— Ну что, возьмем ее с собой? — посмеиваясь, обвел взглядом воинов их предводитель.
   Один из тиросцев подошел к девушке и сорвал с нее едва державшуюся на плече шелковую накидку. Тина жалобно вскрикнула, но не осмелилась закрыться руками.
   — Может, и возьмем, — многозначительно заметил один из воинов.
   На обнаженном теле девушки пылал яркий отблеск костра.
   — Ну-ка, выпрямись, — потребовал один из зрителей.
   Тина расправила плечи.
   — Защитите меня, — с мольбой в голосе произнесла она.
   — Наша защита дорого стоит, — ответил предводитель тиросцев; как и его подопечные, он не сводил с девушки горящих глаз.
   — Не бросайте меня одну, прошу вас! — Тина сложила руки на груди.
   — Нельзя позволить, чтобы такую красавицу разорвал на части какой-нибудь слин, — заметил предводитель тиросцев.
   Тина, казалось, боялась поверить своему счастью.
   — Лучше я сам ее разорву, — продолжал предводитель.
   У Тины отвисла челюсть.
   Предводитель тиросцев шагнул к ней и, взяв рукой за волосы, приподнял ей лицо.
   — Сейчас, рабыня, — заявил он, — каждый из нас сам посмотрит, что ты собой представляешь, и решит, брать нам тебя с собой или не стоит.
   — Я поняла, хозяин, — ответила девушка.
   — Ты поняла, что тебе следует постараться? — поинтересовался предводитель.
   — Я буду очень стараться, хозяин, — заверила его Тина. Предводитель прижал ее губы к своим. Я заметил, как руки девушки сплелись, обнимая его толстую, крепкую шею.
   Зрители одобрительно засмеялись.
   Мало кто из них обратил внимание на качающееся на воде в нескольких ярдах от берега бревно, которое волны настойчиво уносили прочь. Они несли его прямо к стоящим в четырехстах пасангах кораблям.
   Мне не потребовалось надолго задерживаться на «Рьоде». Уже через пол-ана я снова оставил шхуну, осторожно спустившись в воду с заднего борта.
   А на берегу столпившиеся вокруг девушки и занятые более важными вещами зрители не обратили внимания на то, что короткое бревно, очевидно сброшенное в воду штормом, или же обломок какого-нибудь кораблекрушения прибило к берегу в нескольких ярдах от них.
   Тина, на коленях стоящая в центре обступивших ее мужчин, обвела их умоляющим взглядом.
   — Тина сумела вам понравиться? — наполненным тревогой голосом спросила она.
   — Ну, как вы ее находите? — поинтересовался у своих воинов предводитель.
   Мужчины одобрительно загудели. Тина не отрывала жалобного взгляда от сурового лица предводителя.
   — Мы берем тебя с собой, рабыня, — вынес он свое решение.
   Глаза девушки засияли.
   — Но обязанности твои будут тяжелы, — продолжал предводитель. — Тебе придется услаждать нас своим присутствием не тогда, когда этого захочется тебе, а тогда, когда этого потребуем мы. А кроме того, на тебя ляжет обязанность готовить пищу рабам, которую ты и будешь им разносить. Ты поняла?
   — Да, хозяин, — ответила девушка.
   — Ты все еще считаешь, что тебе повезло?
   — Конечно, хозяин.
   — Ну что ж. Ты старалась добиться нашего расположения, и мы возьмем тебя с собой, даже если впредь старания у тебя поубавится.
   — Хозяин шутит. Я буду стараться изо всех сил!
   — Вот как? А ты знаешь, кто наш капитан?
   — Нет. — Тина насторожилась, почуяв неладное.
   — Наш капитан — Сарус с Тироса!
   — Нет! Не может быть! — В голосе девушки слышался нескрываемый ужас.
   — Да, — рассмеялся предводитель тиросцев. — Через день-другой ты снова его увидишь.
