И в этом плане Сан-Фелипе походила на одну из парижских церквей, которая служила местом встреч различных тайных обществ.

Прелат поблагодарил всех присутствующих (членов ордена на обряд присоединения собралось около пятидесяти человек) за то, что они явились по его первой просьбе. Повернувшись лицом к группе россиян, он спросил:

– Присоединяющиеся к «Опус Деи», берете ли вы на себя обязательство принимать духовную подготовку от ордена и участвовать в его миссии? Отвечайте по одному.

– Да. Да, – раздались несколько голосов.

– Для присоединения, кроме вашей личной убежденности в своем божественном призвании, необходимы свободно поданное прошение и согласие руководства прелатуры. Вы подали письменное прошение о присоединении?

– Да.

– Да…

Епископ Мельядо, стоя в сутане в середине зала, кивнул:

– Мы можем принять вас в «Опус Деи».

Раздались возгласы облегчения.

Мельядо еще раз напомнил россиянам, что присоединение к ордену влечет за собой следующие обязательства:

– Со стороны прелатуры: обеспечить вас образованием в области католического вероучения и духа «Опус Деи», а также пастырским попечением священников прелатуры.

Со стороны присоединяющихся слово взял старший – лет тридцати, коротко стриженный человек. Его голос заметно вибрировал и эхом отдавался под вековыми сводами самой большой в катакомбах крипты. Было видно, что следующий текст он тщательно заучил, отчего его акцент стал менее заметен.

– С нашей стороны: оставаться в юрисдикции прелата в том, что касается целей прелатуры. Соблюдать юридические нормы ордена и исполнять другие обязанности членов «Опус Деи». Мы берем на себя обязательство стремиться к святости и совершать апостольское служение в согласии с духом ордена.

– Что это означает? – согласно обряду спросил прелат.

– Это означает, прежде всего, возрастать в духовной жизни путем молитвы, жертвы и принятия таинств. Посещать мероприятия, предлагаемые прелатурой для получения образования и духа «Опус Деи». Мы будем посильно помогать прелатуре, – он чуть замешкался, – нести евангельскую весть в мир.

– Да будет так, – наклонил голову прелат. Обряд подходил к концу. Осталась заключительная часть его.

Он подошел к задрапированной стене и отдернул ткань. За ней взору присутствовавших открылись шесть украшенных черным бархатом ниш. К ним подошли шестеро человек и по знаку прелата подняли бархат.

– Это ваши могилы, – пояснил генерал ордена, поочередно глядя на моряков. – Вы постоянные члены ордена. Поздравляю вас, братья!

Братья были ни живы ни мертвы. Им оставалось ответить на последний вопрос, однако они не представляли, с каким настроением будут давать его: даже символические могилы ввергли их в трепет.

– Кто ты? – спросил прелат, сверля взглядом крайнего в ряду.

– Отвечай: я есть, что я есть, – шепотом подсказал старший член ордена, стоявший рядом.

– Я есть, что я есть.

– На тебя возлагаются полномочия исправлять ошибки и указывать на неправильное поведение братьев и кандидатов и охранять их от нарушения верности. А кто ты? – задал он вопрос следующему.

– Я есть, что я есть…


От размышлений Юсупова снова оторвал голос прелата.

– Методы запугивания неэффективны, а рассуждение на тему о вреде наркотиков и описание симптомов наркотизации лишь становятся скрытой рекламой наркотиков, – нараспев произнес Мельядо.

Пауза.

Юсупов взял на себя смелость покачать головой и еле заметно усмехнуться:

– Я не понимаю, монсеньор, зачем вы о скрытой рекламе говорите. Мне, – подчеркнул он, – дворянину, полковнику ВМС Испании, выпускнику Высшего центра исследований национальной обороны? И я в этом расслышал скрытую угрозу. Чем я заслужил такое отношение к себе?.. – Взгляд полковника стал ожесточенным. – Я более пятнадцати лет служу ордену. Все эти годы я ревностно, хотя не люблю этого слова, охранял секреты братства. Моя семья – жена и дочь – не знают о моей принадлежности к «Опус Деи». Я тут размышлял с точки зрения офицера, а сейчас хочу вас спросить, не меняя этой плоскости: чего вы от меня хотите? Прошу вас, генерал, не ходите вокруг да около, говорите прямо. Я не тот человек, к которому нужно подъезжать окольными путями. К чему вы упомянули наркотики?

