Этим утром ему везло. Неизбежных ошибок и случайностей было немного, и ни одна не вызвала серьезной задержки. Работа была тяжелой и неприятной, но он продолжал трудиться и примерно к полудню добрался до крыши.
Здесь сокольничий передохнул, сделал первый большой перерыв после начала.
Он прислонился к стене и закрыл горящие глаза.
Ему хотелось расслабить и мышцы, полностью забыть об усталом теле. Он не поверил бы, что возможна такая боль в теле.
Жажда его все усиливалась. Он вздохнул и потянулся к своему ничтожно малому запасу воды. Сколько ни думай над трудностями, меньше они не станут.
Он потряс фляжку и с сознательной безрассудностью выпил половину оставшейся воды. Если удастся выбраться, на поверхности множество питьевой воды.
Если не удастся… В любом случае дальнейшее сбережение крошечного запаса питья бессмысленно.
Тарлах несколько минут смотрел на пробку из земли, которую называл крышей, смотрел неподвижно.
Он боялся ее, боялся, что малейшая ошибка, малейшее недоброжелательство судьбы принесут с собой не задержку, а неминуемую смерть.
Но оставаться здесь — это тоже смерть, и потому Тарлах заставил себя подняться на груду. Наконец он оказался в месте, где можно было начинать работу.
Но, прежде чем взяться за орудия, он внимательно осмотрел крышу, стараясь спланировать свои действия.
Только чудо спасет его, если он начнет копать без логики и порядка.
Под ним материал груды. Над ним кора, такая же, как та, что подалась под его тяжестью вчера. Сзади камень самой пещеры.
Он должен добраться до этого каменного края отверстия, но прямо с этого места добраться невозможно.
Импровизированная лестница на груде обломков нигде не приближается к стене.
Совершенно непрактично копать кору и потом пытаться выползти. Гравий снова не выдержит его веса, и Тарлах опять упадет, как накануне.
Он покачал головой. Чтобы спастись, он должен найти относительно устойчивое и надежное место и оттуда прыгнуть к камню.
Прыжок будет длинным и опасным, потому что от него зависит жизнь, но сделать его вполне возможно.
Тарлах знал, что в прошлом не раз совершал такие прыжки, даже не задумываясь.
Осторожно, бесконечно осторожно скреб он почву, пока, наконец, последний слой не раскрошился под его легкими ударами и над головой показалось голубое небо.
В тот же момент Тарлах вскрикнул и закрыл глаза руками. Скорчился, закрывая лицо, пока не прекратились слезы. Постепенно он позволил свету все больше и больше проникать к глазам, давал им возможность приспособиться к ослепительно яркому сиянию.
Он попытался представить, что произошло бы с ним, если бы все эти часы он находился в полной темноте, и смог только покачать головой. Вероятно, ослеп бы, пусть временно.
Когда Тарлах смог, наконец, снова выдерживать дневной свет, он ползком выбрался из ямы и лег на плотную массу обломков, затыкавшую ее.
Полежал так недолго, наслаждаясь ощущением утреннего воздуха на коже. Вслух рассмеялся, когда сквозь одежду начал пробиваться холод. Тяжелая работа помогала ему до сих пор сохранять тепло.
Но вскоре сокольничий отрезвел. Почувствовал близость приступа истерии и заставил себя успокоиться.
Он еще не освободился.
Тарлах осмотрелся и сразу стал серьезным. Граница между ломкой коркой и прочным камнем, хорошо видная снизу, здесь незаметна. Все кажется одинаковым, и даже его падение не обозначило ясно, где кончается опасность и начинается прочная почва. Он должен опираться на свою память и на чувство направления, так как граница между камнем и корой неровная. Рука его протянулась к фляжке — движение более нервное, чем подсказывает жажда.
Однако, ощутив первое прикосновение жидкости к губам, Тарлах тут же заткнул фляжку и вернул ее себе за пояс.
Если снова упадет и останется жив, ему придется ликвидировать ущерб, причиненный его самодельной лестнице, и совершить вторую попытку освободиться. Вид чистого неба делал мысль о самоубийстве гораздо менее привлекательной, чем в темных проходах внизу.
Тарлах посмотрел в ту сторону, куда должен прыгнуть, пытаясь по каким-нибудь признакам определить расстояние.
И не увидел ничего, никаких примет камня.
Тарлах неожиданно улыбнулся и отступил на несколько шагов. Лучше прыгнуть подальше, чем пожалеть силы и снова упасть в яму, подумал он, разбегаясь на хрупкой почве. И прыгнул с относительно безопасной груды.
Уже в воздухе ему показалось, что он никогда не достигнет цели, что такой слабый прыжок доставит его только к середине коры.
Он упал, прежде чем успел ощутить панику, отчаянно вцепился в благословенно прочную почву.
Частично прочную. Земля под его правой ногой подалась, прихватив с собой окружающий участок. Тарлах почувствовал, что начинает скользить, но пальцы его впились в прочный край, он подтянулся, пополз, пока не оказался в месте, где ему не грозила опасность упасть.
Здесь воин полежал, пока его сердце не начало биться нормально. Он был полон радости жизни и свободы и согласен был лежать неподвижно и поражаться случившемуся чуду.
Но вот эмоции схлынули, вернулась способность мыслить рационально, и мозг подсказал, что само это облегчение может навлечь новую опасность.
Тарлах почувствовал, что достаточно отдохнул и успокоился. Он встал и начал осторожно спускаться с этого высокого и опасного места.
Впредь ей уже не потребуется проводник. Им навстречу ехал Тарлах. Он был невероятно грязен, одно крыло его шлема согнулось вдвое, но сидел он в седле Леди Гей прямо и делал это, казалось, без труда.
Уне не нужны были призывы птицы, чтобы устремиться вперед, все остальные тоже поскакали и почти одновременно достигли сокольничего.
Он изумился, увидев их, но владелица долины в ответ на его вопрос только пожала плечами.
— Твой крылатый брат встревожился, и мы серьезно отнеслись к его беспокойству, очевидно, не без оснований. Что случилось?
— Я встретился с ребенком-призраком…
Пира негромко застонала, поднесла руку ко рту, а Джерро отвернулся.
Уна из Морской Крепости не издала ни звука, но лицо ее смертельно побледнело, даже посерело, и ее лорд сразу понял, какую боль причинил ей.
Сокольничий быстро протянул к ней руки. Сжал ее руки, которые конвульсивно сжимали поводья.
