Я надменно спросил офицера:
– Па-Кур хочет знать, жив ли еще Марленус, бывший убар.
– Да.
– Где он?
– В Главном Цилиндре.
– Пленник?
– Все равно, что пленник.
– Смотрите, чтобы он не убежал.
– Он не уйдет. Его сторожат 50 человек.
– А крыша цилиндра, ведь провода спущены?
– Марленус не убежит, разве что он умеет летать.
– Вам может представиться случай проявить свой юмор на копье, – сказал я. Он с ненавистью посмотрел на меня, зная, какая судьба ждет офицеров.
– Где будет казнена дочь бывшего убара?
Офицер показал на один из цилиндров.
– В Цилиндре Правосудия. Казнь состоится сразу же, как будет получена преступница.
Цилиндр был белого цвета, который у горийцев часто ассоциируется со справедливостью. Вернее, это означало, что нет правосудия без Посвященных.
На Горе есть две системы судов – гражданские, подлежащие юрисдикции правителя или убара, и отправляемые Посвященными под руководством Высшего Совета Посвященных города, то есть духовный суд. Области действия этих судов определены не очень четко. Посвященные претендуют на все, ссылаясь на близость к Царствующим Жрецам, но гражданские юристы оспаривают это право. Сейчас в Аре никто, конечно, не посмеет противостоять Посвященным. Я с отвращением заметил, что на крыше цилиндра сверкает копье из полированного серебра, 50 фунтов длины, похожее с такого расстояния на иголку.
Я взлетел, добившись, чтобы проволока была спущена, узнав, что Марленус еще жив и удерживает часть Главного Цилиндра, а также где будет происходить казнь Талены.
Я сорвался со стены Ара и увидел, что процессия Па-Кура совсем рядом, я видел Убийцу, который скакал во главе ее и идущую за тарларионом фигурку девушки, которая, даже босиком и прикованная к седлу, держалась очень гордо. Интересно, что думает Па-Кур насчет тарнсмена, пролетевшего над его головой?
Мне казалось, что прошел целый час, но на самом деле лишь две или три минуты понадобилось мне, чтобы перелететь лагерь Па-Кура и найти Ямы Страдальцев, которые добровольно заключили себя в них в обмен на кормежку, но уже не могли выйти оттуда. Их было несколько, они были хорошо видны сверху – круглые черные колодцы, уходящие глубоко в землю. Я перелетел от одного к другому снижая тарна. Лишь одна яма была пуста. В остальных кишели желтые вши – страдальцы. Я храбро, не боясь заразиться, опустил тарна в пустую яму.
Он опустился на скалистое дно, и я оглядел искусно отполированные стены ямы, простиравшиеся на тысячу футов надо мной. Несмотря на глубину ямы, на дне ее было холодно, и, взглянув вверх, я испугался, увидев мерцающие огоньки, которые с наступление темноты станут звездами. В центре ямы была вырезана ванна, наполовину заполненная холодной, но гнилой водой. Насколько я мог видеть, из этой ямы можно было выбраться лишь на спине тарна. Я знал, что иногда обитатели ямы, нарушив свое обещание, вырезают ступеньки в стене и убегают, но работа, занимающая несколько лет, влечет за собой, будучи обнаруженной, смертную казнь, да и сам риск восхождения делает такие попытки редкими. Если в этой яме и был секретный ход в город, то я его не видел, а времени у меня практически не оставалось.
Оглядевшись, я увидел в стене ямы пещеры, служившие убежищем ее обитателям. В спешке я обследовал несколько пещер: они были не глубокими, всего лишь углубления в стене, но некоторые содержали по две-три комнаты. В нескольких пещерах лежали истертые циновки из грубого тростника и изъеденные ржавчиной инструменты – кайла и ломы, но большинство были пустыми.
Выйдя из одной из пещер, я был удивлен поведением тарна: он, казалось был чем-то озадачен. Тарн наклонил голову набок, вытянул клюв, коснувшись явно глухой стены и отдернул его. Он проделал это несколько раз, потом стал ходить из стороны в сторону, нетерпеливо хлопая крыльями. Я перебежал через яму и принялся изучать стену. Внимательно осмотрев каждый дюйм вертикальной поверхности, я ничего не нашел, но в воздухе пахло чужим тарном. Несколько минут я потратил на изучение этой стены, уверенный, что именно она хранит секрет входа в город. Затем я в отчаянии попятился, ища хоть какой-нибудь намек на рукоять или замок, открывающий ход, но ничего не нашел.
Казалось, стены были монолитны. Нигде не могло быть ключа. Вдруг, обругав себя за глупость, я бросился к цистерне в центре ямы и упал на живот у ее края. Я шарил по дну, отыскивая ключ. Рука нащупала вентиль, и я повернул его до отказа. В тот же миг раздался протяжный звук, как будто сработало какое-то огромное гидравлическое устройство. В стене появилось гигантское отверстие. Огромная плита, площадью около 50 квадратных футов, скользнула вверх и внутрь, открыв тускло освещенный туннель, достаточно большой для летящего тарна. За дверью находился второй вентиль, связанный с первым. Повернув его, я закрыл гигантскую дверь, считая, что эта тайна должна быть сохранена как можно дольше.
Внутри тоннеля было темно, но не совсем. Его освещали полукруглые лампочки, расположенные скоплениями через каждые сто футов. Эти лампочки, изобретенные около ста лет назад Кастой Строителей, давали мягкий свет и могли светиться годами без замены. Без особого успеха я попытался объяснить все это птице. Скорее всего я говорил это для своего спокойствия. Сначала, когда я потянул за первый повод, птица не послушалась меня, потом она поднялась в воздух, сразу стукнувшись о потолок. Меня спас шлем. Затем тарн спустился ниже и понесся с такой скоростью, что лампочки по бокам слились в одну сверкающую цепь.
Наконец, туннель расширился и кончился в огромном зале, освещенным сотнями ламп. В нем не было людей, но стояла огромная клетка, в которой на шестах сидели двадцать полуголодных тарнов. Едва они увидели нас, как принялись орать. Пол клетки был покрыт костями примерно полдюжины их собратьев. Я решил, что это тарны людей Марленуса, которых они оставили, войдя в город, когда путь обратно был отрезан. Брошенным тарнам ничего не оставалось делать, как использовать в виде пропитания своих менее сильных собратьев. Теперь они обезумели от голода и превратились в неуправляемых хищников.
Но, может быть, я сумею использовать их.
