Но у него никогда не было этой возможности.
   Члены Рода сочетались браком по обязанности, а не по собственному выбору, по крайней мере первым и официальным браком, хотя царствующие королевы зачастую имели фаворитов, короли – наложниц. Однако в этом поколении было принято решение, что должна быть влита свежая кровь, в надежде на то, что это приведет к новому потомству с Талантом.
   Императрица Налдамак была выдана замуж в ранней юности за очень отдаленного кузена, который двумя годами позже погиб при крушении фланера. И от этого брака не было детей, да иначе и не могло быть, поскольку врачи заявили, что императрица бесплодна. Таким образом, продолжение династии зависело от Ашаки – если бы она не погибла.
   А если бы она погибла? Тогда продолжение династии, возможно, зависело бы от Юсеркэфа.
   Идайзи была всего-навсего дочерью – провинциального правителя и имела, кроме того, некоторое количество крови заморских варваров – поскольку ее провинция находилась на морском побережье, где под тщательным присмотром велась торговля с чужеземцами. Ашаки всегда знала, что она фактически будет императрицей, если трон перейдет к Юсеркэфу.
   С неохотой она вызвала в памяти воспоминание о Хасти.
   Здесь были управление и власть, и иногда одно не было частью другого. Кто-то мог предпочесть стоять за спиной императора и через него обладать подлинной властью. Как раз в этом подозревали Хасти. И, кажется, эти подозрения были не безосновательными.
   Если Налдамак, вернувшись к Празднику Середины Года, взойдет на трон во время ритуальных церемоний без Жезла в своих руках…, именно этого они пытались добиться с самого начала. Теперь они обладали и тем и другим – Жезлом и Ашаки! Или видимостью этой принцессы. Из памяти, которую она исследовала, Талахасси узнала, что о Хасти известно очень мало, в основном только догадки.
   И то, что Идайзи сообщила, – что верховный жрец Зихларз заперт в своем храме, – было предостережением, что он не может быть вызван. Ей лучше рассчитывать только на себя, Талахасси, чем на память умершей Ашаки или на чью-то помощь извне.
   Хотя это было слабым успокоением.
   Экипаж, в котором ее везли, остановился. Она закрыла глаза. Теперь только уши…
   Она услышала лязг задвижки на задней стенке транспортного сродства. И затем свежий воздух – на этот раз менее испорченный испарениями города, – когда носилки, на которых она лежала, вытащили наружу. Теперь ее несли, и ее носильщики торопились, двигаясь рысью. Здесь было больше света, который она уловила сквозь очень узкую щелочку между веками, которую позволила себе, чтобы видеть.
   – В Красную Палату. – Впервые она отчетливо разобрала слова. – И позвать лорда. – Это говорила Идайзи.
   Красная Палата? Да, она находилась в Южном Дворце – этом центре, куда люди Херихора проникнуть не могли, – в который недавно прибыли подозреваемые предводители мятежа. И комната эта имела ужасную историю, ибо в ней сто лет тому назад брат убил брата в борьбе за трон и руку сводной сестры, которая уже выбрала себе консорта.
   Даже Талант не делал династию свободной от порока честолюбия и алчности. Возможно, потому он так ослабел в этом поколении. От злоупотребления или принуждения этот вид силы исчезал. Извращенная, она могла обернуться против того самого человека, который пытался использовать ее как оружие. Может быть, Идайзи выбрала теперь эту обитель позора по определенной причине. В таких местах, где сильнейшая эмоция была проявлена в каком-то гнусном и кровавом поступке, обычно оставалось, даже в течение поколений, зло, которое могло заслонить ясное зрение обладающих Талантом, оставив их открытыми для вторжения того, чего боялись больше любых действий. Но она не Ашаки, потому ей не нужно было опасаться такого вторжения.
   Ее носильщики сделали поворот, затем другой. В конце концов носилки поставили вниз, но не на пол, а, по-видимому, на кушетку, так как поверхность немного подалась под тяжестью Талахасси. Она слышала, как они ушли, и все же не сомневалась, что она не одна. И она напрягла слух, ловя малейший звук.
   – Ашаки? – Теперь уже не «Великая Леди». Идайзи, вероятно, так обращалась к домашней прислуге.
   Почти сразу же последовала злобная увесистая пощечина, которой Талахасси не ожидала. Не раздумывая, она открыла глаза. Идайзи наклонилась над ней, улыбаясь, глаза ее были расширенные и блестящие.
