Нельсон Рэй. Захват Ганимеда

   – Слушаю вас, – терпеливо отозвался Пол Риверз тем подбадривающим тоном, который выработался у него за долгие годы общения с неразговорчивыми больными.
   – У меня есть для вас пациент, – сказал доктор Чоит и снова запнулся, подыскивая слова.
   – И кто же это?
   Доктор Чоит откашлялся, слабо улыбнулся. И сказал:
   – Человечество.
 
   Пыльное такси-ионокрафт с облупившейся краской, когда-то зеленое, а теперь грязновато-серое, опустилось на посадочную раму за окном номера Джоан Хайаси.
   – Постарайтесь побыстрее, – грозно заявила машина, так, будто в этой глуши, на территории этой захолустной плантации, когда-то являвшейся частью великой державы, у нее была куча других срочных дел. – Счетчик, – добавило такси, – уже включен. – Железяка явно, хотя и совершенно негодным способом, пыталась запугать ее. И Джоан это вовсе не понравилось.
   – Помоги загрузить багаж, – велела она.
   Такси тут же – причем на удивление быстро – просунуло в открытое окно манипулятор, ухватило им записывающую аппаратуру, перенесло ее в багажное отделение, и только после этого Джоан Хайаси забралась в кабину.
   Когда она усаживалась в машину, дверь номера открылась. Появился грузный, с толстой шеей мужчина средних лет, во рту которого дымилась желтоватая сигара, и сказал:
   – Меня зовут Гас Свенесгард. Я хозяин плантации, владелец этого отеля и комнаты, которая утверждает, будто вы пытаетесь съехать не заплатив.
   Все это он говорил довольно равнодушным тоном, как будто это не сердило и не удивляло его.
   – Могли бы обратить внимание, – устало заметила Джоан, что я оставляю в номере всю свою одежду, за исключением той, что надета на мне. Я прибыла сюда по делам. Через день или два вернусь обратно.
   Ее удивило, что бургер, феодальный владыка всего района плантации, включающего и этот городок, проявляет личный интерес к такому незначительному делу.
   Как будто прочитав ее мысли (а может, так оно и было – вдруг Гас Свенесгард был одним из телепатов, обученных в Бюро психоделических исследований?), потный, коротконогий бургер сказал:
   – Я тут за всем приглядываю, мисс Хайаси. То есть, можно сказать, вы тут у нас в «Олимпусе» единственная важная, знаменитая гостья за много месяцев, и не хотелось бы, чтобы вы вот так просто уползли… – Он помахал сигарой в воздухе. – Как червяк, на брюхе, не в обиду будь сказано.
   – Да, небольшая у вас плантация, – заметила Джоан, – если вы можете позволить себе следить за каждой мелочью. – Она вытащила ворох ооновских купюр. – Если вас это так нервирует, то я заплачу вперед. За шесть дней. Странно, что меня не попросили заплатить, когда я заселялась.
   – Да нет, – заметил Гас, беря у нее деньги и пересчитывая их, – просто мы вам доверяем.
   – Это заметно.
   Ей пора было отправляться в путь. Интересно, что у этого старого идиота на уме?
   – Будет вам, мисс. Мы же знаем, что вы поклонница этих нигов. – Мужчина потянулся и фамильярно погладил ее по голове. – Мы ж тут все время смотрим ваши шоу – и я, и мои домашние. У вас в передачах вечно полно этих самых нигов, верно ведь? Даже мой младшенький, Эдди, ему всего-то шестой годик, говорит: «Эта леди любит нигов». Зуб даю, что вы намылились в горы, погостить у Перси X. Или я не прав, мисс?
   После недолгой паузы Джоан призналась:
   – Да.
   – Вот что я вам скажу, мисс. – Гас Свенесгард запихал деньги в задний карман никогда не глаженных брюк, который тут же изрядно оттопырился. Брюкам на вид было по меньшей мере десять лет от роду – теперь никто больше не шил брюки с карманами. – Может, вы и любите нигов, да только это вовсе не значит, что и они испытывают к вам те же чувства. Ведь эти парты, они же сущие безумцы. Навроде африканских дикарей. Они изуродуют вас. – В подтверждение своих слов он кивнул своей почти лысой головой. – Вы там, на Севере, просто не понимаете этого. Все ваши нити – перемешки.
   – Перемешки? – Она не поняла этого слова, очевидно, оно было разговорным и чисто местного происхождения.
   – Полукровки. Ну, сами знаете, они смешивают свою кровь с кровью белых, так что у всех у вас кровь смешанная. Но здесь у нас дело обстоит совершенно иначе, мы знаем, как обращаться с нашими Томами, а они знают свое место.
   – Для своего же блага, – иронически заметила Джоан.
   – Они счастливы. Они в безопасности. Им не нужно беспокоиться о том, что их отправят в ганийские трудовые лагеря.
   Джоан смущенно заметила:
   – А я и не слышала, что у завоевателей есть трудовые лагеря.
   – Не стали бы они захватывать эту планету ни за что ни про что, мисс. Просто они еще не начали набирать рабочие команды. Но обязательно начнут. Они отправят их на Ганимед и превратят в то, что называют сущиками. Я просто уверен, так тому и быть. Но мы намерены защищать своих Томов, они славно поработали для нас, и мы у них в долгу. – Последнюю фразу Гас Свенесгард произнес решительно и твердо.
   – Это бессмысленно, мистер Свенесгард, – донесся откуда-то сзади негромкий голос человека, явно привыкшего командовать. Удивленный Гас резко обернулся, чтобы посмотреть, кто это. Обернулась и Джоан.
   – Какого… – начал было Гас.
   – Она уже приняла решение, – тихо продолжал незнакомец. – Если вы действительно заботитесь о благополучии мисс Хайаси, то, с моей точки зрения, единственное, что вы можете сделать, так это отправиться вместе с ней и оберегать ее.
   – Не знаю, кто вы такой и что вы о себе возомнили, – возмущенно воскликнул Гас, – но вы, мистер, явно не в своем уме!
   – Меня зовут Пол Риверз. – Он протянул руку, и Гас неохотно пожал ее. – Чувствую, вы боитесь, сэр.
   – Да уж небось любой человек, у которого есть хоть капля мозгов, тоже бы боялся, – огрызнулся Гас. – Эти самые ниги…
   – Древние греки, предаваясь философствованиям, – заметил Пол Риверз, – говаривали, что большее благословение, чем короткая жизнь, – это вообще никогда не родиться. Всю мудрость этого высказывания начинаешь понимать только в такие времена, как наши.
   – Если вы такой завзятый философ, – сердито заметил Гас, – так сами с ней и летите.
   Повернувшись к Джоан, Пол Риверз сказал:
   – Если вы позволите.
   Джоан взглянула на него, и в душу ее закрались подозрения. Худощавый, лет тридцати с чем-то, с проблесками седины в коротко подстриженных темных волосах, он казался таким спокойным, таким уверенным в себе. В принципе, он как будто говорил совершенно искренне, но ей казалось просто невероятным, чтобы кто-то готов был рискнуть жизнью просто так, каким бы там философом он ни был. И все же…
   – Хорошо, – наконец решила Джоан. – Если вы достаточно безумны, чтобы сопровождать меня, я достаточно безумна, чтобы позволить вам это.
   Нет смысла расспрашивать его, подумала она. Он наверняка может наврать с три короба, а я об этом и не догадаюсь.
   – В таком случае подождите минуточку, – сказал Пол Риверз, направляясь к выходу. – Схожу к себе в номер, возьму игольный пистолет. – С этими словами он вышел.
   Но в тот самый момент, когда он ушел, она передумала – совершенно внезапно. Чувство полной уверенности в себе, буквально излучаемое Риверзом, могло иметь только один источник. Очевидно, он вовсе не рассчитывал зайти так далеко, туда, где ему может угрожать реальная опасность. Она подумала: «Скорее всего, Риверза кто-то нанял для того, чтобы он помешал мне встретиться с Перси. А может, и чтобы убить меня».
   – Я могу лететь прямо сейчас? – спросила она Гаса. – А то мое такси говорит, что счетчик уже включен.
   Не дожидаясь ответа, она шагнула в открытое окно и уселась в ионокрафт.
   – Этот Перси X, – крикнул ей вслед Гас Свенесгард, – сущий психопат, отродье психопатов, вплоть до первого колена Черных Мусульман. Думаете, вам удастся показаться ему милашкой Джоан Хайаси, очаровашкой с телевидения? Нет, вы для него в любом случае будете… – Тут дверца такси захлопнулась, и он подошел к самому окну, возбужденно размахивая сигарой. – Одной из тех белых, которые линчевали участников демонстраций за гражданские права еще в шестьдесят шестом году. Вы тогда даже еще и на свет-то не родились, но какое это имеет значение для такого фанатика, как Перси X? Я вас спрашиваю: что это значит для него и сколько, по-вашему, ярдов видеопленки вы успеете отснять, прежде чем…
   Когда такси тронулось, Джоан крикнула:
   – Мы с Перси X вместе учились на факультете сравнительной религии в Тихоокеанской школе религии в Беркли, в Калифорнии. Мы собирались стать священниками, мистер Свенесгард. С ума сойти! – Она нажатием педали дала команду кэбу, и тот набрал скорость.
   Джоан не слышала, что прокричал ей в ответ Гас. Гул быстро набирающего высоту ионокрафта заглушил ответ. Странно, подумала она, что нам с Перси предстоит встретиться снова при столь изменившихся обстоятельствах. Я изучала буддизм, а он – религию Мохаммеда, но каким-то образом мы, несмотря ни на что, здорово удалились от того, к чему стремились поначалу.
   – Он не хотел, чтобы вы улетали, – негромко заметил кэб. – Но мне все равно. Если он отзовет мою лицензию, я просто переберусь на другую плантацию. Например, к Чаку Пепитону. Вот у кого плантация так плантация! Держу пари, там я смогу зашибать раз в шесть больше.
   – Да, бизнес есть бизнес, – сказала Джоан и откинулась на спинку кресла, обтянутого искусственным мехом под выдру.
   – Вот что я могу о нем сказать, – продолжал кэб. – Он интересуется всем, что происходит вокруг. Большинство бургеров слишком важничает, им бы только попивать бурбон да скакать на лошадях. А вот Гас – другое дело. Он постоянно достает мне запчасти. Причем самые дефицитные. Сами понимаете, я уже порядком устарел и запчасти для меня достать нелегко. А я чувствую, что всегда был ему симпатичен.
   – Я ему тоже симпатична, – сказала Джоан, – только в его особой, фамильярной манере. Но я все равно не собираюсь поворачивать назад только для того, чтобы доставить ему удовольствие. И тому, второму типу тоже, добавила она про себя. Этому Полу Риверзу.
 
   Оказавшись в своей комнате, Пол Риверз поспешно заговорил в свой защищенный от подслушивания карманный видеофон:
   – Я вошел в контакт с Джоан Хайаси, и она согласилась взять меня с собой в горы в качестве сопровождающего.
   – Прекрасно, – сказал доктор Чоит. – Как вы знаете, ее аналитик в Нью-Йорке сообщил мне, что она сотрудничает с врагом, и ее цель – добыть для ганийцев информацию, с помощью которой те смогут захватить Перси в плен. Как я уже объяснял вам на инструктаже, этого мы, Всемирная психиатрическая ассоциация, допустить не можем. Сейчас Перси является символом для всего человечества, важнейшей для человеческой самоидентификации фигурой. До тех пор пока он продолжает сопротивляться, будет сопротивляться и массовое эго всего человечества. И жизненно важно, чтобы он продолжал борьбу или хотя бы поддерживал видимость того, что продолжает ее.
   – А если все-таки он ее прекратит? – спросил Пол Риверз.
   – Последние психокомпьютерные исследования показывают, что это приведет к массовому росту количества случаев шизофрении по всему миру, случаев массового психоза, которые невозможно будет контролировать. Впрочем, есть способ избежать этого.
   – Как? – спросил Пол Риверз. Не прерывая разговора, он быстро и умело проверил свой игольный пистолет.
   – Жертва. Если ему суждено умереть, то он должен пасть смертью храбрых. И червякам это известно не хуже нас. Наши врачи, работающие при штабе военного администратора Коли, сообщают, что Коли собирается захватить Перси живым и снять с него кожу. Если с Перси сдерут кожу, как с какого-то животного, чтобы повесить ее на стену, это будет унижением для всей человеческой расы, травматическим инцидентом, последствия которого трудно переоценить. Поэтому подобного исхода мы допустить никак не можем.
   – Хмм, – пробурчал Пол Риверз, засовывая пистолет в карман.
   – Все зависит от вас, Риверз, – сказал Чоит и отключился. Крошечный экран погас и превратился в темное пятнышко.
   Снова выйдя в гостиничный коридор, Пол вскоре добрался до комнаты Джоан Хайаси. Он открыл дверь и вошел.
   В комнате оказался только Гас. Он стоял у окна и улыбался. Уже одна только эта его улыбка сказала Полу Риверзу о многом.
   – Мистер Свенесгард, – негромко, ровным голосом спросил он, – вы ведь и в самом деле хотели, чтобы она отправилась туда? Разве не так?
   Улыбка на лунообразном лице толстяка стала еще шире.
   – Советую быть повежливей, – ответил Гас. – И кстати, – с явным удовлетворением добавил он, – думаю, нет смысла гнаться за ней. Этот старый, дряхлый ионокрафт, в котором она упорхнула, – единственный.

3

   Линкольн Шоу сидел, прислонившись спиной к дереву и подставив тело палящим солнечным лучам. Он уже в десятый раз пытался починить роговую оправу своих очков. Он был худощавым, хрупким мулатом, выглядящим в этой горной местности неуместно образованным и культурным.
   – Привет, Линкольн! – послышался возглас с другой стороны поляны.
   – Так кто там, говоришь, освободил рабов?
   – Я, – машинально отозвался Линкольн. Это была привычная шутка, которой они обменивались с Перси, и Линкольн уже давно перестал сердиться на друга.
   – Нет, – проревел Перси. – Это моих рук дело!
   – Да и вообще, никто рабов не освобождал, – вполголоса пробормотал Линкольн, глядя на приближающегося Перси, нагруженного вынутыми из силков кроликами.
   – Слышал, слышал. – Перси плюхнулся на траву. – И на сей раз ты совершенно прав. Никто не может дать свободу другому – человек сам должен освободить себя, верно?
   – Тебя послушать, так нет ничего проще, – заметил Линкольн, отгоняя одну из вездесущих назойливых мух.
   – Конечно, это проще простого. Любой человек может завоевать себе свободу, если не боится умереть за нее.
   – Ты, наверное, имел в виду убить за нее, – рассеянно поправил его Линкольн.
   – И снова в точку, – ткнул его в бок Перси.
   – Черт возьми, полегче, приятель. Неужели никак не обойтись без этого фиглярства?
   – А что, собственно, тебе не нравится?
   – Тебе не помешала бы капелька достоинства. Ведь ты лидер крупного политического движения; как же можно ожидать, что кто-то будет уважать тебя или твое дело, если ты всегда ведешь себя как самый настоящий распроклятый клоун?
   – Может, по-твоему, мне еще и церемониальную шпагу нацепить? – весело спросил Перси.
   – Боюсь, как бы она в задницу тебе не воткнулась. – Линкольн поднял голову, бросил короткий взгляд на приятеля, близоруко моргнул и снова занялся своими очками. – Но одно могу сказать тебе наверняка, – наконец добавил он. – Если будешь вести себя как дерьмо, люди и обращаться с тобой будут как с дерьмом.
   Рука Перси метнулась вперед и мертвой хваткой вцепилась в запястье Линкольна.
   – А теперь послушай-ка, что я тебе скажу, дружок! Видишь, какого цвета у меня кожа? Она цвета дерьма. Да, и я дерьмо, и ты тоже, и все остальные, кто входит в это хваленое «политическое движение». И если бы ты был фермером, а не яйцеголовым интеллектуалом с Севера, ты бы знал, что дерьмо – самое лучшее удобрение для земли. Получается, что мы с тобой дерьмо, но ничего плохого в этом лично я не вижу.
   – Да, маса, слушаюсь, босс, – отозвался Линкольн, изменив свой превосходный английский на плаксивую пародию этакого черного Дяди Тома. Перси рассмеялся и выпустил его руку.
   – Да ты, пожалуй, и сам клоун почище меня, – усмехнулся Перси, но Линкольн лишь пожал плечами и вернулся к своему занятию.
 
   В своем кабинете червемаршал Коли предавался мечтам о том, как захватит в плен Перси X. Еще одна, на сей раз последняя удачная операция перед возвращением на Ганимед и передачей своего нынешнего поста преемнику.
   Забавно было то, что здесь, на Терре, существа с темным цветом кожи составляли низшие касты общества. Любому ганийцу было ясно, что естественный порядок вещей таким образом вывернут наизнанку. Кроме всего прочего, нити не только производили довольно приятное впечатление внешне, но обладали – причем в полной мере – естественной сбалансированной жизненной философией, отличались умеренностью и тонким чувством юмора. Белые же, напротив, как правило, отчаянно цеплялись за раздвоенные рога честолюбия и страха. Боязнь неудачи и слепое стремление к успеху – дурная смесь, свидетельствующая о неустойчивости характера.
   Тем не менее, поскольку терранцы пока достигли лишь шестого уровня эволюции и до сих пор обладали как нижними, так и верхними конечностями – причем не рудиментарными, а вполне функциональными, – рассматривать их иначе как животных было невозможно. Посему маршал Коли рассматривал предстоящее пленение Перси X без малейших угрызений совести. Чернокожего предводителя милосердно умертвят, а снятая с него шкура будет специальным образом обработана (вместе с головой), вместо глаз будут вставлены стекляшки, а зубы – если они окажутся в хорошем состоянии – сохранены. Какой замечательный охотничий трофей и как здорово он будет смотреться на стене кабинета! А если нет, если шкура окажется достаточно волосистой, то какой из нее получится чудесный ковер и как приятно будет по нему ползать!
   На вилле маршала на Ганимеде уже имелось несколько замечательно выделанных шкур, которые украшали стены гостиной и кабинета, производя соответствующее впечатление как на гостей, так и на деловых посетителей. Маршал с умом воспользовался своим пребыванием на Терре во время войны. Трофеи представляли собой главный символ победы, а вовсе не были забавой или предметами искусства. Они олицетворяли то, что уже было достигнуто, а кожа Перси X на стене явится самым значимым приобретением.
   …Если только он успеет заполучить ее до того, как вынужден будет оставить свой нынешний пост.
   Он зубами достал из досье Перси X объемное цветное фото нига и еще раз вгляделся в него. Какой прекрасный лоб! И подбородок! Волевое лицо, исполненное внутренней силы и даже красоты. Неудивительно, что это существо сумело стать харизматическим лидером всех оставшихся в живых нигов, обитающих в горах.
   Как только мисс Хайаси связалась с Перси X, она тут же с помощью миниатюрного передатчика, вмонтированного в чашечку бюстгальтера, доложила об этом в штаб маршала Коли. С этого момента ей предстояло периодически докладывать о местонахождении и деятельности Перси X до тех пор, пока Коли наконец не решит, что настал подходящий момент, и не захлопнет ловушку, поставленную им на ниговского лидера. После этого все будут просто счастливы. Мисс Хайаси получит записи религиозной музыки исчезающего культа, а Коли получит желанный трофей. Он буквально восхищался девушкой. Именно ее отвага в сочетании с коварством и завоевали для нее то высокое положение, которое она занимала в мире шоу-бизнеса, а заодно и одобрение Ганимедского Бюро культурного контроля.
   Щелкнув клавишей интеркома, он произнес:
   – Есть ли какие-нибудь новости из дома? Большой Совет все еще заседает?
   Порой Объединенному Сознанию, чтобы вынести какое-нибудь решение, требовались целые недели заседаний и препирательств.
   Его связной сущик тут же отозвался:
   – Пока никаких известий. Маршал, как только от наших представителей в Совете поступит какая-либо информация, я немедленно вас извещу.
   Кораблю с Ганимеда с новой гражданской администрацией на борту понадобится целая терранская неделя, чтобы добраться сюда, в Теннесси. К этому сроку следует добавить время на всегдашние бюрократические проволочки, не говоря уже о зловредном влиянии самой здешней местности. Кроме того, его преемник может начать отказываться от должности, а рассмотрение практически любого вопроса в Совете могло тянуться долгие месяцы.
   В общем, как любят выражаться терране, все было «о’кей».
   В этот момент в кабинете появился заместитель маршала Коли, полковник Мавой, которого принесли на себе его сущики. Телепатически связавшись с шефом, Мавой сказал:
   – Сэр, не будет ли мне позволено высказать кое-какие незначительные соображения, прежде чем вы окончательно решите, как поступить с Перси X?
   – Говорите! – раздраженно вслух произнес маршал Коли.
   – Как вам, должно быть, известно, в последнее время я участвовал в работе над его досье. Там имеется раздел, который вы, возможно обремененный столь важными делами…
   – Что еще за раздел?
   Даже не пытаясь скрыть волнение, полковник Мавой сказал:
   – Этот ниг, сэр, оказывается, телепат. Окончил школу при Бюро психоделических исследований. Таким образом, за ним практически невозможно вести слежку, находясь рядом с ним, особенно с помощью кого-либо вроде мисс Хайаси. Он тут же узнает, в чем заключается ее задание, и, насколько я понимаю, не позволит ей сообщить нам какую бы то ни было информацию о себе. Более того, скорее всего, он немедленно расправится с ней.
   Маршал Коли с явным раздражением отозвался:
   – Немедленно свяжитесь с ней по радио. Предупредите ее, отзовите ее. Мы не можем попусту разбрасываться такими ценными агентами.
   Полковник бросился выполнять приказ. Маршал Коли мрачно вздохнул.
   – А ведь какая могла бы быть шкура! – наконец пробурчал он. Его слова слышал только он сам да суетящиеся вокруг сущики.
 
   Гас Свенесгард насухо вытер потную лысину одним энергичным движением руки с зажатым в ней шейным платком и еще раз взглянул на карту. В верхнем углу карты красовался зловещий штамп: «Совершенно секретно. Только для военного персонала с допуском класса А». Разумеется, это его ничуть не беспокоило. Один из его Томов обнаружил ее в развалинах лабораторий Окриджской атомной станции, и теперь он мог делать с ней что угодно.
   – Ага, значит, вот оно, это место, – пробормотал он, глядя в глубоченную яму, которая с каждой минутой становилась все глубже и глубже. У Гаса было оборудование для рытья; впрочем, особого значения это не имело, поскольку при нем было множество трудолюбивых Томов и неплохая буровая установка. А кроме того, масса времени.
