее тень, изо всех сил стараясь привести ее в чувство. Что же касается принца Хека, то он нисколько не сочувствовал несчастью короля и нимало не заботился о болезненном состоянии принцессы, он спокойно съел обед, приготовленный для свадебного пира, а потом полакомился еще той пакостью, которую добыл охотой, пил при этом за троих и в конце концов заснул, чтобы лучше переварить пищу; он храпел, как орган, а когда проснулся снова потребовал, чтобы Скорлупка поскорее шла с ним под венец, раз уж им пришлось прервать эту церемонию из-за пустякового приключения, о котором и говорить-то не стоит.
- Как вы смеете, - возмутилась печальная принцесса, - оскорблять меня и говорить о свадьбе, когда все королевство в горе! Ваше поведение, принц, лишь усиливает мое негодование. Уходите! И если вы когда-нибудь снова посмеете показаться мне на глаза, я сочту это за дерзость!
Гнев Скорлупки вызвал у Хека только смех.
- Поскольку вы моя жена, ну пусть не совсем, но почти жена, я не собираюсь вас покидать, чтобы вас не огорчать.
- Она еще не ваша жена, - сказал тогда Леденец. - И я вам великодушно советую слушаться ее приказаний, раз она еще не стала вашей женой.
- Кто вы, такой, дружок, и почему вы даете советы? Разве вас кто-нибудь об этом просит? Дорогуша, будьте добры, - добавил он, обращаясь к Скорлупке, - объясните мне, кто этот юный хлыщ, который вмешивается в чужие дела? Разве вы ему поручили отвечать за вас? И вообще, как вы посмели встречаться с ним без моего разрешения?
- Я не обязана давать вам отчет о своем поведении! - воскликнула принцесса. - Не доводите меня до крайности. Поскольку из-за несчастью, постигшего нашего бедного короля, вся власть в этом королевстве принадлежит теперь мне, вы не имеете права меня ослушаться. Уходите! Ваше присутствие мне отвратительно, оно оскорбляет мое горе.
Однако принц Хек продолжал настаивать на своем и объявил, что удалиться только после того, как состоится свадьба.
- Напрасно вы упорствуете, - гордо сказал ему тогда принц Леденец. Учитесь, невежа, подчиняться воле принцессы, не то, клянусь, я возьму метлу и всыплю вам пятьдесят ударов по пузу.
Эти слова были произнесены с такой твердостью, что принц Хек, который в довершение всех своих замечательных качеств был еще и трусоват, испугался. Он вышел из дворца, не оглядываясь, сел на ската и отправился на свой остров, обдумывая планы будущей мести.
Скорлупка была очень благодарна Леденцу за ту горячность, с которой он принял ее сторону и избавил ее от присутствия Хека. Ведь от него можно было ожидать чего угодно, не пошли ей судьба столь благородного защитника. И с этой минуты она, сама того не замечая, в знак признательности отдала ему свое сердце, за которое готовы были драться даже те, кто утратил к жизни всякий интерес. Что же до Леденца, то он принял такую дозу любви, что не мог ни спать, ни бодрствовать. Он ел теперь всего лишь четыре раза в день, одежда болталась на нем, как на вешалке, на него просто жалко было смотреть. Горе, которое обрушилось на принцессу, не позволяло принцу ей открыться, признаться в том пламени, которое его пожирало. Зато он прекрасно закатывал глаза и кидал столь огненные взгляды на Скорлупку, что она их, конечно, замечала, хотя и имела осторожность не подавать вида. Однажды она попросила его досказать ей свою историю, которая ее волновала больше, чем она смела себе признаться. Леденец, отличавшийся особой вежливостью, не заставил себя дважды просить.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ ПРИНЦА ЛЕДЕНЦА
Мы остановились на том, что я оказался в ловушке, словно в мышеловке. Нож был отточен, Канкан подходила ко мне все ближе, я пребывал в ожидании верной смерти, и вот в этот момент людоедка, ища соль, случайно угодила рукой в корзину с вафлями, которые ей дала моя мачеха. В порыве чревоугодия она схватила одну из них и так жадно, так неосторожно сунула в рот, что те несколько зубов, которые у нее еще оставались, тут же сломались.
Людоедка пришла от этого в бешенство и издала такой чудовищный вопль, что у всех беременных кобыл в округе двадцати пяти лье наверняка случились выкидыши.