Прежде всего следовало освободить Марленуса. Я не мог пройти во дворец, не привлекая внимания стражи, и звание посланника Па-Кура не спасет меня, когда выяснится, что я хочу забрать Марленуса. Следовательно, нужно выработать план уничтожения осады. Я находился где-то под главным Цилиндром, и осужденные были надо мной. На верху широкой лестницы я нашел дверь, ведущую в цилиндр, и обрадовался, что в нее может пролезть тарн. К счастью, дверь клетки находилась прямо на против лестницы.
Я взял стрекало и, спешившись, сбежал по ступенькам, повернул рычаг, с помощью которого дверь поднималась вверх, и сразу же спустился к клетке и, открыв ее, отступил под защиту двери. Один из голодных тарнов тут же соскочил на пол клетки и просунул голову в дверь. Его глаза вспыхнули при виде меня – я был для него пищей. Он стал обходить дверцу, чтобы подойти ко мне. Я бил его стрекалом, но это не имело эффекта – он вновь и вновь старался ударить меня. Стрекало вылетело у меня из рук.
И тут огромная черная птица рванулась вперед, и мой противник встретил достойного соперника. Своими стальными когтями и кривым клювом мой гигант за несколько секунд превратил врага в кучу перьев. Поставив на его тело лапу, он издал призывной клич. Из клетки появился другой тарн, потоптался на пороге и тут заметил открытую дверь, ведущую в цилиндр.
Тут, к своему несчастью, один из стражей обнаружил дверь, загадочно появившуюся в стене цилиндра. Он появился в дверном проходе и закричал от удивления и страха. Один из голодных тарнов прыгнул ко входу и схватил его клювом. Страж в ужасе завопил. К двери подбежал другой тарн и попытался отобрать добычу у первого.
Раздались крики, и в дверь ворвались еще несколько стражей. Тарны немедленно накинулись на них. Все вылетели в цилиндр, бывший дворцом Марленуса. Я слышал вопли стражников, шум крыльев тарнов, свист стрел, сильные удары крыльями и клювами. Кто-то громко крикнул:
– Тарны!
В цилиндре забили железным прутом по полой металлической трубе – сигнал тревоги.
Через две или три минуты я вывел своего тарна через отверстие в цилиндр. Зрелище, представшее перед моими глазами, заставило меня побледнеть: пятнадцать тарнов пожирали около дюжины стражников, разрывая их тела на части. Несколько тарнов были убиты, некоторые, раненые, кружили по мраморному полу. Живых людей здесь не было. Те, кто выжил, убежали, скорее всего в длинный спиральный ход, ведущий внутрь цилиндра.
Оставив тарна внизу, я с обнаженным мечом поднялся по ступенькам. Достигнув этажей, предназначенных лишь для убара, я увидел около тридцати стражников, сгрудившихся около баррикады из черепицы и проволоки. Для них мое неожиданное появление в одежде убийцы было сигналом к атаке. Некоторые из стражников побывали в схватке с тарнами – одежда у них была порвана, оружие запачкано кровью. Я для них ассоциировался с нападением тарнов. Не ожидая, пока я назовусь или исполню другие традиции, они бросились на меня.
– Умри, убийца! – крикнул один из них и взмахнул мечом.
Я уклонился и проткнул его. Из последующей схватки мне запомнилось лишь какие-то образы. Я помню, что начал теснить их, и мой меч, как рука бога, встречая их сталь, прокладывала себе дорогу. Один стражник покатился по лестнице, другой, третий, и еще, и еще… Я колол и парировал, и снова колол, сверкало лезвие и текла кровь. Я дрался так, как будто был не просто лишь Тэрл Кэбот. В мою голову, опьяненную схваткой, проникла мысль, что я – это много людей, что никто не может противостоять мне, что противники видят не меня, но нечто, что я смутно чувствовал – что-то несокрушимое, колдовство, бурю, силу природы, судьбу их мира, нечто безымянное, но существующее.
Внезапно я оказался на лестнице в одиночестве, окруженный мертвецами. Сам я был легко ранен в дюжину мест.
Медленно я взобрался по лестнице к баррикаде, возведенной стражниками. И здесь я закричал:
– Марленус, убар Ара!
Откуда-то сверху я сразу услышал его голос:
– Кто зовет меня?
– Тэрл из Бристоля, – крикнул я.
Я вытер меч, вложил его в ножны и перелез через баррикаду, постояв немного на ее вершине. Медленно я шел вверх по ступенькам, с голыми руками. Я завернул за угол и обнаружил широкую дверь, заваленную ящиками и мебелью. Позади этого мощного укрепления, способного выстоять против сотни воинов, я увидел усталые, но еще не потерявшие блеска глаза Марленуса. Я снял свой шлем и положил его на ступеньки. Он прорвался через заслон, как будто тот был сделан из пробки.
Мы молча обнялись.
19. ДУЭЛЬ
– Па-Кур хочет знать, жив ли еще Марленус, бывший убар.
– Да.
– Где он?
– В Главном Цилиндре.
– Пленник?
– Все равно, что пленник.
– Смотрите, чтобы он не убежал.
– Он не уйдет. Его сторожат 50 человек.
– А крыша цилиндра, ведь провода спущены?
– Марленус не убежит, разве что он умеет летать.
– Вам может представиться случай проявить свой юмор на копье, – сказал я. Он с ненавистью посмотрел на меня, зная, какая судьба ждет офицеров.
– Где будет казнена дочь бывшего убара?
Офицер показал на один из цилиндров.
– В Цилиндре Правосудия. Казнь состоится сразу же, как будет получена преступница.
Цилиндр был белого цвета, который у горийцев часто ассоциируется со справедливостью. Вернее, это означало, что нет правосудия без Посвященных.
На Горе есть две системы судов – гражданские, подлежащие юрисдикции правителя или убара, и отправляемые Посвященными под руководством Высшего Совета Посвященных города, то есть духовный суд. Области действия этих судов определены не очень четко. Посвященные претендуют на все, ссылаясь на близость к Царствующим Жрецам, но гражданские юристы оспаривают это право. Сейчас в Аре никто, конечно, не посмеет противостоять Посвященным. Я с отвращением заметил, что на крыше цилиндра сверкает копье из полированного серебра, 50 фунтов длины, похожее с такого расстояния на иголку.
Я взлетел, добившись, чтобы проволока была спущена, узнав, что Марленус еще жив и удерживает часть Главного Цилиндра, а также где будет происходить казнь Талены.
Я сорвался со стены Ара и увидел, что процессия Па-Кура совсем рядом, я видел Убийцу, который скакал во главе ее и идущую за тарларионом фигурку девушки, которая, даже босиком и прикованная к седлу, держалась очень гордо. Интересно, что думает Па-Кур насчет тарнсмена, пролетевшего над его головой?
