«Она привела тебя к нам, а ты хочешь ее спасти?»
   — Отпустите ее! — ему некогда было думать о правдивости услышанного; он знал, что не должен позволить им увлечь женщину за собой, что иначе он
   — не мужчина. И потому ударил снова.
   Змеи задвигались быстрее, стремясь укрыться за изгородью. Тристан не уверен был, живали еще его помощница, голову которой по-прежнему скрывал отвратительный колпак. Тело ее бессильно обвисло.
   «Она наша! Иди — пока не раздразнил наш аппетит!»
   Не тратя дыхания на никчемные разговоры, Тристан вскочил на изгородь. Оттуда он принялся крушить щупальца, тащившие женщину. Руки его были слабыми, даже ухватив ими обеими меч, он с трудом поднимал и опускал его. Но упрямо продолжал битву. Мало-помалу ему начало казаться, что он побеждает.
   Он заметил, что твари, которые обвились вокруг женщины, не тронули ее руки, прижатой к груди. Поэтому Тристан обрушился на нижние кольца змеиных тел; он срубил последнее из них в тот момент, когда голова и плечи женщины оказались уже за оградой.
   Впечатление было такое, что, как щупальца ни стараются, им не под силу втащить свою жертву к себе в логово целиком. Пока они были заняты этим, Тристан напал на них. Он перерубил всех змей, которые обвились вокруг головы и плеч женщины. На смену им поднялись новые. Но женщина упала на землю так, что щупальцам, чтобы вновь схватить ее, нужно было проползти по ее груди, а этого они почему-то сделать явно не могли.
   Устало Тристан поднял меч и снова опустил его, чувствуя, что руки вот-вот откажут. И тут, буквально на миг, все до единого щупальца отступили. Левой рукой Тристан ухватился за руки женщины, которые она сложила на груди, и поволок ее прочь.
   Змеи злобно зашипели. Тела их заколыхались, задергались. Они все больше пригибались, прижимались к земле, освещая ее бледным светом. Тристан взвалил женщину на плечо и, держась к врагу лицом, попятился дальше, готовый в любой момент отразить новую атаку.

5

   Похоже было, что враги выдохлись. По крайней мере змеи так и остались за оградой. Внимательно следя за ними, Тристан отошел на некоторое расстояние и рискнул остановиться и передохнуть. Положив женщину на землю, он притронулся к ее щеке. Пальцы его ощутили холод и влагу. Мертва? Неужто ее задушили?
   Он сунул руку ей под капюшон, нащупывая пульс на горле. Ничего. Его ладонь опустилась ниже, туда, где сердце. Чтобы сделать это, ему пришлось разомкнуть ее сложенные на груди руки. Когда он коснулся маленького мешочка, лежавшего меж ее грудей, то ощутил тепло и торопливо отдернул руку — прежде чем успел сообразить, что в том мешочке не опасность, а источник жизненных сил.
   Сердце ее билось. Лучше оттащить ее подальше, пока твари за оградой утихомирились. Вряд ли они отступятся.
   Подумав немного, Тристан сунул меч в ножны, чтобы обхватить женщину обеими руками. Тело ее оказалось куда более легким, чем он ожидал по внешнему виду незнакомки.
   Его походка напоминала движения морского краба; одним глазом он следил за скопищем голубых огней позади, другим — высматривал путь. Лишь миновав два ряда камней, он облегченно вздохнул.
   Тристан чувствовал, как нечто пытается задержать его, силится вернуть обратно. Но, напрягая волю, стиснув зубы, он все дальше и дальше уходил от проклятого места.
   Одна за другой оставались за спиной каменные гряды. Колдовской свет становился слабее. Вскоре темнота сгустилась до такой степени, что Тристан начал опасаться, как бы им не сбиться с пути. Дважды он терял дорогу; приходилось обходить внезапно выраставший из тьмы валун и тем самым возвращаться туда, откуда они бежали.