— Какой же я дурак! Я невредим, думаю, что и дальше ничего со мной не будет.
Он посмотрел на целителей.
— Аден сказала нам, что разложение начинается быстро, через час, а я встретил призрак прошлой ночью или под утро. К тому же я не слышал плача, который всегда, как говорят, сопровождает нападение призрака.
— Ты прав, птичий воин, — ответил Джерро, — но как ты смог спастись, если встретился с нею?
Сокольничий наклонил побитый шлем.
— Прошу прощения, — сказал он, — и за то, что не подумал, и за то, что прошу вас потерпеть еще немного, пока к нам не присоединится Квен. Остальные тоже должны это выслушать, а я очень устал и не хочу рассказывать повторно.
Тарлах продолжал гладить сокола, успокаивая его, но голову он опустил, и мысли его, очевидно, были далеко.
Уна ехала рядом с ним. Вина и горе от возможности беды с ним заполняли ее сердце, она не могла не смотреть на него, искала признаки разложения, которое всегда вызывает встреча с этим смертоносным признаком.
Наконец, он почувствовал на себе ее взгляд, повернулся к ней и слегка улыбнулся. Нетрудно было догадаться о причине ее страха.
— Я думаю, что я вполне здоров, госпожа, только все тело избито. — Глаза его затуманились, голос упал. — Если.., если окажется, что я не прав…
— Тебе будет позволено уйти, — ответила она. — Как мужчине. Клянусь в этом. — Она подняла голову и заставила себя улыбнуться. — Однако, я верю, что ты здоров, что спасся от проклятия призрака.
Он не стал рассказывать о своем страхе, но не упустил ни одной подробности из встречи с девочкой-призраком, хотя говорил негромко и покраснел. Его роль не соответствовала тому, что ожидают от человека его народа.
Закончил он своей теорией о состоянии Адилы и о том, что вызвало ее освобождение. Ответив еще на несколько вопросов, он попросил разрешения уйти. Ему хотелось только смыть с себя грязь и лечь в постель.
Уна медленно возвращалась к себе. На сердце ее было тяжело от мысли об опасности, которой избежал ее лорд.
Она погрузилась в мрачные мысли и потому вздрогнула, как юная девушка, когда перед ней появилась Пира.
Женщина из народа сокольничьих извинилась и молча шла рядом, пока они не добрались до входа в комнату Уны. Здесь Пира распрямилась, сбросив с плеч груз усталости.
— Я приняла решение, Уна из Морской Крепости. Я поеду в Верхний Холлек с тобой и Горным Соколом.
10
11
Здесь сокольничий передохнул, сделал первый большой перерыв после начала.
Он прислонился к стене и закрыл горящие глаза.
Ему хотелось расслабить и мышцы, полностью забыть об усталом теле. Он не поверил бы, что возможна такая боль в теле.
Жажда его все усиливалась. Он вздохнул и потянулся к своему ничтожно малому запасу воды. Сколько ни думай над трудностями, меньше они не станут.
Он потряс фляжку и с сознательной безрассудностью выпил половину оставшейся воды. Если удастся выбраться, на поверхности множество питьевой воды.
Если не удастся… В любом случае дальнейшее сбережение крошечного запаса питья бессмысленно.
Тарлах несколько минут смотрел на пробку из земли, которую называл крышей, смотрел неподвижно.
Он боялся ее, боялся, что малейшая ошибка, малейшее недоброжелательство судьбы принесут с собой не задержку, а неминуемую смерть.
Но оставаться здесь — это тоже смерть, и потому Тарлах заставил себя подняться на груду. Наконец он оказался в месте, где можно было начинать работу.
Но, прежде чем взяться за орудия, он внимательно осмотрел крышу, стараясь спланировать свои действия.
Только чудо спасет его, если он начнет копать без логики и порядка.
Под ним материал груды. Над ним кора, такая же, как та, что подалась под его тяжестью вчера. Сзади камень самой пещеры.
Он должен добраться до этого каменного края отверстия, но прямо с этого места добраться невозможно.
Импровизированная лестница на груде обломков нигде не приближается к стене.
Совершенно непрактично копать кору и потом пытаться выползти. Гравий снова не выдержит его веса, и Тарлах опять упадет, как накануне.
Он покачал головой. Чтобы спастись, он должен найти относительно устойчивое и надежное место и оттуда прыгнуть к камню.
Прыжок будет длинным и опасным, потому что от него зависит жизнь, но сделать его вполне возможно.
Тарлах знал, что в прошлом не раз совершал такие прыжки, даже не задумываясь.
***
Работа продвигалась медленно, хотя приходилось перемещать не много материала. Вероятно, можно было бы действовать и побыстрее: груда слежалась и держалась достаточно прочно, но Тарлах зашел уже так далеко и ценой таких усилий, что не хотел рисковать всем ради нескольких минут.Осторожно, бесконечно осторожно скреб он почву, пока, наконец, последний слой не раскрошился под его легкими ударами и над головой показалось голубое небо.
В тот же момент Тарлах вскрикнул и закрыл глаза руками. Скорчился, закрывая лицо, пока не прекратились слезы. Постепенно он позволил свету все больше и больше проникать к глазам, давал им возможность приспособиться к ослепительно яркому сиянию.
Он попытался представить, что произошло бы с ним, если бы все эти часы он находился в полной темноте, и смог только покачать головой. Вероятно, ослеп бы, пусть временно.
Когда Тарлах смог, наконец, снова выдерживать дневной свет, он ползком выбрался из ямы и лег на плотную массу обломков, затыкавшую ее.
Полежал так недолго, наслаждаясь ощущением утреннего воздуха на коже. Вслух рассмеялся, когда сквозь одежду начал пробиваться холод. Тяжелая работа помогала ему до сих пор сохранять тепло.
Но вскоре сокольничий отрезвел. Почувствовал близость приступа истерии и заставил себя успокоиться.
Он еще не освободился.
Тарлах осмотрелся и сразу стал серьезным. Граница между ломкой коркой и прочным камнем, хорошо видная снизу, здесь незаметна. Все кажется одинаковым, и даже его падение не обозначило ясно, где кончается опасность и начинается прочная почва. Он должен опираться на свою память и на чувство направления, так как граница между камнем и корой неровная. Рука его протянулась к фляжке — движение более нервное, чем подсказывает жажда.