Епископ Мельядо не стал скрывать усмешки, показавшейся собеседнику издевательской. Принимая обращение «генерал» только от военнослужащих, он перешел на «ты».

– Твои люди, я говорю о русских моряках, хотя они и мои люди тоже, так вот, они на протяжении нескольких недель занимались черт знает чем. Именно так – черт знает чем, – акцентировал прелат. – До меня дошли вести о том, что они, получив зеленый коридор для переброски африканских беженцев, использовали его для наркотрафика. Не перебивай меня, – он остановил Юсупова властным жестом руки, – я еще не закончил. Твои люди не остановились и стали подмешивать к чистому и дорогому героину дешевый синтетический наркотик. И я хочу спросить тебя, Петр, почему эти сведения дошли до меня раньше, чем до тебя, и почему я не услышал эти новости от тебя лично. Может, в этом вопросе нет логики. Но она может, я говорю – она может появиться только в одном случае. Ответь, ты знал о махинациях русских моряков? Не ты ли стоял во главе этих махинаций?

Внутренний голос Юсупова кричал:

«Нельзя спускать оскорблений, пусть они даже от генерала ордена».

Он с трудом взял себя в руки.

– Ваше преосвященство, я ничего не знаю об этом. Ваши сведения верны? Вы можете назвать мне источник?

– Он возглавляет Главное управление жандармерии, – после короткой паузы ответил Мельядо. – Информация, как ты понимаешь, конфиденциальная. Нам дается возможность самим устранить проблему, не вынося сор из избы. Нечто схожее там расследовали в начале 90-х годов. Тогда на испанских улицах появился наркотик под названием «белый китаец».

– Да, я слышал об этом.

– Зачастую наркоторговцы продавали его под видом героина, что стало причиной сотен жертв среди наркоманов. Жертвы не владели информацией о большей активности синтетика по сравнению с героином, за который они его принимали. Фактически кололи себе сильнодействующий яд. Русские подмешивали к героину синтетик в пропорции примерно один к трем. Таким образом, экономили до трети героина. Героин стоит дорого, «белый китаец» стоит гроши. По меньшей мере три месяца сибиряки получали солидную прибыль.

Юсупов не знал, что ответить Мельядо. На языке вертелось слово «скандал», перед глазами – заголовки из центральных газет:

ЛИЧНАЯ ПРЕЛАТУРА ПАПЫ ЗАНИМАЛАСЬ НАРКОТРАФИКОМ.

ЖЕРТВАМИ КАТОЛИЧЕСКОГО ОРДЕНА «ОПУС ДЕИ» СТАЛИ СОТНИ НАРКОМАНОВ.

ДЕСЯТКИ ГРАЖДАН РОССИИ ВОВЛЕЧЕНЫ В ПРЕСТУПНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПАПСКОЙ СЕКТЫ.

Что там скандал в Ватикане, разгоревшийся по поводу «тотальной педофилии» в карликовом государстве, охраняемом «кукольными» швейцарскими гвардейцами, облаченными в традиционную форму средневековых стражей. Юсупов также подумал, глядя на епископа будто впервые, но с прежними мыслями о том, что видит перед собой главу Ватикана: «История Церкви полна насилия и обмана».

– Вам известно, где русские покупали наркотики? – спросил он.

– Героин или синтетик можно купить в порту, на рынке, в подворотне, – ответил епископ. – Можно купить мелкую партию, а можно крупную.

Полковник решительно встал с места.

– Падре, разрешите мне уладить эту проблему. Лично. Прошу вас об этом.

– Порой служение Богу требует совершить грех, – более вдумчиво, чем когда-либо, отозвался седой прелат. – Даже смертельный грех. Отнять жизнь у человека также считается жертвой во славу Господа нашего… Они прошли обряд присоединения к ордену здесь, в главной крипте. – Епископ чуть слышно топнул ногой. – Только здесь должна оборваться нить, связывающая их с «Опус Деи». Здесь умрут зачатки скандала, о которых ты думал последние минуты.

– Но как вы узнали?

– Не важно. Главное, мы думаем одинаково. Что является доказательством твоей непричастности к преступлению русских. – Мельядо покачал головой и погрозил пальцем одновременно. – Через день-два мы оба забудем о червях, которые в крипте говорили что-то о соблюдении целибата. Однако шуршание купюр стряхнуло с них как обет безбрачия, которого они и не собирались придерживаться, так и прочие параграфы нашего устава.

«А еще блеск золота…» – успел подумать Юсупов. И эта мысль омрачила его.

– Пригласи избранников Иуды на собрание. Под предлогом вступления в братство новых членов.

– Но на такие собрания не приглашают младших членов ордена, обычно это старшие и настоятели.

– Моряки знают об этом?

– Не думаю. – Короткое молчание. – Когда вы планируете провести собрание?

– Послезавтра.

«Что же, у меня есть время». Юсупов пересилил в себе желание посмотреть на наручные часы; стрелки его мало интересовали, его интересовала дата. Когда одно число сменится другим, он похоронит здесь тайну. Но не ту, которой был озабочен прелат Мельядо. Сам того не подозревая, старый, с хищным крючковатым носом священник подарил своему подопечному сутки.

Епископ отпустил полковника, начертав в воздухе крестное знамение и дав ему поцеловать свой перстень.

Глава 3

Экспансия

1

Бодрый после утренней пробежки и ряда специальных упражнений, Юсупов снял трубку телефона и набрал номер. Он звонил своей шестнадцатилетней дочери Диане. Она с матерью, с которой Петр состоял в разводе уже несколько лет, жила в отдельном уютном доме на окраине Барселоны.

Он разбудил Диану. Голос девушки прозвучал сонно и недовольно. Хотя всего год назад ее голос в такой же ситуации был просто сонным. Она взрослеет. Юсупов рассмеялся этой короткой и запоздалой мысли.

Обычно с дочерью он разговаривал ни о чем и на следующее утро не мог пересказать ни начала, ни конца разговора. Если звонил вечером, то их беседа затягивалась. И тогда он слышал голос своей бывшей жены: «Свидание закончено. Сеньор Юсупов, положите трубку». Он отвечал в том же ключе: «Слушаюсь, господин надзиратель». Потом спохватывался. Каждый раз он не успевал прибавить: «Проследите, чтобы камера вашей подопечной была закрыта на все замки и поставлена на сигнализацию».

Сегодня полковник ВМС решил доказать, что является мобильной единицей. Он погрузил в машину все необходимое для предстоящей работы и подъехал к церкви в начале десятого вечера.

Он не стал беспокоить настоятеля, а сразу прошел в кафе «Гадир», работающее до одиннадцати часов. Кафе отстояло от церкви на сто пятьдесят метров, и в данное время в нем, за исключением нескольких человек из числа местных жителей и туристов, посетителей не было.

Войдя через двойные, частично застекленные двери, Юсупов поздоровался с барменом и попросил позвать хозяина заведения. Через пару минут перед ним стоял пожилой испанец с растрепанной седой шевелюрой.

– Открой двери в крипты, – распорядился полковник. – Принеси из моей машины багажную сумку и оставь здесь. Я вернусь за ней. Принеси ключи от дверей.

Хозяин повиновался: перед ним стоял главный ординатор испанского викариата ордена для военнослужащих.

Он наклонил голову и жестом руки пригласил гостя следовать за ним. Открыв дверь в конце зала, ведущую в служебные помещения, он нащупал за ней рубильник и включил его. Во всех хитросплетениях катакомб зажглись лампы.

Катакомбы, возведенные по приказу парламента в 1812 году, соединяли два строения – кафе и церковь. С высокими сводчатыми потолками, немного мрачноватые, где, как это ни странно, не было места сырости, коридоры и залы в обычные дни были подсвечены электрическими лампами. Несмотря на молодость ордена – он был образован в 1928 году, за год до того, как Ватикан приобрел статус города-государства, – в его ритуалах было многое от более древних орденов. Часто, проходя коридорами, освещенными факелами, Юсупов ловил себя на мысли, что спешит на заседание ордена иезуитов. Вот если бы собравшиеся были одеты в старинные платья и вооружены старинным оружием… – нередко усмехался полковник.

Обойдя катакомбы из конца в конец, Юсупов вернулся к главной крипте и закрыл тяжелую дверь, ведущую в подземные коридоры к церкви. Оставалось повернуть ключ в замке, чтобы отсечь всех, кто вскоре появится здесь, от одного из двух выходов.

В глубоких нишах, предназначенных для захоронений, когда-то покоились священники, потом их останки были перезахоронены на местном кладбище. Только в неверном свете ламп Юсупову всегда чудилось какое-то движение в этих жутких низких альковах, будто призраки священнослужителей недовольно ворочаются в пустоте.