   Зрение обманывало его, некий внутренний голос звал обратно. Он приноровился делать так: замечал какойнибудь ориентир впереди, в нескольких шагах, и смотрел на него, пока он не оказывался рядом, а затем выискивал следующий.
   Наконец он миновал последний ряд камней. Женщина мягко лежала у него на плече. Он чувствовал себя таким слабым, таким усталым, как будто целые сутки шагал без передышки да еще участвовал в кратковременной стычке в конце пути. Опустившись на колени, он положил свою ношу на Старую Дорогу, которую ветер совсем очистил от снега.
   Небо было покрыто обликами. Луна, видно, пряталась за ними. Лежавшая на дороге женщина выглядела темной кучей тряпья. Тристан присел на корточки, пропустив руки между колен, и задумался.
   Каким образом он попал туда, наверх, он не имел ни малейшего представления. Накануне вечером он, как обычно, лег в постель, а проснулся, только завидев тот мертвенный свет за оградой. Он ничуть не сомневался, что выдержал бой с древними Силами. Но что завлекло его туда?
   Ему вспомнилось, как он открыл окошко в своей комнате, чтобы поглядеть на пейзаж. Неужто причина происшедшего с ним кроется в невинном любопытстве? А как же тогда слуги и хозяева постоялого двора? Не верится, что они спокойно живут тут, зная о столь грозной опасности. А может, будучи потомками первопоселенцев Гриммердейла, они нечувствительны к зову темных сил?
   Подожди, подожди. Что там говорила эта тварь? Она сказала, будто его привела к ним та самая женщина, что лежит сейчас на дороге. Но если так, то зачем?
   Тристан, подавшись вперед, откинул край капюшона и нагнул голову, всматриваясь в лицо женщины. Однако во мраке ночи невозможно было разглядеть что-либо, кроме общих контуров лица.
   Вдруг ее тело откатилось в сторону. Женщина вскрикнула. В голосе ее был такой ужас, что Тристан вздрогнул и застыл как изваяние. Оттолкнувшись от дороги, она коекак поднялась. Руки ее что-то искали в складках плаща. Она больше не кричала. Тоненький лучик луны пробился сквозь облачную завесу, высветив то, что женщина сжимала в руке.
   Сверкнула сталь, Тристан успел перехватить ее руку, прежде чем кинжал вонзился в его тело. Женщина словно обезумела, она извивалась, вырывалась, пиналась, пробовала даже кусаться. Наконец он грубо облапил ее, как обошелся бы с мужчиной, и ударил кулаком в подбородок. Тело ее вновь обмякло и опустилось на дорогу.
   Придется тащить ее до трактира. Может, пребывание в логове тех тварей помутило ее рассудок и она теперь всех вокруг принимает за врагов? Оторвав от плаща полоску ткани, Тристан связал ей руки. Поднялся, взвалил женщину на спину и пошел вниз, то и дело оскальзываясь, с трудом продираясь сквозь заросли кустарника. Дыхание женщины было еле слышным.
   Который сейчас час, Тристан не знал. Однако над дверью трактира висел еще ночной фонарь. Спотыкаясь на каждом шагу, воин подковылял к камину, опустил на пол свою ношу и потянулся за дровами. Больше всего на свете ему хотелось согреться.
   Голова болела. Герте показалось, что источник боли — где-то в нижней части лица. Она открыла глаза. Свет, слабый, но не тот, не голубой. Да, это блики пламени. У камина на корточках сидит какой-то человек и подкладывает в огонь дрова. Тепло уже чувствуется. Она попыталась сесть. И только теперь заметила, что запястья ее крепко связаны. Она напряглась, пристально следя за человеком у камина.
   Голова его была повернута так, что Герта не могла видеть лица, но она ни капельки не сомневалась в том, что это Тристан. И последнее воспоминание: он зависает над ней, протягивает руки… чтобы еще раз овладеть ею! От отвращения ее едва не стошнило, и она торопливо сглотнула.
