– Могу, – сказала Ванесса – воображение у нее явно разыгралось. – Вы ведь привыкли к роли хозяина, принимая многочисленных гостей. Единственное отличие – это то, что они станут платить за гостеприимство, а не нахлебничать… – Но, высказав свое истинное мнение о его гостях, она прикусила язык.
   Он же только ехидно ей улыбнулся и посмотрел как-то странно.
   – «Роль» – подходящее слово. Я давно понял, что иногда надо общаться с людьми, чтобы уберечь свою уединенность. В юности мне много раз приходилось проявлять любезность, развлекая гостей. Мои родители постоянно принимали друзей и знакомых. К сожалению, я всегда был в центре внимания за неимением братьев и сестер, поэтому научился вести беседу, чтобы скрыть застенчивость и возмущение от тесного общения, которое некоторым людям кажется естественным. Родители были бы очень разочарованы во мне, если бы знали, как мне осточертело бесконечно доказывать, что я их достоин.
   Все это было сказано бесстрастным голосом. Ванесса не ожидала от него такой откровенности. Она машинально сделала шаг назад, чтобы отдалиться от него, и представила себе тихого одинокого мальчика, которого родители заставляют стать общительным. Она тоже была единственным ребенком, но ее родители всегда щадили ее чувства и уважали индивидуальность. Надежно защищенная их любовью, она могла порой не послушаться, проявить своеволие и наделать ошибок, зная, что они не будут разочарованы в ней, а станут сопереживать вместе с нею.
   – Вы и виду не показывали, – пробормотала она.
   – Надеюсь, что это комплимент, а не просто констатация факта, – спокойно сказал он, и Ванесса сообразила, что он повторяет слова из их разговора утром в спальне.
   – Вы всегда сможете нанять управляющего и пожинать плоды, хотя докучать ежедневно вам никто не будет, – сказала Ванесса, не собираясь поддерживать навязываемую ей словесную игру. – Таким образом вы сохраните свой имидж обаятельного, но равнодушного хозяина.
   – Отчего у меня такое чувство, что это вовсе не комплимент? – пробурчал он в ответ. – Неужели я действительно такой высокомерный сухарь? Я-то всегда считал себя скорее замкнутым, чем надменным.
   Он посмотрел на нее подкупающе-печальным взглядом, как будто считал себя прирожденным романтиком и испытывал от этого неловкость.
   – Разумеется, вы можете быть очень замкнутым, когда хотите, – сдержанно признала она, вспомнив многочисленные случаи, когда ей приходилось буквально вытаскивать его к столу из кабинета, где он сидел, уткнувшись в компьютер и чертежные принадлежности, забыв о гостях.
   – Я не более замкнут, чем вы. Мы ведь договорились, что вы покажете мне, как идет реставрация.
   – Я ждала, когда вы освободитесь, – тут же выдумала Ванесса, видя, с каким интересом Билл Джессоп смотрит на них.
   – Неужели? И, наверное, поэтому я Бог знает сколько времени без толку дергал эти проклятые веревки на звонке?
   В его голосе прозвучали обвинительные нотки, и щеки у Ванессы слегка покраснели.
   – Простите, я забыла вас предупредить, что, пока заменяют трубы, звонки отключены.
   Старая механическая система цинковых труб, в которых помещались медные провода, работала до сих пор отлично, и лишь несколько звонков в буфетной рядом с кухней временно отключили.
   – Ммм, значит, вы также не слышали, как я вопил в холле?
   Ванесса с удивлением подняла брови, так как прекрасно знала, что подобной вульгарности он себе не мог позволить – хорошо воспитан.
   – Конечно, не слышала, – ответила она.
   – Я уже начал ощущать себя собственным духом, парящим по пустому дому, где никто не отвечает на мои крики и зубовный скрежет, – с нарочитым преувеличением произнес он. – Я ждал, что вот-вот наткнусь на свое златовласое привидение.
   – Привидение? – Каменщик навострил уши. – Вы видели привидение?
   – Это я рассказала про Мэг, – поспешила вмешаться Ванесса. – Мы больше не задерживаем вас, Билл. Мистер Сэвидж, может быть, мы начнем осмотр с гостиной? Ее уже оклеили обоями…
   Не обращая внимания на попытку его увести, Бенедикт объяснил:
   – Прошлой ночью я действительно кого-то видел в своей комнате. Если это было привидение, то оно выглядело как живая женщина. А вы когда-нибудь видели эту Мэг?