Однако, ощутив первое прикосновение жидкости к губам, Тарлах тут же заткнул фляжку и вернул ее себе за пояс.
Если снова упадет и останется жив, ему придется ликвидировать ущерб, причиненный его самодельной лестнице, и совершить вторую попытку освободиться. Вид чистого неба делал мысль о самоубийстве гораздо менее привлекательной, чем в темных проходах внизу.
Тарлах посмотрел в ту сторону, куда должен прыгнуть, пытаясь по каким-нибудь признакам определить расстояние.
И не увидел ничего, никаких примет камня.
Тарлах неожиданно улыбнулся и отступил на несколько шагов. Лучше прыгнуть подальше, чем пожалеть силы и снова упасть в яму, подумал он, разбегаясь на хрупкой почве. И прыгнул с относительно безопасной груды.
Уже в воздухе ему показалось, что он никогда не достигнет цели, что такой слабый прыжок доставит его только к середине коры.
Он упал, прежде чем успел ощутить панику, отчаянно вцепился в благословенно прочную почву.
Частично прочную. Земля под его правой ногой подалась, прихватив с собой окружающий участок. Тарлах почувствовал, что начинает скользить, но пальцы его впились в прочный край, он подтянулся, пополз, пока не оказался в месте, где ему не грозила опасность упасть.
Здесь воин полежал, пока его сердце не начало биться нормально. Он был полон радости жизни и свободы и согласен был лежать неподвижно и поражаться случившемуся чуду.
Но вот эмоции схлынули, вернулась способность мыслить рационально, и мозг подсказал, что само это облегчение может навлечь новую опасность.
Тарлах почувствовал, что достаточно отдохнул и успокоился. Он встал и начал осторожно спускаться с этого высокого и опасного места.
***
Радостный крик Бросающего Вызов Буре прогнал усталость Уны. Она крепко держала сокола, чтобы тот не повредил еще не зажившее крыло, и сжала коленями бока Орла, Сокол снова уловил след, Уна тоже.Впредь ей уже не потребуется проводник. Им навстречу ехал Тарлах. Он был невероятно грязен, одно крыло его шлема согнулось вдвое, но сидел он в седле Леди Гей прямо и делал это, казалось, без труда.
Уне не нужны были призывы птицы, чтобы устремиться вперед, все остальные тоже поскакали и почти одновременно достигли сокольничего.
Он изумился, увидев их, но владелица долины в ответ на его вопрос только пожала плечами.
— Твой крылатый брат встревожился, и мы серьезно отнеслись к его беспокойству, очевидно, не без оснований. Что случилось?
— Я встретился с ребенком-призраком…
Пира негромко застонала, поднесла руку ко рту, а Джерро отвернулся.
Уна из Морской Крепости не издала ни звука, но лицо ее смертельно побледнело, даже посерело, и ее лорд сразу понял, какую боль причинил ей.
Сокольничий быстро протянул к ней руки. Сжал ее руки, которые конвульсивно сжимали поводья.
— Какой же я дурак! Я невредим, думаю, что и дальше ничего со мной не будет.
Он посмотрел на целителей.
— Аден сказала нам, что разложение начинается быстро, через час, а я встретил призрак прошлой ночью или под утро. К тому же я не слышал плача, который всегда, как говорят, сопровождает нападение призрака.
— Ты прав, птичий воин, — ответил Джерро, — но как ты смог спастись, если встретился с нею?
Сокольничий наклонил побитый шлем.
— Прошу прощения, — сказал он, — и за то, что не подумал, и за то, что прошу вас потерпеть еще немного, пока к нам не присоединится Квен. Остальные тоже должны это выслушать, а я очень устал и не хочу рассказывать повторно.
***
Никто ничего не ответил. Все устали и погрузились в свои мысли.Тарлах продолжал гладить сокола, успокаивая его, но голову он опустил, и мысли его, очевидно, были далеко.
Уна ехала рядом с ним. Вина и горе от возможности беды с ним заполняли ее сердце, она не могла не смотреть на него, искала признаки разложения, которое всегда вызывает встреча с этим смертоносным признаком.
Наконец, он почувствовал на себе ее взгляд, повернулся к ней и слегка улыбнулся. Нетрудно было догадаться о причине ее страха.
— Я думаю, что я вполне здоров, госпожа, только все тело избито. — Глаза его затуманились, голос упал. — Если.., если окажется, что я не прав…
— Тебе будет позволено уйти, — ответила она. — Как мужчине. Клянусь в этом. — Она подняла голову и заставила себя улыбнуться. — Однако, я верю, что ты здоров, что спасся от проклятия призрака.
***
Подгоняя лошадей, четверо вернулись в Лормт еще до захода солнца. Все устали до изнеможения, но сразу пошли в комнату Квена, где вместе с престарелым ученым ждали Дуратан и Аден. Тут капитан сокольничьих, наконец, рассказал о том, что с ним случилось.Он не стал рассказывать о своем страхе, но не упустил ни одной подробности из встречи с девочкой-призраком, хотя говорил негромко и покраснел. Его роль не соответствовала тому, что ожидают от человека его народа.
Закончил он своей теорией о состоянии Адилы и о том, что вызвало ее освобождение. Ответив еще на несколько вопросов, он попросил разрешения уйти. Ему хотелось только смыть с себя грязь и лечь в постель.
***
После его ухода в маленькой комнате несколько минут царило мертвое молчание. Потом все разошлись, позволив Квену тоже лечь.Уна медленно возвращалась к себе. На сердце ее было тяжело от мысли об опасности, которой избежал ее лорд.
Она погрузилась в мрачные мысли и потому вздрогнула, как юная девушка, когда перед ней появилась Пира.
Женщина из народа сокольничьих извинилась и молча шла рядом, пока они не добрались до входа в комнату Уны. Здесь Пира распрямилась, сбросив с плеч груз усталости.
— Я приняла решение, Уна из Морской Крепости. Я поеду в Верхний Холлек с тобой и Горным Соколом.
10
— Вставай, капитан, или ты намерен проспать всю жизнь?
Тарлах повернулся на спину в ответ на знакомый голос и застонал от боли в мышцах.
— Бреннан! Когда ты приехал?
— Только что. — Лейтенант сел на край постели. — Судя по рассказам, ты был занят. Сражался с рожденными Тьмой псами-убийцами, знакомился с призраком. У тебя появилась привычка становиться местным героем.
— Где ты обо всем этом слышал?