- Увы мне, - вопила она, все больше распаляясь. - Я уже никогда не смогу есть свежатину. Ах, если бы я хоть успела слопать этого мальчишку, меня бы это утешило, я могла бы примириться со своей судьбой. Но потерять все зубы как раз тогда, когда появился такой лакомый кусочек, нет, этого пережить нельзя, это выше моих сил! Это ты, подлая Эссенция, сделала мне такой коварный подарок! Из-за твоих проклятых вафель стряслась со мной беда! Чтобы тебя наказать, я верну свободу этому молодому принцу, тем более что он мне уже ни к чему. Ты мечтала от него избавиться, но он будет жить тебе назло! Уходи! - крикнула она мне, открывая западню. - Спасайся, пока не поздно! Твое счастье, что во мне так и клокочет ненависть к твоей чертовой мачехе! Не то тебе бы несдобровать!
С этими словами она схватила меня за руку и отшвырнула за три лье от своей ужасной пещеры. К счастью, я упал на нос, поэтому не ушибся. Но я не знал, какую дорогу мне избрать в жизни, у меня не было ни опыта, ни средств, и я то и дело попадал в безвыходное положение. Я уже готов был стать на путь разбоя, когда волею небес, видимо, ко мне благосклонных, я повстречал отряд савояров-золотарей. Я сразу оценил их великодушие, они избавили меня от всех забот.
Безо всяких колебаний вступил я в этот прославленный отряд и скажу, не хвастаясь, что довольно долго прослужил в нем и не раз отличился. С первых же шагов я стал мастером своего дела и достиг вскоре таких успехов, что товарищи начали мне завидовать.
При первых же неприятностях я решил уйти из отряда. Если раньше меня кормило дерьмо, то теперь я получал доход от дыма - я сделался трубочистом. Эта профессия, которая ежедневно возвышала меня над людьми, приносила большое удовлетворение моему честолюбию, подогретому высоким происхождением. Моя храбрость и песни, которые я распевал, стоя на самом краю высокой трубы, вызывали у людей восхищение.
Но опасно долго играть с огнем, да к тому же мне хотелось отточить свой художественный вкус, и я выбрал себе новое дело по душе: выступать на ярмарках. Я купил шарманку и живого сурка и стал бродить по стране. Я зазывал публику подивиться на всякие чудеса, на "Волшебный фонарь", зазывал с такой страстью, так серьезно и благородно, что один крупный финансист заметил меня, выделил из всех и взял к себе в дом плясать под его дудку. Кем только я не перебывал у него за годы службы: сперва лакеем, потом камердинером и, наконец, его секретарем.
Мой хозяин относился ко мне с большим доверием и даже хотел, чтобы я женился на некоей племяннице его брата, которую он с детства воспитывал в пансионе втайне от своей жены. К этой племяннице он был очень привязан, потому что своих детей у него не было. Я поблагодарил его за доброту, но отказался, и это лишь подтвердило его подозрения на мой счет. Он стал меня с таким пристрастием расспрашивать, что в конце концов я сдался и открыл ему свое происхождение.
С этой минуты он стал относиться ко мне с особым уважением и вызвался тайком отправиться к моему отцу, чтобы рассказать о жестокости королевы и о том, в каком трудном положении я оказался.
Ему и в самом деле удалось не только проникнуть во дворец, но и переговорить с глазу на глаз с королем. Король был безутешен, он оплакивал мою гибель, в которой не сомневался. Узнав, что счастливый случай спас меня от стольких бед, он стал хохотать как безумный. Однако жена его обращалась с ним, как с маленьким, и он не смел ни в чем ей перечить, да к тому же он опасался, как бы мачеха своими злыми кознями меня не погубила. Поэтому он передал мне, чтобы я не появлялся при дворе, а отправился бы в город у самой границы, где меня будут ждать, конечно, втайне от королевы, карета и свита, соответствующие моему рангу. В течение шести лет я переезжал из королевства в королевство, посещал все самые блестящие дворы, я искал развлечений, и любовные похождения помогали мне развеять тоску изгнания. Для забавы я занимался и музыкой, притом весьма успешно. Я неплохо играю на разных струнных инструментах.
Я повидал за эти годы всех самых красивых принцесс на свете, но оставался совершенно равнодушным, они меня соблазняли не больше, чем обезьяны, я не мог без насмешки смотреть на галантных ухажеров, не сводящих с них глаз. Я был убежден, что Амур не нашел еще той стрелы, которая могла бы ранить мое сердце. И маленький проказник мне отомстил. Он привел меня к одной молодой принцессе. Боже, до чего же она прекрасна! Это самое совершенное творение Всевышнего, бриллиант! Все остальные красавицы мира ничего рядом с ней.