Мне казалось, что прошел целый час, но на самом деле лишь две или три минуты понадобилось мне, чтобы перелететь лагерь Па-Кура и найти Ямы Страдальцев, которые добровольно заключили себя в них в обмен на кормежку, но уже не могли выйти оттуда. Их было несколько, они были хорошо видны сверху – круглые черные колодцы, уходящие глубоко в землю. Я перелетел от одного к другому снижая тарна. Лишь одна яма была пуста. В остальных кишели желтые вши – страдальцы. Я храбро, не боясь заразиться, опустил тарна в пустую яму.
Он опустился на скалистое дно, и я оглядел искусно отполированные стены ямы, простиравшиеся на тысячу футов надо мной. Несмотря на глубину ямы, на дне ее было холодно, и, взглянув вверх, я испугался, увидев мерцающие огоньки, которые с наступление темноты станут звездами. В центре ямы была вырезана ванна, наполовину заполненная холодной, но гнилой водой. Насколько я мог видеть, из этой ямы можно было выбраться лишь на спине тарна. Я знал, что иногда обитатели ямы, нарушив свое обещание, вырезают ступеньки в стене и убегают, но работа, занимающая несколько лет, влечет за собой, будучи обнаруженной, смертную казнь, да и сам риск восхождения делает такие попытки редкими. Если в этой яме и был секретный ход в город, то я его не видел, а времени у меня практически не оставалось.
Оглядевшись, я увидел в стене ямы пещеры, служившие убежищем ее обитателям. В спешке я обследовал несколько пещер: они были не глубокими, всего лишь углубления в стене, но некоторые содержали по две-три комнаты. В нескольких пещерах лежали истертые циновки из грубого тростника и изъеденные ржавчиной инструменты – кайла и ломы, но большинство были пустыми.
Выйдя из одной из пещер, я был удивлен поведением тарна: он, казалось был чем-то озадачен. Тарн наклонил голову набок, вытянул клюв, коснувшись явно глухой стены и отдернул его. Он проделал это несколько раз, потом стал ходить из стороны в сторону, нетерпеливо хлопая крыльями. Я перебежал через яму и принялся изучать стену. Внимательно осмотрев каждый дюйм вертикальной поверхности, я ничего не нашел, но в воздухе пахло чужим тарном. Несколько минут я потратил на изучение этой стены, уверенный, что именно она хранит секрет входа в город. Затем я в отчаянии попятился, ища хоть какой-нибудь намек на рукоять или замок, открывающий ход, но ничего не нашел.
Казалось, стены были монолитны. Нигде не могло быть ключа. Вдруг, обругав себя за глупость, я бросился к цистерне в центре ямы и упал на живот у ее края. Я шарил по дну, отыскивая ключ. Рука нащупала вентиль, и я повернул его до отказа. В тот же миг раздался протяжный звук, как будто сработало какое-то огромное гидравлическое устройство. В стене появилось гигантское отверстие. Огромная плита, площадью около 50 квадратных футов, скользнула вверх и внутрь, открыв тускло освещенный туннель, достаточно большой для летящего тарна. За дверью находился второй вентиль, связанный с первым. Повернув его, я закрыл гигантскую дверь, считая, что эта тайна должна быть сохранена как можно дольше.
Внутри тоннеля было темно, но не совсем. Его освещали полукруглые лампочки, расположенные скоплениями через каждые сто футов. Эти лампочки, изобретенные около ста лет назад Кастой Строителей, давали мягкий свет и могли светиться годами без замены. Без особого успеха я попытался объяснить все это птице. Скорее всего я говорил это для своего спокойствия. Сначала, когда я потянул за первый повод, птица не послушалась меня, потом она поднялась в воздух, сразу стукнувшись о потолок. Меня спас шлем. Затем тарн спустился ниже и понесся с такой скоростью, что лампочки по бокам слились в одну сверкающую цепь.
Наконец, туннель расширился и кончился в огромном зале, освещенным сотнями ламп. В нем не было людей, но стояла огромная клетка, в которой на шестах сидели двадцать полуголодных тарнов. Едва они увидели нас, как принялись орать. Пол клетки был покрыт костями примерно полдюжины их собратьев. Я решил, что это тарны людей Марленуса, которых они оставили, войдя в город, когда путь обратно был отрезан. Брошенным тарнам ничего не оставалось делать, как использовать в виде пропитания своих менее сильных собратьев. Теперь они обезумели от голода и превратились в неуправляемых хищников.
Но, может быть, я сумею использовать их.
Прежде всего следовало освободить Марленуса. Я не мог пройти во дворец, не привлекая внимания стражи, и звание посланника Па-Кура не спасет меня, когда выяснится, что я хочу забрать Марленуса. Следовательно, нужно выработать план уничтожения осады. Я находился где-то под главным Цилиндром, и осужденные были надо мной. На верху широкой лестницы я нашел дверь, ведущую в цилиндр, и обрадовался, что в нее может пролезть тарн. К счастью, дверь клетки находилась прямо на против лестницы.
Я взял стрекало и, спешившись, сбежал по ступенькам, повернул рычаг, с помощью которого дверь поднималась вверх, и сразу же спустился к клетке и, открыв ее, отступил под защиту двери. Один из голодных тарнов тут же соскочил на пол клетки и просунул голову в дверь. Его глаза вспыхнули при виде меня – я был для него пищей. Он стал обходить дверцу, чтобы подойти ко мне. Я бил его стрекалом, но это не имело эффекта – он вновь и вновь старался ударить меня. Стрекало вылетело у меня из рук.
И тут огромная черная птица рванулась вперед, и мой противник встретил достойного соперника. Своими стальными когтями и кривым клювом мой гигант за несколько секунд превратил врага в кучу перьев. Поставив на его тело лапу, он издал призывной клич. Из клетки появился другой тарн, потоптался на пороге и тут заметил открытую дверь, ведущую в цилиндр.
Тут, к своему несчастью, один из стражей обнаружил дверь, загадочно появившуюся в стене цилиндра. Он появился в дверном проходе и закричал от удивления и страха. Один из голодных тарнов прыгнул ко входу и схватил его клювом. Страж в ужасе завопил. К двери подбежал другой тарн и попытался отобрать добычу у первого.
Раздались крики, и в дверь ворвались еще несколько стражей. Тарны немедленно накинулись на них. Все вылетели в цилиндр, бывший дворцом Марленуса. Я слышал вопли стражников, шум крыльев тарнов, свист стрел, сильные удары крыльями и клювами. Кто-то громко крикнул:
– Тарны!
В цилиндре забили железным прутом по полой металлической трубе – сигнал тревоги.