   – Ну, сам не видел, но я никогда не бывал здесь один ночью, – ответил Билл, потирая ладони, словно ему стало холодно. – Я слыхал о том, что здесь раньше происходили странные вещи. До того как судья купил этот дом, он был, заброшен и в нем пару лет никто не жил. Сам-то я даже не знаю, верю или нет в привидения…
   – До прошлой ночи и я не верил, – сухо сказал Бенедикт Сэвидж. – Могу поклясться, что она была такая же живая, как вы или я.
   – О, лучше быть непредубежденным, – тут же вставила Ванесса. – Существование потусторонних явлений подтверждено фактами. Почему же Уайтфилд не может претендовать на присутствие духов? За последние сто лет убили не одну только Мэг.
   – Вы хотите сказать, что привидения еще раз посетят меня? – Казалось, это его заинтриговало. – К счастью, я не нервный. Возможно, «Архитектурный журнал» вскоре напечатает мою статью под названием «Влияние пятого измерения на сохранение архитектуры зданий». Если все мои призраки будут так же красивы и податливы, как златокудрая Мэг, то успех мне обеспечен…
   Краем глаза Ванесса увидела, что Билл уже открыл рот и сейчас сообщит, что Мэг была огненно-рыжей, а не блондинкой.
   – Да, я уверена, что историческое общество этим очень заинтересуется, – быстро вмешалась она, боясь даже думать о том, что он имел в виду под словом «податлива». – Мисс Фишер большая любительница телепатии и тому подобного. Если она услышит, что вас посетили из потустороннего мира, она тут же прибудет с магнитофоном и справочником по аномальным явлениям, чтобы самой все обследовать.
   К удовлетворению Ванессы, ее хозяин побледнел, но затем искоса бросил на нее проницательный взгляд.
   – Это смахивает не на предупреждение, а на угрозу.
   – Простите, сэр, – с удивлением пробормотала она, проследив, чтобы ее голос звучал чуть-чуть высокомерно. – Сегодня утром вы сказали мне, что хотите избежать общения с мисс Фишер, и я подумала, что следует вас предупредить. Вы ведь знаете, как любят посплетничать в деревне…
   – Люди могут сплетничать, но поскольку вы – верная и преданная служащая, а Билл не захочет, чтобы его лишили работы, то я не вижу никакой опасности.
   Билл вовсе не обиделся, а, наоборот, рассмеялся.
   – Я, пожалуй, пойду и займусь южной стеной, пока вы меня не уволили. Приятно было снова вас увидеть, мистер Сэвидж. – Он шутливо отсалютовал и пошел к двери. – Всего хорошего, Ванесса.
   – Приятный человек, – заметил Бенедикт Сэвидж, поглаживая ладонью известку на стыках серой каменной кладки. – И к тому же прекрасный работник. Роберт молодец, что нашел его.
   Роберт Тейлор, архитектор-реставратор из оклендской конторы Бенедикта, составил план и перечень восстановительных работ. Вначале он основательно занялся этим, но вскоре и он, и его шеф поняли, что Ванесса лучше их со всем справится, вплоть до найма рабочих.
   – На самом деле Билла нашла я, – тихо сказала Ванесса. С Робертом они поладили, хотя он оказался не без амбиций и любил порисоваться, поэтому она и решила, что шефу стоит знать, «кто есть кто», – Мне рассказали о Билле в историческом обществе, и я видела его работу в Уайхи.
   – Ошибка устранена. – Бенедикт небрежно кивнул и, шутливо прижав руку к сердцу, добавил:
   – Только не говорите мне, что и вездесущая мисс Фишер имеет к этому отношение.
   Помимо воли Ванесса улыбнулась, и карие глаза ее сверкнули.
   – Нет. Сфера компетенции Маделины – кухонная утварь и очаги.
   – И призраки. Ванесса отвела взгляд.
   – И призраки, – нехотя признала она, чувствуя, как ее все глубже затягивает в трясину лжи. Она откашлялась и спросила:
   – Откуда вы хотели бы начать осмотр?
   – Разве вы только что не горели желанием показать мне гостиную? В прошлый раз я был занят японским консорциумом, поэтому покажите мне все, что сделано за полгода. Я весь в ваших руках.
   Ванесса непроизвольно глянула на свои руки. Она считала, что они слишком большие, как и она сама, но длинные пальцы без колец были тонкие и красивой формы, ногти коротко подстрижены и округло подпилены. Лаком она не пользовалась – ногти и без того блестели.