   – Я так и думала, – заметила она. – Хасти говорил, что сонные брызги будут действовать не слишком долго. Ты пыталась схитрить, но время для уловок прошло, сестра. – Она подчеркнула последнее слово. – Ты никогда не жаловала меня этим именем, разве не так, Ашаки? И не протягивала мне руку при любом приветствии. Ты «видела меня», когда я приходила к тебе. Теперь я вижу тебя!
   Ее губы растянулись, придавая лицу злобное выражение, а не улыбку, обнажая маленькие острые зубки, очень белые по сравнению с ее красными губами.
   – Я вижу тебя, – повторила она, растягивая эти слова, будто, произнося их, получала какое-то удовлетворение. – Но теперь долгое время захочет ли кто-нибудь видеть тебя? Подумай об этом, сестра!
   Талахасси придала своему лицу такое безмятежное выражение, какое только смогла, и не ответила. Злость Идайзи могла быть ее слабым местом. Следует обращать внимание на всякое слабое место и подготавливать его для своего использования.
   Идайзи повернулась и теперь приблизилась к столу, в то время как Талахасси переместила свою голову таким образом, чтобы могла наблюдать. Ее предположения оказались верны. Жезл был доставлен с ней. Здесь находился ларец, в который она поместила его по распоряжению Джейты. Пальцы Идайзи на миг задержались на крышке, но она не сделала попытки открыть ее. Она только оглянулась через плечо на свою пленницу.
   – Ты видишь – это тоже у нас, несмотря на все ваши старания держать его под рукой. И как легко было взять – и тебя, и его! Я слышала так много болтовни о Силе, о Таланте.
   Всю мою жизнь люди испытывали благоговейный страх перед этим предметом, сила которого не могла быть удостоверена.
   Видишь, как просто было нанести тебе поражение? – Она засмеялась. – Я говорила о других путях, сестра, – теперь мы пойдем по ним. И ты ничего не сможешь сделать, чтобы повернуть вспять время и изменить это, ничего!
   Она жадным жестом провела рукой по всей длине ларца.
   Талахасси подумала, что, несмотря на все высказанное Идайзи пренебрежение к Таланту, она была тем не менее достаточно осторожной, чтобы не вынимать Жезла; внутренне она не была так уверена в правильности своего другого пути, однако хотела, чтобы другие не сомневались. Талахасси могла ощущать болезненное желание женщины, желание, чтобы ее собственная рука подняла бы этот символ из его ложа, чтобы ей не нужно было больше действовать через Юсеркэфа.
   Как раз когда Талахасси мысленно рисовала себе портрет кузена Ашаки, он сам внезапно появился в поле зрения. Он не обладал ростом Херихора, и хотя эти двое, возможно, были равны по возрасту, вялое тело Юсеркэфа и обидчивое выражение лица старили его. Он носил не форму, а скорее свободные шаровары, стянутые на лодыжках, и слишком вычурную белую куртку без рукавов, почти полностью расшитую замысловатыми узорами. К тому же, его голова была без парика, принятого при дворе. Вместо него он носил на голове свернутый огненно-красный шарф, что было ошибкой, так как это почему-то подчеркивало его вечно раскрытые толстые губы, толстые щеки и двойной подбородок.
   – Маскак сказал…
   Затем его взгляд миновал Идайзи, и он увидел Талахасси.
   Сначала его глаза расширились в неподдельном, как она могла считать, удивлении, потом он негромко захихикал.
   – Так ты сделала это!
   Идайзи внимательно наблюдала за ним, и Талахасси не пропустила тень презрения на ее лице, когда она ответила:
   – Лорд, ты разве сомневался в успехе нашего плана?
   – Существовало много препятствий. Она находилась в своей собственной резиденции, тщательно охраняемая, – ответил он. Теперь Юсеркэф приблизился к тому месту, где лежала Талахасси, и уставился вниз, на нее, затем рассмеялся снова.
   – Приветствую, кузина.
   Идайзи встала рядом с ним.
   – Она не отвечает. Но она научится, разве не так, лорд?
   Он кончиком языка провел по нижней губе. Словно бы добрался до блюда, сладости, которой был готов наслаждаться.
   – О да, она будет отвечать! – согласился он.