Через две или три минуты я вывел своего тарна через отверстие в цилиндр. Зрелище, представшее перед моими глазами, заставило меня побледнеть: пятнадцать тарнов пожирали около дюжины стражников, разрывая их тела на части. Несколько тарнов были убиты, некоторые, раненые, кружили по мраморному полу. Живых людей здесь не было. Те, кто выжил, убежали, скорее всего в длинный спиральный ход, ведущий внутрь цилиндра.
Оставив тарна внизу, я с обнаженным мечом поднялся по ступенькам. Достигнув этажей, предназначенных лишь для убара, я увидел около тридцати стражников, сгрудившихся около баррикады из черепицы и проволоки. Для них мое неожиданное появление в одежде убийцы было сигналом к атаке. Некоторые из стражников побывали в схватке с тарнами – одежда у них была порвана, оружие запачкано кровью. Я для них ассоциировался с нападением тарнов. Не ожидая, пока я назовусь или исполню другие традиции, они бросились на меня.
– Умри, убийца! – крикнул один из них и взмахнул мечом.
Я уклонился и проткнул его. Из последующей схватки мне запомнилось лишь какие-то образы. Я помню, что начал теснить их, и мой меч, как рука бога, встречая их сталь, прокладывала себе дорогу. Один стражник покатился по лестнице, другой, третий, и еще, и еще… Я колол и парировал, и снова колол, сверкало лезвие и текла кровь. Я дрался так, как будто был не просто лишь Тэрл Кэбот. В мою голову, опьяненную схваткой, проникла мысль, что я – это много людей, что никто не может противостоять мне, что противники видят не меня, но нечто, что я смутно чувствовал – что-то несокрушимое, колдовство, бурю, силу природы, судьбу их мира, нечто безымянное, но существующее.
Внезапно я оказался на лестнице в одиночестве, окруженный мертвецами. Сам я был легко ранен в дюжину мест.
Медленно я взобрался по лестнице к баррикаде, возведенной стражниками. И здесь я закричал:
– Марленус, убар Ара!
Откуда-то сверху я сразу услышал его голос:
– Кто зовет меня?
– Тэрл из Бристоля, – крикнул я.
Я вытер меч, вложил его в ножны и перелез через баррикаду, постояв немного на ее вершине. Медленно я шел вверх по ступенькам, с голыми руками. Я завернул за угол и обнаружил широкую дверь, заваленную ящиками и мебелью. Позади этого мощного укрепления, способного выстоять против сотни воинов, я увидел усталые, но еще не потерявшие блеска глаза Марленуса. Я снял свой шлем и положил его на ступеньки. Он прорвался через заслон, как будто тот был сделан из пробки.
Мы молча обнялись.
19. ДУЭЛЬ
Вместе с Марленусом и его людьми я спустился по лестнице в главный зал, где мы нашли остатки страшного пира. Птицы, удовлетворившие свой голод, были снова управляемыми, насколько это возможно. С помощью стрекал Марленус и его люди приручили их. Несмотря на спешку, Марленус, приподняв одну плитку пола, включил механизм закрывания двери. Тайна хода должна быть сохранена.
Мы вывели наших тарнов из цилиндра и поднялись в воздух. Через несколько секунд мы достигли крыши Главного Цилиндра и перед нами лежал весь Ар.
Марленус, в общем, хорошо представлял себе политическую ситуацию, которую мог наблюдать через окна цилиндра. Он выругался, когда я сказал ему о судьбе Талены, но все же отказался принять участие в атаке Цилиндра Правосудия.
– Гляди! – крикнул он, указывая вниз. – Гарнизон Па-Кура вошел в город. Люди Ара сдали оружие.
– Почему ты не хочешь освободить дочь?
– Возьми сколько хочешь моих людей, – сказал он. – А я буду сражаться за город. Я убар, и пока я жив, я не брошу его. – Он опустил забрало шлема и пристегнул щит. – Ищи меня на улицах и мостах, на стенах и в тайниках цилиндров. Пока воины Ара еще могут держать оружие, ты найдешь Марленуса.
Я попытался убедить его, но он уже сделал свой выбор. Он повел своего тарна вниз, на улицы, поднимать обескураженных аритов, призывать их к оружию, заставить их сбросить вероломное правительство эгоистичных Посвященных, вновь драться за свободу, и скорее умереть, чем сдать город врагу. Один за другим его люди следовали за ним. Никто не остался на крыше, чтобы искать убежище за городом. Все хотели умереть вместе со своим убаром. И я, если бы у меня не было своего долга, последовал бы за Марленусом, безжалостным убаром этого огромного и несчастного города.
Снова оставшись один, я надел щит и взял копье. Я решил умереть рядом с девушкой, неправедно судимой сейчас в далеком, сверкающем здании. Я полетел к Цилиндру Правосудия. Летя, я заметил, что крупные части орды Па-Кура пересекли мосты первого рва и двинулись к городу. Похоже, что условия сдачи мало что значили для орды, которая намеревалась вступить в город в полном вооружении. Ночью Ар будет зажжен, его кладовые вскрыты, золото и серебро достанется грабителям, мужчины будут истреблены, а женщины обречены на насилие.
На мраморной крыше Цилиндра Правосудия, диаметром примерно в сотню футов, находилось около 200 человек. Среди них были Посвященные в белых мантиях, солдаты Ара в разноцветных одеждах и воины Па-Кура. Как тени мелькали среди них черные фигуры Убийц. Копье, обычно стоявшее вертикально, было опущено. Когда его поднимут, на него будет наколото тело Талены.
Обогнув цилиндр, я опустился в центре крыши. Люди разбежались из-под птицы с криками удивления и ярости. Я думал, что меня мгновенно пристрелят, но вспомнил, что на мне одежды посланника. Ни один убийца не посмеет стрелять в меня.
Стальные когти тарна высекли искры из мрамора крыши. Огромные крылья подняли сильный ветер, от которого попятились наблюдатели. На крыше, со связанными руками и ногами, лежала Талена в белой одежде. Возле нее находился наконечник копья. Когда тарн приземлился, оба палача вскочили и смешались с толпой. Сами Посвященные не казнят своих жертв, так как им запрещено проливать кровь. И вот Талена лежала передо мной.
– Что это значит?! – раздался злобный голос Па-Кура.
Я повернулся к нему и задохнулся от ярости, вспомнив, что сделал со мной этот человек. Но я не ответил ему, а обратился к аритам, стоящим на крыше:
– Люди Ара, – сказал я. – Глядите!
И указал на поле перед главными воротами. Приближающаяся орда была уже видна. Раздались крики возмущения.
– Кто ты, – крикнул Па-Кур, выхватывая меч.
Я сорвал шлем.
– Я – Тэрл из Бристоля.
Талена издала крик радости и удивления, который сказал мне все.
– Заколите ее, – приказал Па-Кур.