— Все здесь возбуждены твоими приключениями настолько, что даже не пугаются нашего появления. К нам обратился старик по имени Морфью, как только мы спешились, и довольно бессвязно рассказал о твоих подвигах. Потом к нам подошел еще один местный, больше похожий на торговца, чем на ученого, но он не менее красноречив, чем остальные здесь. Он дал нам более полный и связный отчет.
— Это, должно быть, Джерро. — Капитан на мгновение встревожился, но обычно он хорошо оценивает людей и не думает, что Джерро стал бы сообщать подробности, которые встревожили бы подчиненных Тарлаха.
Откинув одеяло, он сел, храбро встречая холодный воздух комнаты.
Глаза Бреннана устремились на синяки и ссадины, покрывающие грудь и руки командира.
— Что, во имя Рогатого Лорда, с тобой произошло?
— Я упал в яму, если помнишь. Тут не над чем смеяться, лейтенант.
— Конечно нет, — согласился его товарищ с широкой улыбкой, — но не могу не улыбнуться, вспомнив твою славу лучшего горного пролазы.
— Может быть, именно поэтому я еще здесь и могу выслушать твои оскорбления, — спокойно ответил Тарлах.
Неожиданно капитан услышал негромкий крик Бросающего Вызов Буре и посмотрел на сокола. Он ожидал увидеть, что сокол встречается со своей самкой, но вместо этого увидел красивого молодого сокола-самца, который, заметив взгляд капитана, тут же приветствовал его по-своему.
Тарлах удивленно посмотрел на Бреннана.
— А где Солнечный Луч?
Бреннан опустил глаза, чтобы скрыть боль в них.
— Крылатый Воин подлетел ко мне, как только я въехал в наш лагерь, а она меня покинула, как будто я для нее ничего не значу. Нет, конечно, это не правда, она по своей воле передала меня ему.
— Прости, друг мой, — негромко сказал капитан. — Самки всегда ведут себя не так, как самцы.
Это действительно так. До падения Гнезда самки вообще не присоединялись к людям, они сопровождали колонны, только чтобы не расставаться со своими самцами и каждый год гнездиться. Они приспособились к меняющимся условиям быстрее, чем их более медлительные друзья люди. Тем не менее их связь с избранным воином была не такой тесной и прочной, как у самцов. Потеря глубоко печалила и самку и человека, но они не умирали вслед за потерей партнера, и в каждом отряде всегда бывало несколько самок, потерявших партнеров. Они со временем выбирали себе нового сокольничего, хотя их не заставляли это делать, в результате часто спасали человека, спасали ему рассудок и помогали молодым воинам скорее влиться в ряды ветеранов.
Нетрудно было понять их относительную отчужденность. Некогда самки соколов становились партнерами женщин народа сокольничьих, но после прихода Джонкары разорвали эту связь, чтобы спастись от порабощения.
Предполагалось, что разрыв этот временный, и самки соколов сражались вместе с мужчинами и не поддавшимися женщинами, чтобы покончить с рабством, но слишком далеко они отошли от своих прежних друзей, временно служивших силам Тьмы. Пример самок подействовал на выживших мужчин и привел к решению, как защитить себя в будущем от повторения попыток захватить над ними господство.
— Она осталась в лагере? — спросил немного погодя Тарлах.
— Нет. Солнечный Луч сопровождала нас в Лормт, где быстро связалась с нашей нанимательницей.
— Что?
— Госпожу не в чем винить. Хоть мы поражены, в этом все готовы поклясться. Мы сами были свидетелями.
Все произошло до того, как У на осознала случившееся.
— Не нужно клясться, — ответил Тарлах. Он знал, что У на может общаться с боевыми птицами, но даже не думал о том, что одна из птиц предпочтет сражаться рядом с женщиной, тем более что у той уже есть Брейвери.
Тарлах потянулся к одежде, которая была аккуратно сложена на столе. Все вычистили и починили, заметил он, выправили и шлем, привели в порядок остальное боевое снаряжение. Должно быть, он крепко спал, если не слышал, как все это выносили и приносили снова.
Бросающий Вызов Буре, конечно, это заметил, но тревоги не поднял.
— Я должен увидеться с хозяйкой долины, и немедленно.
Бреннан с интересом посмотрел на него.
— Можешь называть ее по имени, — заметил он. — Мы все так ее называем между собой. Слишком долго произносить титулы. — Тут легкость его покинула, голос стал серьезным. — Ты должен знать вот что, Тарлах.
До нашего отъезда из Морской Крепости мы провели встречу отряда и голосование. Результат единодушный.
Мы ходим строить Гнездо и именно в том месте, которое ты выбрал. Что бы ни решил главнокомандующий и другие командующие, мы с тобой.
Тарлах покачал головой, но Бреннан быстро продолжал:
— Пятьсот воинов. Это не то, что тебе нужно, но это и не те разбежавшиеся отряды, которые надеются найти для себя временное убежище. Нас не могут заставить вернуться, а если повезет, мы сможем добиться своего и сохранить остатки нашего народа.
— Но не без женщин, — напомнил Тарлах.
— Мы обсуждали и это. Морской Крепости не хватает мужчин, и ее население тоже, как и мы, не хочет вымереть. Возможно, мы смогли бы договориться с ними, хотя они и жители долины. Мы не настолько чуждые партнеры, как Всадники-Оборотни.
— Потомки будут отличаться и от нас, и от них, но они могут быть сильными, и мы сможем передать им то, что для нас главное. К тому же смешение крови может вывести нас из-под власти Джонкары, и мы больше не будем опасаться снова пробудить ее.
— Это правда, — со вздохом согласился командир, — но если мы будем вынуждены пойти по этой дороге, боюсь, нас ждут более серьезные компромиссы. — Тарлах пожал плечами. Все это, возможно, преждевременные рассуждения. — Я могу не дожить до переговоров, если меня осудят.
— Тогда я приму на себя командование и продолжу твое дело, а Рорик готов занять мое место, если паду и я.
Не удивляйся так, друг мой. Не один ты озабочен судьбой народа сокольничьих и не ты один готов рискнуть собой ради этого дела.
Капитан опустил голову.
— Принимаю поправку. Я недооценил тебя, вас всех.
Прошу прощения за это.
— Да, ты стал жертвой своей привычки принимать на себя всю тяжесть. Я заговорил об этом только для того, чтобы ты знал, что ты не один.
Тарлах был глубоко тронут, но не хотел, чтобы товарищ заметил это. К тому же он замерз.