   Очень осторожно Герта огляделась. Общая зала трактира. Значит, он принес ее сюда. Чтобы взять свое в тепле, а не на холодном ветру на Старой Дороге! Пускай только попробует подойти — она закричит, будет драться, пока кто-нибудь не прибежит…
   Он глядел на нее, глядел так внимательно, что девушка поняла: он без труда угадал ее спутанные мысли.
   — Я убью тебя, — проговорила она.
   — Как уже пыталась? — спросил он. В голосе его было равнодушие, словно он задал вопрос из праздного любопытства.
   — В следующий раз я не промахнусь. Он засмеялся. А засмеявшись, стал на мгновение как будто иным человеком — моложе и менее суровым.
   — Ты вовсе не промахнулась, госпожа. Я перехватил твою руку.
   Улыбка сошла с его лица, глаза сузились, губы плотно сжались.
   Чтобы доказать, что он ее не запугает, Герта вызывающе поглядела на него.
   Он сказал:
   — Или ты, госпожа, имела в виду другое? То, что случилось перед тем, как ты обнажила кинжал? Та — та тварь говорила правду? Я в самом деле очутился в их логове по твоей милости?
   Наверное, в выражении ее лица прочитал Тристан ответ. Нагнувшись, он схватил девушку за плечи; как она ни отбивалась, он привлек ее к себе, так что ее глаза оказались на одном уровне с его глазами.
   — Но почему? Во имя Боевой Руки Картера Справедливого, почему? Что я такого сделал тебе, девчонка, что ты затащила меня в горы на верную погибель? Или тебе все равно было, кого затащить? Кто тебе эти твари — ручные животные или хозяева? И как вообще человек мог связаться с ними? Но если ты связалась с Жабами, зачем тебе потребовалось помогать мне? Почему, почему, почему?!
   Он затряс ее, сначала несильно, а потом, с каждым новым вопросом, все грубее и грубее, так что голова ее болталась из стороны в сторону. Тело ее обмякло, и это как будто отрезвило его. Он вроде бы понял, что девушка не может ему ответить, а потому снова привлек ее к себе, словно стремясь разглядеть ответ в ее глазах.
   — У меня нет родичей, которые согласились бы вызвать тебя на бой, — сказала Герта устало. — Потому мне пришлось делать все самой. Я искала тех, кто сможет отомстить…
   — Отомстить! Так, значит, я не случайный прохожий, выбранный в жертву твоим приятелям! Клянусь Девятью Мирами, мне незнакомо твое лицо! Быть может, в какойнибудь схватке от моей руки пал твой родич — отец, брат, возлюбленный? Но как такое могло случиться? Те, с кем я сражался, были врагами. Женщин у них не было — только рабыни, которых они захватили в долинах. Неужели женщина Долин способна мстить за того, чьей рабыней она была? А, девчонка? Они захватили тебя в плен, и ты нашла себе среди них господина, забыв про кровь в своих жилах, так?
   Будь у нее силы, она плюнула бы ему в лицо за такое оскорбление. Он, видно, заметил ее ярость.
   — Значит, не так. Что же тогда? Я не из тех мерзавцев, которые шастают по округе, завязывая ссоры с товарищами. И нет такой женщины, которой я овладел бы силой, без ее согласия…
   — Да ну? — Герта наконец-то обрела дар речи; слова полились сплошным потоком. — Нет, стало быть, такой женщины? А помнишь ли ты, бравый солдат, что случилось три месяца назад на дороге в Летендейл? Видно, ты частенько так поступаешь, раз память тебя подводит!
   Несмотря на обуревавшие ее гнев и страх, Герта заметила, как вытянулось его лицо в гримасе безмерного удивления.
   — Летендейл? — повторил он. — Три месяца тому назад? Послушай, девушка, я никогда не забирался так далеко к северу. А три месяца назад я командовал дружиной лорда Инграма — он погиб при осаде порта.
   В голосе его было столько искренности, что она едва не поверила — но вовремя вспомнила про браслет.
