Тогда пришло известие от Гильдии Магов, подтвердившее подозрения многих: враги действуют сообща, объединённые твёрдым руководством. Нашлись очевидцы, говорившие, что на захваченных землях видели странного человека лет сорока, одетого в чёрную кожаную одежду. Оружия у него не было, но такая власть ощущалась в нём, что ни у кого не хватало смелости выпустить стрелу или приблизиться для удара мечом.
   И ещё месяц Круг собирал силы, прежде чем объединённое войско Риадана смогло навязать противнику решающую битву – и победить. Мир и спокойствие вернулись на израненные земли, но не в души Магистров Круга, потому что никто не видел смерти чёрного колдуна – в том, что это колдун, сомнений не было – и тело его не было найдено на поле битвы.
   Почти год всё было тихо, пока месяц назад не обрушилось проклятие Мальдена. В тот день небо затянуло мрачными грозовыми тучами, к полудню сложившимися в рисунок человеческого лица – печально известного лица чёрного колдуна. Хотя тучи висели низко, лицо видели во всём Риадане, в правильном ракурсе, независимо от того, как стоял смотревший. Сверкая молниями, лицо усмехнулось, и громом прокатились сказанные им слова: «Вы оказались сильнее, чем я думал. Но какая польза от вашей силы? Что толку в вашей жизни? Кому вы нужны, кроме таких же бесполезных людишек?» Слова эти слышали даже глухие, и запомнили их даже страдающие склерозом старцы. И все запомнили то, что было сказано после: «А кто найдёт ответ – пусть приходит в мой замок, Кэр Мальден, что стоит на поле последней битвы. Я подожду.» Тучи рассеялись, но не рассеялась тяжесть вопроса.
   С того дня жизнь замерла в Риадане. Проклятый вопрос – проклятие Мальдена, как его назвали – жил своей жизнью в уме каждого человека, и его нельзя было прогнать, как обычный приступ тоски, нельзя было утопить в вине или заглушить музыкой. Никто не грабил и не жёг города, но торговля и ремёсла замерли, потому что немногим хватало силы воли, чтобы продолжать повседневные дела, и даже у них всё получалось кое-как. А те, чья воля была слабее, искали покоя в смерти, но кто знает, что они там нашли? И некому было прийти с ответом в Кэр Мальден, потому что никто из людей не нашёл ответа.
   Была слабая надежда, что проклятие рассеется со смертью колдуна – мало кто называл его Мальденом, боясь накликать беду, хотя что могло быть хуже проклятия? Многие Рыцари Круга отправились в Кэр Мальден, и никто не вернулся назад, потому что врагов замок встречал многочисленными ловушками, и не все можно было заметить заранее. До центрального зала, где сидел колдун, не добрался ещё никто, но каждый Рыцарь, прежде чем погибнуть, разведывал очередной участок пути; и теперь у Круга почти не было Рыцарей, но был план замка, на котором недоставало только последнего перехода к залу. Следующим должен был идти Энглион, но вдруг пришёл приказ ждать… Так он и ждал неизвестно чего, царапая стол кончиком охотничьего ножа.
   От размышлений его отвлёк скрип двери. На пороге стоял юноша, на полголовы выше Энглиона; его тёмные прямые волосы были схвачены кожаным ремешком, на поясе висел короткий меч, а из-за плеча выглядывал лук.
   – Что вам угодно, сударь? – спросил Энглион, приподнимаясь из-за стола – и замер на полпути, встретив взгляд ясных, странно знакомых глаз…
   – Я вернулся, Старший, – тихо сказал юноша.
   – Джино…
   – Да, Старший.
   На рассвете двое всадников покинули город, направляясь к полю последней битвы.
* * *
   – А теперь объясни толком, как тебе удалось так вырасти за полтора года, – сказал Энглион, взглянув на едущего рядом Джино. – Ты же мне по пояс был, я точно помню. Или секрет?
   День клонился к закату, первый день их путешествия. Уставшие кони шли шагом, и всадники их не торопили – до цели было три дня пути, а к прибытию ещё нужно было подготовиться. Заходящее солнце подсвечивало оранжевым цветом белые кучевые облака на горизонте; дорога, спускаясь с холма, огибала мелкое озерцо, кусочек чистого неба среди зелёных лугов. Было тихо. Слишком тихо. Ни одного человека на невозделанных полях, посёлок вдали будто вымер… Джино качнул головой, отгоняя назойливую мысль, и ответил:
