Дождь по-прежнему заливает ей глаза, и она не может ни закрыть их, ни мигнуть; но она слышит, как раньше слышала голоса, крики боли. К ней приближаются три тени, полускрытые бурей: двое тащат третьего. Они швыряют человека, которого не привели, а скорее, притащили, на землю рядом с ней, и он исчезает из ее поля зрения. Потом один из приведших наклоняется, хватает его за волосы, и она снова видит.
   Она видит его лицо, изуродованное и искалеченное, превратившееся в ужасную маску, но живая ее часть, скрытая в мертвом теле, способна лишь на смутные эмоции, как будто этот несчастный очень далеко от лее.
   Второй стражник схватил беспомощного человека, потянул его руку с сожженной и избитой плотью, по которой струится вода. Пальцы на руке обуглились.
   Все они, кроме двух, согнуты под невероятными углами, но эту руку тащат к Тирте, и хотя она видит это движение только отчасти, она понимает, что руку хотят прижать к ларцу. Он все еще у нее на груди, наверно, даже зажат в мертвых руках.
   Стражник отпустил раненую руку. Тирта услышала крик, какой может извлечь только страшная боль, вызванная самой Тьмой. Тело человека выгнулось и исчезло из поля зрения, в этой страшной пытке человек едва не встал, потом упал. Наступила тишина, только продолжал шуметь дождь, и раздавался далекий гром.
   — Видишь, лорд, даже твой полукровка не может этого сделать.
   В ответ послышались не слова, а сердитое шипение. Потом тот, к кому обратились, очевидно, справился со своим гневом.
   — Хорошо. Загадка остается. Возьмем с собой мертвую: похоже, с ней никто не может справиться. Привяжите ее к пони, и двинулись. Сила может привлечь к себе, а мы на спорной территории.
   — Ты поедешь в Эскор, лорд?
   — Куда же еще? Собери своих людей, Джерик, и займемся делом. А что касается детеныша — я сам о нем позабочусь. Ну, а этой охрана не понадобится.
   — Лорд, моя клятва Меча действительна только по эту сторону границы. На восток мы не поедем.
   Снова рычание.
   — Если попробуешь поступить по-своему, Джерик, ты обнаружишь, что клятва тебя ко многому обязывает. Когда я приказываю, ты едешь, куда и когда я захочу.
   Снова наступила тишина. Тирта обнаружила, что хоть и не может физически воспринимать увиденное, она все равно осознает происходящее. Джерик не смирился и не испугался. Он вообще не боится того, кого называет «лордом». Его изобретательный и коварный ум, жестокий и безжалостный, уже пытается найти выход, освободиться. В голове этого разбойника зреет убийство — самый привычный и близкий способ.
   Но внешне он готов сделать вид, что подчинился.
   Она услышала удары копыт о камень. Чуть позже ее подняли, она внутренне напряглась, ожидая приступа боли. Нет, должно быть, она права. Ее тело умерло, теперь неважно, как обращаются с разорванной плотью и поломанными костями. Она ничего не почувствовала, знала только, что ее положили на спину пони и привязали.
   Алон не издавал ни звука. Она подумала, не ушел ли он снова в свое убежище, в котором она нашла его на ферме. Но он не стал невидимым, потому что они говорили о нем, как о добыче, которую нужно унести.
   Поехали под дождем, направляясь на восток. Мертвецов, наверно, оставили за собой. Тирта не знала, что произошло с несчастным Рудиком, но уверена, что сокольничий встретил свой конец, как и тот измученный человек, которого привели, чтобы попытаться ограбить ее.
   Она, ничего не чувствуя, свисала с лошади. И наконец, смогла освободиться от той оболочки, в которой была заключена, и снова погрузиться в темноту.
   Но она все еще не свободна. Даже в смерти ларец остается с ней, и она начинает думать, что так будет всегда, пока он существует, что его не удастся вернуть тем, кому он принадлежит по праву.
