Между тем рядом несколько раз всплеснул хариус, охотясь за комарами. Я потянул было леску, чтобы перезакинуть удочку, и в этот момент откуда-то снизу, как молния, выскочил хариус и схватил червя.
   Так вот в чем дело! Рыба горных речек не любит летом подбирать пищу на дне. Но она хватает все, даже соринки, которые несет ей навстречу с переката течение. Червяк в движении - вот метод!
   Когда солнце, в последний раз осветив косыми лучами стволы деревьев, скрылось за сопками, шнурок кукана с пойманной рыбой уже порядочно резал руку. Но за каждым поворотом манит новый омуток, новая ямка, сулящая неизвестные переживания!
   В сумерках, продираясь сквозь кусты и царапая лицо и руки сухими сучками, спешу я к последнему омутку с последним червяком па крючке.
   ...Вода льется через ствол затонувшего дерева и, вскипев мелкими пузырьками, растекается по омуту. Над водой низко склэнился густой куст черемухи. Тихо, без всплеска, закинутая леска описывает круг, я то поддергиваю, то опускаю червя, и вдруг снова рывок - ожидаемый и вместе с тем внезапный. В темной воде на крючке ходит что-то большое, тяжелое и медлительное.
   "Хорош! - проскальзывает радостная и тревожная мысль.- Как бы не порвал!.."
   В этот миг рыба резко потянула в сторону, бросилась в глубину... Леска остановилась.
   "Зацеп!" - сообразил я, но было уже поздно: тонкая жилка лопнула, и в моих руках остался обрывок поводка, закрученный противным поросячьим хвостиком,- так умеет лопаться только жилка, когда ее закрутит и хорошенько дернет крупная рыба.
   "Эх!.."-вскрикнул я в величайшей досаде. Но только испуганная сойка ответила мне своим стрекотом. И долго еще перелетала она с дерева на дерево и все посматривала бочком, так и не поняв, почему так жалобно кричал этот двуногий гость.
   Вершины гор еще были освещены отблеском зари, а в долине, в кустарнике, уже сгущались сумерки. Обратно шел я около часа, так далеко увела меня в этот вечер рыболовная страсть. Наконец, впереди, у подножия темной горы, мелькнул огонек, залаяла собака, и через несколько минут я уже раскладывал свою добычу в палатке дорожников.
   Прошло три года. Прямая и ровная, как стрела, шоссейная дорога прорезала тайгу, и где когда-то с трудом можно было пробраться пешком, теперь на полной скорости мчатся автомобили.
   На Черемшанке давно поросло травой место, где стоял лагерь дорожников, но речка все так же бежит, журча в зеленом грсте.
   Иногда я приезжаю сюда на мотоцикле, и всякий раз скромная речушка награждает меня увлекательными уловами.
   Теперь я никогда не пренебрегаю таежными ручьями, а иногда даже и предпочитаю их большим рекам.
   ПАМЯТНАЯ НОЧЬ
   Сентябрь на Дальнем Востоке - самое благодатное время года. Кончаются моросящие августовские дожди, и прочно устанавливается ясная, сухая погода. Чуть заметной желтизной схватываются березки, начинает лететь паутина. По ночам иногда выпадают легкие заморозки, но днем бывает тепло, даже по-летнему жарко. На склонах гор поспевает червонная россыпь брусники. Жиреют молодые глухари и рябчики. После летних паводков быстрые горные речки входят в межень, вода в них становится прозрачной, как хрусталь, и первые стайки рыбы - ленка и хариуса - уже начинают спускаться из вершин ручьев в глубокие ямы крупных рек. В это время клев бывает очень хорошим.
   В это-то золотое для рыболовов время навестил меня проездом страстный хабаровский рыболов и охотник П. Е. Самарин.
   - Эх, ты, спортсмен,- сказал он мне,- и на спиннинг-то ты ловишь, и нахлыстом, а вот про "мышку" не знаешь!
   - Слышал... Да возни больно много с этими мышами, где их наловишь-то? Не кот же я, в самом деле!
   Он расхохотался.