   Девушка попыталась было вскочить на ноги и убежать от них, но предводитель поймал ее за руку и бросил одному из своих воинов.
   — Свяжи ее покрепче, — распорядился он.
   Тину швырнули лицом в песок и кожаными ремнями связали по рукам и ногам. После этого ее снова подняли с земли и поставили перед предводителем.
   — Ты — беглая рабыня, — жестко произнес он. — Не завидую я тебе.
   По телу девушки пробежала мелкая дрожь.
   — Ты впервые пыталась убежать? — поинтересовался предводитель.
   — Да, хозяин, — непослушными губами пробормотала она.
   — Тогда на первый раз тебе, возможно, и не перережут подколенные сухожилия.
   Тина застонала.
   — Впредь этого не делай, — с фальшивым сочувствием пожурил ее предводитель и тут же суровым тоном добавил: — Бросить ее в баркас!
   Двое воинов подняли девушку и грубо швырнули ее в лодку.
   — На корабль! — приказал предводитель.
   Несколько человек оттолкнули баркас от берега и вслед за своим командиром на ходу запрыгнули в него. Гребцы посильнее налегли на весла и едва не задели снова попавшееся им на глаза бревно, мирно покачивающееся на волнах. Фонарь на носу баркаса все уменьшался, удаляясь в беспредельные просторы моря.
   Я не чувствовал себя разочарованным. Никем не замеченный, я выбрался на берег в двух сотнях пасангов от пылающего костра и втащил на песок бревно.
   Для выполнения работы в распоряжении Тины была целая ночь, может быть, даже две.
   Прячась в тени деревьев, я внимательно наблюдал за перемещающимися в темноте ночи огнями. Баркас достиг «Рьоды», и фонарь на нем погас. После этого оба фонаря — один на носу «Рьоды», второй на носу «Терсефоры» — двинулись вправо и вскоре растаяли в ночи.
   Корабли, очевидно, отошли еще на два-три пасанга от берега. Здесь они останутся до утра. Капитан «Рьоды» прав: высаживаться на незнакомый берег ночью неразумно. К тому же, как я выяснил из обрывков долетевших до меня разговоров, в ближайшие день-другой появления Саруса здесь не ждали. Им некуда было торопиться. А кроме того, я ожидал, что у ти-росцев будет сегодня повод повеселиться и они сблизят бортами оба корабля. Они уже слишком долгое время бороздят морские волны, сходя на берег, только чтобы пополнить запасы еды и питья, да и то, как правило, в удаленных безлюдных местах. Когда в последний раз им доводилось держать в объятиях рабыню, готовую во всем им услужить? В Лаурисе? Или в полудиком Лидиусе, затерявшемся в дельте Лаурии? Может, это происходило в таверне Церкитуса в Лаурисе и в объятиях у них лежала Илена? А может, в Лидиусе им довелось заглянуть в таверну Сарпедона, и на их горячие поцелуи отвечала рабыня Тана, бывшая жительница Земли, некогда известная под именем Элизабет Кардуэл?
   Как бы то ни было, с тех пор прошло много времени. Каждому из воинов захочется хоть одним глазком посмотреть на рабыню, которая, я уверен, сумеет их занять. Слишком долго тиросцы бороздят морские волны. Истомились они без женского общества.
   Тина знает, что ей следует делать.

19
В УКРЕПЛЕННОМ ЛАГЕРЕ САРУСА

 
   — Стой! Кто идет? — раздался суровый окрик часового.
   Я остановился. Думаю, даже в темноте хорошо видна надетая на меня желтая туника тиросского воина.
   Наконечник копья, которое часовой сжимал обеими руками, смотрел в мою сторону.
   — Я — твой враг, — ответил я. — Позови сюда Саруса. Я буду с ним разговаривать.
   — Не двигайся!
   — Если я и пошевельнусь, то только для того, чтобы тебя убить, — пообещал я. — Зови сюда Саруса. Я намерен с ним говорить.
   Не спуская с меня глаз, часовой сделал пару шагов назад.