   – Да нет, какой тут секрет… Просто в разных мирах время идёт по-разному, здесь – медленнее, там – быстрее, а где-то и вовсе вбок. Так что для меня не полтора года прошло, а все шесть. Ну, примерно, точно я не считал.
   – Невестой, небось, обзавёлся.
   Ингвальд вспомнил горящие обломки транслайнера, на котором летела Натали. Сколько случайностей, нелепых и непоправимых: полетела с ним вместе на лайнере, потому что он так и не научился прыгать в пространстве; безотказная навигационная система вдруг отказала над самой посадочной полосой; врождённая защита, стальным коконом полей окружающая человека от малейшей угрозы, исчезла именно в этот момент, и у неё у одной; скорая опоздала на считанные минуты… Натали умирала на руках Джино, а он не в силах был ничем ей помочь… И осталось уединиться со своей печалью. Видимо – на роду написано ему терять: сперва – Герда, затем – Натали… Но стоит ли выливать эти несчастья на бедную голову Энглиона? Ему и так нелегко. И поэтому Ингвальд лишь чуть улыбнулся рыцарю и ответил:
   – Не успел обзавестись. Не сложилось… Да ты не волнуйся, Старший, я даром время не терял. И фехтовать теперь умею, и ещё много чего…
   Энглион поймал себя на том, что слушает не столько слова Джино, сколько его голос. Да, подрос братишка, возмужал… Как же теперь к нему относиться? Как в сказке, право слово – пригрел оборванца, а он принцем оказался, из далёкого королевства, из богатого королевства… Счастливого королевства… А характер всё такой же. И фехтовать выучился, не забывал, значит. Прямо на душе легче, не так давит тоска эта чёрная… Стоп. Кто это там, впереди на дороге?
   – Видишь его, Джино?
   – Вижу, Старший, – Джино прищурился. – Только не его, а её. Одежда, вроде, крестьянская, а точнее не разглядеть – далеко. Навстречу идёт.
   – Навстречу? С чего бы… До города день езды, а она одна и пешком. А через час совсем стемнеет. Неладно это.
   И, пришпорив коней, они устремились вниз по склону холма, навстречу тёмной фигурке, бредущей по дороге.
   Джино не ошибся – это была девушка. Судя по виду, в пути она была давным-давно. Длинные рыжие волосы спутались и закрывали лицо, босые ноги в пыли, следы пота на спине; поклажи с ней не было. Вряд ли она осознавала, где находится, и едва ли заметила двоих всадников, спешившихся в пяти шагах перед ней – так бы и прошла мимо, если бы Энглион не коснулся её плеча.
   – Герда! – не веря своим глазам, выкрикнул Джино.
   Сбившись с шага, девушка начала падать, и рыцарь еле успел подхватить её.
   – Что с ней? – спросил Джино.
   – Спит, – ответил Энглион, прислушавшись к дыханию девушки. – Ну что ты будешь делать… Привал, братишка, ночуем здесь.
   Сойдя с дороги, они развели костёр и принялись устраиваться на ночлег. Еду готовить не стали, обойдясь сухим пайком; девушке же сон был явно нужнее еды – когда ей к губам поднесли флягу с водой, она сделала несколько глотков, но так и не проснулась.
   Ночь прошла тихо. Слишком тихо…
* * *
   Менестрелю было, как всегда, скучно. И виной тут не проклятье Мальдена. Не менее скучно было и на родной Земле. Там, в прилизанном мире-цветнике, так похожем на клумбу, его точил дух бунтарства, а здесь, на диком ещё Риадане… Сперва было даже чуть-чуть интересно, но затем… Местные обычаи, хоть и более дикие, нежели земные, оказались не менее ску-у-ушными, а возня земных детишек в этом рыцарском мире всё более и более смахивала на традиционные для его родины Хоббитские Игрища.
   Но оставалась ещё природа. Дикая, почти нетронутая, не осквернённая ещё дыханием прогресса. Вот здесь жило истинное наслаждение. Из самых потаённых уголков души рождалась мелодия, распирала лёгкие, мчалась ввысь горлом и вырывалась под высокий шатёр леса сквозь отверстия бамбуковой флейты, прижатой к губам. Пальцы ласкали отверстия полированного годами инструмента, и птицы вторили отроку в чёрном пажеском одеянии с кружевами широкого воротника.
   Так было всегда.
   Но сегодня скука прорвалась и в песню. Или – тоска ожидания, предчувствие чего-то, что неизбежно случится, хотя – ещё и не началось…
   Флейта пела, и в мозгу в такт мелодии рождались слова:

 
В сердце нет тоски по Валинору,
И души не надрывает чаек стон…
Без смятенья я смотрю на волны моря.
Но откуда же безумный этот сон?

 

 
Зелен сумрак Золотого леса
И о чём-то вновь грустит свирель.
Снова слышу нелюдскую песню,
Снова птицы леса вторят ей.

 

 
Эльфы, эльфы – воины и дети…
На делонях – песни, шутки, смех…
Только я – чужой на этом свете,
Что за дело мне до них до всех.

 

 
Моя песня – это стон назгала,
Света в сердце нет – и не ищи…
Но опять – шелка рассвета алы,
Голос эльфа вновь в лесной тиши.

 

 
Голос эльфа вновь в лесной тиши.
Те же песни слышу от друзей я…
Не свирель – гитара здесь звучит.
Век тревожный, нашей грани эльфы.

 

 
Я болею Средиземьем… В чём тут дело?
Почему зовёт куда-то голос флейт?
Боль в душе – гитара только зазвенела…
Может, просто неродившийся я эльф…
Видно, просто неродившийся я эльф…

 
   Словно отзвуком на слова песни из сумрака листвы возникли двое большеглазых обитателей леса и замерли в паре шагов от валяющегося на траве флейтиста.
   Старший – на вид лет двенадцать, но Менестрель знал, как обманчива внешность этого народца – поправил свою медно-рыжую причёску и обратился к лежащему:
   – Встань! Очнись от музыки! Мы идём в замок Мальдена и зовём тебя с собою!
   – Интересно! – Менестрель вложил в свой голос весь сарказм, на который только был способен: – С какой это стати ты, бессмертный эльф, зовёшь с собою меня, простого смертного, человека?!
   Однако столь спесивый ранее советник Короля ответил вдруг с какой-то непонятной досадой:
   – А что ж поделать, если среди музыкантов не осталось больше эльфов?
   – А что поделать, – в тон ему прозвучал и ответ, – если среди добровольцев, желающих отправляться в замок Мальдена, не осталось меня?
   – Как жаль…
   Менестрель ещё раз внимательно с ног до головы оглядел посланцев, и взгляд его задержался на сверкающих широких шпажных клинках с витыми узорами чаш. В бою, пожалуй, такое оружие может спасти жизнь своему владельцу. Разумеется, если тот не станет размахивать им, словно мечом. Но против колдуна…
   – Вы идёте воевать с Мальденом?
   – Тогда бы мы искали б воинов, а не музыкантов. Мы несём ему ответ!
   – И что же, вы решили идти к нему с этими зубочистками?
   В гневе оба эльфа схватились за рукояти клинков, но почти тут же ярость сменилась каким-то тупым безразличием, словно новая волна Проклятия настигла их. И советник только буркнул в ответ:
   – С оружием нам спокойнее. Надёжнее.
   – Совсем ещё дети! Я бы на вашем месте аккуратно оставил бы это оружие здесь, на травке… И шёл бы без него.
   – Мы-то оставим, – подчиняясь силе слов землянина, ответствовал молчавший до этого черноволосый эльф. – А вот Король наш вряд ли захочет расстаться с оружием.
   Менестрель только неопределённо пожал плечами:
   – Жаль… Но это – его беда.
   – А ты…
   – С вами не иду. Мне и тут неплохо…
   – Жаль, – эхом вернулись слова. И два клинка, звякнув, упали в высокую траву поляны. Колыхнулась трава – и оба посланца исчезли, словно растаяли.
   Менестрель задумчиво глядел вслед ушедшим, затем медленно поднёс к губам флейту. И в тот же момент что-то с силой швырнуло его на землю и зажало рот горячей ладонью.
   – Спокойно! – послышался детский голосок. – Сейчас я медленно разожму пальцы, а ты без криков, внятно скажешь мне, куда пошли эти двое…
   Рука ослабила свою хватку, и повернувшийся Менестрель увидел прямо перед собой ухмыляющуюся физиономию Бронеслава, мальчишки из числа недавно явившихся на Риадан любителей рыцарской старины и искателей приключений.
   – Куда-куда! В замок к Мальдену! И мог бы не наскакивать, как Тарзан!
   Даже не поблагодарив, пацан скрылся в лесу.
   – Всё-то для него приключения… – скорбно вздохнул Менестрель, вновь укладываясь на траву. Холодная выпуклая чаша эльфийского клинка попала под голову, и отрок отбросил её от себя, прежде чем поднести к губам инструмент…

 
   Тем временем двое эльфов шли по лесу. Они прекрасно слышали, как ломился вслед за ними человеческий детёныш, но считали ниже своего достоинства хоть как-то реагировать на этого искателя собственных неприятностей. Так что беседа не прерывалась.
   – Оружие-то мы оставили, – бурчал черноволосый, – А вот теперь я думаю – не напрасно ли? Зачем?
   – Кажется, я понял его: Мальден волшебник, и он совладает с любым нашим оружием… А вот без оружия у нас, кажется, появляется шанс…
   – И всё равно без оружия страшно…
   – Страх – не лучший помощник… при прогулке к Мальдену… Трусишь – можешь остаться.
   – Ещё никто не смел упрекнуть меня в трусости! – вскипел черноволосый. – За те пятьсот лет, что я…
   Голоса их терялись среди шума листвы, и вскоре только кукушка отмеряла кому-то неспрошенные года…
* * *
   Новый день принёс новые надежды. Вчерашние заботы и тягостные мысли, навеянные усталостью, остались по ту сторону сна; утро выдалось безоблачным. Девушка проснулась, когда первые лучи солнца добрались до её лица. Поморгав, она откинула лёгкое одеяло и осторожно села, глядя то на Джино, готовящего завтрак на костре, то на Энглиона, разминающегося с двумя мечами, то на рассёдланных коней, пасущихся неподалёку, то опять на Джино… Она явно не помнила, как оказалась здесь, но восприняла случившееся спокойно; у Энглиона отлегло от сердца – он на всякий случай готовился к худшему, вроде истерики или холодной апатии.
   Умывшись и причесавшись, Рийни – именно так звали девушку, столь похожую на погибшую в Замке Герду – помолодела на несколько лет и оказалась ровесницей Джино. Энглион, за последний месяц привыкший к печальным и мрачным лицам, воспринял как должное её молчаливость и замкнутость, но Джино, всё утро шутивший и валявший дурака, сумел-таки разрядить обстановку и втянуть Рийни в разговор. Смеясь вместе со всеми над очередной историей из цикла «а вот однажды…» – Рийни знала их ещё больше, чем Джино – Энглион поразился, насколько легко и много им удалось узнать о прошлом девушки.
   Как они и предполагали, Рийни была из крестьянской семьи. Единственная дочь, она жила со своими родителями на ферме, занимаясь обычными домашними делами и время от времени выезжая с отцом или матерью на ярмарки. Размеренная и спокойная жизнь, скучноватая для многих горожан, её вполне устраивала. Слушая в детстве сказки, она, как и все девчонки, любила представлять себя принцессой, ожидающей своего прекрасного принца – который, конечно, обязательно находил её и увозил в свой замок – или ученицей лесной волшебницы, однажды находящей в лесу израненного богатыря, или… А больше всего ей нравилось, что все сказки кончались хорошо, и уцелевшие после всех приключений главные герои принимались жить-поживать, да добра наживать.