   — Ты лжешь! Разумеется, ты не запомнил моего лица. Ты ведь овладел мной в темноте, перебив перед тем врагов, которые пленили меня. Все люди моего брата тоже погибли. А со мной враги рассчитывали позабавиться. Но пришел ты — и овладел мной, воевода!
   Последнее слово она точно выплюнула.
   — Говорю тебе, я был в порту! — Тристан отпустил девушку. Она отползла к скамье. Теперь их разделяло довольно большое расстояние.
   — Готова ли ты поклясться на Камне Истины, что то был я? Ты видела меня в лицо?
   — Да, готова! А что до твоего лица, так оно мне ни к чему. Ты овладел мной в темноте, но я заметила одну вещь, заметила и запомнила ее!
   Он поднес руку к подбородку, потер застарелый шрам; браслет сверкнул в бликах пламени. Украшение это так разительно отличалось от простой одежды воина; ну как, скажите на милость, можно его забыть увидев хотя бы раз?
   — Что за вещь?
   — Ты носишь ее на запястье! Вон он, сверкает, как и тогда. Твой браслет, лгун!
   Он поглядел на золотую полоску.
   — Браслет! Вот оно что. Вот почему ты привела меня к Жабам…
   Он улыбнулся, но улыбка вышла жестокой, и глаза остались холодными.
   — Ты привела меня к ним, так? Он резким движением вытянул руку и, прежде чем девушка успела увернуться, сорвал с ее головы капюшон.
   — Что ты сделала со своим лягушачьим лицом? Что это было, краска или очередное колдовство? Крепко же, видно, хотела ты мне отомстить, если ради того так изуродовала себя.
   Герта ощупала холодные щеки. Жаль, нет зеркала. Но раз он говорит, что мерзкие пятна пропали, значит, так оно и есть.
   — Они сдержали слово… — пробормотала девушка, отказываясь что-либо понимать. Она много раз воображала себе встречу с ним, представляла, как он будет отпираться. Богатый, видно, у него опыт в подобных делах, если на все ее обвинения единственная его реакция — веселое любопытство.
   — Они? Ты имеешь в виду Жаб? Объясни-ка, почему, передав сначала меня в их руки, ты потом пришла мне на выручку? Не понимаю. По-моему, связываться с теми, кто обитает там, наверху, настолько рискованно, что отважиться на это может лишь отчаявшийся человек. А отчаяние скоро не проходит… Почему ты спасла меня, девушка?
   Она ответила вполне искренне:
   — Не знаю. Быть может, потому, что обидели меня, а значит, и отомстить должна тоже я. Наверно, так. А еще… Она молчала так долго, что Тристан не выдержал:
   — Что еще?
   — Я не могла допустить, чтобы им достался человек, пускай даже отребье вроде тебя!
   — Отлично, вот это мне уже понятно. Ненависть, страх, отчаяние толкают нас на заключение таких сделок, о которых мы потом горько сожалеем. Значит, ты не смогла принести соплеменника в жертву чужакам. Зато на дороге ты попыталась убить меня собственной рукой…
   — Ты… ты хотел овладеть мной… снова! — выкрикнула Герта. Щеки ее пылали — не от жара камина, а от давнего стыда.
   — Ты так думала? Что ж, с твоими воспоминаниями это вполне естественно, — кивнул Тристан. — Но послушай меня, девочка. Первое: нога моя никогда не ступала в Летендейл, три ли месяца, три ли года назад — никогда! Второе: вещица, по которой ты меня узнала… — он посмотрел на браслет, постучал по нему пальцами. — Три месяца назад у меня ее не было. Во время последней осады порта к нам на подмогу пришло много рекрутов из отдаленных долин. Они занимались тем, что вылавливали бродячие шайки врагов.
   Осада в основном — пора безделья, а если человеку нечего делать, он ищет развлечений. В нашу задачу входило только следить за тем, чтобы враги не бежали из крепости, пока не подойдут корабли из Гэнделсбурга и Веннеспорта и не атакуют их с моря. Ожидая эти корабли, мы забавлялись азартными играми. Даже я, за кем сложилась репутация осторожного человека, не увлекающегося подобными забавами, порой принимал в них участие.