   - Чудак человек, я же говорю о пробковых, искусственных!
   Знаешь, как на них ленки в это время, в лунную ночь, хватают!..
   Ну, просто, как собаки! Причем самые что ни на есть крупные, от килограмма и выше.
   И он стал с увлечением рассказывать, как надо делать мышку, как обтягивать ее беличьей шкуркой, какое нужно удилище и в особенности как здорово выскакивают из воды ленки и какое наслаждение ловить их таким способом.
   - А вы... много ловили на мышек? - полюбопытствовал я.
   Рассказчик немного смутился.
   - Да нет... не ловил я еще. Про этот способ я от одного старика в Приморье слышал... А если соединить мышку со спиннингом, тут будет просто что-то невероятное!..
   Он уехал... В следующий же вечер мы с приятелем изготовили по одной такой мышке: обтянули овально выструганную пробку серой беличьей шкуркой, потом обстригли волосы, чтобы остался только серый подшерсток, и, продев сквозь наше изделие проволочку, прикрепили к ней с одной стороны якорек, а с другой - жнлковый поводок.
   В субботу вечером, собрав незатейливые пожитки, со спиннингами и ружьями за плечами мы помчались на большую горную реку Лнмури. До нее было километров сорок, но что значит это расстояние для двух страстных рыбаков, в распоряжении которых прекрасная, словно лишь для охоты и придуманная машина, мотоцикл ИЖ-49. На нем можно ездить и по дорогам, и по таежным тропкам, а если где-нибудь и завязнешь в болоте, то не тяжело его и вытащить.
   Решено было ловить рыбу там, где в Лнмури впадает ключ Амуркан, названный так по имени старого брошенного прииска.
   На месте, где стояли когда-то старательские домики, все поросло бурьяном и молодым кустарником... Тайга властно наступала, отвоевывая обратно то, что когда-то отнял у нее человек.
   Дороги дальше не было. Мы спрятали мотоцикл в кустах и километра три шли вниз вдоль ключа пешком . На болотистой почве тропки почти не было заметно. Давненько не ступала по этим местам нога человека! Но тем интереснее - какие же там впереди, на реке, места?
   Вскоре сквозь деревья блеснула полоска воды. Повеяло свежестью, и мы вышли в речную долину. Никем не тронутая и уже пожелтевшая, стояла высокая трава. Наша тропинка бесследно терялась в ней.
   Амуркан при впадении в Лнмури образовал довольно глубокую и спокойную протоку. Вправо, теряясь в кустах, отходила вторая протока - пошире. Главное же русло, стремительное и бурное, где-то далеко, внизу за поворотом, разливалось спокойным, широким плесом.
   - Здесь и остановимся,-оглядывая живописный берег, сказал Павел и сбросил с плеч рюкзак.
   Уже смеркалось. Потянуло холодком. Ночь обещала быть ясной, с заморозком. Поэтому мы засветло заготовили сухих дров.
   Вечером Павел поймал на удочку десяток мелких хариусов для легкой ушицы, которую мы и нс замедлили заварить, когда уже совсем стемнело.
   Славно сидеть около яркого костра, отдыхая душой и телом после целой недели напряженной работы! Лучшего отдыха не может и быть. Впереди - почти целые сутки скитаний по неизведанным берегам с удочкой или спиннингом в руках, много переживаний, больших и маленьких рыбацких радостей и огорчений.
   Ничто так не обновляет силы, не освежает голову, как наше охотничье бродяжничество по таежным дебрям, ночевка у костра, ужин с ухой и куском черного хлеба.
   За рекой из-за густых зарослей ильмов и верб поднималась неяркая полная луна, тускло освещая речную долину и притихшие сопки. Природа будто замерла во сне - ни звука, ни ветерка.
   Прицепив к нашим удочкам мышек, мы, крадучись, пошли вдоль протоки. Крутой берег подмыт водой. Кое-где над рекой склонились кусты. Луна отражается в спокойной воде, как в зеркале.
   - Кидай!..-шепчет Павел, проходя дальше.-Вон туда, под кустик!..