— Ты считаешь, что мне нужно это знать? — негромко спросил он. — Варнел принял тебя холодно?
Невозможно представить себе, что главнокомандующий сокольничьих не знал уже о судьбе Рейвенфилда и обстоятельствах, сопровождавших его завоевание. Эльфторн и другие спасенные сулкары принесли эту новость в Эсткарп раньше его доклада. А несколько его воинов во главе с Бреннаном после этих событий тоже отправились в главный лагерь. В течение нескольких месяцев о событиях узнает каждый сокольничий в Верхнем Холлеке. И по размерам отряда легко догадаются, кто его возглавлял.
— Нет, не холодно, но он был не очень разговорчив, по крайней мере с незначительным лейтенантом.
— Что он сказал о договоре с Морской Крепостью? — резко спросил Тарлах. Он хотел сам доложить об этом, прежде чем дойдут слухи.
Бреннан покачал головой.
— Ничего, и сомневаюсь, чтобы он об этом знал. Мы молчали, и можешь мне поверить, что я ни о чем не рассказывал. И был счастлив поскорее убраться от него.
Командир улыбнулся, несмотря на свою озабоченность.
— Варнел не так уж плох. Просто его рявканье производит сильное впечатление.
— Возможно, но ты был единственным молодым воином, которого он захотел называть своим сыном.
Мы все предпочитаем держаться на удалении от главнокомандующего. — Голубые глаза воина снова стали серьезными, — Он спросил, намерен ли ты остаться сокольничим или хочешь осесть в долине как ее лорд.
Его как будто обрадовало мое удивление. Я заверил его, что ты и не думаешь расставаться со своим народом и отрядом.
— Главнокомандующий обладает очень богатым воображением, — мрачно заметил Тарлах. — Если ему в голову пришла такая возможность, мне следует отправиться к нему…
— Его там больше нет, Тарлах. Поэтому мы сюда и вернулись. Варнел созвал Совет. Должны присутствовать все наши силы. Такой Совет созывается впервые с тех пор, как погибло Гнездо. Каждый сокольничий, способный ответить на призыв, получил приказ отплыть вслед за главнокомандующим.
— Отплыть?
— Варнел плывет в Линну. Призыв направили в долины Верхнего Холлека еще до того, как он отплыл.
Это было недель шесть назад. Мы должны будем присоединиться к нему, как только госпожа сможет вернуться, а мы сумеем найти корабль.
— Даже с деревень частично снята охрана, чтобы сопровождать Варнела. Хотя он понимает, что если оставить их совсем без охраны, многие деревни к нашему возвращению опустеют.
— Варнел ничего не упускает, — ответил Тарлах. — Почему ты, во имя Гнезда, не сообщил мне об этом раньше?
— Потому что Варнел очень подчеркнуто запретил нам это. Он приказал нам оставаться в своем опустевшем лагере, чтобы мы не забыли его запрет. Он сказал, что мы все равно сразу не сможем двинуться, а он не хочет, чтобы ты беспокоился раньше времени.
Выражение лица капитана стало еще более мрачным.
О чем еще знает или догадывается главнокомандующий сокольничьих?
— Госпожа Уна готова к пути, — сказал он. — Мы можем выехать почти немедленно. — Рот его сжался. — То, что нужно вынести, мы вынесем, но надеюсь, клянусь Рогатым Лордом, что не мы повод для созыва этого Совета. Если это так, у меня не остается надежд на исполнение наших планов. — Или на свою собственную судьбу.
Он вошел и увидел Солнечный Луч, которая терпеливо сидела на столе, а Брейвери тщательно вылизывала самку сокола.
— Я думал, как эти двое сойдутся, — сказал Тарлах владелице долины, которая с явным отчаянием смотрела на пару животных. — Кажется, беспокоиться не стоило.
— Конечно. Они всегда нравились друг другу. Прости, Тарлах. Я даже не знала, что подобное возможно.
Он улыбнулся.
— Знаю, миледи. Бреннан в этом совершенно уверен.
— Это.., принесет неприятности?
— Не знаю, — откровенно ответил наемник. — Посмотрим, как будут развиваться события.
— Значит, мне позволено быть связанной одновременно с Брейвери и Солнечным Лучом?
— Насколько мне известно, такого никогда раньше не случалось. Как и во многих других отношениях, моя госпожа Морской Крепости, мы, кажется, я здесь идем по совершенно девственной тропе.
Глаза воина на мгновение потемнели.
— Опасность для вас троих велика. Потеря одного отразится на двух остальных, хотя выжившие смогут и поддержать друг друга так, как это невозможно для нас. — Он вздохнул. — Надеюсь, что на этот вопрос никогда не понадобится ответ.
— Я тоже надеюсь на это; товарищ.
Тарлах приветствовал боевую птицу своего лейтенанта и почесал Брейвери за ухом. После этого, глядя в глаза госпоже из Морской Крепости, передал ей сообщение Бреннана.
— Я могу выехать через час, через полчаса, если понадобится, — заверила его У на, — хотя предпочла бы как следует попрощаться с нашими хозяевами.
Она заколебалась, но решила говорить откровенно, поскольку получила на это разрешение.
— С нами поедет Пира. Она обещала связаться со своими сестрами в ваших деревнях и рассказать о своем впечатлении от Морской Крепости и Рейвенфилда.
Сокольничий застыл.
— Женщина-сокольничий?
— Да. Естественно, ей не хотелось раскрывать свое происхождение.
Тарлах кивнул, но лицо его было мрачно. Он сердился на себя за свою слепоту и еще сильнее ощутил тяжесть возложенной на него задачи. Он хорошо понимал, насколько важно его дело для судьбы всего народа сокольничьих. Он готов защищать право женщин на выбор, готов смягчить сложившиеся столетиями обычаи, и в то же время он почти не обратил внимания на эту женщину, помогавшую У не. А ведь ее внешность должна была многое сказать ему при первой же встрече. Придется, как видно, еще многому научиться и обращаться с собой так же строго, как обращаются с упрямыми воинами в известной своей строгостью колонне командующего Ксорока.
— Расскажи ей об этих новостях, — грубовато сказал Тарлах. — Возможно, она не захочет рисковать встречей с таким количеством наших и в такой близости. Если бы у меня был выбор, я бы не разрешил ей ехать. Что могут сделать пятьсот человек против целой армии?
Уна нахмурилась.
— До этого не дойдет.