   В одну из игр я его и выиграл. Тот, кто поставил его на кон, был похож на Урре — сын убитого князя, наследник разоренного поместья. Два дня спустя он погиб, отражая вылазку врагов. Он просил меня не продавать браслет, надеясь отыграться, если повезет, потому что украшение принадлежало к числу семейных драгоценностей. В битве я открыл, что оно не только красиво, но и полезно. Поскольку парень все равно погиб, я решил оставить браслет у себя — как видно, себе же на горе. Имени его я не знаю, все звали его каким-то прозвищем. Будучи ходячим мертвецом, он половину времени пребывал вдребезги пьяным…
   — Ходячим мертвецом?
   Рассказ Тристана был очень убедителен, и Герта верила ему.
   — Так я их называю. В Верхнем Халлаке их сейчас много. Одни — совсем юнцы, вроде Урре или бывшего владельца браслета, — он погладил украшение.
   — Другие годятся им в отцы. По долинам прошлись огнем и мечом. Уцелевшие же края лишились людей и провианта: все забрала та либо другая рать. У страны сейчас два выбора. Либо она превратится от истощения в пустое место, либо появятся новые вожди, смелые, решительные, которые отстроят ее заново.
   Герте показалось, что Тристан разговаривает не с ней, а отвечает своим собственным мыслям. Внутри себя она ощущала пустоту, как будто ее лишили чего-то важного. Руки ее инстинктивно легли на живот.
   Дитя, которое она носит, — кто был его отец? Несчастный паренек, который лишился всего и потому еще при жизни стал мертвецом, который без надежды смотрел в будущее, ни в грош не ставя всякие моральные установления. Он жил одним днем и стремился за этот короткий день познать, что только можно. Девушка снова почувствовала странное облегчение. Она не потеряла ребенка, ребенка, который, как обещала Гуннора, будет только ее. Она утеряла лишь желание отомстить, которое погнало ее в Гриммердейл, к Жабам.
   Герта вздрогнула. Несмотря на плащ и огонь в камине, холод пронизал ее до самых костей. Что она наделала, ослепленная гневом и страхом! Едва не отдала невинного человека существам, о которых теперь и думать не осмеливалась! Что спасло ее, что толкнуло ее бросить тот камень, натертый мешочком с травами Гунноры? Что удержало ее совершить столь ужасное преступление?
   И что она скажет этому мужчине, который сейчас отвернулся от нее и глядит на огонь, словно надеясь прочесть в нем таинственные руны? Герта подняла было связанные руки. Тристан повернулся к ней с улыбкой, с настоящей улыбкой, от которой она съежилась точно от удара.
   — Пожалуй, надо бы тебя развязать. Или ты все еще жаждешь моей крови?
   — он взял ее руки, потянул державшую их веревку.
   — Нет, — тихим голосом ответила Герта. — Я верю тебе. Тот, кого я искала, мертв.
   — Жалеешь, что смерть настигла его не от твоей руки? Она поглядела на свои руки, снова прижатые к животу. Что теперь с ней будет? Остаться ли ей прислугой в трактире или приползти на коленях к Куно? Нет уж! Она подняла голову, обретая утраченную гордость.
   — Я спросил, жалеешь ли ты, что не прикончила сама моего бывшего товарища?
   — Нет.
   — Но тебя тревожат мрачные мысли, я же вижу…
   — Они тебя не касаются.
   Девушка хотела встать, но Тристан положил ей руку на плечо.
   — Есть такой древний обычай. Если мужчина спас девушку от страшной опасности, он имеет право…
   Сначала она не поняла, потом с вызовом поглядела ему в глаза:
   — Так то девушки — а я не из их числа. Он тихонько присвистнул, но в наступившей тишине звук вышел очень громким.