Вернувшись к выходу, он принял от хозяина кафе сумку и связку ключей. Отметив время, отдал очередное распоряжение:

– Через сорок минут в кафе придут несколько русских моряков и спросят обо мне. Ты должен ответить следующее: «Все уже на месте, вам нужно поторопиться».

– Слушаюсь, сеньор.

– Ступай.

За одной из колонн – не толще фундаментного столба, оттого под общим каменным массивом катакомб кажущейся тонкой и ненадежной – Юсупов оставил стальной баллон с вентилем и портативное дыхательное устройство, каким обычно снабжены подводники. Вернулся к двери и прошел мимо. Результатом остался доволен: оснащения не было заметно даже с расстояния в полметра. Еще раз проверил, удобно ли ему выхватывать «беретту» из оперативной кобуры, крепящейся к поясному ремню с правой стороны. Издали он походил на ковбоя, оттачивающего свое мастерство перед зеркалом и готового разрядить обойму в отражение, с которым он соревновался в быстроте.

Полковник был одет в серый костюм свободного покроя. Если бы он пошел дальше в сравнениях, то сейчас, склонившись над стереомагнитолой с приличным звучанием, сопоставил бы себя с ди-джеем, решившим развлечь души усопших священников. И музыка последним понравилась бы. Под старинными сводами зазвучала Месса си-минор Баха. За ней на кассете следовали несколько духовных кантат; в них было сбалансировано все: солисты, хор, оркестр.

Звуковой гармонии отчаянно мешал вентилятор. Воздухообмен в подземелье был проще простого. В одном конце приточное отверстие, в другом – вытяжка. Юсупов подошел к силовому щитку, открыл дверцу и нашел пакетник с полоской бумажки, на которой было написано: «Вентилятор». Щелчок, и его лопасти прекратили бег, замерли.

Снова взглянул на часы. Моряки должны подойти через десять или пятнадцать минут. Несколько месяцев общения позволили Юсупову вывести их общую характеристику: жадные, но исполнительные, пунктуальные ублюдки с чеками в карманах за продажу собственных матерей.

Насчет пунктуальности Юсупов не ошибся, а в остальном – перегнул палку.

2

Вчерашней ночью обеспокоенный визитом полковника Юсупова капитан «Беглого огня» Виталий Дечин долго не мог заснуть…

У него была отдельная каюта на этом судне, немногим больше, чем у рядовых моряков. Не выходя из каюты, не вылезая из постели, он мог заказать в интернет-магазине все, на что у него хватит денег. За последние полгода денег у него хватало на многое. Он мог позволить себе непозволительно дорогую проститутку, обслуживающую лишь членов светского общества. Или бутылку вина, которая в пересчете на обычное пойло и в сочетании с древней притчей могла накачать всю команду.

Дечин предпочитал, чтобы его называли шкипером. В Испании он уже четвертый год. Его судно – переоборудованный из малого траулера водоизмещением сто пятьдесят тонн морской туристический катер. Поначалу экипаж Дечина возился с дайверами, но позже посчитал такую работу суетливой. Он занял нишу в области, которая могла прийти в голову только русскому человеку. Эта идея пришла в голову шкипера год назад в гальюне. Он читал газету, оставленную кем-то из экипажа.

«За последние дни резко обострился испано-марокканский территориальный конфликт. Министр иностранных дел Марокко заявил, что Рабат не будет выводить своих военнослужащих с необитаемого острова Перехиль в Гибралтарском проливе, превратившегося в перевалочную базу для нелегальных иммигрантов и наркоторговцев…»

Виталий Дечин задумался. Оставив тесный гальюн и вернувшись в свою каюту, он приблизительно прикинул, какого содержания будет объявление в специализированной газете:

ТОЛЬКО ДЛЯ ЛЮБИТЕЛЕЙ ОСТРЫХ ОЩУЩЕНИЙ!

СВЕЖИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ!

СКОРОСТНОЙ КАТЕР «БЕГЛЫЙ ОГОНЬ» ОТВЕЗЕТ ВАС НА СПОРНЫЕ ОСТРОВА! ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОД КОНВОЕМ КОРАБЛЕЙ БЕРЕГОВОЙ ОХРАНЫ ИСПАНИИ!