Но едва палачи шагнули вперед, я изо всех сил метнул копье. Оно слово молния пронзило воздух и ближайшего палача, войдя затем и в сердце второму.
Толпа от удивления онемела.
Я услышал далекие крики на улицах. Пахло дымом. Звенело оружие.
– Люди Ара, – крикнул я, – слушайте. Даже сейчас ваш убар, Марленус, сражается за свободу Ара на его улицах!
Ариты переглянулись.
– Неужели вы сдадитесь? Отдадите жизни и ваших жен Убийцам? Неужели таковы мужчины великого несокрушимого Ара? Или вы всего лишь рабы, променявшие свободу на ошейник Па-Кура?
– Долой Посвященных! – крикнул один мужчина выхватывая меч.
– Долой Убийц, – крикнул другой. Посвященные завопили и побежали. Почти как по волшебству толпа разделилась на две группы. Обнажились мечи. Через секунду жестокая битва, идущая на улицах, захватит и крышу цилиндра.
– Стойте!
Все повернулись к говорящему. Вперед вышел сам Верховный Посвященный. Кучка остальных жрецов жалась позади него. Он величественно шагал через крышу. Ариты и люди Па-Кура расступались перед ним. Это был высокий изможденный человек с ввалившимися щеками и горящими глазами пророка. Это был аскетический фанатик, его костистая рука поднялась к небу.
– Кто бросит вызов в воле Царствующих Жрецов? – крикнул он.
Все молчали. Солдаты расступились еще шире. Даже Па-Кур подчинился. Духовная сила Верховного Посвященного давила, наполняя воздух. Религиозные верования людей Гора, основанные на предрассудках, сильнее цепей – ибо они невидимы. Горцы боятся слова, проклятия – и этого человека они боялись больше, чем тысяч врагов, вооруженных мечами.
– Если воля Царствующих Жрецов такова, – сказал я, – что нужно убить невинную девушку, тогда я бросаю им вызов.
Таких слов еще не слышали на Горе.
Только ветер свистел на крыше Цилиндра.
Верховный Посвященный повернулся ко мне, и вытянул свой худой палец.
– Умри же огненной Смертью, – сказал он.
Я уже слышал о Огненной Смерти от своего отца и Старшего Тэрла – такая судьба, согласно легендам, поражала каждого, кто пренебрегал волей Царствующих Жрецов. Об этих сказочных существах я знал мало, но верил, что нечто в этом роде должно существовать, ведь я был доставлен на Гор высокоразвитой цивилизацией, и понимал, что кто-то действительно засел в Сардарских горах. Я не верил в божественное происхождение Царствующих Жрецов, но знал, что они существуют и знают о происходящем на планете, и время от времени объявляют свою волю. Я не знал, конечно, гуманоиды они или нет, но так или иначе, благодаря своей технике они были богами этого мира.
Сидя на спине тарна, я ждал, не зная, погибну ли я Огненной Смертью, исчезну ли вспышкой голубого пламени, как голубая коробка в горах Нью-Хэмпшира.
– Умри Огненной Смертью, – повторил старик, снова ткнув в меня пальцем. На этот раз его жест был менее величественным, скорее истеричным и отдавал патетикой.
– Вряд ли кто-нибудь знает волю Царствующих Жрецов, – сказал я.
– Я вынес девушке смертный приговор, – дико закричал старик. – Убейте ее! – приказал он аритам.
Никто не двинулся. Тогда, прежде чем кто-нибудь успел остановить его, он выхватил меч из ножен убийцы и бросился к Талене, занеся его обеими руками над головой. Его вера в Царствующих Жрецов явно пошатнулась, глаза наполнились безумием, он что-то вопил.
– Нет! – воскликнул один из Посвященных. – Это запрещено!
Но безумный старик, не обращая не него внимания, занес меч над девушкой. В то же мгновение его как бы охватил голубой туман, и затем, к всеобщему ужасу, он вспыхнул голубым пламенем. Но даже вскрика не вылетело из пылающей массы, только что бывшей человеком, и через минуту пламя исчезло так же таинственно, как и появилось. Ветер сдул с крыши пепел.
Раздался неестественно спокойный голос Па-Кура.
– Это дело решит меч.
Я соскочил с тарна и выхватил меч из ножен. Говорят, Па-Кур – лучший фехтовальщик Гора. Далеко внизу начали стихать крики боя. Посвященные исчезли с крыши.
Один из аритов сказал:
– Я иду с Марленусом.
– И я, – сказал другой.
Па-Кур, не отрывая глаз от меня, указал на них мечом:
– Уничтожьте этот сброд.
Мгновенно люди Па-Кура напали на аритов, но те мужественно встретили атаку. Их было в три раза меньше, чем врагов, но я знал, что они сумеют постоять за себя.
Па-Кур осторожно приближался ко мне, уверенный в своем превосходстве, но, как и следовало ожидать, не желая оставлять мне никаких шансов.
Мы встретились у тела Талены, и наши мечи скрестились раз, другой, третий. Па-Кур, не раскрываясь, сделал выпад, следя, как я своим мечом парирую удар. Он сделал еще одну попытку, и, кажется, удовлетворился результатом. Он стал методично изучать меня, используя меч, как врач использует стетоскоп, прижимая его то к одной области, то к другой. Однажды я резко ответил на его выпад, но Па-Кур легко парировал удар. Пока мы были заняты этими пробами, совершая как бы ритуальный танец, вокруг нас лязгали мечи Убийц и аритов.
Наконец, Па-Кур шагнул вперед за пределы досягаемости моего меча.
– Я могу убить тебя, – сказал он.
Я думал, что он прав, но это могла быть и хитрость, рассчитанная на то, что противник выйдет из равновесия, как шахматный игрок провоцирует противника на ненужный защитный ход и отнимает у него инициативу. Такая штука в шахматах может пройти лишь раз, но в схватке на мечах она эффективна.
Я ответил ему в том же духе:
– Как же ты можешь убить меня, если я не повернулся к тебе спиной?
Где-то в глубине нечеловеческого спокойствия могло лежать чувствительное тщеславие. Я вспомнил случай с самострелом и диском на Воске. Это тоже было тщеславие.
Огонек раздражения мелькнул в глазах Па-Кура и на его губах появилась язвительная улыбка. Он снова стал приближаться ко мне, но все так же осторожно. Моя ловушка не сработала. Но и его – если это была ловушка – тоже. Если это не блеф, то я скоро это узнаю.
Наши мечи снова встретились. Он начал так же, как в первый раз, с той же области, но с большей уверенностью и быстротой. Это заставило меня задуматься – нащупал ли он слабейшее место моей защиты, или же это был просто обманный маневр, чтобы отвлечь меня от действительно слабейшего места.