   Кто была та женщина, которую она увидела в своем сознании, та, кого птица назвала Нинутрой? Если птица улетела из крепости за помощью, эта помощь не пришла. Тирта думала о том, что произошло, когда Нирель и Алон вынесли ее из потайной комнаты.
   Но все это теперь очень далеко и не имеет для нее никакого значения. Ей остается только ждать и надеяться, что ожидание не будет долгим. Последняя встреча должна решить, сколько продлится обет и выстоит ли он против Тьмы.
   Тирта снова подумала об этой женщине. Она не хотела просить помощи, это больше не в ее власти.
   Если именно Нинутра наложила обет, тогда ее власть положит ему конец в свое время и в своем месте. И потом будет свобода. А пока впереди последняя битва, хотя у Тирты и нет больше тела, достойного такой борьбы.

16

   Может быть, встреча со смертью еще не произошла; а может, хоть и мертвая, Тирта еще привязана к этому миру. Она плыла между тем миром, о котором ничего не знает, и знакомым ей, и смутно осознавала окружающее. Дождь и буря продолжались, ветер рвал землю, вспыхивали молнии, но отряд не обращал внимания на непогоду. Продолжал двигаться, словно под ясным небом.
   Тирта улавливала обрывки не принадлежащих ей мыслей. Она не пыталась собрать их и обдумать, но знала, что те, кто едет рядом с ней, не едины. Она чувствует страх, гнев, негодование, подозрительность — но прежде всего страх. Это чувство набирает силу, оно нацеливается в одном направлении, к предводителю, приказам которого они повинуются.
   И вот в одно из мгновений контакта с миром она почувствовала себя захваченной, пойманной. Но не рассеянными чувствами окружающих ее людей, чья пленница она сейчас, но гораздо более энергичной и требовательной мыслью.
   — Тирта! — словно ей крикнули в самое ухо, привели в сознание, она не была такой с момента битвы за ларец, который у нее на груди. — Тирта!
   Призыв, найдя ее, вливает в нее энергию, будит, придает сил.
   — Ты жива… — Это не вопрос, а требование. — Ты жива!
   Это глупо. Но какая-то часть ее, способная ответить, не может сказать, что это не правда. И Тирта думает, что она еще не выполнила свой обет, она продолжает быть хранительницей, и потому в ней еще сохранился огонек жизни.
   Тот, кто ищет ее, — это не Великие, разрушившие их тюрьму. И не Темный лорд, командующий здесь.
   Сокольничий мертв. Алон?
   И словно она спросила вслух, приходит ответ — в нем нет слов, но ошибиться невозможно. Мальчик жив и не ушел в свое убежище, откуда не мог бы обратиться к ней.
   — Где… — Ей трудно даже начать вопрос. Пусть мертвые или почти мертвые отдыхают. Она не хочет, чтобы ее тревожили.
   — На восток… — Кажется, ей не нужно полностью формулировать мысль, Алон и так способен понять ее. — Здесь есть Темный, они считает, что я в его власти. Но я дважды видел птицу!
   Птицу, которая улетела в бурю? Какое отношение она имеет к ним? Тирта хочет, чтобы ее отпустили. Хочет снова погрузиться в мирное ничто.
   — Посыльный… Они приближаются!
   Ей все равно. Силы мысленного прикосновения недостаточно, чтобы удержать ее. Она снова погружается в темноту.
   Потом темнота постепенно светлеет. Дождь больше не бьет ей в лицо. Где-то недалеко горит костер, она видит красноватый свет, хотя не может повернуть голову и определить его место. Она, не мигая, смотрит вверх, на грубый камень. Должно быть, они находятся в пещере.
   Насколько она может судить по слабой связи, сохранившейся с миром, это один из многих лагерей.
   Тирта лежит, глядя на скалу. Может, умирающим снится жизнь, и это один из таких снов. Она довольна, что не испытывает боли и" что между нею и реальным миром возникла какая-то преграда.