Наемник опустил голову.
— Не должно, но… Я понимаю, что выгляжу трусом, но когда между нами и большей частью сокольничьих океан, наши планы кажутся мне более осуществимыми.
Расстояние в три недели марша — совсем не защита.
Он расправил плечи.
— Что бы ни случилось, мы не должны допустить, чтобы Морскую Крепость и Рейвенфилд втянули в войну и опустошили.
— Никакой войны не будет! — резко сказала У на. — Слушай меня, Тарлах, и больше доверяй своему народу и вашим командующим. Ты увидел опасность гибели своего народа и все, что ты делал — верно или ошибочно, — было направлено на устранение этой опасности. Может быть, твой союз со мной может привести к твоему осуждению, но неужели этот твой Варнел будет мстить двум невинным долинам? Неужели он так глуп, чтобы это сделать? Ведь сокольничьи должны пользоваться доверием, чтобы их нанимали. Владелец крепости будет в отчаянном положении, если решится приглашать в свои владения горящую бочку с порохом.
— Конечно, нет. Это ответ на оба твоих вопроса. Варнел справедлив и мудр. Иначе он не мог бы занимать свое положение и пользоваться нашим уважением в течение восьми лет.
Тарлах улыбнулся.
— Ты права, У на из Морской Крепости, права, как обычно. Я напрасно добавлял себе тревог. Теперь оставлю тебя, чтобы ты собралась. Нужно уехать так быстро, как только позволяет вежливость.
Тарлах повернулся на спину в ответ на знакомый голос и застонал от боли в мышцах.
— Бреннан! Когда ты приехал?
— Только что. — Лейтенант сел на край постели. — Судя по рассказам, ты был занят. Сражался с рожденными Тьмой псами-убийцами, знакомился с призраком. У тебя появилась привычка становиться местным героем.
— Где ты обо всем этом слышал?
— Все здесь возбуждены твоими приключениями настолько, что даже не пугаются нашего появления. К нам обратился старик по имени Морфью, как только мы спешились, и довольно бессвязно рассказал о твоих подвигах. Потом к нам подошел еще один местный, больше похожий на торговца, чем на ученого, но он не менее красноречив, чем остальные здесь. Он дал нам более полный и связный отчет.
— Это, должно быть, Джерро. — Капитан на мгновение встревожился, но обычно он хорошо оценивает людей и не думает, что Джерро стал бы сообщать подробности, которые встревожили бы подчиненных Тарлаха.
Откинув одеяло, он сел, храбро встречая холодный воздух комнаты.
Глаза Бреннана устремились на синяки и ссадины, покрывающие грудь и руки командира.
— Что, во имя Рогатого Лорда, с тобой произошло?
— Я упал в яму, если помнишь. Тут не над чем смеяться, лейтенант.
— Конечно нет, — согласился его товарищ с широкой улыбкой, — но не могу не улыбнуться, вспомнив твою славу лучшего горного пролазы.
— Может быть, именно поэтому я еще здесь и могу выслушать твои оскорбления, — спокойно ответил Тарлах.
Неожиданно капитан услышал негромкий крик Бросающего Вызов Буре и посмотрел на сокола. Он ожидал увидеть, что сокол встречается со своей самкой, но вместо этого увидел красивого молодого сокола-самца, который, заметив взгляд капитана, тут же приветствовал его по-своему.
Тарлах удивленно посмотрел на Бреннана.
— А где Солнечный Луч?
Бреннан опустил глаза, чтобы скрыть боль в них.
— Крылатый Воин подлетел ко мне, как только я въехал в наш лагерь, а она меня покинула, как будто я для нее ничего не значу. Нет, конечно, это не правда, она по своей воле передала меня ему.
— Прости, друг мой, — негромко сказал капитан. — Самки всегда ведут себя не так, как самцы.
Это действительно так. До падения Гнезда самки вообще не присоединялись к людям, они сопровождали колонны, только чтобы не расставаться со своими самцами и каждый год гнездиться. Они приспособились к меняющимся условиям быстрее, чем их более медлительные друзья люди. Тем не менее их связь с избранным воином была не такой тесной и прочной, как у самцов. Потеря глубоко печалила и самку и человека, но они не умирали вслед за потерей партнера, и в каждом отряде всегда бывало несколько самок, потерявших партнеров. Они со временем выбирали себе нового сокольничего, хотя их не заставляли это делать, в результате часто спасали человека, спасали ему рассудок и помогали молодым воинам скорее влиться в ряды ветеранов.
Нетрудно было понять их относительную отчужденность. Некогда самки соколов становились партнерами женщин народа сокольничьих, но после прихода Джонкары разорвали эту связь, чтобы спастись от порабощения.
Предполагалось, что разрыв этот временный, и самки соколов сражались вместе с мужчинами и не поддавшимися женщинами, чтобы покончить с рабством, но слишком далеко они отошли от своих прежних друзей, временно служивших силам Тьмы. Пример самок подействовал на выживших мужчин и привел к решению, как защитить себя в будущем от повторения попыток захватить над ними господство.
— Она осталась в лагере? — спросил немного погодя Тарлах.
— Нет. Солнечный Луч сопровождала нас в Лормт, где быстро связалась с нашей нанимательницей.
— Что?
— Госпожу не в чем винить. Хоть мы поражены, в этом все готовы поклясться. Мы сами были свидетелями.
Все произошло до того, как У на осознала случившееся.
— Не нужно клясться, — ответил Тарлах. Он знал, что У на может общаться с боевыми птицами, но даже не думал о том, что одна из птиц предпочтет сражаться рядом с женщиной, тем более что у той уже есть Брейвери.
Тарлах потянулся к одежде, которая была аккуратно сложена на столе. Все вычистили и починили, заметил он, выправили и шлем, привели в порядок остальное боевое снаряжение. Должно быть, он крепко спал, если не слышал, как все это выносили и приносили снова.
Бросающий Вызов Буре, конечно, это заметил, но тревоги не поднял.
— Я должен увидеться с хозяйкой долины, и немедленно.
Бреннан с интересом посмотрел на него.
— Можешь называть ее по имени, — заметил он. — Мы все так ее называем между собой. Слишком долго произносить титулы. — Тут легкость его покинула, голос стал серьезным. — Ты должен знать вот что, Тарлах.
До нашего отъезда из Морской Крепости мы провели встречу отряда и голосование. Результат единодушный.