   Легкая мышкз без всплеска ложится на воду и плывет, пуская чуть заметную рябь. Тишина... Кажется, и в реке все умерло.
   Вот мышка уже подходит к кусту... Тишина... И вдруг - бах!..
   Со страшным всплеском, будто бы кто-то веслом по воде ударил, бьет невидимый хищник хвостом по мышке. Крупные волны разбегаются в разные стороны. Мышка исчезает. Потяжка... Подсечка!.. Сильное, упругое тело крупной рыбы заходило в глубине.
   - Ты что там, в воду упал, что ли? - бежит ко мне Павел по берегу, спотыкаясь о кочки.
   Удочка гнется в дугу, звенит тонкая леска. Несколько минут напряженной борьбы - и двухкилограммовый ленок в руках.
   Изо рта торчит растрепанная мышка, якорь крепко впился и мясистые губы. Павел безмолвно всплескивает руками и бежит со своей удочкой к следующей ямке. Отцепляя свою добычу, я вижу, как он, напряженно изогнувшись, ведет по воде мышку.
   Ведет, ведет... Шлеп! Слышу, как у него на удочке громко бултыхается рыба.
   Уже полночь, а у нас ловля в полном разгаре. Почти на каждой новой ямке, под каждым кустиком выскакивают и бьют но нашим мышкам ленки. Просто непонятно, откуда они здесь взялись, в этой маленькой проточке. Ведь с вечера, пока Павел ловил на уху хариусов, я вдоль и поперек избороздил эту проточку спиннингом - и ни одной поклевки.
   Но в самый разгар ловли у нас сразу происходит два несчастья. У меня крупная рыба сломала удилище. С трудом поймал ныряющее верхнее колено. Но поздно! Рыба уже сошла.
   А Павел идет ко мне с обрывком поводка в руке:
   - Понимаешь, он как бултыхнется, ну, просто, как человек прыгнул! Я его-р-раз!.. А он-дерг!.. Видишь?.. Начисто оборвал!..
   Запасных мышек нет. Делаем из двух удочек одну и остаток ночи рыбачим по очереди. Один ловит, а второй стоит рядом и переживает.
   Под ногами шуршит трава, зябнут ноги. Подморозило. Перед рассветом клев прекращается. Луна светит откуда-то сбоку, из-за деревьев, и становится темнее. Усталые, но счастливые, мы возвращаемся к пепелищу нашего костра, разводим огонек и согреваемся чаем.
   Потом мы расстилаем плащи, разводим пожарче костер и, прижавшись друг к Другу, дремлем, укрывшись ватниками. Во сне все мерещатся мышки, внезапные всплески и возня крупных рыб.
   Под утро чертовски холодно. Костер давно потух. За ночь вся долина поседела от инея. Мы совершаем с гиканьем вокруг костра "танец диких", вскидывая высоко руки и ноги.
   - Ну как, оттаял?
   - Нормально!
   Восход солнца встречаем со спиннингами. Еще несколько ленков добавилось в наш рюкзак. А когда обогрело, мы сменили спиннинги на легкие удочки и отправились на перекаты ловить хариусов. Клевало на редкость хорошо, и мы не заметили, как солнце поднялось уже довольно высоко.
   Снова костерок, пахучий чай. Какой-то особенный, чуть помятый и отдающий рыбой, но необычайно вкусный хлеб... Отблески солнца зайчиками играют на берегу. Давно обсохла и согрелась пожелтевшая осенняя трава,так приятно поваляться на ней, глядя в бездонное голубое небо. Незаметно задремываем - вте равно днем плохо клюет - и просыпаемся уже после полудня.
   Павел идет в прибрежный березняк погонять рябчиков. Через несколько минут слышу раскатистый выстрел, потом второй, уже значительно дальше.
   А я никогда не променяю удочку ни на какое огнестрельное оружие...
   Уже вечереет, когда мы пускаемся в обратный путь. Мешок с рыбой и дичью до стоянки мотоцикла несем по очереди.