   Он протянул руку с толстыми пальцами и потрепал Талахасси за подбородок. В нем было что-то от маленького мальчика, который отважился на некоторое действие и должен довести его до конца. Идайзи, вероятно, торжествовала в этот момент, но Юсеркэф, при всей его кипящей злобе и враждебности, не был до сих пор уверен в успехе.
   – Лорд. – Рука Идайзи, которая была на его кисти, оттянула его прочь от их пленницы, назад к столу. – Взгляни, что лежит здесь, готовое для твоих рук!
   Ее пальцы потянулись к ларцу, и она открыла запоры, откинула крышку, чтобы похвастаться Жезлом. Злобная радость стерлась с лица ее супруга, как только он посмотрел вниз. После этого он вздохнул так глубоко, что даже Талахасси могла слышать слабое шипение выдыхаемого воздуха.
   – Он твой, возьми его! – Теперь выражение лица Идайзи выражало крайнюю степень презрения, чего Юсеркэф не видел. Его внимание было слишком поглощено Жезлом…
   – Я…, я не имею Таланта… – сказал он, не так, как говорил бы горящей страстным желанием женщине, а скорее как бы извлекая какое-то предупреждение из своих собственных мыслей.
   – Талант! – фыркнула Идайзи. – Он тебе не нужен, лорд! Разве Хасти ни дал нам и не даст снова еще гораздо больше силы, чем могут представить для управления эти суеверные, сующие всюду свой нос жрецы! Ты из Рода, тебе надо только взять все в свои руки, и ты сможешь управлять Империей. Неужели ты такое ничтожество, – ее голос стал резче, сварливее, – что не можешь совершить даже это небольшое действие, чтобы добиться трона? Ты говоришь, что ты мужчина, так докажи это хотя бы сейчас.
   Он облизал свои толстые губы, вытирая при этом руки о нижнюю часть куртки, как будто они были мокрыми и потому он не мог держать что-либо в них достаточно крепко.
   – Хасти идет. – Идайзи придвинула ларец с Жезлом чуть-чуть поближе к Юсеркэфу. – Встреть его с жезлом. Ты теперь понимаешь, что это будет означать? Он чересчур высокого мнения о себе, хотя его план добыть это провалился. Ты должен заставить его понять, что ты из Рода.
   Юсеркэф еще раз вытер руки о бедра. Он неуверенно взглянул на Идайзи, потом снова на ларец и его содержимое.
   – Покажи ему, – зашипела она. – Ты должен сделать это – или он не будет орудием, в котором мы нуждаемся.
   Вернее, он будет обдумывать и планировать все для себя! Он потерпел неудачу, а мы преуспели, докажи ему это, муж – и тогда ты будешь держать его в кулаке. Не должно быть два ума и две воли, когда ты придешь к власти – только одна!
   «Да, а именно – твоя», – подумала Талахасси. Однако как Идайзи ни подстрекала Юсеркэфа, казалось, что его не отпускал страх. Да и как могло быть иначе, подсказала память Ашаки. Никто, даже из Рода, не мог владеть Жезлом, если у него не было внутри того, что соответствовало бы неподдающемуся определению явлению, которое сохраняло древнюю веру сильной все эти столетия.
   Юсеркэф наконец поднял руку, и Талахасси заметила, что она дрожит. Какой же сильной должна быть воля Идайзи, чтобы принудить его к такому поступку. Она не знала точно, какой получится результат, но была уверена, что это не принесет пользы Юсеркэфу.
   Возможно, он собрал весь свой незначительный запас мужества для этого величайшего поступка, потому что совершил поспешное хватательное движение правой рукой, сжав пальцами рукоятку на ладонь ниже львиной маски, и выдернул Жезл из обитого мягким ларца.
   Лишь один миг он держал его перед собой, как держала Талахасси, когда солдаты ворвались в развалины. Затем… Он закричал сильно и пронзительно, скорее как женщина, чем мужчина. Жезл выпал из его руки, ударился о пол и, вращаясь, несколько раз повернулся.
   Но рука Юсеркэфа все еще оставалась оцепеневшей…
   Кожа на его пальцах покраснела, как будто через нее выступила кровь. Постепенно плоть обесцветилась до пепельно-серой. Он снова закричал, так как его пальцы утончились до костей и сплавились так, что он не мог согнуть их.