   — Сарус! — закричал он. — Сарус!
   Мы находились в сотне ярдов от возведенного тиросцами вокруг лагеря частокола, на самом краю берега. Даже на том месте, где я стоял, я ощущал жар, идущий от пылающего сигнального костра.
   Это была вторая ночь после той, когда я заставил Тину добиться того, чтобы тиросцы взяли ее с собой на «Рьоду».
   Я увидел нескольких воинов и разбойниц Хуры, выбежавших из-за лагерного частокола. Некоторые из них заняли боевые позиции тут же, не отходя от изгороди, другие рассыпались по берегу, сосредоточившись в той части лагеря, что была обращена к лесу. Все действовали очень осторожно. Ну что ж, весьма благоразумно с их стороны.
   Группа из пяти человек, один из которых факелом освещал дорогу, вышла из лагеря и направилась ко мне. Я заметил, что обращенную к морю сторону лагеря за прошедший день также обнесли частоколом, в центральной части которого проделали ворота. Сейчас их створки широко распахнули. Группа из пяти человек, огибая усыпающие берег громадные валуны, приближалась ко мне. В руках воины держали оружие. В центре группы я заметил Саруса.
   Весь истекший день его люди рубили деревья, очищали их от ветвей и стаскивали к лагерю, складывая в той его части, которая выходила к морю. Из густых кустов, откуда я наблюдал за ними, мне было хорошо видно, как упорно они трудились. Уложенные бревна скрепляли в плоты с помощью веревок и цепей. Очевидно, Сарус потерял всякое терпение, дожидаясь «Рьоду» и «Терсефору». Вероятно, он считал, что корабли непростительно опаздывают на назначенную встречу, и, опасаясь долго оставаться на одном месте, стремился поскорее уйти отсюда куда угодно. Он боялся, это чувствовалось по всему, в противном случае он не выстроил бы своих пленников — мужчин и женщин — в длинную цепочку, загораживая ими воинов, связывающих бревна в плоты.
   У меня не было возможности вести стрельбу из длинного лука по находящимся в лагере или строящим плоты. Я, конечно, мог перебить тех, кто рубил в лесу деревья, но мало чего этим бы добился. Я бы лишь утвердил их в мысли, что все они находятся в опасности, а я не хотел, чтобы они об этом знали. К тому же тиросцы вполне могли бы поручить эту работу рабам, а то и вообще использовать в качестве бревен отдельные колья, вытащенные из изгороди. Со стороны моря тиросцы нападения не боялись, а от стрел, выпущенных из леса, всегда могли укрыться за прочным частоколом, за грудами бревен или за спинами рабов. Скольких из них я бы ни уничтожил, основная масса оставалась недоступной для длинного лука. А чтобы вести прицельную стрельбу по прятавшимся в лагере, мне бы пришлось покинуть свое убежище в лесу и выйти на берег, чего я, естественно, никогда бы не сделал, поскольку они получили бы отличную возможность скрытно выбраться из лагеря с противоположной стороны частокола и, прячась за валунами, добраться до кромки леса и отсечь мне пути к отступлению. А уж на открытом берегу им не составило бы труда со мной разделаться.
   Нет, не для того я проделал такую гигантскую работу.
   И ведь я сознательно позволил Сарусу добраться до берега Тассы. Я знал, что он выстроит здесь лагерь и станет дожидаться прибытия «Рьоды» и «Терсефоры». Но я не мог предположить, что он их не дождется, что он очертя голову бросится прочь из этого места. Кажется, я просчитался. Я сам не представлял, какой неизбывный ужас внушил своим врагам. И возможно, последней каплей, переполнившей чашу терпения Саруса, стало вчерашнее исчезновение Тины и Кары. Это вполне могло подтолкнуть его к бегству. А тут, наверное, еще и Мира подлила масла в огонь, поведав Сарусу о сотнях женщин-пантер, преследующих его невольничий караван. Она, конечно, не осмелилась рассказать ему о том, как попала в плен и с каким заданием была отпущена, поскольку это сделало бы очевидной ее роль в отравлении подруг по банде, но она вполне могла сочинить историю о том, как самостоятельно выследила двоих-троих лесных разбойниц и те, не подозревая о ее присутствии, вывели ее на свою банду.