   Этим утром он тоже был в ее руках. Одна ладонь касалась упругой спины, а другая удобно устроилась у него на груди. Пальцы ощущали, как во сне размеренно бьется его сердце. А где были его руки, лучше не вспоминать…
   – Флинн!
   Она вскинула голову. Его голос прозвучал вежливо, но удивленно, и Ванесса почувствовала, что ее бросает в жар.
   – А… да, хорошо. Тогда начнем с главной столовой. Мраморную каминную полку доставили из мастерской на прошлой неделе, и вы сможете убедиться, что значит профессиональная работа, если сравните эту полку с той, что в гостиной…
   Ванесса тараторила, пытаясь таким образом убежать от своих уж слишком интимных воспоминаний. Она просто засыпала его техническими деталями, водя по комнатам для гостей, где реставрация почти закончилась, хотя и остались небольшие недоделки по части современных удобств. Но в общем все было выдержано в духе прошлых лет, когда трактир, стоявший на пути к золотым приискам, процветал.
   Судье Ситону энергии и знаний было не занимать, но финансовые возможности не позволяли ему замахнуться на что-то большее, чем косметический ремонт старого здания. Ванесса была уверена, что он искренне одобрил бы те работы, которые произвел незнакомый ему наследник в этом заброшенном историческом уголке независимо от корыстных причин, которыми руководствовался. Возможно, судья на это и рассчитывал, когда составлял то необычное дополнение к завещанию. Он знал, что Ванесса разделяет его любовь к этому старому, полуразрушенному зданию, что она смотрит на Уайтфилд как на свой дом, которого у нее никогда не было. Он был рад заразить ее своей страстью к истории и, может быть, полагался на то собственническое чувство, которое зародил в ней и которое не позволит ей бросить Уайтфилд, когда его самого не станет. Думать так было намного приятнее, чем предполагать, что судья упомянул о ней в завещании либо из жалости, либо считая, что она сама не сможет за себя постоять.
   Гордость Ванессы за выполненные работы не ускользнула от ее спутника, пока он покорно, словно школьник, слушал ее объяснения. В начале экскурсии по дому он в основном молчал, но потом стал прерывать ее вопросами по существу, что подбодрило ее, и Ванесса уже перечисляла сделанное не только формально, но и с большой долей энтузиазма и даже восторженности.
   Она забылась, отчего даже двигаться начала по-другому, походка сделалась легкой, а лицо оживилось.
   – Я рад, что для вас современная ванная не является непростительным нарушением целостности реставрируемого интерьера, – заметил Бенедикт, оглядывая водопроводные трубы, выступавшие из кафельной стены в одной из маленьких гостиных, которую переделали под ванную комнату для соседней спальни.
   – Это ведь будет гостиница, а не музей для туристов, где никто не захочет жить, – сказала Ванесса. – За свои деньги люди желают получить необходимые удобства. Если мы ради достоверности эпохи предложим им умывальник с кувшином и ночной горшок, то не думаю, что многие с этим смирятся! В семидесятые годы прошлого века в этой части света было еще далеко до цивилизации. Я хочу сказать, что люди здесь жили в течение всего нескольких десятилетий и энергии им хватало лишь на то, чтобы с трудом заработать на жизнь. Поскольку комнаты для гостей восстановлены в соответствии с тем временем, я не вижу повода для недовольства. А кухни и ванные должны быть доведены в любом случае до современных санитарных норм. На это Бенедикт задумчиво ответил:
   – Мм, бадья перед камином теряет свою грубоватую прелесть, когда представляешь, что вначале придется натаскать вверх по лестнице ведер двадцать горячей воды.
   – Вам таскать все равно ничего не пришлось бы, – кисло заметила Ванесса, – достаточно дернуть за шнур звонка.
   – Вы не высокого обо мне мнения, а, Флинн? – спросил он. – Вы небось думаете, что я не способен себя обслужить. В общем, не мужчина, а тряпка.
   – Нет… конечно, нет, сэр, – поспешила сказать Ванесса. Но ему не обмануть ее своей кротостью. Ничего себе тряпка – с таким стальным телом и повелительным взглядом! – Я… это входит в мои обязанности – следить за тем, чтобы вы не занимались домашними делами…
   – Во время студенческих каникул я работал на стройке… к ужасу родителей. Возможно; я произвожу впечатление избалованного богатого сынка, но я стараюсь не удаляться от действительности.