Мы ходим строить Гнездо и именно в том месте, которое ты выбрал. Что бы ни решил главнокомандующий и другие командующие, мы с тобой.
Тарлах покачал головой, но Бреннан быстро продолжал:
— Пятьсот воинов. Это не то, что тебе нужно, но это и не те разбежавшиеся отряды, которые надеются найти для себя временное убежище. Нас не могут заставить вернуться, а если повезет, мы сможем добиться своего и сохранить остатки нашего народа.
— Но не без женщин, — напомнил Тарлах.
— Мы обсуждали и это. Морской Крепости не хватает мужчин, и ее население тоже, как и мы, не хочет вымереть. Возможно, мы смогли бы договориться с ними, хотя они и жители долины. Мы не настолько чуждые партнеры, как Всадники-Оборотни.
— Потомки будут отличаться и от нас, и от них, но они могут быть сильными, и мы сможем передать им то, что для нас главное. К тому же смешение крови может вывести нас из-под власти Джонкары, и мы больше не будем опасаться снова пробудить ее.
— Это правда, — со вздохом согласился командир, — но если мы будем вынуждены пойти по этой дороге, боюсь, нас ждут более серьезные компромиссы. — Тарлах пожал плечами. Все это, возможно, преждевременные рассуждения. — Я могу не дожить до переговоров, если меня осудят.
— Тогда я приму на себя командование и продолжу твое дело, а Рорик готов занять мое место, если паду и я.
Не удивляйся так, друг мой. Не один ты озабочен судьбой народа сокольничьих и не ты один готов рискнуть собой ради этого дела.
Капитан опустил голову.
— Принимаю поправку. Я недооценил тебя, вас всех.
Прошу прощения за это.
— Да, ты стал жертвой своей привычки принимать на себя всю тяжесть. Я заговорил об этом только для того, чтобы ты знал, что ты не один.
Тарлах был глубоко тронут, но не хотел, чтобы товарищ заметил это. К тому же он замерз.
— Ты считаешь, что мне нужно это знать? — негромко спросил он. — Варнел принял тебя холодно?
Невозможно представить себе, что главнокомандующий сокольничьих не знал уже о судьбе Рейвенфилда и обстоятельствах, сопровождавших его завоевание. Эльфторн и другие спасенные сулкары принесли эту новость в Эсткарп раньше его доклада. А несколько его воинов во главе с Бреннаном после этих событий тоже отправились в главный лагерь. В течение нескольких месяцев о событиях узнает каждый сокольничий в Верхнем Холлеке. И по размерам отряда легко догадаются, кто его возглавлял.
— Нет, не холодно, но он был не очень разговорчив, по крайней мере с незначительным лейтенантом.
— Что он сказал о договоре с Морской Крепостью? — резко спросил Тарлах. Он хотел сам доложить об этом, прежде чем дойдут слухи.
Бреннан покачал головой.
— Ничего, и сомневаюсь, чтобы он об этом знал. Мы молчали, и можешь мне поверить, что я ни о чем не рассказывал. И был счастлив поскорее убраться от него.
Командир улыбнулся, несмотря на свою озабоченность.
— Варнел не так уж плох. Просто его рявканье производит сильное впечатление.
— Возможно, но ты был единственным молодым воином, которого он захотел называть своим сыном.
Мы все предпочитаем держаться на удалении от главнокомандующего. — Голубые глаза воина снова стали серьезными, — Он спросил, намерен ли ты остаться сокольничим или хочешь осесть в долине как ее лорд.
Его как будто обрадовало мое удивление. Я заверил его, что ты и не думаешь расставаться со своим народом и отрядом.
— Главнокомандующий обладает очень богатым воображением, — мрачно заметил Тарлах. — Если ему в голову пришла такая возможность, мне следует отправиться к нему…
— Его там больше нет, Тарлах. Поэтому мы сюда и вернулись. Варнел созвал Совет. Должны присутствовать все наши силы. Такой Совет созывается впервые с тех пор, как погибло Гнездо. Каждый сокольничий, способный ответить на призыв, получил приказ отплыть вслед за главнокомандующим.
— Отплыть?
— Варнел плывет в Линну. Призыв направили в долины Верхнего Холлека еще до того, как он отплыл.
Это было недель шесть назад. Мы должны будем присоединиться к нему, как только госпожа сможет вернуться, а мы сумеем найти корабль.
— Даже с деревень частично снята охрана, чтобы сопровождать Варнела. Хотя он понимает, что если оставить их совсем без охраны, многие деревни к нашему возвращению опустеют.
— Варнел ничего не упускает, — ответил Тарлах. — Почему ты, во имя Гнезда, не сообщил мне об этом раньше?
— Потому что Варнел очень подчеркнуто запретил нам это. Он приказал нам оставаться в своем опустевшем лагере, чтобы мы не забыли его запрет. Он сказал, что мы все равно сразу не сможем двинуться, а он не хочет, чтобы ты беспокоился раньше времени.
Выражение лица капитана стало еще более мрачным.
О чем еще знает или догадывается главнокомандующий сокольничьих?
— Госпожа Уна готова к пути, — сказал он. — Мы можем выехать почти немедленно. — Рот его сжался. — То, что нужно вынести, мы вынесем, но надеюсь, клянусь Рогатым Лордом, что не мы повод для созыва этого Совета. Если это так, у меня не остается надежд на исполнение наших планов. — Или на свою собственную судьбу.
***
Тарлах целеустремленно прошел по знакомому теперь коридору и резко постучал в дверь Уны. Она отозвалась почти немедленно, подтвердив, что ждала его.Он вошел и увидел Солнечный Луч, которая терпеливо сидела на столе, а Брейвери тщательно вылизывала самку сокола.
— Я думал, как эти двое сойдутся, — сказал Тарлах владелице долины, которая с явным отчаянием смотрела на пару животных. — Кажется, беспокоиться не стоило.
— Конечно. Они всегда нравились друг другу. Прости, Тарлах. Я даже не знала, что подобное возможно.
Он улыбнулся.
— Знаю, миледи. Бреннан в этом совершенно уверен.
— Это.., принесет неприятности?
— Не знаю, — откровенно ответил наемник. — Посмотрим, как будут развиваться события.
— Значит, мне позволено быть связанной одновременно с Брейвери и Солнечным Лучом?
— Насколько мне известно, такого никогда раньше не случалось. Как и во многих других отношениях, моя госпожа Морской Крепости, мы, кажется, я здесь идем по совершенно девственной тропе.