   Идайзи отпрянула, ее лицо впервые отразило ужас, когда она уставилась на эту кошмарную руку, в то время как пронзительные крики Юсеркэфа превратились в безумный вой. Его жена чуть не запнулась о Жезл и занесла было ногу, чтобы отшвырнуть его, но затем остановилась, будто испугалась возможных последствий прикосновения, испытывая смертельный ужас от возможности контакта с Жезлом. Юсеркэф упал на колени, тело его тряслось. Он все время пронзительно кричал, даже когда лежал ничком на полу.
   В комнату ворвались люди – первыми охранники с оружием наизготовку. Но когда они увидели то, что лежало на полу рядом с их господином, и рассмотрели, во что превратилась его рука, то попятились прочь! Их отход расчистил дорогу другому человеку.
   Хасти!
   Он был так же высок, как Джейсон, и худощав. Черты лица изящнее, чем у Юсеркэфа – он вполне мог сойти за сына Рода, хотя оставалось неразгаданной тайной, кто он был.
   Его историю нельзя было проследить далее, чем на десять лет назад, когда он был найден в пустыне патрулем рядом с мертвым верблюдом, сам едва живой. Однако он походил на людей Империи, а не на северного варвара, и после выздоровления сумел произвести такое впечатление на командира крепости, к которому был доставлен, что офицер отправил его с рекомендацией в Новую Напату к генералу Немусу.
   С начала его прибытия судьба, казалось, благоволила к нему. Несмотря на то обстоятельство, что он не приобрел ни близких друзей, ни доверенных лиц, он, когда хотел, мог расположить людей к себе. И никто не отрицал его богатой одаренности. Даже Зихларз не смог определить степень его интеллекта. С самого начала своей жизни в Новой Напате он избегал всего, что относилось к Храму. К тому же, он иногда давал понять остальным, что презирает и придерживается невысокого мнения о том, что считал ничем не подтвержденным суеверием; эта позиция привлекала и тешила эгоизм тех, кто не мог надеяться когда бы то ни было войти в состав правящей элиты Империи.
   Теперь он встал на колени рядом с Юсеркэфом и протянул руку, чтобы стиснуть это кошмарное запястье. Кинув на клешнеподобные пальцы единственный изучающий взгляд, он направил свое внимание на мужчину, чьи пронзительные вопли перешли в жалобный скулеж. Нагнувшись, он пристально посмотрел прямо в расширенные глаза Юсеркэфа и пробормотал что-то таким тихим голосом, что только человек перед ним мог услышать. Остальные из присутствующих, включая Идайзи, держались на значительном расстоянии, будто принц был действительно проклят, и это проклятие может перекинуться на них.
   Веки Юсеркэфа медленно сомкнулись. Затем его голова безвольно свесилась набок, рот приоткрылся, из его уголка потекла тонкая струйка слюны. Хасти быстро принял на себя командование.
   – Унесите в его покои! – Он щелкнул пальцами охранникам, которые откровенно не хотели вообще приближаться к своему господину, но не могли не повиноваться. Только когда они вынесли принца из комнаты, Хасти огляделся по сторонам – посмотрел на Идайзи, на Жезл и, наиболее проницательно, на Талахасси.
   В этом пристальном взгляде, который он сосредоточил на ней, ничего нельзя было прочитать. Из-за этой невозможности внутри нее начал подниматься страх, который, ей казалось, она держала под контролем. Он не проявлял душевного волнения, и она не могла догадаться о его намерениях. Казалось, он смотрит на нее как на вещь, а не на живое существо. То, что Ашаки больше всего боялась в Хасти, была эта особенность – теперь Талахасси пришла к заключению, что она угнетала также и ее.

Глава 9

   – Итак, принцесса… – Хотя он все еще смотрел на Талахасси, но обращался явно к Идайзи. – Кажется, ты проявила самодеятельность.
   По– видимому, эта невозмутимая нотка превосходства, откровенно прозвучавшая в его голосе, вырвала Идайзи из шокового состояния. Губы ее сжались, а сама она выпрямилась, снова обретя самообладание.
   – Мы достигли цели, – ответила она. – Здесь лежит то, что твой помощник, которого ты отправил, должен был достать и не принес. – Она указала на Жезл ногой, а не рукой.
   – Очевидно, с тем же самым неудачным исходом. Лорд принц не смог удержать его.