   – Конечно, сэр, – спокойно ответила она. Он прищурился.
   – Вы что, хотите уморить меня этим вашим «сэр»?
   – Нет, с… – Ванесса прокашлялась. Это слово машинально срывалось у нее с языка, когда она чувствовала, что надо быть начеку. – Нет, конечно, нет.
   – Я ненавижу, когда вы так говорите.
   – Как говорю?.. Как именно?
   – Соглашаетесь со мной отвратительно сладким тоном, – отрезал он. – И не говорите, что я вам за это плачу. Терпеть не могу, когда мне поддакивают. Мужчины или женщины – все равно.
   Он подчеркнул слово «женщины». Ванессу бросило в жар, так как это кое-что подразумевало. Если вчера ночью она сказала ему «да», то она потеряла право на уважение к себе!
   Она застыла, увидев, что его глаза удовлетворенно и хищно заблестели. Краска, залившая лицо, выдала ее – он понял, что она уловила сексуальный намек в его замечании.
   – Хотя должен признать, что в некоторых случаях мне нравится услышать «да» из женских уст, – добавил он, явно провоцируя ее.
   Загорелые щеки Ванессы стали ярко-красными, а глаза под золотистыми ресницами потемнели и сделались похожи на тлеющие угольки. Усилием воли она совладала с обуявшей ее яростью.
   – Я уверена, что такие случаи бывают… – Она оборвала фразу, но презрительное «сэр» витало в воздухе и подстрекало его.
   – Вы покраснели, Флинн.
   – Это оттого, что мне неловко за вас, – вызывающе ответила она.
   – Да ну? – Он насторожился. – А могу я узнать, почему?
   – Потому, что некрасиво насмехаться над служащими, которые не могут вам ответить тем же, – презрительно сказала она ледяным тоном.
   Он поморщился, так как понял справедливость ее колкого замечания, но тут же спокойно парировал:
   – Согласен. Только я не смотрю на своих служащих как на подчиненных. Они работают со мной и для меня, так что с обеих сторон возможны взаимные уступки. Название вашей должности, может, и заключает в себе элемент подчинения, но, думаю, мы оба знаем, что вы очень самостоятельны, и это ставит вас в особое положение. Я не удивлюсь, если в том, что касается Уайтфилда, вы считаете меня подчиненным вам.
   Ванесса виновато заморгала, и выражение его лица смягчилось.
   – А что касается умения дать отпор, – продолжал он, посмотрев на нее с кислой миной, но уважительно, – вы только что доказали свои способности. Вы облили меня вежливым презрением в наказание за мою вольность. – Он отошел к окну, выходящему во двор, обнесенный низкой кирпичной стеной. – К сожалению, я не могу пообещать, что исправлюсь. Последнее время у меня непредсказуемое настроение. Наверное, это возрастное.
   Он говорил раздраженно, а Ванессу позабавило столь несвойственное ему угнетенное состояние, и она решилась сказать:
   – На прошлой неделе я нашла на чердаке старую трость. Может быть, вам ее принести? Он круто повернулся.
   – А теперь кто ехидничает? – Его улыбка была холодной и едва заметной, той, к которой она привыкла. – Вы еще встречаете каждый день рождения с радостью. Подождите, когда вам стукнет тридцать, тогда ваши виды на будущее изменятся. Мне странно, что вы, такая молодая, настолько поглощены историей.
   – Я просто интересуюсь, и я вовсе не намного вас моложе…
   – На десять лет. – Как всегда, он был предельно точен. – Вам следует с девической мечтательностью смотреть в будущее, а не на покрытое паутиной прошлое.
   – Опыт прошлых лет помогает сделать правильный выбор, – благонравным тоном сказала Ванесса. – В историческом обществе есть люди значительно моложе меня. Мы принимаем даже школьников начальных классов. – Она помолчала, но не смогла удержаться, добавив:
   – И я никогда не отличалась девической мечтательностью.
   – Отличались, – неожиданно произнес он, внимательно глядя на ее лицо с широко распахнутыми глазами и строго сжатым ртом. – Держу пари, что вы были переполнены мучительными и наивными переживаниями, пока жизнь не ударила вас. Вам, вероятно, было труднее приспособиться к обстоятельствам, чем другим девочкам. Сверстники наверняка дразнили вас из-за вашего роста и думали, что вы старше, чем на самом деле.
   Она отпрянула, пораженная тем, что он попал в точку, описывая ее переходный возраст.