Так я размышлял, не сводя глаз с его меча. В подобных поединках можно попытаться разгадать противника, но нельзя предаваться размышлениям, они парализуют, делая человека легкой добычей. Я решил взять инициативу в свои руки. Если он победит, то победит сам, а не с помощью своей славы.
Я двинулся вперед, атакуя и больше раскрываясь, но в то же время тесня его назад своими ударами. Па-Кур хладнокровно отступал, дожидаясь, пока у меня устанет рука. Ненавидя его, стремясь убить, я одновременно восхищался им, восторгался его мудростью.
Когда моя атака закончилась, Па-Кур не стал нападать. Он явно хотел, чтобы я продолжил атаку. Скоро моя рука устанет и я не смогу противостоять его легендарной ярости.
В это время ариты, сражаясь за свой город, отбрасывали врага снова и снова, но снизу на крышу выходили все новые и новые убийцы. На место каждого убитого врага становилось трое новых. Было ясно, что поражение аритов – вопрос времени.
Мы продолжали сражаться. Я атаковал, он защищался. Тем временем Талена умудрилась сесть и наблюдала за нашим поединком. Ее вид и страх за меня удваивали мои силы, и впервые мне показалось, что Па-Кур уже отражает атаку не с прежней силой.
Внезапно раздался грохот, подобный раскату грома, и солнце закрылось огромной тенью, словно облаком. Мы отскочили друг от друга, чтобы посмотреть, что случилось. Во время боя мы забыли обо всем на свете. Я услышал радостный крик:
– Брат по мечу!
Это был голос Казрака.
– Тэрл из Ко-Ро-Ба! – послышался другой знакомый голос – голос моего отца.
Я взглянул наверх. Небо кишело тарнами. Тысячи огромных птиц, удары крыльев которых были подобны грому, спустились на город, который уже не был покрыт проволочной сетью. Вдалеке пылал лагерь Па-Кура.
Через рвы к мостам в город вливались реки воинов. В Аре люди Марленуса достигали главных ворот, и они медленно закрывались, отрезая гарнизон от орды. Орда, ошеломленная нападением, была неспособна к бою. Ее охватила паника. Многие тарнсмены Па-Кура летели прочь от города, спасая свои жизни. Орда намного превосходила нападавших числом, но не могла понять этого. Она видела лишь ряды организованных войск, устремившихся на них неожиданно с тыла, и вражеских тарнсменов, без помех опустошающих свои колчаны. Ворота закрылись и город не мог укрыть их, они были пойманы между стенами, загнаны, как скот на бойню, не в силах развернуться в боевые порядки.
Тарн Казрака приземлился на крышу, а за ним и мой отец. Позади Казрака, одетая как тарнсмен, сидела прекрасная Сана из Тентиса. Убийцы Па-Кура бросали мечи и снимали шлемы. Воины отца вязали их.
Па-Кур тоже видел это, и вскоре мы вновь повернулись друг к другу. Я указал мечом на крышу, предлагая сделку. Па-Кур зарычал и бросился вперед. Я спокойно встретил атаку. А через минуту яростного боя мы оба поняли, что я могу противостоять его лучшим приемам.
Тогда я захватил инициативу, и стал теснить его. Шаг за шагом мы приближались к краю крыши. Я спокойно сказал:
– Я могу убить тебя.
И это была правда.
Я вышиб меч из его рук. Он зазвенел по мрамору.
– Сдавайся, – сказал я. – Или дерись.
Как кобра, в прыжке Па-Кур схватил свой меч. Мы снова стали сражаться и я дважды ранил его. Еще несколько ран, и убийца ляжет к моим ногам.
Внезапно Па-Кур, понимающий это не хуже меня, швырнул свой меч вперед. Тот пронзил мою тунику и я ощутил кровь, текущую по коже. Мы переглянулись, не чувствуя уже больше ненависти к друг другу. Он с прежним высокомерием, хоть и без оружия, выпрямился передо мной.
– Я не буду твоим пленником, – сказал он, и, не говоря больше ни слова, повернулся и прыгнул вниз.
Я медленно подошел к краю цилиндра. Там была лишь гладкая стена, из которой торчал шест для тарнов в двадцати футах внизу. От убийцы не осталось и следа. Его разбитое тело подберут на улице и публично заколют.
Па-Кур мертв.
Я вложил меч в ножны и, подойдя к Талене, развязал ее. Мы обнялись и кровь из моей раны окрасила ее мантию.
– Я люблю тебя, – сказал я.
Она подняла глаза, полные слез.
– Я тоже люблю тебя, – сказала она.
Львиный рык Марленуса раздался позади нас. Мы отпрянули друг от друга. Я положил руку на меч. Рука убара легко удержала меня.
– Он уже достаточно поработал сегодня. Пусть отдыхает.
Мы вывели наших тарнов из цилиндра и поднялись в воздух. Через несколько секунд мы достигли крыши Главного Цилиндра и перед нами лежал весь Ар.
Марленус, в общем, хорошо представлял себе политическую ситуацию, которую мог наблюдать через окна цилиндра. Он выругался, когда я сказал ему о судьбе Талены, но все же отказался принять участие в атаке Цилиндра Правосудия.
– Гляди! – крикнул он, указывая вниз. – Гарнизон Па-Кура вошел в город. Люди Ара сдали оружие.
– Почему ты не хочешь освободить дочь?
– Возьми сколько хочешь моих людей, – сказал он. – А я буду сражаться за город. Я убар, и пока я жив, я не брошу его. – Он опустил забрало шлема и пристегнул щит. – Ищи меня на улицах и мостах, на стенах и в тайниках цилиндров. Пока воины Ара еще могут держать оружие, ты найдешь Марленуса.
Я попытался убедить его, но он уже сделал свой выбор. Он повел своего тарна вниз, на улицы, поднимать обескураженных аритов, призывать их к оружию, заставить их сбросить вероломное правительство эгоистичных Посвященных, вновь драться за свободу, и скорее умереть, чем сдать город врагу. Один за другим его люди следовали за ним. Никто не остался на крыше, чтобы искать убежище за городом. Все хотели умереть вместе со своим убаром. И я, если бы у меня не было своего долга, последовал бы за Марленусом, безжалостным убаром этого огромного и несчастного города.
Снова оставшись один, я надел щит и взял копье. Я решил умереть рядом с девушкой, неправедно судимой сейчас в далеком, сверкающем здании. Я полетел к Цилиндру Правосудия. Летя, я заметил, что крупные части орды Па-Кура пересекли мосты первого рва и двинулись к городу. Похоже, что условия сдачи мало что значили для орды, которая намеревалась вступить в город в полном вооружении. Ночью Ар будет зажжен, его кладовые вскрыты, золото и серебро достанется грабителям, мужчины будут истреблены, а женщины обречены на насилие.