Глаза воина на мгновение потемнели.
— Опасность для вас троих велика. Потеря одного отразится на двух остальных, хотя выжившие смогут и поддержать друг друга так, как это невозможно для нас. — Он вздохнул. — Надеюсь, что на этот вопрос никогда не понадобится ответ.
— Я тоже надеюсь на это; товарищ.
Тарлах приветствовал боевую птицу своего лейтенанта и почесал Брейвери за ухом. После этого, глядя в глаза госпоже из Морской Крепости, передал ей сообщение Бреннана.
— Я могу выехать через час, через полчаса, если понадобится, — заверила его У на, — хотя предпочла бы как следует попрощаться с нашими хозяевами.
Она заколебалась, но решила говорить откровенно, поскольку получила на это разрешение.
— С нами поедет Пира. Она обещала связаться со своими сестрами в ваших деревнях и рассказать о своем впечатлении от Морской Крепости и Рейвенфилда.
Сокольничий застыл.
— Женщина-сокольничий?
— Да. Естественно, ей не хотелось раскрывать свое происхождение.
Тарлах кивнул, но лицо его было мрачно. Он сердился на себя за свою слепоту и еще сильнее ощутил тяжесть возложенной на него задачи. Он хорошо понимал, насколько важно его дело для судьбы всего народа сокольничьих. Он готов защищать право женщин на выбор, готов смягчить сложившиеся столетиями обычаи, и в то же время он почти не обратил внимания на эту женщину, помогавшую У не. А ведь ее внешность должна была многое сказать ему при первой же встрече. Придется, как видно, еще многому научиться и обращаться с собой так же строго, как обращаются с упрямыми воинами в известной своей строгостью колонне командующего Ксорока.
— Расскажи ей об этих новостях, — грубовато сказал Тарлах. — Возможно, она не захочет рисковать встречей с таким количеством наших и в такой близости. Если бы у меня был выбор, я бы не разрешил ей ехать. Что могут сделать пятьсот человек против целой армии?
Уна нахмурилась.
— До этого не дойдет.
Наемник опустил голову.
— Не должно, но… Я понимаю, что выгляжу трусом, но когда между нами и большей частью сокольничьих океан, наши планы кажутся мне более осуществимыми.
Расстояние в три недели марша — совсем не защита.
Он расправил плечи.
— Что бы ни случилось, мы не должны допустить, чтобы Морскую Крепость и Рейвенфилд втянули в войну и опустошили.
— Никакой войны не будет! — резко сказала У на. — Слушай меня, Тарлах, и больше доверяй своему народу и вашим командующим. Ты увидел опасность гибели своего народа и все, что ты делал — верно или ошибочно, — было направлено на устранение этой опасности. Может быть, твой союз со мной может привести к твоему осуждению, но неужели этот твой Варнел будет мстить двум невинным долинам? Неужели он так глуп, чтобы это сделать? Ведь сокольничьи должны пользоваться доверием, чтобы их нанимали. Владелец крепости будет в отчаянном положении, если решится приглашать в свои владения горящую бочку с порохом.
— Конечно, нет. Это ответ на оба твоих вопроса. Варнел справедлив и мудр. Иначе он не мог бы занимать свое положение и пользоваться нашим уважением в течение восьми лет.
Тарлах улыбнулся.
— Ты права, У на из Морской Крепости, права, как обычно. Я напрасно добавлял себе тревог. Теперь оставлю тебя, чтобы ты собралась. Нужно уехать так быстро, как только позволяет вежливость.
11
Не прошло и трех четвертей часа, как все сокольничьи вместе с госпожой Уной и Пирой собрались на продуваемом ветром дворе. Их окружили ученые и работники, вся община решила пожелать им удачи и доброго пути.
Тарлах попрощался с Квеном и всеми остальными, кто так помог ему, и положил руку на шею Леди Гей, собираясь сесть верхом.
Но остановился, услышав негромкий возглас. Кто-то с вопросительной интонацией звал его именем, данным ему Уной.
У ворот стояли двое детей. Он сразу узнал одну из девочек, ту, что ближе к нему.
— Адила!
Услышав его голос, девочка буквально полетела к нему.
Взглянув в отчаянии сначала на Уну, потом на Бреянана, Тарлах опустился на колено и протянул руки.
Адила бросилась к нему в объятия и весело обняла.
— О, Горный Сокол, я так рада тебя видеть! Мы боялись, что не застанем тебя здесь, а нам нужно предупредить тебя о султанитах.
Он через плечо посмотрел на спутницу девочки, другую маленькую девочку, примерно десяти или одиннадцати лет.
Если Адила не понимала, с кем имеет дело, вторая девочка, очевидно, это знала. Она сделала отчаянную попытку перехватить Адилу и теперь смотрела в ужасе.
— Ты Катрин? — спросил Тарлах. Вряд ли стоит удивляться такой догадливости, учитывая обстоятельства и разительное сходство двух девочек. Не такая изящная, как сестра, вторая девочка тоже очень красива. Если бы ей позволили вырасти, она стала бы редкой красавицей.
Тарлах попрощался с Квеном и всеми остальными, кто так помог ему, и положил руку на шею Леди Гей, собираясь сесть верхом.
Но остановился, услышав негромкий возглас. Кто-то с вопросительной интонацией звал его именем, данным ему Уной.
У ворот стояли двое детей. Он сразу узнал одну из девочек, ту, что ближе к нему.
— Адила!
Услышав его голос, девочка буквально полетела к нему.
Взглянув в отчаянии сначала на Уну, потом на Бреянана, Тарлах опустился на колено и протянул руки.
Адила бросилась к нему в объятия и весело обняла.
— О, Горный Сокол, я так рада тебя видеть! Мы боялись, что не застанем тебя здесь, а нам нужно предупредить тебя о султанитах.
Он через плечо посмотрел на спутницу девочки, другую маленькую девочку, примерно десяти или одиннадцати лет.
Если Адила не понимала, с кем имеет дело, вторая девочка, очевидно, это знала. Она сделала отчаянную попытку перехватить Адилу и теперь смотрела в ужасе.
— Ты Катрин? — спросил Тарлах. Вряд ли стоит удивляться такой догадливости, учитывая обстоятельства и разительное сходство двух девочек. Не такая изящная, как сестра, вторая девочка тоже очень красива. Если бы ей позволили вырасти, она стала бы редкой красавицей.