   Но её сказка началась без предупреждения и совсем невесело. Избежав набегов тварей и троллей, ферма её родителей не избежала проклятия Мальдена. В одну ненастную ночь все ездовые драконы, которых с недавних пор стали разводить на ферме, снялись со своих мест и, как один, улетели неведомо куда. Затем разбежались куры и гуси. А на следующую ночь так же бесследно исчезли родители Рийни: погибли или пропали – это осталось неясным, да и было неважно – а ещё спустя неделю Рийни, чувствуя, что начинает сходить с ума от тоски и непривычного одиночества, вышла на дорогу и отправилась, куда глаза глядят. Она не помнила толком, куда шла, где ночевала и что ела – пока не проснулась этим утром в лагере рыцаря и его оруженосца.
   После завтрака Джино уговорил Рийни взять его запасную одежду, и она отправилась к озеру искупаться. Джино и Энглион остались у догорающего костра.
   – По-моему, Старший, нам придётся взять её с собой, – первым нарушил молчание Джино, задумчиво глядя на язычки пламени, почти незаметные в солнечном свете.
   – Куда – с собой? В Кэр Мальден? Да я бы и тебя туда не взял, и сам не поехал, если бы другой выход был…
   – Так ведь и сейчас выхода нет. Пригрели, накормили, а дальше что? Иди, милая, дальше по дорогам бродить? И кто мы будем после этого?
   Энглион ответил не сразу; поднявшись, он принялся седлать коней.
   – Знаешь, братишка, – заметил он, глядя на Джино поверх седла, – ты сейчас говоришь, как один мой давний знакомый. Как-нибудь расскажу подробнее, если выберемся из этой передряги. А пока учти – ты теперь за неё в ответе; если какая беда случится, сначала её выручай, а потом уже обо мне думай. Я-то и сам справлюсь. Понял, оруженосец?
   – Понял, рыцарь, – ответил заметно повеселевший Джино.
   Поклажу переложили, и Рийни с Джино разместились на одном коне. В одинаковой одежде они были похожи, как брат и сестра, даже волосы уложили одинаково; только Рийни не носила сапог – босиком ей было удобнее.
   Так прошли два дня. Погода была хорошая, никаких неприятностей не случилось, и никого больше путники не повстречали. За время путешествия они привыкли друг к другу – без Рийни с её лёгким весёлым характером это вряд ли удалось бы – и Энглиона оставили беспокойные мысли о том, как лучше вести себя с Джино. Всё шло само собой, и шло великолепно – словно какой-то магический щит хранил их. Впервые за последний месяц тяжесть проклятия исчезла, и на душе было легко, несмотря на предстоящее тяжёлое задание.
   Это чувство не рассеялось даже тогда, когда они въехали на поле последней битвы. Когда Энглион видел его в прошлый раз, оно было вытоптано, залито кровью и завалено телами убитых; от дыма было трудно дышать. Но дожди смыли кровь и грязь, павших воинов сожгли на кострах и похоронили в братских могилах, а поле зеленело от молодой травы. Из общей картины выбивалась только чёрная приземистая громада замка Мальдена; в лиге от неё путники остановились и разбили лагерь, чтобы наутро отправиться в гости к чёрному колдуну.
* * *
   За день до этого к чёрной громаде Замка явилась иная процессия. Группа эльфов, единственным оружием которых были гитара и две флейты. Впрочем, идущий во главе Король в сверкающем венке-короне из искусно кованых серебряных дубовых листиков не пожелал расстаться со своим арбалетом, и нервно сжимал в правой руке пучок тяжёлых острозаточенных болтов. За Королём безмолвной тенью следовал медноволосый Советник. Впрочем – не такой уж и безмолвный: глядя то на молчаливую громаду Замка, то на своего повелителя, он чуть ли не умоляюще прошептал:
   – Ваше Величество, прошу Вас, оставьте арбалет!
   – Я Король! – последовал надменный ответ. – И я пришёл воевать с Мальденом, а не просить милостыню.
   – Я прошу Вас, оставьте…
   – Нет! – он с силой оттолкнул своего верного адъютанта и советника, рывком взвёл арбалет и положил кованый болт под пружину фиксатора. Затем, гордо вскинув голову, заорал, обращаясь к громаде стен:
   – Мальден! Если ты не трус – выходи биться один на один!
   Лишь молчание да вой ветра были ему ответом.
   Тогда Король горделиво шагнул под арку входа и угрожающе повёл из стороны в сторону своим грозным оружием, пробивающим навылет рыцарские доспехи со ста шагов.
   Никто не успел понять, что случилось. Просто откуда-то из тьмы коридоров вырвался навстречу эльфийскому владыке рваный бело-голубой луч, словно язык пламени. На секунду холодное пламя с головы до ног охватило дерзнувшего потревожить покой чёрного колдуна, и с треском разлетелось в стороны двумя шипящими шаровыми молниями, мячиками заскакавшими среди обломков камней.
   На совсем ещё детском лице Короля застыло крайнее удивление. Он словно хотел сказать: «Не понял…» Но – не сказал. Вместо этого ноги владыки эльфов подкосились, и он упал лицом вниз. Звякнув, спустилась от удара о землю тетива, и смертельная стрелка унеслась во тьму прохода. Ни стона, ни звука стали о камень…
   А Король вдруг начал таять, словно испарялся. И вскоре на камнях под аркой лежали только корона из дубовых листьев, чёрная, с белыми кружевами, рубашка с коричневым кожаным пояском, ярко-голубые лосины да остроносые сапоги. Да пустая перчатка сжимала разряженный уже арбалет.
   С яростью глянул медноволосый на тьму пролома, но не склонился к арбалету, лишь крепче сжал гриф гитары. Да, проходя мимо останков своего Владыки во главе отряда, шепнул:
   – Я вернусь!..
* * *
   Они предстали пред взором Мальдена – кучка взъерошенных эльфов, все, кто шёл в колдуну. Все – кроме своего Короля. И стоящий впереди медноволосый адъютант ударил по серебряным струнам гитары и выкрикнул, словно выдохнул, прямо в лицо хозяину замка:
   – Мальден! Я пришёл петь, как поют менестрели Риадана!!!

 
   И песня сорвалась с его опалённых жаром потери губ:

 
Я видел созвездия, плавил руду,
Рассудок и руки привыкли к труду,
И всё-таки места себе не найду:
Кому и зачем это надо?

 

 
Алхимик смотрел на меня свысока:
– Мне тоже знакома такая тоска.
Твой путь – в пустоту, и минуют века,
А ты не узнаешь отрады.

 

 
– А ты?
– Доверял золотому лучу.
Сейчас квинтэссенцию я получу, -
Смотри, вот рецепты! – и мне по плечу
Окажется всякое дело.

 
   Мальден со странной какой-то надеждой взглянул на поющего эльфа, вслушиваясь в каждое произнесённое слово. А песня тем временем продолжалась:

 
Входи, я таить ничего не хочу.
Алхимик зажёг восковую свечу,
Железных опилок насыпал в мочу,
Добавил толчёного мела.

 

 
Тела саламандр тигелёк оплели,
И музыка сфер зазвучала вдали:
«Как ярко, как яростно месяцы шли,
Пока ты меня не оставил!
Любили в огне, танцевали в огне…»
А истина всё же была в стороне,
И череп козла на восточной стене
Насмешливо зубы оскалил.

 

 
Пока кипятился в реторте сульфид,
Я мчался сквозь воздух за роем сильфид:
Превыше привычек, превыше обид
Свой храм возводила наука.
Изящных теорий готический свод,
Витражных узоров свинцовый кроссворд…
Но как ни прекрасен органный аккорд -
Об истине не было звука.

 

 
Алхимик огонь в очаге потушил.
…А я над собой хохотал от души:
Когда-то в деревню бежать я решил,
Я думал, что жизнь моя будет
Простой и полезной, как хлеб на столе.
Всё бросить – и попросту жить на земле…
Но не было золота в серой золе,
А истины – в серости буден.

 

 
Алхимик в котле кипячённой воды
Промыл опалённые комья руды.
Так горечь ошибок, прозрений следы
Смывала холодная Лета.
Металл драгоценный явился на дне,
Алхимик остался довольным вполне.
А истина всё же была в стороне,
Как будто к ней подступа нету.

 

 
…А жизнь продолжалась – как вечный вопрос,
Всё тот же вопрос без ответа.

 
   И эхо переливчатым голосом пересыпало по залу осколки:

 
– А жизнь продолжалась, как вечный вопрос…
Всё тот же вопрос без ответа…

 
   И вновь угас взор Мальдена. И тяжёлые складки морщин легли на чело. И голос, полный боли и скорби, проскрежетал:
   – Это – не ответ! Убирайтесь вон!
* * *
   Не все покинули замок Мальдена. Навеки остался под аркою входа упокоившийся Король, да адъютант Короля не покинул стен Замка. Гитару его нёс к недалёкому уже лесу черноволосый полуэльф, задумчиво пощипывающий струны небесного серебра…
* * *
   – Безопасный путь отмечен красной линией, – наверное, в двадцатый раз за время путешествия сказал Энглион, разворачивая план замка.
   Замок выглядел тем, чем и был на самом деле – одной большой ловушкой, напичканной сотнями маленьких. Странный вкус архитектора спроектировал его так, что на плане сеть коридоров и переходов сплеталась всё в то же изображение лица Мальдена; цель путешествия – главный зал – находился на месте левого глаза. Красная линия, начинаясь от ворот замка, петляла по коридорам, спускалась в подвальный этаж, выходила обратно и обрывалась неподалёку от пустой глазницы, белым пятном выделявшейся на плане.
   Джино уже помнил этот план наизусть, но всё равно внимательно смотрел и слушал, пока Энглион вёл пальцем вдоль красной линии, объясняя по пути смысл условных значков, которыми были отмечены ловушки. Весь план был усыпан этими значками, отчего лицо колдуна казалось покрытым оспой. То ли Мальдену были присущи некоторые представления о чести, то ли он считал это забавной игрой, но новых ловушек на разведанном пути он не ставил. И на том спасибо.
   – Это всё вступление, а настоящая работа начнётся вот здесь, – закончил Энглион, дойдя до конца красной линии. Как и Джино, он был в кольчуге, шлеме и при полном вооружении, кроме щита – щит, как и тяжёлые доспехи, в узких коридорах только мешал бы. – Осталось разведать всего ничего, так что у нас есть верный шанс пройти к колдуну. А если нет… ну что ж, Магистры будут следить за нами, и нанесут новый участок на план.