Небу было угодно соединить в ней все прелести ума и сердца, все то, что другим женщинам выдается так скупо. Что мне еще сказать, принцесса? Я люблю, горю, тоскую, вздыхаю, думаю денно и нощно об этом очаровательном существе. Но у меня есть соперник, и это ввергает меня в отчаяние. Боязнь оттолкнуть предмет моих воздыханий заставляет меня молчать, я не смею ей открыться. Чистота моих чувств меня не обнадеживает, и хотя любовь бесцеремонно толкает меня объясниться, почтение берет над ней верх и затыкает мне рот. Я обречен, увы, любить всю жизнь, не имея никакой надежды на взаимность.
Леденец замолчал, а Скорлупка, услышав, что принц влюблен, почему-то покраснела.
- Не могла бы я узнать, - сказала она не без досады, скрыть которую ей не удалось, - кто же она, это прелестное создание, которая сумела полонить ваше сердце?
- О сударыня, - ответил Леденец, - не терзайте меня, не заставляйте заикаться, не требуйте, чтобы я раскрыл вам секрет, который оскорбил бы мое божество, я не переживу, если предмет моего обожания разгневается, вы увидите, как я задохнусь от горя и упаду бездыханным.
- Ой, как нехорошо быть таким жестоким, - сказала Скорлупка. - А я надеялась, что вы будете настолько любезны и совершите ради меня эту небольшую жертву. Хоть я и женщина, я совсем не болтлива, и от меня никто не узнал бы вашего секрета. Но раз вы так ломаетесь, то храните этот секрет про себя, я вовсе не горю желанием его узнать.
- Ваша воля для меня закон, сударыня! - воскликнул Леденец и упал на колени. - У ваших ног принц, который потерял голову, увидев такие совершенства. Накажите безрассудного смельчака, который посмел вас полюбить и сказать вам об этом. Дайте мне пощечину. Чего вы медлите? Удар вашей прелестной ручки мне будет слаще меда.
Скорлупка растерялась от такого поворота, которого совсем не ожидала, и теперь она не знала, как ей следует себя вести. Долг требовал от нее одного, а сердце - другого. Болтушка, заметив, что ее хозяйка в нерешительности, как ей ответить, воспользовалась такой прекрасной возможностью обрушить на всех поток своих слов и прервать молчание, которое она с таким трудом хранила.
- О сударыня, вы были бы более жестокой, чем султан китайский, если бы не пожалели этого бедного юношу. Я сама не в силах сдержать слез, слушая его. Поверьте мне, незачем доставать луну с неба и дуть на воду, обжегшись на молоке, надо ковать железо, пока горячо, будь проклят тот, кто подумает дурное, нельзя надеяться, что все это случиться после дождичка в четверг, но нельзя и забывать, что дорого яичко к Христову дню и что аппетит приходит во время еды, а то как бы не пришлось себе локти кусать, нечего ломаться, напрасно вы думаете, что береженого бог бережет, но всякий знает, что, снявши голову, по волосам не плачут. Конечно, кто я такая, чтобы вам советы давать, как говориться, всяк сверчок знай свой шесток, но ведь известно, что бедность не порок, однако все же пальца мне в рот не клади, так вот знайте, главное, чтобы меч был в руке, и тогда все едино, ешь не хочу, уж можете мне поверить, я в сердечных делах кое-что смыслю, немало сама погрешила в молодые годы, и мой возлюбленный никогда не откладывал на завтра то, что можно сделать сегодня, он был мастер на все руки и все мне твердил: со мной не соскучишься, и это была святая правда, бывало, не оглянешься, как ночка пролетит, лиха беда начало, как говориться в таких случаях, я бы и сейчас охотно с ним позабавилась, но, как известно, человек полагает, а бог располагает; мой дружок вот уже десять лет, как ушел в мир иной, бедняга, так вот, хоть и правда глаза колет, но я не боюсь вас разгневать и буду неустанно повторять: куйте железо, пока горячо!
Эта разумная речь помогла Скорлупке собраться с мыслями. Она еще потешила немного свою гордость, но, бросив взгляд на Леденца, увидела в его глазах столько страдания и любви, что разом забыла все свои благие намерения.
- Встаньте, - сказала она прерывающимся голосом и отпуская глаза. Меня должна была оскорбить ваша страсть, в которой вы посмели мне признаться, не испросив предварительно согласия моего отца, тем более, что вам известно, что он выбрал мне другого мужа. Однако я готова простить вам ваше дерзкое признание, но только если вы мне пообещаете забыть о своей любви, которая меня оскорбляет.