   – Да не смотрите на меня так, Флинн. Это вовсе не колдовство, а простая сообразительность. Я догадался, так как меня третировали по прямо противоположным причинам. Я был недотепа и слабак. Лишь в семнадцать лет у меня стал ломаться голос, а в элитарном пансионе, где я учился, сила мускулов была главным признаком мужественности и критерием, что ты ровня другим. К тому же я страдал астигматизмом и из-за этого не мог носить контактные линзы. Все школьные годы меня называли слизняком и очкариком. С другой стороны, поскольку я был слабым, мне пришлось овладеть искусством заговаривать зубы, что в конечном счете оказалось весьма полезным в жизни. Как вы считаете?
   Ванесса молчала, ошеломленная откровениями своего хозяина, а он заискивающим голосом добавил:
   – Теперь ваша очередь сказать: «Бесспорно, сэр» – этим невыносимым тоном дворецкого, которым вы обрезаете мою претенциозность.
   – Мне это и в голову не приходило, – еле слышно ответила Ванесса, удивляясь тому, что он так раскрылся перед ней. Сейчас она была кровно заинтересована в том, чтобы он оставался по-прежнему загадочным существом, а не обыкновенным человеком со своими слабостями.
   – Что ж, в таком случае продолжим? – Он подошел к открытой двери и жестом пропустил ее вперед. – По пути расскажете мне о постояльцах трактира тех лет. Вы так хорошо их изучили, что они кажутся живыми людьми. Вам никогда не хотелось составить собственную родословную? Адвокат говорил, что ваша мать – из Новой Зеландии…
   – Да, – нехотя ответила Ванесса. – Она умерла несколько лет назад. – Незадолго до того, как над головой Ванессы пронеслась нежданная буря, связанная со смертью Эгона Сент-Клера. Кончина матери усилила чувство одиночества, и, не желая терзать отца, погруженного в горе. Ванесса совершила ошибку, которая лишь подстегнула отвратительные слухи, распространяемые семейством Сент-Клер.
   – Сочувствую. Это был несчастный случай или она болела?
   – Болела, но умерла внезапно. – Ванессе было неловко от этих расспросов. – У меня есть двоюродные бабушки и дедушки и троюродные братья и сестры. Почти все они живут на Южном острове – там наши семейные корни. Мама, с тех пор как вышла замуж и уехала в Англию, с ними не общалась. – Ванесса была этому очень рада, когда впервые приехала в Новую Зеландию. Меньше всего ей хотелось удовлетворять любопытство многочисленной родни.
   Они с Бенедиктом стояли на верху лестницы, и только Ванесса собралась обратить его внимание на ручной работы новые балясины, как возле дома послышался гудок автомобиля.
   – Извините, я только взгляну, кто это, – сказала Ванесса, радуясь неожиданной помехе.
   – Это не ко мне, так как, кроме Дейна и моей помощницы в Нью-Йорке, никто не должен знать, что я здесь. – Он спустился вместе с Ванессой вниз по лестнице и первым распахнул дверь, словно дворецким был он, а она – уходящая гостья. – Красивая машина, – отметил Бенедикт.
   Они стояли на крыльце, наблюдая, как водитель, согнувшись из-за высокого роста, вылезал из ярко-зеленого «ренджровера».
   – Это Ричард.
   – С конного завода, – пробормотал Бенедикт, глядя на крепко сложенного, красивого мужчину, идущего к ним.
   – Владелец завода, – шепотом сказала Ванесса, одновременно улыбаясь Ричарду.
   Обычно Ричард звонил перед тем, как заехать, и если бы он не изменил этому правилу сегодня утром, то Ванесса попросила бы его не приезжать. Теперь же он свалился как снег на голову.
   Чтобы скрыть свой виноватый вид, она постаралась выглядеть приветливой, но голос почему-то прозвучал отвратительно кокетливо:
   – Привет, Ричард. Я не ждала тебя так скоро. Не успел Ричард ответить, как Бенедикт Сэвидж непринужденно вмешался в их разговор, протянув Ричарду руку:
   – Привет. Вы ведь Уэллс? Я только что сказал Ванессе, что никому не сообщал о своем приезде.
   – Вообще-то я заехал к Вэн, – с приятной улыбкой объяснил Ричард, пожимая руку Бенедикту. Даже стоя ступенькой ниже, он возвышался над ними. Под толстым свитером, поверх которого был надет поношенный твидовый пиджак, и джинсами, заправленными в короткие сапоги, угадывалось мощное тело. – Ванесса вроде говорила вчера вечером, что пока вас не ожидают.
   Ванесса напряглась. Бенедикт вполне мог грубо пошутить, сказав что-нибудь насчет того, что делают в доме мыши в отсутствие кота. Его теперешнее непредсказуемое состояние это предполагало.
   Но все, что он сказал, к ее облегчению, было:
   – Я начинаю ощущать очарование этого дома. Может быть, вы зайдете? Мы осматривали дом и уже собирались выпить кофе.
   Для Ванессы это было новостью, тем более что подавать кофе придется ей. К тому же его слова о совместном осмотре дома прозвучали слишком по-дружески, чего на самом деле не наблюдалось.
   – Нет, спасибо, – Ричард отрицательно помотал белокурой головой. – Я заехал, только чтобы отдать кое-что Вэн. – Он вытащил из кармана пиджака крошечный флакончик духов, который она обычно носила в вечерней сумочке. – Он, должно быть, упал на пол машины, когда ты доставала ключи.
   Ванесса едва удержалась от того, чтобы не выхватить флакончик у него из рук. Хотя духов в нем была самая капелька, Бенедикту Сэвиджу с его превосходной памятью достаточно было уловить этот запах, чтобы тут же связать его со своим благоухающим привидением!
   – Спасибо, Ричард. – Она осторожно взяла флакончик и спрятала в застегивающийся на пуговицу карман на блузке. – Но не стоило специально ради этого приезжать.
   – Я не специально, – ответил он в своей обычной прозаической манере. – По пути к ветеринару все равно проезжаю мимо ваших ворот, так что мне ничего не стоило остановиться. – Карие глаза Ричарда весело сощурились. – К тому же я хотел узнать, как ты себя чувствуешь. Голова утром не болела?
   Бенедикт повернулся к Ванессе, и она поторопилась ответить:
   – Нет, спасибо.
   – Вы плохо себя чувствовали вчера вечером? – Голос Бенедикта звучал раздраженно. – Почему же вы не попросили у меня выходной? Я не хочу, чтобы вы работали до изнеможения. Ричард добродушно улыбался.
   – Это все после вчерашнего ужина, знаете, Ванесса выпила слишком много шампанского.
   – О-о!
   Даже не глядя на Бенедикта, она почувствовала, как загорелись интересом его голубые глаза. Впервые она пожалела о тех качествах Ричарда, которые изначально привлекли ее. Из-за своей искренности и прямоты, а также дружелюбия и добродушия он не умел распознавать чужой злой умысел.
   – Вы что-то отмечали?
   – Продажу моего жеребца… И, конечно, встречу с красивой дамой, – галантно добавил Ричард.
   – Конечно, – сухо повторил вслед за ним Бенедикт. – Вы участвуете, вероятно, во всех торгах подряд.
   Ванесса поняла, что он насмехается над ними, и, вместо того чтобы свернуть разговор, с жаром произнесла:
   – Я польщена тем, что Ричард захотел разделить свой успех со мной. Его конный завод один из лучших в этой части света и производит чистокровных лошадей.
   Теперь он не посмеет смотреть на Ричарда как на простодушного деревенщину!
   На это последовал насмешливый ответ:
   – Вы хотите сказать, что периодически мой дворецкий будет являться домой, с трудом держась на ногах?
   – Такого не было, – холодно возразила Ванесса. – Я просто… – она замешкалась, подбирая подходящее приличное слово.
   – Ты переутомилась, – дипломатично вставил Ричард, но тут же все испортил, сказав:
   – Вэн пьет как-то незаметно.
   – Никаких непристойных песен и скандалов? И без плясок на столе? – Бенедикт улыбался подкупающе, и добродушный Ричард не устоял.
   – Не надо было брать вторую бутылку, – сообщил он, доверительно ухмыляясь. – Но, поскольку за рулем сидел я, она сказала, что это ее моральный долг – не допустить, чтобы я перешел границу в выпивке. Что мне оставалось? Конечно, когда она начала хихикать, я должен был сразу понять, что она перебрала, и увезти ее домой.
   – Вы, оказывается, любите хихикать? – Бенедикт вопросительно поднял бровь.
   Ванесса окаменела от страха, боясь, что Ричард скажет, в котором часу привез ее домой.
   – Теперь у меня действительно разболелась голова, – твердо заявила она.
   Ричард рассмеялся, поняв ее неуклюжий намек.