   — Тирта! — снова ее зовут назад, с негодованием думает она. — Ты не спишь, я знаю! — в этом призыве гнев. Алон, должно быть, стучится в дверь, которую не может открыть.
   — Птица! Она там, в ночи! Я дважды слышал ее голос. Они идут! Этот Темный, он об этом знает, он попытается использовать меня!
   Тирте нечего ответить. То, что движет Алоном, для нее не имеет смысла. Между нею и огнем появляется высокая тень. Наклоняется вперед, и она видит голову в шлеме, лицо, частично скрытое темнотой. Рядом с первой вторая тень, кого-то тащат, как того несчастного пленника, который должен был украсть ее ларец. Но этот, другой, меньше.
   — Да он со страха спятил, лорд. Только посмотри на его лицо.
   — Да, посмотри на него, Джерик! В этом беспризорнике, за которым ты гонялся ради удовольствия, больше Силы, чем в тебе! Спятил? Нет, совсем нет!
   Он прячется, прячется! Но я знаю один-два способа вытащить его, как вытягивают краба из скорлупы, когда его хорошо пропарили.
   Руки за плечи прижимают маленькое тело к земле рядом с ней.
   — Я считал его слишком ценным для тебя, лорд, и поэтому никто из нас не притронулся к нему пальцем. Но если хочешь рискнуть…
   — Когда делаешь крупную ставку, Джерик, всегда найдется время. Не думаю, чтобы он подвергся риску. Он — это другое наследие. Среди таких друг на друга не охотятся. Но теперь ради крупного выигрыша придется рискнуть. Эта падаль задерживает нас, а время становится нашим врагом.
   Мы не единственные ищущие, и скажу тебе, Джерик, что ты не хотел бы встретиться с другими. — Смех, низкий и полный презрения, доносится от тени. — Давай!
   Она не знает, что сделали с мальчиком. Алон не закричал, но она больше не чувствует его мысленного прикосновения. Должно быть, отступил в свое убежище.
   — Кажется, он не торопится отвечать, лорд! — немного погодя сказал Джерик. — Можем испробовать один-два трюка…
   — Тише! — слово произнесено резко, оно подействовало даже на Джерика в его скрытом неповиновении.
   Двое рядом с ней, казалось, связаны в своей неподвижности. Тирта чувствует, что откуда-то издалека повеяло Силой, которая способна сжечь всякого, воспринявшего ее полностью. Меньшая тень чуть шевельнулась, подняла руки, которые до сих пор удерживала большая, эти руки протянулись к телу Тирты. Она ощутила прилив Могущества, испытала растущее возбуждение.
   Послышался крик, такой дикий и странный, словно издает его человек, идущий в битву и потонувший в стремлении к крови и смерти. На плече у стоящего появилась новая тень. Тирта увидела ее отчетливо.
   Птица, родившаяся из тела сокола!
   Человек рядом с ней отшатнулся. Одна из его рук спала с плеча Алона, а сам мальчик пошатнулся и осел, словно лишившись сил. Теперь он лежал на ней, его мокрые от дождя волосы закрыли ей лицо. Он был неподвижен, как она сама. Но Тирта не думала, что он умер.
   Птица села на плечо Алона, выгнула шею, приблизила голову к ее лицу и посмотрела ей прямо в глаза. Нет, не птица! Снова голова, лицо, которое она видела в доме Ястреба.
   Только мгновение птица глядела ей в глаза, или лицо смотрело на нее. Потом птица повернулась к человеку-тени, и снова послышалось имя:
   — Нинутра!
   В ответ человек крикнул. Может, позвал на помощь? Он попятился, словно опасался вступить в неравную схватку.
   — Рейн!
   Он словно ударил птицу. Та яростно зашипела.
   Слетела с плеча мальчика и устремилась на человека, который пытался поднять Алона. Тирта не видела, как птица ударила человека, но услышала крик боли, потом проклятие. Теперь человек не заслонял от нее костер. Тирта услышала другие крики, разные голоса:
   Казалось, птица сражается не с одним.
   Алон оставался на месте. Она не чувствовала на себе его тяжести, но голос его донесся слабейшим шепотом, который перекрывали крики и проклятия:
   — Они сражаются. Птица пустила кровь. Но лорд призвал, и теперь к нам придут еще. И еще за нами идут. Время приближается. О, Тирта, держись! Держись, еще ничего не решено!
   Она подумала, что Алон больше не пользуется мысленным контактом, чтобы лорд не услышал. Но ответить не могла. И не хотела. Это больше не ее бой.
   Скорее, ловушка, в которой ее держат и из которой она хочет освободиться.
   Шум стих, и снова между огнем и ее телом показалась тень.
   — Что нам теперь делать с мальчишкой, лорд?
   — Свяжите его и охраняйте. — Ответ прозвучал мрачно. — Будут еще попытки.
   Алона подняли с нее, унесли, так что она его не видела. Он вяло лежал на руках солдата. Тирте снова позволили погрузиться в благословенное ничто.
   Привела ее в себя боль — вернее, воспоминание о ней, потому что боль больше не казалась частью ее самой. Она по-прежнему несет с собой свою ношу. С неохотой расставаясь с пустотой, девушка взглянула на мир. Снова над ней небо, тусклое и серое, но дождя больше нет. Голова ее дергалась, и поэтому она время от времени видела всадников, чаще того, кто едет с нею рядом, ведет пони, к которому она привязана. Она решила, что ее привязали в необычном положении, лицом вверх, вероятно, из-за ларца, который словно примерз к ее груди. Только в таком виде ее и могли перевозить.
   Но больше, чем окружение, девушка начала осознавать то, что пробуждается в ней. Не только боль, но и мысли оживают. На этот раз не Алон обратился к ней, а кто-то другой…
   Тепло — ларец! То, что она несет, живо? Нет, это не может быть правдой. Это металл. Или он несет в себе нечто такое, о чем она не имеет представления?
   Какую-то разумную сущность? От Великих можно ожидать всего, а то, что на ней, принадлежало когда-то им. Тирта больше не сомневается. В этом ларце, который ее руки, словно замороженные, продолжают прижимать к груди, есть чувство. Голова ее снова качнулась, и девушка смогла взглянуть вдоль своего тела.
   Да! Она держит ларец так же крепко, как раньше, когда взяла его в доме Ястреба. Веревка, которая привязывает ее к пони, связывает и руки. Как будто те, кто ее везет, не верят в ее смерть и опасаются, что она встанет, отбросит сокровище, бросит его в такое место, откуда они не смогут его достать.
   Она мертва? Впервые у нее появилось в этом сомнение. Алон дал ей большую дозу снадобья. Это лекарство приносит исцеляющий сон. Может быть, оно парализовало ее тело, сняло боль, но оставило жизнь.
   Мысль о том, что она навсегда может остаться в таком состоянии, подействовала сильнее физической боли, ударила ее быстро и сильно, как мечом.
   Небо над головой немного посветлело. Тирта при очередном покачивании головы увидела голубую полоску. Она смотрит назад по ходу их движения и потому увидела последнего солдата. Этот единственный всадник все время оглядывался в тревоге. Никакой дороги не видно. Открытая болотистая местность, тут и там видны круглые холмы. Весенняя растительность уже высокая и зеленая. Тирта увидела высоко вверху ястреба, стая мелких птиц рассыпалась, развернулась веером на фоне увеличивающейся голубой полоски.
   Мысли Тирты все более и более оживают, прорывают толстый слой тени, который окутал ее, как куколку в коконе. Она внимательней посмотрела на последнего всадника. Дважды он останавливался и замирал, глядя назад через плечо. Но местность открытая, и сзади на большом удалении ничего не видно. Тирта, хотя поле зрения ее ограничено и она вынуждена смотреть туда, куда поворачивается голова, ничего не видит.