   Подобное сообщение не могло не встревожить Саруса и навести его на мысль о том, что лагерь собираются штурмовать. Так или иначе, очевидно: в самое ближайшее время — видимо, уже на восходе солнца — Сарус собирается отойти от берега на плотах и взять курс к югу. Пытаться преследовать его отряд вдоль берега, под покровом леса, чрезвычайно опасно и, вероятно, бесполезно: опасно потому, что мне придется пройти через несколько тщательно охраняемых разбойниками зон, окружающих обменные пункты, а бесполезно потому, что беглецы могут расположить плоты в два длинных ряда и на идущих ближе к берегу разместить своих невольников, которые послужат им надежной защитой от стрел, выпущенных из леса. А на ночь к берегу вообще могут не приставать.
   В этом случае я мало что смогу сделать и очень скоро их потеряю. Я был вне себя от ярости. Мы разминемся с «Рьодой» и «Терсефорой», когда до встречи останутся считанные часы. Необходимо действовать быстро, не теряя ни минуты.
   — Я — Сарус, — представился высокий худощавый человек.
   Стоящий за ним воин поднял факел повыше и осветил мое лицо. У меня с собой был только меч, спрятанный сейчас в ножны, и охотничий нож.
   — Он один, — доложил подошедший разведчик, один из тех что обследовали берег и окраину леса.
   — Продолжайте наблюдение, — приказал Сарус и снова повернулся ко мне.
   Суровые складки на его небритом скуластом лице свидетельствовали о том, что этот человек обладает сильным, решительным характером и привык повелевать.
   — На тебе одежды тиросского воина, — сумрачно заметил он.
   — Я не с Тироса.
   — Это сразу видно.
   — А что ты здесь делаешь? — спросил один из окружавших нас воинов.
   Я взглянул на Саруса.
   — Я — твой противник, — сказал я. — Я хочу с тобой поговорить.
   К нам подошли несколько человек.
   — В северной и южной частях берега чужих нет, — доложил один из них.
   — В прибрежной полосе леса тоже никого не обнаружено, — сообщил другой. Тиросцы обменялись хмурыми взглядами.
   — Итак, мы можем поговорить? — спросил я.
   Сарус задумчиво смотрел мне в лицо.
   — Вернемся в лагерь, — предложил он.
   — Хорошо, — согласился я.
   К их лагерю я шел первым, а тиросцы сопровождали меня, выстроившись сзади и не спуская глаз с чернеющего рядом леса. У входа в лагерь я услышал, как Сарус отдал распоряжение двум следовавшим за нами воинам:
   — Поддерживайте огонь в костре. Пусть горит как можно ярче.
   Я вошел в ворота и огляделся.
   — Неплохое укрепление вы выстроили за столь короткое время, — заметил я.
   Сарус не ответил. Ворота у меня за спиной захлопнулись.
   — Близко ко мне не подходить! — предупредил я стоящих рядом воинов.
   В лагере я немедленно оказался в центре всеобщего внимания. Я внимательно всматривался в лица столпившихся вокруг меня людей, в основном, конечно, воинов. Некоторые из них казались встревоженными, руки других тянулись к рукоятям мечей. Двое тиросцев держали взведенные арбалеты.
   — Близко ко мне не подходить! — еще раз предупредил я.
   Любопытствующие отошли на шаг назад. Я стоял в центре образовавшегося круга. Среди подавляющего большинства мужских лиц я заметил нескольких разбойниц из банды Хуры. Им доводилось видеть меня в лагере Марленуса, но сейчас они не могли меня узнать. А вот Мира узнала сразу, это я понял с первого взгляда. Глаза ее широко раскрылись, а рука непроизвольно скользнула к приоткрывшимся от растерянности губам. Еще бы! Не каждый день за последнее время доводилось ей увидеть своего хозяина, которому она принесла клятву повиновения там, в лесу, уже прощаясь с жизнью. Еще бы ей не узнать своего хозяина, по приказу которого она принесла в лагерь отравленное наркотиками вино и напоила им своих подруг-разбойниц. Еще бы ей не испугаться моего появления здесь, в лагере тиросцев, где она считала себя в полной безопасности. А может, я вообще пришел за ней?
   — Мне кажется, я его знаю, — заявила Хура, высокая, длинноногая девушка с темными спускающимися на плечи волосами. Она нагло стояла передо мной, широко расставив ноги и уперев руки в бока.
   Я схватил ее за горло и рывком привлек к себе. Она сдавленно вскрикнула. Я крепко прижал ее губы к своим и подарил ей поцелуй, долгий и властный, такой, каким хозяин награждает смазливую рабыню. Оторвав ее от себя, я швырнул ее на землю, к ногам оцепеневших тиросцев. Разбойницы Хуры от изумления открыли рты и через минуту, придя в себя, возмущенно загалдели. Воины тоже были удивлены.
   — Убейте его! — закричала Хура, поднимаясь с земли и поправляя падающие на глаза волосы. — Убейте немедленно!
   — Не шуми, женщина, — бросил ей Сарус.
   Глаза Хуры пылали ненавистью. Ее разбойницы надрывались, выражая свое негодование.
   — Тихо! — оборвал их Сарус.
   Сердито сопя и вполголоса ругаясь сквозь зубы, разбойницы постепенно смолкли, но выражения их лиц свидетельствовали о том, что все у них внутри продолжает клокотать.
   Я понял, что Хура и ее лесные подруги, с их самомнением и надутым высокомерием, не пользуются у тиросцев большой популярностью. Мало того, я увидел, что разбойницы побаиваются мужчин и ненавидят их. Сейчас даже прежние, изначально непрочные связи между этими столь мало подходящими друг другу союзниками были прерваны окончательно.
   — Я требую отмщения! — заявила Хура.
   Разбойницы поддержали ее дружным криком.
   — А ну, тихо! — огрызнулся Сарус. — Иначе я всех вас посажу на цепь!
   Женщины открыли рты от изумления, но визг прекратили. Такое обращение со стороны бывших союзников явно пришлось им не по душе. Они потихоньку протиснулись в задние ряды зрителей. Разбойницы знали: по первому приказу Саруса их тут же закуют в кандалы и превратят в обычных рабынь, ничем не отличающихся от тех, что лежат сейчас на песке вдоль внутренней ограды лагеря.
   Среди невольниц я разглядел Ширу и Вьерну и запомнил место, где они лежали. Думаю, они мне еще понадобятся.
   — Пропустить в лагерь! — потребовал один из двоих вернувшихся воинов, следивших за подбрасыванием хвороста в сигнальный костер.
   Ворота распахнулись, пропустили воинов и за их спинами тут же закрылись вновь. Теперь все люди Саруса находились в лагере.
   Я с удовольствием отметил, как двое дюжих воинов плотнее задвинули толстый брус, запирающий створки ворот. Отметил я и то, что насыпи для ведения стрельбы с внутренней стороны частокола у тиросцев в лагере не было.
   Громадный сигнальный костер, разведенный на небольшом возвышении, сразу за частоколом, разгорелся с новой силой и ярко осветил всю внутреннюю территорию лагеря.
   — Я слышал, — прервал затянувшееся молчание Сарус, — что ты хотел со мной поговорить.
   — Хотел, — согласился я.
   Все это время я внимательно изучал Саруса. Человек это был твердый, решительный, весьма сметливый. В его манере говорить ощущалось нечто простонародное: очевидно, он добился столь значительного положения, не принадлежа к высшей касте. Что ж, для тиросской аристократии в этом не было ничего необычного. В конечном счете, все решают родственные связи, которыми ты сумел обзавестись благодаря удачному выбору свободной спутницы. Местная олигархия островных государств, долгое время придерживавшаяся весьма жестких фамильных устоев, наконец сосредоточила в своих руках такие власть и богатство, что получила возможность меньше заботиться о принадлежности новых членов своих семейств к знатным фамилиям и об их приверженности старым традициям. На первый план выступали личные качества человека, его способность и умение принести пользу общему делу. Вот почему на многих ключевых постах общественной жизни в последнее время все чаще встречались выходцы из простонародья, зачастую не просто выскочки, баловни судьбы, выброшенные в верхние слои общества на гребне волны удачного супружества, а люди, добившиеся своего положения упорным трудом и — нередко — нечеловеческими усилиями.
   Думаю, именно к этой категории и принадлежал Сарус. Он был очень опасен. Он напомнил мне Чембара с Тироса, убара этого островного государства, также вышедшего из низших слоев общества. Возможно, именно он и оказал в свое время поддержку Сарусу. Сейчас Чембар, насколько мне известно закованный в кандалы, сидел в подземельях Порт-Кара. На Тиросе идет невидимая простому глазу, но от этого не менее жестокая борьба за обладание пустующим троном убара. Пять наиболее могущественных семейств острова оспаривают право повесить себе на грудь золотой медальон власти.
   Интересно, как сейчас обстоят там дела? И главное — какую роль играет в этом Сарус и его люди, отправившиеся в экспедицию, которую организовали специально для захвата Марленуса из Ара и человека, известного под именем Боск из Порт-Кара? А знать следовало: это во многом определяло линию моего поведения.
   — Я и не предполагал, что Чембару с Тироса удалось бежать, — заметил я.
   Сарус ответил мне настороженным взглядом.
   — Помогли люди с Торвальдсленда. Они получили за это хорошую плату. Со своими топорами они пробились к нему, вырубили из стен металлические кольца его кандалов и вернули Чембара Тиросу. Много людей погибло в этой схватке, но если бы она происходила не ночью, а днем, полегло бы еще больше. Кстати, через ан после прибытия Чембара на Тирос «Рьода» под моим командованием вышла в море и взяла курс на Лидиус.
   — А с какой миссией вы вышли в море? — поинтересовался я.
   — Тебе это ни к чему, — ответил Сарус. — Достаточно того, что это известно нам.
   С этим я не мог согласиться, но промолчал.
   — Я вижу, вы захватили рабов, — продолжал я.
   — Да, есть немного, — ответил он.
   Мысль о побеге Чембара не давала мне покоя. Это произошло вскоре после того, как я оставил Порт-Кар. Я снова вернулся к столь взволновавшему меня сообщению.
   — Интересно, а кто с Торвальдсленда осмелился освободить Чембара? — спросил я.
   — Один сумасшедший, — рассмеялся Сарус. — Айвар Вилкобород.
   — Сумасшедший?
   — Ну конечно! А кто, как не безумец, решится на такое?
   — Наверное, предложенная ему плата стоила того.
   — Стоила, будь уверен. Он потребовал столько шендийских алмазов, сколько весит сам Чембар.
   — Запрошенная плата говорит в пользу довольно здравого рассудка.
   — Там, на Торвальдсленде, все сумасшедшие, — отмахнулся Сарус. — Их ничто не способна привлечь или разволновать. Они боятся только одного: как бы не отдать концы где-нибудь вне поля брани.
   — Надеюсь, в этом отношении люди с Тироса более благоразумны, — предположил я.
   — Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Сарус. Внезапно взгляд его посуровел. — Зачем ты пришел к нашему лагерю? Чего ты хочешь?
   — Убейте его! — снова подала голос Хура.
   Сарус не обратил на нее внимания.
   — Я хочу предложить вам сделку, — сказал я.
   — Какую именно? — поинтересовался Сарус.
   Я обвел глазами рабов — и мужчин, охотников Марленуса, и женщин, разбойниц Вьерны, — длинными рядами лежавших на земле вдоль огораживающего лагерь частокола.
   — Я хочу, чтобы ты передал мне всех тех, кого держишь у себя в качестве рабов, — сказал я.
   — Я вижу, — усмехнулся Сарус, — что Айвар Вилкобород не одинок в своем безумии.
   Я пожал плечами.
   — Ты хотя бы представляешь, сколько нам пришлось заплатить за этих рабов? — поинтересовался Сарус.
   — Не сомневаюсь, что цена была высока, — согласился я.
   — Убейте его! Убейте! — закричали разбойницы Хуры.
   — Сколько твоих людей вокруг нашего лагеря? — спросил Сарус.
   Я не ответил.
   — Ты, конечно, не рискнул бы прийти сюда, не имея за спиной достаточно силы, — продолжал размышлять вслух мой собеседник.
   Я слушал его молча.
   — Ты, несомненно, представляешь тех, кто преследовал нас на всем протяжении пути, — покачал он головой.
   — Ты мыслишь в правильном направлении, — одобрил я.
   — Я считаю себя человеком достаточно разумным, — сказал Сарус, — но в некоторых вещах пойти на компромисс я не способен.
   — Вот как? — заметил я.
   — Ты рабовладелец? — поинтересовался Сарус.
   — У меня есть рабы, — неопределенно ответил я.
   — Чего ты конкретно хочешь?
   — А что ты можешь предложить?
   — Здесь у меня лежат связанными двадцать две рабыни. Я не хочу поднимать их с земли, но если желаешь осмотреть их — пожалуйста.
   Я пожал плечами.
   — Хочешь на них посмотреть? — спросил Сарус.
   — Я их уже видел.
   — Ну да, конечно, — согласился Сарус, — в лесу.
   — Да, — ответил я.
   Мне прежде всего не хотелось, чтобы рабыни рассмотрели мое лицо, поскольку я опасался, что их реакция сразу же позволит тиросцам понять, кто я есть на самом деле. Шира, Вьерна и Гренна знали меня слишком хорошо. Сейчас они, лежа головами к изгороди, не имели возможности в достаточной степени следить за происходящим.
   — Этого мало, — решительно возразил я.
   — Сколько у тебя людей? — недовольно произнес Сарус. — Не много ли ты на себя берешь? Давай держаться в пределах разумного. Ты ведь понимаешь, что не сможешь захватить наш лагерь, не положив при этом своих людей. И заметь, многих людей!
   — Верно, — согласился я. — Лагерь укреплен хорошо.
   — Вот именно, — подтвердил Сарус. — Забирай рабынь и будь доволен!
   Я посмотрел ему в лицо.
   — Этого мало. — Я был непреклонен.
   — Убейте его! Убейте! — снова закричала Хура. — Послушайтесь меня, вы, глупец!
   Сарус заскрежетал зубами.
   — Связать ее! — бросил он своим воинам. — Связать их всех, как рабынь!
   Я молча наблюдал, как женщины отчаянно, но тщетно пытались вырваться из крепких мужских рук. Считанные мгновения понадобились воинам, чтобы бросить каждую из разбойниц на землю на живот и привычными движениями надежно связать их кожаными ремнями по рукам и ногам.
   — Убейте его! — простонала Хура. — Он ваш враг. Он, не мы! Мы ваши верные союзницы! Союзницы, не враги!
   — Вы прежде всего женщины, — оборвал ее Сарус. — Вы успели надоесть нам до глубины души.
   В глазах Хуры ненависть перемешалась с ужасом. Сарус окинул ее демонстративно оценивающим взглядом.
   — Такой красавице, как ты, моя дорогая, — вынес он свое суждение, — гораздо больше подойдет невольничий рынок, чем шатание по лесу с оружием в руках.
   — Животное! — взвизгнула Хура, отчаянно замолотив связанными ногами и руками. — Ах ты, животное!