   К сожалению, в этом году нам уже нс удалось больше порыбачить. Привалило много работы, а там захолодало, и наступила ранняя дальневосточная зима. Так и не пришлось приспособить "самаринскую" мышку к спиннингу. Эту мысль я не оставляю и обязательно осуществлю ее в следующий рыболовный сезон.
   Как быть с грузом? Ведь мышка легкая, без груза нс забросишь, а груз ее потопит...
   Придумаем что-нибудь!
   СО СПИННИНГОМ
   Раннее августовское утро. Над хребтами гор чуть светлеет край неба. Холодеет воздух, роняя капли росы на деревья, на травы. Плотным пологом тумана окутываются горные распадки...
   Еще в субботу все приготовлено к рыбной ловле. Проверен и заправлен мотоцикл. Увязаны в чехол спиннинг и удочки. В рюкзаке - коробочка с разнообразными блеснами, искусственными мушками, запасными лесками и крючками, непременный рыбацкий котелок и краюха хлеба.
   Тихо, стараясь не будить домашних, выскальзываю во двор, включаю мотор и, разрезав предутренний мрак голубым лучом фары, как ветер, мчусь мимо спящих домиков таежного поселка к реке. До нее сорок километров по шоссе. Но у нас на востоке это обычное расстояние до соседней деревни. Час езды. Проносятся мимо кусты, лесная глушь, мостики, мелькают телефонные столбы... Мотор то рокочет, преодолевая крутые подъемы, то отдыхает с мягким выхлопом, спускаясь с горы. Вокруг становится все светлее. Блекнет впереди пятнышко света от фары.
   Просыпаются птицы - их звонкие трели слышны даже сквозь треск мотоцикла. Вот последний перевал - ив долине река, окутанная туманом. Свернув с шоссе, я по едва приметной тропке медленно еду к знакомым местам. Потянуло влагой, уже слышен рокот и звон перекатов.
   Лимури! Это имя как нельзя больше подходит к дикой.
   холодной и быстрой реке, со скалами, нависшими над стремниной, с заломами из вековых ильмов, где бурлят и пенятся холодные струи, с непролазными зарослями берегов, с быстрой и ловкой красавицей-рыбой. Можно и день, и неделю бродить по ее берегам, пить ее кристальную воду, дышать таежными ароматами, ловить рыбу до самозабвения - и не встретить ни одного человека. Разве, редко-редко проскользнет, как тень, ульчская оморочка и, мурлыкая свою народную песню, похожую на журчанье воды, проедет старик ульч да окликнет ласково:
   - Здравствуй-ка, друг-паря! Как живее, как ловис?..
   И нет ничего привлекательнее для меня, как провести здесь весь выходной день, вернувшись потом домой с полным рюкзаком рыбы, немножко усталым, немножко опьяненным воздухом, светом, движением, но отдохнувшим и вполне счастливым.
   От густого тумана на реке пасмурно. Поставив мотоцикл в сторонку и раскатав сапоги, я отправляюсь со спиннингом вниз по реке. Вот яма, огромный омут, который я называю черным.
   Мощная пенистая струя бьет с переката в противоположный берег и уходит вниз вдоль скал, оставляя сбоку водоворот со спокойным обратным течением. С легким свистом ложится к противоположному берегу ниточка шнура, и невидимая бежит в глубине моя уннверсалка. Для схожести с маленьким хариусом я привязал на якорь пучок красных и желтых шерстинок. Пробую " первый раз это нововведение. И вот вижу: уже у самого берег:} что-то крупное, темное гонится за блесной. Поворот!.. Мимо!..
   Ленок уходит обратно в глубину. Второй заброс. Не успел повернуть несколько раз катушку, как почувствовал удар. Леска заходила з разные стороны. Но сопротивление слабое. "Рыба крупная",- и я форсирую подмотку... Вот он! Обессиленный, ошалевший, ленок килограмма па полтора без бою сдается.
   В яме больше ничего не берет. Обращаю внимание на то, что па плесе ниже омута, хотя там и мелко, то и дело всплескивает рыба. Перебираюсь ниже. Долго выбираю место и целюсь, чтобы не зацепить за кусты. Взмах - и серебристая жилка, описав дугу, бесшумно ложится на воду. Здесь сильно несет, вращать катушку можно медленнее. Блесну сносит вниз по течению, она разворачивается... Рывок! Высоко в воздух взлетает крупная рыба, потом кидается под берег. "Не уйдешь!" - Несколько минут борьбы - и ленок уже на берегу...
   Поднимается туман, в разрывы его мутной пелены видно голубое небо. Еще небольшое усилие солнца, и в природе начинается бесшумное и какое-то незаметное глазу движение: туман вдруг тает, остатки его, цепляясь за вершины береговых скал и деревьев, уходят вверх; расплавленным серебром вспыхивают, искрятся в лучах солнца перекаты. Сразу теплеет.
   Время браться за удочку. Сейчас ловить первых проснувшихся мошек выходит хариус. Начиная с конца июня хариуса лучше всего ловить на искусственную мушку - днем на рыженькую, а вечером на белую. Удочка для хариуса у меня легкая, гибкая, с жилкой 0,3. Ни поплавка, ни грузила не нужно. Плавный взмах - и мушка бесшумно ложится на воду. Ее немного сносит, и она идет по кругу, пересекая течение. И вдруг - чмок! В этот момент - не зевай: если промедлить хоть долю секунды, хариус выбросит мушку. С чмоканьем, высовывая только нос, берут обычно крупные хариусы "лапти". Хариус помельче, грамм на 200-300, с шумом выпрыгивает из воды и падает на мушку своим телом, топит ее, а уж потом хватает. Иногда за мушкой выскакивает сразу несколько рыб, мушка прыгает из стороны в сторону, пока самый ловкий не ухватит ее и не поплывет прочь.
   Особенно хорошо ловятся хариусы летом не в главном русле, а в боковых рукавах - протоках. Видимо, летом здесь больше пищи - бабочек, личинок. Но какая же глухомань по берегам таких проток! Не шелохнутся, стоят огромные ильмы и седые аянские ели и пихты. А под ними, в густом подлеске, звенят неумолчные хоры птиц. Идти тяжело: под ногами валежник, густой краснотал и черемушник цепляются за ноги, за одежду, сбрасывают фуражку. Зато каждый омуток впереди сулит рыболову добычу.
   Вот и полдень. Становится жарко. Приятная усталость разливается по телу, хочется посидеть, умыться, съесть что-нибудь.
   С пойманной рыбой едва выбираюсь из зарослей на главное русло реки, где оставлены спиннинг, утренний улов и рюкзак.
   Ярко светит солнце. На небе - ни облачка. Вдоль реки чуть тянет прохладный ветерок. Пора бы и ехать, но жалко расставаться с рекой.
   Собрав вещи и перекусив, я больше ради тренировки, чем в надежде что-нибудь поймать в это время дня, начинаю забрасывать спиннинг. В чистой воде отлично видно, как бежит блесна.
   Делаю разные манипуляции, чтобы она "играла". Ведь тренировка для спиннингиста так же необходима, как и для всякого спортсмена, а на спиннинг я ловлю только второй сезон и еще иногда, в дни сомнений, предпочитаю ему простую удочку...
   Вот получился удачный заброс - метров за 70 без всплеска легла блесна. Но что это?.. Удар... Леска натягивается и останавливается. Полное впечатление глухого зацепа. Дергаю и так, и эдак - ни с места. "Пропала блесна!" Но только я решился потянуть посильнее, как у противоположного берега из воды показалась огромная голова рыбы. Сверкнул на солнце широкий светлый бок, затем огненно-красный хвост, и леска медленно пошла против течения.
   "Таймень!"-мелькнула мысль, и сердце забилось радостно и часто.
   Медленно трещит катушка. Чуть придерживая ее пальцем, я по шнуру чувствую, как мощно и плавно двигает хвостом рыба.
   Пять метров, десять... Движение прекращается. Таймень "залег" - не надо его тревожить. Я закуриваю. Главное - не волноваться. Малейшая оплошность - и испуганный хищник порвет леску, или сломает якорек, или кинется в коряги, нагроможденные у противоположного берега.
   Вот он сам начинает сдавать назад. Трудно ему стоять на быстром течении. Метр за метром подматываю шнур. Вот таймень уже поравнялся со мной, вот спускается ниже... Лишь бы он не повернулся головой вниз по течению и не пошел бы во всю силу - тогда не удержишь.
   Плавно нажимая, веду рыбу к своему берегу, где мельче и РИДНО дно. Таймень тяжело ворочается, но не рвется. Да вот он!
   В прозрачной глубине отчетливо вижу метровое, как торпеда, тело с красными плавниками. Около губы сверкает блесна.
   Опасно - значит, зацеплен только за губу. "Спокойно",- говорю я себе, а самого так и пробирает охотничья дрожь и немного трясутся руки. Еще оборот катушки. Будто опомнившись, таймень легко виляет хвостом, уходит в глубину, тянет против течения, увлекая за собой метров десять шнура. Маневр повторяется снова: рыба ложится, потом начинает медленно сдавать назад.
   "Нужно намутить воду",- соображаю я и бесшумно, но энергично работаю ногами. Широкая полоса мути облаком спускается вниз по течению.
   На этот раз уставший таймень без сопротивления подходит к берегу. Вот он стоит в мутной воде у моих ног. Сачком не взять - слишком велик. Медленно подвожу руки... Чувствую, как колеблется вода от движения жабр. Решающий момент! Одной рукой хватаю рыбу за загривок, второй - обнимаю за туловище. Мощные удары хвостом, каскады брызг - но поздно! В две секунды выскакиваю на берег и бросаю свою добычу на траву. Таймень медленно движет жабрами и смотрит на меня маленькими злыми глазами. Укол ножом в позвоночник - и борьба кончена. Какая удача!
   Собрав вещи, сумку с рыбой - какой мелочью, кажется она в сравнении с тайменем! - взваливаю тайменя на плечо и понемногу выбираюсь к тропинке, где стоит мотоцикл. После тайменя уже не хочется ловить маленьких хариусов... Домой!
   Солнце нещадно палит. Мотоцикл медленно ползет по кочковатой болотистой тропе, фыркает, греется мотор, испуская неприятный запах масла. Но вот и шоссе. Мягко покачиваясь, мотоцикл набирает скорость. Сразу становится прохладнее. Отдыхают натруженные руки и ноги, а на душе легко и радостно, как может быть только у рыбака и охотника, когда после удачного похода он приближается к дому.
   Таймень весил 12 килограммов. В этот день суровая супруга простила расходы по приобретению спиннинга, и эта замечательная снасть навсегда заняла первое место в моем рыболовном арсенале.
   СТАРЫЙ СИБИРЯК
   Посвящаю памяти Николая Яковлевича Булдакоеа, сибиряка и истинного любителя природы и рыбной ловли.
   Октябрь. На Нижнем Амуре в это время уже глубокая осень.
   Лиственницы желтеют и медленно, бесшумно теряют хвою. По ночам крепко подмораживает. Но рыба по ямам клюет еще хорошо.
   Особенно жадный клев бывает на вечерней и утренней зорях.
   Для меня всегда невыразимо привлекательны места глухие, неизведанные. Иногда в поисках таких мест я исхаживал десятки километров по непролазной тайге, лишь бы узнать - что там, за этим леском, за этой сопочкой, голубеющей впереди и манящей своей неизвестностью.
   К реке мы с Николаем Яковлевичем подошли, когда уже смеркалось. Берега в этом месте заросли могучим ельником и пихтачом. Быстрая прозрачная река Пильда круто поворачивала, образуя глубокую яму, наполовину заваленную подмытыми и упавшими деревьями.
   Через несколько минут мы уже настроили свои удочки и, в ожидании успеха, забросили...
   - По первой! - радостно воскликнул мой спутник, почти мгновенно выбрасывая на берег упругого, крепкого ленка в полкилограмма весом. За ним последовал второй, третий... А у меня рыба совершенно не клевала. Леску с легким грузилом все время сносило, угрожая зацепить за ветвистые стволы затонувших деревьев.
   - В чем дело? - с огорчением произнес я, уже в который раз впустую перезакидывая удочку.
   - Дело просто,- усмехнулся Николай Яковлевич,- Я давно жду, что спросишь старого рыбака... Все гордость ваша, да! Ведь ты все еще по-летнему ловишь, на ходового червя. А рыба сейчас наверх не глядит, делать ей там нечего. На-ко вот!
   И, порывшись о кармане ватника, он протянул мне свинцовый шарик размером с ружейную пулю, с отверстием.
   - Цепляй повыше своего грузила, чтобы скользил по леске, и попробуй!
   Непривычно было ловить с таким большим грузилом, но очень скоро я понял все преимущества, какие давало это нехитрое приспособление. Пуля сразу же погружала леску на дно омута, и вместе с тем леска, свободно проходя сквозь отверстие, показывала малейшую поклевку. Почти сразу же у меня дернуло раз.
   другой, потом потянуло, и крупный медно-красный хариус с шумом вылетел на берег. Николай Яковлевич был рад, казалось, еще более моего:
   - Ага! Видал? То-то!
   Но только что разгорелись наши страсти, как стемнело. Лески стало не видно, и мы начали готовиться к ночлегу.
   - Самое главное - дровишки,- говорил Николаи Яковлевич,- ты пока таскай валежник, какой посуше, а я стенку сделаю...
   - Какую стенку?
   - А вот увидишь. Сибирскую, значит, штаб-квартиру!
   Он вытащил из мешка топорик, срубил колья и забил их в землю. Затем ловко и даже как-то неестественно быстро для однорукого человека ободрал кору с гнилой березовой валежины и укрепил ее на кольях.
   - Костер здесь клади! - командовал он.- Сюда, сюда. поближе! Вот береста, запаливай!
   Валежник вспыхнул, осветив ярким трепетным светом наш бивуак и небольшой круг поблекшей некошеной травы. В тайге и над речкой от этого сделалось еще темнее. Мы заварили ушицу...
   Что может сравниться с ухой из свежих, только что вытащенных из воды хариусов, особенно когда еще прошел перед этим десяток километров по свежему воздуху?.. Дружно работая ложками, мы в пять минут опорожнили котелок.
   - Добро, комар тебя забодай,- сказал Николай Яковлевич, аппетитно обсасывая косточки.- Объеденье! Теперь чайку - и на боковую!
   Чаевничали мы долго, с разговорчиком.
   - Рыбалка - дело первейшее на свете, ежели человек отдохнуть хочет,говорил старик, прикусывая как-то по-особенному, бочком, кусочек сахару.И не рыба даже сюда меня тянет, а вот это все... Окружающее...
   - Природа?..- подсказал я.
   - Вот, вот. Обстановка. Вечная она, не старится. Мы вот старимся, а она нет. Глядишь, сегодня листики облетели, вроде конец.
   А пришла весна, зазеленело этак все приятно, птицы тут чирикают. Цветы... Вроде опять молодость. И на душе отляжет, будто тебе не седьмой десяток попер, а того половина...
   У берестяной стенки было тепло и уютно, почти как в комнате. Замечательная выдумка сибирских охотников! Позже она не раз выручала меня, когда в холодное время приходилось ночевать в лесу.
   С удовольствием разувшись и протянув к огню ноги, я попивал крепкий ароматный чай и слушал своего собеседника, следил за его выразительным лицом и глазами; они то скрывались под густыми щетинистыми бровями, то поблескивали оживленно и молодо в свете костра.
   - Уж как досадно стариться, когда самая жизнь пошла,- говорил между тем Николай Яковлевич.- Дела пошли большие...
   Я вот всю жизнь мечтал какое-нибудь большое дело сделать, паря. Не так прожить, как мошка,- помер, и нет ничего, а чтобы совершить что-то... Подвиг, понимаешь?..
   - Так разве вы не совершили подвига, дядя Коля,- сказал я,- а в партизанах, когда руку потеряли?..
   - Эх, паря,- отмахнулся старик,- это долг был, а не подвиг. Да и давно. В войну вот просился я на фронт, не пускают.