   Интерес ее проснулся, и она решилась на поиск.
   Алон? Нет, она не смеет касаться мальчика: она не знает, насколько бдительно за ним следят, и не только физически, но и с помощью Дара Темного лорда. Лорд явно способен услышать, он очень бдителен к проявлениям Силы, к попыткам с ее стороны установить контакт с другим пленником. Для него ее слабый дар будет открыт для чтения, словно свиток в Лормте.
   Преследуют ли их? Она вспомнила шепот Алона о том, что за ними идут. Может быть, после уничтожения фермы Джериком какой-то местный лорд выслал отряд, чтобы отомстить? Тирта не верила в это.
   Дом Ястреба слишком далеко от предгорий. Никто не последует за разбойниками с такой упрямой целеустремленностью, если только дело не касается его собственного дома. А Джерик оставил на ферме, которая была домом Алона, только мертвых.
   Остается Алон и Мудрая Женщина Яхне, которая привела его в семью. Почему Яхне дала приют Алону, почему заботилась о том, кто явно не относится к ее племени? Может, предвидела будущее, в котором Алон стал бы ее орудием? Сила всегда оставалась опасной для тех, кто способен ее вызвать. Она сама по себе опасна. Тот, кто достигает немногого, стремится к большему. И если это желание становится слишком сильным, оно разлагает. А это разложение уводит во Тьму.
   Да, Тирта согласна, что тот, кто стремится к Могуществу, кто ценит его превыше всего, может последовать за ними, упрямо пытаться вернуть потерянное.
   Хотя шансы на успех очень-очень маленькие. Она слышала, что эта Яхне была Мудрой Женщиной, целительницей, а это означает обладание Даром. Но не обязательно лицо, которое она показывала миру, было всего лишь маской. Яхне могла прийти из Эсткарпа по каким-то своим делам, принять на себя незначительную роль в Карстене. Чтобы заботиться об Алоне или завладеть им.
   Тирта не осознавала, насколько освободилось ее сознание, пока не почувствовала усилившуюся боль.
   Ее тело, казавшееся мертвым, оживало. Она внутренне сжалась, понимая, какая боль ждет ее впереди, когда действие снадобья начнет проходить. А ведь ее везут в таком неловком положении. Кончиться может такой же болью, какую испытал тот несчастный из Дома Ястреба перед последним действием, которое заставили его исполнить похитители, прежде чем позволили ему уйти навсегда. Тирта владела искусством контролировать боль, использовала его в своих странствиях, чтобы справиться с обычными испытаниями на дорогах, но с таким испытанием, которое ее ждет сейчас, ей не справиться. И никто ей не поможет, если только она не заставит этого лорда прикончить ее, как сокольничего. Может, она сумеет убедить его, что ларец перейдет в его владение после такого милосердного удара.
   Но то, что она держит, нельзя так просто отдать.
   Глубоко внутри нее содержится это знание. Тирта по-прежнему хранительница, мертвая или живая, пока ее не освободят от обета. И удар меча — это не освобождение.
   Последний всадник снова остановил лошадь и повернулся лицом назад. Это грубый человек, одетый в проржавевшую и залатанную кольчугу, на голове его шлем в виде горшка, он чуть велик по размеру. Шлем беспокоит всадника, потому что он все время поправляет его, прилаживает на место. Остальной отряд и она вместе с ним уходит все дальше от замыкающего. А тот продолжает сидеть, лошадь его повесила голову, как будто прошла большой путь и очень устала.
   Отряд ехал тихо. Не слышно было разговоров, только иногда фыркали лошади. Тирта ощущала общий страх и тревогу. Она вспомнила, как возражал Джерик против пересечения границы. Жители низин, боящиеся того, что сокольничий называл «колдовством», не захотят ехать дальше.
   Сокольничий… Застрелен… Она смутно помнила, что слышала об этом. Должно быть, он с помощью Алона вынес ее из разрушающейся крепости, но встретил смерть. А что стало с его мечом Силы? Она почему-то уверена, что никто в отряде не решится взять его себе. Меч сам пришел к сокольничему, а существует много странных рассказов о том, как оружие выбирает себе хозяина.., или хозяйку и больше никому не служит. На мгновение ожила память, и Тирта вспомнила изогнутое тело сокольничего, он стоял над нею и Алоном, готовый удержать рухнувшие стены. «Пустой щит» служит нанимателю до смерти — таков кодекс. Но Тирта подумала, что в конце сокольничий руководствовался не просто кодексом, что в тот момент он забыл о ее поле — ведь она всего лишь женщина — и видел в ней товарища по оружию, сраженного в битве. Она вспомнила его смуглое лицо с запавшими щеками, вспомнила то, что таится в его глазах — эти странные желтые огоньки, которые становятся ярче в минуты гнева или других тайных чувств, которых она никогда не понимала. Он нашел мир, и это все, что она может ему пожелать.
   А сокол, который претерпел такое странное превращение, что стало с ним? И кто такая Нинутра?
   Мысль об этом имени словно открыла в ее сознании новые просторы. На этот раз Тирта не увидела женское лицо, но ощутила тепло во всем теле, тепло в душе, а не в омертвевшей плоти. А тем временем…
   Воздух сгустился, перевернулся. Может воздух сгуститься и перевернуться? Несмотря на постоянную качку, которая мешает ясно видеть, Тирта заметила движение над головой. Оно в воздухе! Собирается туман. Откуда взяться единственному клочку тумана в такой ясный день? Маленькое облачко могло повиснуть прямо над ними и двигаться с той же скоростью. Но, кажется, она одна его видит. Не слышно голосов всадников.
   Туман? Нет, тень! Но невозможно увидеть тень в полуденном воздухе! Она извивается, удлиняется, становится плотнее. И вот показался тот самый меч, который висел над тремя спутниками в доме Ястреба. Но здесь он длиннее и шире. Они едут под ним, и в нем таится угроза.
   Но не для нее: Тирта в этом уверена. Это проявление той же Силы, что помогла им в доме Ястреба.
   Как и серая птица, он представляет собой вызов и предупреждение. Она ждет, что сейчас раздастся крик птицы, может, снова будет произнесено это имя.
   Но на самом деле слышит громкий крик, который издает человек, ведущий ее пони. Он дернул узду, заставив пони остановиться. Голова ее слегка упала набок, и она видит его протянутую руку. Всадник показывает наверх. Послышалось множество восклицаний. Потом голос того, кого она еще ни разу непосредственно не видела, — этого Темного лорда, который распоряжается Джериком вопреки его желанию.
   — Это только видение. Неужели вас пугают тени?
   — Бывают тени и тени, — дерзко ответил Джерик. — Если это видение, лорд, то чье? У него сверхъестественный вид. И не думаю, что это дело твоих братьев по Чаше. Ты сказал нам, что в Эскоре нас встретят приветливо, скажут: «Хорошо сделано!» Ведь мы везем мертвую ведьму с этим дьявольским ящиком и мальчишку, которого ты приказал везти, хотя он, кажется, приближается к смерти. Ну что ж, мы в Эскоре. Где же твои друзья? Разве тебе не кажется, что нас первыми нашли те, кто тебя не очень любит? Я говорю, — его голос теперь слышался громче: он подъехал к пони, на котором лежала Тирта, — что мы выполнили свою часть договора, лорд. Эти дела с Силой — оставь колдовство тем, кто знает о нем больше нас. В герцогстве достаточно добычи для нас, зачем нам напрашиваться на неприятности?
   Человек, которого видела Тирта, был явно согласен с Джериком. Потому что он выпустил повод пони и отъехал от Тирты. Чуть погодя к нему присоединился еще один, очень на него похожий и явно родич того, что остался сзади на тропе.
   Меч над ними стал теперь таким материальным, что казался Тирте очень прочным предметом. Человек ростом с холм мог бы взять его в руки.
   Темный лорд рассмеялся.
   — Слишком поздно, Джерик. Как я тебе уже сказал — хотя ты, мне, наверно, не поверил, — те, кто служит моему повелителю ( и помогают мне, как помогал ты), не могут освободиться по своей воле.
   Нет, не могут, пока он их не использует до конца!
   Попытайся уйти — если сможешь!
   Двое всадников, которые находились в поле зрения Тирты, выглядели бледными под грязью и загаром. Оба, как один, повернули, используя шпоры. Их маленькие лошади двинулись по тропе назад. Но не успев сделать нескольких шагов, остановились и люди в ужасе закричали.
   Перед ними в траве сидело существо, какого Тирта никогда не видела, хотя тварь, которую она встретила в горах, тоже была невиданной и злой. Но это гораздо хуже, потому что в нем ничего не напоминало обычных животных. Скорее, оно было похоже на насекомое, как будто безвредный паук, который по утрам плетет паутину в траве, вдруг мгновенно вырос до размеров пони. Существо покрыто жестким ярко-алым волосом, на суставах длинных конечностей этот волос превращается в густую массу. Поперек головы тянется ряд темных глаз выше щелкающих клешней, и из этих угрожающих щипцов капает густая зеленая слизь.
   Всадники пытались справиться с лошадьми, но те повернули, проскакали мимо Тирты, унося с собой седоков подальше от этого существа. А оно сидело неподвижно и пристально смотрело на отряд.
   — Яаахххх! — должно быть, сам Джерик, человек, который отказался повиноваться лорду, справился со страхом. В руке у него было тяжелое копье, он держал его с легкостью человека, побывавшего во многих победоносных сражениях. Он железной рукой управлял своей сходившей с ума, косящей дикими глазами лошадью, потому что заставил ее двинуться вперед, нацелив копье прямо на чудовище, преграждающее путь к отступлению по тропе.

17

   Паук не стал дожидаться нападения Джерика. Он прыгнул, готовый получить копье в волосатое тело, но дотянуться до врага. Попятилась и увернулась лошадь Джерика. Безумный страх придал ей необыкновенное проворство. Потеряв равновесие, лошадь упала набок, прихватив с собой всадника, но тот успел пронзить копьем толстое брюхо чудовища.
   Остальные увидели, что с чудовищем можно сражаться. Подействовал и пример предводителя. Те, кто вначале пустился в бегство, теперь были готовы к схватке. Они вернулись в поле зрения Тирты, двигались туда, где на земле сцепились лошадь, чудовище и человек, обнаживший меч. Джерик рубил мечом паука, бил по его громоздкому телу.
   Упавшая лошадь забилась в ужасе. Но всадник не кричал. Возможно, потрясение от удара сделало Джерика легкой добычей, но и само чудовище находилось в тяжелом положении. Дважды пыталось оно собраться для нового прыжка. Капли ядовитой жидкости из его пасти превратились в сплошной поток.
   Оно потеряло две лапы, их отрубили нападающие.
   Удачно нацеленный меч попал в полный злобой и разумом глаз. Тот, кому это удалось, попытался ударить снова. Его окатил фонтан зловонной зеленой слизи, отбросил кричащего человека, выронившего меч, рвущего обеими руками кожу с лица. Разбойник забегал кругами, воя, как зверь в смертельной агонии, Частично ослепшее, потерявшее две конечности, с копьем в брюхе, чудовище смогло оторваться от дергающегося, но уже молчащего пони и повернуться ко второму нападающему. Передняя конечность, вооруженная когтем длиной с предплечье Тирты, устремилась к воину, тот попятился, но устоял и начал наносить пауку удары. Его меч встретился с когтем и отскочил. Казалось, эта часть чудовища не так уязвима. Снова из пасти паука вылетела струя ядовитой жидкости.