   Хасти вновь опустился на одно колено, чтобы внимательно изучить Жезл, достав из верхней части своего длинного серого одеяния что-то настолько маленькое, что он смог скрыть в ладони своей руки. Этим он провел по всей длине рукоятки Жезла, стараясь, как заметила Талахасси, не касаться ее. Он проделал это дважды, туда и сюда, а затем разжал кулак для внимательного осмотра металлического предмета размером не больше спичечного коробка ее собственного времени.
   Он нахмурился, и одинокая глубокая складка пролегла между его бровями, когда он продолжал изучать то, что держал.
   – Радиация. – Слово, которое он произнес, предназначалось не для его слушателей, а больше для себя. – Но какая?…
   Единым проворным движением Хасти поднялся на ноги, одним крупным шагом достиг Талахасси. Тотчас же его руки развязали узлы, что удерживали ее в плену.
   – Что ты делаешь? – Идайзи метнулась к нему. – Она…
   – По-видимому, если все рассказы – правда, – и на этот раз его надменное пренебрежение к Идайзи было весьма откровенным, – принцесса Ашаки может держать в руках этот символ могущества, и он не принесет ей никакого вреда.
   Я должен иметь доказательство этого здесь и сейчас. Или ты, принцесса, имеешь желание поднять его с пола?
   Когда последняя из окутывающих ее оберток была снята, Талахасси приподнялась. Единственной ее одеждой была тонкая ночная сорочка. Тело все одеревенело, а спина болела из-за длительного пребывания в одном положении. Но она села, свесив ноги с кушетки и храня на своем лице такое непроницаемое выражение, какое только могла.
   – Можешь ли ты поднять это? – Хасти перешел прямо к делу.
   – Я из Рода и Высшего Пути, – ответила она уклончиво.
   Талахасси не знала точно, какой способ контроля они могут применить к ней. Однако если бы она взяла Жезл в руки, то, возможно, оказалась бы в состоянии воздействовать на них, хотя воспоминания Ашаки дали ей только очень смутный и неполный намек, как этот символ власти может быть использован.
   – Не позволяй ей этого! Она проклянет нас, и мы умрем! – Идайзи схватила его за руку, оттащила немного назад. – Ты освободил ее… Откуда тебе известно, что она может вытворить с Жезлом в своей руке!?
   – Она сделает только самую малость, – невозмутимо ответил Хасти. – Я должен увидеть это. Теперь!
   В одной руке он по-прежнему держал предмет, который использовал, чтобы исследовать Жезл, а в другой у него со сверхъестественной быстротой появилось нечто иное – сверкающий диск, который он раскрутил в воздухе, вращая его за конец цепочки. Против воли глаза Талахасси были прикованы к этому. На нее обрушилось то же самое ощущение, что удерживало ее под контролем в другом месте в прошлом, в музее.
   Таким образом, вынужденная подчиниться, она поднялась резким движением, точно не хозяйка своего собственного тела, и потом нагнулась, чтобы сомкнуть свою руку на Жезле.
   Рукоятка вызывала ощущение теплоты, была почти живой в ее руке. Было что-то, что она могла сделать – должна бы сделать, – однако воспоминания Ашаки не были достаточно ясными, чтобы подсказать ей. Нет, как пленница Хасти, она должна поднять Жезл и отнести его, сделав три-четыре нетвердых шага вперед, чтобы поместить его снова внутрь защитного ларца.
   – Прекрасно, Великая Леди. – Он насмехался над ее титулом, когда наклонился, чтобы захлопнуть крышку, скрывающую Жезл от взгляда. – Итак, действительно, ты обладаешь каким-то контролем над этой вещью. – Теперь он поворачивал ларец перед ней, держа его постоянно на уровне ее сердца и осматривая его поверхность. Еще раз его брови хмуро сдвинулись, и он потряс головой, может быть, отвергая направление своих мыслей.
   – Ты видишь, принцесса, – обратился он к Идайзи, – как новое знание сталкивается со старым и побеждает его?
   Она теперь так же покорна моей власти, как охотничий леопард на привязи.
   – Она слишком опасна и может принести нам смерть, – резко возразила Идайзи.
   – Вполне согласен. Но ведь это ты привезла ее сюда, принцесса.
   – Потому что мы нуждаемся в заложнике, пока наши планы не созреют полностью. Они
   считают ее Наследницей, поэтому не захотят потерять ее.
   – Вот как ты запланировала? – Хасти улыбнулся – холодно. – В старых способах использования заложников и заключения сделок нет надобности. Разве мы не договорились, принцесса, что наступает время отвергнуть прошлое и начать все по-новому, отбросив бремя древних суеверий и обычаев?
   – Мы все еще недостаточно сильны…
   – У нас есть все, в чем мы нуждаемся в настоящий момент.
   Если потребуется больше, мы хорошо знаем, где это взять.
   Идайзи вгляделась в него с неприкрытой горечью. Возможно, только сейчас она начала понимать, предположила Талахасси, что властвовать за спиной императора Юсеркэфа будет, в конце концов, не его жена, а этот человек.
   – Так как мы поступим с ней? – Она ткнула в их пленницу пальцем, будто хотела, чтобы это был меч, нацеленный убить девушку.
   – Она не будет представлять опасности, принцесса…, у меня. – Произнося эти слова, Хасти позволил кружащемуся диску успокоиться и спрятал его назад в складки одежды. Но прежде чем Талахасси, избавленная от этого принуждения, смогла двинуться, чтобы защитить себя, его рука снова появилась на свет, держа цилиндрик. Еще раз ее лицо было обрызгано той же самой усыпляющей жидкостью, благодаря которой ее доставили сюда пленницей. Она запомнила падение вперед, и это было все.
   Она приходила в себя медленно; но теперь не притворялась, пытаясь запутать тех, кто захватил ее в плен, если бы они интересовались ее состоянием, потому что она понимала, что во второй раз ничего этим не добьется. Вокруг был ослепительный свет, достаточно яркий, чтобы заставить ее зажмуриться, и она услышала странные звуки, которые ни с чем не могла сопоставить.
   Поверхность под ней была ровной и твердой, когда она приподнялась на локтях, чтобы осмотреться. Она была…, посажена в клетку! Вокруг нее действительно имелась сеть из проволоки, прикрепленная к четырем прочным стойкам, которые удерживали ее в одной части очень большого помещения.
   Но это было нечто больше, чем просто клетка.
   Талахасси не испытывала затруднений в идентификации предметов, которые, наверное, были бы абсолютно чуждыми для Ашаки. Это была разновидность лаборатории, самая обычная, в каких она часто бывала студенткой. Слева от нее располагался потрескивающий ящик высотой почти до потолка, а дальше шли два длинных стола, заставленные ретортами, баллонами, инструментами. В воздухе – резкий запах химических препаратов.
   На ближайшем столе…, стояла клетка, смоделированная точно как ее, но слегка иных пропорций и значительно меньших размеров, и в ней находился Жезл, снова вынутый из ларца. Несмотря на яркое освещение, Талахасси считала, что видит мерцание излучения вокруг самоцвета, венчающего его верхушку. Рядом с ним лежало что-то еще – Ключ…, или, по крайней мере, анх, который был довольно похож на тот, что она видела в руке Джейты, чтобы являться его близнецом. И тем не менее он не упоминался раньше как часть добычи Идайзи.
   Было что-то… Внезапная непродолжительная вспышка воспоминаний Ашаки мелькнула при виде этого. Но она быстро поблекла, когда Талахасси попыталась выделить ее более отчетливо. Она осталась с ощущением, что с Жезлом и Ключом вместе что-то можно было сделать для собственной защиты и, может быть, атаковать тех, кто был инициатором ее похищения.
   Клетка не имела никакой видимой двери, и когда она для пробы протянула руку по направлению к решетке, какой-то предостерегающий инстинкт заставил ее воздержаться от прикосновения. Она не могла пожертвовать своим единственным одеянием, однако кусок ткани вокруг головы мог быть использован.
   Талахасси тщательно свернула его в плотный узел, потом осторожно притронулась одним концом – держа свои пальцы так далеко, как только могла – к заградительному барьеру.
   Произошла мгновенная вспышка, так что Талахасси оцепенела. Что, если бы ее пальцы или кисть вошли в контакт с этим?
   Теперь она сидела, поджав ноги по-турецки, в середине своей клетки и старалась представить будущее – хотя будущее было совершенно непредсказуемым.
   Ее мысли были невеселыми и ничего особенного не представляли, однако прошло немало времени, прежде чем она начала осознавать, что не одна в этой комнате. Поднявшись на ноги и медленно повернувшись кругом, долго и внимательно осматривая каждую часть длинной комнаты, она никого не увидела. Комната сама по себе была очень открытой, без укромных уголков или мест, которые были бы ей не видны.