Через неделю после опубликования подкорректированного объявления отбою от желающих не было. Валом валили в основном русские, украинские, белорусские туристы обоих полов. «Беглый огонь» ночью выходил из гавани и на полном ходу пересекал Гибралтар. Туристы высаживались на одном из спорных островов, открывали шнапс, пили и трахались так, будто захватили эту территорию и первой задачей посчитали решение демографического вопроса. Порой сутки, двое, пока испанские пограничники не пресекали вакханалию. Вооруженные автоматами, они шумно высаживались на берег, заламывали руки республиканцам и защелкивали «браслеты», снимали с шеста флаг самопровозглашенной республики под названием «Гоморра Федеративная», препровождали судно в Кадис. А дальше принимали от Дечина деньги и спрашивали, когда им снова арестовывать туристов и не пора ли привлечь к акциям вертолеты «Суперпума» или там эсминец «Нумансия», стоящий неподалеку на якоре.


Дечин вышел в коридор и прошел в соседний кубрик. Он не мог унять в себе острой необходимости поговорить с кем-то из команды, сейчас подчиняющейся лично полковнику Юсупову. Полковник был куратором, а точнее, следуя букве «Опус Деи», он являлся их ординатором…

Однако скоро вернулся в свою каюту, закрыл дверь. Включив настольную лампу, вынул из ящика стола лист бумаги, взял ручку. Долго, очень долго настраивался, не зная, с чего начать и кому адресовать эту записку. Подтолкнул себя: главное, написать, а кому адресовать – подскажет время.

Он по привычке оставил место вверху так, словно писал рапорт новому начальнику, не зная его должности, имени. Его рука вывела следующее:

«Епископу было 85 лет. Во всяком случае, так нам сказал полковник Юсупов. Я не помню его имени, но фамилия его – Рейтер, он немец. По словам полковника Юсупова, работал в немецком посольстве в Мадриде».

Дечин продолжил после короткой паузы:

«Полковник Юсупов в этом деле не мог обойтись без нашей помощи. Как и не мог нас обмануть – он говорил правду. Что и подтвердилось. Он сказал нам: вы узнаете ответ на вопрос о двух тоннах золота, которое немцы хранили в своем посольстве в Мадриде».

И Виталий вскоре увидел то место, где все это время хранились золотые слитки.

Он видел их, трогал руками, переносил их, один за другим, из дома почившего епископа.

Сейчас, разгоряченный воспоминаниями, Дечин не задумывался над хронологией, а стиля как такового в его записке не было.

«Мои руки перенесли двадцать один слиток – я считал их. Считал, как свои пальцы, и отчего-то радовался, что не смогу ошибиться. Считали все – даже полковник Юсупов. Он тоже переносил слитки в машину. В какой-то миг мне показалось, я таскаю кирпичи. Наверное, потому, что ценности в них я не чувствовал. Впрочем, то было лишь мимолетным чувством».

То было вчера вечером. А сегодня моряки надели форму гражданского флота, которую все еще хранили в шкафах. Выйдя за пределы пристани, сели в маршрутное такси, курсирующее по автобусному маршруту, и без проблем доехали до церкви Сан-Фелипе.

– Рано, – обронил Сомов, отмечая время на своих подозрительно дорогих часах. Дечин не раз ему говорил: «Сними. Откуда у тебя часы за двадцать тысяч баксов?» На что Сом упорно отвечал: «А то ты не знаешь». – «Я-то знаю». И этим пререканиям не было видно конца.

Он первым перешагнул порог кафе и огляделся, насчитав около десяти посетителей, в основном пожилых местных жителей.

Хозяин узнал в этих парнях русских. Первый раз он видел моряков в день их принятия в члены ордена. Он не стал проявлять личной инициативы, поступил так, как и сказал ему Юсупов: стал дожидаться, когда они сами спросят, где полковник.

Сегодня вечером он сам обслуживал посетителей. Выслушал заказ и выставил на стойку, вдоль которой устроились на высоких стульях клиенты, бокалы с вином. Он подал лучшее, что у него было: белое франзоло с лучших виноградников.

Один глоток, другой, Дечин ушел в свои мысли. Он не думал о грядущем обряде, не пытался представить себе людей, изъявивших желание стать членами ордена. Он вспоминал тот день, когда откликнулся на предложение Мартина «бодяжить чистый героин «белым китайцем».

Команда начала забывать оргии на спорных островах. Передача героина происходила на острове Перехиль. Марокканские наркоторговцы пересчитывали деньги, покупатель проверял качество героина. Ударив по рукам, товар погружали на «Беглый огонь». Потом на судно садились беженцы, появлялся Юсупов, прозванный русскими моряками министром, разруливающим на контролируемой им границе незаконные иммиграционные потоки.

Гоша Мартинов.

Капитана Дечина корежило, едва он произносил это имя или думал о механике катера, этом злом комике или злом гении. Однажды Мартин показал толстую пачку денег и сказал: «Делим на всех». Потом объяснил, как он на свои деньги купил в подворотне приличную партию «белого китайца», а через неделю, когда «Беглый огонь» шел по Гибралтарскому проливу с героином и беженцами на борту, отсыпал из початой упаковки героин и смешал остатки с синтетиком.

Это было давно. Сейчас капитан, потягивая вино мелкими глотками, вдруг ощутил тревогу. На обряд их пригласил Юсупов. Но гораздо спокойнее было бы на душе, получи они «открытку» от викария лично.

Дечин подозвал хозяина и вполголоса спросил:

– Викарий здесь?

Он хотел напомнить ему параграф из договора:

«Юридическая связь с прелатурой прекращается по истечении срока действия заключенного договора. Или досрочно, по желанию и с согласия руководства прелатуры. Законный выход из ордена влечет за собой прекращение взаимных прав и обязанностей».

Договор походил на контракт на поставку говядины, а также был применим к поставкам героина в Испанию.

«Законный выход? Где он?» – спрашивал себя Дечин. Его в упор не было видно. Секта – это навсегда.

Хозяин кафе не колебался ни мгновения.

– Все уже на месте, вам нужно поторопиться.

Дечин жестом руки поднял сидевшего рядом Мартина и сам встал с места. За ними последовали остальные моряки.

Через полминуты хозяин открыл дверь в подвал и закрыл ее, едва последний гость шагнул через порог.

Глава 4

Главная крипта

1

Музыка. Полифония. В катакомбах духовные кантаты звучали не менее завораживающе, чем в храме при небольшой аудитории и на летней площадке при большом скоплении народа.

Дечину в звуке хора слышались посторонние голоса. Ему казалось, перешептываются десятки людей. Он при неярком освещении даже представил их: выстроившись в круг, они склоняются друг к другу и что-то говорят на ухо, кивают, соглашаясь, или покачивают головами, отрицая, и все повторяется вновь. Голова кругом.

Шкипер никогда не страдал клаустрофобией, но сейчас замкнутое пространство давило на него со всех сторон. И будет давить сильнее, был уверен он, едва перешагнет определенный рубеж. Впереди он видел массивную с медными заклепками дверь. Она открыта и словно приманивает, торопит…

Дечин миновал ряд узких колонн. Они лишь в самом верху расширялись и походили на гигантские слуховые трубки.

Все уже на месте, вам нужно поторопиться.

Казалось, эти слова выводят вокалисты, их повторяет хор, обыгрывает орган. Источник звука становился все ближе и громче.

Нам нужно поторопиться, повторял Дечин. Но почему раньше никто не поторопил?

У него сложилось ощущение, что он и хозяин кафе обменялись паролями.

Вот и дверной проем. Не широкий, двоим не разойтись. Дечин ступил в зал и тотчас узнал его: сразу за ним, откуда доносилась очередная кантата, – главная крипта. Поневоле он ускорил шаг. Его действия повторили остальные моряки.

Громко. Неестественно громко звучала музыка. Дечин уже морщился. И почему он у самого входа в катакомбы не определил, что в главной крипте можно оглохнуть?

Он не слышал резкого звука газа, вырвавшегося из баллона, не видел полковника Юсупова. А если бы увидел, то не узнал…

Лицо Юсупова скрывалось за маской ПДУ. Он, открыв вентиль на баллоне, быстро отступал к двери. Несколько мгновений, и он закрыл ее. Вставив ключ, повернул его раз, другой, прислонился к двери спиной, расслабился, едва пересилив в себе желание сорвать маску, потянуть носом воздух, определяя наличие в нем усыпляющего газа на основе закиси азота. Рассмеялся, трогая чуть подрагивающей рукой резину, обтягивающую его лицо, и небольшой воздушный баллон портативного дыхательного устройства, рассчитанного на двадцать минут автономной работы.

Он открыл вентиль на баллоне с усыпляющим газом до конца, резервуар опустеет за считанные секунды. Похоже, уже сейчас, когда прошло полминуты, газ перемешался с пригодным для дыхания воздухом подземелья.