   — Вот оно что! Значит, я не ошибся — ты не трактирная девка. Потому ты не смогла перенести того, что он сделал с тобой. Но разве у тебя нет родича, который защитил бы твою честь?
   Герта хрипло рассмеялась.
   — Воевода, у моего родича было одно желание: чтобы я выпила древний женский отвар и отвела бы позор от всей семьи. Согласись я на это, он позволил бы мне из милости остаться в доме, а вдобавок не меньше трех раз в день похвалялся бы своей добротой.
   — Понимаю. Но если ты так ненавидишь того, кто был отцом твоего ребенка…
   — Нет! — ее руки потянулись к амулету Гунноры. — Я была в святилище Гунноры. Она обещала исполнить мое желание: дитя, которое я ношу, будет только моим и ничегошеньки не возьмет от него!
   — Это она послала тебя к Жабам? Герта покачала головой.
   — Гуннора охраняет жизнь. Про Жаб я узнала из старых сказок. В ослеплении пришла я к ним, и они дали мне то, что я подложила тебе в постель, чтобы зачаровать тебя. Еще они изменили мое лицо. Но… с ним уже все в порядке, правда?
   — Правда. Не запомни я твоего плаща, я бы тебя не узнал. Однако та штука в моей постели… Подожди здесь. И обещай мне, если я вернусь сам не свой, что запрешь дверь и удержишь меня тут любой ценой.
   — Обещаю.
   Легкой походкой человека, привыкшего ступать неслышно, ибо от этого зависит его жизнь, Тристан поднялся по лестнице наверх. Оставшись наедине с собой, Герта вновь задумалась о будущем. Кто приютит ее? Мудрые Женщины из Летендейла? Может, попросить воина, чтобы он проводил ее туда? Но чем он обязан ей, кроме опасности, о которой и вспоминать-то не хочется? Да, пожалуй, Летендейл — единственное, что ей остается. Вдруг Куно как-нибудь соберется… Нет! Про это надо забыть!
   Тристан возвратился, держа в руках две палочки, какими обычно разжигают огонь в жаровне. Между палочками был зажат камень, который Герта принесла из логова Жаб. Подойдя к камину, Тристан кинул камешек в пламя.
   Впечатление было такое, будто он подлил масла в огонь, пламя полыхнуло так, что они оба отшатнулись.
   — Западни больше нет, — сказал Тристан. — Я не мог позволить, чтобы в нее угодил кто-нибудь еще.
   Герта напряглась, почувствовав, что слова эти относятся и к ней.
   — Извиняться будет пустой тратой слов, однако…
   — Не надо, госпожа, я все понимаю. Когда человека погоняют кнутом, он всеми силами рвется на свободу. И потом, я ведь остался цел.
   — Ну да, сперва я завлекла тебя в ловушку, а уж потом было «потом». Почему ты не отдал меня им? Это было бы только справедливо.
   — Хватит! — он стукнул кулаком по лавке, рядом с которой стоял на коленях. — Что было, то прошло. Кончилось. Что толку предаваться воспоминаниям, терзать и себя и другого? Итак, госпожа, — Герта невольно отметила церемонность в его голосе, — куда вы направитесь, если не в крепость своего брата? Я так понял, что туда вы возвращаться не собираетесь?
   Она повертела в руках амулет.
   — Вы правы. Радушно меня встретят только в одном месте — у Мудрых Женщин из Летендейла. Я попрошу у них приюта.
   «Интересно, — подумалось ей, — не вызовется ли он сопровождать меня: я ведь не решусь попросить его об этом». Однако следующий вопрос Тристана поверг ее в крайнее изумление.
   — Госпожа, пробираясь сюда, вы по Старой Дороге перевалили хребет, правильно?
   — Да. Мне показалось, что так оно безопаснее, чем по тракту. Легенды говорят, что на Старой Дороге можно повстречать Прежних, но их я боялась меньше, чем соплеменников.
   — Вы должны были миновать Нордендейл. Какая там обстановка?