- Нет, сударыня, нет, - прервал ее Леденец. - Я никогда не забуду о своей любви, я слишком честный человек, чтобы дать вам такое обещание, с каждой минутой эта преступная любовь будет все возрастать, но вспомните, несравненная принцесса, что я молчал, что это вы заставили меня вам открыться. И прежде чем вынести свой окончательный приговор, учтите, что страсть моя чище родниковой воды, я хочу, чтобы вы стали моей только с согласия вашего отца и после визита к нотариусу, а пока необходимо вырвать вас из объятий гнусного соперника, который заслуживает всяческого поношения, а не чести делить с вами брачное ложе. Если и после всего сказанного мое признание вас оскорбляет, я готов тут же, не сходя с места, повеситься. И даже если меня за это лишат почетного звания, я все равно буду счастлив принять эту смерть, раз она вас хоть на мгновение позабавит. Решайте мою судьбу, принцесса, решайте скорее! Скажите, прощает ли меня ваше сердце или ненавидит, одно ваше слово сделает меня счастливым или погубит.
- Не требуйте ответа у этого сердца, - сказала принцесса, нежно глядя на Леденца и тяжело вздыхая. - Не требуйте ответа у этого сердца, неспособного сейчас ни на какие чувства, кроме горя, которое его пожирает.
Затем Скорлупка подала принцу руку, чтобы он поднялся с колен. Он осмелился коснуться губами этой прелестной ручки, и при этом никто не оскорбился этой вольности, никто как будто даже не обратил на нее внимания. и он покинул покой Скорлупки самым счастливым из смертных.
У возлюбленных было потом еще несколько разговоров, таких же возвышенных, как этот первый, но я их вам не пересказываю, потому что мне так и не удалось узнать, о чем именно они говорили. Однако мне достоверно известно от людей, вполне достойных доверия, что Скорлупка как-то незаметно потеряла свою гордую неприступность и в конце концов призналась счастливому Леденцу, что и она от него без ума.
Общеизвестно, что когда влюбленные видятся каждый день и не устают все время повторять, что любят друг друга, они легко забывают обо всем на свете. Однако Скорлупка отличалась от всех, и чувства ее были чересчур возвышенны, чтобы она была в состоянии забыть про несчастье своего отца-короля. Она разослала гонцов во все концы света в надежде хоть что-то узнать о нем, но тщетно. Все они вернулись ни с чем, так и не сумев найти то место, куда журавли унесли короля. Эта неизвестность ввергла Скорлупку в еще большее горе, и в один прекрасный день она сказала Леденцу:
- Принц, вы поклялись мне в любви, я вам поверила, быть может, с излишней поспешностью, впрочем, я об этом не сожалею, но хочу получить от вас теперь новое неоспоримое доказательство вашей любви. Вы видите, добавила она, - как меня тревожит судьба отца. Я взываю к вашей храбрости, вы должны найти его, где бы он ни был, и не показываться мне на глаза, пока вы его не вернете домой и я не смогу его обнять.
- О сударыня! - воскликнул Леденец. - Это почетное поручение делает мне великую честь. Припадая к вашим стопам, клянусь Стиксом, Коцитом, Гаронной и всеми другими реками, ручьями, озерами и водопадами, которыми только можно клясться, что я не съем ни ложки капустного супа, не попробую ни капельки пикантного соуса, пока не найду вашего прославленного отца. Я бегу, я лечу на помощь, я буду искать его по всей земле, на самых высоких горных вершинах и в самых глубоких пещерах. Я найду его, уверяю вас, либо я буду недостоин своего имени.
- Отправляйтесь в путь, великодушный принц, отправляйтесь, - ответила ему Скорлупка. - Будьте послушным этим благородным порывам, которые делают вас достойными меня. Но бравировать и лезть на рожон тоже не надо, я вас достаточно знаю, чтобы опасаться за вас, ведь вы всегда первым кидаетесь в драку, как бы с вами не случилась беда. Я догадываюсь, каким опасностям вы себя подвергнете из любви ко мне, поэтому, прошу вас, берегите свою жизнь, которая неразрывно связана с моей.
Они проводили время в таких разговорах и, проливая слезы, ожидали час своей разлуки.
В те дни при дворе предавались невинным развлечениям, чтобы хоть немного развеять то черное горе, которое буквально снедало принцессу. В ее покоях теперь часто играли во всякие игры, а больше всего - в ее любимую, в "третий лишний". И принцу Леденцу была оказана честь быть всегда партнером Скорлупки.
В канун отъезда Леденец, видя, как принцесса печальна, предложил ей после того, как они выпили кофе, поиграть немного в "третий лишний", на что она с радостью согласилась.