На мраморной крыше Цилиндра Правосудия, диаметром примерно в сотню футов, находилось около 200 человек. Среди них были Посвященные в белых мантиях, солдаты Ара в разноцветных одеждах и воины Па-Кура. Как тени мелькали среди них черные фигуры Убийц. Копье, обычно стоявшее вертикально, было опущено. Когда его поднимут, на него будет наколото тело Талены.
Обогнув цилиндр, я опустился в центре крыши. Люди разбежались из-под птицы с криками удивления и ярости. Я думал, что меня мгновенно пристрелят, но вспомнил, что на мне одежды посланника. Ни один убийца не посмеет стрелять в меня.
Стальные когти тарна высекли искры из мрамора крыши. Огромные крылья подняли сильный ветер, от которого попятились наблюдатели. На крыше, со связанными руками и ногами, лежала Талена в белой одежде. Возле нее находился наконечник копья. Когда тарн приземлился, оба палача вскочили и смешались с толпой. Сами Посвященные не казнят своих жертв, так как им запрещено проливать кровь. И вот Талена лежала передо мной.
– Что это значит?! – раздался злобный голос Па-Кура.
Я повернулся к нему и задохнулся от ярости, вспомнив, что сделал со мной этот человек. Но я не ответил ему, а обратился к аритам, стоящим на крыше:
– Люди Ара, – сказал я. – Глядите!
И указал на поле перед главными воротами. Приближающаяся орда была уже видна. Раздались крики возмущения.
– Кто ты, – крикнул Па-Кур, выхватывая меч.
Я сорвал шлем.
– Я – Тэрл из Бристоля.
Талена издала крик радости и удивления, который сказал мне все.
– Заколите ее, – приказал Па-Кур.
Но едва палачи шагнули вперед, я изо всех сил метнул копье. Оно слово молния пронзило воздух и ближайшего палача, войдя затем и в сердце второму.
Толпа от удивления онемела.
Я услышал далекие крики на улицах. Пахло дымом. Звенело оружие.
– Люди Ара, – крикнул я, – слушайте. Даже сейчас ваш убар, Марленус, сражается за свободу Ара на его улицах!
Ариты переглянулись.
– Неужели вы сдадитесь? Отдадите жизни и ваших жен Убийцам? Неужели таковы мужчины великого несокрушимого Ара? Или вы всего лишь рабы, променявшие свободу на ошейник Па-Кура?
– Долой Посвященных! – крикнул один мужчина выхватывая меч.
– Долой Убийц, – крикнул другой. Посвященные завопили и побежали. Почти как по волшебству толпа разделилась на две группы. Обнажились мечи. Через секунду жестокая битва, идущая на улицах, захватит и крышу цилиндра.
– Стойте!
Все повернулись к говорящему. Вперед вышел сам Верховный Посвященный. Кучка остальных жрецов жалась позади него. Он величественно шагал через крышу. Ариты и люди Па-Кура расступались перед ним. Это был высокий изможденный человек с ввалившимися щеками и горящими глазами пророка. Это был аскетический фанатик, его костистая рука поднялась к небу.
– Кто бросит вызов в воле Царствующих Жрецов? – крикнул он.
Все молчали. Солдаты расступились еще шире. Даже Па-Кур подчинился. Духовная сила Верховного Посвященного давила, наполняя воздух. Религиозные верования людей Гора, основанные на предрассудках, сильнее цепей – ибо они невидимы. Горцы боятся слова, проклятия – и этого человека они боялись больше, чем тысяч врагов, вооруженных мечами.
– Если воля Царствующих Жрецов такова, – сказал я, – что нужно убить невинную девушку, тогда я бросаю им вызов.
Таких слов еще не слышали на Горе.
Только ветер свистел на крыше Цилиндра.
Верховный Посвященный повернулся ко мне, и вытянул свой худой палец.
– Умри же огненной Смертью, – сказал он.
Я уже слышал о Огненной Смерти от своего отца и Старшего Тэрла – такая судьба, согласно легендам, поражала каждого, кто пренебрегал волей Царствующих Жрецов. Об этих сказочных существах я знал мало, но верил, что нечто в этом роде должно существовать, ведь я был доставлен на Гор высокоразвитой цивилизацией, и понимал, что кто-то действительно засел в Сардарских горах. Я не верил в божественное происхождение Царствующих Жрецов, но знал, что они существуют и знают о происходящем на планете, и время от времени объявляют свою волю. Я не знал, конечно, гуманоиды они или нет, но так или иначе, благодаря своей технике они были богами этого мира.
Сидя на спине тарна, я ждал, не зная, погибну ли я Огненной Смертью, исчезну ли вспышкой голубого пламени, как голубая коробка в горах Нью-Хэмпшира.
– Умри Огненной Смертью, – повторил старик, снова ткнув в меня пальцем. На этот раз его жест был менее величественным, скорее истеричным и отдавал патетикой.
– Вряд ли кто-нибудь знает волю Царствующих Жрецов, – сказал я.
– Я вынес девушке смертный приговор, – дико закричал старик. – Убейте ее! – приказал он аритам.
Никто не двинулся. Тогда, прежде чем кто-нибудь успел остановить его, он выхватил меч из ножен убийцы и бросился к Талене, занеся его обеими руками над головой. Его вера в Царствующих Жрецов явно пошатнулась, глаза наполнились безумием, он что-то вопил.
– Нет! – воскликнул один из Посвященных. – Это запрещено!
Но безумный старик, не обращая не него внимания, занес меч над девушкой. В то же мгновение его как бы охватил голубой туман, и затем, к всеобщему ужасу, он вспыхнул голубым пламенем. Но даже вскрика не вылетело из пылающей массы, только что бывшей человеком, и через минуту пламя исчезло так же таинственно, как и появилось. Ветер сдул с крыши пепел.
Раздался неестественно спокойный голос Па-Кура.
– Это дело решит меч.
Я соскочил с тарна и выхватил меч из ножен. Говорят, Па-Кур – лучший фехтовальщик Гора. Далеко внизу начали стихать крики боя. Посвященные исчезли с крыши.
Один из аритов сказал:
– Я иду с Марленусом.
– И я, – сказал другой.
Па-Кур, не отрывая глаз от меня, указал на них мечом:
– Уничтожьте этот сброд.
Мгновенно люди Па-Кура напали на аритов, но те мужественно встретили атаку. Их было в три раза меньше, чем врагов, но я знал, что они сумеют постоять за себя.
Па-Кур осторожно приближался ко мне, уверенный в своем превосходстве, но, как и следовало ожидать, не желая оставлять мне никаких шансов.
Мы встретились у тела Талены, и наши мечи скрестились раз, другой, третий. Па-Кур, не раскрываясь, сделал выпад, следя, как я своим мечом парирую удар. Он сделал еще одну попытку, и, кажется, удовлетворился результатом. Он стал методично изучать меня, используя меч, как врач использует стетоскоп, прижимая его то к одной области, то к другой. Однажды я резко ответил на его выпад, но Па-Кур легко парировал удар. Пока мы были заняты этими пробами, совершая как бы ритуальный танец, вокруг нас лязгали мечи Убийц и аритов.
Наконец, Па-Кур шагнул вперед за пределы досягаемости моего меча.
– Я могу убить тебя, – сказал он.
Я думал, что он прав, но это могла быть и хитрость, рассчитанная на то, что противник выйдет из равновесия, как шахматный игрок провоцирует противника на ненужный защитный ход и отнимает у него инициативу. Такая штука в шахматах может пройти лишь раз, но в схватке на мечах она эффективна.
Я ответил ему в том же духе:
– Как же ты можешь убить меня, если я не повернулся к тебе спиной?
Где-то в глубине нечеловеческого спокойствия могло лежать чувствительное тщеславие. Я вспомнил случай с самострелом и диском на Воске. Это тоже было тщеславие.
Огонек раздражения мелькнул в глазах Па-Кура и на его губах появилась язвительная улыбка. Он снова стал приближаться ко мне, но все так же осторожно. Моя ловушка не сработала. Но и его – если это была ловушка – тоже. Если это не блеф, то я скоро это узнаю.
Наши мечи снова встретились. Он начал так же, как в первый раз, с той же области, но с большей уверенностью и быстротой. Это заставило меня задуматься – нащупал ли он слабейшее место моей защиты, или же это был просто обманный маневр, чтобы отвлечь меня от действительно слабейшего места.
Так я размышлял, не сводя глаз с его меча. В подобных поединках можно попытаться разгадать противника, но нельзя предаваться размышлениям, они парализуют, делая человека легкой добычей. Я решил взять инициативу в свои руки. Если он победит, то победит сам, а не с помощью своей славы.
Я двинулся вперед, атакуя и больше раскрываясь, но в то же время тесня его назад своими ударами. Па-Кур хладнокровно отступал, дожидаясь, пока у меня устанет рука. Ненавидя его, стремясь убить, я одновременно восхищался им, восторгался его мудростью.
Когда моя атака закончилась, Па-Кур не стал нападать. Он явно хотел, чтобы я продолжил атаку. Скоро моя рука устанет и я не смогу противостоять его легендарной ярости.
В это время ариты, сражаясь за свой город, отбрасывали врага снова и снова, но снизу на крышу выходили все новые и новые убийцы. На место каждого убитого врага становилось трое новых. Было ясно, что поражение аритов – вопрос времени.
Мы продолжали сражаться. Я атаковал, он защищался. Тем временем Талена умудрилась сесть и наблюдала за нашим поединком. Ее вид и страх за меня удваивали мои силы, и впервые мне показалось, что Па-Кур уже отражает атаку не с прежней силой.
Внезапно раздался грохот, подобный раскату грома, и солнце закрылось огромной тенью, словно облаком. Мы отскочили друг от друга, чтобы посмотреть, что случилось. Во время боя мы забыли обо всем на свете. Я услышал радостный крик:
– Брат по мечу!
Это был голос Казрака.
– Тэрл из Ко-Ро-Ба! – послышался другой знакомый голос – голос моего отца.
Я взглянул наверх. Небо кишело тарнами. Тысячи огромных птиц, удары крыльев которых были подобны грому, спустились на город, который уже не был покрыт проволочной сетью. Вдалеке пылал лагерь Па-Кура.
Через рвы к мостам в город вливались реки воинов. В Аре люди Марленуса достигали главных ворот, и они медленно закрывались, отрезая гарнизон от орды. Орда, ошеломленная нападением, была неспособна к бою. Ее охватила паника. Многие тарнсмены Па-Кура летели прочь от города, спасая свои жизни. Орда намного превосходила нападавших числом, но не могла понять этого. Она видела лишь ряды организованных войск, устремившихся на них неожиданно с тыла, и вражеских тарнсменов, без помех опустошающих свои колчаны. Ворота закрылись и город не мог укрыть их, они были пойманы между стенами, загнаны, как скот на бойню, не в силах развернуться в боевые порядки.
Тарн Казрака приземлился на крышу, а за ним и мой отец. Позади Казрака, одетая как тарнсмен, сидела прекрасная Сана из Тентиса. Убийцы Па-Кура бросали мечи и снимали шлемы. Воины отца вязали их.
Па-Кур тоже видел это, и вскоре мы вновь повернулись друг к другу. Я указал мечом на крышу, предлагая сделку. Па-Кур зарычал и бросился вперед. Я спокойно встретил атаку. А через минуту яростного боя мы оба поняли, что я могу противостоять его лучшим приемам.
Тогда я захватил инициативу, и стал теснить его. Шаг за шагом мы приближались к краю крыши. Я спокойно сказал:
– Я могу убить тебя.
И это была правда.
Я вышиб меч из его рук. Он зазвенел по мрамору.
– Сдавайся, – сказал я. – Или дерись.
Как кобра, в прыжке Па-Кур схватил свой меч. Мы снова стали сражаться и я дважды ранил его. Еще несколько ран, и убийца ляжет к моим ногам.
Внезапно Па-Кур, понимающий это не хуже меня, швырнул свой меч вперед. Тот пронзил мою тунику и я ощутил кровь, текущую по коже. Мы переглянулись, не чувствуя уже больше ненависти к друг другу. Он с прежним высокомерием, хоть и без оружия, выпрямился передо мной.
– Я не буду твоим пленником, – сказал он, и, не говоря больше ни слова, повернулся и прыгнул вниз.
Я медленно подошел к краю цилиндра. Там была лишь гладкая стена, из которой торчал шест для тарнов в двадцати футах внизу. От убийцы не осталось и следа. Его разбитое тело подберут на улице и публично заколют.
Па-Кур мертв.
Я вложил меч в ножны и, подойдя к Талене, развязал ее. Мы обнялись и кровь из моей раны окрасила ее мантию.
– Я люблю тебя, – сказал я.
Она подняла глаза, полные слез.
– Я тоже люблю тебя, – сказала она.
Львиный рык Марленуса раздался позади нас. Мы отпрянули друг от друга. Я положил руку на меч. Рука убара легко удержала меня.
– Он уже достаточно поработал сегодня. Пусть отдыхает.