   – Да будет тебе, Гас, – прокричал мастер Джек Холер, перекрывая шум работающей буровой. – Все прекрасно знают, что ты ищешь не библиотеку. То есть, я хочу сказать, что ты абсолютно никого не проведешь, так что кончай. – Он многозначительно взглянул на своего работодателя.
   – А на карте значится «Библиотека». – Гас помахал изрядно поистертым и измятым документом над головой. Так оно и было, хотя Гасу не верилось, что перед войной ооновские служаки зарыли такую вещь здесь, на его плантации. Это явно было кодовым обозначением… чего-то другого.
   Цель была так близка, что он будто ощущал ее вкус на языке. Ему так хотелось достичь ее – аж все тело ломило.
   – Это ведь военная карта, да? – продолжал настаивать Холер. – А сам знаешь, выкапывать что-либо принадлежащее воякам по оккупационным законам строго воспрещено. Вот ты, похоже, и продолжаешь бубнить про эту самую библиотеку.
   Гас улыбнулся и ответил:
   – Ну конечно, здесь запрятаны пятьдесят тысяч ооновских солдат с автоматами. Сидят и ждут не дождутся, когда можно будет отбить эту треклятую планету обратно.
   – И ты собираешься их выдать? – ошеломленно уставился на него Джек Холер. – Взять и загубить такое дело? – На лице у него теперь явственно читалась неприкрытая ярость. – А где же твой патриотизм?
   – Я просто пошутил.
   – Тогда что же там?
   – Девочки. Пятьдесят тысяч девственниц, – подмигнул ему Гас.
   Мастер, разочарованный, вернулся и продолжил наблюдение за работающими Томами и буровой установкой.
   Гас едва слышно – так, чтобы не мог услышать ни Холер, ни кто-либо еще, – пробормотал себе под нос:
   – Я тебе сказал, а ты мне не поверил. Ну и не верь на здоровье. – Потому что он говорил правду.
   В последние дни войны ООН с помощью компьютера отобрала значительное количество лучших – с генетической точки зрения – представительниц прекрасной половины всех рас рода человеческого и поместила их в гомеостатическое подземное убежище, полностью изолированное от окружающего мира… а потом занялась бесконечной процедурой уничтожения всех материалов, касающихся существования и местоположения самоподдерживающегося убежища, – все это на случай, если вторгнувшиеся на землю пришельцы, а ныне оккупанты, будучи мерзкими скользкими червяками, вознамерятся полностью изничтожить человеческую расу. Однако у пришельцев с Ганимеда подобных намерений явно не было; более того, они оккупировали захваченную Землю самым что ни на есть искусным, осмотрительным и гуманным образом – по крайней мере, так можно было судить по их политике до настоящего времени. Поэтому, рассудил Гас Свенесгард, эта колония первоклассных дамочек утратила свое значение, а также, поскольку жизнь под землей была явно не сахар, то, освободив их из заточения, он совершит вполне благородный поступок. Они будут ему только благодарны. Они проникнутся почтением к своему избавителю. В общем, так или иначе, все должно было сложиться наилучшим образом.
   На дальнейшее у него были вполне определенные планы. За освобождение – сколько именно женщин там находится, Гас точно не знал: может, сотня, а может, и две – он хотел, как выразился бы его юрист Айк Блитзен, получить соответствующее вознаграждение.
   Некоторые из действительно крупных владельцев плантаций, бургеров, что далеко ходить – вроде Чака Пепитона и Джизуса Флореса, – имели целые гаремы как белых, так и цветных, хотя цветные технически по законам Теннесси могли считаться только сожительницами, а не законными супругами. Более того, именно в этом и заключался весь смысл бургерства, именно это и было окончательным критерием принадлежности к нему. Ему это было известно. Как и всем прочим. Поскольку женщины стали крайне дорогим товаром. На рынках Юга они ценились куда выше, чем Томы. Хорошего коричневого Тома, скажем, можно было приобрести за пятьдесят ооновских долларов, а вот женщина… обошлась бы раз в шесть дороже, разумеется в исправном состоянии.