   Не понимая, что он задумал, она тем не менее поведала Тристану о том, что увидела в Нордендейле: лишившаяся лорда долина, немногочисленные жители, погруженные в сожаления о былой жизни. Он жадно слушал.
   — У вас зоркий глаз, госпожа, если вы за столь короткое время успели увидеть так много. Послушайте меня, мне кажется, вам тоже будет интересно. По-моему, Нордендейлу нужен лорд, такой, который расшевелит людей и отстроит разрушенное войной и временем. Я пришел на север, чтобы подыскать себе крепостцу. Я не Урре, который рожден был в благородном семействе, а теперь пьет и распутничает, не в силах оправиться от злых шуточек фортуны.
   Кем был мой отец? — Тристан пожал плечами. — Мать никогда мне о том не говорила. Что не из простых, это точно; тем не менее в годы перед вторжением матери пришлось наняться на работу в купеческий дом, чтобы одеть и прокормить нас. Еще мальчишкой я знал, что возвыситься смогу только благодаря ему, — он похлопал по рукояти меча. — В купеческую гильдию безвестному пареньку путь заказан, а вот для лука с мечом всегда найдется дело. Так что я начал учиться владеть оружием. Потом в Долины вторглись врага; я служил то одному лорду, то другому и в конце концов дослужился до воеводы. И постоянно меня преследовала мысль, что в нынешнее суматошное время, когда погибают древние семейства, передо мной открываются все возможности.
   В стране сейчас сколько угодно оставшихся без предводителя людей; годы войны разбередили им душу, и они не в состоянии, как раньше, сонно тащиться за плугом. Некоторые из них уже стали преступниками. Так вот, с полудюжиной честных, но неприкаянных людей за спиной я смогу захватить лишенную правителя долину вроде Нордендейла. Тамошним жителям нужен лорд. Я не нарушу ни единого закона и стану охранять поселение от преступников — их теперь разведется много. Через Гриммердейл проходит множество ветеранов, и среди них попадаются люди, которые годятся для моих целей. Причем попадаются довольно часто.
   Он сделал паузу; Герта увидела по выражению его лица, что таково на самом деле желание всей его жизни. Поскольку он молчал, девушка рискнула спросить:
   — Мне понятно, что решительный человек может этого добиться. Но причем же тут я?
   Он пристально поглядел на нее. Она не совсем разобрала, что таилось в его взгляде.
   — По-моему, госпожа, у нас много общего. Так много, что нам лучше идти по одной дороге. Нет, я не прошу ответа прямо сейчас. Завтра, — он встал и потянулся, — нет, сегодня, я переговорю с теми, кто мне показался. Если они согласятся принести мне клятву вассалов, то мы отправимся в Летендейл, где ты на время останешься. Тут близко…
   — Два дня пути на лошади, — ответила она с облегчением, — отсюда на запад.
   — Неплохо. Оставив тебя там, я поскачу в Нордендейл. Хватит ему прохлаждаться без хозяина! А через, ну, скажем, трижды по двадцать дней я вернусь за тобой в Летендейл. Тогда ты мне и ответишь насчет дороги.
   — Ты забыл, — руки ее легли на живот. — Я не девица, не вдова, и ношу…
   — Разве Гуннора ничего тебе не обещала? Дитя будет только твоим. И да пусть счастье сопутствует вам обоим.
   Она взглянула ему в лицо, желая узнать, искренне ли он говорит это. То, что она увидела… У нее перехватило дыхание, она прижала руки к груди, сдавила в ладонях амулет.
   — Приезжай в Летендейл, — сказала Герта тихо. — Тебя там радушно встретят и ответом не огорчат.
   ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН» є Этот текст сделан в Home Library OCR Laboratory. є є Текст предназначен исключительно для ознакомительного чтения. є є Любое коммерческое использование запрещено. Помните, что прочтя этот є є текст, вы оставили труд автора произведения невознагражденным. є З—¶ є Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент є є (указав номер строки) e-mail'ом: homelibrary@chat.ru є ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј